Текст книги "Великие противостояния в науке. Десять самых захватывающих диспутов"

Автор книги: Хал Хеллман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Что мы понимаем под «человеком»?

Одна из трудностей, с которыми столкнулись палеоантропологи, заключалась в том, что не существует четкого и всеми принятого определения, что такое «человек». Более того, именно благодаря палеоантропологическим находкам это понятие начало развиваться. Сначала считалось, что а) человечество появилось, когда по каким-то причинам наши предки спустились с деревьев и их руки, которыми теперь не нужно было хвататься за ветки, могли заняться изготовлением орудий^{280} и б) примерно в то же время начал увеличиваться мозг.

К началу 1980-х годов все говорило о том, что увеличение объема мозга произошло не раньше двух-трех миллионов лет назад. А двуногие гоминиды появились уже четыре миллиона лет назад. Среди доказательств была примечательная цепочка следов, которую в 1978 году раскопала Мэри Лики в Лаетоли, Танзания. К ее огорчению, Джохансон приобщил эти следы к доказательствам своих утверждений относительно вида afarensis.

Обе противоборствующие стороны сходились в том, что у двух главных ветвей гоминидов, Australopithecus и Homo, имелся один общий предок. Как мы уже видели, Джохансон заявлял, что Люси и ее семейство стояли у истоков человеческого рода, а раскол на две ветви произошёл уже после нее, где-то три-четыре миллиона лет назад. Ричард Лики утверждал, что Люси вряд ли была новым, а уж тем более ранним видом австралопитека, а общего предка можно обнаружить намного раньше, около семи-восьми миллионов лет назад. Кроме того, он считал, что Y-образная форма генеалогического дерева слишком упрощена и это дерево правильнее было бы представлять в виде куста.

Помимо этого Лики полагал, что его утверждения больше согласовывались с теорией эволюции. Например, в 1992 году он указывал, что Alcelapkinae, подсемейство африканских антилоп, к которому относятся бубалы, конгони и антилопы гну, превратилось в крайне эффективных и успешных пастбищных животных. Впервые эти животные появились чуть больше пяти миллионов лет назад и были представлены только одним видом. Испытывая недостаток подножного корма, они распространились на большей части Африки в районе Сахары, и сегодня на их эволюционном кусте насчитывается десять ветвей^{281}. «По форме, – пишет Лики, – эволюционная история подсемейства Alcelapkinae напоминает акацию со срезанной верхушкой». Он по-прежнему убежден, что новые находки подтвердят его идею, что в случае с человеком форма эволюционного дерева должна быть сложной.

Биологи-эволюционисты склонялись к этой мысли, а антропологи поддерживали Джохансона. И тем не менее на некоторое время бурная ссора утихла.

Новые находки

После того как были усовершенствованы генетические методы идентификации и классификации видов, у исследователей вновь возникла надежда значительно углубить наше понимание этого вопроса. Появились некоторые генетические свидетельства, доказывающие, что ветви человека и человекообразных обезьян разделились как минимум пять, а то и семь миллионов лет назад, как и предполагал Ричард. Но поскольку пока не обнаружены такие древние ископаемые останки, молекулярно-генетические доказательства невозможно подтвердить^{282}.

Однако открытия последних лет снова подлили масла в огонь. Одним из ученых, сделавших наиболее заметный вклад в исследования, была самая молодая сторонница Лики – Мив. Ее заинтересовал другой район Великой Рифтовой Долины, необитаемая местность под названием Канапои, где были обнаружены стоянки, датируемые четырьмя-пятъю миллионами лет. Интуиция ее не подвела. В 1994 году она раскопала несколько стоянок, возраст которых, наряду с другими находками, составляет 3,9–4,2 миллиона лет. Восторг вызывает не только такой древний возраст, но и тот факт, что, похоже, это стоянки пока не известного науке вида гоминидов. Команда назвала его Australopithecus anamnesis^{283} (не путать с afarensis Джохансона).

Примерно в то же время Тим Уайт (который недавно расстался с Джохансоном) и его коллеги нашли еще более древние кости на стоянке Арамис, Эфиопия. Возраст этих останков – около 4,4 миллиона лет, и принадлежат они, похоже, новому виду. Хотя название для него пока обсуждается, самое важное то, что эти разные виды наверняка существовали в одно и то же время^{284}.

