Текст книги "Война вампиров"

Автор книги: Гюстав Леруж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Мне казалось, что я вижу перед собой гигантский аквариум, и я сильно разволновался, поняв, что нахожусь в заповеднике некогда могучей цивилизации, которую искал на этой планете.

Я вмиг забыл о всевозможных хищниках и опасностях, с которыми мне до сих пор приходилось бороться. Сердце мое учащенно билось при мысли, что я, наконец, смогу общаться с высокоразвитыми существами, создавшими все эти чудеса. Обычные люди не способны создать морской парк и строить стеклянные башни.

Теперь я перестал удивляться тому, что мне даровали жизнь.

Я был восхищен всем увиденным и не сомневался, что мне уже ничто не угрожает. Удивление и восторг должны склонить на мою сторону неведомых хозяев.

Наблюдая за жизнью под водой, я заметил, что там совсем нет хищных животных. Я не видел ни полипов, ни зубастых рыб, ни других пиратов океанских глубин. Я жадно всматривался в раскинувшуюся панораму и чувствовал себя сполна вознагражденным за то, что мне до сих пор пришлось вынести. Вдруг моему изумленному взору предстала почти человеческая фигура, возникшая из-за кустов. Существо было крепкое, мускулистое, небольшого роста. В каждом движении чувствовалась сила, а стремительная походка поражала своей грацией. Тело создания было покрыто темным блестящим ворсом, похожим на мех тюленя или морской выдры. Лицо и руки поросли мелкой прозрачной чешуей, позволявшей различить черты лица и белизну кожи.

Существуют некоторые болезни, когда тело покрывается подобными роговыми наростами, и я тут же вспомнил нетипичное мнение об этом одного датского врача. «Проказа вовсе не является заболеванием, – писал он. – Это всего лишь один из феноменов природы, и отклонения в его клинике приводят к тому, что при определенных условиях лицо пациента покрывается чешуей». Правда, этот лекарь жил в средние века, когда верили во всякие чудеса, и его наблюдения относятся к рыбакам, которые питались преимущественно свежей и соленой рыбой.

Я довольно долго сидел, задумавшись, ибо придерживаюсь мнения, что любая хворь лишь ступенька в человеческой эволюции, ведущая к большему совершенству по сравнению с настоящим моментом.

Из всех моих невероятных приключений встреча с морским человеком была, пожалуй, самым потрясающим. Я смотрел на него, не отрывая взгляда, и даже сейчас могу описать это создание в мельчайших подробностях. Длинные пальцы заканчивались голубыми когтями и соединялись между собой перепонками, которые позволяли без труда передвигаться в воде, оставляя кисть гибкой и подвижной. Темные блестящие глаза вовсе не были пустыми и безжизненными, как у рыб. Напротив, они светились умом, как у многих земноводных существ. Еще Мишле заметил, как они похожи на людей и потому легко поддаются приручению. Рот был маленький, на верхней губе топорщились короткие торчащие усы, а выпуклый лоб и гармоничная линия носа не говорили о животном происхождении.

Я раздумывал, как это удивительное существо может жить под водой, если у него нет жабр. Быть может, оно время от времени всплывает на поверхность по примеру рыб или выбирается на сушу, как земноводные млекопитающие?

Тогда мне вспомнилась очень старая легендарная теория, широко распространенная среди врачей в XVIII веке. Как правило, они занимались и алхимией.

Согласно ей замена артериальной крови на венозную перед рождением ребенка происходит без участия легких. Она переходит из правого предсердия в левое, а отверстие в перемычке между ними называется по имени открывателя – протоком Боталла. Это отверстие затягивается, когда ребенок начинает дышать легкими. В те времена верили, что если малыша погружать в теплую воду, чередуя процедуру с пребыванием на воздухе, он сможет дышать под водой, потому что Боталлов проток у него останется открытым.

