Текст книги "Держа океан (ЛП)"

Автор книги: Хайди Каллинан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Эммет наклонился к моей кровати и прошептал прямо мне в ухо.

– Уже девять вечера, мне нужно домой. Я хотел бы остаться, но не могу.

Я запаниковал. Я должен был отпустить его домой, но не хотел, чтобы он меня покидал. И пусть, когда он был со мной, я все еще пребывал в депрессии, он был моим якорем в этом океане эмоций. Я не хотел спать в темноте, в одиночестве, да еще и на препаратах. На самом деле, подумав об этом подольше, я почувствовал, как слезы выступают на моих глазах. Я прижал его руку к моим губам и, когда поцеловал костяшки его пальцев, слеза скатилась по моей щеке.

– Пожалуйста, – прошептал я, – останься.

Сжав мою руку крепче, Эммет стал напевать и взмахивать ей, будто хотел стряхнуть с нее воду.

Он уставился на мои губы.

– Мне пора домой. Остаться здесь на ночь плохая идея, и я не думаю, что мой аутизм мне позволит. Прости. Но я могу задержаться еще ненадолго.

Мне хотелось, чтобы он остался на всю ночь. Мне было нужно, чтобы он остался со мной, но я понял, что он не может.

Хотя бы еще немного. Объятий. Поцелуев.

Я кивнул Эммету.

Действие сильных препаратов заканчивалось.

Я похлопал по месту рядом со мной.

Ляг рядом. Обними меня.

– Это не комната. И ты весь в трубках.

Я был слишком измотан, чтобы спорить, поэтому просто откинул одеяло и ждал. Походив и понапевав еще немного, Эммет сел ко мне. Он возился с рельсом на кровати и уронил пульт от телевизора, проворчав что-то, прежде чем занял нужное положение, близко ко мне, и наши тела соприкоснулись.

– Они арестуют нас, – пробормотал он.

Я накрыл нас одеялом и, прикоснувшись к его лицу уверенным движением, которые ему нравились, прижался губами к его губам. Приоткрыв рот, я облизал его губу.

Эммет вздрогнул и пробормотал:

– Ты лизнул меня. – Но потом он тоже приоткрыл рот, впустив мой язык.

Из-за всех этих препаратов эрекции у меня быть не могло, но я почувствовал его твердость, упирающуюся мне в пах. Его поцелуи были неуклюжими и робкими, но я был смел, и Эммет принимал каждое мое движение. Обняв меня за плечи, он дышал все тяжелее и тяжелее, пока не отстранился.

Когда он заговорил, голос его дрожал.

– Джереми, если ты продолжишь меня целовать, я кончу прямо в трусы.

Я улыбнулся, но поцелуев не продолжил, только уткнулся носом в его щеку. У него была лучшая щетина на свете, ощущать её было так хорошо.

– Спасибо за то, что вызвал 911. За то, что ты со мной.

За то, что ты есть.

– 911 вызвала моя мама, но с моего телефона.

Эммет тоже неловко уткнулся носом в мою щеку, но без моего напора.

– Пожалуйста, Джереми, не делай так больше.

Я хотел пообещать ему, что больше этого не сделаю. Мне хотелось сказать, что я не думаю о самоубийстве, пока он со мной.

Это было бы ложью. Поэтому я поцеловал его губы еще раз и прижался к нему.

Когда вошла медсестра, она не накричала на нас, но велела Эммету уйти, и, когда он ушел, я молча уткнулся в подушку и захныкал. Прежде чем грусть поглотила меня, медсестра сделала мне укол еще какого-то препарата, и я заснул.

На следующее утро я проснулся уже не с таким сильным ощущением опьянения. Оказалось, что я реагировал на успокоительные препараты сильнее, чем они ожидали, поэтому так долго чувствовал себя настолько одурманенным, но теперь, хоть я и чувствовал себя по-прежнему ослабевшим, я был в состоянии сидеть, ходить и двигаться.

После проверки уровня кислорода в моей крови мне сняли все трубки и капельницы и принесли большой завтрак.

Эммету тоже принесли завтрак, потому что он вернулся, как только я проснулся.

