Текст книги "Золотой медальон"

Автор книги: Хенри Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

2

В сером и грязном муравейнике, окружающем лондонский вокзал Пэддингтон, в лабиринте запущенных домов, меблированных комнат, дешевых пансионов и унылых заведений, громко именуемых гостиницами, обитает немало людей, скрывающихся в этих трущобах вместе со своим прошлым. Здесь редко задают вопросы и еще реже отвечают на них.

На двери в квартиру, расположенную в подвальном этаже ветхого домишки, висела табличка: «Дивере Корт». Дверь вела в комнату, обставленную лучше, чем можно было ожидать от такого убогого жилья. В комнате, то и дело посматривая на дверь, сидел и курил худой, бледный человек с двумя давними дуэльными шрамами на левой щеке. Был ранний вечер, но плотная занавесь на окне преграждала доступ в подвал все еще ярким лучам летнего солнца.

Человек взглянул на часы: время подходило к девяти. В дверь постучали.

– Кто там? – спросил человек и, услышав односложный ответ, открыл дверь. В комнату вошли трое, чем-то похожие на преуспевающих бизнесменов, в одинаковых, хорошо сшитых темно-серых костюмах и черных ботинках. По приглашению хозяина все трое сели, а сам он подошел к радиоприемнику и усилил звук.

– Вы, конечно, уже слышали новости? – по-немецки обратился он к гостям.

– Да, ответил полный, круглолицый человек. – Новости, надо сказать, неважные. Каппелман находится в больнице в Лиме. Очень жаль.

– Ну, хоть жив, и то хорошо. Я посылал телеграмму в Санта-Розу, и мне ответили, что серьезной опасности нет. Индейцы доставили его без сознания – последствия укуса паука или змеи. Перед отправкой на самолете в Лиму Каппелмана осматривал врач – по его словам, через несколько дней он поправится.

– Ну и дальше?

– Я собирался поручить одному из наших агентов в Рио вылететь в Лиму, но мне приказано лететь самому. Я должен убедиться, что в обломках самолета ничего не осталось, а потом замещать Каппелмана, пока он не сможет приступить к работе.

– Но самолет еще не найден?

– Нет. На это потребуется немало времени, а может случиться и так, что обломков вообще не найдут.

– А что известно о документах, которые должен был доставить Каппелман?

– В докладе лишь сообщается, что Каппелман жив, и ни слова не говорится о документах. При нем были его паспорт и портфель.

– Значит, и документы удалось спасти?

– Надо полагать.

Все трое с облегчением вздохнули.

– Надеюсь, Каппелман был достаточно осторожен, – заметил один из них. – Я не раз говорил ему, как опасно возить с собой документы. Надо запоминать содержание – лично у меня такое правило.

– Вот и отлично. Что касается Каппелмана… Я знаю, он человек осторожный. Итак, я уезжаю, но во время моего отсутствия все должно идти, как обычно. Буду информировать вас обо всем, что узнаю. Если Каппелман вообще не сможет возобновить работу, Центру придется назначить нового человека. Но, думаю, с Каппелманом все будет в порядке – человек он закаленный, не всякий бы на его месте выдержал такое испытание в джунглях.

Корт поднялся, и гости поняли, что беседа окончена. Один за другим, с интервалами в несколько минут, они покинули комнату, и никто не обратил внимания на трех весьма солидных мужчин, выходивших из какого-то совсем несолидного подвала. Никто их не знал, и никого они не интересовали. Через час Корт закрыл квартиру на замок и отправился в аэропорт. И этого тоже никто не знал, это тоже никого не интересовало, разве что молочника – тот прочел записку с отказом от молока и обрадовался: теперь ему не придется ежедневно спускаться в подвал и подниматься оттуда.

Перед тем как сесть в самолет, улетавший в Южную Америку, Корт разослал в разные места телеграммы совершенно одинакового содержания: «Дивере Корт находится в Лиме».

Только одному телеграфисту эта телеграмма показалась странной.

– Кто-то, видимо, совсем спятил, – обратился он к своему коллеге. – Насколько мне известно, дом с таким названием находится в Лондоне, в районе Стренда, а вовсе не в Лиме.

– Возможно. Но я знаю, что моя квартира находится в Клефеме, и чем скорее мы разделаемся с этими проклятыми телеграммами, тем скорее я попаду домой и смогу посмотреть телевидение… Что там у нас дальше?..

