Текст книги "Как я стал кинозвездой"

Автор книги: Хаим Оливер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

6. Дискотека с дуэлями

Мы услышали музыку еще в подъезде – так она гремела. Это пела группа АББА, их то и дело показывают по телевидению. А когда нам открыли дверь, я вообще чуть не оглох: музыка в квартире качала децибел на сто двадцать, если не больше.

– A-а, Бобби, ты что опаздываешь? – закричали вокруг.

Мы вошли в огромную комнату с камином и баром, густо уставленным бутылками. Все тут было экстра-класса – и мебель, и картины на стенах, и люстра из кованого железа, и японский стереомаг. Бобби мне еще по дороге сказал, что это квартира одной Большой Шишки, сам Шишка сейчас в Женеве, а сыночек использует освободившуюся территорию для приятного времяпрепровождения.

Бобби меня представил, но интереса я ни у кого не вызвал, потому что был моложе всех. Остальные гости были старшеклассниками – некоторых я даже знал. А гостьи – продавщицы из универмага и одна официантка из кафе Балкантуриста. На всех бархатные брюки или джинсы, такие узкие, что я диву давался, как они не распарываются на заду. У официантки лицо было красное, как вареный рак, и взмокшее от пота. Теснотища жуткая, все тряслись на одном месте, кто-нибудь время от времени задергивал шторы, и становилось темно, светилась только крохотная красная лампочка – очень это выглядело романтично, почти как в саду у Джульетты. Только вместо луны и звезд – табачный дым.

Бобби первым делом протолкался к бару, наполнил большой стакан и подмигнул мне – мол, подходи, не дрейфь! Я подошел.

– Закуришь? – стараясь перекричать музыку, крикнул он и протянул мне пачку сигарет.

– Не курю! – Я тоже крикнул, чтобы он расслышал.

– Мужчины все курят, но дело твое. – Он уже не кричал, а орал во всю глотку. – Но чокнуться-то мы чокнемся, а? – И налил мне полстакана.

– А что это? – Я тоже орал что было силы.

– Виски! – перекрикивая музыку и шум, объяснил он.

Я отроду не пил виски, даже к обыкновенной виноградной водке и то не прикасался. Дома у нас папа пьет только домашнее вино, то самое, какое мы подарили в Софии Черноусому, нам его присылает из деревни дедушка Энчо.

– Не бойся, это не яд, – засмеялся Бобби. – Все артисты пьют, и ничего. Будем здоровы! – Чокнулся со мной и осушил свой стакан.

Я решил попробовать. Почему бы и нет, в самом-то деле? Все тут тянут виски и веселятся, танцуют, один я стою, как чурбак, а ведь собрался в кинозвезды…

Я сделал глоток…

И чуть не умер.

Как будто я глотнул растопленный свинец, с которым мы экспериментируем в Берлоге. Он опалил мне горло, спустился ниже, сжег все внутренности. Я думаю, вот такие же опустошения происходят от атомной бомбы…

Бобби заметил страдальческое выражение на моем лице и усмехнулся:

– Виски, друг, не смакуют, как кофе. Виски пьют, как воду. Учись! – Он большими глотками влил в себя полстакана. И не обжегся. – Попробуй-ка еще, о’кей?

Я попробовал. Сделал на этот раз три глотка. Так и в самом деле было полегче. Даже приятно, только вот ноги подкосились, как бывает на футболе, когда кто-нибудь заедет буцей под коленку.

И вдруг жутко захотелось есть: на обед-то у меня, кроме шпината да творога, ничего не было, а здесь тоже никакой еды, только бутылки да кубики льда.

Бобби, не спрашивая меня, снова наполнил мой стакан, крикнул: «Чин-чин» – это по-английски, оказывается, значит «будь здоров», – я опять сделал три больших глотка и почувствовал, как по телу разливается незнакомое мне блаженство (это слово в «Ромео и Джульетте» буквально на каждой странице). Вот, выходит, зачем артисты пьют виски…

– Еще!!! – крикнул я.

