Текст книги "Великие противостояния в науке. Десять самых захватывающих диспутов"

Автор книги: Хал Хеллман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Предмет спора

Галилея судили десять кардиналов. Самого Урбана VIII на суде не было, но в основе этого исключительного процесса были именно гнев и раздражение Папы. Окончательное решение подписали только семеро из десяти судей, что указывает на отсутствие среди них единодушия.

Возможно, это произошло из-за того, что в то время порог терпения Папы был ниже обычного. Хотя конфликт Урбана и Галилея занял серьезное место в истории науки, он был лишь одной из множества проблем, беспокоивших Святейшего Отца. Тридцатилетняя война достигла своего апогея, армии католиков и протестантов сходились в жестоких битвах по всей Европе. Угроза вторжения заставила Папу заниматься укреплением своей крепости (замка Святого Анджело) и другими оборонными мероприятиями.

В это же время Папу преследовали неудачи в разных сферах. В сложной игре за власть его перехитрил кардинал Ришелье. Он видел, как империя Габсбургов силой вернула себе огромные папские земли. В довершение всего он узнал, что церковные догматы серьезно оспариваются новой наукой Галилея. Перед Урбаном очень четко вырисовывались грядущие катастрофы. Хуже всего было то, что Галилей написал свою книгу языком математики, а не библейским стихом.

Урбан был избран Папой в 1623 году в возрасте 55 лет. До этого он был кардиналом Барберини, которого все считали сердечным, сострадательным и умным человеком.

Он был одним из тех немногих, с кем Галилео мог спокойно обсуждать свою работу. К сожалению, политические неудачи, высокий пост и, возможно, пришедшая вместе с ним власть сделали свое дело. Они превратили сердечного и сострадательного Урбана в человека с крутым нравом, подозревающего всех и вся. Одно из самых больших подозрений Урбана состояло в том, что Галилей обманывает и предает его.

Следуя строгим правилам протокола, Галилей подал свою книгу на изучение церковным цензорам и получил их разрешение. Он ввел в заблуждение всех церковных служителей тем, что представил свои идеи в виде гипотез, что в глазах церкви делало их допустимыми. Галилей думал, что ему почти удалось выйти из трудного положения, издав еретический труд и не вызвав при этом гнева Папы Урбана.

Что заставило Галилео полагать, что ему удастся выйти сухим из воды? До выхода в свет «Диалога» Папа считал себя одним из лучших друзей Галилея и почитателем его таланта. Во время одного визита Галилея в Ватикан, вскоре после избрания Урбана, знаменитому ученому были даны шесть аудиенций. При этом каждая длилась больше часа, что было беспрецедентным расточительством папского времени. По сути, Галилей думал, что может безопасно писать «Диалог» главным образом по причине избрания Урбана на этот высокий пост.

Оба они родились и выросли во Флоренции, оба посещали Пизанский университет, где Галилео изучал медицину, а Урбан – право. Будучи кардиналом Барберини, Урбан даже выступал посредником Галилео в первом противостоянии Святой Палате (официальное название инквизиции. – Примеч. пер.). Тогда, в 1616 году, Галилей был предупрежден, что поддержка гелиоцентрической концепции может грозить ему неприятностями. Тогда же ему сказали, что он может рассматривать эту концепцию лишь как гипотетическую идею. Он не должен представлять ее как реальность и даже думать о ней в этом ключе.

В 1632 году, через 16 лет после этого предостережения, Галилео был уже широко известным и уважаемым ученым. В то время он служил астрономом и философом при дворе великого герцога Тосканы. По всей вероятности, в решении Галилея опубликовать «Диалог» была некоторая доля самоуверенности.

Необходимо отметить, что религия занимала важное место в жизни ученого. Он не был ни насмешливым атеистом, ни воинствующим агностиком. Он посещал в юности Католическую школу, а обе его дочери стали монахинями. Самое главное – он считал себя верным сыном Святой Матери Церкви. Другими словами, он полагал, что действует во благо церкви, а не во вред. Не заботясь о последствиях, он пытался оградить церковь от доктрины, которая, по его мнению, подлежала опровержению.

