Текст книги "Сказка только начинается"

Автор книги: Хелен Брукс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Марианна никак не ожидала, что после всего происшедшего сможет наслаждаться прогулкой. Однако звуки и запахи марокканского базара очаровали ее, и через несколько минут она с удивлением обнаружила, что больше не мучается страхами и сожалениями и не дрожит от близости Хадсона.

По дороге Хадсон рассказал ей, что базар на Востоке – не только место купли-продажи, но и своеобразный клуб, где заключаются сделки, происходят встречи друзей и обмен новостями. Базар заменяет обитателям пустыни кино, благотворительные и прочие развлечения, к которым привыкли деревенские жители на Западе.

– Вкус настоящего Марокко. – Мягкий голос Хадсона вторил ее мыслям. Он взял ее за руку, и от этого прикосновения Марианна вновь остро ощутила его близость. – Домашний суп. – Хадсон кивнул в сторону котелка, перед которым сидел смуглый бородатый марокканец с выдубленной солнцем кожей. – Приготовлен на примитивном очаге в каменной хижине – если вообще не в кочевом шатре. Здесь, вдали от больших городов, царствует прошлое.

– Вижу. – Похоже, Хадсон решил сыграть роль обходительного гида, подумала Марианна. Она улыбнулась, взглянув в блестящие черные глаза марокканца, и получила в ответ ослепительную белозубую улыбку.

Один крестьянин продавал живых цыплят, связанных вместе за ноги, держа их головами вниз. Другой предлагал овощи, третий – яйца в плетеных корзинах. В одном ряду Марианна увидела целую пирамиду солнечных дынь, а рядом – сморщенного старичка-араба, склоненного над медной жаровней. Араб жарил ломти баранины и продавал желающим перекусить; чтобы запить острую пищу, марокканцы подходили к водоносу, и тот за несколько мелких монет плескал им воду прямо в горсть. Марианна не могла отвести глаз от этой почти библейской сцены.

Все здесь было так живо, так ярко, полно красок, звуков и запахов и в то же время так разительно отличалось от привычной жизни, что Марианна невольно спрашивала себя, уж не перенеслась ли она в далекое прошлое. Или, может быть, в иной мир?

Ах, если бы… Из-под опущенных ресниц она бросила робкий взгляд на Хадсона. Если бы перенестись в мир, где нет ни Майкла, ни его уродливой тайны, ни прошлого, оскверненного Майклом, ни будущего – только настоящее. Только Хадсон рядом с ней, его звучный голос, тепло его руки.

– Анни, ты хоть раз вспоминала обо мне за эти два года?

Вопрос прозвучал спокойно, как бы между прочим. Марианна бросила взгляд ему в лицо, но в холодных серых глазах не отражалось ни намека на чувство.

– Так как же? – терпеливо повторил он.

– Я… д-да, конечно, – выдавила Марианна. – Иногда.

– Иногда. – Хадсон задумчиво кивнул. – И с каким же настроением? Ты хоть немного сожалела о том, что сделала?

– Я… – Он держал ее за руку и, должно быть, почувствовал, как она вздрогнула, но его красивое лицо оставалось бесстрастным, словно выбитое на медали. – Хадсон… – Голос ее дрогнул и прервался. «Нет, я не смогу! – билась в голове паническая мысль. – Я не выдержу, не вынесу эту навязанную мне роль! Он слишком умен, еще немного – и увидит меня насквозь!» – Хадсон, в таких разговорах нет смысла.

– Сколько же личностей скрывается за этой прекрасной ширмой? – заговорил Хадсон тихо, словно обращаясь к самому себе. – Такое чувство, словно я сижу перед телевизором и смотрю шоу с переодеваниями. «А теперь попросим на сцену настоящую Марианну Хардинг!» – Он улыбнулся, однако в этой улыбке не было теплоты. – Но нет, напрасно надеяться. Ты никогда этого не сделаешь.

– Чего? – спросила Марианна.

– Не покажешь мне свое настоящее лицо.

Он уставился на нее тяжелым взглядом. Марианна залилась краской, отчаянно придумывая подходящий ответ.

– Ты так говоришь, словно я – какая-то загадка, – пробормотала она наконец.

Но Хадсон уже не слушал: повернувшись к старику-крестьянину с корзиной спелых вишен, он на беглом французском спрашивал о цене ягод.