Ратман чувствовал, что ему скучно. Он только что интервьюировал молодую, глупо улыбающуюся американскую киноактрису, прилетевшую в Лиму на съемки фильма, действие которого происходит в джунглях. Актриса, уже мнившая себя звездой, с удивлением узнала, что Лима – современный город и что здесь не бродят толпы древних инков во главе со своими вождями. Ее познания в области географии и истории были весьма смутными. После того, как она наконец укатила из аэропорта в предоставленном кинофирмой «кадиллаке», Ратман заказал кружку пива и принялся размышлять, почему он не занялся разведением кур в своем родном Сент-Поле или не продолжил работу над романом, первую главу которого он написал давным-давно. Он попытался убедить себя, что в Сент-Поле слишком холодно, а его роман получился бы настолько разоблачительным, что ни одно издательство не рискнуло бы его напечатать. Погруженный в свои мысли, Ратман все же заметил, как из прибывшего самолета выгрузили на носилках больного.

«Еще один бедняга-нефтяник» – подумал он; Ратман знал, что здесь, в Лиме, такие сцены можно наблюдать чуть не каждый день. Он не спеша подошел к поджидавшей больного санитарной машине. Ее водитель оказался человеком разговорчивым и, хотя фамилии пациента назвать не мог, все же сообщил название частной лечебницы, в которой работал.

– Значит, ваш пациент – человек богатый? – заметил Ратман.

– И почти мертвый, – сплюнул водитель.

Ратман решил побеседовать с больным, но когда поднесли носилки и он хотел подойти, его остановил плотный, высокий человек.

– Прочь с дороги! – крикнул он.

Ратман усмехнулся: его не впервые встречали подобным образом. Он протянул высокому журналистскую карточку, но тот грубо оттолкнул ее огромной ручищей.

– Что ж, пожалуйста, – спокойно сказал Ратман. – Все равно я узнаю, что мне нужно, и не забуду упомянуть в заметке о любезности… охранников.

– Извините, сеньор… – заговорила сопровождающая носилки медицинская сестра.

– Моя фамилия Ратман.

– Извините, сеньор Ратман. Видите ли, мой пациент очень болен, и мы спешим…

– Его фамилия?

– Но он не частное лицо, сеньор!

– Теперь он просто больной. Как его фамилия?

– Каппелман. Сеньор Каппелман.

– Каппелман… Каппелман… Чем он заслужил такое внимание? Он богат? Кто он? Откуда? Что с ним?

– Извините, но мы торопимся, я же сказала, что мой пациент в тяжелом состоянии. Но если уж вы так интересуетесь, он страдает от истощения и, по-моему, от укуса ядовитого паука. Кроме того…

– Вспомнил! – воскликнул Ратман. – Фамилия «Каппелман» фигурировала в списке пассажиров самолета, потерпевшего катастрофу в прошлом месяце. Скажите, а еще кто-нибудь спасся, кроме него?

Высокий мужчина помог поставить носилки в машину. Медсестра, видимо, хотела что-то сказать, но передумала.

– Извините, сеньор, – повторила она, – я должна быть с больным.

Она села в машину, дверцы со стуком захлопнулись, взревел мотор, и машина умчалась.

Несомненно, думал Ратман, продолжая стоять на том же месте, о Каппелмане можно написать интересный очерк. Он даже представил себе, как его построить: описание катастрофы, кошмарные скитания по джунглям, голод, опасности… Да и с катастрофой не все ясно. Случайно ли она произошла? И если не случайно, кто ее подстроил и для чего? Как бы то ни было, надо побольше разузнать о Каппелмане. И помочь ему в этом может не кто иной, как Хосе.

Ратман отыскал на стоянке свой старенький «форд» и направился к центру города. Рассеянно управляя машиной, он размышлял все о том же, над чем не раз задумывался и раньше: что удерживает его в этом красивом, но отрезанном от всего света городе? Ему, конечно, нравился этот субтропический климат, но все же здешнюю зиму с ее холодными туманами он переносил плохо. Он мог бы переселиться и на другой край материка, скажем, в Рио или в Буэнос-Айрес, но продолжал жить в Лиме – может быть, потому, что неторопливая, размеренная жизнь этого южного города представляла такой контраст с вечной сутолокой и суматохой Нью-Йорка, где Ратман работал репортером в одной небольшой газете. Возможно, думал он, это объясняется и тем, что в нем уже мало что осталось от американца. Встречая на улицах Лимы заезжих соотечественников, он искренне возмущался их наглостью и шумливостью.

