Текст книги "Война вампиров"

Автор книги: Гюстав Леруж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

РАСТЕНИЯ-ХИЩНИКИ

В ту ночь я не единожды просыпался, терзаемый кошмарами, которые приписывал невероятной усталости и перенесенным треволнениям последних дней, по едва я закрывал глаза, жуткие видения повторялись вновь в мельчайших подробностях.

Я видел эрлоора, коленом наступившего мне на грудь и схватившего меня за горло когтистыми лапами, или чувствовал, как отвратительная змея обвивает тело и раздавливает своими кольцами. Я просыпался, обливаясь холодным потом, и только вид костра, мирно спящего лагеря и часовых успокаивал мои измотанные нервы.

Вдали, на фоне небосвода, маячило большое темное облако.

То были наши крохотные недруги, которые брали не силой, а числом! Я ненадолго забывался дремой, чтобы вновь погрузиться в пучину мучительных видений.

Наконец, взошла заря, и я принялся будить свой отряд. Эойя, которая, как обычно, пришла поцеловать меня с утра, сказала, что спала так же тяжело, как и я. Я сделал вид, что не придаю этому большого значения, однако встревожился, но опять приписал свое состояние бессоннице и усталости. Меня поразило, что Эойя была по-прежнему грустна и задумчива, и я, несмотря на все свои старания, никак не мог рассеять печаль девушки.

– Зря ты меня успокаиваешь, – тихо проговорила она, покачивая своей хорошенькой головкой. – Я чувствую, что нас подстерегает беда! И знаю, что больше никогда не увижу своего батюшку! Плохо ты сделал, решив разгадать тайну этих проклятых мест! Наши предки всегда говорили, что излишнее любопытство приносит одни несчастья.

Я невольно про себя разделял ее опасения, но старался ничем не выдать себя.

– Ах ты, маленькая трусишка! – отозвался я, пытаясь улыбнуться. – У тебя мордашка малыша, который еще не выспался как следует. Когда ты, наконец, проснешься, то перестанешь бояться страшных сказок… У нас у всех есть очень важное дело – мы должны пробиться через эту травяную стену.

– И как ты думаешь это сделать? Мне кажется, мы ничего не сможем!

– Кажется, я уже придумал способ. Можно допустить, что эта маленькая чуткая травка должна бояться дыма. Поэтому мы подожжем свежие ветки и вырвемся на свободу!

Я вовсе не был уверен в успехе своего предприятия, но пока ничего лучше мне в голову не приходило.

По моему распоряжению все снялись с места и приблизились к зловещему холму.

Ветер стал нашим помощником, неся клубы едкого дыма в сторону базовой пены. На первых порах все пошло так, как а и предполагал: стебельки, охваченные дымом, полетели прочь, и примерно через четверть часа путь наш был совершенно свободен.

Травинки справа и слева ходили волнами, как море во время шторма. Увидев это, марсиане принялись радостно кричать и вошли в образовавшийся коридор. Легкость, с которой мы преодолели такое грозное препятствие, удивила меня.

Но и по сей день я горько упрекаю себя за глупость, которая меня тогда обуяла!

Едва мы успели пройти сотню шагов, как я услышал за спиной шипение, которое издают раскаленные угли, залитые водой. Я обернулся назад и застыл на месте… Наш спасительный огонь погас, а дрова были разбросаны в разные стороны…

Я в растерянности стоял, не зная, что предпринять.

Это не могли сделать эрлооры, ибо на небе ярко сияло солнце, а они не выносили ни дневного света, ни блеска огня. Но это постарались и не роомбоо, поскольку земля в этих местах была каменистая.

В мозгу молнией промелькнула одна-единственная мысль: бежать!

И я крикнул, что есть мочи:

– Все назад, в лес!

Увы, было уже слишком поздно!

Я слышал отчаянные призывы о помощи, но голоса несчастных марсиан доходили до меня, как сквозь толстый слой ваты, и звучали все слабее и слабее. Хищные стебельки душили их, однако я успел расслышать напоследок свое имя…

Мои друзья ожидали спасения от меня, которого сами недавно вызволили из когтей эрлооров!

