Текст книги "Любовь побеждает время"
Автор книги: Хелен Кинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Молодая женщина взглянула – и едва не поперхнулась. Куски ветчины плавали в полужидком яйце, ломтики картошки утопали в океане жира.
Подняв глаза, Вивиан встретилась взглядом с хозяином дома.
– Доброе утро, – приветствовал он гостью, заговорщицки улыбаясь. – Ты, наверное, проголодалась.
Еще как! Однако содержимое тарелки напрочь отбивало аппетит. Она поймала на вилку ломтик ветчины, сочащийся жиром.
– Не слишком, – отозвалась она, слегка передернувшись. – Я, пожалуй, ограничусь гренками.
– Гренок я не готовил, а лентяи пусть не капризничают, – язвительно сообщил Харди. – Ежели некоторые дрыхнут допоздна, в то время как порядочной женщине пора стоять у плиты, на своем законном месте, так пусть едят, что дают, или помирают с голоду.
– Замолчи, Харди, – тихо предупредил Дерек, не сводя с молодой женщины глаз. – Не тебе указывать, во сколько кому вставать. Я сам поднялся отнюдь не с петухами.
Старик многозначительно возвел глаза к потолку.
– Ха! Удивительное совпадение!
Готовая провалиться сквозь землю, Вивиан залилась румянцем.
– Я уверена, что у вас получилось очень даже вкусно, – отозвалась она, решив, что не время оспаривать шовинистические взгляды Харди на женщин и их место в обществе.
И, в подтверждение собственных слов, молодая женщина храбро отправила в рот изрядный кусок ветчины. Дерек по-прежнему наблюдал за ней через стол, сжимая чашку в руках.
Волной нахлынули воспоминания: еще несколько часов назад эти сильные руки ложились на ее грудь, охватывали талию, раздвигали бедра, унимали сладостную дрожь. «Я сама себя не понимаю», – призналась она ночью, прижимаясь к любимому и наслаждаясь собственной властью. При одном его прикосновении барьеры рушились и жаркая истома разливалась по всему телу. Но какой позор – вспоминать об этом теперь! Какое бесстыдство!
Молодая женщина едва не подавилась ветчиной. Дерек встал из-за стола, молча забрал тарелку соседки, выкинул содержимое в мусорное ведро, затем положил в тостер два куска хлеба.
– Кофе? – спросил он, снимая с плиты кофейник.
– Спасибо. – Вивиан благодарно кивнула.
– А тебе, Харди? Подлить еще?
Старик неохотно изъявил согласие.
Дерек заново наполнил его чашку и теперь задумчиво выбивал пальцами дробь по спинке стула: ждал, пока подрумянятся гренки.
Вивиан искоса наблюдала за соседом. Как высок, как великолепно сложен! Ясные глаза, чеканные черты... Молодая женщина непроизвольно наклонилась вперед, упиваясь пряным запахом его лосьона.
Подрумяненный ломтик хлеба пулей выскочил из тостера.
– Ишь, так и поедает мужика глазами: прямо живьем слопать готова! – пробурчал Харди под нос, ни к кому, собственно, не обращаясь.
– Угощайся. – Дерек поставил перед гостьей блюдце с гренками. – Завтракай быстрее и марш за курткой! У крыльца ждет сюрприз.
9
Сгорая от любопытства посмотреть на сюрприз и стремясь скрыться с глаз чересчур наблюдательного Харди, Вивиан мгновенно покончила с завтраком и, накинув куртку, выбежала на веранду.
У подножия крыльца стояли нарядные алые сани с высоким сиденьем. Прайз терпеливо дожидался, перебирая ногами, на упряжи позвякивали серебряные колокольчики. Вивиан задохнулась от восторга.
– Я подумал, ты не прочь прокатиться, – Дерек вышел следом, – а то засиделась дома!
– Здорово! – Вивиан по-детски захлопала в ладоши. – Дерек, что за восхитительные сани!
– Нравится? – Он гордо погладил расписной возок и распахнул дверцу. – Садись, проедемся, пока солнце еще высоко.
Вивиан поднялась по двум ступенькам и уселась на обитое алой кожей сиденье. В ногах лежали горячие кирпичи, обернутые фланелью, а великолепная меховая полость защищала от холода.