Ратман улыбнулся и вслух (благо, никто его не слышал) сказал:

– Не обманывай самого себя, старина! Ты живешь в Лиме потому, что у тебя не хватает ни сил, ни решимости вести в Штатах непрерывную, изнурительную борьбу за существование. А здесь ты зарабатываешь вполне достаточно, чтобы сытно питаться, в меру выпивать и время от времени встречаться с хорошенькой женщиной…

И все же иногда он начинал тосковать по Нью-Йорку, особенно когда там открывался бейсбольный сезон. Правда, в Лиме он не раз посещал корриду и в какой-то мере привык к варварскому зрелищу убийства беззащитных животных, но этому сомнительному развлечению он охотно предпочел бы бейсбол, где шансы сторон равны.

Мысли Ратмана вернулись к Хосе. Они познакомились после одного из тех драматических эпизодов, которыми была так бедна его семилетняя жизнь в Лиме. Ратман только что вышел из клуба на одной из улочек около Плаза де Армас, как услышал приближающийся топот. Почти тотчас мимо него промчалась фигурка маленького человека, преследуемого четырьмя людьми. Беглец поскользнулся и упал, и неизвестные принялись его избивать. Четверо на одного… Подобная несправедливость возмутила Ратмана, и он, не раздумывая, набросился на преследователей. К его удивлению, они тут же обратились в бегство, не успев прикончить ножами свою жертву, хотя – Ратман не сомневался в этом – именно такой финал и увенчал бы разыгравшуюся на его глазах сцену. Лишь позже он сообразил, в чем была причина столь поспешного отступления противника. Цвет его лица! Одно дело для индейца напасть на такого же индейца или на креола, как Хосе, и совсем другое – связываться с этими проклятыми американо, с этими гринго.

Ратман помог беглецу подняться. Так он впервые увидел Хосе в его истрепанном сомбреро и с неизменной сигаретой-самокруткой во рту. Даже сейчас, когда смерть лишь случайно обошла Хосе стороной, с его губы свисал тлеющий окурок.

Хосе похлопал себя по штанам, отряхивая пыль, и взглянул на Ратмана. Его темно-карие глаза блеснули в свете уличного фонаря, и Ратману показалось, что в них все еще таится страх.

– Спасибо, сеньор, я обязан вам жизнью.

– В таком случае это надо отпраздновать, пойдем чего-нибудь выпьем, – ответил Ратман, чувствуя себя несколько смущенным этой благодарностью.

– Хорошо, сеньор… сеньор…

– Ратман.

Хосе несколько раз повторил фамилию, словно хотел твердо запомнить ее.

– Меня зовут Хосе, – сообщил он.

– Хосе? А фамилия?

– Просто Хосе. В Лиме меня все знают.

– Но вот я же не знал.

– Значит, вы живете не в Лиме.

– Ошибаешься. Живу.

– Значит, только с сегодняшнего дня можете считать себя настоящим жителем Лимы. Завтра… нет, сегодня же я всем сообщу: «У нас теперь живет сеньор Ратман. Хоть он и гринго, но мой большой друг, потому что спас мне жизнь». Может быть, случится так, что и я сумею вам помочь… А теперь я готов пойти с вами выпить.

Хосе привел его в небольшой ювелирный магазинчик на Хирон де ла Юнион. Ратман и раньше видел этот магазин, но никогда в него не заходил, поскольку не испытывал никакой необходимости да и не располагал деньгами, чтобы приобретать драгоценности. На вывеске над дверью было написано: «Альвар». Магазин еще не закрылся, и они вошли. Их встретил полный курчавый человек.

– Хосе! Наконец-то!

– Привет, Гидо. Знакомься – мой друг сеньор Ратман. На меня только что было совершено нападение…

Гидо заволновался.

– Но все окончилось благополучно. Вот… – Хосе вручил Гидо небольшой мешочек.

Искоса взглянув на Ратмана, Гидо унес мешочек в комнату. До Ратмана донесся глухой стук закрываемой дверцы сейфа. Гидо через минуту вернулся, и теперь на его лице сияла улыбка.