– Угомонись! – засмеялся Бобби. – Алкоголь – штука коварная. На первый раз хватит с тебя. Поди лучше потанцуй. – И сам пошел танцевать с какой-то десятиклассницей.

Я воспользовался его уходом, налил себе из другой бутылки, на которой было написано «Наполеон». Потом из третьей, где было написано «Узо», потом еще и еще. Потому что чем больше я пил, тем больше ощущал в себе силы, становился высоким и могучим, как сказочный богатырь, и отважным, как Ромео. Вспомнив о Ромео, я решил, что должен отыскать тут свою Джульетту, подраться на дуэли с остальными кавалерами и пронзить их насквозь, потом выпить яду и умереть, тогда Джульетта поцелует меня, тоже отравится и скоропостижно умрет. Я подошел к красной как рак официантке, у которой в руке дымилась сигарета.

– Потанцуем, Джульетта! – отважно обратился я к ней.

Официантка чарующе мне улыбнулась.

– Ишь ты, какой птенчик Ромео вылупился! – хрипло захохотала она. – А чего ж, потанцуем!

И поскольку я был так же бесстрашен, как Ромео, то обхватил ее за талию, и мы, как все, затряслись на месте.

Мы, значит, трясемся, АББА оглушительно поет, табачный дым стелется под потолком, ноги у меня подкашиваются, комната кружится, как ярмарочная карусель, красная лампочка романтически светится, Джульетта курит и пускает мне дым в лицо, а сердце у меня стучит, как паровой молот…

Вдруг Джульетта, танцуя, прижимается щекой к моей щеке. Меня бросило в жар, сердце застучало еще сильнее, и поскольку я был не я, а отважный Ромео, то решил поцеловать ее в губы, но она отдернулась так, будто я ее ужалил, и дико завизжала:

– Ах ты подонок, сопляк!

Тут рядом с нами вырастает невысокий парень, опоясанный ковбойским ремнем, хватает меня за грудки и хрипло, как испорченный динамик, рычит мне в лицо:

– Это еще что за номерочки, а?

Значит, подошло время дуэли. Я оттолкнул его, он отлетел на танцующих, те сразу перестали трястись и кольцом обступили нас: наверно, хотели увидеть, кто кого первым убьет.

Должен вам сказать, что Кики Детектив давно уже показал мне некоторые приемы дзюдо, и я был готов исколошматить своего противника и уложить на месте. Но ковбой, видно, не имел никакого желания драться на дуэли, он схватил Джульетту за руку и потянул в сторону. А мне крикнул:

– А ну катись отсюда! В моем доме не место для пьянчуг!

– Это кто пьянчуга? – геройски зарычал я.

– Ты, недоносок! – ехидно засмеялся ковбой и снова потянул Джульетту. – Муци, отойди!

– Стоять! – еще более геройски гаркнул я. – Никуда она не пойдет! Это не Муци, это Джульетта! И я не недоносок, а Ромео!

Он язвительно процедил сквозь зубы:

– В штаны еще не наложил, Ромео?

Такого оскорбления я снести не мог, кинулся к нему, хотел смертоносным приемом влепить ему по скуле, но промахнулся, а он ответил мне ударом в челюсть. Ноги у меня подкосились, в глазах потемнело, я рухнул на пол в нокдауне и почувствовал во рту обломок зуба.

Словно сквозь туман, видел я, как подбежал Бобби Гитарист, схватил ковбоя за его ковбойский пояс и поднял в воздух.

– Лапы прочь от него, Жорж, слышишь? Он мой приятель!

– А мне чихать! – с фасоном ответил Жорж. И наподдал мне ногой в зад. Боль была адская.

Тогда Бобби повел себя как истинный друг и влепил Жоржу кроше справа. Ковбой плюхнулся со мной рядом в полном нокауте.