Он ел молча, а потом стоял надо мной, практически кормя меня с ложечки, заставляя все съесть. Медсестрам мы, наверное, казались милыми, они продолжали улыбаться и смотреть на нас. Хотя некоторые из них знали Эммета, как он объяснил, его мать навещала в этой больнице своих пациентов.

Вскоре после того, как мы съели наш завтрак, приехали наши родители, все четверо, и матери, и отцы обоих. Мой отец держал мать под руку, успокаивающе её поглаживая, пока она вытирала свои глаза. Джен приехала с ними, хотя стояла она немного подальше, серьезная и бледная. Она всегда держалась так отстраненно по отношению к нашей семье, но, когда мы с ней разговаривали по телефону или находились наедине, она вела себя по-другому.

Мне надоело думать о том, как ужасен будет день, когда они заставят меня чувствовать себя плохо из-за того, что я почти сделал. На какое-то мгновение это заставило меня пожалеть, что мне не удалось покончить с собой, но потом Эммет взял меня за руку, и я не жалел больше ни о чем. Однако я не получил нотаций и нагоняя, которых ожидал. Когда все стали чувствовать себя неловко и оглядываться по сторонам, в палату вошел доктор.

Эммет, сияя, встал.

– Доктор Норт, вы врач Джереми?

– Да, я один из них. Рад снова тебя видеть, Эммет. Мариетта, Даг. – Врач пожал им руки и повернулся к моим родителям.

– Доктор Говард Норт. Приятно познакомиться.

Мои мать и отец приняли его рукопожатие, но вели себя так, будто им стыдно, как будто они смущены тем, что им пришлось вызвать мне врача. Доктор Норт не заметил этого, а если и заметил, то проигнорировал их.

– Я хочу попросить всех вас ненадолго покинуть палату, чтобы я мог поговорить с Джереми наедине. Если вы подождете в холле, я подойду к сестринскому посту и дам знать, когда мы закончим.

Мой отец застыл, и его усы приняли горизонтальное положение, параллельное его плечам.

– Мы остаемся. Он наш сын. Мы имеем право услышать то, что вы у него спросите.

Джен закатила глаза, но ничего не сказала, а доктор Норт спокойно обратился к моим родителям.

– При всем уважении, мистер Сэмсон, ваш сын совершеннолетний. Если он захочет, чтобы вы присутствовали при нашей беседе, то можете остаться. Можете присутствовать и на других беседах, если он согласится на это, но по закону Джереми имеет право принимать самостоятельные решения относительно его здоровья. И даже если бы он был несовершеннолетним, то я бы все равно настаивал на том, чтобы эта беседа хотя бы частично проводилась конфиденциально. Это не из-за неуважения к вам, как к родителям, а из уважения к Джереми, как к личности.

Это приятно меня удивило, но я сразу напрягся, когда отец посмотрел на меня, явно ожидая, что я скажу доктору Норту, что мы можем говорить при них, и я хочу, чтобы они остались. Я не хотел, поэтому уставился на одеяло и позволил доктору Норту прогнать их всех. Я не возражал, чтобы остался один единственный человек, но он ни на что не жаловался. Эммет обхватил двумя пальцами два моих в знак молчаливого прощания. Потом все ушли, и в палате остались только я и доктор Норт.

Улыбаясь, он пододвинул стул к моей кровати и принял на нем расслабленную, но вежливую позу.

– Ты сегодня хорошо выглядишь. Как ты себя чувствуешь?

Я согнул лежащие поверх одеяла руки. Мне не хотелось говорить о том, как я себя чувствую. Меня осенило, что, возможно, из-за этой ужасной ошибки, которую я совершил, они поместят меня в какое-нибудь заведение. Эта мысль заставила мой завтрак проситься наружу.

– Спасибо, что Эммет остался вчера со мной. Я имею в виду, что думаю, это благодаря вам. Я ценю это, и думаю, он тоже.

– Всегда пожалуйста, – сказал он. – А почему ты не хочешь рассказать мне о том, как ты себя чувствуешь?

Мои ногти снова и снова царапали одеяло, а я уставился на свои ноги.

– Я в порядке. Простите, что всех напугал.

Я начал говорить, что это больше не повторится, но остановился, почти уверенный в том, что этот парень видит ложь насквозь.