– Приветствую вас, сеньор Ратман!

– Немедленно вина, Гидо, надо отпраздновать такой случай. Сеньор Ратман спас меня, рискуя своей жизнью.

– Сию же минуту и самого лучшего! – воскликнул Гидо. – Идемте.

Он провел их в крохотную, похожую на кладовую каморку, пропитанную резким запахом кожи и сырого дерева. Высоко в стене виднелось окошечко, никогда, по-видимому, не открывавшееся. Гидо принес вина, они выпили по стакану, и Ратман стал прощаться.

– Я должен покинуть вас, сеньоры, завтра мне предстоит трудный день.

Хосе и Гидо встали и поклонились, и Ратман уехал домой. Он решил, что на том его знакомство с Хосе и окончилось, но вскоре выяснилось, что он ошибался. Если у него возникали какие-нибудь затруднения, Хосе словно чудом узнавал о них и приходил на помощь. Одним словом, он щедро выплачивал долг, и Ратман, убедившись, что Хосе располагает самыми разнообразными связями, все чаще обращался к нему, когда появлялась необходимость. Вот и сейчас он решил, что Хосе поможет ему раздобыть какую-нибудь информацию о Каппелмане.

Подъехав к Плаза Сан-Мартин, Ратман вышел из машины и отправился в кафе «Анды», расположенное в крохотном тупике, куда никогда не заглядывали туристы.

Как он и предполагал, Хосе сидел там за чашкой кофе.

– Привет, Хосе. Мне нужна твоя помощь.

– Слушаю, сеньор.

– В аэропорт только что доставлен человек – по-моему, единственный, кто уцелел во время последней авиационной катастрофы в джунглях.

– Слышал, – отозвался Хосе, затягиваясь сигаретой. – Он сейчас в «Санта-Розе». Мне об этом рассказала сестра.

Ратман не удивился: он давно уже отказался от попыток сосчитать всех сестер, братьев, теток и дядей своего друга, и иногда думал, что вряд ли в Лиме найдется кафе, особняк, клуб, муниципальное учреждение, где у Хосе не нашлось бы «родственника».

– Фамилия его Каппелман. Впрочем, ты же, конечно, знаешь.

– Вам нужны сведения о нем?

– Да.

– Постараюсь, но дело не простое. Его хорошо охраняют. По-моему, это важный человек.

– Важный?

– Похоже.

– Ну, тебе лучше знать.

– Вот я допиваю свой кофе и ухожу. Через день-другой вы получите все, что вам надо. – Он нахлобучил сомбреро и поднялся со стула. – Кофе сеньору, – распорядился он, хотя в этом не было необходимости: владелец знал, что Ратман – друг Хосе, и уже нес ему дымящуюся чашку.

– Адиос, сеньор, – попрощался Хосе и вышел.

Ратман присел за столик, наскоро выпил кофе и направился к телефону, решив позвонить в «Санта-Розу». Он не сомневался, что случай послал ему тему для интересной корреспонденции. «Это вам не очередной нефтяник или исследователь бассейна реки Амазонки!» – с удовлетворением подумал он. Об искателях «черного золота» и так называемых исследователях он исписал уже горы бумаги. Эта публика, едва ступив в джунгли, уже спешила вернуться в лоно цивилизации, чтобы сочинять глупейшие книги о своих «приключениях». Иногда Ратман в шутку спрашивал себя, почему индейцам не приходит в голову потребовать с этих писак часть гонорара…

3

В те короткие минуты, когда Рид приходил в себя, он отдавал себе отчет, что находится в маленькой больничной палате – тихой, уединенной, пропитанной запахами всевозможных лекарств. Но потом снова начинался бред, и ему уже казалось, что он несется в каноэ по бурному мрачному потоку и его неотступно преследует рев бегущих за ним обезьян. Иногда сознание возвращалось к нему ранним вечером, и он ясно видел, как в палату входила молчаливая, спокойная сиделка, оправляла простыни, подносила к его губам стакан с освежающим напитком. Но часто бредовые видения не покидали его весь день, и тогда он особенно страдал: мириады москитов со злобным жужжанием роились над его головой, потом вдруг опускались на него подобно толстому живому одеялу и принимались яростно жалить. Какое-то мгновение он снова понимал все происходящее, чувствовал, как врач осматривает его язык и место укуса на левой ноге, однако почти тут же видел себя плывущим по реке – то медленной и гладкой, словно зеркало, то в бешенстве налетающей на острые камни порогов и швыряющей ему в лицо брызги белой пены…

Но все имеет свой конец. Однажды утром, зайдя по обыкновению в палату, сиделка уловила на себе его осмысленный взгляд.