Что было дальше, толком не знаю. Помню лишь, что началось жуткое побоище, причем настоящее, не как у нас в классе – пирожками да бумажными фантиками. Дубасили друг дружку кулаками, выбивали зубы, пинали ногами, катались, сцепившись, по полу. Девицы визжали, как кастрюли-скороварки, но особенно-то их визга слышно не было, потому что АББА продолжали выдавать сто двадцать децибел, а вместе с шумом драки получалось все сто восемьдесят – достаточно, чтобы умертвить несколько подопытных кроликов.

Неожиданно затрещало зеркало над баром, куда-то полетели колонки стереомага, на люстре полопались лампочки, и побоище продолжалось в кромешной тьме.

Кто-то поднял меня за воротник, распахнул дверь и выволок меня на улицу. Это был Бобби.

Я уже совсем не держался на ногах, что-то горькое, едкое, мерзкое поднялось от желудка ко рту и выплеснулось на тротуар. Меня рвало и выворачивало, это продолжалось целую вечность, я задыхался. Бобби поддерживал меня, а когда рвота кончилась, подвел к фонтанчику в саду и ополоснул мне лицо водой. Стало чуть легче, хотя голова качалась, точно шар, наполненный вонючим сероводородным газом (формула H ₂S), а во рту, кажется, недоставало одного зуба.

Мы сели на скамейку. Бобби сказал:

– Тебе вроде получше… Иди домой, прими душ, проглоти две таблетки аскофена и ложись, к утру все как рукой снимет. Послезавтра увидимся. Приду на урок. Все, о’кей!

– Он сказал «о’кей», а у самого вид был испуганный. Наверно, боялся, что если я не проглочу таблетки аскофена, то могу скоропостижно скончаться, а виноват будет он, ведь это он меня напоил.

– Который час? – спросил я ни жив ни мертв.

– Полвосьмого.

– Меня пробрал мороз, как при минус пятидесяти по Цельсию. Пол восьмого! А я не был у Черного Компьютера, не сделал домашних уроков, не повторил вокализы и прочее и прочее. Да и как показаться дома опять с разбитой губой, да еще со сломанным зубом?

– Вставай, вставай, – торопил меня Бобби.

Я еле встал. Бобби поддерживал меня под мышки. Время от времени мы останавливались, чтобы я мог отдышаться и подавить приступ рвоты… Прохожие оборачивались, обдавая меня презрением, некоторые восклицали: «Вот она, наша смена! Позор! Неужели некому призвать к порядку этих недоумков?

– Мы подошли к нашему дому.

– Сам доберешься на пятый этаж? – спросил Бобби.

– Доберусь, – ответил я, хоть и не был очень в этом уверен.

– О’кей… Я… сам понимаешь… не могу проводить тебя до квартиры…

– Еще бы! Если папа узнает, что произошло, он ему голову оторвет, а Лорелея упечет за решетку.

– Держись! – сказал он. – Впрочем, что уж такого особенного? Каждый рано или поздно перешагивает через этот порог, в особенности когда он скоро станет мужчиной… Ты, правда, малость перебрал. Я предупреждал тебя… – Он виновато усмехнулся. – Но вообще-то ты, парень, орел! Здорово влепил этому недоделанному ковбою… Жаль только, что больше нам в его квартирке не бывать… Да еще если он расскажет своему предку про побоище… Ну ладно, гуд бай, я пошел!

– Он ушел, а я стал карабкаться по лестнице. С трудом добрался до второго этажа… потом до третьего, четвертого…

К счастью, мне никто не встретился, привратницы на месте не было. Под конец, собрав последние силы, я миновал пятый этаж и вошел к себе в Орлиное гнездо.

Обычно Квочка встречает мой приход радостным квохтаньем. На этот раз – ни звука. Забилась в угол за столиком и даже не подняла головы – обиделась. Ясное дело, я забросил ее на целых два дня, не приносил ни поесть ни попить. Она имела право презирать меня.

– Что с тобой, Мэри? – шепотом обратился я к ней, но она повернулась ко мне спиной. А чем я мог ее задобрить? Ведь я не смел спуститься в квартиру и взять для нее корм… Да и чувствовал я себя до того мерзко, хуже не бывает.

