Текст книги "Сломанная Головоломка"
Автор книги: Х. Собачий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Шурик напряженно думал.
– А дети? – опять спросил Михаил Сергеевич, – как они? Сколько их там было?
– Четверо. Два мальчика и две девочки, всем по пять лет. Они еще сладко спали. Их тут же унесли.
– Здание садика, конечно, обыскали? – спросил Шурик.
– От подвала и до крыши, – вздохнул Семен Семенович. – Нигде никого не было. И никаких необычайных вещей, ничьих следов...
Все выпили немножко пива.
– Если это было убийство, – задумчиво сказал Шурик, – то, очевидно, возможны только две версии: первое – либо убийца, сделав свое дело, выбрался из садика...
– Я уже сказал: нет. Дверь. Снег. Здесь все, в плане версий, сложилось на редкость удачно. На всех окнах – решетки, хорошие, крепкие решетки, люк на чердак закрыт изнутри на висячий замок. Заперта изнутри дверь запасного выхода на втором этаже, видно, что после недавнего ремонта ни ее, ни люк, ни окна не открывали. Форточки – крошечные. И, опять же, решетки на окнах...
– Либо, – продолжил Шурик, – второе: убийца спрятался внутри и вышел потом.
– Нет. Внутри действительно никого не было. Выйти незаметно он не смог бы.
Шурик почесал лоб, и, уткнувшись носом в кулак, задумался.
– А почему, – резонно спросил Михаил Сергеевич, показав на Шурика. этот... Шерлок Холмс... так прицепился к убийству? Она ведь – сама повесилась, верно?..
Шурик, и вправду, смутился и, вопросительно кивнув, взглянул на Семена Семеновича.
Семен Семенович разжег гаснущую трубку: – Здесь и началось все самое неприятное, – сказал он и, вздохнув, объяснил: – Нет, Шурик, нет Михаил Сергеич, это не было самоубийство...
Шурик и Михаил Сергеевич, теперь уже оба, вопросительно смотрели на Семена Семеновича. Тот отпил еще немного пива, нахмурился на мгновение и продолжил, вставив трубку в угол рта:
– Версия о самоубийстве, действительно, сразу же после того, как оказалось, что обычными способами преступник выбраться вроде бы не мог, стала основной... – Семен Семенович выпустил облако дыма. – Но вот что было необычного в этой версии. Как обычно человек вешается?.. – Семен Семенович посмотрел на Шурика. – Давай, перебери, что ли, как ты говорил, все-все варианты...
Шурик чуть подумал и сказал: – вариант, собственно, один. Человек, пока он жив, надевает петлю на шею и затем использует свой вес: либо, я знаю, есть такие случаи – поджимает ноги, но здесь это не проходит, нянечка висела высоко... – Семен Семенович кивнул, – ...либо самое распространенное – прыгает с подставки или выталкивает подставку из-под себя.
Семен Семенович несколько раз кивнул головой и сказал: – Все дело в том, что никакой подставки рядом не было.
Все замолчали. Стало слышно, как спорят о чем-то хриплыми голосами у соседнего столика растрепанная девушка и лысый юноша.
– А... – начал Шурик, но Семен Семенович перебил его:
– Да. Эта идея тоже была на поверхности – что подставку каким-то, неясным пока образом, – Семен Семенович быстро взглянул на Михаила Сергеевича, – каким-то образом убрали после того, как девушка повесилась. Ты это хотел сказать, Шурик? – Шурик кивнул. – Так вот, – продолжил Семен Семенович, – оказалось, что подставки не было вообще.
Шурик и Михаил Сергеевич молчали. Семен Семенович пододвинул новую кружку пива, отпил из нее большой глоток и объяснил, как это определили. Нянечка, и в самом деле, ниоткуда не прыгала. Во-первых, на нянечке не было обуви, и нигде во всем садике, кроме недавно вымытого пола – ни на столиках, ни на подставках для цветов, нигде – не было, почему-то, отпечатков ее ног. Два очень четких отпечатка ступней, зато, были на линолеуме под тем местом, где она висела. И, во-вторых, самое главное: когда тело сняли, стало ясно, каким образом оно оказалось в том положении, в котором его нашли. Растяжение волокон веревки и потертости на крюке, через который веревка была переброшена, однозначно говорили, что тело было подтянуто кверху за привязанный к батарее конец веревки.