Присев на старую каменную стену, окружающую базар, они ели алые, напоенные солнцем вишни. День уже клонился к вечеру, и солнце утратило свой безжалостный жар. От нагретых камней исходило тепло, во всем чувствовался мир и покой, и пронзительное ощущение потерянного счастья вдруг охватило Марианну.

Она знала, что навсегда запомнит этот день – звуки и запахи марокканского базара, тепло древних камней, вкус вишен. И Хадсона рядом.

– Анни, ты счастлива? – послышался вдруг его голос. – Довольна жизнью в Лондоне и работой? У тебя есть все, что тебе нужно?

Как он может спрашивать!

– Да, еще бы! – ответила она с сияющей улыбкой, хотя едва не подавилась вишней от этого вопроса. – А ты доволен?

– Своей работой? – Он задумчиво покачал головой. – Конечно, это очень важная часть моей жизни, но не вся жизнь. Есть еще досуг.

«Видела я твой „досуг“ в отеле!» – подумала Марианна, вспомнив рыжую красотку. Острая боль – боль ревности – пронзила ей грудь.

– Очень хорошо, – произнесла она, выдавив из себя еще одну улыбку.

– Ты думаешь? – сухо отозвался Хадсон, и взгляд его скользнул в сторону, где торговцы укладывали свои пожитки, собираясь в неблизкий путь к родным селениям. – Да, я стараюсь соблюдать равновесие между работой и отдыхом. В старину говорили: «На том свете отдохнем», но для меня эта поговорка звучит глупо. Мне приходилось видеть людей, в буквальном смысле надорвавшихся на работе, и ничего хорошего в этом нет, поверь мне.

Марианна ясно представила себе, как, наработавшись вдоволь, Хадсон предается «отдыху» с рыжей красавицей.

– Разумеется. – Ответ прозвучал слишком резко, и она поспешно добавила: – Ты занимаешься спортом? Что ты делаешь, чтобы расслабиться?

Хадсон окинул ее взглядом, полным холодного удивления, и Марианна прикусила язык. Она разговаривает с ним словно с каким-то случайным знакомым.

– А ты не помнишь? – мягко спросил он. – Неужели два года – такой большой срок?

– Я… нет… боюсь, что…

– Сквош. – Он явно наслаждался ее замешательством. – Я играю в сквош, Анни.

– Ах да. Сквош! Конечно! – повторила она словно попугай.

– И во многие другие игры, – негромко и с нажимом закончил Хадсон.

Солнце стояло еще высоко над горизонтом, когда они собрались домой. В машине парило как в сауне, и Марианна, бросив шляпу на заднее сиденье, попыталась собрать рассыпавшиеся волосы в узел на макушке, чтобы охладить вспотевшую шею.

– Словно веретено с золотыми шелковыми нитями.

– Что?

Голос Хадсона, бархатный, с чувственными хрипловатыми нотками, будто звучал где-то в глубине груди. Марианна не расслышала его слов.

– Твои волосы.

По ее спине прошли мурашки от его жадного, оценивающего взгляда.

– Другие женщины из кожи вон лезут, чтобы произвести такое впечатление, и все равно выходит натужно и фальшиво. А у тебя все получается естественно. И убийственно действует, – мрачно добавил он.

– Какое впечатление? – осторожно спросила Марианна, не зная, хочет ли Хадсон сделать ей комплимент или нанести очередное оскорбление.

– Соблазнительной невинности, – задумчиво ответил Хадсон. – Ты словно приглашаешь мужчину подойти поближе и в то же время предупреждаешь, что слишком близко беднягу не подпустишь. Наивность и сексуальность – убийственное сочетание! И у тебя это выходит неподражаемо!

– Я никого не собираюсь соблазнять! – горячо возразила Марианна. Краска залила ей щеки. – Я ношу длинные волосы, потому что мне так нравится, и как я причесываюсь – тоже никого не касается! – Зеленые глаза ее воинственно блеснули.

– Мне тоже нравятся длинные волосы, – признался Хадсон. – И думаю, подавляющее большинство мужчин со мной в этом солидарно.

