Текст книги "Яик – светлая река"

Автор книги: Хамза Есенжанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 52 страниц)

Как разъяренного бодливого быка, держал Чапаев уральских белоказаков в пределах губернии, не давая им соединиться с главными силами.

Слух о славном волжском богатыре докатился до самых захолустных уголков.

Самонадеянные белые вояки тоже почувствовали, что против них поднимается грозная сила.

А народ ждал своего героя, как дождя в засушливое лето.

В это время из Петрограда и Москвы, Саратова и Самары на Урал были брошены агитаторы. Они говорили людям, ждавшим правды, о целях народной войны, призывали в ряды Красной Армии рабочих и крестьянскую бедноту.

Работали агитаторы и в самом Уральске, где был поднят белогвардейский флаг, и в «Ханской орде», и в казачьих сотнях.

Одним из таких агитаторов был молодой комиссар Андреев, организовавший в Теренсае революционный крестьянский съезд.

На левобережье Яика, в стороне Борили, проходила Глубокая балка.

Место это было удалено от селений. Здесь раскинулись сенокосные угодья, тут и там перемежавшиеся непроходимыми зарослями куги и тальником. А дальше тянулись густые леса.

Двенадцать косарей шли обычным журавлиным строем вдоль балки. Утреннюю тишину нарушал лишь летящий звон многочисленных кос по мягкой траве.

От близкого ручья тянуло свежестью, все кругом дышало ароматом пахучих степных трав и цветов. И косари не чувствовали усталости, хотя косили уже довольно долго.

Хажимукан шел в ряду косарей предпоследним.

«Выходит, я приехал сюда косить сено этому хитрецу, – недовольно подумал он, взглянув на человека, назвавшего себя «хозяином». – Где же собрание, о котором говорил Хаким? Или все это обман? За простачка, что ли, принимают меня…»

И в то же время Хажимукан не мог налюбоваться обширными сенокосными угодьями. Со скошенного участка можно было наметать целый стог.

А «хозяин», шедший позади него, с нетерпением и беспокойством оглядывался вокруг. «Почему их нет? – хмурясь, думал он. – Что могло их задержать? Получается, как будто нарочно я привел этих людей сюда, чтобы они косили для меня сено».

– Ну-ка, давайте передышку сделаем, – сказал он. – Кто хочет пить – есть холодный квасок. А еще лучше – перекусить.

Косари оставили работу и собрались в круг.

Возбужденные, радостные люди с наслаждением пили холодный квас, доставали кисеты с самосадом. И вот уже потянулись вверх синие струйки дыма.

Хажимукан оглядел всех из-под насупленных бровей, вынул из-за голенища насыбай и понюхал щепотку.

– Вон-вон, появились наконец, – сказал Фроловский, доставая из кармана часы. – Так и должно было быть. Ведь мы договорились собраться в десять.

Из-за камышей показались рыбаки. Они видели, что косари прервали работу, и, вытащив сети, стали растягивать их для просушки на берегу.

К рыбакам направлялись несколько человек с вилами. Они тоже косили сено на лугу. А от противоположного берега в двух лодках плыли еще десять человек. В руках у них тоже были вилы и грабли.

Людей у балки становилось все больше и больше.

Со стороны Борили показались два всадника. Они гнали быка и тоже направлялись к балке. Бык был небольшой, но норовистый, с широкой грудью. Стоило всадникам приблизиться к нему, как он убегал вперед, злобно мотая лобастой головой. Потом останавливался и, опустив вниз острые рога, рыл копытами землю.

Хажимукан приметил еще двоих. Они шли, засучив штаны, с удочками по берегу. Один был Хаким, а второй – небольшой чернявый паренек, что накануне вечером приходил к Фроловскому и о чем-то долго шептался с ним. Ночью Хаким сказал Хажимукану, что утром будет большое собрание, туда придут все руководители и с ними можно будет обо всем поговорить. «Завтра, – сказал Хаким, – поедете с «хозяином». Держитесь так, будто вы нанялись косить ему сено».

– Ой шайтаны! Ох и хитры! – прошептал Хажимукан, изумленно качая головой.

Когда всадники, гнавшие быка, приблизились, Хажимукан опешил от неожиданности.

– Абеке! – радостно закричал он, вскакивая с земли и пожимая руку Абдрахмана. – Ойпырмай, как вы изменились, просто не узнать, загорели… А это кто с вами? Постойте-ка, да это же Алма-апы сынок, жиен[93]93
  Жиен – племянник.