Шурик молча выпил кружку пива, взял у мрачно замолчавшего Михаила Сергеевича еще одну папиросу, закурил. Его взгляд бессмысленно блуждал по столу, потом остановился на тарелочке с окурками. Все молчали.
– Значит, – сказал, наконец, Шурик, – ее повесили? Но как же тогда убийца смог выбраться?.. Семен Семенович!..
Семен Семенович молча глядел на Шурика, затем перевел взгляд на Михаила Сергеевича.
– Дверь заперта изнутри, – сказал тот. – Повторите, какие там еще были выходы? – Шурик тоже кивнул.
– Дверь, окна, люк на чердак, дверь черного хода. Еще преступник мог проникнуть в здание через канализацию. В принципе, – Семен Семенович смотрел на Шурика, – и такая версия возможна, да?
Шурик недовольно нахмурился, собрался что-то возразить, но передумал. Семен Семенович продолжал: – Но единственный выход, которым в этом здании пользовались – входная дверь. Другие варианты, вроде замаскированного подкопа или происков нечистой силы, мы, я думаю, можем отбросить, так, Шурик?
Шурик рассеянно кивнул.
– Как, вы сказали, была закрыта дверь? – спросил он.
Семен Семенович подробно описал задвижку с висячим замком, дверные петли, сказал из какого материала дверь была сделана. Шурик внимательно слушал.
– Меня сейчас интересует прежде всего ключ, – выслушав все, сказал он.
– Где был ключ?
Михаил Сергеевич насторожился, Семен Семенович удовлетворенно кивнул головой и ответил:
– Его нашли в кармане халата нянечки.
– К чему это ты? – спросил Шурика Михаил Сергеевич.
– Есть еще одна версия, – ответил Шурик. – Если дверь была заперта изнутри, то это не значит еще, что убийца не мог через нее выйти.
Михаил Сергеевич недоуменно поднял брови.
– Ее могли закрыть после того, как убийца вышел, – тихо сказал Шурик и сосредоточенно принялся раскуривать грозящую погаснуть папиросу.
Все замолчали.
– Но кто? Сама нянечка ведь не могла! – наконец спросил Михаил Сергеевич. – Ты на кого намекаешь?
– Да, – сказал Шурик и опять опустил глаза на папиросу. – Это элементарная логика! Некто, назовем это так, остававшийся в доме помимо убитой.
Семен Семенович кивнул: – Эта версия, естественно, тоже была. – Семен Семенович поднял палец: – Но, во-первых, задвижка с замком была расположена в верхней части двери, более, чем в полутора метрах от пола. А детишки совсем маленькие, по пять лет. И карман воспитательницы, в котором найден ключ – тоже метрах в полутора от земли. Но это – только что касается фактической стороны дела. А ведь кроме этого, – Семен Семенович разогнул второй палец и развел руками, – есть еще психологическая сторона!
– Да нет, это же бред! Не проходит! – сердито сказал Михаил Сергеевич.
Шурик молчал. Михаил Сергеевич, подумав немного, спросил: – Ее, все-таки, точно повесили? Может, все-таки, как-то сама?..
Семен Семенович пожал плечами, глядя в окно, снег все валил и валил.
– Или, может быть... этот наш... – он поморщился, – "кто-то, остававшийся в доме"... убрал подставку? – опять принялся за свое Шурик.
– И стер с нее все отпечатки! – брезгливо глядя на Шурика, добавил Михаил Сергеевич. – Да и зачем им было двигать среди ночи мебель, сам посуди!
Семен Семенович вздохнул и еще раз, очень подробно, объяснил, как по веревке, на которой висит груз, можно точно определить, повесили груз на уже висевшую веревку, или подняли этот груз на метр за свободный конец.
Все замолчали, Михаил Сергеевич, а потом и Шурик с Семеном Семеновичем выпили пива.
– Значит, – сказал Шурик, – мы на данном этапе знаем следующее: дверь заперта изнутри, убийца из дома не выходил. В доме никого постороннего тоже не было, – Шурик опять взял кружку. – Следовательно, девушка повесилась сама, – он залпом допил пиво. – Чего тоже быть не могло, так?..
Михаил Сергеевич молча принялся чистить скумбрию, швыряя клочки рыбы в тарелочку с окурками.
