Текст книги "Солнце в Овне (СИ)"

Автор книги: Хельга Франц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава 24

Утром мы просыпаемся с Бедой рано. Вчера наши церберы нас покормили и сводили в туалет. Это позволило мне насчитать двух тюремщиков, и вычеркнуть туалет из плана побега. Там нет окна.

Коридор, по которому нас сопроводили по естественным нуждам, ничем примечательным не запомнился. Мы даже не знаем, что снаружи дома. На улицу нас не выводят. Окна, что попадаются – заколочены.

На ум сразу приходят слова из песни КиШа: «В заросшем парке _ Стоит старинный дом _ Забиты окна _ И мрак царит извечно в нём»

Брр…

Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Темнота – не мой друг. Хочу к солнышку.

Илья выглядит очень спокойно. Задумчив немного. Чего-то ждёт. Подбиваю его на побег, но он пока отмалчивается.

Нам приносят завтрак. Мы молча его съедаем.

Когда за посудой приходит один из тюремщиков, Илья внезапно нападает на него. Сбивает с ног. При падении мужчина ударяется головой об край кровати и вырубается. Беда садится на его спину, заламывая руки.

Я выпучив глаза, наблюдаю эту картину: вот Илья спокойно сидит на кровати, а вот уже, как бешеная белка, набрасывается на мужчину вдвое сильнее его самого. «Ай, Моська! Знать она сильна, коль лает на слона.»

С упрёком бросает в мою сторону:

– Могла бы и помочь!

Ой, он же не в курсе про опоссума, что сидит внутри меня. И сейчас как-то не время вдаваться в объяснения, поэтому отвечаю коротко и по существу:

– Твой кунг-фу гораздо лучше моего кунг-фу. Ты был бесподобен.

Вру, конечно. Но куда деваться. Я в такие моменты даже орать не способна.

А Илюхе просто повезло, что качок ударился о кровать, в противном случае перевес был бы не в пользу айтишника.

Беда мне не поверил. Вижу по его взлетевшей куда-то под чёлку брови. Но я старательно делаю вид, что всё сказанное – правда.

Пытаюсь ободрить парня. Ну как могу.

На шум торопится ещё один охранник. Тот, что лежит сейчас у наших ног, и второй, который вчера отводил в туалет, были нашими конвоирами в машине. А вот только что вломившегося бородатого дяденьку я не узнаю. Кто-то новенький. Трое. Их, млин, трое.

Увидев коллегу в нокауте, «бородатый» без остановки летит на Илью. Вот тут я подскакиваю как ужаленная и запрыгиваю на верзилу со спины, кусая за ухо. За своих горой! Мужик начинает выть от боли. Пытается меня скинуть, но я вцепилась намертво. От страха. Царапаю лицо ногтями.

Илюха пытается бить его в живот. Но такой задохлик, как Беда, против этих накачанных тюремщиков, что кузнечик против слона.

По-моему, я доставляю верзиле больше неудобства и неприятных ощущений, чем айтишник.

Но моё ликование длится недолго. Бугай скидывает меня на пол. Я больно ударяюсь бедром. Во рту ощущается металлический привкус крови. Похоже, я прокусила кое-кому ухо.

Пока я очухиваюсь от падения, «бородатый» в ответочку бьёт Беду под дых. Илюха складывается, как книжка, и заваливается на пол. Но верзилу это не останавливает. Он продолжает его избивать кулаками и ногами.

Я, с желанием хоть как-то отвлечь, начинаю ползти в сторону мужчин. Но «бородатый» замечает моё движение, и пока Илюха стонет и корчится на полу, поворачивается ко мне и наступает ногой на мою руку.

– А-а-а!

Больно! Он давит с силой. Его лицо перекошено от злости. Под армейским ботинком что-то хрустит. Из моих глаз текут реки слёз. Другой рукой я пытаюсь себе помочь, вцепляясь ногтями в икроножную мышцу. Но через брюки пробиться и навредить не получается.

Сев на попу, я разворачиваю свои ноги в сторону обидчика и со всей дури бью под коленную чашечку. Нога бугая подворачивается, и я тут же высвобождаю свою ладонь. Пальцев не чувствую. Рука горит. Мне кажется, там ни одной целой косточки не осталось.