Доказательство его удивительной лояльности можно обнаружить в письме, написанном в 1640 году, через семь лет после процесса. К тому времени он был слеп и по-нрежнему находился под домашним арестом, принуждаемый на протяжении многих лет ругать свой «Диалог». Несмотря на это, он рассуждает (в письме к Фортунио Лицети) о том, имеет ли Вселенная предел или же она бесконечна. Заканчивается письмо следующим образом: «Только Священное Писание и Божественное откровение могут дать ответ на наши благочестивые вопросы»^{3}. Мы видим, что ученый по-прежнему остается искренне верующим человеком, а не революционером с горящими глазами.

Как и итальянский философ Джордано Бруно до него, Галилей склонялся к мысли о бесконечности космоса. В то же время он отказывался обдумывать последствия этого утверждения, одним из которых, несомненно, являлось наличие множества обитаемых миров. В глазах церкви обе идеи были совершенно еретическими. Бруно, который не был так осторожен, как Галилей, защищал свои идеи более недвусмысленными терминами и в итоге предстал перед судом инквизиции. За отказ публично отречься его сожгли на костре в 1600 году. Галилей был хорошо осведомлен о драматическом исходе спора Бруно со Святой Палатой.

Однако он продолжал развивать свои идеи и по-прежнему подвергался из-за них различным нападкам. В молодости Галилей вступал в конфликты в основном с преподавателями университетов в Пизе и Падуе, резко критикуя метафизику Аристотеля. Несмотря на то что он начал поддерживать идеи гелиоцентризма в конце XVI века, до 1612–1614 годов его взгляды не противоречили церковным догматам.

Поэтому ученого удивила такая сильная реакция Папы. Едва кто-либо произносил имя Галилео, как это пытались делать некоторые его друзья в надежде смягчить гнев Папы, Урбан приходил в ярость. Незадолго до судебного процесса Тосканский посол в Риме, хороший друг Галилея, едва войдя в папский кабинет, был встречен сердитым криком: «Ваш Галилей осмелился вмешиваться в такие вещи, в которые не следовало бы вмешиваться, он коснулся самых важных и опасных предметов, которые в наши дни могут взбудоражить общественность»^{4}.

Две главные системы мира

Как известно, Николай Коперник предложил гелиоцентрическую систему почти на столетие раньше, в своей книге от 1543 гола. Будучи каноником Польской католической церкви, Коперник осознавал возможные проблемы и поэтому отложил издание книги на многие годы. В лучших традициях голливудских сценариев первый экземпляр книги попал в руки Коперника, когда тот уже лежал на смертном одре.

Возможно, это и легенда. Наверняка же можно сказать, что Коперник переоценил значение своего труда, ставшего одной из самых нечитаемых книг в истории человечества. Его система скрывалась за латинским текстом скучного академического трактата (одного из многих) и благополучно игнорировалась церковью. И все же Мартин Лютер что-то предчувствовал. Он назвал Коперника «новым астрологом» и предсказал, что «этот шут перевернет все искусство астрономии».^{5} Трактат же даже ни разу не попал в Индекс запрещенных книг, что было верным признаком его слабости. По крайней мере, так было до 1616 года, когда поддержка Галилеем гелиоцентрической системы заставила церковь осознать значение идеи Коперника.

Чтобы легче понять новую систему, было бы полезно сделать краткий обзор старой. Посмотрите внимательно на небо в течение некоторого времени. Что вы видите? Конечно же, небесные тела, которые вращаются вокруг Земли. Но это движение отнюдь не простое и регулярное. Небесные тела, особенно планеты, имеют свое собственное «расписание», а не двигаются по простым, неизменным орбитам. Кажется даже, что орбиты некоторых планет весьма запутанны.

Около 150 года н.э. астроном и географ Птолемей из Александрии придумал систему для объяснения своих ночных наблюдений за небом. Согласно этой системе, в центре Вселенной находилась неподвижная Земля, вокруг которой вращались Луна, Солнце, планеты и звезды. При этом все тела были встроены в систему концентрических кристаллических сфер.