– Джереми, ты не должен нервничать. Здесь тебе нечего бояться.

Но я боялся многого.

Несмотря на препараты, я почувствовал, как приступ паники ищет способ вырваться наружу. Я не мог потерять Эммета после того, как снова его обрел.

Прохладные, слегка обветренные руки сомкнулись на моих.

– Поговори со мной о том, что заставляет тебя беспокоиться. Позволь мне помочь тебе.

Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь затолкнуть страх поглубже. Мне не хотелось говорить ему, чего я боюсь, но, если я не скажу, это гарантирует, что у меня начнется приступ паники, из-за которого меня, скорей всего, упрячут в психушку.

– Я не хочу в психиатрическую больницу.

– Мы всего лишь разговариваем, а не изучаем такую возможность, Джереми. Как ты сейчас себя чувствуешь?

Смущенно и напугано. И еще глупо.

Раньше я чувствовал себя лучше. Когда Эммет был здесь.

– Я хочу увидеть Эммета.

– Ты увидишь. Но сначала мне нужно, чтобы ты поговорил со мной о своих чувствах.

Я не хотел.

– Я хочу пойти домой.

Не очень, на самом деле, но это было лучше того, что происходит сейчас. Одному Богу известно, что этот парень найдет у меня в голове, если начнет копаться в ней.

Доктор Норт не касался меня, но он наклонился ко мне и заставил почувствовать себя так, будто он ко мне прикоснулся.

– Мне нужно, чтобы ты внимательно выслушал меня, Джереми. То, что я собираюсь тебе сказать, может тебя расстроить, но я хочу, чтобы ты это выслушал. Ты сможешь это сделать?

Мой желудок скрутило узлом. Я сухо кивнул и уставился на свои колени.

– Хорошо. Спасибо. То, что ты сделал – это серьезно. У тебя не будет неприятностей, никто не будет ругать, осуждать или наказывать тебя. Но домой ты пойти сейчас не сможешь. На самом деле скоро мы поедем в психиатрическое отделение интенсивной терапии, где ты пробудешь как минимум несколько дней для наблюдения.

С таким же успехом он мог закачать лед в мои вены. Я чувствовал себя слишком хреново, чтобы запаниковать, но все равно попытался. На сей раз он действительно положил руку мне на плечо, довольно мягко, но это удержало меня на месте, когда он заглянул мне в глаза.

– Это не наказание. Это лечение. Важно, чтобы ты понял это.

Его голубые глаза были настолько бледными и не яркими, что казались почти серыми. Эти глаза были добрыми, как у дедушки. Но, даже учитывая эту доброту, мне хотелось плакать.

– Я… я не могу… я не буду.

Он держал руку на моем плече, но именно его ласковый голос удерживал меня на месте.

– Пожалуйста, пойми, не я это придумал. В попытке причинить себе вред ты поднял на уши целую систему государственного здравоохранения. Твои действия указывают на то, что ты не контролируешь себя, и сейчас ни ты, ни твоя семья не можете принимать решение, куда ты отправишься. Сделай глубокий вдох.

Он сделал паузу и ждал, пока я пытался привести в норму свое дыхание. Потом продолжил.

– Я понимаю, это сложно. Это непросто для любого человека, но выкинь из головы голливудские видения пустых коридоров и сумасшедших домов. Ты ляжешь в психиатрическое отделение частной больницы. Это двумя этажами выше. Там все так же, как и в твоей палате, только меньше стекла и оборудования. Признай, что ты там не для наказания, а для того, чтобы за тобой наблюдали и помогли тебе.

Я думал о Голливуде. На самом деле я думал о шоу «Охотники на призраков», в котором они осматривали старую психушку конца двадцатого века. Никаких призраков не появилось, но образы этого старинного и изолированного места до сих пор не дают мне покоя.

Мысль о том, что они могли так легко от меня избавиться – без выбора, не давая мне право слова – заставила меня похолодеть. Это заставило меня пожалеть о том, что я не постарался лучше и не укокошил себя.

Хотя это была неправда. Я не хотел умирать. Нет, если я буду видеться с Эмметом.

Доктор Норт убрал руку с моего плеча.

