Текст книги "Проклятая шахта. Разгневанная гора"

Автор книги: Хэммонд Иннес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Глава 5. ШТОЛЬНЯ МЕРМЕЙД

Когда я проснулся, было уже светло. Над морем клубился туман, заволакивая все, так что видны были только развалины наземных построек шахты. Вот что видела моя мать в течение целого гола: только эту печальную картину разрушения, и ничего больше. Решетка, а за решеткой – туман. Неудивительно, что она покончила с собой. Я вздрогнул и, повернувшись, чтобы взять одежду, увидел смятое письмо, которое валялось на кровати. Я подобрал его и быстро оделся. Мне хотелось поскорее уйти из этой комнаты. Поскорее убраться из Крипплс-Из. И в то же время оставалось еще столько вопросов, на которые не было ответа. Почему ее заперли здесь наверху? Они говорят, что я не отвечаю за свои действия. Неужели она действительно сошла с ума? Какая ужасная мысль! Не менее ужасная, чем страх этой девушки, который мешал ей говорить. Что сказал тогда Фраер? Я отогнал от себя эту мысль, спускаясь по голым ступенькам лестницы в дом, где царила полная тишина.

Большие напольные часы в холле показывали четверть девятого. Девушки в кухне не было. Старуха с любопытством посмотрела на меня, подняв глаза от тарелки с овсянкой. Я прошел через кладовку и конюшни в комнаты, где размешались мужчины. В столовой было пусто и холодно. Я заглянул в следующую комнату. Там стояли две железные кровати. Одеяла были откинуты, и там никого не было. Я вышел во двор. Туман, затянувший все вокруг, заглушал звук шагов по булыжнику. Было холодно и зябко.

Я обошел вокруг дома к парадной двери. Для этого мне пришлось пройти мимо заброшенного клочка земли, где росли чахлые гортензии и наперстянка, и я с минутку постоял, глядя на остатки садика, посаженного моей матерью, Ее окно было за углом. Я сразу его увидел, как только завернул, словно оно меня ожидало. Это было маленькое мансардное оконце на скате крыши, обезображенное толстой решеткой. Я представил себе, как моя мать, бледная и печальная, день за днем смотрела вниз из этого окошка.

Туман свернулся и поднялся вверх, обнажив черную гранитную глыбу Боталлек-Хед. Затем снова опустился, закрыв все плотной пеленой. Я пошел дальше, миновав парадную дверь. Потом остановился и вернулся назад, чтобы еще раз взглянуть на надпись над дверью, проступающую сквозь облезлую штукатурку. Нирн. Это была ее девичья фамилия. Джеймс Нирн, должно быть, ее отец. В честь его она, верно, и назвала меня.

Я стоял и смотрел на эту старую вывеску словно завороженный. Из задумчивости меня вывел звук голосов. Они звучали глухо и отдаленно, но, обернувшись, я увидел толстого коротышку Фраера, который появился из тумана совсем рядом со мной. Он шел по тропинке от шахты, а за ним двигалась высокая фигура Слима Мэтьюса.

– Вы что, уже поработали? – спросил я.

– Точно, – ответил Фраер. – С полпятого, чтоб им… А что толку? Этот клятый грузовик так и не приехал.

– Какой грузовик?

– Тебя не касается какой, – ответил он. – Эти паразиты должны были приехать в шесть. – Он выглядел усталым, все лицо у него было покрыто серой пылью.

Мы позавтракали, почти не разговаривая во время еды. Фраер и Слим, казалось, были погружены в собственные мысли. Наконец я сказал:

– Когда я смогу посмотреть шахту?

– Не знаю, – ответил Фраер. – Кептэн поехал в Пензанс насчет грузовиков.

– Бесполезно, – спокойно сказал Слим. – Они боятся.

– А как же мы? – зло буркнул Фраер. – Так и будем сидеть и ждать, пока они это дело утрясут? По-моему, лучше просто скинуть все в море.

– Вот и скажи это капитану,– зло рассмеялся Слим.

– Насколько я понимаю, нам пора сматывать удочки. Не имею желания еще дальше засовывать голову в петлю.