– Это бизоньи шкуры, – объяснил Дерек. – Не пропускают ветер, под ними тепло в любые морозы.
Владелец фермы уселся рядом со своей дамой, взял в руки вожжи и прищелкнул языком; повинуясь сигналу, Прайз затрусил по заснеженной дороге.
Сани выехали в поле и покатили к западу, вдоль невысокого хребта. Мех капюшона приятно щекотал щеку, бизоньи шкуры укрывали колени, ноги согревались на теплых кирпичах. Наслаждаясь комфортом, Вивиан жадно глядела по сторонам, чтобы не упустить ни малейшей детали пейзажа.
По обе стороны вниз уходили пологие склоны, голые и пустынные, если не считать куртин заснеженных деревьев. Впереди воздвигся скалистый кряж: белые шапки снегов поблескивали на фоне глубокой синевы неба.
Тишину нарушало только поскрипывание полозьев и негромкий перезвон колокольчиков.
– Этот твой женатый друг... – вдруг заговорил Дерек. Звук его голоса гармонично вплетался в безмолвие: словно горячий ромовый соус струился по мороженому, приготовленному Вивиан на десерт. – Ты его любила?
– Питера? – Она замолчала. При чем тут Питер? – Да, любила. Я очень горевала, когда он меня бросил.
– А сейчас?..
Молодая женщина недоуменно взглянула на соседа: тот сосредоточил все свое внимание на дороге.
– Сейчас?
Дерек упорно не смотрел в ее сторону.
– Он тебе дорог до сих пор?
– Нет! – воскликнула Вивиан. – Будь это так, между тобою и мной ничего бы не произошло!
– Это не взаимоисключающие вещи, знаешь ли...
– Для меня – взаимоисключающие! Я не любительница альковных фарсов. – Молодая женщина помолчала, искоса поглядывая на собеседника. Его профиль казался высеченным изо льда, под стать заснеженному пейзажу. – А ты, Дерек, неужели ты настолько неразборчив?
– Нет! – Возница натянул поводья, и конь послушно застыл на месте. – Я предпочитаю жить в ладу с собственной совестью.
Непринужденное веселье, царившее между спутниками в начале поездки, развеялось само собой; на смену пришло томительное напряжение – хрупкое, словно кристалл, мерцающий в солнечном свете.
– Тогда почему ты об этом заговорил?
– Я вот все гадаю, чего же теперь делать. Вчера мне казалось, что все ясно. А сегодня я уже ни в чем не уверен.
Это признание должно было бы обрадовать Вивиан, если бы в суровом голосе не прозвучало горького сожаления о случившемся.
– Ну что ж, – подхватила она с напускным безразличием, – то, что произошло между нами... это ведь чисто физическая близость... по крайней мере, для меня.
– В самом деле? Тогда почему я чувствую себя последним мерзавцем? Словно я обманул нас обоих и вдобавок причинил тебе боль.
– Ты не причинил мне боли, – отчаянно заявила Вивиан, уже еле сдерживая слезы. – Ты со мной честен, а ведь только это и имеет значение.
– Честность для тебя очень важна, верно?
– Да, особенно в отношении чувств. Я долгие годы верила в любовь тети: она ведь так старательно скрывала свою неприязнь ко мне!
Молодая женщина вдохнула морозного воздуха, от души надеясь, что не поддастся малодушному порыву выплакаться на плече соседа. Жалость к самому себе почти всегда омерзительна, и притом небезопасна. Сочувствие ей не нужно, и притворные заверения в любви – тоже. И того и другого судьба отпустила ей с лихвой – до конца жизни хватит!
– Ты была совсем маленькой, когда переехала к тете?
– Да! – Она откинула капюшон и подставила личико бледным лучам солнца. – Мне было восемь, а Элисон – пять. Разумеется, я понятия не имела, насколько тетя нам «рада», и поняла это очень нескоро. – Вивиан нервно затеребила меховую полость. – Тетя прилежно исполняла все, что требуется от приемных родителей, но скорее из чувства долга, нежели из любви к нам. Дядя и тетя не желали обзаводиться своими детьми, и две чужие, несчастные девочки, что свалились им на руки нежданно-негаданно, очень их стеснили.