[Закрыть]. Здравствуй, жиенжан. Вот так встреча!

Хажимукан помог стреножить коней, расспрашивал Абдрахмана и жиена о здоровье и радовался, как ребенок.

Абдрахман спешился. Он направился к группе людей, приплывших на лодках. А Хажимукан сел рядом со своим жиеном Оразом.

В это время пришли два незнакомых Хажимукану человека. Они показывали на балку. Это значит: пора начинать.

Когда все спустились в овраг и стали выбирать места поудобнее, со всех сторон из тальника, из зарослей куги, словно из-под земли, выросли группы вооруженных людей.

Увидев их, Хажимукан вздрогнул. «Неужели окружили? – подумал он. – Выжидали, когда все соберутся вместе. Столько руководителей сразу захватили». Ему было горько и обидно.

– Кто эти аскеры? – в замешательстве спросил он у стоявшего рядом Ораза.

– Все эти люди, Хажеке, и вооруженные и невооруженные, из комитета. Вы когда-нибудь слышали о революционном комитете? Так вот – сейчас начнет свою работу съезд. Видите, все подходят и подходят новые люди.

– Вот оно что, – облегченно вздохнув, сказал Хажимукан. – Я и сам так подумал. Мы с тобой приехали сюда к Абеке. Он сам нас позвал на собрание. Что это они собираются в этой яме, как будто нельзя в ауле? И русских здесь почему-то много, а казахов мало.

– Хажеке, давай-ка лучше послушаем, что говорят. А что касается русских и казахов – в любом поселке русских больше, чем казахов, вот и здесь их собралось больше. Чем эта балка хуже аула? Трава мягкая и густая, просторно и прохладно, – рассмеялся Ораз, потрепав Хажимукана по плечу.

Крестьянский съезд начал свою работу.

5

Стояла необычайно жаркая погода. Солнце, едва показавшись на горизонте, нещадно жгло пересыхавшую землю. Со стороны степи, словно из раскаленной печки, до Яика докатывались волны горячего воздуха.

Хотя смуглый Хажимукан привык к степному зною, он облегченно вздохнул, когда вместе со всеми спустился в прохладный глубокий овраг.

– Какая благодать, – сказал он Хакиму и пригласил его сесть рядом с собой на траву, – точь-в-точь как на берегах нашего Шалкара. – Он снова вытащил из-за голенища насыбай, взял щепотку и поднес к носу. – У нашего Шалкара, – он несколько раз чихнул, – прохладно и зелено. А о земле и говорить нечего, лучше не найти. Ты заметил, Хаким, что кругом здесь сенокосные угодья? А ведь сам аллах создал эти земли для посевов. Ковырни палкой да брось зерно – и получится хлеб на целый год. И как эти русские находят такие хорошие земли?

Хажимукан был неграмотен, но отличался сметливостью, быстро разбирался в событиях, происходивших вокруг. Нелегкая, полная лишений и трудностей жизнь рыбака закалила его.

– Я не силен в русском языке, Хаким, – сказал он. – Ты объясняй мне потолковее все, что будут говорить. А сам я, конечно, тоже попробую понять. Когда у нас в ауле люди слушают сказки Жумеке, у них даже слезы текут. Попробую-ка и я так же рассказать им все, что здесь увижу и услышу. Скажи-ка мне, кто эти люди? Кто вон тот рыжий русский, юркий, как судак? Кто он? Почему все вокруг уставились на него, будто в жизни на него похожих не видели?

– Он приехал сюда объединить все красные отряды нашей губернии. Внимательно слушайте, что он говорит, а я вам буду переводить, – ответил Хаким.

– Ойбой, неужели этот рыжий такой большой человек? Они там, в городе, наверно, родятся учеными. Смотри-ка, какой юркий! Сам открывает съезд, говорит речь, собирает аскеров. А тощий, как наш магзум Айтим. Теперь скажи мне, кто тот русский, что машет рукой?

– Да это же и есть здесь самый главный.

– Не может быть, – недоверчиво возразил Хажимукан. – Какой же он начальник? Сгорбился, как кожемяка, а посмотри, какая тонкая у него шея.

– Вы угадали, Хажеке, он действительно рабочий кожевенного завода из Теке. Фамилия его Парамонов. Он руководитель бедняцкого правительства нашей губернии. Борется за то, чтобы таким, как вы, рыбакам-крестьянам, батракам и мастеровым, принадлежало все. Он сам из бедняков и борется за бедняков.