Одновременное существование видов означает, что простую линейную идею, по которой один вид в конечном итоге эволюционировал в другой, можно отбросить. Таким образом, ситуация не только не упрощается, а становится еще запутаннее, чем раньше. Однако одно не вызывает сомнений: генеалогический куст, о котором говорили и Луис, и Ричард, кажется все более вероятным.

И тут, чтобы еще больше все усложнить, два швейцарских антрополога, изучавшие скелет Люси, заявляют, что она вполне может оказаться «мальчиком»! Хотя доказательства непросты, они касаются в первую очередь формы и размера таза. Ученые утверждают, что таз у Люси просто слишком маленький для того, чтобы там мог поместиться детеныш австралопитека.

Естественно, это значит, что (если они правы!) Люси – это не диморфный маленький представитель вида afarensis, а взрослый самец совершенно другого вида. Мартин Хойслер, один из исследователей, заявляет: «Не буду с уверенностью утверждать, что Люси была мужчиной. Но я могу заявить, что она не принадлежала к виду со значительным половым диморфизмом в размерах тела»^{285}.

В любом случае, противостояние снова возродилось. По-прежнему ли не хватает недостающего звена? Может да, может нет.

Как президент Института происхождения человека в Беркли, штат Калифорния, Джохансон продолжает активно заниматься исследованиями. Хотя он, похоже, немного смягчился, искры все еще сверкают в воздухе. В своей книге Ancestors: In Search of Human Origins («Предки: в поисках происхождения человека», 1994), написанной в соавторстве с Ленорой Джохансон и Эдгаром Блейком, он по-прежнему пишет так, будто его подход единственно правильный, игнорируя доказательства, которые предоставил, например, Рассел Таттл, специалист по сравнительной анатомии из Чикагского университета. Таттл утверждает, что кости нижних конечностей, найденные в Хадаре, не подходят к следам, которые Мэри Лики нашла в Лаетоли^{286}.

В 1996 году в статье в журнале National Geographic Джохансон не мог не сделать небольшую уступку: «Она [Люси], возможно, и не древнейший наш предок, но остается лучше всего изученным»^{287}.

Ричард Лики воздержался от дальнейших комментариев. Не изменяя свойственной ему сдержанности, он предоставляет вести борьбу другим.

ГЛАВА 10.
Фриман против Мид.
Природа против воспитания

В статье из Business Week, посвященной социологу Шерри Теркл, Шерри названа «Маргарет Мид киберпространства»^{288}. Даже если вы никогда не слышали о Теркл, то все равно сразу же понимаете, что это одна из ведущих фигур в сфере компьютеров, ее идеи оригинальны, литературные труды и лекции интересны и доступны, а сама она приобрела массу поклонников не только в своей отрасли. И такое почтительное использование имени Мид вполне оправдано. Когда в 1978 году она умерла, президент Картер оплакивал ее смерть и заявил, что она «сделала культурную антропологию человечнее в глазах миллионов людей»^{289}.

Мид была не только всемирно известным ученым, но еще и учителем для множества молодых людей в бурные 1960-е годы, помощником для многих родителей благодаря своим лекциям и статьям в журнале Redbook, а также советником правительства по вопросам социальной политики. В своей сфере деятельности она была неутомимым тружеником, изучив и описав семь народностей Южных морей[23]23
  Самоанцы, манус с островов Адмиралтейства, горные арапеши, каннибалы мундугуморы с реки Юат, озерные чамбули, охотники за головами ятмул с реки Большой Сепик, балийцы (см. Мид М. Мужское и женское: исследование полового вопроса в меняющемся мире. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. – 416 с). Примеч. ред.


[Закрыть]. Она опубликовала более тысячи статей и две дюжины книг. В статье газеты New York Times было сказано: «Ее нужно считать пионером, чьи инновации в исследовательских методах помогли социальной антропологии стать зрелой наукой»^{290}.

Одной из таких инноваций была простота изложения, доступная для публики. Мид не заполняла текст слишком подробными наблюдениями, которые можно представить в виде статистических данных, а выносила всю эту информацию в приложения к книге. Хотя такая простота приближала ее к читателям, она раздражала более ограниченных коллег. А еще досаднее для них было то, что самая первая публикация Мид, Coming of Age in Samoa («Взросление на Самоа»), невероятно быстро принесла ей известность и придала статус величины, с которой необходимо считаться.