– А мне, знаешь ли, глубоко неинтересно, что думают обо мне мужчины, – огрызнулась Марианна. Предположение Хадсона, будто бы она, подобно сиренам из греческих мифов, искусными приемами заманивает неопытных простачков в свои сети, оскорбило ее до глубины души. – Кстати, тебе не пора в отель? – язвительно спросила она. – Что скажет твоя подруга, если узнает, что ты провел весь день со мной?

– Да ничего не скажет, – безразлично сказал Хадсон. – С какой стати ей возражать? Мы с тобой прекрасно знаем, что ничего не значим друг для друга; так почему бы нам не вспомнить старые времена?

Меньше всего на свете Марианне хотелось сейчас вспоминать прошлое. Она была взволнована, рассержена, оскорблена, и сверхъестественное спокойствие Хадсона заводило ее еще сильнее. Лучше бы он сгорал от желания, как несколькими часами раньше!

Нет, нет, этого желать нельзя! Она должна радоваться, что Хадсон разлюбил ее и начал новую жизнь с кем-то другим. Должна радоваться, но вместо этого Марианна сгорала от ревности и все яснее понимала, что не создана для роли мученицы.

Несколько секунд Хадсон пристально всматривался в ее лицо, затем отвернулся и завел мотор.

– Отвезу-ка я тебя домой, – проговорил он. – А то наш друг Кийт будет волноваться. Пожалуй, еще навоображает себе лишнего. – И он бросил на нее насмешливый взгляд.

– Мне казалось, что в этом и была цель твоей игры, – сухо ответила Марианна.

– Думаешь, я играю с тобой? – резко спросил Хадсон. Глаза его потемнели, лицо затвердело и стало похоже на бронзовый лик древней статуи. – Нет, Анни, это не игра. Много-много лет назад я вырос из детских игр. И ты скоро поймешь, что сейчас я совершенно серьезен. В моем деле… – он запнулся, впившись взглядом в ее побелевшее лицо, – в моем деле часто приходится сталкиваться с людьми, невинно пострадавшими по чьей-то злой воле. Они просят у меня помощи. Я никогда не отказываю им и стремлюсь не только добиться справедливости, но и получить для клиента максимальную компенсацию.

– Так вот как ты смотришь на все это… на наши отношения? – тихо спросила Марианна.

– Отношения? – холодно переспросил он, не сводя с нее ироничного взгляда. – О чем ты говоришь? Между нами нет никаких отношений, Анни, ты доказала это два года назад.

– Тогда чего ты от меня хочешь? – дрожащим голосом прошептала Марианна. Так она и знала: его сегодняшняя «капитуляция» была лишь хитрым трюком, чтобы усыпить ее бдительность. Нет, так легко она от него не отделается.

Мгновение – и Хадсон припал к ее губам. От удивления Марианна не смогла оттолкнуть его. Прежде чем она поняла, что случилось, Хадсон уже оторвался от ее губ, оставив ее обессиленной и опустошенной, и нажал на газ. Автомобиль рванулся вперед.

– Все в свое время, – холодно ответил он. – Все в свое время.

– Если ты думаешь, что я смирюсь с таким ответом, то очень ошибаешься! Я не марионетка, которую можно дергать за ниточки!

– Да что тебе не нравится? – Хадсон бросил через плечо саркастический взгляд и снова сосредоточился на дороге. – Пикник со старым знакомым? Марокканский базар? Что такого страшного случилось, Анни? К ужину ты будешь в отеле, а после ужина спокойно пойдешь на работу. Все так, как я и обещал.

«Если он думает, что ужинать я буду с ним, – думала Марианна, чувствуя, как пылают щеки, – то сильно ошибается! И пусть только заведет об этом речь – я ему все выскажу!»

Но ей не пришлось поупражняться в красноречии. Выйдя из машины, Хадсон предложил ей руку и ввел в холл; не успев открыть рот, чтобы произнести первую заготовленную фразу, Марианна увидела, как навстречу им устремилась группа людей, показавшихся ей знакомыми.

– Хадсон! – Рыжая красавица отделилась от толпы, и Марианна вспомнила, где видела эту веселую компанию. – Дорогуша, мы ждем тебя уже целую вечность! Ты не забыл, что представление начинается в семь?

– Как же, помню. – Хадсон кивнул своим друзьям и повернулся к Марианне. – До свиданья, Анни. Приятного вечера.