Прижав руку к груди, пытаюсь подняться с пола. Но верзила, схватив меня за волосы, не даёт закончить движение, отшвыривает к стене. Из-за раненной руки не могу толком самортизировать. Бьюсь бровью об стену. По левой части лица начинает стекать что-то тёплое и липкое. Кровь.

В этот момент охранник, которого случайно вырубил Илья, приходит в себя, хватаясь руками за голову. После такого удара болит, наверное.

«Бородатый» отвлекается на него, помогает встать, что позволяет нам с Ильёй перевести дух.

Как только пришедший в себя качок оглядывается и оценивает ситуацию вокруг, начинает орать, что есть мочи:

– Бля! Какого хуя! Ты что здесь устроил, долбоёб?!

– Они тебя вырубили!

– Да даже если бы убили! Их трогать было нельзя! Обезвредить – да! Но не трогать!!!

– Эта бешенная сука мне ухо прокусила!

– Ты – придурок!! Ярый нас теперь живьём закопает!!

– Я не боюсь вашего Ярого!

– А вот это ты зря! Потому что тебя за семью он просто покрошит на салат!

Они убираются из нашей комнаты, захлопывая дверь. Странно, что третий не прибежал. Наверное, его нет в доме.

Через несколько минут к нам заглядывает тот, что боится гнева Ярого, и бросает на одну из кроватей аптечку.

Но ни я, ни Илья к ней не подходим. Парень продолжает стонать и корчиться на полу, а у меня мушки летают перед глазами от удара, и рука истерзана. Я начинаю выть в голос, потому что больно адски.

Илюха открывает глаза и поворачивается лицом ко мне:

– Ты как, Алён?

– Больно!

– Прости. Я думал, они нас не тронут. Ты же говорила, что по ним сразу видно.

Ну приехали! Я про одного в отглаженном костюмчике говорила. А не про всех. Вот Беда!

В это мгновение в доме раздаётся жуткий грохот.

Глава 25

Стены трясутся. Мне кажется, эта развалюха сейчас сложится, как картонная коробка, от такого натиска.

Мы с Ильёй замираем.

В дальних комнатах слышатся глухие вскрики и шум борьбы.

Через несколько минут раздаётся топот и стук открываемых со всей силы дверей, которые бьются об стены.

Распахивается и наша дверь.

В комнату влетает Ярый. Вот теперь я понимаю, почему его так называют. Лицо перекошено от бешенства. Ноздри подрагивают от тяжелого дыхания. В глазах тьма. На руках вздыблены вены от силы, с которой сжаты кулаки.

На Илью Артём даже не смотрит. Сразу выцепляет взглядом меня. И как только находит и видит моё состояние, мне кажется, даже воздух вокруг накаляется, от напряжения искрит.

Медленно подходит, опускается на корточки, берёт меня своей рукой за затылок и утыкает лицом себе в грудь. Сам зарывается носом в мои волосы на макушке и начинает жадно дышать.

Как только чувствую щекой Артёма, мир для меня сужается до крошечного пространства, где есть только я и он. Вокруг нас будто вакуум.

– Кто? – Скорее ощущаю рычащую вибрацию в его груди, чем слышу вопрос.

Но сказать ничего не могу. Я в таком шоке от произошедшего, что просто начинаю рыдать у Артёма на груди. В голос. Со всей болью.

Яровой замирает. Его пальцы зарываются в мои спутанные локоны. Мне больно. Затылок саднит. Он не знает, что меня только что оттаскали за волосы. А от эмоций бережно у него не получается. Болезненные ощущения сильнее меня взрывают. Объяснить ничего не могу, и только с ещё большей горечью ударяюсь в слёзы.

В комнату врывается кто-то ещё. Но ни я, ни Артём не реагируем. Лишь по голосу я узнаю Глеба:

– Нашёл?

Яровой с трудом сглатывает.

– Да. – Совсем тихо отвечает мой муж.

– Как она?

– Пока не знаю. Посмотри Илюху.

– Эй, братишка, ты как? – Уже обращаясь к Илье, спрашивает Глеб.

А у меня перед глазами начинают мелькать сцены избиения Илюхи «бородатым», и от этого по новой накрывает неконтролируемой волной рыданий.

– Блядь. – Тихо произносит Артём мне в макушку, прижимая ещё крепче к себе.