Природа против воспитания

На момент выхода этой книги (1928) в ученом мире все еще продолжались дебаты относительно истоков человеческого поведения. Самые разные ученые, исследователи и правительственные чиновники заново открыли для себя работу Менделя по генетике и воздвигли на ее основе псевдонаучное сооружение, согласно которому поведение человека определяется генами. К сожалению, это стало мощной поддержкой для расистов и специалистов по евгенике, которые стремились улучшить человеческий род с помощью метода под названием «селекционное разведение».

С другой стороны, находились так называемые «воспитатели», или культурные детерминисты, утверждавшие, что поведение человека во многом или даже всецело является результатом воздействия культуры и окружения. Поэтому, продолжали они, хотя селекционное разведение может быть успешным в случае с животными, его бесполезно и просто опасно применять к людям.

Казалось, у этих точек зрения нет ничего общего. Неизбежным результатом стал интеллектуальный хаос, когда некоторые генетики заявляли, что заменили Дарвина.

Спор стал просто безобразным, когда евгеника начала превращаться в откровенный расизм. Законодателям и политикам навязывалась мысль, что теперь, наконец, мы сможем решить все проблемы общества. Среди решений были стерилизация «низших» народов и ограничение иммиграции из «менее развитых» стран. Хотя многие первые антропологи разделяли расистские взгляды, некоторые заметные специалисты, например Франц Боас, наставник Мид в Колумбийском университете, резко выступали против них.

Мид практически в одиночку порвала с евгеникой, причем сделала это с помощью самого неожиданного оружия – книги, написанной поразительно романтичным, почти цветистым языком. В одной из глав под названием «День на Самоа» она писала: «Когда мягких коричневых крыш касается рассвет, а стройные пальмы выступают из темноты на фоне бесцветного, мерцающего моря, влюбленные тайком возвращаются домой со свидания под пальмой или в тени вытянутых на песок каноэ, чтобы солнечный свет застал всех спящими на положенном месте»^{291}. А также: «Наконец остается лишь приглушенный рокот прибоя и шепот влюбленных»^{292}. Свидание? Влюбленные? Какое отношение все это имеет к евгенике и расизму?

Отрицательный пример

Однажды Альберт Эйнштейн заметил, что никакие эксперименты не смогут доказать правоту его теории относительности, зато единственный эксперимент, который можно будет повторить, докажет, что эта теория неверна. Книга «Взросление на Самоа» произвела эффект разорвавшейся бомбы, это как раз и был тот самый единственный эксперимент, сделавший для антропологии, социологии и психологии то, чего Эйнштейн опасался для своей теории относительности. Она в пух и прах разбила учение евгеники, по крайней мере на некоторое время.

Обычно говорят, что это произошло благодаря тонкой интуиции Мид и Боаса, руководителя ее докторской диссертации в Колумбийском университете. Но на самом деле такая идея возникла вследствие широкого круга интересов Мид, который проявился уже в столь молодом возрасте, как 23 года. Среди прочего ее интересовала и психологическая тематика – до того как заняться антропологией, Мид едва не получила степень магистра психологии. Более того, у книги «Взросление на Самоа» есть подзаголовок: «Психологическое исследование молодежи примитивных сообществ с позиций цивилизации Запада». Конечно же, большое значение имели ее гуманитарные наклонности и хорошее понимание молодежи, а также все более глубокое знакомство с самыми разными подростками, в том числе и с молодыми иммигрантами, приезжающими в США.

Все эти факторы привели к тому, что Мид задумалась над проблемой юности в разных сообществах. Ей казалось, что в них наблюдается больше различий, чем сходства. Из этого наблюдения и возникла блестящая идея поспорить с традиционным мнением с помощью метода, который с тех пор получил название «отрицательный пример».