И тогда я принял решение. Включил МП-1, выдал в эфир позывные. Кики отозвался мгновенно – словно ждал, когда я дам о себе знать:

– МП-2 слушает!

Времени для долгих разговоров не было, я мог в любую секунду потерять сознание, поэтому я только сказал:

– Эс-О-Эс! Тревога первой степени!

– Что случилось? – спросил Кики. – Тебя опять увозят? – Он явно не верил моим честным призывам о помощи.

– Кики, – мученическим голосом проговорил я, – принеси мне поесть, и еще – аскофен и лейкопластырь. Как можно быстрее!

– Зачем? Ты, случайно, не ранен? – как всегда, пристал он с расспросами.

– Да, ранен, поторопись, а то будет поздно!

С этими словами я отключил аппарат; совершенно обессиленный, повалился на пол возле Квочки Мэри и попытался поразмышлять. Так советует Черный Компьютер: «Попадешь в беду – не спеши действовать! Прежде подумай! Проанализируй обстановку, оглядись и снова подумай. И лишь тогда принимай решение!» Но я был не в состоянии ни думать, ни анализировать, ни оглядываться вокруг, мозги разжижились, как рыбий клей на огне. Голова по-прежнему кружилась где-то высоко в облаках, как вонючий воздушный шар, а сломанный зуб больно царапал десны.

Я настолько погрузился в полудремотное состояние, что не услышал, когда вошел Кики.

– Кто это тебя так разукрасил? Неужели Женское царство?

Он жутко перепугался. Положил на столик хлеб, котлеты, пакетик аскофена, поставил бутылку с водой. Я ничего не ответил, набросился на еду, но после первого же куска меня опять затошнило.

– Почему тут запах, как в кабаке? – принюхиваясь, спросил Кики.

Я опять промолчал, проглотил две таблетки аскофена, запил водой. Потом накрошил Квочке Мэри хлеба, налил ей в миску воды. Сначала она повыламывалась от обиды, не желала есть, но потом смилостивилась и, презрительно взглянув на меня, все же принялась клевать.

– Слушай, ты расскажешь, наконец, что с тобой стряслось? – спросил Кики, обиженный не меньше, чем Квочка Мэри.

– Кики, – ответил я, – ты вправду верный друг, но сейчас я не в состоянии говорить, мне нехорошо… Иди домой, завтра я все объясню. Честное комсомольское.

– Ты еще не комсомолец.

– Скоро стану, потому что уже становлюсь настоящим мужчиной.

Он многозначительно взглянул на меня и даже почесал в затылке, но больше ни о чем не спросил, а если бы спросил, я бы и его тоже проткнул шпагой.

Кики ушел, и я остался один. С Квочкой Мэри. Утолив голод, она забилась в уголок и заснула. Я тоже попытался что-нибудь проглотить, но ничего не получалось. Желудок подкатывал к горлу, а голова кружилась, как веретено.

Я привалился спиной к стене. И тут же погрузился в глубокий-глубокий колодец, на дне которого сверкало голубое бескрайнее небо.

И увидел там Джульетту. Она была необъятной, как космос, и сперва походила на официантку, с которой я танцевал. Потом ее лицо растворилось среди звезд, вместо него выплыл образ Милены с третьей парты и тут же потонул в беспредельном пространстве, а из далеких созвездий прилетела Росица. У нее были карие глаза и веселые ямочки на щеках, я обнял ее и поцеловал в губы, тогда она тоже исчезла, и со мной осталась одна только Джульетта – она была самой прекрасной из всех, и мне стало ужасно приятно.

7. Сюрпризы переходного возраста

Проснулся я в собственной постели. Надо мной склонились мама, папа и доктор Алексиев, но я видел их будто сквозь мутное и неровное стекло – мама была толще обычного, папа какой-то сплющенный, а доктор Алексиев был похож на сову в очках. Голова у меня разламывалась, рот был сухой и шершавый, как наждачная шкурка № 8, а пальцы на руках согнулись крючком. Доктор пощупал мне лоб, поморгал, поморгал и сказал:

– Ну что ж, голубчик, выкарабкался… – А потом спросил: – Как ты себя чувствуешь?