Чувствую щекой, как его мышцы напрягаются словно стальные канаты. Он впечатывает меня в себя, как будто пытается вобрать всю мою боль.

Но это так не работает. Мне плохо. Меня накрывает щемящими эмоциями, внутренности выворачивает от несправедливости, человеческой беспощадности, звериной бесчеловечности.

Я не могу успокоиться. Боль и горечь просто фонтанируют.

Сквозь вату слышу разговор Артема с Глебом.

– Тёмыч, его бы в больничку.

– Тащи в машину и отправляй Макса, пусть предупредит, чтоб врачи были готовы принять… обоих.

– Понял. А те трое?

– Подождут.

– Макс, помоги. Хватай под другую руку. Давай, Илюха, потихонечку.

Я ещё долго не могу успокоиться. Всё это время Артём прижимает меня к себе. Молчит. Но я чувствую, что он натянут, как струна. Малейшая моя провокация и он сорвётся, как зверь с цепи.

Когда океан слёз заканчивается, меня потихоньку окутывает спокойствием. Словно хладнокровие Артёма капля за каплей переливается в меня. Наполняет чувством невозмутимости, бесстрастности и безмятежности.

Я затихаю. Меня словно выключили. Смотрю на всё отрешенно.

Яровой считывает меня, расслабляется. Отстраняется слегка. Заглядывает в глаза. Его челюсть сжимается. Желваки ходуном ходят. Не нравится то, что он видит.

Мне тоже не нравится то, что я пережила здесь и чувствую сейчас.

Но это «дано», и с этим придётся жить.

Артём помогает мне встать на ноги. Придерживает за талию. Пристально наблюдает за каждой эмоцией. Замечает, как я морщусь, когда задеваю больную руку.

Осматривает меня с ног до головы. Оценивает молча степень повреждений, нанесенных мне тюремщиками.

Я тоже прислушиваюсь к себе. На Артёма не смотрю, у меня свои эмоции зашкаливают. Сосредотачиваю взгляд на противоположной стене.

Бедро ломит, плечо ноет, кожу под волосами саднит, руки вообще не чувствую. А ещё щека чем-то заляпана, и бровь жжёт.

Красавица, одним словом!

Артём, удостоверившись, что я могу самостоятельно стоять, оглядывается вокруг. Но руки с талии не убирает.

Морщится. Сплёвывает.

Да, восхищаться тут нечем. Убого, мрачно и холодно. Эта коморка пробыла нашей тюрьмой несколько дней.

Хочется сжечь тут всё. И воспоминания вместе со всем этим убожеством.

Я не свихнулась от страха только благодаря Илюхе.

Илюха! Брат Ярового! Смотрю с любопытством на Артёма, ищу сходство. Совсем не похож. Ни капельки.

И братской любви между ними не чувствуется. Артём к Илье относится, как к любому другому своему сотруднику. Никак его не выделяет. Поэтому для меня было так удивительно узнать об их родстве. Интересно, кто-то ещё знает?

До моего слуха доносится грубый разговор в соседних комнатах.

Внутри меня вдруг начинает закипать неконтролируемый всплеск эмоций.

Ненависть.

Ледяная.

Нечеловеческая.

Течёт по венам.

Замораживает.

Заполняет меня всю.

Доходит до мозга.

Зрение становится чётче.

Появляется фокус.

Никогда раньше я такого не испытывала.

Глава 26

Отталкиваю Артёма здоровой рукой и выскакиваю из комнаты.

Мчусь по коридорам на голоса, вбегаю в светлую просторную комнату. Не чета той, где нас держали. Щурюсь от яркого света. Пережидаю мгновение, пока глаза привыкнут, замерев на входе. Оглядываюсь.

Нахожу «бородатого». Он лежит мордой в пол. Как и два других наших с Илюхой конвоира.

Резко устремляюсь к обидчику.

Начинаю со всей злости пинать ногами верзилу везде, куда попадаю. За себя! За Илью!

Да, лежачего не бьют. Но он тоже так делал, значит и с ним так можно.

– Оу! – Восклицает поблизости кто-то из людей Ярового от неожиданности.

Но никто не вмешивается. Наблюдают.

Ворвавшись с запозданием в комнату, Артём хватает меня за талию. Оттаскивает от качка. Берёт своей второй крупной ладонью за основание головы и поворачивает лицом к себе.