– Где я? – спросил Рид.

Женщина что-то быстро ответила по-испански. Рид отрицательно покачал головой. Сиделка в нерешительности помолчала, потом медленно произнесла:

– Вы в частной лечебнице в Лиме, сеньор Каппелман.

– Моя фамилия Рид, – нахмурился он.

– Очень хорошо, сеньор Рид, – улыбаясь и делая ударение на этом слове, ответила сиделка. – Постараюсь не забыть.

Рид с трудом сел.

– Сколько времени я уже здесь? – заговорил было он, но сиделка жестом остановила его.

– Вам нельзя волноваться. После аварии самолета вас нашли индейцы и на лодке доставили в ближайшую миссию, где оказалась радиостанция. Это было в… Уж эти мне населенные пункты в джунглях! У них такие трудные названия, невозможно запомнить… Одним словом, сюда вас перевезли на самолете. Вы были очень плохи, и нас заранее предупредили о вашем приезде.

Рид помолчал, собираясь с мыслями.

– А Розеллу кто-нибудь ищет? – спросил он.

– Розеллу?

– Да, да, Розеллу. Стюардессу.

– Не могу сказать.

– Но кто-нибудь намерен отправиться к месту катастрофы?

Женщина пожала плечами.

– Я всего лишь сиделка, сеньор. У меня одна забота – помочь вам скорее поправиться. Поисками самолета займутся, очевидно, другие.

– Ну хорошо. А где портфель Каппелмана?

– Каппелмана? – улыбнулась сиделка. – Вот.

Она достала из шкафчика и передала Риду портфель. Он сразу обратил внимание, что когда-то хорошо отполированная кожа была поцарапана, покрыта пятнами и отдавала неприятным запахом, а металлические части заржавели. Женщина хотела положить портфель на постель, но Рид оттолкнул его, и она поняла, что ему неприятно его видеть.

– Поспите, сеньор, – посоветовала она, – а потом займетесь делами.

Она напоила Рида, он откинулся на подушку и закрыл глаза. Сиделка положила портфель в шкафчик. Некоторое время она смотрела на него, ощущая характерный для джунглей запах гниения, к которому примешивался – она сумела это уловить – тонкий аромат хороших французских духов. Сиделка взглянула на своего пациента: тот крепко спал. Она открыла портфель – сверху лежал жакет. «Розелла!» – вспомнила сиделка, закрыла портфель и поспешно вышла из палаты.

Хосе жил в крохотной хижине, прилепившейся к вершине горы, в самом центре трущоб Лимы. Соломенный тюфяк, с которого только что поднялся владелец хижины, ящик из-под чая, заменявший стол, да единственная табуретка составляли всю обстановку убогого жилища.

Было уже три часа дня, и сиеста закончилась. Хосе выпил глоток вина, вытер ладонью губы и по сухой в это время года сточной канаве, заменявшей тропинку, отправился вниз.

После долгой тряски в трамвае он добрался до Плаза Сан-Мартин, отыскал одно из кафе, расположенное на открытом воздухе, и уселся за столик. Вскоре около него появился уличный фотограф. Хосе поднялся, принял соответствующую позу и через некоторое время получил готовую фотографию. Отпивая кофе, он внимательно рассматривал план, набросанный на оборотной стороне фотоснимка. Покинув кафе, Хосе направился к Хирон де ла Юнион и здесь, на небольшой оживленной улице, остановился у витрины ювелирного магазина. Он зашел внутрь лишь после того, как заметивший его владелец магазина знаком дал понять, что опасности нет. Часов шесть спустя подержанный «бьюик» вез Хосе в Мирафлорес.

Регистраторша больницы никак не могла понять, почему нужно зачеркнуть в журнале так красиво и аккуратно написанную ее рукой фамилию «Каппелман» и вместо нее вписать «Рид».

– Зачем? – ворчливо спрашивала она. – Он же Каппелман. Вот взгляни…

Она достала из сейфа паспорт и с раздражением бросила на стол.

