Текст книги "Война вампиров"

Автор книги: Гюстав Леруж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

ВАМПИР

Но едва он успел сомкнуть веки, как в ужасе проснулся. Поначалу Роберт решил, что ему привиделся ночной кошмар. Однако и после пробуждения гнетущее чувство не проходило. На грудь давила какая-то тяжесть, а за ухом и на шее он вдруг почувствовал болезненные укусы.

Роберт машинально вытянул вперед руку, и пальцы его наткнулись на что-то противное, теплое и мягкое, похожее на птичий пух или шкурку летучей мыши. Черная тень зависла над ним с тихим шелестом, и Дарвел разглядел в темноте большие светящиеся глаза, а затем почувствовал сильный удар в висок, от которого почти потерял сознание.

Он хотел крикнуть, позвать на помощь, но вдруг его охватил такой панический ужас, что язык прилип к гортани.

Схватка с новым противником длилась всего секунд десять, но стоила Дарвелу огромных усилий. Существо по-прежнему парило над ним, готовясь к новой атаке.

Роберт понял, что планета, которую он считал совершенно необитаемой, населена хищными чудовищами, уродливыми первобытными созданиями, среди которых его ждет неминуемая смерть.

Итак, он должен погибнуть и надежды на спасение и помощь нет!

Преодолевая страх, от которого кровь стыла в жилах, Роберт вдруг вспомнил, что у него есть надежное и почти 'безотказное оружие.

– Огонь! – хрипло закричал он. – Огонь! Эти ночные страшилища должны его бояться!

Он молнией метнулся к тлеющим угольям и, выхватив из костра красную головешку, швырнул ее в зверя.

На мгновение она высветила почти адское создание, достойное 'кисти средневекового художника.

Вообразите себе нетопыря в человеческий рост, но с крыльями как будто у настоящей летучей мыши. Перепонки приросли к руке с длинными когтистыми пальцами и к спине, заканчиваясь на уровне бедер. Пальцы на ногах тоже были когтистыми, и вампир, благодаря им, повис на толстой ветке.

Роберт со страхом и сильным отвращением увидел нового монстра. Бедному изгнаннику с Земли все в нем было противно: и грязно-желтые перепончатые крылья, и морда с огромным кроваво-красным ртом, похожая на маску с застывшим на ней выражением хитрости и жестокости… Картину довершали часто мигающие глаза с красной обводкой и курносый, сильно за-дранный кверху, как у бульдога, нос; по бокам головы торчали длинные остроконечные уши.

Увидев этот оживший кошмар, Роберт выхватил из костра еще одну тлеющую головню и швырнул в чудовище.

Бросок достиг цели; запахло паленой шерстью. Ослепленный светом, невыносимым для его глаз, привыкших к темноте, вампир завизжал от боли, потом громко и жалобно заскулил и рухнул на землю, несколько раз перевернувшись в воздухе.

Роберт подбежал к нему, ободренный удачей, собираясь добить и держа наготове третью головню, но тварь, ужаснувшись при виде огня, стала метаться в разные стороны, прыгая, как кенгуру, и продолжая стонать почти человеческим голосом. Наконец зверь нырнул в кусты и затерялся в них, хотя Роберт надеялся вот-вот поймать его.

Несколько успокоившись, молодой человек вернулся к костру, и, подбросив веток в огонь, принялся размышлять о событиях нынешней ночи и своем чудесном спасении.

Как и все отшельники, он говорил сам с собой.

– Не думаю, чтобы эта дрянь осмелилась нападать на меня днем, – рассуждал он вслух, потрогав ранку за ухом, из которой еще сочилась кровь. – Вампиры ведут ночной образ жизни. Но теперь я буду держаться настороже. Верно говорят, что за одного битого двух небитых дают! Надо поддерживать огонь, чтоб не погас… Ладно, посидим до утра! А утром поищем какой-нибудь грот… На ночь вход в пещеру стану заваливать ветками и камнями. Сделаю себе светильник из мякоти тростника и птичьего жира, тогда у меня всегда будет огонь, чтобы отпугивать всякую нечисть!