Преимущество системы Птолемея заключалось в том, что она, позволяла астрономам с большей точностью предсказывать движение небесных тел. В своих расчетах Птолемей исходил из того, что все небесные тела движутся по круговым орбитам. Чтобы максимально приблизить расчеты к реальности, он ввел понятие дополнительных орбит, меньших по размеру, и назвал их эпициклами. В результате получилась очень сложная геометрия, но на то время она была лучшей. Геоцентрическая система даже служила основой для составления звездных таблиц, по которым можно было рассчитывать положение планет в разное время.

В середине XIII века испанский король Альфонсо X финансировал переработку планетарных таблиц, чтобы привести их в соответствие с более поздними наблюдениями. Во время этой долгой и трудоемкой работы Альфонсо, оплачивавший счета, говорил, что если бы Бог спросил его совета, он порекомендовал бы ему что-нибудь попроще.

Система Коперника в корне отличалась от птолемеевой. Как и Альфонсо, Коперник считал систему Птолемея слишком сложной. Он выстроил следующую гипотезу: Солнце является неподвижным, а Земля имеет двойное вращение, т.е. в течение суток вращается вокруг своей оси и одновременно в течение года делает полный оборот вокруг Солнца. Все очень просто.

Коперник не первым предложил гелиоцентрическую идею. Намного раньше ее высказывали несколько древнегреческих ученых, одним из которых был Аристарх Самосский (около 260 года до н.э.). Его, как и Галилея, обвиняли в отсутствии веры, но эти осуждения не причинили ему вреда. Однако Аристарх не привел доказательств гелиоцентрической теории, и она осталась невостребованной.

Система Птолемея стала действительно первой системой, позволившей разобраться в движении множества небесных тел, за которыми велось наблюдение. Конечно, она соответствовала тому, что люди «видели собственными глазами». Позднее описание Вселенной Птолемея было закреплено учением католической церкви. Одним из главных ее последователей стал святой Фома Аквинский, богослов и философ XIII века. С геоцентрической космологией отлично сочетался такой важный постулат христианского учения, как человечество в центре мироздания.

Рассматривая небесные тела как совершенные и неизменные, геоцентрическая система также прекрасно сочеталась с христианской идеей о рае и аде. Другими словами, все в небесах неизменно и вечно. Развитие же, вырождение и тлен ограничиваются Землей, что является наказанием за грехи наших библейских прародителей.

В Библии можно без труда найти упоминания астрономических понятий. Например, цитата из Псалтыри (здесь и далее курсив автора): «Потому вселенная тверда, не подвигнется» (Пс. 92,1). Также читаем: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь… Он поставил в них [в небесах] жилище солнцу, и оно выходит как жених из брачного чертога своего, радуется, как исполин пробежать поприще. От края небес исход его, и шествие его до края их» (Пс. 18, 2, 5–7). Что может быть яснее? И как бы мог Иисус Навин остановить Солнце, если бы оно не двигалось?

Эти строки четко отражают убеждения древних астрономов. Но могли ли они заставить сомневаться Коперника и создать проблемы для Галилея? Сегодня нет. А в XV и XVI веках вполне возможно.

Для нас, живущих в светском обществе, трудно представить, насколько всепроникающим в те времена было влияние католической церкви. Каждое событие служило знаком гнева или милости Бога. Кометы считались предвестниками несчастий. Хотя итальянские университеты не находились под прямым контролем церкви, все преподаватели были до мозга костей пропитаны религиозными доктринами, а большинство из них были особами духовного звания. (Одним из редких исключений был Падуанский университет, в котором Галилей учился и работал с 1592 по 1610 год.) Даже медицина представляла собой смесь религии, веры и суеверий.

В такой атмосфере концепция гелиоцентрической системы действительно вступала в конфликт с существующими догмами. А выводы ее противоречили существующим взглядам даже больше, чем сама теория. Хотя теория Коперника и была смелой по части изменения взглядов, она не отличалась ни простотой, ни точностью. Коперник по-прежнему придерживался идеи, что орбиты небесных тел должны быть круговыми, потому что движение по кругу – самый «совершенный» вид движения. Эта одержимость круговыми орбитами заставила его передвинуть центр системы от Солнца. В результате система лишилась самого главного возможного преимущества – простоты.