– Да, но больной настаивает на этом и заявляет, что он не будет отзываться на фамилию Каппелман, – пожала плечами сиделка.

– Да неужели?! – Регистраторшу страшно заинтересовала эта история, поскольку до последнего времени среди пациентов больницы преобладали древние старухи или выжившие из ума старики. – У него, наверно, неудачный роман, а?

– Чего не знаю, того не знаю.

– Но здесь непременно должна быть замешана женщина! Да, да. Значит, герр Каппелман становится сеньором Ридом? Рид… Он, очевидно, американо?

– Возможно. Но, возможно, англичанин.

– Американец, американец! Наша лечебница рассчитана на очень богатых людей. Он обязательно американец и обязательно богатый.

Сиделка пожала плечами. Национальность больного ее не интересовала.

– Жаль только, что он такой полный. Ну, ничего. Все равно ты, может, выйдешь за него замуж и будешь жить в американском дворце.

– Что, что?

– Я сказала, что ты, возможно, выйдешь за него замуж.

– А что ты сказала до этого?

– Просто так, ворчала.

– Нет, я спрашиваю, что ты имела в виду, когда говорила: «Жаль, что он такой полный?»

– Вот это. – И регистраторша щелкнула по наклеенной в паспорте фотокарточке.

Сиделка взглянула на снимок, и на ее лице отразилось удивление. Она перевела взгляд на приятельницу, чуть помедлила и решительно заявила:

– Мне надо идти.

– Но я же пошутила насчет замужества, – попыталась остановить ее регистраторша, но женщины уже и след простыл. – Ну и уходи. Воображает тоже…

Она положила паспорт в сейф, выдвинула ящик стола и вновь склонилась над журналом, который читала до этого.

Между тем сиделка не теряла времени. Она влетела в палату Рида и зажгла свет. Рид спал. Сиделка встряхнула его, и он медленно открыл глаза.

– Это что еще за чертовщина… – начал было он, но, увидев женщину, извинился.

– Сеньор!

– Да?

– Как ваша фамилия?

– Рид.

– А не Каппелман?

– Нет. Мы уже говорили сегодня на эту тему.

– Почему вы выдаете себя за герра Каппелмана?

– Ни за кого я себя не выдаю. Моя фамилия Рид. Каппелман мертв. Его убили.

Сиделка взяла из шкафчика портфель.

– А это чье? – спросила она, вынимая из него жакет.

– Розеллы.

– И вы хотите сказать, что она тоже убита?

– Возможно.

– Не очень-то умело вы лжете, сеньор, – усмехнулась женщина. – На жакете ни капли крови.

– Индейцы так крепко схватили меня, когда Каппелман выстрелил в них, что я потерял сознание, а когда пришел в себя, нашел на земле этот жакет и сунул в портфель.

– Знаете что, сеньор? Придется мне доложить обо всем этом сестре-хозяйке.

– Докладывайте. А теперь, быть может, вы позволите мне уснуть?

– А мне-то казалось, что вам должно быть совсем не до сна!

– Почему же?

– Да потому… – Сиделка умолкла и вдруг спросила: – Розелла была хорошенькая?

Рид кивнул.

– Может, слишком хорошенькая?

– Что вы хотите сказать? – удивленно спросил Рид, но сиделка молча направилась к двери.

Оставшись один и посматривая на портфель, Рид начал понимать, о чем шла речь, и его бросило в жар.

Хосе остановил «бьюик» в нескольких сотнях ярдов от частной психиатрической больницы «Санта-Роза». Он сбросил сомбреро, шарф и почти слился с окружающим мраком; в темноте лишь блеснули его зубы и глаза, когда он сказал несколько слов водителю, после чего тот поставил машину на узенькую, обсаженную деревьями дорогу. Собранные днем сведения помогли Хосе быстро найти пролом в стене, и через минуту он оказался на территории больницы. По тем же сведениям, Каппелман лежал на третьем этаже, в палате № 6. Палата выходила на север. «Моя племянница, работающая в больнице горничной, рассказывает, что в этой палате много солнца в полдень», – сообщил ему ювелир.