Их стоны разрывали мне сердце, и я ненавидел себя за собственное бессилие. Где Эойя? С первой же минуты она исчезла куда-то, от страха вырвав руку из моей ладони.

Вдруг я услышал ее голос всего в нескольких шагах от себя:

– Роберт! Роберт! Помоги! Спаси меня!

Я метался в разные стороны, как одержимый, тщетно пытаясь пробиться к бедняжке, но все было напрасно. А травяная стена, казалось, стала еще плотнее. На голову мне давила чудовищная тяжесть, от которой трещали кости. Я не мог пошевелиться.

Дыхание почти остановилось, мне не хватало воздуха, а сабельки вдруг начали издавать сильный запах мускуса. Я чувствовал, как он проникает в мозг, парализуя мышцы. Я был уверен, что если так будет продолжаться и дальше, аромат может стать смертельным, как запах большого количества сирени или тубероз.

Меня окутала непроглядная тьма, какая-то терпкая пыль засыпала глаза, забивала горло…

Я уже не соображал, где я и что со мной, совсем потерял ориентацию в пространстве и не знал, углубляюсь ли дальше в смертоносное облако пли выбираюсь на свободу.

Эту ужасную напасть нельзя было одолеть пи силой, ни хитростью. И отвага здесь была ни к чему!

Потом я решил, что чем больше сопротивляюсь, тем с большей яростью накидываются на меня маленькие хищники, и постарался не шевелиться.

А совершил роковую ошибку! Живые тиски только крепче сомкнулись вокруг моего тела. Я почти перестал бороться, решив, что все кончено.

Вдруг я споткнулся о камень и полетел на землю. Я думал, что уже не поднимусь, однако встал с величайшими усилиями и, согнувшись в три погибели, двинулся вперед. Вдруг ушей моих снова достиг отчаянный зов Эойи:

– Роберт! Роберт!

Крик был приглушенный, словно издалека.

Я с горечью размышлял, что, барахтаясь в живой траве, ухожу все дальше и дальше от девушки, вместо того, чтобы приблизиться к ней, но вдруг услышал крик почти совсем рядом.

Осатанев от ярости, я ринулся, пригнув голову, вперед, надеясь пробить это жуткое заграждение, которое под моими ударами только мягко пружинило, и мне казалось, что я вижу кошмарный сон.

Я рвал и мял руками тонкие стебли, тысячами уничтожая их, но толку от этих усилий было мало. Неистовство между тем все сильнее охватывало меня, и тошнотворный, одуряющий запах раздражал неимоверно. В конце концов я принялся грызть окаянную траву и очнулся, только почувствовав под ногами лежащее тело.

Я наклонился, и не смог сдержать горестного вопля, убежденный, что, наконец, нашел Эойю, и снова ошибся.

Коснулся руками лица и почувствовал под пальцами жесткие волосы и бороду… Это был один из моих несчастных избавителей.

Я положил ладонь ему на грудь: сердце уже перестало биться, еще теплое тело начинало коченеть. Вдруг я нечаянно задел шею и почувствовал под рукой что-то липкое и влажное. Это была кровь. Потом ногу мне пронзила острая боль. Я наступил на горшок с раскаленными углями, который несчастный марсианин наверно выпустил из рук, когда падал.

Я старался не думать о том, как погиб этот бедняга, и, схватив горшок, начал, дрожа от радости, на ощупь собирать рассыпанные угли.

Может, они помогут мне спастись?

Я сложил головни обратно и принялся их раздувать, вначале осторожно, а потом все сильнее, так, что пепел облаком поднимался вверх. Наконец, появился голубоватый огонек. Тогда я бросил на него несколько растеньиц и с радостью наблюдал, как они корчились в пламени. Потом схватил их целую горсть и принялся дуть на уголья изо всех сил, пока вверх не взвился столбик дыма.

Меня одолел кашель, я чихал, почти задыхался, но произошло то, чего я так ждал: охваченные дымом стебли пустились наутек.