Слим презрительно посмотрел на своего товарища:

– Предположим. Ну, смотаем мы удочки, и что дальше? Снова в бега? Лучше уж подождать, может, все и образуется.

– Тебе-то хорошо, – отозвался Фраер, – ты получишь всего два года, если тебя поймают. А я ведь не просто дезертир, на мне еще три дела, включая сопротивление при аресте, и раненый полицейский. Никакого желания не имею попадаться. – Голос у него стал совсем жалобным. – Я ведь получу по крайней мере пять. А это немало, черт меня побери.

– Пойди и расскажи об этом Менэку.

– Еще чего. Если я решу оторваться, то сделаю это по-тихому и в подходящее время. А вы не болтайте, нечего кептэну знать про мои настроения. Он просто взбесится, если пронюхает, что я надумал смыться.

– Да, – усмехнулся Слим, – не такой он человек, чтобы погладить по головке трусливую крысу.

Фраер мгновенно вскочил на ноги, щеки его покрылись пятнами от злости.

– Кого это ты называешь крысой, меня?

– Да ладно тебе, успокойся.

В этот момент мы услышали, как во двор въехала машина.

– А вот и Менэк, – сказал Слим. – Может, узнаем что-нибудь новенькое.

– Ничего хорошего не узнаем.

Выглянув в окно, я увидел, как у задней двери остановился старомодный «бентли». Из машины вышел капитан Менэк в бриджах и спортивном пиджаке поверх желтого свитера и направился прямо к дверям. В руке у него была газета. Через секунду он вошел в комнату. Его густые жесткие волосы торчали, он быстро оглядел нас одного за другим и затворил дверь.

– Грузовиков не будет, – сказал он.

– Что, испугались? – спросил Слим. Менэк кивнул.

– Но это еще не все, – добавил он. – Есть кое-что и похуже, лучше вам узнать об этом сразу же. – И он бросил на стол газету. С первой страницы прямо на меня смотрела фотография Дейва Таннера. И заголовок: «Разыскивается по обвинению в убийстве». А пол ним – краткое изложение событий:

«Дэвид Джонс, владелец и шкипер кеча «Айл оф Мул», настоящее имя которого Дэйв Танкер, разыскивается полицией в связи с исчезновением команды таможенного катера, который был обнаружен сегодня утром. Предполагается, что четверо таможенных служащих, составлявших команду катера, убиты. Одна из подружек Таннера, Сильвия Коран, проживающая в доме номер два по Харбор-Террас, Пензанс, сообщила полиции, что Танкер вернулся домой в пятницу около восьми часов вечера, раненный в руку пулей, и сразу же ушел из дома в сопровождении своего приятеля Джима Прайса, который только что прибыл из Италии».

Я поднял голову. Менэк шагал взад-вперед по комнате, ероша волосы. Внезапно обернувшись, он посмотрел на «нас.

– Черт бы побрал этих кобелей валлийцев! – со злостью проговорил он. – Будь у него только одна девка, все было бы в порядке. Но эта была в него влюблена, и, когда полицейские ей сказали, что у него еще есть какая-то художница в Ламорна-Коув, она тут же все им рассказала. Слава тебе Господи, он ничего ей не говорил о Крипплс-Из. Тебя они тоже разыскивают, – обратился он ко мне. – Там, на средних страницах, есть описание примет. Достаточно точное, кстати сказать. Вчера тебя кто-нибудь видел в деревне?

– Да, я заходил в паб, чтобы выпить.

– Ты не говорил, что направляешься сюда? – Он мгновенно заметил, что я запнулся. – И наверняка назвал свое настоящее имя?

– Нет, – сказал я, – просто спросил, как пройти в Крипплс-Из. Я… я сказал, что мне нужно встретиться с вами.

– Ну, здорово наследил, ничего не скажешь. – Голос его звучал строго и мрачно. – Там кто-нибудь был? Какие-нибудь чужие люди?

– Нет, – сказал я ему, – только местные, судя по виду.

– Что же, будем надеяться, что они не интересуются газетами. Здесь, в этой деревне, люди не слишком любопытны и догадливы. А вот хозяин, Джордж Уидерол, тот себе на уме. Он наверняка тебя запомнил. Будь оно все трижды проклято!