– Тебя же не гонят туда прямо сейчас. Прямо сейчас, в этот момент, Джереми, с тобой разговариваю я. Я спрашиваю тебя: как ты себя чувствуешь. Я твой врач и хочу это знать. И я хочу помочь тебе, потому что помогать людям, которые чувствуют себя подавленными – моя работа.

Я понимал, что он хочет сделать, но все это не имело смысла, если меня разлучат с Эмметом.

– Вы пытаетесь разглядеть во мне сумасшедшего, но если я действительно сумасшедший, то меня увезут очень далеко. Не сюда. В какое-то другое место. Для моего же «блага».

– Никто не собирается тебя никуда увозить. Тебе придется остаться здесь как минимум на несколько дней, пока я и мои коллеги не убедимся, что ты больше не причинишь себе вред. Если ты или твои родители будете мне возражать, я добьюсь постановления суда, чтобы задержать тебя здесь, пока опасность не минует. Но у нас нет намерения упрятать кого-то в психушку. Я хочу для тебя не этого. Я хочу начать лечить тебя, чтобы вернуть в социум достаточно окрепшим, и ты мог жить полноценной жизнью.

Мои ноздри раздувались, и я уставился на свои колени.

– Тогда вы можете запихнуть меня куда-нибудь подальше, потому что я никогда не стану сильным.

– Ты хочешь сказать, что даже не попытаешься или что не веришь, что у тебя получится?

Отвращение к самому себе превратилось внутри меня в дым, который душит мою надежду.

– Я не думаю, что достаточно силен для этого мира. Я знаю это. Все хотят, чтобы я был сильным, чтобы я был нормальным, не был грустным и разбитым, но я просто не могу. Я не могу измениться. Мне не нравятся девушки, я не могу быть счастлив, не могу находиться в переполненном магазине без приступов паники. Не могу стоять в пробке, находясь в машине. Я вообще редко вожу. Я не приспособлен к этой жизни. Я не могу измениться. Я это точно знаю потому, что я пробовал.

Я думал, что был достаточно убедителен, но доктор Норт только улыбнулся, а его серо-голубые глаза заблестели, будто бы он раскрыл какой-то секрет.

– Но я никогда не говорил, что хочу, чтобы ты менялся. Я хочу помочь тебе найти способ стать сильнее. Чтобы ты стал сильным, ведь ты такой и есть. Изменить то, как ты относишься к миру, и тогда мир изменит свое отношение к тебе, и ты сможешь с этим справиться.

Он что, сошел с ума?

– Это невозможно.

– Тогда моя первая цель – убедить тебя. – Он протянул руки и поднял брови. – Но для начала… Давай сегодня сделаем первый шаг к успеху. Один маленький шажочек. Я сейчас задам тебе два вопроса и попрошу тебя ответить честно на каждый из них. Для ответа достаточно даже одного слова. Я собираюсь спросить, как ты себя чувствуешь и чего ты хочешь. Будь сильным, отвечая на эти вопросы, даже если ты не хочешь или боишься. И помни, ты стараешься быть сильным не для того, чтобы просто пойти домой и покинуть эту больницу, а для того, чтобы жить полноценной и счастливой жизнью. Ты готов попробовать?

Ответить на эти два вопроса не требовало смелости, но я кивнул.

Он сел ближе.

– Как ты себя чувствуешь прямо сейчас, Джереми?

Столько эмоций крутилось в моей голове, что я не знал, с чего начать.

Я не хотел ничего говорить, потому что боялся ответить неправильно, но он продолжал наблюдать за мной. Он будет держать меня здесь весь день, пока я что-то не скажу. Поэтому я попытался сглотнуть, но мое горло было сухим, и произнес:

– Боюсь.

– Очень хорошо, это понятная эмоция. Мне бы тоже было бы сейчас страшно, если бы я испытал то же, что и ты вчера. Я расскажу тебе, что я чувствую прямо сейчас – гордость за тебя и беспокойство о тебе. Я хотел бы, чтобы в тебе не было страха. На самом деле я делаю все возможное, чтобы он ушел. Но также знаю, что один я не справлюсь. Я посижу с тобой еще минутку, и мы еще пообмениваемся с тобой нашими мыслями. Я досчитаю до десяти у себя в голове, и мы дадим чувствам нас заполнить. Я не хочу, чтобы ты пробовал остановить свои чувства, притворялся или изменял их. Просто сиди и ощущай. Ничего, если твои чувства изменятся, но не пытайся их подправить. Я дам тебе десять секунд, чтобы раскрыть свои эмоции. Ты готов?