Я размахивал своим спасительным горшком с головнями, как кадилом, то и дело пригоршнями бросая в него хищные стебли; дым вился клубами, и вскоре около меня стало настолько свободно, что я мог дышать, и увидел над собой кусочек неба, словно со дна глубокого колодца.

Я радовался этому больше, чем самому что ни на есть гениальному открытию, и был уверен, что спасу Эойю, а вместе с ней и остальных марсиан. Я бросился вперед, расшвыривая во все стороны проклятию траву, как осенний ветер – сухие листья. но почти сразу же вернулся.

Ведь прежде всего я должен спасти того, кто дал мне столь могучее оружие против врага! Вскоре я нашел его, но тело уже остыло, и у меня не осталось никаких надежд вернуть человека к жизни.

Однако я с удивлением увидел, что марсианин весь в крови, а на шее у него множество ранок, похожих на укусы эрлооров, но гораздо мельче и чаще…

В этом месте лорд Фраймкок переглянулся с Ральфом и невольно потрогал свою руку, покрытию красными волдырями. Альберта заметила этот жест и немой разговор, а Роберт между тем продолжал:

– При виде этого вся моя радость мигом испарилась. Эрлооры здесь явно ни при чем. Тогда какая же новая опасность кроется в массе хрупких стебельков? В тревоге я вопрошал сам себя:

– С кем нам еще предстоит бороться?

Вдруг меня охватил смертельный холод, в горле встал ком, как обычно бывает в моменты сильной опасности, хотя я знал, что нельзя поддаваться страху и нужно сохранить полнейшее хладнокровие, если я хочу уцелеть в этой переделке.

Поэтому я стряхнул с себя оцепенение, снова набросал на угли травы и двинулся вперед, не оглядываясь, из опасения увидеть за спиной какое-нибудь страшилище, притаившееся в облаке растений-вампиров. Однако, несмотря на то, что я шел достаточно быстро, я почти не сдвигался с места. Узкий коридор почти сразу же превращался в живую подвижную стену из хрупких травинок, которая казалась сплошной и непреодолимой.

И тут меня охватил животный панический ужас… Я уже дважды нечаянно поджег свое одеяние. Неужто мне уже никогда не выбраться из этого страшного живого океана?

(Здесь Роберт внезапно побледнел, и на лице его отразилось такое отчаяние, словно он вновь очутился на заклятой равнине. Он ненадолго умолк и, собравшись с силами, заговорил опять:)

– И все-таки я уцелел. В тот момент, когда я вовсе этого не ожидал и думал, что со всех сторон окружен зловредными стебельками, я вдруг вырвался из ужасной западни. Я увидел небо и солнце. Я был свободен!

Я с наслаждением вдыхал полной грудью ароматы цветущего луга, но вдруг обернулся. Холм травы вновь сомкнулся за мной, как волны за кормой корабля, и я не мог обнаружить места, в котором прорвался на волю!

Минуты две я не мог прийти в себя от изумления, еще не веря в свою удачу, потому что брел наугад.

Я уже приготовился к неминуемой гибели и не надеялся, что мне удастся пробиться сквозь безжалостное облако багровых стеблей.

В нескольких шагах тлели остатки костра, словно разбросанного невидимой рукой, и в тот же миг я подумал об Эойе.

Я счел бы себя последним негодяем, когда бы бросил се на произвол судьбы!..

Как я мог настолько забыть о ней? Неужто совсем потерял голову от страха?

Не раздумывая, я вернулся в травяную западню, но теперь уже решил никуда не сворачивать и идти напрямик, чтобы легче было пробиться назад.

Я принялся кричать во все горло, но мне никто не отвечал, вокруг царила мертвая тишина.

Пройдя шагов десять, я запнулся о лежащее тело. Это оказался труп еще одного марсианина. У него на шее я снова обнаружил свежие ранки.

Я шел дальше, и душу мою терзали ужасные предчувствия.

Вскоре я наткнулся на другое тело. Это была моя бедная девочка!

Она еще дышала, но печать смерти уже лежала на ней!