Я что-то промычал в ответ и снова закрыл глаза. Не хотелось видеть эту совиную физиономию, которая возникала каждый раз, как я серьезно заболевал. Значит, я и сейчас серьезно болен.

– Уснул… – прошептала мама. Ее слова проникли в мой уши, словно сквозь сахарную вату, которую продают у нас на площади перед цирком.

– Пусть поспит, – сказал доктор. – Это теперь для него лучшее лекарство.

Они перешли в соседнюю комнату, но дверь оставили полуоткрытой, так что я слышал, о чем они шушукались.

Папа спросил:

– Но что с ним, собственно, такое?

– Алкогольное отравление. Опаснейшая штука, особенно для подростков, – ответил доктор. – Где он пил?

– Понятия не имею. Вчера вечером его приятель Кирилл прибежал страшно взволнованный, сказал, что Энчо лежит на чердаке. Мы нашли его без сознания. Его рвало какой-то зеленоватой слизью, из губы струилась кровь.

– Счастье, что его вырвало, – объяснил доктор. – Это его и спасло. А пораненная губа – пустяки. И зуб тоже. Дело поправимое. Кто-то его крепко стукнул.

– Господи, каким драчуном стал наш Энчо! – вздохнула мама. – А выбитый зуб совсем испортит ему улыбку.

– Постарайтесь узнать, что он пил и сколько, а потом позвоните мне. Алкоголь бывает разных видов, многие из них содержат метиловый спирт, а это самый настоящий яд. Мне не нравится, что Энчо довольно сильно похудел.

– Ну, это как раз чудесно! – воскликнула мама, которой важнее всего было, чтобы я стал таким же изящным и воздушным, как Орфей.

– В таком резком похудании нет ничего хорошего, – продолжал объяснять доктор Алексиев. – Энчо вступил в переходный возраст, это весьма деликатный период в жизни человеческого организма, и для того, чтобы он протекал нормально, здоровье играет важную роль.

Тут уж я окончательно проснулся и еще больше навострил свои оттопыренные уши. Кики Детектив мне много рассказывал о переходном возрасте, когда девчонки начинают красить губы, а мальчишки бриться. Я уже давно жду, чтобы это произошло, потихоньку от родителей купил безопасную бритву с полусотней лезвий «Жилетт», они у меня спрятаны на чердаке вместе с запретными книжками про любовь, и каждое утро смотрюсь в зеркало – не выросла ли борода, но пока что ни единой волосинки, щеки гладкие, как у пластмассовой куклы… А теперь сам доктор Алексиев, который доцент в городской больнице и разбирается в деликатных периодах человеческого организма, говорит, что я вступил в переходный возраст. Надо будет сегодня же сообщить об этом Кики Детективу.

В соседней комнате доктор продолжал давать маме с папой советы:

– Надо его подкормить, побольше зелени, фруктов, кроме того – чистый воздух, спорт…

– Но если он очень растолстеет – это ведь некрасиво, доктор, правда? – спросила мама. У нее, ясное дело, не выходил из головы Орфей.

– Энчо у вас и так недурен собой, а через несколько месяцев, когда возмужает, его фигура приобретет гармоничные пропорции, и он вообще станет красавцем, будет рослым, стройным… – сказал доктор.

– А нельзя, чтобы это произошло пораньше? – спросила мама.

– Что значит пораньше?

– Ну… недели через три…

– Невозможно.

– Даже если сделать уколы?

– Даже если сделать уколы. У природы свои непреложные законы. Да и к чему спешить! Детство – прекраснейшая пора… Не отнимайте ее у вашего сына… Ну, я пойду, больные ждут. Оставляю вам рецепт на витамины и микстуру, они быстренько поставят его на ноги. Но смотрите – ни капли алкоголя! Ни единой капли!