Убеждения Коперника, касающиеся других сторон астрономии, также расходились со взглядами его современников. Например, что есть причиной движения небесных тел? Ангелы, говорил Фома Аквинский. О, нет, говорил Коперник, вечное вращение заложено в природе совершенных орбит^{6}. Основная причина его веры в гелиоцентрическую систему также показательна. Он считал, что «все сферы движутся вокруг Солнца, расположенного как бы в середине всего, так что возле Солнца находится центр мира»^{7}.

Дело Коперника продолжил Иоганн Кеплер, немецкий астроном, физик и математик. Он”вывел гелиоцентрическую систему на правильный путь, главным образом благодаря своему открытию, что орбиты планет эллиптические, а не круговые. При этом Кеплер, как и Коперник, очевидно, поддерживал гелиоцентрическую идею по причине личного поклонения Солнцу.

Галилей и Кеплер были современниками, их взгляды во многом совпадали. И хотя Кеплер был одним из немногих ученых, поддерживавших гелиоцентрическую концепцию, Галилей, как ни странно, никогда не использовал его работы. Он продолжал придерживаться идеи круговых орбит, демонстрируя, насколько трудно отойти от старых шаблонов.

Доказательства

В любом случае возражения против гелиоцентрической теории требовали ответа. После долгих лет споров и доводов Галилей в конце концов признал, что здесь необходимо нечто более весомое. Так или иначе, он понимал, что должен доказать правдивость своих аргументов, но не нашел ни одного доказательства, которым смог бы воспользоваться.

Значительная часть доказательств, предложенных тогда Галилеем, была его собственными доводами. Они опирались на результаты наблюдений, которые ученый вел с помощью спроектированного и сделанного им самим телескопа. В ответ на возражения схоластиков, что небесное тело не может совершать два движения одновременно, Галилей привел пример спутников Юпитера. Эти спутники вращаются вокруг Юпитера, в то время как он сам вращается вокруг Земли (или Солнца – это не имеет принципиального значения). Рассматривая традиционное утверждение о совершенстве небесных тел, Галилей показал, что на Солнце есть пятна, а Луна не ровная, а имеет горы. Пришлось ему отвечать и на возражения схоластиков относительно теории Коперника о невидимых на то время фазах Венеры. Галилей заявил, что видел эти фазы во время своих наблюдений.

Необходимо помнить, что эти наблюдения были произведены главным образом в 1609 и 1610 годах с помощью весьма примитивного телескопа. Надо было иметь натренированный глаз, чтобы суметь разобраться в них в полной мере. Многие современники Галилея, которые пытались вести такие же наблюдения, не увидели ничего, кроме расплывчатых пятен света. Другие же просто отказались смотреть. Одним из ученых, бойкотировавших телескоп, был профессор Джулио Либри. Через несколько месяцев после его смерти Галилей высказал предположение, что хотя Либри и не наблюдал за небесными телами, живя на Земле, возможно, он посмотрит на них во время своего пути на небеса^{8}.

Хорошо осведомленный о власти церкви, Галилей знал, что без ее благословения все его телескопические наблюдения и защита гелиоцентрической системы ни к чему не приведут. В 1611 году он отправился в Рим. Однако следует помнить, что Галилей не был обычным просителем покровительства католической церкви. М. Берти, исследователь XIX века, одним из первых получивший разрешение на изучение архива Ватикана, так писал об этом ученом.

Чтобы понять, как ценили и уважали Галилея в Риме, мы должны представить его полным жизни человеком 47 лет, с высоким лбом, серьезным лицом, выражающим мудрые мысли, прекрасно сложенным, обладающим великолепными манерами, элегантного, привлекательного, одаренного богатым воображением и пылкого в разговоре. Огромное количество писем тех лет восхваляют его. Кардиналы, аристократы и другие влиятельные люди соперничали друг с другом за честь пригласить ученого в свой дом и послушать его рассуждения.^{9}

До этого времени оппонентами Галилея выступали деятели науки, в сущности, все те, кто увяз в болоте аристотелизма. Галилей же был сильным и иногда саркастическим спорщиком, благодаря чему нажил множество врагов среди современников. Эти люди начали критиковать и очернять ученого за его спиной. А когда их попытки не увенчались успехом, говорит Джорджио де Сантиллана, один из главных биографов Галилео, враги решили натравить на него церковь^{10}.