Я вновь начал раздувать огонь, хищная трава немного раздалась в стороны, и тогда Эойя заметила меня. Вцепившись в мою руку и полу одежды, она смотрела на меня, как тонущий глядит на своего спасителя.

Ее светлые глаза выражали безмерную тревогу, а золотисто-рыжие волосы были спутаны.

– Спаси меня! – прошептала она. – Забери меня отсюда! Они меня убили!

Лишь теперь я заметил, что личико се мертвенно-бледно, словно за время нашей короткой разлуки в нем не осталось ни кровинки.

При виде этого несчастного ребенка меня охватила неукротимая ярость и отчаяние.

– Успокойся, малышка, я спасу тебя! – отозвался я в ответ.

Я поднял ее и обхватил левой рукой, как младенца, а она опустила свою маленькую головку мне на плечо. Правой рукой я размахивал горшком с углями и продвигался вперед.

К несчастью, я был настолько огорчен и взволнован, что совсем забыл, в каком направлении надо возвращаться. Я сбился с дороги и утратил хладнокровие.

У меня сердце кровью обливалось, когда я видел, что жизнь по капле уходит из беззащитного существа, которое я нес на руках, и никак не мог выбраться на свежий воздух под теплые лучи солнца. Возможно, они бы вернули Эойс хоть немного сил.

Вдруг я почувствовал на своем лбу долгий поцелуй, потом девушка конвульсивно вздрогнула и руки ее, обвитые вокруг моей шеи, безвольно опали.

Моя несчастная крошка отмучилась.

Я был как безумный: что-то говорил, осыпал поцелуями, пробовал оживить своим дыханием, как древние чудотворцы…

Но все напрасно! Эойя не подавала никаких признаков жизни!

Пытаясь привести ее в чувство, я опустился на колени и поставил рядом сосуд с головнями, не обращая внимания на то, что трава снова принялась душить меня. Вдруг до меня донесся сатанинский глумливый хохот.

В тот же миг горшок с углями отлетел далеко в сторону и покатился, словно от пинка невидимой ноги. Головни посыпались во все стороны.

Я опустил на землю тело бедной девочки, которая была так предана мне, и побежал спасать огонь, не задумываясь над происшедшим. Я уже собирался схватить горшок, но тот, как живой, вдруг вырвался у меня из рук, закрутился на месте волчком, выбрасывая из себя остатки угольев, и укатился еще дальше прежнего.

И снова зазвучал этот жуткий издевательский смех, но теперь он раздавался совсем рядом со мной.

Я невольно задрожал от страха. Теперь меня окружал полнейший мрак, травинки окружили меня плотной пеленой, я уже почти задохнулся… Мне уже ничего не хотелось, и я решил не подниматься с земли, а покорно дождаться смерти. Умру так же, как Эойя. Ну и пусть…

Я чувствовал, что силы мои на исходе и с трудом ловил ртом воздух, а темнота становилась все гуще. Непобедимые стебельки возвращались на свои места. От их тошнотворного одуряющего запаха мутилось в голове…

И тут передо мной промелькнула вся моя жизнь: детство, юность, борьба, опасности, светлые чаяния, трагические события, неразделенные чувства…

И все это я пережил лишь затем, чтобы погибнуть на далекой неизведанной планете!

Чем больше я над этим размышлял, тем большая тяжесть давила мне на грудь, что-то гибкое, похожее на змею, обвивалось вокруг шеи.

– Мой нынешний сои! – с трудом простонал я. – Змеи!

Я чувствовал, что существо, которое меня душит, вполне реально, его можно потрогать. Воображение мое поразило сходство происходящего со сном, он оказался вещим!

Я силился пошевелиться, встать, сразиться с гадами, скрытыми, как мне думалось, среди растений, считая, что это они убили моих спутников, по лежал, будто скованный.

Измученный и потрясенный, я лишился чувств…

А очнувшись, я чувствовал себя как побитый. Во всем теле были боль и ломота, кроме того, я настолько ослаб, что с трудом соображал.