Я не был готов, но все равно кивнул.

– Давай.

Это было так непривычно. Я не знаю насколько хорошо я выполнял его указания, потому что все равно продолжал думать о своих чувствах. Но иногда мне казалось, что я делаю именно то, что он просил, и просто чувствую. У меня было ощущение, будто я тону в воде. В ее глубоких и синих волнах, но было ощущение, что она может затянуть меня на самое дно. Кроме того, чем больше я выпускал чувства на волю, тем больше задавался вопросом, а правда ли я утону, или это всего лишь мой страх?

– Десять.

Я встряхнулся и, открыв глаза, уставился на доктора Норта, будто бы удивившись, что он здесь. Он улыбнулся мне.

– Хорошо, Джереми, очень хорошо. Ну и как ощущение?

Я не был уверен, как себя чувствую, ведь подобного опыта у меня еще не было. Что он хотел, чтобы я сказал?

– Это было круто. – У меня была надежда на то, что эту «десятисекундную терапию чувств» мы повторим еще раз.

Интересно, а так ли хорошо это будет, если я буду делать это самостоятельно? И еще, а как я узнаю, когда десять секунд истекут?

– Итак, перейдем ко второму вопросу. Ты готов? – Он ждал, пока я кивну. – Чего ты хочешь, Джереми, в данный момент? Помни, неправильного ответа нет. Я не буду осуждать тебя за твой ответ. Все, чего я хочу – это чтобы ты мог проявлять свои чувства и желания. Так чего ты хочешь на данный момент?

Да уж, вопрос был не из легких. И не потому что я не хотел говорить ему (ведь я пока и не говорил), а потому что я не знал. Мне хотелось выбраться отсюда, но я не хотел идти домой. Мне хотелось вернуться домой, но этого места не существует. Такого дома, где все легко, безопасно и хорошо. Это не дом моих родителей.

Я спрятал это чувство поглубже и попробовал снова.

Чего же я хочу? Я не знаю.

Я начал паниковать.

Доктор накрыл мои ладони своими.

– Это не должно быть сложно. Ты можешь сказать мне, что просто хочешь стаканчик мороженого.

Мороженого мне не хотелось. Я хотел чего-то другого. Я это ощущал, практически видел. Закрыв глаза, я вернулся в океан ощущений. Чувствовал я себя ужасно из-за того, что не знал, чего именно хочу. Я расслабился и, позволив себе погрузиться в голубую воду, узнал, чего хочу.

Доктор Норт спросил меня снова:

– Так чего же ты хочешь?

Я не хотел ему отвечать, но в этой голубой толще воды, казалось, мое беспокойство не может меня настигнуть.

– Эммета.

Выкрикнув это имя, я развеял чары воды и нервно взглянул на доктора Норта.

– Я… хочу быть с Эмметом.

Я не был уверен в его реакции, но точно не ожидал от него мягкости и улыбки, которые согрели меня изнутри.

– Отлично. И, кстати, я думаю, это лучше, чем стаканчик мороженого. – Он поднялся, поглаживая мою руку. – Скажу больше, вероятно, я смогу дать тебе то, чего ты хочешь. Возможно, даже очень скоро.

Я чуть было не поправил его и не сказал, что хочу не видеть Эммета, а быть с ним, ощущать его, но здравый смысл подсказывал мне молчать. В любом случае, то, как доктор подмигнул мне, заставило меня думать, что он знал, что я имею в виду.

Глава 11

Эммет

Они не отпускали Джереми домой из психиатрического отделения. На второй день пребывания в больнице ему пришлось побеседовать с психиатром, что является, по словам моей матери, обычной процедурой для тех, кто пытался покончить жизнь самоубийством. Я был рад тому, что есть люди, которые заботятся о нем, но мне было не по себе от того, что ему приходится там оставаться. Я не видел его с того момента, как его поместили в психиатрическое отделение. Если честно, первые несколько дней я не видел его вообще.