– Тихо! Замерла!

– Он над нами издевался! Беду в живот ногами бил, мне на пальцы наступил, намеренно стараясь раздавить! За волосы тягал!

Вижу, как его челюсть сжимается, верхняя губа дёргается. Глаза приобретают злой стальной оттенок. Всё выражение лица Артёма сейчас напоминает звериный оскал.

– Я сказал, успокоилась, ведьма моя рыжая. – Уже тише, но также уверенно отдаёт мне приказ.

Он так близко, что я чувствую его дыхание на своём лице. Его запах, в котором угадываются древесные тона смолы и табака. Его уверенный взгляд. Твёрдая рука на моей шее и затылке.

На меня это действует, как успокоительное. Истерика прекращается.

И я слушаюсь. Интонация и слова заставляют замереть. Никого за свою жизнь не слушалась, а его – да. Что за напасть?

Откуда у него такое влияние на меня?

Поворачиваю голову к «бородатому». Он, как лежал, так и лежит. А мне хочется порвать его, избить, изувечить.

– Каждый получит по заслугам. – Всё также едва слышно, но твёрдо и уверенно продолжает Яровой, наблюдая за мной. Снова надавливает на затылок и поворачивает к себе лицом. – Ты моя. И мстить за тебя буду я. Ты не будешь мараться об это дерьмо. Оно тебя не достойно.

Всматриваюсь в глаза мужа. Удивил. А ведь верит в то, что говорит. Он считает меня чистой и светлой? Как же ты ошибаешься, Артём. Ты даже не представляешь, какой мрак скопился в душе.

Но он видит по глазам то, о чём молчу.

– Никто больше тебя не обидит. Я не позволю. Веришь мне? – Шепчет в самые губы.

Практически касается. Между нами миллиметры. Я зависаю, чувствуя его горячее дыхание. Чуть приоткрываю свой рот. Оно становится одно на двоих. Но поцелуя, к которому я уже готова и даже жажду, не случается.

Не дождавшись ответа, Артём чуть встряхивает меня и повторяет свой вопрос:

– Веришь мне?!

– Верю. – Оторвав наконец глаза от его рта, отвечаю я так же тихо. Выдыхая рот в рот.

Теперь уже Артём смотрит на мои губы. Я непроизвольно их облизываю. Он сглатывает и с силой сжимает челюсть. Издав рык, подхватывает меня на руки и выносит из дома.

Сажает меня в один из черных джипов на переднее пассажирское сиденье. Склоняется ко мне близко-близко. Пристегивает ремнём безопасности. Но не отстраняется.

– Бестия рыжая. – Выдыхает мне в лицо, пристально глядя на мои губы. Поднимает руку к моему лицу, проводит большим пальцем по нижней губе. Слегка надавливает, приоткрывая мой рот. – Взглядом своим колдовским заманиваешь, как ведьма. Ведьма и есть. Нет сил удержаться.

Придерживая меня за подбородок, Артём впивается в мои губы своими. Облизывает языком нижнюю. Засасывает верхнюю. А потом резко врывается в рот.

Я со всей страстью отвечаю на его порыв. С ликованием встречаю его горячий и властный язык. Он гладит мой. Заигрывает. Затягивает в свой рот. Едва ощутимо прикусывает зубами. И снова набрасывается с остервенением на мои губы.

Меня так возбуждает наш откровенный и грубый поцелуй, что я непроизвольно начинаю грудью тянуться к мужчине. Но ремень безопасности останавливает. Сдерживает моё движение.

Жар опаляет мои внутренности. Я хочу продолжения. Здоровой рукой хватаю его за волосы. Прижимаю к себе крепче. Массирую затылок. Я всё делаю бездумно, инстинктивно.

– Не здесь. И не сейчас. – Хрипит мне в рот Артём.

Это обещание? Понимание намёка остужает. Я прикрываю глаза, делаю глубокий вдох и сквозь ресницы наблюдаю, как мужчина обходит машину и садится на водительское сиденье.

Сейчас, когда он отпустил меня, не уверена, что я к этому готова. Мне немного страшно. Я не девственница. Нет. У меня был мужчина, и даже достаточно длительные отношения.