– Что вы собираетесь делать? – спросил Слим. Он говорил неторопливо, словно вся ситуация доставляла ему удовольствие.

– Делать? – Глаза Менэка возбужденно блестели. – Сделаем мы вот что. Прежде всего припрячем весь груз с «Арисега». К вечеру во всей округе не останется и следа нашей деятельности. А ты, Прайс, сейчас же начнешь работу в Мермейд. И жить будешь там же, в штольне. Мы тебе устроим постель. Там совсем сухо. Это наш тайник – скрытый вход и все такое прочее. И ты отсюда не уйдешь, пока Мермейд не будет задействована как подводный проход для наших операций.

– А как же «Ардмор»? – спросил Фраер. – Он должен прийти в воскресенье или в понедельник.

– Об этом подумаем после, – сказал Менэк, – а пока прекращаем всякие перевозки до тех пор, пока не откроется подводный путь. Если кто поинтересуется, вы добываете бордюрный камень для тротуаров, понятно? А если явится полиция и потребует ваши удостоверения и продовольственные карточки, скажете, что они у меня. Волноваться вам нечего. Они вас не тронут.

– А старик? – спросил Фраер – Что, если они начнут задавать ему вопросы?

– Он не способен ни о чем говорить, кроме шахты. Как и всегда. – Менэк посмотрел на Слима и Фраера. – Вы оба сейчас займетесь грузом, уберете его с глаз долой, и чем скорее, тем лучше. Вдруг действительно нагрянет полиция с ордером на обыск. – Потом он обернулся ко мне: – А ты пока побрейся, Прайс. Как только будешь готов, я отведу тебя в Мермейд.

– А что будет потом, когда я закончу работу? – спросил я.

– Отправишься в Италию на «Арисеге». Я придержу судно здесь, пока ты не освободишься.

– Но я совсем не хочу возвращаться в Италию, – сказал я.

– Поедешь туда, куда пошлют. – Он говорил отрывисто и решительно. – Ты должен меня благодарить за то, что я вытащил тебя из этого дерьма.

Будь он трижды проклят! Знает, что у меня нет другого выхода.

– А как насчет Дэйва? – спросил Фраер.

– Он тоже отправится на «Арисеге».

– Скатертью дорога, вот что я скажу. – Фраер вдруг посмотрел на Meнэка. – А как же с тем грузом, для «Арисега»? Его должны привезти сегодня или завтра. Что будем с ним делать?

– Его не привезут. Есть еще вопросы? Нет? Прекрасно. Тогда приступайте к работе.

– Ну ладно. – Фраер медленно поднялся на ноги. – И все-таки нс нравится мне все это, прямо скажу, не нравится, – ворчал он, а потом вдруг спросил: – А что остальная команда с «Айл оф Мул»? Где Мейсон, Фергис, Пентлин?

– О них можешь не беспокоиться, – сказал Менэк. – Они были на борту «Айл оф Мул», когда он взорвался.

Фраер нахмурился:

– Неужели так уж нужно было убивать всех подряд?

Менэк смерил его грозным взглядом.

– Ладно, ладно. Пошли, Слим. начнем прибирать этот проклятый груз, – торопливо проговорил Фраер.

Они вышли, оставив меня один на один с Менэком. Он шагал взад-вперед по комнате. А я сидел, стараясь решить, что же мне делать. Инстинкт подсказывал мне, что нужно как можно скорее сматываться отсюда. Чем дальше от Крипплс-Из, тем целее я буду. И в то же время во мне говорило что-то более сильное, чем страх, – решетки на этом окне, имя Джеймс Нирн на вывеске над дверью, письмо, лежащее у меня в кармане.

Менэк вдруг перестал шагать и посмотрел на меня:

– Ну и как?

Я посмотрел на него, однако ничего не сказал. Я еще ничего не решил. Он взял газету, раскрыл ее на середине и протянул мне.

– Прочти, – сказал он.

Я взглянул на заметку. Это было описание моих примет:

«Высокий мужчина крепкого телосложения, широкоплечий, рост примерно 6 футов 2 дюйма, ходит вразвалку, лицо смуглое, глаза голубые, волосы каштановые, густые, лоб низкий. Когда Прайса видели в последний раз, он был одет как моряк: в темно-синие куртку и брюки и синий свитер. Он был без шляпы, а в руках, возможно, нес легкий плащ цвета хаки, который ему явно мал».