Хажимукан удивленно покачал головой. Эти странные люди, что собрались здесь, все более заинтересовывали его.

– А кто вон тот жилистый и высокий, как наш Еше-палуан[94]94
  Палуан – борец.


[Закрыть]. Ох и силен, должно быть…

– Это очень известный в этих краях революционер Сахипгерей Арганичев. А рядом с ним, видите, перевязанный, Мендигерей Епмагамбетов, член губернского Совета, комиссар. Весной конные казаки изрубили его саблями, но он выжил, можно сказать, воскрес из мертвых.

– Как это он изрубленный мог выжить?

– Видно, не судьба ему умереть. Вот и остался жив. А спас его русский, которому велели Мендигерея кинуть в прорубь. Этот русский ночью тайком привез его на санках к себе домой…

– Какое чудо! Теперь этот человек наверняка проживет тысячу лет. А за что его изрубили казаки?

– За то, что он большевик и комиссар. Вы разве не знаете, как люто белые ненавидят большевиков? Всех, кто защищает рабочих и крестьян, вдов и сирот, они называют красными…

– Я хорошо знаю, кто такие красные! – воскликнул Хажимукан. – Наш Абеке, да процветает его потомство, на многое открыл нам глаза, помог понять. А раньше ведь мы были совсем темные. Какой молодец этот Мендигерей, какую беду принял на себя за нас, бедняков. А скажи, Хаким, много ли солдат у того рыжего русского?

– И войска много, Хажеке, и оружия хватает. Если же будет мало, мы сами пойдем к нему. Не так ли, а? – улыбнулся Хаким.

На небольшой бугорок, служивший трибуной, один за другим поднимались выступавшие.

Необычайное впечатление все это произвело на Хажимукана. Ему казалось, что он окунулся в шумный водоворот человеческой жизни. Глядя на собравшихся людей, слушая Парамонова, он вдруг почувствовал себя частицей народной силы.

– Пай-пай-пай! – воскликнул он. – Да ведь все побережье Яика заполнено такими людьми. Это рыбаки, батраки, и думы у них такие же, как у меня. И ничего теперь не остановит этих людей. А наш Абдрахман – молодчина. Не так-то легко объединить людей. Вот каким должен быть главарь… Что-то я не все понимаю, – тихонько тронул он за плечо Хакима.

– Потерпите, Хажеке, все узнаете.

Однако Ораз, сидевший рядом с Хакимом, подвинулся поближе к Хажимукану и вполголоса стал объяснять:

– Все семьдесят человек, что собрались здесь, – члены поселковых и аульных Советов от двадцати семи деревень и двенадцати аулов. Они обсуждают события, происходящие в России.

Речь рыжего переводил на казахский язык совсем молодой джигит с юношески нежным лицом. Но рыжий говорил так быстро, что переводчик не поспевал за ним. Хажимукан не понял ни единого слова. Он только в немом удивлении смотрел на рот рыжего, откуда слова летели так быстро, словно это был топот коня-трехлетки на состязаниях по байге.

– Алла, – тихо прошептал Хажимукан, – и человек может говорить, как несущийся вихрь. Кто угонится за ним? Кто сможет его понять?

Но вот заговорил переводчик. Заговорил неторопливо, спокойно, обдумывая каждое слово.

– Переводчик не из бедной семьи, – сказал Хажимукану Ораз. – Видишь, иногда и сыновья знатных родителей могут пойти с народом. Ищущий справедливости может быть и богатым и бедным.

Между тем похожий на девушку молодой джигит в черном бешмете переводил слова рыжего:

– Словно выброшенный бурным потоком клочок сгнившего прошлогоднего сена, еще держатся в Уральске остатки армии белых и казачьих генералов. Но скоро рабочие и крестьяне России поднимут их на вилы и выбросят в широкое русло Яика. Долг каждого из нас – действовать. Уже организованы в деревнях коммунистические ячейки, вооружены красные отряды. Но этого еще недостаточно. Между Уральском и Оренбургом расположено свыше шестидесяти крупных поселков. В каждом не менее тысячи домов. И если в каждом из этих селений возьмутся за оружие пятьдесят человек, то мы сами сможем разбить шесть полков атамана Мартынова. Но, к сожалению, наши отряды, состоящие из пяти-шести человек, разбросаны и до сих пор не могут объединиться. Кроме того, товарищи, вы действуете, надо прямо сказать, слишком спокойно, не трясете врага так, чтобы он не мог опомниться ни днем ни ночью. Казаки разгуливают здесь так, словно явились свататься. Забирают людей, коней, хлеб! А ведь разбойничьему атаману давно пора болтаться на виселице. Нельзя нам оставаться безучастными зрителями. Надо бить врага, захватывать обозы, разоружать, расстраивать его планы. Братья, настало время подняться на борьбу. Свобода и счастье не свалятся с неба, их нужно завоевать. И это сделает Красная гвардия. А Красная гвардия – это мы с вами. Товарищи, пусть множатся и крепнут революционные ряды!