Навестил я его на третий день, когда доктор Норт сказал, что Джереми можно принимать посетителей. Также он сказал, что Джереми хорошо себя вел и всячески способствовал своему лечению, вследствие чего заслуживал награды, и именно я был той наградой, которую он хотел. Это делало меня счастливым. Прежде я никогда не был наградой.

Мы встретились в маленькой белой комнате с диваном и окном. Доктор Норт сказал, что если он нам понадобится, то мы можем щелкнуть красным выключателем на стене, и медсестра сходит за ним, либо доктор придет за мной, когда время нашего свидания подойдет к концу.

Когда я пришел, Джереми ждал меня у окна. Он был одет в обычную одежду, но на нем не было обуви. Когда я вошел, он повернулся и улыбнулся мне, а я улыбнулся в ответ и даже на несколько секунд заглянул в его глаза, чтобы показать, как сильно я беспокоюсь о нем.

Мы обнялись, но не поцеловались, потому что доктор Норт все еще был в комнате.

– У вас час, – сказал он нам с улыбкой и исчез.

– Я так рад видеть тебя, Джереми! – Я невысоко взмахнул руками, потому что был слишком взволнован. – Доктор Норт хороший врач. Мама говорит, что он лучший на всем Среднем Западе. А ты считаешь его хорошим врачом?

На лице Джереми появилось смущение.

– Да. Я… – Закусив губу, он взглянул на меня, потом отвел взгляд, а потом посмотрел снова. – Я… прости. За то, что я сделал.

Я был в замешательстве, потому что не знал, что он сделал, ведь я не видел его три дня.

– А что ты сделал?

Его лицо стало красным, что означало, что кто-то очень смущен.

– Я пытался покончить с собой и теперь заперт здесь. Это не… не поступок хорошего парня.

Мне понравилось, что Джереми говорит о том, что он мой парень.

– Ты болен. Это нормально и не имеет отношения к тому, какой ты парень. – Я хотел взять его за руку, но занервничал, поэтому просто взмахнул руками. – Давай посидим на диване и поговорим. У меня в кармане есть бумага и карандаш, если тебе нужно использовать код, но мне пришлось оставить телефон у доктора Норта.

Мы сидели рядом друг с другом. Я мог чувствовать его запах и ощущать его присутствие, но у меня было пространство, чтобы раскачиваться. Так как мы сидели бок о бок, я не мог на него смотреть, но это хорошо, потому что было неправильно чувствовать себя плохо из-за его взгляда.

– О чем ты хочешь поговорить? – спросил я Джереми, а он стал сжимать пальцами свои колени.

– Я… не знаю.

Я засмеялся.

– Ну ты сказал, что хочешь увидеться со мной. Что я твоя награда за упорную работу. Над чем ты работал?

Это был хороший вопрос. Я был уверен в этом, потому что мы с Алтеей все время практикуемся в приемлемых социальных вопросах, но Джереми, ссутулив плечи, снова засмущался.

– Это, наверное, прозвучит глупо. В основном мои эмоции заставляют меня чувствовать себя большим ребенком, доктор Норт это исправляет.

Я нахмурился.

– Извини, я не понял, что ты сказал.

Джереми дернул за край своей рубашки.

– Мы все время говорим о том, как я себя чувствую. Я практикуюсь в чувствах. Я разговариваю о них и перечисляю то, что чувствую, на наших с доктором сеансах. И объясняю это вслух.

Я оживился, потому что понял его.

– Дома у меня есть футболки для чувств. Я надеваю одну из них в зависимости от того, какое чувство я испытываю. Раньше у меня были футболки только для злости и грусти, но теперь у меня футболки и на тот случай, если я чувствую что-то большее, чем могу объяснить.

Он вздохнул.

– Ты всегда говоришь об этом с такой легкостью. Мне жаль, что для меня это не так легко, и я не должен был закончить в этом закрытом отделении. Не хочу быть запертым здесь.

– Закрытое отделение – это страшно лишь сначала, но они заботятся о тебе, и в этом они хороши, что не может не радовать. Я не был в этом закрытом отделении, но мама говорит, что они практически все одинаковые.