Ничего не скажешь, девушка описала меня достаточно точно.

– Все еще не хочешь в Италию? – осведомился Менэк саркастическим тоном-. – Стоит ли говорить, что, если ты останешься здесь, тебя по этому описанию поймают немедленно. – Он уселся в кресло напротив меня. – Послушай, Прайс, в настоящее время я доставляю груз в шахту при помощи баржи, которая приводится в движение электромотором. Это нечто вроде подлодки, и, когда в ней нет нужды, она находится под водой. Мы поднимаем ее на поверхность с помощью сжатого воздуха, когда нужно транспортировать груз. Я все тебе покажу, когда будем спускаться вниз. Это неплохой способ, только слишком опасный. Это оэначает, что во время шторма мои суда должны затаиться и дожидаться хорошей погоды. А теперь, после этих событий, я вообще не рискую пользоваться этим способом. Штольня Мермейд тянется на полмили. Мой план заключается в том, чтобы пробить ход и соединить се с морем, так чтобы груз можно было опускать с помощью специального устройства прямо в штольню на заранее приготовленную платформу; прикрепленный к ней трос потянет ее, она поедет по каменным выступам и таким образом попадет в шахту. Я не уверен, что это устройство сработает. Но если сработает, это будет означать, что мои суда смогут разгружаться в любую погоду. Старым способом я больше работать не могу. Я тебе это говорю, чтобы ты понял, насколько твердо я решился пробить ход немедленно и соединить штольню с морем. Все необходимое оборудование у меня имеется, включая компрессор и буровой станок. – Он замолчал, наблюдая за моим лицом. – Почему ты не хочешь ехать в Италию? Я пожал плечами:

– Я работал на угольных копях. Поначалу было ничего. Ко мне никто не приставал, итальянцы относились ко мне с уважением. Но потом… в общем, угольные шахты – это не мое дело. А кроме того, с итальянцами работать не очень-то приятно. Хорошо, когда ты хозяин. Но как только они поймут, что тебя можно взять за загривок, тут же начинаются всякие насмешки, – словом, мне не раз приходилось вступать в драку. А итальянцы дерутся не так, как дерутся, к примеру, на золотых приисках.

Менэк улыбнулся.

– Parlate Italiano?1 – неожиданно спросил он.

– Si, si, – ответил я. – Molto bene.

Он кивнул.

– Вone. – Он наклонился вперед. – Послушай, Прайс, ты мне кажешься разумным и порядочным парнем, на которого можно положиться. У меня есть имение в Италии – порядочные виноградники в горах недалеко от Неаполя, где-то возле Беневенто.

– Знаю я это место. Оттуда привозят стрегу.

– Совершенно верно, это недалеко от Альберти. Там Малиган и получает свой груз. А мы везем туда кремни для зажигалок и противозачаточные средства, часы, автомобильные шины и так далее – словом, то, что там имеет высокую цену. А на вырученные деньги Малиган закупает и привозит сюда кьянти, кюммель, сухое вино и стрегу. Остальную часть груза составляет коньяк – именно на нем специализируется мое имение. Так вот. мне нужен агент, который заправлял бы там моими делами, соблюдая мои интересы. Никакие специальные знания там не требуются. Мне нужно, чтобы в имении был человек, которому я могу посылать инструкции и быть уеренным, что они будут исполнены. Человек, который будет осуществлять общее руководство делами.

– А почему вы не хотите послать туда Дэйва?

Менэк покачал головой.

– Дэйв не годится, – сказал он. – Он вор и мошенник, а мне нужен честный человек. Для Дэйва у меня другие планы. Я хочу наладить торговлю между Италией и Грецией. Малиган уже нашел для меня приличную шхуну нужного размера. Ее сейчас переоборудуют на Искье. Ну как? – спросил он. – Что ты на это скажешь? Это неплохое предложение.

– А что, если я откажусь? Он засмеялся.