Кажется, Марианна что-то ответила, хоть минуту спустя и не могла вспомнить, что именно. Ей удалось дойти до лифта, ни разу не споткнувшись, как ни хотелось упасть на пушистый ковер и испустить дух. Нажав кнопку, она обернулась и увидела, что холл пуст. Они ушли.

Вот ей и урок! Эта мысль помогла Марианне переодеться, спуститься вниз и поужинать, хоть она и проглотила лишь несколько кусочков. Эта же мысль поддержала ее во время съемок, хотя к концу работы голова у нее раскалывалась от тупой, ноющей боли. Вернувшись к себе, Марианна приняла две таблетки аспирина, долго стояла под душем, а затем легла в постель.

Спала она плохо и проснулась совсем разбитой. За завтраком у нее слипались глаза, и окончательно она проснулась, лишь когда заметила за дальним столиком Хадсона, в гордом одиночестве наслаждающегося обильным завтраком. Боже, как он отвратителен, как ненавистен ей! Как смеет выглядеть таким спокойным, собранным и довольным, когда у нее внутри все рвется на части? Как смеет с аппетитом поглощать этот богатырский завтрак?

Словно прочтя ее мысли, Хадсон обернулся к ней и небрежно кивнул, смерив ее надменным взглядом. Так смотрит победитель на побежденного.

В последующие три дня Марианна почти не видела Хадсона. При случайных встречах он вежливо кивал ей и произносил какие-то ничего не значащие банальности. Марианна работала без отдыха, а бессонные ночи проводила в слезах. К концу третьего дня она превратилась в комок нервов.

Кийт и остальные, закончив работу, покинули Танжер. Марианна сама не понимала, почему не уехала с ними. Казалось, все на свете она отдала бы за то, чтобы снова оказаться в своей лондонской квартирке! Но что-то – должно быть, глубоко запрятанная в душе гордость – не позволяло ей сбежать. Она планировала остаться в Марокко еще на несколько дней и совершить экскурсию по стране – значит, так и сделает.

Это же чувство заставило ее не заказывать еду в номер, а спуститься в обеденный зал, хоть Марианна и понимала, что Хадсон, если еще не отправился куда-нибудь со своей рыжей подругой, скорее всего, окажется там.

За несколько дней Марианне стало ясно, что рыжеволосая дива остановилась не в отеле. Однако ее стройная соблазнительная фигура с удручающей регулярностью маячила в холле по вечерам: то Хадсон ужинал с ней и ее компанией, то все они вместе отправлялись в город на поиски развлечений. Это повторялось изо дня в день, и Марианне становилось все тяжелее.

Пару раз в этой компании появлялись Идрис с Фатимой. Прошлым вечером, заметив Марианну, оба кивнули и дружески помахали ей. Почему-то при этом невинном жесте ее захлестнула такая волна отчаяния, что сердце едва не разорвалось.

Итак, выйдя из лифта, Марианна зашагала через холл с гордо поднятой головой. «Мне все равно, – повторяла она про себя. – Он ничего для меня не значит».

– Здравствуй, Анни!

Только она успела сесть за столик в дальнем углу зала и переброситься несколькими словами со знакомым официантом, как глубокий хрипловатый голос Хадсона заставил ее вжаться в кресло. Собравшись с духом, она подняла голову.

– Здравствуй.

Слава Богу, он один! Ей удалось улыбнуться почти искренней улыбкой.

– Ужинаешь в одиночестве? – мягко спросил он.

Не доверяя своему голосу, Марианна просто кивнула.

– Не возражаешь, если я к тебе присоединюсь? – Казалось, ему и в голову не приходило, что она может отказать.

– Я… Но…

– Пока ты раздумываешь, я присяду.

В голосе его звучала сталь, и Марианна ответила грубее, чем ей хотелось бы:

– Тебе не приходит в голову, что я могу и отказаться?

– Слишком поздно. – Он усмехнулся, не сводя с нее пристальных глаз. – Я уже сижу. Не станешь же ты устраивать сцену перед отъездом? – поддразнил он ее.

Марианна хотела ответить язвительным замечанием, но помешало появление официанта. «Оно и к лучшему», – подумала Марианна, наблюдая, как Хадсон заказывает большую бутылку вина. Сейчас ей как никогда необходимы серьезность, спокойствие и собранность.