В противоположном углу зала раздался вдруг чей-то оглушительный, истошный вопль:
– Собчак!!!.. А-а-а! Собчак!!!..
Все вздрогнули.
Где-то на пол грохнулась кружка, в наступившей на мгновение тишине стало слышно, как отскакивают от кафельного пола ее осколки. Еще через секунду все взорвалось.
Крикнувшему "Собчак!" дедушке соседи по столу пытались объяснить насколько тот был не прав, тот ругался в ответ и прикрывал локтем лицо, кто-то его защищал, остальные хохотали, перегнувшись от смеха пополам. Кто-то, правда, ворчал, что и действительно начал говорить Собчак, надо послушать.
Парень и девушка у соседнего столика хохотали громче всех, басовито повторяя "Собчак! Собчак!..". Кто-то для пущего смеху швырнул скумбрией в громкоговоритель. Смеялись все. Стало как-то уютно, казалось, потеплел даже желтый свет, льющийся из-под серого потолка и освещающий за оконным стеклом медленно проплывающие по диагонали мохнатые снежинки.
Шурик, глядя куда-то в сторону, сказал вдруг: – И все-таки, раз уж мы договорились перебирать все без исключения версии, то должны набраться мужества обсудить и эту...
Он пожевал рыбку, выплюнул ее и спросил: – Значит, вы говорите, что дети дверь за убийцей запереть не могли.
– Для этого, – ответил Семен Семенович, внимательно глядя на напряженно думающего Шурика, – им понадобилось бы дважды подставлять табуретку – запирая замок и возвращая ключ в карман висящей воспитательнице. Ты можешь себе такое представить?
– Уж лучше я замерю диаметр канализационных труб, тоже мне логик!.. возмутился Михаил Сергеевич.
– Действительно, Шурик, ты только представь себе, – продолжал Семен Семенович, – пятилетнего карапуза, зачем-то кладущего ключик в кармашек нянечке... у которой язык уже вывалился на четыре пальца...
Шурик поморщился.
– И тогда уже, – брезгливо сказал Михаил Сергеевич, – я, на твоем месте, лучше представил бы себе, что наружную дверь заперла сама нянечка! А они, как-то случайно, играючись убрали, не оставив отпечатков, подставку, с которой та прыгнула...
– Да не было подставки! – рассердился Семен Семенович. Михаил Сергеевич замолчал... Шурик допил очередную кружечку.
– А что, кстати, сказали... э... ребятишки? – спросил он Семена Семеновича. – Их спрашивали? Или они в съезд играли?..
– Попробовали осторожно спросить. Все сказали, что ничего не знают.
Шурик думал, обхватив голову обеими руками и шевеля беззвучно губами. Михаил Сергеевич глядел на снег за окном и цедил пиво, окунув в него усы. Подошла старушка-уборщица в сером засаленном халате и коричневой морщинистой ручкой сгребла со стола бумажные тарелки.
– Так, – сказал Шурик. – Я чувствую, как вы относитесь к тому, что я думаю. Поэтому первым делом показываю, что я не мог к этой версии не прийти. Логика, никаких эмоций. – Шурик показал два пальца: – Основных версий у нас – всего две. Какое-то действие совершает либо сам человек – это у нас отпадает; либо, и это так – кто-то другой. Кто? – Шурик посмотрел в глаза Семену Семеновичу, потом Михаилу Сергеевичу. Оба отвели взгляд. Шурик поднес к губам кружку, понял, что она пустая, выругался и придвинул к себе последнюю. – Какой вывод следует из того, что убийца уйти не мог? спросил он. – Если это не самоубийство, то вывод один, – все молчали, убийца остался внутри. Логично? Только не нужно эмоций.
Михаил Сергеевич мрачно смотрел в окно; Семен Семенович тронул его за рукав, тот отдернул руку. Повернувшись к Шурику, Семен Семенович сказал грустно:
– Что ж, действительно. Логика. Я знал, что ты, со своим методом, дойдешь и до этой... страшной... версии... – Шурик, широко открыв глаза, смотрел на Семена Семеновича. – Честно говоря, уже давно ожидаю этой версии. Ты вполне последователен...
Семен Семенович оглядел шумный зал, криво ухмыльнулся, заметив, как лысый юноша теперь уже сам пытается обнять сердито упирающуюся в него локтями девушку; взглянув опять на Шурика, Семен Семенович помрачнел, вздохнул.