– По крайней мере, вас было двое. – Дерек стянул перчатки и положил руку на спинку сиденья. – Неудивительно, что ты тут же поспешила к сестре, услышав о несчастье. Вы, должно быть, очень близки?
– Не особо. По мере того как мы взрослели, обнаружилось, что у нас очень мало общего. – Вивиан пожала плечами, ощущая опасную близость его руки. – Элисон быстро приспособилась к новой ситуации, в отличие от меня. Наша тетя – светская дама, она постоянно задавала роскошные балы и вечеринки; а нас наряжали и выводили к гостям, чтобы все оценили тетин великодушный жест. Я была некрасивым, застенчивым ребенком, не умела держаться в обществе, а Элисон с самых ранних лет обожала шумные компании. Прелестная, забавная, веселая, такого ребенка всякий полюбит, даже если ножки у нее не такие стройные, как у меня.
– Ножки? – Дерек изумился. – При чем тут ножки?
– Это одно из моих немногих достоинств, – честно призналась Вивиан. – Ножки, волосы и ум – вот и все, что у меня есть, если верить тете.
– Твоя тетя – непроходимая идиотка! – заверил Кейдж. – Как и ты, впрочем, если веришь в подобную чушь.
– Тете тоже приходилось непросто. Пойми: Элисон была слишком мала и почти не помнила родителей, а я помнила и ужасно тосковала. Мне не хотелось, чтобы кто-то занял их место. Элисон была привязчивой, ласковой девочкой, а я – нет. Она целовала и обнимала всех без разбора, обожала красивые платья, словом, куколка, а не ребенок, все гости ею восхищались, а вот я...
– Да? – Дерек погладил ее по щеке. – И какой была ты, Вивиан?
– Наверное, неблагодарной... И уж совершенно определенно – нелюдимой! – Она раздраженно дернула меховую полость, досадуя, что в голосе прозвучала жалобная нота. – Сколько бедных зверушек пришлось принести в жертву, чтобы сшить такое покрывало?
Если Дерек и удивился нежданной смене темы, он ничем того не показал.
– Понятия не имею! Эту штуку мой дедушка подарил моей бабушке в тот же самый год, когда заказал для нее эти сани. – При этих словах он накрыл рукой ладонь соседки. – А до того ее тоже считали нелюдимой.
Может ли такое быть: вокруг зима, но от прикосновения его пальцев по телу разливается благодатное тепло и розовеют щеки?
– А на самом деле? – переспросила Вивиан, упорно избегая его взгляда.
– А на самом деле она просто не походила на других, вот как ты. Она родилась в Англии. Богатые родители, гувернантки, первый бал, весь свет у ее ног... Началась первая мировая война; она, еще совсем девочка, завербовалась медсестрой в лондонский госпиталь. Мой дед оказался там в числе раненых, доставленных из Франции. Бабушка влюбилась в него с первого взгляда. Они поженились в пятнадцатом году: в ее родовом поместье сыграли пышную свадьбу, и сразу после этого дед увез бабушку домой, в Штаты.
– Вот на эту самую ферму? – История так захватила Вивиан, что молодая женщина позабыла все свои страхи. Дерек тем временем пододвинулся совсем близко и обнял соседку за плечи.
– Не совсем. Большой дом строился несколько лет. А молодожены поселились в хижине, в которой не было ни воды, ни отопления.
– Боже, как же она там жила?
– Так и жила – тосковала по дому и изнывала от одиночества. Первого ребенка, мою маму, она родила в этой самой хижине, без чьей-либо помощи: ни родственников, ни акушерок, ни каких бы то ни было удобств! С женами окрестных фермеров она не общалась, друзей так и не завела. Единственной точкой соприкосновения с внешним миром для нее стали письма из дома, а в те времена почта работала из рук вон плохо, корреспонденция шла месяцами, и новости безнадежно устаревали. Вся ее жизнь сосредоточилась в четырех стенах: муж работал на ферме, летом вообще возвращался только к ужину.
– Должно быть, она очень его любила...
– Да, но все равно брак едва не распался. Второй ее ребенок родился мертвым. Во время родов с нею никого не было, и бедняжка не сомневалась: дитя можно было бы спасти, окажись рядом врач.
– Представляю, какое это горе: потерять ребенка!