Если бы можно было найти общество, в котором молодые люди не испытывают тех стрессов, от которых, похоже, страдает американская молодежь, тогда стало бы ясно, что то, что жители Запада привыкли называть юношеским «бунтарством» и считать вполне естественным поведением, на самом деле обусловлено влиянием культуры. Кроме того, Мид предполагала, что где-то на островах Южных морей можно найти культуру, в которой переход от детства к взрослой жизни происходит не так болезненно, как в западной цивилизации. И она действительно нашла ее – в нескольких деревнях на островах Самоа. Проще говоря, Мид пришла к выводу, что самоанская культура смогла обеспечить сравнительно легкий переход во взрослую жизнь для группы из 50 молодых девушек, которых она наблюдала в момент их совершеннолетия.

Рукопись объемом в целую книгу очень скоро нашла своего издателя. Чтобы сделать ее еще более продаваемой, редактор предложил включить несколько дополнительных глав, написанных в популярном стиле, и попытаться обобщить некоторые моменты, имеющие отношение к культуре США.

В свойственной ей манере Мид подхватила эту идею и реализовала ее, создав смелое сравнение самоанской и американской культур, причем не всегда в пользу последней. Например: «Не очень приятно осознавать, что у нас сформировался такой тип семьи, в котором зачастую наносится вред эмоциональной жизни человека, а его взросление происходит так запутанно, что это влияет на всю его дальнейшую жизнь»^{293}.

Ученые критики поражались: да кто она такая, чтобы позволять себе учить нас, как воспитывать наших детей? Еще одним камнем преткновения во многих спорах был сделанный Мид вывод, что легкость, с которой взрослеют самоанцы, во многом объясняется более свободной атмосферой. Жители Самоа показались ей нежными, миролюбивыми и лишенными чувства зависти. Но что еще важнее, она обнаружила, что, за некоторыми исключениями, которые объясняются высоким социальным положением, они также мирятся со свободной подростковой любовью. В результате секс среди самоанской молодежи был «естественным и приятным»^{294}, что позволяло сгладить их переход из детства во взрослую жизнь, другими словами, стать совершеннолетними.

В США же, напротив, «если к неудачному опыту добавить чувство, что этот опыт сам по себе неправилен, а также необходимость соблюдения секретности, ложь, страх, то появляется такое сильное напряжение, что срыв часто просто неизбежен»^{295}. Такая мысль, естественно, не понравилась многим американским читателям Мид, особенно тем, кто воспитывался в строгой авторитарной атмосфере, типичной для большей территории страны.

И все же Мид сказала веское слово, и помимо того, что вызывала обожание публики, она также заставила многих заинтересоваться антропологией, социологией и психологией. В течение 55 лет ситуация оставалась практически без изменений, а исследовательнице оказывалась непрерывная поддержка. В 1972 году видный антрополог И. Адамсон Гобел назвал книгу «Взросление на Самоа» «классическим примером» использования полевых исследований в качестве эквивалента экспериментальной лаборатории^{296}. «Отрицательный «пример» прекрасно справился с задачей.

На момент смерти Мид в 1978 году ее авторитет по-прежнему был непоколебимым. «Взросление на Самоа» оставалась, наверное, самой популярной из когда-либо изданных книг по антропологии, она выдержала издания на 16 языках миллионными тиражами, а множество студентов зачитывались ею.

Неизбежно находились и сомневающиеся, особенно после 1975 года, когда Эдвард О. Уилсон изложил свои пронатуристские взгляды в книге Sociobiology: The New Synthesis («Социология: новый синтез»). Некоторые антропологи тоже полагали, что Мид слишком далеко зашла в некоторых выводах и обобщениях, а также что она оказалась более успешным популяризатором, чем ученым. Более того, как сказала в 1983 году Лола Романуччи-Росс, хотя «Маргарет Мид превзошла многих представителей своего поколения благодаря множеству разнообразных талантов… ее никогда нельзя было упрекнуть в излишней дотошности и скрупулезности в лингвистике, истории и этнографии»^{297}. Мид очень много путешествовала и заработала много денег, что также вызывало нарекания.

Но все они звучали исподтишка. Возможно, недовольные не собирались бросать вызов прославленной Маргарет, а может, как предполагают некоторые, просто не рисковали. Хотя Мид была щедрой и помогала тем, кто ей нравился, она могла быть властной и нетерпимой. Своим любимым словечком «вздор» она добивалась сокрушительного эффекта. Кроме того, она располагала значительной властью в распределении грантов и приеме на работу. Поэтому все жалобы и ворчание были незаметны до тех пор, пока…

Исторический день

Утром 31 января 1983 года, всего через четыре года после выхода знаменитой статьи о Джохансоне и Лики, читателей New York Times привлек заголовок в левом нижнем углу первой страницы: «Новая книга о Самоа опровергает выводы Маргарет Мид». Первое предложение звучало так: «Книга, утверждающая, что антрополог Маргарет Мид допустила серьезную ошибку в описании культуры и характера жителей Самоа, вызвала горячие споры среди ученых-бихевиористов».