– Детей, как я уже говорил, – голос Семена Семеновича звучал спокойно, – было четверо: два мальчика и две девочки, все очень славные ребятишки... Настолько славные, что этот, последний, вариант – вроде бы и не лучше варианта с... э... канализацией, – Семен Семенович грустно улыбался, Шурик молчал. – Не хочется в это верить, но: следствие есть следствие. А в такое время, как сейчас... – Семен Семенович задумался о чем-то, но тут же спохватился: – Извини! Да, так вот. Версия есть версия. Надо было отработать и ее. Самое главное, Шурик, вот что... Нянечку подтянули вверх за свободный конец веревки... – Семен Семенович жестом изобразил это. – Так вот: детишки, даже если предположить, что тянули за веревку они все вчетвером... – Михаил Сергеевич икнул, наверное, от отвращения, – ...детишки весили, в сумме, все вместе, намного меньше, чем нянечка. И никак не могли ее поднять. Физически. Так что эта твоя версия, Шурик, тоже не проходит...
Шурик, подумав немного, заморгал, а затем очень тихо, очень тоскливо и очень неприлично выругался. Михаил Сергеевич, похоже, просто утомился и, судя по тупому взгляду, начал думать о чем-то совсем постороннем. Опять подошла бабулька-уборщица и попыталась стянуть своей лапкой две пустые кружки. Ее отогнали. За соседним столиком чуть было не началась драка кому-то плеснули в лицо пивом – но все как-то сразу и закончилось: облитый человек случайно упал на пол и встать не смог.
Депутаты не унимались, снег все валил и валил. Михаил Сергеевич принялся икать и ушел в туалет. За ним туда же сходил Семен Семенович. В туалете очень нехорошо пахло. Шурик допил последнее пиво и нашел под столом вполне приличный окурок. Вернувшийся Семен Семенович дал Шурику прикурить и долго-долго смотрел на него грустным взглядом. Шурик, закурив, пьяно всхлипнул и уткнулся лицом в кулак, шевеля при этом губами, хмурясь и пожимая изредка плечами – похоже, он, все-таки, продолжал думать!..
Вернулся, покачиваясь, Михаил Сергеевич, неся еще три кружки – Вот у нас во дворе одного мужика прямо в подворотне раздели!.. – начал было он, но, взглянув на Шурика, передумал и замолчал.
– Но ведь все же правильно, Семен Семенович? – надрывно прочнее Шурик. – Давайте еще раз. Двери закрыты, снег вокруг дома. Значит, никто не выходил. Подтянуть себя сама она не могла! И в доме никого нет, кто мог бы это сделать!
– Вроде все правильно... – согласился Семен Семенович. Шурик скрипнул зубами.
– Да ты спокойнее, – посоветовал Михаил Сергеевич. – Спокойнее! Это слишком бы просто все было. Сейчас обмозгуем – и осенит! Вот увидишь. Нет, ну что ты психуешь!! Ты думай, думай! Да, Семеныч?.. Ну просто смотреть на него больно! – Шурик с ненавистью взглянул на Михаила Сергеевича.
Семен Семенович тоже принялся успокаивать: – Действительно, Александр. Пока что все правильно. Ни одной ошибки – безупречное расследование. Ты уже держишь разгадку! Ну, последний шаг – только спокойнее. Да веселее, черт возьми! Вот смотри: люди целуются! – парень с девушкой у соседнего столика и вправду стояли обнявшись и целовались взасос.
– Нет! Ну смотрите: либо версия с самоубийством, либо версия с убийством, – опять начал срывающимся голосом Шурик. – Но если никто не убивал, убийцы в доме не было, то как же?..
Михаил Сергеевич тоже наконец задумался и вдруг – похоже, совершенно искренне – удивился:
– А правда, Семеныч. Что-то мы, наверное... не так поняли? – сказал он.
– Да нет, все правильно! – удивился Семен Семенович.
– Но ведь... что-то здесь не так... – Михаил Сергеевич, закусив губу и удивленно подняв брови, думал.
– Прости, Семеныч, – сказал он, наконец. – Как же так? Ведь... – он показал на Шурика, – ты же слышал! Действительно... Как-то странно?
– Ну что, что странно?! Шурик! Все у тебя уже в руках! Ну! Элементарная логика! – он с надеждой смотрел на Шурика, потом посмотрел на Михаила Сергеевича. Шурик покачивался, нахмурившись и закрыв глаза.