Но одно дело – решить, другое – выполнить.

Официант согнулся в поклоне, встряхнув угольно-черными волосами, и исчез с услужливой улыбкой на устах.

– А где же наш милый, добродушный Кийт? – лениво протянул Хадсон, передразнивая характеристику, данную Кийту Марианной несколько дней назад.

На языке у нее уже вертелся резкий ответ, но она прикусила язык. Не стоит Хадсону знать, что все остальные уехали. Тогда придется объяснять, почему она осталась здесь в одиночестве. Кстати, а почему? Ей ничего не стоило уговорить кого-нибудь из друзей задержаться и поездить вместе с ней по Марокко. Но Марианна решила остаться одна – и теперь досадовала на свое решение. Пожалуй, Хадсон увидит в ней несчастную, всеми брошенную бедняжку. И перед мысленным взором ее вновь всплыла рыжеволосая красавица.

Она небрежно пожала плечами.

– Кийт? Откуда мне знать, где он? Я тебе уже объясняла: мы просто коллеги. Он не обязан передо мной отчитываться.

– Да я что-то и остальных не вижу. – Ястребиным взором он окинул обеденный зал. – Они подойдут позже?

– Нет, – с рассчитанной небрежностью ответила Марианна. – Я думала, что в кои-то веки получила возможность поесть в тишине и покое. – И она надменно подняла тонкие брови. – А где же твои друзья? Что-то их не видно.

– Увы, да, – лениво улыбнулся Хадсон. – Мы здесь только вдвоем – ты и я.

В это время у стола появился официант с меню в руках. Начался обычный ритуал заказа, и Марианне стало немного легче. Однако всякий раз, когда Хадсон бросал на нее взгляд, она чувствовала, как сердце колотится о ребра.

– Ты, кажется, скоро возвращаешься в Англию, – поигрывая бокалом, заметил Хадсон, как только они снова остались одни. – Ведь твоя работа почти закончена.

– Да, – кивнула Марианна, не желая вдаваться в объяснения, и поспешно спросила: – А ты когда уезжаешь?

– Через несколько дней, – ответил он с безразличной улыбкой. – Анни, расскажи мне о своей работе, – предложил он. – Очевидно, твое дело действительно тебя увлекает и, не сомневаюсь, хорошо тебе удается.

Марианна не улыбнулась в ответ: она лихорадочно соображала, какой смысл может таиться в столь безобидном на первый взгляд интересе к ее работе. Но, так ничего и не поняв, решила понимать слова буквально. Так безопаснее.

– Я люблю свою работу, – тихо призналась она. – Мой отец – родной отец – увлекался фотографией и по выходным всегда брал меня с собой «на натуру». Шотландия – просто мечта для фотографа! А потом, когда приехала в Лондон, я выяснила, что фотографы там всегда в цене, и… вот так все и получилось, – неловко закончила она.

– Да, повезло, – протянул Хадсон.

В его тоне Марианне почудилось что-то насмешливо-оскорбительное, но она смело продолжала:

– Да, повезло. Многие неопытные фотографы не проходят даже первого интервью, но мне Кийт решил дать шанс.

– Как только тебя увидел, – безразлично уронил Хадсон. – Как мило с его стороны.

– Да, вот так все…

– … так все и случилось, – подхватил он. – Что ж, Анни, тебе и вправду повезло. Итак, ты довольна жизнью и олицетворяешь собой счастливую современную женщину? Сильная, яркая, удовлетворенная…

Последнее слово Хадсон насмешливо растянул, вложив в него очевидный сексуальный смысл. Марианна багрово покраснела. В его словах звучал вызов и еще что-то такое, от чего в самой сердцевине ее существа родилась тупая, ноющая боль.

– Еще вина? – предложил Хадсон.

Только сейчас Марианна заметила, что осушила весь бокал. Хадсон немедленно налил еще, и Марианна предупредила себя, что этот бокал будет последним. Красное вино с фруктовым запахом безобидно только с виду, а ей сейчас необходима ясная голова.

Однако алкоголь помог ей приободриться. Марианна легко поддерживала разговор, избегая томительных пауз, и только два часа спустя, когда официант принес кофе, сообразила, что, пожалуй, выпила лишнего.