Хосе быстро нашел северную сторону и осмотрелся. Лишь в трех окнах горел свет. Оба верхних этажа больницы имели балконы, проходившие вдоль всего здания. Это облегчало Хосе задачу. Используя неровности стены, он взобрался на балкон третьего этажа и подполз к первому освещенному окну. Небрежно задернутые занавески оставляли довольно широкую щель, сквозь которую он увидел какую-то старуху; она сидела за книгой и время от времени подносила ко рту толстую, как баллон, руку с плиткой шоколада.

У следующего освещенного окна Хосе невольно задержался несколько дольше. Через прозрачную занавеску он разглядел красивую молодую женщину, возбужденно ходившую по комнате из угла в угол. Иногда она останавливалась и стискивала голову руками. Внезапно дверь открылась, и вошла сиделка. Больная бросилась к ней, но сиделка грубо заставила ее лечь в постель и сделала укол. При виде шприца с иглой Хосе вздрогнул и зажмурился. Собственный опыт общения с врачами убедил его, что всяких там медицинских уколов нужно опасаться пуще, чем удара ножом. Когда ему прививали оспу, он даже потерял сознание, но надеялся, что врачи сохранят этот случай в глубочайшей тайне.

Занавески на третьем окне оказались незадернутыми, и он увидел в палате худощавого, молодо выглядевшего гринго. Хосе, довольный, улыбнулся: он не сомневался, что это и есть Каппелман – по сведениям, которые он получил от «родственников», мужчин-больных на третьем этаже не содержали.

Вначале Риду показалось, что стучат в дверь, и, лишь когда стук повторился, он взглянул на окно и увидел приникшее к стеклу смуглое лицо. Первым побуждением Рида было нажать звонок срочного вызова сиделки, но тут в нем заговорило профессиональное любопытство. Никому в голову не придет, подумал он, взбираться на третий этаж с единственной целью – обокрасть его, тем более что ценные вещи пациентов обычно хранятся в сейфе больницы. Враг? Но какие у него, мирного геолога, могут быть враги?..

Рид подошел и открыл окно.

– Спасибо, сеньор, – поблагодарил Хосе. – Признаться, я уже устал ползать на животе. Можно войти? – Не ожидая разрешения, он перелез через подоконник и прежде всего с удовольствием потянулся. – Меня зовут Хосе, – поклонился он. – Как вы, наверно, понимаете, сеньор, я представляю прессу – о, только косвенно!

– Нет, как раз этого я не понимаю.

– Видите ли, пресса никак не может связаться с вами. Вам нельзя никого видеть, нельзя ни с кем разговаривать, ну, хотя бы с джентльменом, которого я представляю. Кое-что я разузнал у одного человека, кое-что – у другого… Вы меня понимаете? Потом я пробрался к вам. Мне кажется, сеньор вовсе не собирается оставаться немым. Ему, наверно, хочется рассказать об аварии самолета, о том, как он плутал по джунглям, сколько горя хлебнул и как… – он взглянул на забинтованную ногу Рида, – как его укусил паук.

Рид сел на кровать и указал Хосе на стул, но тот остался стоять.

– Так удобнее, – улыбнулся он и посмотрел на дверь. – Вдруг мне придется покинуть вас несколько быстрее, чем хотелось бы!

– Сдается мне, Хосе, что ты самый настоящий жулик, – усмехнулся Рид. – Но, возможно, действительно можешь мне помочь.

– Я ваш покорный слуга, сеньор Каппелман.

Рид глубоко затянулся сигаретой и долго смотрел на Хосе. Что ж, этот человек, пожалуй, способен совершить доброе дело, но только с пользой для самого себя. После длительного раздумья Рид решился:

– Я вовсе не Каппелман.

Хосе не удивился, лишь развел руками.

– Прошу прощения, сеньор, но…

– Произошла ошибка. Моя фамилия Рид. Разве по моему выговору не заметно, что я никак не могу быть немцем?

– Сеньор – иностранец. По-испански вы говорите хорошо, разве что не очень быстро и с акцентом.

– С английским.

– Где уж бедному креолу разбираться в акцентах! Все они одинаковы, да и какое это имеет значение? Я помогаю своему другу, уж он-то знает толк в акцентах. Он американец.

– Американец?

– Да, сеньор.

– И живет в Лиме?

– Да, сеньор.

– А вы могли бы… Предположим, я захотел бы с ним встретиться.

– Проще простого, – улыбнулся креол. – Нужно только пойти со мной.