Но с таким, как Яровой, я дел не имела. Властным, порывистым, грубым, горячим. Меня от него просто сносит. И это пугает. Но как только оказываюсь в его руках, перестаю себя контролировать.

Он – моя погибель. Утягивает меня в порочную тьму. Всё, что я рядом с ним ощущаю, совсем не похоже на то светлое и милое чувство, описываемое в любовных романах. Я, как и любая девчонка, перечитала их достаточно.

Мои чувства похожи скорее на тягучий кисель. Сладкий. Густой. Манящий. Затягивающий в паутину, из которой потом не выбраться. И вроде я понимаю, что это ловушка. Но сделать ничего не могу. Меня тянет туда. Я безвольно подчиняюсь.

Нет, вру. Я изнываю от желания оказаться в его западне. Чтобы назад дороги не было. Потому что умом я понимаю, что должна бежать от такого мужчины чем дальше, тем лучше. А вот душа вожделеет его.

Меня рвёт на части от этого противоречия. Моя совесть требует поступить правильно, но всё нутро соблазняет согрешить.

Повернув голову, смотрю на профиль Ярового. Он коротко бросает в окно распоряжения Глебу, который вышел за нами. Заводит машину и трогается с места, увозя меня от этого проклятого дома.

Надеюсь, в светлое будущее. Или не совсем светлое?

Я вспоминаю наш разговор с Ильёй о символе гармонии «Инь и Ян». Свет и тьма неразделимы. В любом свете присутствует немножко тьмы. В любой тьме, есть хоть капля света.

Я смотрю на нас с Артёмом со стороны. Прислушиваюсь к себе: я хочу быть с ним. Вопреки всему. И пусть это будет самой большой ошибкой в моей жизни. Но я всем сердцем чувствую, что этот промах будет ярким и ослепительным.

Эти мысли меня успокаивают. Я делаю выбор. Смиряюсь с ним. Лучше сделать и пожалеть, чем всю жизнь жалеть, что не сделал.

Молчание Артёма и лёгкие покачивания по бездорожью убаюкивают. Глаза слипаются. Позволяю себе расслабиться и задремать.

Глава 27

Я позволил ей поспать, пока мы добирались до больницы, где уже нас ждал персонал и Илья. Наверное, не стоило, я не знал, как серьёзна рана на голове. Было ли у неё сотрясение. Но не посмел её растормошить.

Моя светлая девочка столько всего пережила за эти несколько дней. Натерпелась. Хочется укутать её покоем и тишиной. Защитить ото всех.

Похитив её, Тимофеев разъярил меня так, что ему и не снилось. Если бы просто Илюху забрал, расклад совсем другой бы был. Он мужик. Обязан выдержать всё, что жизнь подкидывает.

А Алёнка – хрупкое создание. Светлый лучик. Рыжее чудо света. Моё.

Мало того, что этот паскуда украл у меня самое ценное, так ещё и посмел прикоснуться своими погаными клешнями к моему Солнцу. Осквернить. Ранить. Обидеть.

Я за каждую её слезинку спрошу. За каждую ранку дух выбью. А за пролитую кровь просто разорву на куски.

От её рыданий и боли у меня кишки в морской узел свернулись. В грудине жгло и пекло. Горло парализовало.

Её слезы на мне татуировки горечи вытравили. Спящего демона внутри разбудили.

Не так я хотел проблему порешать. Совсем не так.

Но Тимофеев сам напросился. Приговор в его случае окончательный и обжалованию не подлежит. И совсем скоро я его приведу в исполнение.

Отомщу за свою ведьмочку.

Никогда меня так не трогали женские слёзы. Никогда наизнанку не выворачивали.

Но то, что я увидел в её глазах, когда Алёнка затихла и успокоилась, просто оборвало всё внутри.

От её немигающего потухшего пустого взгляда, как у мертвеца, у меня в жилах кровь заледенела. В тот момент я трухнул, что они её сломали, сокрушили морально. Испугался, что слишком поздно нашёл, не вытяну её обратно.

Но внезапная вспышка ярости меня обнадёжила.

Эта истерика мне понятна. Это нормально. Ожидаемо. После того, как её потрепали, её психика пока ещё нестабильна. Из-за пережитого стресса, её бросает из крайности в крайность. Она сама себя не контролирует.