Он прекратил сутулиться и посмотрел на меня с таким выражением лица, которое я не смог понять.

– Ты… ты лежал в психушке? В качестве пациента?

– Да. В двенадцать лет.

Теперь выражение его лица было удивленным. Почти испуганным…

– Когда тебе было двенадцать лет? Они заперли тебя?

– Нет, они просто поместили меня в психиатрическое отделение. Тогда я только начал снова говорить и много злился. Моя терапия не приносила мне пользы, и мне пришлось лечь в больницу, пока я не смог себя контролировать.

Джереми продолжал смотреть на меня с непонятным выражением на лице.

– Ты говоришь так, будто в этом нет ничего страшного. Подожди… что значит, ты только начал снова говорить?

– Долгое время я ни с кем не общался. – Чувствуя, что Джереми пялится на меня, я стал раскачиваться, потому что мне стало некомфортно. – Я мог писать, и знал, как разговаривать, но я этого не делал. Осьминог в моем мозгу не позволял мне этого. Я замолчал, когда мне было девять, и снова начал разговаривать почти в тринадцать. Но я любил математику и много ей занимался.

– Я не понимаю. Почему ты не разговаривал?

Мне пришлось напевать, пока я пытался придумать, как ему все это объяснить.

– Это было давно, и я плохо это помню, но я был зол и подавлен. Я еще ходил в школу, и другие ученики заставляли меня чувствовать себя неловко. Это была частная школа, но она мне не подходила. Учителя были хорошими, но ученики нет. Когда я перешел на домашнее обучение, стало лучше, но после того, как я оставил школу, мне захотелось молчать. Это всех расстроило. Лечение тогда было плохим, и я лег в больницу.

– Что ты имеешь в виду под плохим лечением?

– Был врач, который попытался меня связать, когда у меня началась истерика. Это привело меня в ярость, и я ее ударил. Это было ужасное время. Но потом меня положили в больницу, в хорошую больницу. В клинику «Майо» в Миннесоте. Мы жили в Айове, но в Миннесоте была лучшая психиатрическая больница округа, и там работал доктор Норт. Он помог мне так же, как собирается помочь тебе. – Я качался и улыбался, вспоминая, как доктор Норт избавил меня от дурного лечения. – Он блестящий психиатр, так что, держу пари, здесь все будет точно так же, как и в «Майо», потому что он тут главный. В больнице «Майо» было хорошо. Там было чисто, организованно и пунктуально. Я чувствовал себя там в безопасности. Мы говорили о том, что мне, возможно, стоит пожить некоторое время там, но все настояли на том, что я должен попытаться вернуться домой. Я так и сделал, но практиковался в стратегии преодоления. И это хорошо. Вот почему мы должны слушаться врачей. Иногда наши мозги принимают плохие решения, и мы должны одалживать мозги у докторов.

Теперь и я занервничал. Меня беспокоило то, что Джереми так удивился тому, что я не разговаривал на протяжении четырех лет. Хотя, когда он заговорил, он стал казаться менее удивленным.

– Я… я и понятия не имел, что ты настолько меня понимаешь.

– Я правда тебя понимаю. – Я задумался. – Но только не самоубийство.

Джереми снова ссутулился.

– Прости меня.

– Ты болен. Это нормально. Тебе не нужно извиняться. Ты должен хорошо лечиться, чтобы поправиться, и мы снова смогли быть вместе.

На это Джереми ничего не ответил, но он взял меня за руку и сжал ее. Прикосновение было жестким, поэтому оно мне понравилось. Кроме того, я решил, что мне нравится держать Джереми за руку. Прикасаться к нему всегда прекрасно.

Изначально предполагалось, что Джереми пробудет в больнице всего несколько дней, но потом они с доктором Нортом решили, что лучше, если он пробудет там месяц, что очень расстроило узнавшую об этом маму Джереми. Моя мама пыталась поговорить с ней, но та не хотела ничего обсуждать, и нам пришлось оставить ее в покое. Но еще я думаю, что мама все еще сердилась на Габриэль, поэтому не сильно старалась.