«Чего он добивается? Хочет напоить меня и соблазнить?» – мрачно размышляла Марианна. Ему известно, что ее командировка подходит к концу. Он один, она одна. Да, надо было сразу догадаться.

– Анни, что случилось?

Поежившись под его пристальным взглядом, Марианна широко и фальшиво улыбнулась.

– Случилось? Бог с тобой, что могло случиться? Такой прекрасный ужин.

– Ужином ты довольна, так, может быть, тебе не нравится компания? – Голос его звучал шутливо, но серые глаза были холодны как лед.

Марианна вздрогнула, вдруг осознав, что все эти два часа Хадсон играл роль. Роль внимательного и галантного кавалера. Но все это – притворство, скрывающее истинные чувства. Веселой болтовней и анекдотами он, словно дымовой завесой, маскировал работу своего безжалостного и острого, как шпага, ума. Он чувствует себя как в зале суда – зорко следит за противником и выбирает, куда нанести удар. При этой мысли у Марианны закружилась голова и кожа покрылась мурашками.

– Нет, что ты! – поспешно ответила она. – Я просто устала. Знаешь, столько дней напряженной работы. – Она робко улыбнулась и получила ответную улыбку.

– Возможно, – заметил Хадсон, взглянув на тяжелые наручные часы в золотом корпусе. – Но еще слишком рано, чтобы ложиться спать?

– Д-да… – Марианна не могла понять, куда он клонит, видела только, что серые глаза его блестят опасным блеском.

– Может быть, Кийт приготовил для тебя работу на вечер?

– Нет. То есть… не думаю… нет, ничего не назначено. – Услышав собственный голос, превратившийся в какой-то лепет, она замолкла и строго приказала себе успокоиться. – Думаю, сегодня все рано лягут, – неловко закончила она наконец. – Мы все устали.

– Да, разумеется. – Голос его стал холоднее. – Кажется, они как раз сейчас отплывают, верно?

Он знал! Он все это время знал!

– Чего ты боишься? – спросил он. – Думаешь, если я пойму, что ты одна, тут же наброшусь на тебя и изнасилую? Или начну досаждать, преследуя по пятам?

– Нет, конечно, я ни о чем таком не думала! – покраснев, смущенно ответила Марианна.

– Нет? Прости, не верю. – В серых глазах его таилось нечто глубокое, но непонятное Марианне. Гнев? Горечь? Уязвленная гордость?

– Хадсон, я вовсе не… – начала Марианна, но Хадсон прервал ее со своей обычной самоуверенной властностью:

– Не трудись оправдываться, Анни, мне малоинтересны твои объяснения. Вижу, ты действительно устала, так что…

– Хадсон…

– Спокойной ночи, Анни, приятных снов.

Эти слова он произнес таким тоном, что продолжать разговор было невозможно. Секунда – и Хадсон исчез, только в дверях обеденного зала мелькнули его гордый профиль и разворот атлетических плеч.

Расширенными от боли глазами Марианна смотрела ему вслед. Черт бы его побрал! Она не хочет, чтобы все кончилось так! Он снова ничего не понял и теперь будет презирать ее еще сильнее, чем раньше! Что делать? Бежать за ним? Объяснить все о своей поездке? Попрощаться как следует? Она застыла в кресле, пораженная этой мыслью. Что значит «как следует»? Молить его о прощении? Может быть, сказать то, что говорить нельзя? Нет, это безумие! Будь благоразумна, Марианна!

Она выбрала этот путь два года назад и должна идти по нему, как бы сердце ни рвалось к прежним мечтаниям. Если она его любит, по-настоящему любит – а Бог свидетель, это так и есть! – нужно оставить его в покое. Иной путь эгоистичен и жесток. Пусть считает ее бессердечной кокеткой, пусть уйдет прочь и забудет о ней навсегда.

С трудом передвигая ноги, Марианна побрела в номер. У двери она оглянулась в смутной надежде… надежде на что? «Дура, – жестоко упрекнула она себя, – неужели ты надеешься, что он стоит здесь и ждет? Может быть, воображаешь, что он тоже страдает? Идиотка, неужели не понимаешь, что, даже если твои мечты сбудутся, это обернется бедой для вас обоих?»

Но исполнение мечты ей не грозит. Хадсон горд и циничен, такие люди не прощают предательства. Все кончено.