Как ни странно, но история дает нам доказательство в пользу подобной теории. Знаменитый английский зодчий Лайтуотер, создавший план осушения Зедерзее, который осуществили только через сто лет после его смерти, мог очень подолгу находиться под водой, о чем свидетельствуют многие его современники.

Однако научные светила, не давая себе труда проверить эксперименты, описанные в трудах своих предшественников, едко высмеяли эту фантастическую гипотезу. Лишь блистательный Вертело, в библиотеке которого было собрано более тридцати тысяч томов по алхимии и древней медицине, пытался разгадать эту загадку, но, к сожалению, смерть помешала ему. Гениальный химик на собственном опыте убедился, что в самых неправдоподобных преданиях зачастую содержится некая доля истины, и ничего не отрицал априори.

Что касается меня самого, то я уверен в правоте лекарей XVIII века и полагаю, что человек без особого труда способен жить в воде. Разве я не убедился в этом собственными глазами?

В то время, как я погрузился в свои размышления, морской человек медленно приближался к стене стеклянного зала, где я сидел. Только теперь я заметил у него в руке брусок красного металла, согнутый полукольцом на конце. Подводный обитатель опирался на него как на трость.

Мягкие движения, темная блестящая шерсть и торчащие усы делали его похожим на кота с человеческим лицом. На ходу он время от времени оглядывался назад, словно ждал кого-то. Вскоре я понял, почему он так себя ведет, К нему, весело подпрыгивая, прибежал удивительный зверь, представлявший собой помесь моржа и выдры, но с клювом, как у австралийского утконоса. Немного погодя он, крадучись, отошел и начал озираться по сторонам.

Значит, это был охотник, а диковинное животное заменяло ему собаку.

Вдруг из-за куста спутанных водорослей вынырнула крупная рыба, похожая на ската. Зверь бросился на нее, но гибкая рыба вырвалась от него и кинулась прочь. Тогда охотник швырнул ей вслед свою трость Его оружие описало дугу, настигло добычу, нанесло ей смертельный удар и вернулось прямо в руки хозяина.

Оглушенная рыба лежала на песке. Зверь подбежал к ней, несколько раз хорошенько стукнул лапами и, схватив клювом, отнес своему господину, положив у его ног, как отлично натасканная легавая.

Человек положил рыбу в сетку, сплетенную, как мне показалось, из прочных блестящих волокон, которые выделяет определенная порода моллюсков. Из этих нитей в древности ткали материал, называемый виссоном. Сеть была перекинута у охотника через плечо.

Я с удивлением наблюдал сцену из подводной жизни, которую мне столь нечаянно удалось подсмотреть. Несомненно было, что оружие, которым пользовался охотник, – это разновидность бумеранга австралийских аборигенов, которым они пользуются для тех же целей.

Человек между тем продолжал идти в мою сторону, и я заметил, что в сетке у него лежат несколько рыб и плоды, по размеру и форме похожие на ананасы. Точно такие же я видел на кусте, который рос у противоположной стены зала. Ветки у растения были твердые, покрытые фиолетовыми листьями и шипами, как у кактуса.

Охотник приближался неторопливо, глядя прямо на меня, и на лице его отражалось живейшее любопытство. Вскоре нас разделяла только хрустальная стена. Мы разглядывали друг друга, и охотник вдруг чего-то испугался. Во взгляде его мелькнула угроза.

Должно быть, он никогда не сталкивался с подобными мне существами. Все тело его сотрясала дрожь, а дружелюбных жестов и улыбки, обращенной к нему, человек, казалось, совсем не понимал.

Постояв так немного, он повернулся спиной и ринулся прочь, пока, наконец, не скрылся в густых зарослях, должно быть, окружавших какую-то подводную деревушку. А я еще долго стоял на прежнем месте, поглощенный своими мыслями.

Чем больше тайн Марса раскрывалось передо мной, тем сильнее я удивлялся…

Наконец, я решил идти дальше по этой же галерее, в которую свет проникал через круглые хрустальные окна, за которыми виднелось дно океана.