– Худшему врагу того не пожелаю, – проговорил Дерек так, что, если бы не его рассказ о своем бездетном браке, Вивиан непременно предположила бы: он и его жена потеряли сына или дочь.
– И что было потом?
– Она объявила мужу, что уезжает домой вместе с ребенком, потому что не в силах больше выносить одиночество. Ее сын лежал в могиле рядом с домом, а дочь росла в глуши, не получая должного воспитания.
Любуясь на чеканный профиль Дерека, Вивиан подумала про себя, что, если бы его дед был хотя бы вполовину так же красив и хотя бы на одну десятую столь же искушен в любви, как его внук, ни одна женщина его бы не бросила.
– Он отговорил жену?
– Нет. Он запряг повозку, отвез жену в город и купил ей билет на поезд. Но в последний момент она так и не смогла уехать. Чемоданы были уже погружены, она взошла на первую ступеньку вагона и тут совершила ошибку: поглядела сверху вниз на него и, как мне думается, воскликнула: «Мы столько пережили вместе; неужели ты так и будешь стоять столбом и не заставишь меня вернуться, непроходимый ты дурак?»
– Ох! – Вивиан яростно заморгала, смахивая непрошеные слезы. – Всегда питала слабость к счастливым концам!
– Ну, это еще не конец, – продолжал Дерек, не сводя со спутницы глаз. – Разумеется, она вернулась, но оба пережили настоящее потрясение и поневоле задумались о будущем. Дед осознал, что жене необходимо общение с людьми: ведь муж и ребенок – это еще не все. Так что на Рождество он подарил ей эти сани, и она смогла ездить в гости к женам окрестных фермеров. Очень скоро распространился слух о том, что бабушка когда-то работала медсестрой, и народ стал обращаться к ней за помощью по поводу и без повода: а к следующему лету она стала уже легендой здешнего края.
Дерек помолчал немного и подмигнул соседке.
– А с чего, собственно, мы начали?
– Я спросила про полость из бизоньих шкур. Но что было дальше?
– Да ничего особенного. Маму отправили в частную школу; однажды летом она приехала на каникулы и по уши влюбилась в соседа-фермера. Они поженились, у них родился сын – я. Правда, они вскоре обосновались в Сиэтле. Там же родилась и моя сестра. А ферма пришла в упадок, часть земель продали, родители мои умерли, и усадьба пребывала в запустении до тех пор, покуда ею не заинтересовался я.
– А твоя сестра? – напомнила Вивиан.
– Она... погибла, – коротко отозвался Дерек.
Молодая женщина повернула руку ладонью вверх, так, что хрупкие пальчики сплелись с его пальцами.
– Я не хотела, Дерек...
– Ты тут ни при чем... – Он надолго замолчал. – В этом году не повезло тебе с Рождеством, верно?
– Это было... – Что сказать? Забавное приключение? Новый опыт? Приятное разнообразие? Тривиальные ответы теснились в голове, один удачнее другого, ведь мисс Вивиан Шелби, директриса, превосходно умела отделываться ничего не значащими формулами вежливости. Но молодая женщина не учла того, что в решающий момент опустит взгляд на губы Дерека – такие близкие, такие желанные... – Это было чудо, – вздохнула она.
Кейдж осторожно поцеловал ее – сперва в левый уголок губ, потом в правый и наконец прямо в уста. Покоряясь его власти, Вивиан потянулась к любимому всем своим существом, пылко отвечая на ласку и гадая про себя: сумеет ли она сказать «прощай», когда настанет время уезжать.
– Кажется, нам следует остановиться, – хрипло проговорил Дерек, с трудом отрываясь от ее губ. – Погода не располагает к любовным играм, даже если полость из бизоньих шкур и защищает от ветра.
– Согласна, – кивнула Вивиан, демонстрируя завидную выдержку. – Кстати, пора бы в обратный путь. Харди, должно быть, теряется в догадках, что с нами сталось.
– Держу пари, старикан достаточно точно вычислил ситуацию, – удрученно заметил Дерек, отодвигаясь к своему борту, надевая перчатки и снова подбирая вожжи. – Но ты права – надо бы вернуться домой. У меня полно дел на конюшне, а за тобой – праздничный ужин.