– Нет, не откажешься, – сказал он и встал. – Итак, чем раньше мы приступим к делу, тем скорее ты уедешь отсюда и окажешься в безопасности. А я прослежу за тем, чтобы Малиган тебя по дороге не ограбил. Пойди и побрейся. Бритву найдешь у них в спальне. Когда закончишь, я буду у себя в кабинете.

Он ушел, а я остался сидеть, никуда не глядя и ни о чем не думая, – перед глазами у меня стояли бурые холмы Италии, се иссохшая земля. Господи, как мне надоели солнце, пыль и мухи! Я сидел и проклинал Малигана за то, что он украл деньги, которые были у меня в поясе. Если бы они были при мне, я ни за что не пошел бы к Таннеру. Я был бы уже на пути в Канаду. А уж в Канаде нашел бы пути, чтобы вернуть себе самоуважение.

Я встал и направился в спальню. Там над умывальником было зеркало. Я посмотрел на свое лицо. Вокруг глаз черные круги – и от усталости, и от волнения, на щеках двухдневная щетина – вид вполне злодейский. Я взял бритву и отправился на кухню за горячей водой. Девушка была там одна. Она беспокойно огляделась, словно искала дверь, чтобы сбежать. Потом ее взгляд остановился на мне, и она, словно привороженная, не отрываясь смотрела на мое лицо.

– Что вам нужно? – спросила она.

– Горячей воды, – ответил я, и она тут же с облегчением вздохнула. Когда она набирала воду из горячего крана, я спросил: – Почему мою мать держали за решеткой в той комнате? – Девушка не ответила, и я повторил свой вопрос. – Они считали ее сумасшедшей?

Она протянула мне кувшин, глядя прямо на меня, однако из-за клубов пара я не видел ее лица и глаз.

– Это правда? – настаивал я.

– Прошу вас, – едва слышно проговорила она. Я взял кувшин и поставил его на стол.

– Это из-за того… из-за того, что случилось с твоей матерью? – спросил я.

Она повернулась, словно желая выбежать из комнаты, но я схватил ее за плечи.

– Это правда? – повторил я. Я чувствовал, что она вся дрожит, совершенно так же, как это было, когда она пришла ко мне в комнату. – Это правда? – Мои пальцы впивались ей в плечо. Она вскрикнула, но мне было безразлично. Я должен был узнать.

Она медленно кивнула.

– Как все это было? – крикнул я. – Скажи, как это было? – Я продолжал сжимать ее плечо, и она стала вырываться.

В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошла старуха. Я отпустил Кити и взял кувшин. Старуха усмехалась. Я вернулся в помещение для мужчин.

Соскребая со щек щетину, я снова стал думать о матери. И вдруг понял, что мне просто необходимо узнать правду о том, что произошло в те предвоенные годы, когда была убита мать Кити, а мою мать заперли в этой ужасной комнате в мансарде.

Я кончил бриться и прошел через двор к парадной двери. Когда я вошел в кабинет к капитану Менэку, дверца сейфа была открыта и он бросал в огонь какие-то бумаги.

– Одну минутку, Прайс, – сказал он. – Просто навожу порядок… на всякий случай. – На губах его мелькнула улыбка – улыбка заговорщика. Я был совершенно уверен, что вся эта ситуация доставляет ему удовольствие. – Налей себе и выпей, – сказал он. На столе возле него стоял бокал с коньяком. Он придвинул ко мне бутылку с итальянским ярлыком. – Жалко выбрасывать, – добавил он, – но здесь ничего нельзя оставлять. Возьми бокал вон там, на камине.

Я налил себе и выпил, думая все время о девушке, об этом доме и обо всей этой невероятной ситуации, в то время как Менэк занимался своим сейфом. Я заметил одну интересную подробность: пачка денег, от которой он отсчитывал купюры, когда платил Малигану, исчезла. В сейфе вообще не было денег, исчезли даже мои сто сорок пять фунтов.

Наконец он выпрямился и закрыл сейф.

– О'кей, – сказал он.

Мы прикончили бутылку и вышли, сразу же окунувшись в густой туман. Выходя из дома, я оглянулся через плечо. Окошечко, забранное железной решеткой, в темнеющей сквозь белесый туман раме, казалось, следило за нами. А в окне нижнего этажа я заметил лицо старика, который смотрел нам вслед, прижавшись к оконному стеклу. Это было страшное, донельзя напряженное лицо. Глядя на него, я понял, что мы вместе с его сыном намереваемся разрушить то, чему он отдал тридцать лет своей жизни. Он предлагал мне двести пятьдесят фунтов только за то, чтобы я отсюда убрался.