АРСЕНАЛЫ И КАТАКОМБЫ

Галерея была бесконечно длинной, и вскоре я понял, что она служила переходом из одной башни в другую, но тщетно я напрягал все свое воображение, чтобы понять, кто и зачем возвел эти гигантские постройки.

Подводные пейзажи, которые я наблюдал сквозь окна коридора, поражали своим разнообразием. Там высились целые леса высоких кустарников, усеянных темно-зелеными листьями с золотыми прожилками, а ветки были эластичными и гибкими. Под ними копошились огромные крабы, круша своими мощными клешнями устричные раковины и добывая из них моллюсков.

Потом вновь начинались сады, полные цветов неземных оттенков, а над ними, словно рои бабочек, порхали стайки крохотных пестрых рыбок.

Я видел глубокие гроты, в которых копошились человекоподобные существа.

Я решил, что это, должно быть, какие-то прииски, где ведутся горные работы.

Из другого окна я заметил нечто вроде длинных траншей, перегороженных стеной высотой в рост человека. В каждой такой ячейке сидел большой моллюск, похожий на омара, но только гораздо крупнее. Иные достигали в длину около пяти метров, а их громадные клешни были ужасающим оружием. Внутренние зазубренные края запросто могли перерезать пополам взрослого человека.

Каждое из этих созданий сидело на цепи. Немного погодя я увидел, как к траншее подошел морской человек, сгибаясь под тяжестью корзины с рыбой. Он останавливался у каждой перегородки и все твари получили по огромной рыбине.

Я с любопытством наблюдал, как твари протягивали вперед клешни и на лету хватали брошенный им корм.

Похоже, омаров вначале хорошенько откармливали, а потом самих съедали.

На красивой зеленой лужайке паслись несколько сотен черепах под присмотром пастуха, вооруженного металлическим бумерангом. Помощниками ему служили две морские выдры с длинными усами, исполнявшие роль овчарок.

Пастух собирал раковины и складывал их в маленькую корзинку и потому совсем не заметил меня, хотя я делал ему знаки, стараясь обратить на себя внимание.

Но меня ожидали вещи еще более удивительные.

В одно из окон я увидел настоящую подводную деревню. В ней было около ста домов с покатыми крышами, живописно разбросанных среди желтых и голубых водорослей.

Зрелище было захватывающее. Домики, построенные из белых или красных кораллов, снаружи украшали блестящие раковины. Я бы назвал это поселение городом из перламутра и кораллов, над которым колыхались морские волны.

Ручные тюлени и выдры лениво дремали на порогах домов. Оконные стекла были овальными и выпуклыми. Полагаю, что для этого использовались отшлифованные до прозрачности панцири черепах.

Растущие там и сям прекрасные коралловые деревья оживляли этот очаровательный уголок. На определенном расстоянии друг от друга там возвышались колонны, увенчанные большими плоскими чашами или мисками, предназначение которых было для меня непонятным, но я решил, что они служат для освещения.

Как неповторимо должна была выглядеть деревенька на дне морском, озаренная мягким светом!

Кроме зверей, дремавших на порогах хижин, я не увидел ни единого живого существа Вероятно, селяне были заняты охотой или присмотром за стадами.

Однако, как ни удивительны были все эти чудеса, а голод давал о себе знать и притом весьма ощутимо, а как его утолить, я пока не знал

И почему только я не был создан для жизни под водой' Я бы разбил стекло, отделявшее меня от этих чудесных деревень, и попросил обитателей хижин из раковин и кораллов приютить и накормить меня. Уверен, что они бы не отказали в моей просьбе!

Что предпринять теперь?

Я догадывался, что в конце галереи будет вход в следующую башню, такую же пустынную и молчаливую, как и та, которую я недавно покинул Неужто никто из обитателей этих зачарованных дворцов так и не покажется мне?