– Значит, все-таки, все правильно?.. Как же тогда так, Семеныч? Ты же слышал, – Михаил Сергеевич показал на Шурика, – ведь, действительно, что-то не выходит... Ну смотри! Версий, он сказал, у нас, по большому счету, было только две – самоубийство и убийство. Так?
– Так, – кивнул Семен Семенович.
– Обе версии мы отработали. Ни одна, оказывается, не подходит. Или, все-таки, какую-то из них мы зря отбросили, поспешили? Скажи.
– Нет, тут все правильно, – согласился Семен Семенович.
– Ну? – спросил Михаил Сергеевич.
– Что? – спросил Семен Семенович.
– Что? Ни одна версия ведь не проходит!
– Горячо! – закричал Семен Семенович.
– Что "горячо"?!. – рассердился Михаил Сергеевич. – Ни кто-нибудь, ни сама!..
– Ну же, ну!.. – помогал Михаилу Сергеевичу Семен Семенович, замахав, даже, от волнения, руками. Михаил Сергеевич молчал.
– Шурик! – обернулся Семен Семенович. – Ну это же твоя любимая ло-ги-ка! – он с размаху три раза стукнул себя по лбу. – Что с тобой? Элементарный вывод... Ох, – Семен Семенович с обидой посмотрел на Шурика. – Вот уж не ожидал. Без интеллектуальной честности в нашем деле никуда.
Шурик молчал, тупо выпучив глаза.
– Господи! – Семен Семенович всплеснул руками. – Ведь все же ясно...
Все молчали.
– Ну смотрите! Мы перебрали все версии. Все! И все они оказались неверны. Действительно неверны. Все до одной! Значит? Значит никак не могло такого быть! Ну? Понимаете?!!
Шурик икнул, снял очки, спрятал их в карман.
Михаил Сергеевич начал медленно-медленно, осторожно-осторожно, глядя в глаза Семену Семеновичу, расплываться в улыбке...
– Жива нянечка?.. – тихим голосом спросил он. Семен Семенович улыбнулся и устало кивнул. Михаил Сергеевич, тоже облегченно улыбаясь, помотал головой:
– И вправду. Ведь если ну никак не могло быть – так и не могло же!.. А я-то: за детишек, Семеныч, прости, ох как боялся, как боялся!.. Ой, ну слава богу!.. – стерев выступивший на лбу пот, он громко рассмеялся. Жива! Ух, хорошо!
Семен Семенович тоже улыбался. Он взял кружку и, чокнувшись с Михаилом Сергеевичем, допил пиво.
Михаил Сергеевич повернулся к Шурику: – Слышь, ты, козел философский? – брезгливо сказал он. – Дети были ни при чем, понял, да? Выродок... – и он смачно сплюнул на пол.
– Понимаешь?.. – осторожно спросил у Шурика Семен Семенович. – Сам же видишь: не самоубийство, не убийство... Ни одна версия не проходила. Ну не могло этого быть...
– Не понимает... – посмотрев на Шурика, сказал Михаил Сергеевич.
Бар закрывался. В зале погасили половину лампочек, шатающиеся посетители по одному потянулись к выходу. Шурик молчал, глядя куда-то вдаль.
– Совдепия проклятая! – простонал он вдруг в наступившем полумраке. И заплакал. – Совдепия проклятая!.. У!.. Совдепия проклятая!.. – колотя кулаками по столу, он раскачивался из стороны в сторону. – Гады!! Коммунисты, ненавижу!.. – а в конце еще тихонько, тоненько завыл почему-то: – И-и-и... Славя-я-яне...
Михаил Сергеевич и Семен Семенович недоуменно переглянулись. Опять подошла старушка уборщица с тряпкой в руках и, остановившись, принялась смотреть на Шурика, Михаила Сергеевича и Семена Семеновича. Маленькая такая, морщинистая, в пуховом платочке.
– Чего тебе, бабуль? – спросил Михаил Сергеевич. Та в ответ улыбнулась беззубым ротиком, но не ушла: все рассматривала нежно их, наклонив голову набок.
Зал почти опустел. Пьяный лысый паренек и его растрепанная счастливая теперь девушка тоже, обнявшись и склонив друг к другу головы, покачиваясь, пошли к выходу. Только несколько человек, застыв, внимательно слушали сообщение об итогах заключительного голосования.