Хорошей новостью было то, что, хоть Джереми и не выписали, я все равно виделся с ним пару раз в неделю. Иногда я просто навещал его, но несколько раз мы с ним ходили на групповую терапию. Долгое время я не посещал групповой терапии, и обычно она мне не нравилась, но доктор Норт думал, что мне понравится ходить на нее вместе с Джереми. Он оказался прав. Правда, в первый раз было немного трудно, но не для меня, а для Джереми. На моем первом сеансе групповой терапии в «Майо» вместе со мной в комнате присутствовали еще пять человек, но на этот раз группа включала только Джереми, доктора Норта и меня, и мы встретились в той же комнате, где проходили наши с Джереми свидания.

Джереми сел на диван, а я, как и доктор Норт, устроился на стуле.

– Джереми, Эммет. Рад видеть вас обоих.

– Я тоже рад вас видеть, доктор Норт, – сказал я, а Джереми промолчал и уставился на свои ботинки.

Доктор Норт наблюдал за ним.

– Джереми, что-то не так? – когда Джереми снова ничего не ответил и лишь ссутулился, доктор Норт подался вперед на своем стуле. – Поговори с нами, Джереми. Расскажи, что ты чувствуешь.

Джереми не поднимал глаз, и, видимо, не собирался говорить.

– Тебе нужен блокнот? – спросил я его.

Иногда во время наших встреч ему приходилось использовать блокнот, и я всегда его приносил, как и сейчас, но я видел, что блокнот был еще и у доктора Норта.

– Я чувствую себя глупо, – пробормотал Джереми.

Джереми попал в беду, потому что доктору Норту не нравилось это слово.

Доктор заговорил серьезным тоном.

– Используй другое слово, чтобы описать свои чувства. Почему ты чувствуешь себя глупо? Какие чувства скрываются под этим словом?

Понадобилось несколько попыток, чтобы заставить Джереми заговорить, и то только в блокноте, а пока я ждал, я принялся пересчитывать плитки на потолке. Я пересчитывал их и раньше, но их было много, и мне нравилось делать это снова и снова. Плюс, некоторые из них заменили, и теперь их оттенок слегка отличался.

Триста двадцать шесть старых плиток и семьдесят три более темные.

Я был так поглощён подсчетом, что не понял, что они обращаются ко мне, пока мое имя не было произнесено дважды.

– Простите. Я считал.

– Я так и подумал. – Доктор Норт кивнул в сторону Джереми. – Не мог бы ты рассказать нам, почему решил сесть на стул?

Это был хороший вопрос, но я был удивлен тем, что он его задал. Обычно людей это не волнует.

– Здесь только четыре стула с прямыми спинками. Вы сели на первый попавшийся, Джереми сел на диван, а я выбрал стул, из которого могу смотреть в окно. Еще у двух других стульев неровная поверхность и это меня беспокоит.

– Почему ты не сел рядом с Джереми, как обычно делаешь, когда навещаешь его вне лечебных сеансов?

Это был странный вопрос, но я все равно на него ответил:

– Это же групповая терапия. Я должен сидеть на собственном стуле. И я не люблю сидеть на диване, если мне нельзя отвлекаться. Я становлюсь сонным и не могу сосредоточиться.

– Ой. – Выражение на лице Джереми снова стало непонятным, и он уставился в пол. – Сейчас я точно чувствую себя глупо.

– Ты должен прекратить использовать это слово, Джереми. Доктору Норту оно не нравится, и ты получишь нагоняй. Мне тоже не нравится, когда ты используешь его по отношению к себе. Я думаю это твое Р-слово¹⁹. Почему ты так себя чувствуешь?

Джереми взглянул на доктора Норта, но промолчал. Он не мог смотреть на меня.

– Я думал, что ты не сел со мной, потому что я тебя расстроил.

– С чего мне быть расстроенным? Ты ведь ничего не сделал.

Джереми замолчал, а после того, как пауза слишком затянулась, доктор Норт заговорил вместо него.

– Джереми очень волнует, что люди злятся на него. Он часто думает, что делает что-то неправильно.

Я хмуро посмотрел на Джереми.

– Ты не сделал ничего плохого. Я на тебя не злюсь. Я взволнован от своего пребывания здесь. И если бы я на тебя злился, то так бы тебе и сказал.

После моих слов доктор Норт поднял бровь.