Я даже не был уверен, жив ли еще, ибо в голове моей царил полнейший хаос мыслей, понятий и чувств Я забыл, кто я есть и где нахожусь…

Наконец, после изрядных усилий я начал вспоминать последние события. Дальше шел провал в памяти, который казался мне невосполнимым…

Я не знал, что со мной произошло с того момента, когда меня опутали змеи, и до момента пробуждения.

Я огляделся вокруг. Я лежал посреди какого-то квадратного помещения – не то камера, не то келья без окон и дверей.

Стены из полупрозрачного стекла или хрусталя были испещрены множеством мельчайших отверстий, словно проколотых тонкой иглой. Они пропускали внутрь воздух, но не позволяли видеть, что происходит снаружи.

Но сильнее всего меня удивило то, что в центре моего узилища стоял большой стеклянный сосуд в виде круглой чаши, наполненный кровью.

Я терялся в догадках, пытаясь понять, где очутился.

СТЕКЛЯННАЯ БАШНЯ

– До сих пор, – продолжал Роберт, – псе, с чем я сталкивался на Марсе, более или менее походило на земное, и на основе этого подобия можно было строить какие-то гипотезы.

Я не раз оказывался в большой опасности, но всегда мог бороться за свою жизнь, знал возможности противника и методы противодействия им. Теперь все было иначе: я оказался в таинственном царстве, на пороге какого-то неведомого мира, о котором прежде не имел ни малейшего понятия. Я подсознательно чувствовал, что все известные мне средства самозащиты здесь окажутся бесполезны, ибо враг мой теперь намного страшнее и опаснее.

Уже по тому, как выглядела моя тюрьма, можно было судить, что я попал в высокоразвитую цивилизацию. Стеклянные плиты с вентиляционными отверстиями на Земле было бы сделать достаточно хлопотно и сложно даже при нынешнем уровне развития техники.

Больше всего меня заинтересовала чаша, до краев наполненная свежей кровью. Зачем она здесь? То ли они хотят заставить меня выпить ее, то ли предупреждают о том, что меня ожидает? Сколько меня собираются продержать в этой клетке? Здесь недолго и с ума сойти!

Я уселся прямо на полу, поскольку никакой мебели в комнате не было, и попытался собраться с мыслями, которые разбредались в разные стороны. Пытался вспомнить, как я сюда попал, но все напрасно. Как я уже сказал, у меня вдруг началась амнезия. Последнее, о чем я помнил и не мог думать без содрогания, была смерть Эойи, а дальше все окутывала какая-то серая пелена, через которую я не мог пробиться. Тогда я решил больше не копаться в прошлом, а лучше обдумать возможные способы побега.

Но из этого у меня мало что получалось. Состояние у меня было, как после изрядной дозы гашиша или морфина – слабость, апатия… Я приписывал его дурманящему запаху хищных стебельков, но по мере того, как вдыхал чистый воздух, проникавший через отверстия в стенах, должен был отказаться от своих предположений.

Расхаживая из угла в угол, я прикинул, что площадь камеры составляет примерно четыре на четыре метра. Я простучал ее от пола до потолка, но не обнаружил ни малейшего следа окон, дверей или чего-то похожего на люки. Стены были монолитными, а полупрозрачное стекло исключало возможность потайного выхода.

Но ведь как-то же меня сюда впихнули! Я продолжал простукивать стены и пол моей кельи, но звук везде был одинаков.

Я чувствовал себя, как жук, посаженный в картонную коробку. Помощи ждать не приходилось, а мощных челюстей, как у ос и термитов, прогрызающих стены домов, у меня не было.

Вдруг мне показалось, что я смогу разбить стены стеклянной чашей, по когда я швырнул ее изо всех сил, она разлетелась вдребезги, не причинив стене никакого вреда. Зато я перепачкался кровью с головы до ног и теперь был сам себе противен.

Я разозлился сверх всякой меры и сгорал от стыда. Инженер милостью Божьей не знает, как совладать со стеклянным кубом! Кроме того, я начинал чувствовать голод, и он подстегнул мою сообразительность, однако, как я ни ломал себе голову, ничего конструктивного в нее пока не приходило.