Не исключаю, что и на меня ещё какое-то время срываться будет. Обвинять в случившемся. И будет права. Я целиком и полностью виноват. Проворонил. Недоглядел. Не уберёг.

Обещания не сдержал. А ведь говорил, что рядом со мной она в безопасности. Дьявол!

Как мне теперь её хоть на шаг от себя отпустить? Как доверять своим людям её охранять?

Я же теперь в параноика превращусь. Буду за каждым её шагом следить. Любой выход из дома отслеживать.

Это слишком, я осознаю. Голова понимает, а тот орган, что об рёбра мои бьётся, ни черта не хочет слушать доводы разума.

Она в этой гиблой избушке из комнаты выбежала, на секунду из поля моего зрения выпала, а меня паника затопила так, словно её снова украли.

Паника. Да, именно это я ощутил, когда мои люди сообщили, что они с Илюхой пропали из торгового центра. Испарились.

И будь она одна, я бы на долю секунды допустил, что просто решила сбежать от меня. Я ей не пара, и ежу понятно.

Но Илюха… он бы никогда так не исчез. Потому что знает, что у меня от такого крышу рвёт. Я сразу самое плохое думаю. Не только морги, но и все мясные лавки начинаю переворачивать, выясняя из чего фарш делается.

А тут не только брат, а ещё и Алёнка пропала. Девочка моя солнечная. Веснушка моя рыжая.

И вот тут у меня совсем резьбу сорвало.

Парни носом землю рыли, чтобы их найти. Ночь не спали. Всю подноготную Тимофеева и его приспешников наизусть выучили. Все места, где они отмечались хоть раз, проверили.

Нашли. На старой даче у одного из охранников в лесу, в заброшенном садовом товариществе. Там неподалёку завод лет пятнадцать назад построили. Люди оттуда и побежали. Какая уж тут природа и чистый воздух, когда такой дым и копоть.

И продать невозможно. Кто же захочет дом в таком нездоровом месте иметь? Таким образом эта старая избушка в подвисе у охранника и осталась.

Проверили по камерам машины у торгового центра и на подъезде к даче, нашли совпадение, направили коптер с камерой проверить. Вот так и нашли. Слишком странная движуха вокруг этой развалюхи была. Сразу стало понятно.

Как теперь от этих панических атак, когда Алёнки нет поблизости, избавляться?

Вот что с этим делать?

Хоть маячок ей на шею вешай.

А это мысль! Кулон ей с чипом подарить, что ли? Мне хоть спокойнее будет. Я хотя бы делами смогу заниматься, а не сидеть на телефоне, вызванивая её каждые десять минут.

Но ведь узнает – взбрыкнёт. Слишком свободолюбивая. Слишком независимая. Слишком долго одна жила. Привыкла ни перед кем не отчитываться.

Со мной так не получится. Я нервный. Должен знать, где мои близкие шляются, с кем общаются. Такой расклад для них же лучше. Я знаю, значит не дёргаюсь и на них не срываюсь.

Илюха этот момент уже прочухал. Не сопротивляется. Понимает, что мне главное понимать, что он в безопасности. А что там за друзья да тёлки рядом ошиваются, чем он занимается – его личное дело.

Даже если забухает или в депрессию впадает, меня это не трогает. В разумных пределах, конечно. Для всего – свой срок.

К веснушке моей рыжей такой подход не совсем применим. Мне не всё равно, кто её пороги обивает. Если это мужик, я вряд ли закрою глаза. Она для меня уже в статусе моей женщины маячит.

И вот тут я не уверен, что ей понравится такой тотальный контроль с моей стороны. Но без него плохо будет всем. Я себя знаю.

А с ним плохо будет ей и мне, потому что эта рыжая зараза со взрывным характером. Затопит нас своей злостью. Отравит колдовским ядом.

И вот тогда нас будет штормить от эмоций. Обоих. И отношения сойдут на нет. Потому что какие отношения в такой взрывоопасной обстановке?

Надо что-то придумать. Как-то выкрутиться. Пока она меня лучше не узнает, бзик с контролем не стоит раскрывать.

Морщусь, потому что не хочу никаких тайн с рыжей бестией. Хочу чистых, простых, понятных отношений.

Как теперь быть?

Будем думать. Опыта у меня хоть отбавляй. Я такие хитрые схемы в своей жизни придумывал, что любой мошенник позавидует.