Новая книга называлась Margaret Mead and Samoa: The Making of an Anthropological Myth («Маргарет Мид и Самоа: создание антропологического мифа»), а ее автором оказался Дерек Фриман, заслуженный профессор Австралийского национального университета, который в течение многих лет изучал культуры островов Западного Самоа. И снова читатель задавался вопросом: почему эта тема попала на первую страницу?

Возможно, все объяснялось тем, что книга вышла в глубокоуважаемом издательстве Harvard University Press? Нет, вряд ли. Научные труды Гарварда редко попадают в газеты. Настоящая причина излагалась дальше в статье, и на этот раз она напоминала противостояние Коупа и Марша, поскольку Фриман заявлял, что многие утверждения Мид относительно Самоа «абсолютно ошибочны, а некоторые из них просто нелепы». Самоанцы не только не склонны к свободному занятию сексом, но, возможно, «у них культ девственности еще более почитаем, чем в любой другой культуре, известной антропологии». Казалось, автор говорит, что практически все в книге Мид – ошибка. В телефонном разговоре с репортером газеты Times он подтвердил: «Нет другого примера подобного самообмана за всю историю поведенческих наук».

Мид, к сожалению, уже не могла защищаться, хотя такая битва ей бы точно понравилась. На ее защиту встали многие, но они оказались в странной ситуации.

Во-первых, статья в Times появилась за два месяца до официального выхода книги. А что еще важнее, за несколько месяцев до этого Фриман объездил полмира, выступая с целым рядом интервью. Его уверенные манеры и готовность вступить в бой нравились ведущим ток-шоу, а пренебрежительные комментарии о культурных детерминистах тоже никому не мешали. Но проблема заключалась в том, что когда репортеры почувствовали сенсацию, не заставившую себя долго ждать, и попытались узнать мнение других антропологов, эти несчастные вынуждены были давать комментарии, еще не видев книги Фримана.

Когда она наконец вышла, в средствах массовой информации произошел еще один взрыв, который, естественно, был только на руку издателю и самому Фриману. Как правило, внимание прессы быстро переключается на другое, но в данном случае интерес не угас. Казалось, у всех было что сказать: в книгах, отзывах на книги, комментариях к этим отзывам, ответах на комментарии и, конечно же, в статьях и докладах высказывались самые разные точки зрения.

Подключились историки, социологи, психологи и даже психиатры. Вера Рубин, директор нью-йоркского Исследовательского института по изучению человека, опубликовала в альманахе American Journal of Orthopsychiatry одну из самых разгромных статей. Она писала, что Фриман «напыщенно бросает вызов «мифологической» работе Мид», а его ответ называет «вероятно, эквивалентом спору из-за пилтдаунского человека, только в поведенческих науках. Однако при этом он пользуется как минимум сомнительными методами. Концептуальная ориентация ограничена, и после тщательного изучения его высказываний становится очевидным, что саркастическая атака на Мид просто не выдерживает критики»^{298}. Позже она добавляет: «Вполне оправданно будет воспользоваться против Фримана его же обвинением в адрес Мид, что ее работа основывается на совершенных противоречиях»^{299}.

Страсти накалялись, и это привело к любопытным последствиям. Северо-восточная антропологическая ассоциация голосовала за то, чтобы осудить издательство Harvard University Press, а также газету New York Times и самого Фримана. Такое решение не было принято. А вот Американская антропологическая ассоциация приняла резолюцию, презрительно назвав книгу Фримана праздничным подарком от журнала Science 83.

Конечно же, все зависит от того, с какой точки зрения взглянуть на ситуацию. Немецкий антрополог Томас Баргацки утверждает, что критика Фримана была направлена не против Мид лично, а па него «посыпался град клеветы и поношений, беспрецедентный в истории антропологии»^{300}.