Но и без происков врагов весьма вероятно, что такие же последствия имели бы одни лишь наблюдения в телескоп. В 1613 году Галилей опубликовал «Письма о пятнах на Солнце». Эта работа стала первым печатным утверждением, что его наблюдениям в телескоп соответствует только гелиоцентрическая теория. В конце работы ученый победоносно заявляет: «И возможно, эта планета [Сатурн] также не меньше, чем серповидная Венера, гармонирует с великой системой Коперника, к вселенскому открытию доктрины которой нас подгоняют благоприятные ветры, оставляя небольшую опасность облаков и поперечных ветров»^{11}.

Однако в католической церкви уже назревали неприятности. Священник Лорини утверждал, что «доктрина Коперника, или как там его еще» направлена против Святого Писания^{12}. На следующий год была предпринята первая открытая атака на позиции Галилея. С кафедры церкви Сайта Мария Новелла во Флоренции на новую астрономию обрушился Томмазо Каччини, молодой горячий доминиканец. Осуждая сторонников Галилея и всех математиков, он, по свидетельству очевидцев, воспользовался отрывком из Деяний святых апостолов: «И сказали: мужи Галилейские: что вы стоите и смотрите на небо?» (Деян. 1, 11)^{13}. Хотя это можно было бы воспринять как забавный каламбур, в яростной проповеди Каччини не было ни тени юмора.

В 1616 году Галилей был предупрежден кардиналом Беллармино, что он ступил на опасный путь. Из письма, написанного Беллармино, очень ясно вырисовывается позиция церкви того времени. Комментируя работу священника-кармелита Паоло Антонио Фоскарини, поддерживавшего систему Коперника, Беллармино обращает внимание на следующее: «Я считаю, что если бы было достоверное доказательство того, что Солнце находится в центре Вселенной… тогда необходимо было бы тщательно пересмотреть Писание, утверждающее обратное… Но я не думаю, что подобное доказательство существует»^{14}.

Беллармино был прав. Все доказательства, которые мог предложить Галилей, особенно его телескопические наблюдения, утверждали, что Земля может вращаться вокруг Солнца. В то же время они ни в коей мере не свидетельствовали, что так происходит на самом деле. Дело в том, что если бы в распоряжении ученого имелись такие доказательства, они, очевидно, развенчали бы значительную часть церковных доктрин. Поэтому для церкви было намного лучше сохранять статус-кво в надежде, что проблема в скором времени просто иссякнет.

Возможно, если бы Галилей не начал писать «Диалог», так бы и произошло. Однако, видя, что уже было сделано, он продолжил труды предшественников и свершил задуманное. Почему его книга потревожила осиное гнездо, в то время как трактат Коперника остался незамеченным? Главной проблемой работы Коперника, как я уже предположил ранее, являлась ее плохая «упаковка». «Диалог» Галилея был совсем другим. Конечно, трактат не был простым, но он был понятным, живым и в высшей степени читабельным.

Есть еще одно интересное пояснение, которое проливает свет на положение дел с книгой Галилея. Во времена расцвета Римской Империи в интеллектуальных беседах и трактатах использовался греческий, а латынь была разговорным, народным языком. Во времена же Коперника и Галилея многие ученые были связаны с Римской католической церковью и писали свои работы на латыни, а разговорным языком был итальянский. Галилей написал «Диалог» на итальянском, что означало, что он мог быть, и на самом деле был, широко читаемым и обсуждаемым. В отличие от «О вращениях небесных сфер» (De Revolutionibus Orbium Coelestium) Коперника, «Диалог» Галилея вызвал сенсацию, и церковь, естественно, не могла этот факт игнорировать.