Мне очень хотелось разгадать очередную тайну и раздумья о ней не давали мне покоя, хоть я и старался забыть об этом. Пока загадка оставалась неразрешимой и сверлила мне мозг.

Я сел, чтобы немного отдохнуть и решить, что делать дальше, как вдруг увидел низкую сводчатую арку, уходившую вниз. Я уже хотел было спуститься в этот непроглядный мрак, как вдруг из бездны донесся взрыв такого безумного смеха, что я окаменел от ужаса. Он был точно такой же, как тот, который я слышал на равнине, когда сражался с летучей травой.

От этого резкого насмешливого хохота, в котором не было ничего человеческого, мне опять стало страшно; душу мою объял смертельный холод, ноги ;уже подгибались Я понял, что могу оказаться среди чудовищ, по сравнению с которыми все опасности, какие меня подстерегали на Марсе, покажутся детской сказкой. Однако я овладел собой и, собравшись с духом, вступил под низкие своды.

Это было все-таки лучше, чем по-прежнему оставаться в неопределенности. Впрочем, мне казалось маловероятным, чтобы создатели всей этой красоты и гармонии вдруг оказались дикими и жестокими Я был уверен, что мне удастся найти с ними общий язык.

Они захватили меня в плен, это верно, однако, не причинили никакого вреда. Возможно, я был для них каким-то неизвестным существом, за которым решили понаблюдать.

Подбодрив себя таким образом, я начал спускаться по коридору, который под уклоном уходил вниз В галерее было темно и, возможно, я отказался бы от своего намерения, но вдруг почувствовал под ногами какие-то бугорки величиной с грецкий орех

В тот же миг коридор осветился неярким мягким светом, и я, наконец, смог разглядеть, где нахожусь

Мгновение я стоял, не шевелясь, почти уверенный, что попал в какое-то зачарованное царство, где добрая фея зажгла для меня свет, ибо он мне очень понадобился Стены были из такого же стекла, как и башня, однако на потолке, с которого лилось таинственное сияние, были изображены причудливые животные и растения Казалось, под сводами собралось бесчисленное множество светляков, вроде тех, которых мне приходилось видеть в Центральной Америке.

Под тяжестью моего тела кнопки в полу вдавливались, включая свет в подземном ходе.

По мере того, как я продвигался вперед, свет позади меня угасал и зажигался передо мной, так что меня окружало некое подобие сияющего ореола.

Природу освещения я так и не могу объяснить Это могли быть фосфоресцирующие газы или особое излучение, свойственное только Марсу. Коридор по-прежнему шел под уклоном, и несколько раз я оказывался на пересечении нескольких галерей Однако я не рискнул свернуть в сторону. Чтобы не заплутать в этом лабиринте, нужно было все время идти по прямой.

Неожиданно я очутился в сводчатом зале, где в бесконечность уходили ряды строгих иератических статуй Одни из них были изваяны из красного порфира, другие отлиты из металла, по цвету более темного, чем бронза, и покрыты позолотой Изваяния представляли птиц с человеческими лицами, крылатых крокодилов, драконов, покрытых шипами и существ настолько фантастических, что я невольно спрашивал себя, существовали ли подобные чудовища еще где-нибудь, кроме воображения художника?

Среди них были скульптуры эрлооров и роомбоо, выполненные очень правдоподобно.

Статуи поражали своими циклопическими размерами. Они дышали такой седой древностью, что меня охватывала робость.

Перед ними я чувствовал себя букашкой, а глаза изваяний, сделанные из самоцветов, неподвижные и холодные, казалось, говорили: «Ты никогда не постигнешь тайну, вечными хранителями которой стали мы, и она навсегда останется с нами!»

Я по-прежнему продолжал идти вперед, но уже не столь уверенно. Мне казалось, что там, за пределами светлого круга, диковинные идолы собирались толпой, чтобы закрыть мне дорогу к выходу…

Я кашлянул, и эхо многократно повторило этот звук под высокими сводами соседних пустынных залов. Мне вдруг показалось, что монстр, дьявольский смех которого я слышал недавно, вот-вот выглянет из-за какой-нибудь статуи и ринется на меня.