Дом как будто бы отступил, оставив лишь призрачные очертания, а потом окончательно исчез, поглощенный туманом. Казалось, что вообще не было никакого дома, что все это мне приснилось в кошмарном сне. Воздух был неподвижный, тяжелый и холодный. Сквозь глухое бормотание моря, бурлящего у прибрежных скал, слышался отдаленный стон сирены со стороны маяка Пендин-Уоч, расположенного к северу от нас.

Капитан Менэк шел впереди по скользкой тропинке, где ползали черные улитки и торчали тощие высокие стебли папоротника, пробившиеся сквозь каменный мусор. Мы миновали старое машинное отделение – его полуразрушенная труба упирала свой кирпичный палец в белесые клубы тумана; затем прошли мимо арки – это было все, что осталось от компрессорной, – спотыкаясь о ржавеющее железо, могилы некогда работавших механизмов. Потом шли старые забои, окруженные каменными стенками, и обширные бетонные чаны, полуразрушенные морозом, в которых промывалась руда. Туман рассеивался, по мере того как мы поднимались на вершину холма. Из белесого он сделался золотистым. Между нами и солнцем оставалась лишь прозрачная вуаль влаги. Его радужное сияние слепило глаза.

Мы вышли на каменистую дорогу. Шины тяжелых грузовиков оставили глубокие колеи в тех местах, где глинистый грунт не был защищен обломками камня. Дорога привела нас к беспорядочному скоплению каменных сараев под железными крышами. Менэк вошел в ближайший из них. В углу стоял небольшой станок для заточки буров. Он взял комбинезон и протянул его мне.

– Примерь, – велел он. – Ты ведь того же роста, что и мой отец. А вот его резиновые сапоги. Они тебе понадобятся. В шахте полно воды.

Вся одежда мне оказалась впору, и, когда мы облачились в комбинезоны и сапоги, надели шахтерские каски и заправили каждый свою лампу, он повел меня к самому большому сараю, в котором находился подъемник.

Туда вели широкие ворота, и видны были следы грузовиков, подходившие к самому подъемнику.

– Мы подгоняем грузовики задом, чтобы не было видно, что мы на них грузим, – объяснил Менэк. Мне кажется, ему доставляло удовольствие демонстрировать постороннему человеку, как у него все работает.

Клети на месте не было. Менэк позвонил.

– Если никто не ответит, это означает, что клеть не занята, – говорил он. – Если пользуешься клетью и кто-нибудь позвонит, нужно дать ответный звонок. Там, внутри клети, есть кнопка.

Ответа не звонок не последовало, и он потянул к себе длинный рычаг. Глубоко внизу, в шахте, я услышал звук льющейся воды и через несколько секунд – тарахтение бадьи, которая поднималась наверх.

– Не слишком-то устойчивая конструкция, – сказал он. – Она работает с помощью водяного колеса. Потяни рычаг в эту сторону, и клеть идет наверх; потяни в другую, и она пойдет вниз. Совсем как у Робинзона. Однако работает. Отец не желает ею пользоваться. Предпочитает лестницу. Клеть двигается медленно, но у нее большая мощность, а нам именно это и нужно, принимая во внимание грузы, которые нужно поднимать.

– А откуда берется вода, которая приводит механизм в движение? – спросил я.

– Из Кам-Лаки. В ней полно воды. В отличие от Уил-Гарт эта шахта глухая, выхода к морю у нее нет.

– Но ведь это же опасно, когда у тебя над головой такое, разве нет?

Менэк пожал плечами и усмехнулся. Может быть, он получал известное удовольствие, нечто вроде допинга, оттого что рядом с ним находится затопленная шахта – миллионы тонн воды над самой его головой. Впрочем, он ведь не шахтер. В этой толще, где выработки лепились одна к другой, словно соты, откуда ему было знать, какой толщины слой отделяет его от волы, наполняющей Кам-Лаки? При этой мысли кровь стыла в жилах.