Однако, как ни успокаивал себя Роберт, но стоило ему закрыть глаза, как образ страшилища снова всплывал в памяти, и Дарвел холодел от страха.

Малейший шорох листьев, треск сломанной ветки, шуршание в кустах или шелест камыша заставляли его вскакивать на ноги. Дрожа от ужаса и отвращения, молодой человек напряженно прислушивался к голосам ночного леса, среди которых ему то и дело чудилось хлопанье мохнатых перепончатых крыльев.

– Что я стану делать, если эта зверюга притащит за собой всю свою стаю? – с ужасом вопрошал себя Дарвел. – Чтобы их разогнать, мне никаких угольев не хватит… Так, глядишь, и костер погаснет!

Он представил себе, как стадо чудовищ с отвислыми губами и глазами, горящими желтым огнем, разрывает его на части, повалив на землю.

Первобытный страх перед неизведанным охватил душу Роберта. Какие поединки его еще ожидают? На что способны хищники, которыми изобилует эта мрачная планета? Мучимый такими мыслями, Дарвел с облегчением и радостью встретил долгожданный восход солнца. И хотя его тусклый свет с трудом пробивался сквозь туман, озаряя болота, заросшие темным камышом, Роберт смеялся, пел и даже подшучивал над вампирами.

Вновь нарождавшийся день вернул ему веру в собственные силы, а уверенность в себе порождает великих людей и великие события.

– Ну и трус же я, однако! – хохотал Роберт. – Это при моей-то силе, да еще удвоенной за счет меньшего тяготения! Нет, пусть лучше вампиры от меня бегают! А теперь пора и позавтракать!

Как ни странно, сознание опасности придало юноше отваги. Он приготовился ко всяким неожиданностям и чувствовал, что справится с ними.

Дарвел склонился над небольшим озерцом, чтобы посмотреть укус на шее. Ранка оказалась небольшой, но призадуматься было над чем.

– Черт возьми! – выругался Роберт. – Похоже, эти твари неплохо знают анатомию… Метят поближе к артериям!

Он приложил к укусу кашицу из душистых трав, похожих на мяту, розмарин и шалфей.

– Любопытные разновидности! – пробормотал Роберт. – Когда вернусь на Землю, подарю их ботаническому саду Парижского музея!

После этого он отправился в свою «кладовку», где вампир, к счастью, не успел похозяйничать, приготовил на завтрак кусок сочного жареного мяса, остальных убитых птиц связал камышовыми веревками и вскинул на спину, а напоследок подбросил в костер побольше веток и только после этого отправился в путь.

Чтобы найти обратную дорогу, Роберт десятка через два шагов обламывал тростник, росший на болоте, делая заметки.

Он уже несколько часов шел вперед и был очень доволен, поглядывая на чистое небо – оно не предвещало дождя, который мог залить с таким трудом разожженный костер. Вдруг Дарвел наткнулся на заросли лозняка с желто-красной корой, которая искрилась и горела в лучах утреннего солнца. Такого растения он еще не встречал.

В зарослях была ровная, словно прорубленная человеческой рукой, аллея. Роберт вошел в нее и, пройдя несколько десятков шагов, остановился, 'боясь поверить собственным глазам…

Перед ним раскинулась уютная, симпатичная деревушка, где, несомненно, жили люди.

РАССКАЗ КАПИТАНА УЭЙДА

Лондонские газеты сообщали, что яхта мисс Альберты Терамон «Победитель» прибыла на Канарские острова; биржевые спекулянты несколько успокоились.

– Это можно было легко предвидеть, – говорили в свете. – Молодой наследнице пришла в голову фантазия провести зиму на «счастливых островах», в этой Ницце настоящих богачей. Нет, она решительно не похожа на своего отца, который никогда не тратил деньги на путешествия!

Но всем пришлось быстро переменить свое мнение, когда оказалось, что «Победитель» остановился в Лае-Пальмасе только затем, чтобы пополнить запасы угля, и сразу же отправился дальше. Вопрос о конечной цели путешествия мисс Альберты так и остался тайной, а финансовые еженедельники всего мира сообщили о многочисленных пари, заключенных по этому поводу.