Однако в этом исполинском зале никто не появлялся уже многие сотни лет, потому что пыль толстым слоем лежала повсюду.

К чувству удивления всеми этими диковинами примешивалась какая-то подавленность, словно на плечи мне лег груз истории древней марсианской цивилизации, которой я так никогда и не узнаю.

Я уже начинал жалеть, что углубился так далеко, но какая-то неведомая сила толкала меня вперед. Я бессознательно ускорял шаг и через какое-то время уже мчался бегом, как сумасшедший. Наверное, в мерцающем облаке света, который включался от моих шагов, со стороны я выглядел как раскаленный летящий метеор.

Меня охватило какое-то неистовство: вереница сводчатых залов казалась бесконечной. Это был целый город в глубинах планеты. Думаю, что по площади он не уступал некоторым древним развалинам Индии или Египта. Наверняка па постройку этого великолепия ушло не одно столетие.

Наконец, я остановился, подумав, что так можно бежать до полного изнеможения. Я до такой степени устал и был голоден, что мне не хотелось ни продолжать дальнейший путь, ни возвращаться обратно.

Тут я увидел еще один спуск и решил сойти вниз, на следующий этаж, не откладывая.

В залах, расположенных на самом нижнем уровне, статуй не было. По виду они очень напоминали склады. В первом помещении я обнаружил множество герметически закрытых, стоящих один на другом стеклянных кубов. Следующее было заполнено тюками, завернутыми в выделанную рыбью кожу и перевязанными веревками. Я не удержался и вскрикнул от радости, поскольку был уверен, что обнаружил запасы еды, сделанные неведомыми морскими обитателями, и несколько воспрянул духом.

С трудом сняв один из прозрачных кубов, я не смог открыть плотно пригнанную крышку, которая к тому же была замазана чем-то вроде смолы. Тогда я швырнул куб на пол. Из упаковки посыпались продолговатые зерна, похожие на кукурузу.

Я пожевал их. Зерна оказались мучнистыми, сладковатыми и очень приятными на вкус. Я как следует наелся этой манны, посланной самим провидением, и понял, что теперь голодная смерть мне не грозит!

Запасов зерна, которые хранились в этом зале, мне хватило бы на целый год, но ведь кроме этого помещения были и другие, где тоже лежала какая-то пища.

Хорошенько подкрепившись, я принялся исследовать перевязанные веревками тюки. Там лежала вяленая рыба. За долгие годы она затвердела настолько, что ее нужно было рубить топором. Удовлетворив свое любопытство, я направился в соседний зал.

Там лежали целые горы круглых бревен. Вначале я решил, что наткнулся на запасы топлива, своего рода огромный дровяной сарай, потом, повнимательней приглядевшись к бревнам, понял, что передо мной исполинская разновидность бамбука, который я принял за стволы деревьев. Изрядно намучившись, я отковырял с одного конца цилиндра слой горного воска. На ладонь мне вылилось несколько капель жидкости. Я осторожно понюхал ее. В нос мне ударил приятный аромат спелых фруктов, где смешались запахи ананаса, лимона, малины и гуавы.

Маловероятно, чтобы жидкость с таким букетом оказалась вредной для живого существа. Иначе зачем было запасать ее в таких огромных количествах?

Этот аргумент оказался для меня решающим. Я рискнул попробовать свою находку. По вкусу она походила на итальянские и испанские вина, настоянные на душистых ягодах и лепестках цветов. Однако я уловил и некий резковатый оттенок, сходный с запахом эфира. При чрезмерном употреблении напиток мог оказаться опасным.

Я сделал несколько глотков и сразу же почувствовал прилив сил. Усталость и подавленность улетучились, и теперь я стал видеть все совершенно другими глазами.