Клеть поднялась наверх, и мы вошли. Там внутри были точно такие же рычаги, как и снаружи. Он потянул один из них, и мы стали медленно спускаться под землю. Время от времени мимо нас проходили небольшие отверстия в круглых стенах шахты, указывающие на входы в старые штольни. Клеть остановилась на глубине пятидесяти или шестидесяти ярдов. Воротца открылись, и мы вышли в штольню, несколько большую по размеру, чем те, что я видел раньше. . – Что это за выработка? – спросил я, когда мы вышли.

– Это в общем-то не выработка, это место служит у нас складом. – Наши лампы освещали сухие каменные стены. Пройдя несколько ярдов по штольне, он остановился.

– Вот здесь ты будешь жить, – сказал он.

– Где? – спросил я.

Он смотрел прищурившись, словно искал какую-то отметку, а потом нажал на каменную плиту, составлявшую часть стены. Плита повернулась, образовав отверстие. Я нажал на другую плиту, на ту, что была пониже, и она тоже повернулась.

– Образец искусства Слима, – усмехнулся Менэк. Мы оказались внутри камеры размером двадцать на

двенадцать футов. Там стояли три кровати, примитивная уборная, жестяные тазы для умывания и ящики с консервами.

– Здесь приличная вентиляция, а запор находится внутри, – добавил он.

Плиты были поставлены на место, и мы пошли дальше, проходя мимо других выработок, которые пересекали галерею или отходили от нее. Менэк осветил лампой крутой подъем.

– Он ведет на поверхность, – сказал он. – Но подняться можно только в том случае, если клеть находится внизу.

Штольня вскоре расширилась, образовав камеру достаточно больших размеров. Она была сплошь заставлена ящиками.

– Вот это наш склад, – сказал он.

– Спиртное? – спросил я.

Он указал на наклейку на ближайшем ящике. На ней было написано по-итальянски: «Aranci» («Апельсины»).

– Коньяк, – сказал он и тут же добавил: – Пошли вниз. Фраер и Слим сейчас будут носить остальные ящики от главного входа.

Когда мы спускались вниз в подъемнике, я все время слышал шум воды, который становился все громче. Источником шума было не только водяное колесо. Повсюду – и сверху и снизу – что-то непрерывно текло. Стены шахты блестели от воды. Их скользкая поверхность была покрыта зелеными водорослями. В некоторых местах вода просто сочилась из трещин. Деревянная рама, в которой ходила клеть, вся позеленела. Опустившись до конца, мы вышли на широкую галерею, в которой вода стояла по щиколотку. Воздух был влажный, холодный сквозной ветер доносил сюда шум моря.

– . Вот это и есть главный вход, – сказал Менэк, когда мы шлепали по воде к тому месту, где плескалось море. Под водой нащупывались рельсы. Соленый ветер донес до нас мужские голоса, и тут же, завернув за поворот, мы увидели свет их ламп. Они приближались, и мы услышали голос Фраера:

– Это вы, кептэн?

– Я, – отозвался Менэк.

Они тащили металлическую вагонетку. По мере того как они приближались, скрежет ее колес по рельсам заполнил всю галерею.

– Осталась всего пара ящиков, – сказал Фраер. – Может, вы тогда подниметесь и посмотрите, как мы запечатаем весь груз?

– Я только провожу Прайса до конца Мермейд, – сказал он, – и сразу же вернусь назад.

– О'кей. А мы тем временем поднимем оставшиеся два ящика.

Мы отошли в сторону, чтобы дать проехать вагонетке с ящиками. Грохот колес становился тише, превращаясь в глухой рокот, который, наконец смолк, одновременно удалялся и исчезал свет ламп.

По мере того как мы спускались по наклонному тоннелю, шум моря становился все более отчетливым. Промозглый, насыщенный солью воздух становился все холоднее. Повернув за следующий поворот, мы вдруг увидели пятно дневного света – холодного серого света, едва достаточного для того, чтобы разглядеть черные скользкие стены.