Почему так обидно осознавать, что, невзирая на происшедшее между ними этой ночью, владелец усадьбы не моргнув глазом снова отправляет ее к плите? В конце концов, иной роли он гостье и не обещал! И разве забота о других и поддержание порядка не составляли до сих пор смысл ее жизни?
Посмотри правде в глаза! – отчитывала она себя, надвигая капюшон на лоб. Ты не из тех, за кого мужчины готовы умереть. Будь благодарна за краткий миг счастья и не жди большего. Не порти себе праздника, мечтая о несбыточном. Но неожиданно для себя вслух произнесла совсем другие слова:
– Послушай, если эта ночь стала чудом для обоих, надо ли мне уезжать, Дерек?
Тот молча развернул Прайза, и нарядные сани плавно покатили в сторону дома.
– Понимаешь, – отозвался Кейдж наконец, – я не могу давать долгосрочных обязательств. То, что ты видишь, то, что ты знаешь, только часть меня.
– А другая часть? – настаивала Вивиан, признавая правоту собеседника. – На что она похожа?
– Лучше тебе и не знать!
«Ты со мною честен, а ведь только это и имеет значение». Эти слова возникли в памяти, пока Дерек ставил сани в небольшой сарайчик за конюшней.
Проблема даже не в том, что он умолчал про Бенекса: это можно поправить. Куда труднее примириться с иной мыслью: он готов полюбить эту женщину, он хочет, чтобы Вивиан навсегда осталась в его жизни. Но суровая правда заключается в том, что попросить об этом он не вправе.
– Вот уж не ждал тебя так рано! – хмуро проворчал Харди, когда Дерек привел Прайза в конюшню. – Думал, ты вернешься выжатым лимоном, тем паче что и ночью глаз не сомкнул.
– Заткнись! – устало отмахнулся Кейдж. – У меня и так тяжело на душе, а тут еще ты подзуживаешь.
– Эта душевная милая девушка не на шутку к тебе привязалась, – упрямо настаивал старик. – Хочу знать, что ты собираешься по этому поводу делать.
– А ты чего ожидаешь? – Дерек раздраженно поддел вилами ближайшую копну соломы.
– Недурно было бы для начала сказать ей правду.
– И что я ей скажу? Что ферма – в полном ее распоряжении на неопределенный срок, но с одной оговоркой: по моим следам идет вооруженный маньяк, который, чего доброго, и ее пристрелит в постели?
– Что уж там с ней сделает в постели Зак Бенекс, не моя забота, а вот ты – другое дело. Я не собираюсь наблюдать сложа руки за тем, как ты ее прогонишь, словно наемную служанку, в то время как...
– Ты, кажется, сам хотел убрать ее отсюда!
– Разумеется, хотел, ты, идиот! Убрать ее как можно дальше. Чтобы бедняжку не забрызгала та грязь, в которой охотно возишься ты сам. Но ты слишком долго валял дурака и дело зашло чересчур далеко! – Старик сердито засопел. – Господь свидетель, Дерек Кейдж, если эта девушка пострадает оттого, что ты, жалкий эгоист, так и норовишь расстегнуть ширинку на брюках, я...
– Ты мне осточертел, Харди. Кроме того...
Телефон на стене внезапно зазвонил, и неоконченная фраза повисла в воздухе. Мгновение мужчины растерянно глядели друг на друга.
– Ну-с, – объявил старик после третьего звонка, – кто из нас возьмет трубку? Или так и будем пялиться на треклятый аппарат, покуда он не свалится со стены?
Утки, нафаршированные рисом и обильно политые клюквенным желе, запекались в духовке. Искристое белое вино охлаждалось в серебряном ведерке со льдом. Елка переливалась огнями, в очаге весело плясало пламя. На столе загадочно поблескивали фамильное серебро и хрусталь.
Теперь можно и себя привести в порядок. Войдя в душ, Вивиан открыла горячую воду и постояла немного под обжигающими струями. Никогда еще она не чувствовала себя настолько бодрой, никогда так не радовалась жизни.
Выдавив шампунь на ладошку, она помассировала голову, радуясь, что есть время просушить волосы. Пусть пышные пряди свободно рассыпаются по плечам; сегодня она откажется от традиционного пучка.