Ни один земной напиток не мог произвести столь благотворного действия, тем более, что алкоголь обычно вызывает излишнее нервное возбуждение. Лицо у меня не горело, мысль работала четко и ясно. Словом, это совсем не походило на крепкое вино.

Я совершенно успокоился, а голова оставалась такой свежей, что я принялся перебирать в памяти события последних дней, чтобы лучше их запомнить. Однако атмосфера подземелья начинала тяготить меня, я заметил, что там очень душно.

Я решил вернуться туда, где лежали припасы, после я пошел в зал со статуями, а затем – в подводную галерею.

Там было уже темно, а свет, как в предыдущем подземном переходе, не включался.

Теперь у меня появилась новая забота – где и как переночевать.

На галерее было слишком холодно, а в подземелье сыро, поэтому я направился в башню, решив провести ночь в одной из ниш.

Вскоре я достиг своей цели. Из глубин спящего моря струился мягкий свет, в котором отчетливо вырисовывалась коралловая деревушка. Водоросли и мягкие лужайки тоже светились голубоватым сиянием, которое излучали растения и животные. Морское дно казалось озаренным призрачным светом луны. Там царил первозданный покой: рыбы спали в зарослях водорослей, моллюски – в расщелинах скал… Вдруг какое-то существо с горящими глазами черным облаком промчалось по окрестностям. Я так и не успел понять, что это было такое.

Я начал подниматься по винтовой лестнице на верхнюю площадку башни. Можно было устроиться на ночлег где-нибудь на нижних этажах, но мальчишеское любопытство гнало меня на самую вершину. Мне хотелось проверить, на месте ли еще веревка, по которой я спустился из своей темницы. Наконец, я достиг первого яруса ниш, но нужную обнаружить не мог и потому решил устроиться в первой попавшейся, поскольку все они были одинаковы, и в каждой стояла чаша, наполненная кровью.

Обосновавшись у своего рода балюстрады между двумя колоннами, я обнаружил там кучу чего-то мягкого, что вначале принял за шерсть, но это, похоже, оказался асбест.

Устроив себе изголовье повыше, я улегся, но сон не приходил. Впечатлений за день накопилось столько, что они мешали уснуть. Я стал любоваться Фобосом и Деймосом, струившими свое сияние на разноцветные колонны. На чистом небе сверкали звезды и, глядя на них, я спрашивал себя, жив ли я или только душа моя блуждает здесь, тогда как тело лежит в летаргическом сне в одной из келий индийского монастыря.

Но присмотревшись внимательней, я увидел среди мерцающей россыпи крохотную голубую точку. Это была Земля. Там осталось все, что было так дорого моему сердцу в этой жизни…

Здесь голос Роберта сорвался от волнения и он умолк. Когда чувства его немного улеглись, молодой человек заговорил снова:

– Погрузившись в невеселые мысли, я не сразу услышал над собой шелест легких крыльев и не успел подумать об опасности, как меня схватили скользкие и мягкие щупальца, напоминавшие змей. Кошмар болотистой равнины снова повторялся. Я опять не мог пошевельнуться…

От ужаса кровь заледенела у меня в жилах. Я не сомневался, что пробил мой последний час. Но мой противник, которого я не мог разглядеть во мраке, удовлетворился тем, что поднял меня вверх и швырнул на ступени лестницы, где я долго пролежал почти без чувств. Сердце вырывалось у меня из груди.

Потом я опять услышал шум крыльев и какое-то хлюпанье. Очевидно, существо утоляло жажду из чаши с кровью. Потом оно стало укладываться для отдыха на мягкой подстилке.

Я потихоньку пришел в себя и побыстрее спустился на два этажа. Испуганный, едва дыша, я больше не решался возвращаться в ниши, дабы не встречаться с их обитателями.