Практические люди громко торжествовали, когда из Кейптауна поступила депеша, в которой сообщалось, что «Победитель» бросил якорь в заливе, неподалеку от мыса.

– Мы и не сомневались в рассудительности и практичности этой девушки! – говорили солидные финансисты. – Она поехала проверить дела на своих золотоносных приисках… Это и называется заботой о собственных интересах!

Однако их тоже постигло тяжкое разочарование, когда «Победитель» задержался там очень ненадолго, ровно настолько, чтобы быстро возобновить запас горючего, и ушел в дальнейшее плаванье.

Зато фантазеры и мечтатели, бившиеся об заклад, что мисс Альберта решила предпринять кругосветное путешествие, гордо подняли головы.

На сей раз их предположение казалось вполне правдоподобным: мисс Терамон велит бросить якорь у берегов Австралии, потом посетит весь архипелаг островов Океании, похожих на свежие пестрые букеты, разбросанные среди белых коралловых рифов.

Репутация дочери банкира несколько упала в глазах людей серьезных: они сочли, что она просто чудит и попусту тратит время.

Однако лондонскую публику ожидало еще одно сильное потрясение, когда пассажиры яхты высадились на берег в Карикале, французской колонии на территории Индии, а оттуда мисс Альберта в сопровождении многочисленной, почти королевской свиты направилась к горам.

Теперь победу праздновали биржевые спекулянты; им цель путешествия стала ясна с того момента, когда оказалось, что среди спутников молодой миллиардерши находится знаменитый ученый Ральф Питчер.

Он был повсеместно известен как географ и великолепный зоолог В Лондоне еще помнили его беспримерное путешествие в джунгли, совершенное несколько лет назад, и теперь мало кто сомневался, что с его помощью мисс Альберта станет обладательницей алмазных копей, месторождения урана или чего-то в этом роде.

– Хваткие, однако, эти Терамоны, ничего не скажешь! – одобрительно покачивали головами старые биржевики. – Папаша где-то раскопал этого изобретателя, инженера Дарвела, а дочка его мигом познакомилась с натуралистом и накрепко прибрала парня к рукам!

Но и сторонники, и недруги мисс Альберты были одинаково далеки от истины: единственной целью поездки стали поиски таинственно исчезнувшего Роберта Дарвела.

Часто беседуя о нем во время путешествия и анализируя сложные переделки, в которых ему приходилось бывать, оба единодушно приходили к выводу, что Роберт не мог погибнуть. В чем, собственно, нет ничего удивительного. Ведь мы всегда верим в то, о чем сильно мечтаем!

Если же Роберт все-таки погиб, с чем Ральф и Альберта никак не хотели смириться, они решили подробно разузнать, как это произошло, и покарать виновных в смерти друга.

Они совершенно не допускали, что Дарвел умер естественной смертью. Нет, ему наверняка подстроили какую-нибудь ловушку…

– Неужели вы полагаете, что Роберт мог уйти из этого мира как простой смертный – от лихорадки, горячки или солнечного удара? – не единожды кипятился Ральф – Он ведь не грузчик, не землекоп и не темный китаец!

– Нет, я никогда так не считала, – решительно нахмурив лоб, отвечала девушка, сразу делаясь очень похожей на своего отца – Такой эрудированный человек, как Роберт, знающий химию, физиологию, гигиену, сразу распознает любую болезнь и найдет средство бороться с нею. Роберт достаточно умен и храбр, чтобы противостоять козням врагов. Нет, его исчезновение окутано какой-то тайной, и мы непременно узнаем с вами правду, мистер Ралъф!