Молодая женщина с сожалением подумала об элегантном темно-синем вечернем платье, купленном специально для рождественского бала совета попечителей. Какая жалость, что платье осталось дома! Но откуда ей было знать, что захочется принарядиться для человека, с которым еще предстояло познакомиться? Этот сценарий в духе Элисон – не для нее! Она в спешке побросала в чемодан самое необходимое, швырнула вещи в багажник и покатила себе в «Горную хижину».
...Повторится ли вчерашняя ночь? Неужели она снова уснет в объятиях любимого? Не закончатся ли их отношения с ее отъездом? Наклонив головку, Вивиан отжала волосы и обернула голову полотенцем.
Уже стемнело, на небо высыпали звезды, а скоро и луна выйдет. Рождественская ночь, самая волшебная ночь в ее жизни...
Напевая про себя, молодая женщина насухо вытерлась, надушилась, надела черное шелковое белье с французскими кружевами. Натянула чулки-паутинку и невольно затрепетала от восторга, вспоминая, как ладонь Дерека впервые коснулась ее бедра...
Черная шелковая блузка, прямая бархатная юбка в тон, брошь с камеей, полученная в наследство от матери, крошечные жемчужные серьги – и она готова. Осталось только расчесать волосы.
Загудел фен. Внизу хлопнула дверь, возвещая возвращение хозяина. Он тоже захочет принять душ, прежде чем все усядутся за стол. Уложив на место последний влажный локон, Вивиан бросила последний взгляд в зеркало и вышла из спальни.
Спустившись вниз, она обнаружила, что Дерек вернулся не один. С ним был Харди, все в тех же кошмарных синих джинсах, в которых с утра ушел в конюшни. Мужчины застыли на пороге гостиной, дожидаясь гостью. Неужели опять придется отчитывать упрямцев за то, что не переоделись к ужину?
Улыбаясь, Вивиан шагнула вперед.
– Как вы сегодня рано!
– Дороги открылись, – сообщил Харди не к месту. Причем до крайности мрачно.
Сердце тревожно дрогнуло.
– И что из этого?
– Вас здесь больше ничего не держит, – пояснил старик.
Молодая женщина похолодела от недоброго предчувствия и едва устояла на ногах.
– Вы меня... выгоняете?
Вопрос повис в воздухе. Вивиан встряхнула головой: что за вздор, да быть того не может, чтобы гостью выставили за дверь в ночь Рождества? Дерек?
Кейдж не отвел глаз. Во взгляде не читалось ровным счетом ничего: ни любви, ни сочувствия, ни стыда.
– Тебе пора в дорогу, – отозвался он, и самые нелепые страхи вдруг стали реальностью. – Собирайся, я отвезу тебя в Форестхилл.
– Минуточку! – воскликнула Вивиан. – Откуда ты знаешь, что дороги открыты и с чего такая спешка?
– Нам сообщили по телефону, – пояснил Харди. – Дерек правильно говорит: вам надо выехать до того, как разразится новая буря.
– Можно, я сперва подам ужин? – взмолилась Вивиан, напрочь забывая о гордости и чувстве собственного достоинства. Словно мало было унижений...
– Мы сами справимся, – угрюмо отозвался Кейдж. – Пожалуйста, Вивиан, поторопись.
Поторопиться? Еще два часа назад они были так счастливы! Дерек дал понять, что, возможно, им не придется расставаться. Отчего же он так резко передумал?
Молодая женщина перевела взгляд на Харди: в лице старика читалась упрямая решимость.
– Это твоих рук дело? Ты его отговорил?..
– Харди тут ни при чем, – возразил Дерек. – Просто надо воспользоваться благоприятными погодными условиями. Я знаю, как тебе не терпится увидеть сестру.
Итак, ее прогоняют: отчуждение звучало в его голосе, читалось в холодном взгляде. Неужели его нежность и ласка – самообман, не больше? Неужели эти неулыбчивые губы когда-то льнули к ее устам?
– О Боже! – пролепетала Вивиан. Губы ее задрожали, в глазах стояли слезы, фигура Дерека расплывалась, утрачивая четкость.
Снова повторяется старая история: ей в который раз пригрезились домашний очаг и семья – но грезы развеялись в дым. Можно подумать, для того чтобы завоевать местечко в чьем-то сердце, достаточно испечь пару пирожков и вымыть пол! Особенно если речь идет о таком мужчине, как Кейдж. Да к нему, должно быть, женщины в очередь записываются за год вперед!