Хажимукану очень понравился переводчик, так хорошо передавший речь рыжего. Но слова упрека глубоко задели его. «Значит, мы слишком спокойно живем и ничего не делаем, – с досадой подумал он. – А ведь давно могли бы взять в свои руки управление на Яике. Всегда мы позади всех плетемся».

– Правильно говоришь! – крикнул он переводчику. – Мы сидим и ничего не делаем. Забились в щели и трясемся от страха. Хватит! Теперь будем действовать. Вот я первый поднимусь. А оружие дадите?

– О чем он говорит? – спросил рыжий Андреев у стоявшего рядом с ним Абдрахмана.

Но переводчик Мырзагалиев уже переводил слова Хаджимукана на русский язык.

– Этот человек приехал сюда из рыбацкой артели, – сказал Андрееву Абдрахман.

Андреев быстро подошел к Хажимукану и крепко полол его руку.

Когда Хажимукан увидел, что стал центром внимания, он растерялся. Не зная, что делать, он смущенно улыбался и оглядывался вокруг.

Андреев с уважением смотрел на его загорелое до черноты лицо, большие мускулистые руки. Ему нравилась ослепительная улыбка Хажимукана, открытая, детски-простодушная и доверчивая. Когда рыбак улыбался, у его глаз весело искрились мелкие морщинки.

После Андреева и Парамонова выступал Абдрахман. Это был тот самый Абдрахман, которого хорошо знал Хажимукан, и в то же время это был какой-то другой человек, незнакомый Хажимукану. Его слова звучали с необычайной силой, ясностью и убедительностью.

– Атаман захватил власть в Уральске именно потому, что мы действовали слишком медленно. Наша медлительность дорого нам обошлась. Повешены многие коммунисты, а нас выслеживают по всем деревням, словно диких зверей. И все-таки мы пробудили классовое самосознание в людях. Вот вместе с нами сюда пришел простой крестьянин Моисей Кисляк. Он неграмотен, ничего, кроме своего хозяйства, никогда не знал. Но в трудный час он, не раздумывая, пошел вместе с нами. Или взять бедняка Хажимукана Жантлеуова. Из далекого Шалкара он отправился искать нас. Не лично нас с вами, а советскую власть, большевистскую партию. Он пришел к нам за советом и помощью. Но ведь он не пошел за советом и помощью к белым атаманам. Что это значит? Это значит, товарищи, мы ведем справедливую борьбу, защищаем интересы трудовых людей.

Его слова подхватил Парамонов.

– Товарищи! – крикнул он. – Если на борьбу поднимется весь степной пролетариат, подобно Хажимукану, то дни буржуев сочтены. Беритесь за оружие и бейте белых атаманов. Ясно, товарищи? Вот такое мы и примем постановление.

Расходились люди из балки так же тихо и незаметно, как и собирались сюда.

Хаким и Амир возвращались вместе. Когда они пришли домой, Хаким остался во дворе. Но вскоре его окликнул Амир:

– Мой отец зовет тебя.

Войдя в комнатушку с плотно закрытыми ставнями, Хаким вздрогнул. За столом сидели Парамонов и Абдрахман. Они, чтобы не смущать Хакима, сделали вид, будто не заметили его. А Хаким недоумевал, как они могли опередить его с Амиром, прийти сюда раньше.

Мендигерей, еще утром сегодня едва передвигавший ноги, сейчас оживился и походил на резвого ребенка. Он взял Хакима за руку и усадил на скамейку.

– Я тебя позвал, дорогой мой, чтобы от имени нашего штаба дать тебе одно задание. Кое-что ты о нем уже знаешь. Скажи, Хаким, тебе часто приходилось бороться на ковре с твоими товарищами?

– Приходилось частенько, – улыбнулся Хаким.