Этот разговор они вели во время поездки в шикарном автомобиле, который дочь банкира заказала специально для будущего путешествия. У машины был просторный салон, необычайно крепкие колеса и мотор мощностью в пятьсот лошадиных сил

Эту великолепную игрушку изготовили на одном из лучших лондонских автомобильных заводов, ее цена составляла пятьдесят тысяч фунтов, а оборудован автомобиль был так роскошно, что лишь специальные поезда, которыми ездят сильные мира сего, могут дать о подобном великолепии некое отдаленное понятие. Автомобиль быстро мчался по дороге, по обеим сторонам обсаженной пальмами, латаниями и другими субтропическими растениями.

Стаи маленьких рыжих обезьянок носились по веткам и, к великому удивлению Альберты, прыгали даже на крышу кабины, чтобы через мгновение снова умчаться прочь.

Но вскоре леса уступили место богатым плантациям хлопка, табака и мака, окруженным колючими живыми изгородями.

Узрев эту картину, Ральф усмехнулся:

– Узнаю гениальность практичных колонизаторов! – и добавил: – Мы с вами, должно быть, недалеко от поместья английского резидента капитана Уэйда.

И, воспламененный патриотической гордостью, коя, осмелюсь утверждать, довлеет над всеми основными проявлениями в душе каждого англичанина, указал на высокий шест, где реял британский флаг.

Вскоре машина затормозила у симпатичного особняка, соединявшего в себе черты дворца и загородной виллы. У парадного входа стоял вооруженный индус в белой одежде.

Тут же наши путешественники имели возможность убедиться, что Индия, похоже, единственная в мире страна, где человек в результате векового опыта научился успешно бороться с солнечным зноем.

Альберту и ее спутника проводили в зал с высоким потолком, где огромные вентиляторы непрерывно гнали прохладный воздух. В Европе это устройство до сих пор почти неизвестно; мы пользуемся допотопными приспособлениями, которые часто не достигают цели и приводят лишь к сквознякам.

Такой вентилятор с шестьюдесятью отверстиями, откуда поступает резко охлажденный обеззараженный воздух, просто неоценим в жарких странах. Этот усовершенствованный прибор вытеснил из употребления древние «пунка», которые, однако, еще можно встретить в домах богатых индийцев. «Пунка» представляет собой разновидность двойного опахала, которое приводит в движение слуга-невольник, дергая попеременно за два шнура. Со стороны это похоже на огромную бабочку, которая машет крыльями под самым потолком.

Гостям не пришлось долго дожидаться хозяина. Они ожидали увидеть чиновника, исхудавшего от жаркого климата и мучимого болезнью желудка, чем страдают в этих краях почти все англичане из-за неумеренного употребления мяса и горячительных напитков, а потому были приятно удивлены Пред ними появился здоровый энергичный человек в местных легких и просторных светло-зеленых брюках. По его лицу было видно, что он безмерно рад встрече с соотечественниками.

– Я просто счастлив, господа! – воскликнул он. – Я до такой степени был уверен, что кто-то из вас нанесет мне визит, что приказал составить докладную записку по делу Ардавены специально для вашего пользования. Письмо, которое вы получили, мисс, вероятно составлял один из тех индусов, которые, подучившись английскому языку, безмерно гордятся, что являются нашими подданными, и на каждом шагу демонстрируют свое невежество и безграмотность!

– Простите, капитан, – перебила его Альберта, – прежде всего я хотела бы узнать, жив ли инженер Роберт Дарвел.

Офицер нахмурил лоб и задумался.

– Об этом мне известно столько же, сколько и вам, мисс, поэтому я ничего не могу утверждать с уверенностью! Драма, разыгравшаяся в келамбрийском монастыре, глубоко взволновала меня. Причины трагедии до сих пор не выяснены, и при расследовании я постоянно натыкаюсь на разные противоречия… Однако в смерть мистера Дарвела не верю. Мне удалось установить, что он был ассистентом Ардавены в его психодинамических опытах, однако мои знания в области парапсихологии весьма скудны.

– Тогда откуда у вас такая уверенность, что Дарвел жив, сэр?

– Есть одна очень важная подробность. После того, как в монастыре произошло несчастье, под моей крышей нашел себе пристанище брамин Фара-Шиб, тот самый, который владеет искусством сохранять в себе искру жизни, будучи долгое время закопанным в землю, причем без всякого вреда для собственного здоровья. Вот он-то и утверждает, что инженер Дарвел не погиб.