Совсем отчаявшись, я забился в угол и, скорчившись, просидел часа два, не шевелясь, точно дикий зверь в клетке.

И вот, наконец, меня осенило! Мне вдруг вспомнился опыт, которым наш учитель физики развлекал нас в пятом классе, называя сей эксперимент: «Чудесный способ разрезания стекла без помощи алмаза».

Я свернул в плотный ком край полы своей одежды из перьев и принялся сильно тереть стену. Через четверть часа стекло в этом месте так нагрелось, что я стал бояться, как бы перья не загорелись. Тогда я зачерпнул рукой немного разлитой крови и брызнул на раскаленную стену.

Раздался легкий треск, внезапно охлажденные частицы стекла отделились от горячих, и по гладкой стене лучами поползли трещины. Я проделал ту же операцию еще в нескольких местах с тем же результатом. При одной мысли, что вот-вот окажусь на свободе, я обливался холодным потом. Теперь достаточно одного сильного удара, и целый кусок стекла вылетит наружу!

Однако мгновение спустя я заколебался. Здравый смысл нашептывал, что побег следует отложить до наступления ночи, потому что сейчас звон разбитого стекла и звук от его падения могут привлечь внимание сторожей.

Но с другой стороны, если бы кто-то появился сейчас, разбитая стена послужит обвинением против меня и станет понятно, что я замыслил побег. Поэтому я решил положиться на волю провидения и не откладывая попытать удачи.

Я ударил в стену коленкой что было сил. Из нее вывалился большой кусок стекла и наделал гораздо меньше шуму, чем я предполагал. Он был слишком толстым.

Свет и тепло хлынули в келью живительной волной. Осторожно, чтобы не пораниться, я высунулся в пролом, потом выбрался наружу и оказался на ровной площадке, как раз на уровне пола своей тюрьмы. Я стоял на вершине исполинской башни огромного, трудно представимого диаметра, построенной сплошь из полупрозрачного стекла, как и моя камера.

Хоть я и сказал «башня», но на самом деле это было какое-то огромное, невиданное здание Мне стало интересно, как закрываются эти стеклянные клетки, похожие на пчелиные соты.

Насколько я понял, каждая стена прикрывала металлическое углубление и закрывалась на замок из того же металла, блестящего, похожего на красную медь.

Такие подвижные стены бывают в зверинцах, рядом с клетками, где содержат хищников.

Я развлекался, как ребенок, открывая и закрывая камеры по соседству с собственной. Все они были пусты, но посередине каждой стояла чаша, наполненная кровью.

Во многих ячейках чаши были пусты, кровь в них высохла и почернела, в других, наоборот, полны до половины, словно последний обитатель подкреплялся перед дорогой.

Своим диаметром башня раза в три превосходила римский Колизей, а поскольку по краям ее не было балюстрады, постепенно у меня начала кружиться голова.

Солнце роняло свои знойные лучи в глубину этого своеобразного колодца, откуда доносился неясный шум. Я слегка наклонился вперед и заглянул вниз…

Я насчитал в башне тридцать девять этажей, подпертых стеклянными колоннами, и везде были кельи, отделенные друг от друга глубокими затененными нишами. Все эти камеры или ячейки были строго одинаковых размеров.

Солнечный свет не доходил ниже тридцать девятого этажа, там царил мрак, в котором, возможно, скрывался очередной этаж камер. Я с тревогой вопрошал себя, не уходит ли эта циклопическая башня в самую глубь планеты? И для чего могут служить глубокие огромные ниши, в которых поместятся миллионы статуй?

Все колонны были одинаковой величины и формы – гладкие, круглые, без всяких украшений, они покоились каждая на двух сферах, а две другие служили капителью. Каждая колонна вместе с шарами была другого цвета, а все вместе они переливались в солнечных лучах всеми цветами радуги, сверкая, точно бриллианты.