– Эй, мужики!.. – тихонько сказал им из-за стойки бармен Сережа. Громко щелкнув, замолчали громкоговорители.
– Идем, идем, – ответил за всех Семен Семенович. – Шурик!.. Брось! Затихший вновь Шурик, опять глядя в пустое пространство перед собой, качнулся, вышел из-за стола и неуверенно пошел к дверям. Старушка догнала его и сунула в руку пакет с надписью "Год Лошади".
Семен Семенович грустно покачал головой. Он осторожно достал из-под стола перевязанный желтой лентой, шуршащий целлофаном букет и, бережно прижав его двумя руками к груди, двинулся вслед за Михаилом Сергеевичем. Старушка помахала им ручкой и ушла к себе на мойку.
– Чего это ты?.. – ткнув в букет, спросил Михаил Сергеевич. Юбилей?
– Да вроде того... – любовно оглядев букет, ответил Семен Семенович. – Вот, купил себе. Правда красиво?
– Сколько стукнуло-то? – спросил Михаил Сергеевич.
– Пятьдесят восемь лет, четыре месяца и восемнадцать часов... – не задумываясь ответил серьезно Семен Семенович и, подмигнув, объяснил: Ровно семьсот месяцев!.. Представляешь? Семь раз по сто!
– Эх, время идет!.. – вздохнул Михаил Сергеевич, глядя в темное небо.
Ветер стих и снег валил сверху вниз, медленно-медленно, ровными рядами. Все вокруг – земля, деревья, помойка у магазина – стало белым и чистым. Семен Семенович присел на корточки и попробовал, как катается снег. Катался он в тот вечер просто на удивление хорошо, но лепить снеговика в темноте было как-то не очень интересно.
Беззвучно шагая по свежему снегу рядом с Михаилом Сергеевичем, Семен Семенович спросил вдруг: – Слушай, а он на меня, случайно, не обиделся?! Только честно!.. Это же плохо, если обиделся... Помнишь, мы еще про Шерлока Холмса смеялись!..
– Кто? Шурик? А за что?..
– Не знаю, мне вдруг показалось. Он же сам просил, для своей книжки дурацкой... А вначале ведь казалось – толковый мужик, а? Думал даже на работу к себе пригласить...
– Да он напился просто. Молодой еще...
– ...А потом, я ведь все, как было, ему рассказал! Могу и номер садика сказать, пусть там спросит! Они эту жуткую историю на всю жизнь, наверное, запомнили. Да и сама нянечка, по-моему, до сих пор еще там работает... Очень красивый, просто редкий по красоте случай! В газете одной собирались писать...
Они свернули за угол комиссионного мебельного магазина и пошли темной аллеей по четко отпечатанным на белом снегу виляющим следам Шурика.
– И кончается так хорошо! – согласился Михаил Сергеевич. – А вот у нас во дворе, я уже говорил, осенью мужика одного прямо в подворотне раздели. Представляешь – догола! А тогда уже холодно было... Так он бегом – как припустит! Чтобы не замерзнуть, понимаешь?
КРАХ ОПЕРАЦИИ "ОХОТА НА ДЬЯВОЛА"
Частный детектив Семен Семенович Шукайло жил недалеко от Ростокинского акведука, полторы остановки от метро ВДНХ, в самой обычной панельной многоэтажке, на третьем этаже, окнами на речку Яузу.
В этой речке постоянно вылавливали чьи-то трупы. Постоянно – не в смысле каждый день, а в смысле, что если в какой-нибудь городской газете появлялась заметка "В реке найден труп" – значит речь там шла именно о Яузе.
Любимым писателем Семена Семеновича был почему-то Достоевский.
После того, как Семена Семеновича уволили из органов – известно за что – на пенсию, он не один месяц перечитывал Достоевского. Перечитал всего и задумался, что делать дальше. Так и возникло неподалеку от дома Семена Семеновича знаменитое теперь частное сыскное агентство с немного ироничным названием "Феликс".
Домоуправление за вполне приличную плату выделило Семену Семеновичу подвал. Там Семен Семенович установил сейф, шкаф для картотеки, оборудовал фотолабораторию, сам разрисовал стены довольно сложным узором спокойных тонов, в стиле Вазарелли, завез кое-какую мебель и проводил теперь в своем офисе почти все время. Больше читая книги (опять того же Достоевского), но иногда, не часто, конечно, раскручивая какое-нибудь невероятное происшествие. О каждом из них – вы знаете – потом долго писали в газетах.