– Где этот человек, сэр? – нетерпеливо вскричал Ральф.

– Я не могу вам ничего более добавить, мистер Питчер. Обещаю, что вы сами увидитесь с Фара-Шибом и воочию убедитесь, какие чудеса способен творить этот одетый в рубище аскет.

– А почему он полагает… – прошептала Альберта.

– Вот об этом он сам вам скажет, мисс, – пообещал капитан Уэйд и добавил, давая – понять, что разговор на данную тему закончен: – Мы все обсудим после обеда, господа, а теперь позвольте мне оказать достойный прием людям, прибывшим из моей милой старой Англии!

Несколько властный тон искупался такой сердечностью, а уверенность в том, что Роберт жив, была столь твердой, что Альберта и ее спутник чувствовали себя почти счастливыми и охотно приняли приглашение хозяина.

Впрочем, времени для раздумий у них не оставалось. На звук огромного гонга явились молодые слуги-индусы в светлых легких одеждах, и вся компания прошествовала в великолепную столовую.

Она была устроена по проекту самого капитана Уэйда, и потому тот ею чрезвычайно гордился.

Из-под высокого свода струились игривые водопадики, даря освежающую прохладу и тихо шепча о чем-то. Они делали комнату похожей на волшебный грот древнегреческих нимф. Изнуряющий зной индийского солнца здесь был абсолютно не страшен. Под стенами росли мелкие лиловые ирисы.

Обед представлял собой вершину европейской изысканности, а сервирован был с восточной роскошью и изобилием. Стол украшали белые лотосы, магнолии, редчайшие виды орхидей; гибкие, ловкие слуги, предупреждая малейшее желание гостей, подавали утонченные блюда и напитки.

Там было знаменитое вино «Опорто» из города Гоа, почти столетней выдержки; тыквы с пальмовым вином, настойки на имбире, мирте, жасмине и диких лимонах, секреты приготовления которых известны лишь местным жителям.

Редкие сорта рыбы и великолепная дичь, которые подавались к столу, в Лондоне стоили бы целое состояние; чудесные фрукты пирамидами высились в плоских хрустальных вазах, а все вместе в сочетании с экзотическим ароматом цветов и журчанием прохладных водяных струй делало обед похожим на какое-то сказочное пиршество.

Ральф и Альберта были просто околдованы всем увиденным. Теперь они поняли, почему англичане, хотя бы несколько лет прожившие в Индии, с таким отвращением думают о Европе: раз увидев эту волшебную страну, ее уже невозможно забыть никогда! Множество поколений в ней развивались, совершенствовали свой вкус и передавали потомкам нажитый опыт и умение приспосабливаться к. жизни. Кроме того, капитан Уэйд, будучи человеком весьма образованным, интересовался всем, что происходило в мире науки и искусства, обладая способностью вовлекать в беседу каждого из присутствующих, давая ему показать свой ум во всем блеске.

Во время оживленного разговора за столом он сказал, улыбнувшись:

– Ну что, дражайшие соотечественники, произвел я на вас впечатление одичавшего, оторванного от цивилизованного мира человека? Честно признаюсь, что я приложил немало усилий, дабы противостоять умственной и физической лени, которая овладевает в здешних местах всяким, кто чрезмерно увлекается джином и опиумом!

– Я вижу, сэр, что вы сторонник умеренного образа жизни, который проповедуют йоги и брамины! – ответил Ральф.

– Несомненно. Но если вы упоминаете браминов лишь затем, чтобы напомнить мне о моем обещании, то я как раз собирался его выполнить: Фара-Шиб предупрежден о вашем присутствии, и мы можем пойти к нему, как только мисс Альберта этого пожелает, – сказал хозяин дома, взглянув па девушку.

– Идемте немедленно, капитан! – воскликнула она. – Ибо, хотя вы устроили в нашу честь столь роскошный пир, что он способен посрамить самого Лукулла и привести в восторг самых искушенных гурманов, я горю от нетерпения поговорить с вашим кудесником!