Я лег на галерее и опять попытался уснуть, но когда это мне, наконец, удалось, сон мой был тревожен и я часто просыпался от кошмаров. Я вскакивал раз пятнадцать, обливаясь холодным потом. В шорохе морских волн мне все мерещился шум крыльев и дикий хохот, которого я никак не мог забыть. К сожалению, прежде я придавал ему слишком мало значения…

Наконец, начало рассветать. Как только стало достаточно светло, я поднялся на вершину башни, с мужеством отчаяния решив лицом к лицу встретиться со своим ночным врагом. Я обошел множество ниш, но все они были пусты, только на мягких подстилках виднелись углубления от тел, а крови во многих стеклянных чашах почти не осталось. Мало того, что я ничего не понимал, но еще и совершенно глупо чувствовал себя в роли принца, очутившегося в зачарованном замке, где исполняется каждое желание, но не видать ни единой живой души.

Почти весь этот день я провел в подводной галерее, любуясь необычными пейзажами.

В стеклянную башню возвращаться я уже не осмеливался. При одном воспоминании о длинных скользких щупальцах, которые, словно гибкие, сильные змеи, обвились вокруг моего тела в нише, меня пронимала дрожь. Я помнил и удар о ступеньки… Обошлись со мной весьма бесцеремонно…

Так в постоянных опасениях я прожил целую неделю, но скучать мне не приходилось.

Я решил исследовать весь подземный дворец, и на каждом шагу меня поджидали потрясающие открытия. Какая-то могучая раса целые века собирала в бесчисленных кладовых свои сокровища. Я видел арсеналы, где хранилось различное оружие из неведомых мне металлов. Мне очень запомнились боевые топоры с грозными остриями, сверкавшие, как изумруды. Казалось, что их выковали из зеленого золота.

Медь, железо и золото попадались изредка, зато редчайший на Земле металл иридий я видел в изобилии, любуясь его радужными красками.

Из него были сделаны огромные шары, усаженные острыми шипами и состоявшие из двух половин. Эти полусферы, предназначения которых я не понимал, соединялись между собой особыми пластинами.

Там лежали зубчатые ножницы самых разных размеров, вплоть до совершенно гигантских, сети из какой-то бирюзовой проволоки. В каждой их ячейке имелся крючок наподобие рыболовного.

Для чего служили все эти орудия? Для работы, для войны или для пыток? Этой загадки я не мог разгадать и порой целыми часами раздумывал над тем, какими же были существа, создавшие все это и сложившие свои сокровища в подземелье, которое равнялось по размерам большому городу.

Однажды я нашел большой серебряный диск с отверстиями сантиметров десять и неосторожно сунул в одно из них руку. В тот же миг сработала внутренняя пружина и наружу выскочило стальное острие, которое едва не прошило мне ладонь. С тех пор я стал осмотрителен и старался зря не рисковать.

Для самообороны я выбрал золотой топорик, который носил у пояса, и длинную, окованную серебром пику из иридия. Она была увесистой и хорошо отточенной.

Чтобы рассказать, что я видел в подземных складах, мне понадобился бы, наверно, целый день. По всему было видно, что там уже давно никто не бывает. Возможно, какое-то племя истребили нынешние обитатели стеклянных башен, которыми были мои невидимые и неведомые тюремщики?

Одной из находок я особенно обрадовался. Целый зал был заполнен сундуками из марсианского красного кедра, в которых лежали аккуратно свернутые тюки всяческих тканей. Хотя многие из них были непонятного происхождения, но встречались напоминавшие шелк или мягкую шерсть.

Когда я принялся их разворачивать, многие полотна тут же рассыпались в прах, подобно тканям, обнаруженным в Геркулануме, Помпее или древних захоронениях.

Однако те, что находились между полотнами из ярких перьев, сохранились очень неплохо, а потому я решил обновить свое одеяние, которое к тому времени было в самом плачевном виде.

Вначале я подумал, что это хранилище или музей одежды, но скоро понял свою ошибку Все куски материи имели форму четырехгранника или треугольника, и на каждом были вышиты или нарисованы какие-нибудь сцены.