– Это одна из старых выработок, – сказал Менэк, когда мы остановились и смотрели вверх, на расселину во влажной скале. К скале была прикреплена полусгнившая зеленая лестница, которая змеей вилась сквозь сумрак к свету, который сочился сверху. Эта расселина поворачивала несколько раз в разные стороны, так что самый вход невозможно было разглядеть. – Через этот вход спускается в шахту мой отец. Клетью он тоже иногда пользуется, но редко. Лично я не рискнул бы довериться этим лестницам. Они здесь стоят еще с довоенных времен. Эта выработка – одна из самых старых на руднике. Она даже не значится на планах, ее обнаружили после… после этого ужасного случая.

– Вы хотите сказать, когда была убита миссис Менэк? Это та самая выработка?

Он быстро посмотрел на меня. Его лицо казалось очень бледным в этом сером свете.

– Да, – сказал он. – Вы об этом знаете? Я кивнул:

– Мне сказал Фраер.

– Фраер слишком много болтает. – Менэк посмотрел вверх. – Она была моей мачехой. Я ее видел всего один раз. Хорошенькая была женщина. Для того чтобы ее оттуда вытащить, пришлось снимать лестницы. На середине тело застряло. А потом отец исследовал выработку до конца и стал пользоваться этим ходом. Кто бы мог подумать, что человек станет его использовать в качестве прохода шахту, где погибла его жена, предпочитая ее подъемнику? Можно подумать, что он бросает ей вызов, хочет и сам погибнуть таким же образом. – Менэк отрывисто рассмеялся и отвернулся.

Шагая вслед за ним в сторону все усиливающегося шума моря, я сказал:

– Ваш отец очень интересуется шахтой, ведь правда?

– Интересуется! Просто с ума сходит. Ни о чем другом не думает. Спит и во сне видит эту Уил-Гарт. Он там работал еще мальчишкой. И тогда поклялся, что когда-нибудь она будет принадлежать ему. Сейчас он держит в руках все акции, кроме тех, которые принадлежат этой девушке, Кити. Это его страшно раздражает. – Менэк снова рассмеялся. Его смех эхом отозвался в шахте. – Эта женщина, которая погибла в шахте, была ее матерью. И вот за несколько месяцев до смерти Гарриэт Менэк написала новое завещание, оставив все свое имущество – в основном это и были ничего не стоящие акции Уил-Гарт – Кити. Так, по крайней мере, считают все. Мой отец никогда об этом не говорит.

– Вашей матери тоже, наверное, принадлежала какая-то часть акций, верно? – сказал я.

Он направил на меня луч своей лампы.

– Откуда вы это узнали? – спросил он.

– Ниоткуда, – ответил я. – Просто догадываюсь. Вполне можно предположить, что человек, твердо решивший стать владельцем шахты, будет стремиться войти в семью тогдашних владельцев.

– Да, – сказал он, – вы совершенно правы. Отец моей матери принадлежал к числу этих первых предпринимателей-авантюристов – шакалов, как их называли. У него был весьма основательный пакет акций.

Я нерешительно помолчал. У меня на языке вертелся вопрос, который я, однако, не решался ему задать. Он был слишком прямой. Потом я его слегка видоизменил:

– Вы, наверное, унаследовали после матери часть собственности на Уил-Гарт?

– Нет, – ответил он. – Она все оставила старику. – Снова этот резкий смех. – Трудно было себе представить, что она что-нибудь мне оставит. В четырнадцать лет я бросил школу, убежал из дома и отправился в Южную Африку. Работал механиком в гараже. Потом открыл свое дело: снабжал тракторами родезийских фермеров. Были еще кое-какие дела, связанные с техникой. Я их разочаровал. Оба они хотели, чтобы я занимался шахтой. Матери я, наверное, не писал целый гол, до того как она умерла. В Африке я пробыл шесть лет, а потом отправился в Америку, там поселился на западном побережье, торговал техническим оборудованием. Затем двинул в Мексику, баловался там нефтью. Когда началась война, я был в Персии, пытался облапошить арабов.

Шум моря был теперь слышен совершенно отчетливо. Однако я его почти не замечал. Я думал о том, что, если его мать умерла в двадцать четвертом году, она была еще жива, когда моя собственная мать сбежала с Менэком-старшим. Вопрос, который прежде я не мог выговорить, вышел наконец наружу.

– Как умерла ваша мать? – спросил я.