– Конечно, конечно! – заверила его Лорелея. – Но скажите, доктор, вы не освободите его от уроков на чуть больший срок? – Тут она, наверно, чарующе и многозначительно улыбнулась. – Пусть побудет дома, пока окончательно не придет в себя, а уж мы последим, чтобы он не притрагивался к спиртному.

Доктор поколебался, но уступил:

– Хорошо. Постараюсь. Загляните ко мне в больницу.

И ушел.

Папа с раздражением сказал Лорелее:

– Ты просто невозможная, Лора! Зачем мальчику торчать дома?

– Затем, чтобы подготовиться! – тоже с раздражением ответила мама. – Не зря говорят: нет худа без добра! За десять свободных дней мы провернем то, на что у других уходит год.

– Ох, Лора, Лора! – Папа трагически вздохнул. – Твою бы энергию на что-нибудь полезное, а не на эту идиотскую затею с кино…

Мама, естественно, не осталась в долгу:

– Вот станет наш Энчо кинозвездой, тогда ты увидишь, идиотская это затея или нет. А теперь пошли в аптеку!

И они тоже ушли.

Я опять задремал, но в голове, которая хоть и болела по-прежнему, засели слова доктора о том, что я уже вступил в переходный возраст. Хотелось поскорей написать об этом Росице, но не было сил встать с постели, и я опять уснул.

Разбудил меня Кики.

– Энчо, ты живой, нет? – Он даже толкнул меня, чтобы проверить.

– Живой, – ответил я.

– Знаешь, я вчера, как увидел тебя на чердаке, решил, что ты кончаешься. Глаза красные, остекленевшие, как у дохлой кошки. В классе все в ужасе, особенно Женское царство. Они думают, у тебя сотрясение мозга из-за вчерашнего помидора. Милена дрожит больше всех, ведь это она всех науськала. И предложила нам сегодня перемирие на неопределенный срок, пока ты не поправишься.

– Никакого перемирия! – крикнул я, но голову пронзила такая боль, что я перешел на шепот: – Дай только поправиться, я им покажу! У меня на чердаке химическая бинарная бомба.

– Какая? – переспросил Кики, как настоящий детектив.

– Бинарная. А кроме того, у меня уже переходный возраст.

– Это точно? – обрадовался Кики.

– Точно, сам доктор Алексиев сказал.

– Ну, поздравляю! Какой бритвой будешь бриться?

– Пока обычной, – ответил я. – Но скоро куплю импортную, электрическую.

– А деньги где возьмешь?

– Гонорар… – загадочно ответил я.

– Что?! – Он разинул рот точь-в-точь как Тошко Придурок из нашего класса. – Гонорар? За что? Откуда?

– Секрет.

В эту минуту вошла мама. Принесла лекарства. При виде Кики лицо у нее стало очень таинственным.

– Кирилл, – сказала мама, – мне нужно поговорить с тобой об одном очень важном деле. Пойдем!

Увела его в соседнюю комнату, но, хотя они говорили шепотом, я все прекрасно слышал.

Мама.Разузнай, пожалуйста, где он был, где он напился?

Кики.Провести расследование? Как Шерлок Холмс?

Мама.Мне безразлично, как кто. Мне важно, чтобы ты все разузнал. А ты это умеешь.

Кики.Хорошо. Но прежде мне нужно кое-что узнать от вас. Что делал Энчо на прошлой неделе в Софии?

Мама.Видишь ли, этого я тебе сказать не могу. Это наша семейная тайна.

Кики.Почему Энчо не ходит больше к Черному Компьютеру?

Мама.Ты что, хочешь выведать все наши секреты?

Кики.Но вы же просите меня провести расследование!

Мама.Нет уж, Кики, не суй носа, куда не просят! Лучше скажи, что вам задали на дом, и принимайся за расследование, но только не здесь.

Кики.А где?

– Ты детектив, а не я! – сердито бросила Лорелея.

И оба они как ни в чем не бывало опять вошли ко мне. Кики сказал, что задано на дом, незаметно вздохнул и ушел, не попрощавшись.