Это оказалась библиотека, а вернее архив, который привел бы в восторг многих ученых мужей. Вероятно, в рисунках была отображена изрядная часть марсианской истории.

Я разворачивал и снова складывал драгоценные полотна. Все они были голубого и темно-зеленого цвета, а рисунки сделаны ярко-желтой или красной краской.

Это было так называемое рисуночное письмо, близкое египетским и древнекитайским иероглифам.

Чтобы расшифровать его, мне понадобились бы целые годы, да я и не помышлял о таком безумстве!

Однако кое-что я все-таки понял и у меня появилась новая пища для размышлений. На одной из картин был примитивно, но тщательно изображен эрлоор, нападавший на обитателя болот, сородичи которого еще совсем недавно были моими подданными; на другой самого эрлоора пожирало некое существо, состоявшее, качалось, из одной только головы и пары крыльев. Такого за все время моей жизни на Марсе я не встречал ни разу.

На следующем рисунке на крылатого зверя ринулась какая-то исполинская бесформенная масса.

Значит, и тут, как на Земле, одни существа жили за счет гибели других.

В таких размышлениях проходило время, но для меня не предвиделось никаких перемен. Однажды я долго шел по подводной галерее, пока не наткнулся на другую стеклянную башню. Она была настолько похожа на предыдущую, что осматривать третью у меня не было ни малейшей охоты. Повсюду царила все та же мертвая тишина, изредка нарушаемая хлопаньем крыльев и нечеловеческим смехом, от которого мороз пробегал по коже.

Надежда когда-нибудь вновь увидеть Землю или хотя бы подать о себе весточку становилась все более призрачной. Я уже свыкался с тем, что умру здесь в полном одиночестве, вдали от тех, кого любил, и они никогда не узнают, что со мною сталось.

И тут произошло событие, которое стало решающим в моей судьбе. В своих отшельнических путешествиях я набрел на подземелья, которые счел основанием башен. Стеклянных стен и светящихся потолков там не было, они тонули в темноте. Залы были выбиты в красноватом мелкозернистом граните, а массивные металлические двери я с трудом открыл лишь с помощью копья и топорика, взятых в арсенале.

Любопытство мое вспыхнуло с новой силой, но не бродить же в этих катакомбах на ощупь! Надо было соорудить лампу, факел или что-то в этом роде. Я скрутил фитиль из хлопчатобумажной ткани и облепил его озокеритом, соскобленным с бочек.

Теперь главная трудность состояла в том, чтобы зажечь мою неуклюжую свечу. Ничего дельного в голову не приходило. Я попытался добыть огонь трением двух кусочков дерева, но для этого одна дощечка должна быть из твердой породы, а другая из мягкой. Таковых у меня под рукой не имелось, и потому опыт не удавался; окончательно измучившись, я оставил свои попытки.

Я отколол топориком кусок толстого прозрачного стекла и шлифовал его до тех пор, пока не получилась линза. Тогда я встал к окну и, собрав пучок солнечных лучей, направил его на фитиль свечки. Какова была моя радость, когда он, наконец, вспыхнул!

Теперь я мог смело спускаться в подвалы и с замиранием сердца думал о том, какие чудеса могут ожидать меня там.

Представьте себе мое удивление, когда оказалось, что катакомбы заполнены исполинскими каменными шарами, сложенными в призмы, как в крепостях или войсках артиллерии! Разглядывая их, я обнаружил, что они покрыты зеленоватыми вкраплениями, как некоторые породы гранита…

В этом месте интерес слушателей достиг апогея. Все молчали, затаив дыхание, только перо в руке лорда Фраймкока быстро бегало по бумаге, легко шурша.

– Несколькими ударами топорика я расколол одну сферу. Внутри она оказалась белой, прошитой трубочками из красного стекла, наполненными густой, резко пахнущей жидкостью…

Все каменные шары были одинаковы и походили на тот, из которого вы меня достали.