Только об одном деле Семена Семеновича не написали до сих пор нигде. О нем знал до недавнего времени только один человек – сам Семен Семенович.
И занимался он им по своему собственному заказу. Так сказать, для души.
И на этом самом деле чуть было Богу эту душу и не отдал...
А началось все совсем просто.
Семен Семенович задумался однажды, сидя над книжкой, о глубине мерзости человеческой.
"Возьмем какого-нибудь подлеца, – думал он, – ведь у него тоже есть какие-то свои, пусть дистрофичные, моральные нормы. А значит, кого-то и он считает подлецом. Не врагом, как любого порядочного человека, а именно подлецом. И, значит, этот подлецовский подлец – еще гаже, еще отвратительнее... И тут не важно с кого начать. Все равно в результате последовательного движения по такой цепочке можно выйти на... на такую мразь! – Семена Семеновича даже передернуло всего. – А уж с ней... От этого мир станет намного светлее. Вот этим бы мне заняться!.." – Так однажды подумал Семен Семенович.
Как раз перед этим он закончил самое гадкое (в прямом и переносном смысле этого слова) дело изо всех, которыми ему когда-либо довелось заниматься. И понял, сдав, наконец, в городскую прокуратуру все собранные материалы (вскрывающие преступный сговор владельцев кооперативных буфетов и платных туалетов на Киевском вокзале), что, не передохнув, не вырвавшись из этого болота – просто сойдет с ума.
Тут странная – и ослепительно красивая, после той мерзости, которой Семен Семенович только что занимался – идея – шаг за шагом вычислить и обезвредить самого мерзкого человека – и пришла ему в голову.
Дело было вечером – тихим, ясным, не по-осеннему теплым. Семен Семенович, сидя с трубочкой на крылечке своего агентства, написал на новенькой папке четыре слова: ОПЕРАЦИЯ "ОХОТА НА ДЬЯВОЛА".
Отправной точкой мог стать кто угодно. И Семен Семенович, задумчиво глядя как несет в далекий океан свои мутные воды река Яуза, начал с самого себя.
Перебрав в памяти всех мерзавцев, прошедших через его руки за долгие годы службы в московском уголовном розыске, он понял, кого нужно разыскать. Еще в начале восьмидесятых Семен Семенович вел дело Ваньки (Ивана) Сидорова, по кличке Долбень – мошенника-рецидивиста с большим стажем. Типа совершенно аморального. И так уж сразу Семену Семеновичу повезло, что сейчас этот Сидоров был на свободе. И жил, кстати, неподалеку от дома Семена Семеновича – в Бибирево.
Уже на следующий день, около семи часов вечера, Семен Семенович с бутылкой волки в кармане позвонил в знакомую дверь.
– Здорово, – успев вставить ногу в щель приоткрывшейся двери, засмеялся Семен Семенович, – Долбень! Вижу, не ждал. Не тревожься ты так! Дело есть... Ногу-то отпусти?..
Долбень медленно отошел от двери.
Операция "Охота на дьявола" началась.
Семен Семенович прошел на кухню, поставил бутылку на стол и сказал: Поговорить, Ваня, с тобой надо.
Долбень молча сел на табуретку, хмуро закурил.
– Сразу скажу, чтоб тебя не стошнило, – улыбнулся Семен Семенович. Из ментов меня поперли.
Долбень недоверчиво вскинул брови, помолчал и, наконец, злорадно улыбнулся.
– Это первый повод выпить. За это, думаю, не откажешься?.. – и Семен Семенович сковырнул пробку. Долбень подумал, пошарил под столом и достал два стакана.
– Второй повод, – когда они, не чокаясь, выпили, сказал Семен Семенович, – то дело с которым я к тебе пришел. За его успех ты тоже выпить, поверь мне, не откажешься. Что за дело? Рассказываю...
И Семен Семенович опять взял бутылку.
Через полчаса Ванька полез куда-то под шкаф – уже за своей.