– Это хорошо. Борец всегда ступает на ковер с уверенностью в победе. Мне, например, еще ни разу не встречался такой, который надеялся бы на поражение. Даже мальчишки борются с целью победить. Как же иначе? Все правильно. А что нужно для победы? Сила. Но одной силы еще мало. Нужны ловкость и сноровка. Уверенным в победе может быть только сильный и ловкий. Я неспроста тебе все это говорю, дружище. Теперь к делу. И смотри нигде не проболтайся. Только уговор такой: сможешь выполнить поручение – хорошо, не сможешь – скажи прямо. Тогда мы пошлем вместо тебя кого-нибудь другого. Твое задание – это груз Ахметши. Я тебе уже говорил. Этот груз – оружие. Если мы позволим правителям Джамбейты беспрепятственно перевозить снаряды, ружья и пулеметы, то что последует за этим, догадаться не трудно. Ну что ж, счастливого пути, шырагым[95]95
  Шырагым – мой свет.


[Закрыть], – улыбнулся Мендигерей.

Парамонов и Абдрахман молча кивнули.

Хаким направился было к выходу, но у двери его остановил вопрос, заданный Абдрахманом:

– Тебе все ясно?

– Надо пойти в город, разузнать все и сразу вернуться…

– Нет, сразу вернуться ты не сможешь, – сказал Абдрахман. – Из города нельзя уходить до тех пор, пока не разузнаешь все о грузе. Вероятно, тебе придется там заночевать, а возможно, и побыть несколько дней. Из города тебе надо выехать за четыре-пять часов до выхода обоза. На Барбастау есть юрта пастуха Альжана. Ты отправишься туда и сообщишь ему все. Об остальном позаботятся другие. После этого можешь не торопясь возвращаться. Договорились?

Хаким кивнул.

– Ну вот и хорошо.

Когда Хаким выходил, в сенях встретился с Оразом. Тот заглянул Хакиму в лицо и весело спросил:

– Ты, случайно, не экзамен сдавал? Покраснел что-то до ушей.

Хаким, еще больше смущенный этим вопросом, не ответив, выбежал на улицу. Да и шутить, казалось ему, было сейчас не время.

«Но ведь и сам он сюда явился неспроста. Хотел бы я посмотреть сейчас на его лицо», – подумал он.

6

Выступление аульчан должен был возглавить Жунус. А смелому, горячему Оразу предстояло вести агитационную работу прямо под носом Джамбейтинского правительства.

– Ну, Хажеке, я заеду в ваш аул, – говорил Ораз, хлопая по плечу Хажимукана, – и обойду с салемом всех родичей. Вы не возражаете если я поеду на вашей телеге? Править лошадьми буду я сам и не обременю вас.

Хажимукан ничего не ответил, только сокрушенно покачал головой. Потом отвернулся, словно искал что-то, и недовольно пробормотал: «Разве люди поверят словам. Над пустой чашей не молятся. У меня нет ни бумажки, ничего…»

Ораз услышал эти странные слова и недоуменно пожал плечами: «Неужели Хажимукан хочет получить с меня деньги? Как понять его слова: «Над пустой чашей не молятся»? И о какой бумажке он говорил?»

– Может быть, мне подыскать другую телегу? – смущенно спросил Ораз. – Только надо бы нам ехать вместе. Вы мне очень нужны.

– Да нет, не в телеге дело, – снова буркнул в ответ Хажимукан.

– А в чем же? Нам надо быстрее выехать.

– Без бумаги нельзя ехать. Обещать на словах – это одно, а дакмент – это совсем другое. Люди у нас верят только бумаге. Бумага большой почет имеет. И что ты ни говори, а если у тебя нет желтой бумаги с подписью и печатью, – все это не будет законно. Ты ведь грамотный человек, жиенжан, и должен сам знать это. Вся сила и вся власть – в бумаге. Без бумаги нельзя ехать, – страдальчески сморщившись, повторил Хажимукан.

Ораз изумленно и оцепенело глядел на него.

– О аллах, – наконец промолвил он, – я ничего не понял. Какой закон? Какая бумага? Или вы хотите получить бумажку на право проезда? Но такие документы никто не выдает. Да и зачем они вам? И лучше, что нет никаких бумажек. Дело-то у нас секретное.