Я не мог налюбоваться этим волшебным зрелищем, которое притягивало взгляд мириадами разноцветных бликов. Наконец, сделав над собой значительное усилие, я отодвинулся от края, потому что почувствовал, как меня начинает тянуть в мерцающую бездну…

Пытаясь разгадать тайну башни, я пришел к выводу, что очутился в каких-то воздушных катакомбах или на кладбище. Вероятно, в нишах находятся забальзамированные или сожженные тела умерших марсиан.

Однако кое-какие детали противоречили моим домыслам.

Башня вовсе не выглядела заброшенной. Здесь не было ни единой травинки, а стекло сияло как новенькое.

Мне больше не хотелось размышлять над этой загадкой. Я решил, что после все выяснится само собой, и перевел взгляде колдовских колонн на ближайшие окрестности. Никогда мне не приходилось наблюдать столь великолепной природы, хотя в своей жизни я успел навидаться разных чудес.

Передо мной раскинулось море изумительного чистого фиолетового оттенка. Волны его мягко накатывались на берег, а пена на их гребнях была нежно-розовой, как цветы персика. Сам же берег, изрезанный и холмистый, походил на кучу огромных губок, поросших кустарником с причудливо изогнутыми ветками. Море глубоко врезалось в сушу, создавая множество мелких заливчиков, а полуостровки напоминали фантастических животных или растения, и весь этот необычный пейзаж, купаясь в золотистом свете, гляделся в темно-фиолетовую морскую бездну.

Вдали виднелась широкая приземистая гора; вершина ее курилась бурым дымом; это был первый встреченный мной на Марсе вулкан. На небольшом расстоянии от своей башни я насчитал еще двенадцать точно таких же! Они вздымались из морских вод архипелагом, поражавшим игрой красок.

Тогда я убедился, что в них нет никаких отверстий. Во всех были одинаковые ряды колонн и аркад, но уже без глубоких ниш. По форме они напоминали библейскую вавилонскую башню, изображения которой можно найти в древних рукописях священных книг.

Моя башня тоже со всех сторон была окружена морем, но мой утомленный разум не мог найти ответа на вопрос, как я туда попал.

Я пошел по площадке в другую сторону. И там тоже из лиловых волн моря вырастали сверкающие строения, а самый край горизонта окутывала белесая дымка. Это означало, что поблизости есть суша. Неземной покой, разлитый в этой дивной природе, утолял мою тревогу. Если бы не мучительные голодные спазмы желудка, возможно, я даже раздумал бы бежать. Здесь царила первозданная тишина. Я не видел и не ощущал ни малейшего признака жизни вокруг. Быть может, все это мне только снится? – спрашивал я себя.

Наконец, со вздохом сожаления я оторвал взгляд от сказочных окрестностей, чтобы снова продолжить борьбу за жизнь во имя науки.

Я еще раз обошел площадку вокруг башни, поскольку элементарная логика подсказывала мне, что на нижние этажи должны вести по меньшей мере ступени, возможно, здесь есть лифт или хотя бы лестница с перекладинами.

Но я жестоко ошибся. Гладкая и узкая площадка была сплошной. Если и существовал некий скрытый спуск, то он оставался невидимым для глаз. Это несколько обескуражило меня, но я не падал духом, понимая, что должен действовать немедля, пока окончательно не ослаб от голода и усталости.

Вот бы добраться до самого нижнего этажа! Возможно, ниши скрывают какие-нибудь выходы. Лишь бы туда спуститься!

Наконец, в голове у меня сложился определенный план, и я решил попытаться осуществить его. Вынув из металлического гнезда стеклянную пластину, я разбил ее, бросив на площадку, и отломил металлический засов. Длиной он был около фута и оказался настолько прочным, что с его помощью я вначале сделал в стекле углубление и вставил в него металлическую пластину, засыпав все вокруг стеклянными осколками. Потом я оторвал от своей одежды, искусно сшитой из крепких и мягких птичьих шкурок, две полосы и связал их вместе. У меня получился шнур длиной около метра. Я изо всех сил несколько раз растянул его обеими руками и убедился, что он достаточно прочен. Я привязал его к металлическому карнизу и спустился на следующий этаж.