– Харди, подгони машину к крыльцу, а я схожу за ее вещами, – словно сквозь сон услышала Вивиан.
Дерек вышел, а она осталась смотреть на переливы елочных огней. С какой любовью наряжала Вивиан эту елку! А надо было выбрать искусственное деревце и безликие, кричащие украшения! По крайней мере, было бы напоминание о том, что рождественская сказка – мимолетна и эфемерна и к реальности никакого отношения не имеет.
Скоро – о, как скоро! – Дерек Кейдж спустился по ступеням, неся чемодан и сумку. Открыл входную дверь и передал ношу Харди. Затем вернулся к гостье и вручил ей ангоровую курточку – ту самую, что, по его словам, в горах столь же уместна, как вечернее платье на похоронах.
Вивиан неловко засунула руки в рукава и застыла на месте, словно беспомощный ребенок, пока Дерек застегивал ей пуговицы. Закончив, он указал на изящные сапожки, объект стольких насмешек!
– Надень, – потребовал он, и молодая женщина беспрекословно повиновалась.
– Хорошо! – Дерек облегченно выдохнул – Поехали.
– Нет, – неожиданно возразила Вивиан, словно пробуждаясь от гипнотического транса. – Сперва объяснись!
– Не здесь! Мы успеем поговорить в машине.
Но времени на объяснения не нашлось: уж водитель-то об этом позаботился! Он гнал машину с такой безумной скоростью, что, если бы Вивиан хоть сколько-нибудь дорожила собственной жизнью, она бы не на шутку испугалась.
– Мы слишком долго злоупотребляли твоей добротой, – наконец робко начал Кейдж, собравшись с духом.
– Какая интересная формулировка! – язвительно отозвалась пассажирка, чувствуя, как в груди снова закипает гнев.
В свете зеленоватого отблеска приборной доски лицо Дерека казалось непроницаемым.
– А как я должен был сформулировать свою мысль?
– Право, не знаю! – Молодая женщина томно помахала ручкой, но в голосе звучала сталь. – Может быть, неразборчивость в связях? Секс в обмен на домашние услуги?
Ответ не замедлил себя ждать. У Дерека Кейджа сквозь зубы вырвалось непечатное слово, грубо определяющее то, что Вивиан назвала бы любовью, – до того, как ее иллюзии развеялись.
– Верно, – кивнула она. Мисс Шелби, чопорная директриса, снова взяла дело в свои руки, в надежде возместить причиненный ущерб. – Именно этот термин описывает ситуацию наиболее точно. Прости, что у меня не хватило здравого смысла понять это раньше.
Водитель свирепо крутнул руль.
– Черт тебя дери, Вивиан, я не это имел в виду!
– Да ну?! А ведь ты вполне мог бы обвести меня вокруг пальца – впрочем, именно так оно и вышло! – Последние слова вырвались непроизвольно, и она прикусила язычок: еще не хватало расплакаться! – Но это в порядке вещей, Дерек. Из меня делали дурочку и не такие мерзавцы, как ты.
– Питер? – в бешенстве процедил сквозь зубы Кейдж. – Черт возьми, Вивиан, уж этого я не заслуживаю!
Никогда еще время не летело так быстро. Секунды стремительно убывали, вместе с ними уходила жизнь, а Вивиан ничего не могла придумать, чтобы замедлить их полет и заставить Кейджа изменить свое решение. Она отчаянно пыталась понять происходящее.
– Почему ты вообще впустил меня в свою жизнь, Дерек?
– Потому что, когда я впервые начал... работать, погибла моя сестра. Она возвращалась домой из кино, вместе с подругой, – проговорил Кейдж ровным голосом. – Последние несколько кварталов сестра прошла одна, ее убили едва ли не под нашими окнами. Вооруженный маньяк выстрелил в нее из пистолета.
Проигнорировав сочувственный возглас Вивиан, он угрюмо продолжал:
– Шарон было всего девятнадцать. Эта бессмысленная трагедия потрясла меня до глубины души: стоит мне закрыть глаза, и я вспоминаю тот вечер во всех подробностях. Тогда я поклялся: пока я жив, я не допущу, чтобы нечто подобное произошло с другой женщиной, если в моих силах будет этому помешать.