– Сейчас? Так поздно?

– Да.

– Невозможно.

– Ничего невозможного нет, сеньор. У вас неприятности, правда? Люди считают вас сеньором Каппелманом, а вы вовсе не Каппелман. Не рассердятся ли они, когда узнают об этом? Мой друг сеньор Ратман – очень влиятельный человек. Он работает в газетах, а газеты – это же большая сила. Мой друг сможет вам помочь, а раз так, вы должны с ним встретиться, понимаете?

– А почему бы ему самому не прийти сюда?

– Сеньор, вы же в больнице «Санта-Роза»! А больница эта секретная. Газетчика тут и на порог не пустят.

– Не больница, значит, а вроде бы тюрьма?

– Нет, сеньор, не тюрьма, я же говорю: секретное место. Те, кто попадает сюда, предпочитают помалкивать о себе.

Рид задумчиво поскреб подбородок. Во время болезни ему сбрили бороду, и это сильно изменило его внешность.

– Странно все это, – заметил он.

– Очень, – охотно согласился Хосе.

– Я имею в виду это место.

Хосе промолчал.

– Вот что, – продолжал Рид. – Я чувствую себя вполне сносно. Утром я уеду отсюда и навещу вашего друга Ратмана.

– Сомневаюсь, сеньор.

– Кто может меня задержать? – удивился Рид. – Я английский гражданин и могу пойти или поехать когда и куда угодно, если, конечно, не нарушил закона.

– В том-то и дело, сеньор. Только сегодня я слышал, что скоро начнется расследование причин катастрофы самолета, и вам придется давать показания. Для всех вы сеньор Каппелман, а вы говорите, что вы Рид. Неладно получается, правда? У вас есть какие-нибудь доказательства?

– Да, разумеется… – начал было Рид, но тут же умолк. У него действительно есть… бумаги Каппелмана и его паспорт. – В данное время доказательств у меня нет, но доказать, что я Рид, а не Каппелман, не так уж трудно, хотя на это потребуется, может быть, неделя.

– Ну, хорошо. Если вы сеньор Рид, тогда где же Каппелман?

– Мертв. Его убили индейцы.

– Вот оно что! – протянул Хосе, и Рид уловил в его голосе скептические нотки. – Герр Каппелман является… является очень важным человеком. У него есть… у него было много важных друзей.

– Меня это не интересует.

– Но бумаги сеньора Каппелмана оказались при вас.

– Я взял их, чтобы доказать…

– Что доказать?

Рид вскочил с койки.

– Довольно! Я передумал и никуда отсюда не пойду. Мне нечего скрывать и нечего бояться. Моя фамилия Рид. Каппелман для меня совершенно посторонний человек. У меня только его портфель. – Рид кивком указал на шкафчик.

– А что в нем?

– Откуда мне знать?

– Вы даже не заглянули в него? – удивился Хосе.

– Разумеется. Это не моя вещь.

– Но вы же захватили его с собой из джунглей.

– Я взял портфель и эмблему с фуражки одного из пилотов, поскольку не мог захватить с собой никаких других доказательств.

– С вашего разрешения, сеньор…

Хосе быстро распахнул шкафчик, вынул портфель и открыл его. Рид не спускал с него глаз.

– А это что? – спросил Хосе, извлекая жакет Розеллы.

– Жакет стюардессы Розеллы де Сильва.

– А где же она сама?

– Не знаю. Ее увели индейцы.

Хосе молча отложил в сторону жакет и вытряхнул на кровать содержимое портфеля. Рид с интересом смотрел на разбросанные по кровати вещи, еще хранившие, наверно, следы прикосновения человека, которого уже нет в живых. Там, в джунглях, он торопливо сунул в портфель, не заглядывая в него, бумажник Каппелмана, эмблему с фуражки и связку ключей. Как оказалось теперь, в портфеле была еще толстая записная книжка, перехваченная резинкой пачка документов, небольшая обложка, в которой обычно хранят фотографии и туристские чеки. Рид раскрыл ее. В ней оказалось два фотоснимка: темноволосая, довольно полная, но все же красивая испанка и юная девушка. Рид бегло взглянул на второй снимок, но тут же, не веря собственным глазам, принялся внимательно его рассматривать. В девушке с очаровательным личиком он узнал Розеллу.