Капитан Уэйд встал из-за стола и, опередив своих гостей, направился на галерею, окружавшую весь особняк с колоннами. Оттуда открывался живописный вид на сады и джунгли, залитые серебристым светом луны.

Уэйд вдруг разительно переменился: светской любезности как не бывало. Взгляд стал пристально-изучающим, тон – почти властным.

– Должен предупредить, господа, что вы будете единственными людьми, наблюдающими за ходом этого необычайного эксперимента. Мы все должны хранить полнейшее молчание. Любое слово или малейшее движение приведут ж страшным и непредсказуемым последствиям.

– Я понимаю вас, сэр, – кивнула Альберта. – Но я уже испытала столько горя и разных потрясений, что не испугаюсь никакого колдовства! – решительно закончила она.

Минуту спустя слуга подал капитану душистый смоляной факел. Он горел ровным ясным пламенем в неподвижном воздухе, источая приятный аромат.

– А теперь идемте в башню, – продолжал Уэйд. – Моя резиденция построена на месте древнего дворца индийского раджи, а эта башня – единственное, что уцелело от тех времен. Снаружи она украшена великолепной резьбой, но самое главное, в ней нет ни единого окна. Во всех ее залах, стены которых сложены из огромных камней, всегда царит полная темнота. Я тщательно обследовал ее дюйм за дюймом, но так и не понял, как внутрь поступает воздух.

Капитан отворил дверь. Ральф и Альберта увидели лестницу, выбитую в гранитной стене.

Стены были украшены барельефами неведомых существ, которые, казалось, поднимаются вверх вместе с людьми. На них отовсюду смотрели прищуренные глаза, пантеры и тигры словно вынюхивали добычу, а вереница устрашающих божеств и животных становилась все гуще.

– Ну и фантазия была у строителей! – заметил Ральф, но тут же умолк.

Капитан Уэйд, подняв факел повыше, осветил зал первого этажа, куда они только что вошли.

В нишах высились статуи идолов с грубыми, жестокими лицами; их причудливо переплетенные руки и ноги доходили до самого потолка, в самом центре которого виднелась перевернутая вниз чаша лотоса. Под стенами лежало множество человеческих костей.

Наши путешественники поспешили выйти оттуда, стараясь не думать об увиденном.

Зал на следующем этаже оказался еще мрачнее предыдущего. Там было совершенно пусто. Его округлые стены были изрыты множеством ныне пустующих ниш, где некогда тоже стояли изваяния. Как объяснил капитан Уэйд, эти золотые, серебряные и медные статуи были похищены во время восстания сипаев.

– Я решил все здесь оставить как есть, – добавил он. – Мне не хотелось усугублять святотатство… А теперь – еще немного терпения, господа! Нам остается подняться всего на один этаж. Зал на самом верху просторнее всех остальных, поскольку башня расширяется снизу вверх.

Последнее помещение тоже оказалось весьма пустынным. Вместо скульптур и фресок его украшали колонны, которые, сходясь на потолке, создавали стрельчатые арки.

В центре виднелся невысокий подиум, на котором в позе лотоса недвижимо, словно каменная статуя, восседал Фара-Шиб.

Альберта невольно отпрянула, ибо его совершенно обнаженное тело поражало своей страшной худобой. Трудно было поверить, что этот обтянутый коричневой кожей скелет без малейшего намека на мускулы живет и мыслит.

На истощенном лице глубоко запавшие глаза пылали, словно два светильника.

При виде вошедших йог даже не шелохнулся, словно и впрямь был редкостным изваянием какого-то божка, на которого время от времени являются взглянуть любопытные.

Встретившись с его всепроникающим взглядом, обжигавшим, как огонь, Ральф и Альберта инстинктивно отступили на несколько шагов

Позже Питчер признался, что, когда однажды дикари привязали его к жерлу пуднки, перед которой дымился зажженный фитиль, он чувствовал себя гораздо лучше, чем под палящим и пронизывающим взором йога.