– Так что ты спас меня, искренне желая мне добра, – с горечью отозвалась пассажирка. – Поэтому ты и любовью со мной занимался?
Дерек тяжело вздохнул.
– Нет, Вивиан. Но я полагал, что достаточно хорошо себя знаю, чтобы задуматься о новом браке.
– Я все понимаю. Я тоже решила, что нелепо делать ставку на одного-единственного человека, и посвятила себя работе. Я очень привязана к моим ученицам, но не принадлежу им безраздельно. – Вивиан помолчала, стараясь справиться с болью, и наконец нашла в себе силы солгать: – Я никому не открываю души – никому и никогда.
Алые и желтые огни витрин прорезали тьму. Вдоль дороги громоздились высокие сугробы – результат работы снегоочистителей. Дерек вырулил на парковочную площадку и резко затормозил. Оставив мотор на холостом ходу, он обернулся к собеседнице.
– В таком случае мы оба приняли правильное решение.
Вивиан не сводила с него глаз, пытаясь запечатлеть в памяти каждую мельчайшую подробность и гадая, скоро ли любимый образ поблекнет и утратит четкость, скоро ли она забудет, как глубоки эти синие глаза, как густы темные ресницы, как пленителен чувственный изгиб губ. Сколько раз увидит она его во сне, сколько раз проснется, рыдая об утрате?
– Наверное, так, – отозвалась молодая женщина.
Кейдж распахнул боковую дверь.
– Я помогу донести вещи.
– Не надо, – возразила Вивиан. – Я справлюсь. Попрощаемся прямо здесь – к чему затягивать?
– Ты права! – Водитель стянул перчатку.
Ох, только не это, мысленно взмолилась молодая женщина. Он хочет, чтобы мы пожали друг другу руки и расстались друзьями?
Дерек Кейдж легко коснулся ее щеки и наклонился вперед.
– До свидания, Вивиан, – срывающимся голосом проговорил он и как-то наспех поцеловал попутчицу, но не в губы.
10
Она стояла на леденящем ветру, провожая глазами машину. Фары вспыхнули и погасли, джип скрылся за поворотом, и сердце сжалось от мучительной тоски по любви, что продлилась так недолго, озарила ее жизнь волшебным светом и тут же угасла.
Вивиан проглотила комок в горле и приказала себе: опомнись! Довольно, все кончено! Пора вернуться к реальности – снова перевоплотиться в заботливую старшую сестру и ответственную директрису. Как ей подходят эти рассудочные, практичные роли!
Подхватив чемодан, путешественница зашагала к ремонтной мастерской. Внутри воздух был душным и спертым от табачного дыма. На прилавке рядом с кассой стояла крохотная покосившаяся елочка. Запыленная гирлянда из фольги обвивала тщедушные веточки. На стене красовались товары на продажу: батарейки, блесны для удочек, «дворники» и прочая чепуха. На полу громоздились мешки с солью для посыпания дорог и цепи противоскольжения.
В другом конце комнаты взгляд различил буфетную стойку в форме подковы. Три дюжих здоровяка, наверное водители припаркованных тут же грузовиков, расположились за трехногим столиком и перебрасывались шутками с официанткой средних лет, что деловито вытирала пластиковые бутылки влажной тряпкой. Чуть в стороне, за соседним столиком, над тарелкой супа склонился худощавый, мрачного вида тип в темных очках.
Укрепленный на стене телевизор работал на полную мощность. Роскошная кинозвезда вела рождественское шоу. Рассыпались каскады искр и блесток, оркестр наигрывал «Снег идет». Водители с любопытством оглянулись на Вивиан. Посетитель-одиночка переводил взгляд с телевизора на тарелку супа и обратно.
– Мэм? – В дверях возник молодой механик в синем комбинезоне. – Вам подзаправиться?
– Мне бы мою машину, – отозвалась Вивиан. – Ее доставили сюда дня четыре назад для починки; думаю, она готова?
– Ах, да! Бордовая? С полчаса назад нам позвонили насчет нее от мистера Кейджа. Мы как раз заканчиваем: еще пару минут – и все. – Юноша вытер тряпкой замасленные руки и покаянно пожал плечами: – Из-за этой кошмарной погоды мы слегка отстаем от графика. Вы присядьте и подождите малость.