– Да. Был один гад, – выпив и хорошо подумав, сказал он наконец. Он – оскорбил меня. И не просто оскорбил, а еще обманул и унизил. Влез в душу и подло смешал с дерьмом!.. – его щеки задрожали, толстое небритое лицо налилось кровью, брови сдвинулись, – Ящуром его звали, – скрипнув зубами, выдавил он. – Ящуром. – и, заплакав вдруг от бессилия, сжав кулаки, прошептал: – Найди его, Семеныч! Найди!.. Я тебе век буду обязан.
Первый этап операции прошел успешно.
Чтобы поехать в Караганду, где еще отбывал свой срок названный Долбнем Ящур, Семен Семенович закрыл на неделю свое агентство.
Он поговорил с Ящуром через проволочную сетку, в комнате свиданий. Клички в зонах дают не зря. Ящур (в миру Федор Макарович Червонцев) оказался страшным низеньким горбуном со складчатым, изъеденным язвами, мертвенно-бледным лицом.
Свидание Семену Семеновичу разрешили очень короткое, всего полчаса. Поэтому он, ничего не скрывая, честно рассказал Федору Макаровичу о цели своего визита. И пообещал ему, что, если найдет того, кого укажет ему Ящур, то обязательно сообщит Ящуру как и где этого человека можно будет отыскать – рассчитаться за все...
Ящур долго думал. Тусклая пыльная лампочка тихонько покачивалась на сквозняке. Что-то прошуршало в подполе. Яшур тихонько рыгнул, нервно почесал в паху, прищурив водянистые глазки, взглянул на Семена Семеновича.
– Пол-Пот! – хрипло произнес он. Слово гулко прозвучало в тесной голой камере. Ящур испугано вздрогнул. Его глаза округлились (как может происходить от резкой боли...), левая щека два раза дернулась. Он встал и, еще раз повторив:
– Пол-Пот! – стал злобно колотить в дверь. Его увели.
Чтобы найти этого загадочного Пол-Пота Семену Семеновичу потребовалось два месяца – ровно шестьдесят один день. И он едва не опоздал. Еще час, и так удачно начавшаяся цепочка могла оборваться.
Пол-Пот – маленький, худенький, покрытый с головы до ног татуировками татарин, сожравший, по слухам, когда-то свою трехлетнюю дочь и старухумать, с трудом понял Семена Семеновича. Но после того, как ему поменяли капельницу, он вдруг попросил, чтобы Семена Семеновича – совсем уже было отчаявшегося – опять позвали в палату.
С трудом открыв глаза, Пол-Пот растянул тонкие, иссушенные жаром губы в нечто, изображающее надменную улыбку, и прошептал:
– Я помню... Хорошо его помню... Только убивай его не быстро... Долго!..
Корчась, то ли от боли, то ли от ненависти, он выдавил:
– Степан... Трофимович... Баркасов... – и умер. Потрясенный Семен Семенович закрыл Пол-Поту глаза.
Степанов Трофимовичей Баркасовых, с которыми мог, в принципе, быть знаком Пол-Пот, оказалось несколько. И жизнь каждого из них Семену Семеновичу пришлось основательно изучить. Нужным оказался только четвертый Баркасов.
Понять, чем же так ужасен этот четвертый Баркасов, чем он отличается от предыдущих троих, Семен Семенович вначале никак не мог. А потом – понял. И то, что он узнал, было настолько жутко, что даже написать об этом невозможно – в самом деле невозможно. Я, по крайней мере, не могу этого сделать. Немногие из тех, кто имел когда-либо дело с Баркасовым (и остался после этого в живых и в здравом рассудке), начинали трястись, стоило только Семену Семеновичу произнести слово "Баркасов".
Все они очень хорошо знали, что сделали бы, повстречав Степана Трофимовича. Сам он об этом, в общем-то, тоже догадывался. Понять он не мог, похоже, только одного: как же Семен Семенович его, все-таки, нашел? Но об этом и сам Семен Семенович до сих пор предпочитает молчать.
Факт остается фактом: однажды вечером подполковник Шукайло и Степан Трофимович Баркасов встретились.
Они стояли, один на один, за столиком пивного бара – того, что на втором этаже, над овощным магазином в доме 194 по проспекту Мира (в этом же баре Семен Семенович брал когда-то знаменитого Макеева). Баркасов низенький, сухонький, неприметный старичок с седой эспаньолкой разглядывал Семена Семеновича и, чуть заметно улыбаясь, пил маленькими глотками пиво.