Какое-то время все почтительно молчали. Наконец Уэйд шепнул:

– Этот аскет вовсе не какой-то там фокусник Он знает тайны космических законов, смелость и глубина которых меня просто изумляет Он утверждает, что на заре человечества первые семена пшеницы на Землю с соседней планеты доставил некий йогин. Ему известна тайна гибели Атлантиды, где люди были почти богами, но один из магов неосмотрительно выдал тайну мощного заклинания женщине Океанские волны поглотили сушу, унеся в небытие величайшие достижения человеческой мысли. Фара Шиб рассказывал, зачем построены пирамиды. Позднее фараоны устроили там свои гробницы, но истинным их предназначением была защита людей от каменного дождя болидов, который перед тем несколько раз почти полностью уничтожал человечество. Даже самым маститым историкам эти факты неизвестны Но не потому ли древние галлы стреляли в небо из луков? Бедные полудикие люди истекали кровью и гибли от непосильного труда, строя себе убежища!..

В этот миг откуда-то из темноты вышел огромный тигр. Ласково потеревшись о платье Альберты, он смачно потянулся и начал точить когти на каменном полу, а закончив эту процедуру, окинул незваных гостей мрачным задумчивым взглядом и улегся у ног девушки.

Ральф при виде хищника попятился назад, но Альберта не шевельнулась с места Все происходящее было настолько необычно, что она почувствовала1 даже зверем управляет какая-то незримая сила; тигр был неотъемлемой и гармоничной частью тех чудес, которые ей уже довелось здесь наблюдать.

Но капитан Уэйд быстро встал между девушкой и зверем.

– Не бойтесь, мисс, – он совершенно безобиден, – шепнул англичанин. – Лежать, Моуди! Когда-то Ардавена приручил его и мог с ним делать, что вздумается. Зверь подчинялся ему беспрекословно.

– Я неоднократно слышал о том, что брамины владеют полузабытым, известным лишь в некоторых монастырях секретом укрощения и приручения любых диких животных, – оправившись от первого испуга, сказал Ральф. – При этом хищники делаются умны, словно люди.

Моуди повиновался приказу человека и, свернувшись клубком, спокойно устроился на полу.

Опять наступила тишина. Пришедшие не сводили взгляда с Фара-Шиба. Его присутствие действовало на всех угнетающе, казалось, глаза брамина притягивают к себе, тяжело блуждают по лицам.

– А теперь вы станете свидетелями одного из самых удивительных опытов Фара-Шиба. Еще раз напоминаю и убедительно прошу хранить полнейшее молчание и не двигаться, что бы нам ни довелось увидеть или услышать. Если вы, мисс, не чувствуете в себе достаточно сил для этого, мы отложим эксперимент, поскольку, не стану скрывать, он связан с огромным риском для жизни.

– Нет! – воспротивилась Альберта. – Я не из тех слабонервных дам, которые по любому пустяку падают в обморок, и обещаю выполнить ваши условия.

– Ну что ж, отлично, – согласился капитан и кивком указал гостям на каменные кресла, подлокотники которых завершались искусно вырезанными крокодильими головами.

Ожидание, необычная обстановка и таинственное поведение хозяина дома вселяли в гостей смутную тревогу, как ни старались они быть спокойными.

Между тем Уэйд, приблизившись к неподвижно сидящему брамину, что-то тихо сказал ему, а затем зажег семь восковых свечей, кругом стоящих на полу, чуть поодаль от подиума.

К немалому удивлению Ральфа, каждая свеча имела свой оттенок пламени. В гамме они составили спектр радуги и выглядели весьма фантастично.

Капитан вынул из ларчика какие-то разноцветные порошки и посыпал ими круг между возвышением, где сидел брамин, и горящими свечами.

Потом бросил в треножники с угольями оливкового дерева какие-то курения.

К потолку начал подниматься густой тяжелый дым. В просторном зале стало душно, темно…

Странный резкий одуряющий запах распространялся вокруг.