– Нет-нет, без дакмента нельзя. Кто мне поверит, если у меня в руках нет дакмента? Ты говоришь, что не дают его? А мне он нужен. Понимаешь? Я разложу его, как скатерть, перед людьми и скажу: дакмент дан самым настоящим нашим бедняцким правительством. Тогда – замолкни и старшина, и судья. Понял? Раньше Макар и Шорак тыкали нам под нос вот такой большой дакмент и говорили: «Все наше. Озеро наше, рыба наша». Попробуй поговори с ними, если у них этот проклятый дакмент. И какой же ты чудак, дорогой мой. Ну подумай сам: если бы у меня был такой дакмент, как у Макарова, тогда бы я ни за что не дал ему кидать сети в наш Шалкар. Абдрахман все это знает, он должен дать дакмент.

Ораз, пристально смотревший в глаза взволнованного Хажимукана, кивнул:

– Теперь я понял, что за документ. Значит, хотите получить бумагу на право ловить рыбу в Шалкаре? А Абдрахман обещал вам дать такой документ?

– Ойбой, о чем же я могу говорить, как не о Шалкаре? Абдрахман сказал нам: и озеро и рыба – все ваше. Он сказал: кто раньше владел всем, теперь пусть не мнят себя хозяевами. И ногой пошевелить им не давайте. Это все хорошо. Но вдруг осенью явятся старые хозяева? Вот тогда-то я им и скажу: вот артель, вот бумага на озеро, вот печать, вот подпись. Пусть после этого они посмеют отнять у меня Шалкар. Закон это или нет? А?

– Закон-то закон. Никто не спорит. И озера теперь ваши, и земля – все. Только вряд ли сейчас дадут вам такую бумагу. В декрете советской власти сказано: земля и воды принадлежат народу. Это и есть закон. И уместно ли вам, Хажеке, сейчас спрашивать о такой бумаге?

– Неуместно, говоришь? Значит, когда Макаров с Шораком сгоняли нас с земли, то им показывать бумагу от правительства было уместно? А беднякам, выходит, позорно? Как же так? Скоро придет осень, начнется подледный лов. А потом снова вернутся хозяева и все отберут? Мы со своими стариками, с детьми и женами будем сидеть дома голодные и дрожать от холода? Так что твои слова, голубчик, – одно ребячество, – резко ответил Хажимукан.

– Я и сам не знаю, как быть, – растерявшись, пробормотал Ораз. – Надо поговорить с Абдрахманом. Если такая бумага полагается, мы мигом ее найдем.

– Давно бы так, – обрадовался Хажимукан, – а то заладил: «Неуместно, неуместно». Каждый, кто хотел, корчил из себя хозяина. А мы перед всеми робели. Хватит! Я достану бумагу на наше озеро. Был, говорят, такой вор Алапес. Он воровал скот, чтобы прокормить свою семью. Однажды его долго не было дома. Голодные ребятишки стали плакать. И тогда мать сказала им: «Не плачьте, милые, если отец не умрет, то обязательно приведет хоть плохонькую корову». Так и я, уезжая сюда, тоже сказал своим босым землякам: «Если Хажимукан не умрет, то привезет дакмент».

«Не угомонится, пока не добьется своего, – подумал Ораз. – Видно, здорово ему насолили эти хозяева, если он так настаивает».

Они вместе отправились к Абдрахману. Когда Ораз сказал, что Хажимукан требует документ на пользование водой, Абдрахман отнесся к этой просьбе совершенно серьезно. Он позвал Мырзагалиева, в совершенстве владевшего казахским и русским языками, и сказал:

– Пиши постановление от имени исполкома, что на основании декрета советской власти озеро Шалкар со всеми его богатствами передается в вечное пользование трудящимся. Напиши, что подлинными хозяевами озера являются сами рыбаки. Мы подпишемся и поставил печать Богдановского Совета.

Жилистый высокий Парамонов подошел к Хажимукану и дружески похлопал его по плечу.

– Мы с тобой оба рабочие, – сказал он. – Ты работаешь на промысле, я – на кожевенном заводе. Теперь будет все наше: и земля, и вода, и заводы – все. Поздравляю с возвращением озера Шалкар настоящим хозяевам. Смотрите, никому его больше не отдавайте.

Его теплые и дружеские слова Хажимукан понял без переводчика.

– Большой богач Макаров – русский, тамыр Шорак – казах. Ты – тамыр рабочий, Хажимукан – рабочий. Приезжай в гости, угощу жирным сомом, – весело говорил Хажимукан, и его ровные белые зубы ослепительно блестели в открытой улыбке.

Парамонов крепко пожал руку нового друга. Хажимукан плохо говорил по-русски, но он отлично его понял.

– Приеду, тамыр, обязательно приеду.