Это удалось мне без особого труда, поскольку я достаточно занимался гимнастикой в свое время. Но должен признать, что когда я почувствовал себя зависшим над бездной, то закрыл глаза, чтобы не кружилась голова.

Едва я нащупал ногами капитель колонны, страх мой прошел, и минуту спустя я, целый и невредимый, уже стоял между двумя колоннами изумительного сапфирового цвета. Глубоко вздохнув, я подумал, что не хотел бы повторить столь рискованный спуск.

По обе стороны от меня стояли две чаши, наполненные кровью, точно такие же, как в моей келье. Но теперь это мрачное зрелище уже не угнетало меня, ибо каждая ниша, как я и предполагал, была лестничной площадкой, а ступени, помещаясь внутри стен, спиралью спускались вниз.

Не слишком раздумывая о последствиях, я двинулся вперед. В коридоре царил мягкий сумрак, в котором поблескивали колонны. Полупрозрачный кристалл пропускал дневной свет, приглушая его. Я спускался по винтовой лестнице, а в памяти вдруг всплыли бодлеровские строки:

«Спускались узники, соразмеряя шаг,

Туда, где в глубине царит извечный мрак»

Башня была настолько необычна, что любопытство целиком завладело мной, и я забыл о терзавших меня голоде и усталости.

Наконец, я достиг места, куда сходилось несколько галерей, а бесконечные ступени терялись внизу.

Наверно, они кончались в каком-нибудь подземелье, о глубине которого я старался не думать.

А если честно, то я боялся, что эта дьявольская лестница никогда не кончится, и я буду бродить по ней, как Вечный Жид. В конце концов мне пришлось остановиться, потому что дальше лестница терялась в непроглядном мраке.

Зато желание заглянуть в вертикальные галереи одолевало меня все сильнее и сильнее, тем более, что в глубине каждой из них мерцал мягкий, приглушенный свет, напоминавший отблеск далекого огня. Однако их было столько, что я не знал, которую выбрать. Нетрудно догадаться, что я быстро заблужусь в этом лабиринте.

Немного поразмыслив, я решил пойти наугад и направился куда ноги понесли. Коридор шел с заметным уклоном вниз, но меньше чем через двадцать шагов я очутился перед стеклянными дверями в металлической окантовке, как это было в моей тюрьме. Я открыл их очень легко, переступил порог и очутился в зале с высокими сводами. Удивлению моему не было предела.

Сквозь исполинские хрустальные окна, которые были неправдоподобно прозрачны, я увидел морское дно! В проемах между ними стояли металлические колонны. Заросли белых и пурпурных кораллов чередовались с изумрудно-зелеными водорослями, среди которых были удивительные разновидности, поражавшие яркостью красок. Ослепительно прекрасные цветы выглядывали из массы листьев и стеблей, напоминавших буйную флору Центральной Африки. Кое-где виднелись плоды, похожие на земные бананы и ананасы. Чего там только не было! Цветы, подобные Виктории Регии, чаша которых достигала метра в поперечнике; невероятно воздушные лианы повсюду раскинули свои пурпурные плети.

Но самое большое впечатление на меня произвела некая система, в которой произрастало все это богатство и которая не могла быть делом случая. Шпалеры и аллеи поражали геометрической правильностью форм, некоторые кусты, усыпанные темно-синими ягодами, выглядели так, будто над ними совсем недавно поработали ножницы умелого садовника, а широкие, посыпанные розовым песком дорожки содержались в безукоризненном порядке.

Подводный сад просто кишел жизнью. Рыбы с золотисто-голубой чешуей резвились среди водорослей и мелькали в коралловых зарослях точно серебристые молнии. Устрицы в темно-синих раковинах, которых я видел уже в первые дни своего пребывания на Марсе, степенно ползали по песку, а радужные медузы колыхались в воде живыми опалами. Я видел там черепах, которые мало чем отличались от наших речных и черепах с ластами. И те, и другие безмятежно пощипывали травку, словно овцы на пастбище Гибкие угри выныривали из-под кустов и мелькали то тут, то там, как ящерицы, скаты гонялись за маленькими разноцветными рыбешками.