Ральф уловил запах ядовитых, вызывающих галлюцинации, трав из семейства пасленовых, зонтичных и маковых. Дым, озаренный пламенем свеч, разноцветными клубами все плотнее окутывал зал. На углях горели сухие рута, белена, цикута, белладонна, мак, индийская конопля.

Все дышали с трудом; по лицам Альберты и Ральфа струился пот, сердца бешено колотились, все сильнее нарастало чувство тревоги и беспокойства Казалось, что виски сжимает железный обруч, глаза нестерпимо ломило.

Мало-помалу неприятные ощущения исчезли, остался только леденящий холод в руках и ногах; на смену этому пришло удивительное умиротворение, покой и ясность мысли. Прежде душный воздух теперь казался свежим и чистым, а фигура Фара-Шиба была окутана светящейся мерцающей дымкой, словно ореолом.

Йог бросил на пол, в образованный свечами круг какой-то темный пятиконечный лоскут, напоминавший кусок старой кожи, местами сморщенной и кое-где покрытой пучками белесой шерсти. Еще немного погодя брамин взял бамбуковую свирель, какую обычно способен изготовить каждый индус, и заиграл на ней тихую чарующую мелодию, осторожно перебирая высохшими пальцами отверстия.

Альберта вдруг вспомнила сказку про дудочника, который своей колдовской музыкой увел всех гостей со свадьбы к самому краю пропасти, и вздрогнула от страха…

А Фара-Шиб все играл и играл одну из тех простых и завораживающих восточных мелодий, в которых одни и те же вариации постоянно повторяются в различном темпе – то быстрее, то медленней.

Внимание зрителей было напряжено до предела. Они чувствовали, что здесь происходит нечто большее, чем ловкое трюкачество, о котором они столько читали и которое лишь на первый взгляд кажется чудесами, а в действительности имеет простое логическое объяснение.

А Фара-Шиб играл все быстрее, и слушатели его чувствовали себя весьма необычно по мере того, как ускорялся темп мотива.

Бесформенный клочок кожи, лежащий между свечами, сперва вздрагивал, словно под порывами невидимого ветра, потом скрутился, вздулся и, наконец, расправился, как пергамент, который положили на раскаленные угли.

В конвульсивных движениях кусочка этой мертвой материи чувствовалось огромное усилие и какая-то мука. Незримая сила пробуждала его к жизни и заставляла повиноваться себе.

Мотив становился все более быстрым и властным. В нем непрерывно и упрямо повторялись несколько нот, которые постепенно превращались в деспотичный приказ, непререкаемый для детей матери-природы…

«Так нужно… Так я хочу… Я приказываю… Я повелеваю…» – твердила тростниковая свирель.

Не в силах противиться всевластной мощи, черный уродливый лоскут рос, растягивался, обретал форму и четкие очертания.

Когда он поднялся в воздух, Ральф увидел перед собой огромную летучую мышь.

«Скорей… Скорей. Я так хочу!» – без устали твердила флейта брамина, и резкие отрывистые звуки струились каскадом, превращались в смерч, в безумно бушующий вихрь.

Крылатое создание возвращалось к жизни с ошеломляющей быстротой.

Вот оно стало уже ростом с человека и размахивало широкими перепончатыми грязно-желтыми крыльями, которые делались все больше и больше.

Альберта побледнела и застыла от ужаса. То же самое происходило и с Ральфом. Чудовище, вызванное к жизни Фара-Шибом, было помесью человека и животного: подобных демонов можно увидеть на миниатюрах в трактатах средневековых чернокнижников. Крылья у этого человекообразного нетопыря приросли к рукам с длинными когтистыми пальцами, а лицо с высоким лбом и массивными челюстями светилось невероятным умом, но одновременно было хитрым и жестоким. За большими кроваво-красными губами таились острые белые зубы; нос был коротким и вздернутым, как у бульдога, часто мигающие, словно отвыкшие от света, глубоко посаженные глаза постоянно устремлялись к голубому и зеленому огонькам свеч. Веки были тяжелыми и багровыми, а огромные подвижные уши довершали отвратительный портрет.