Текст книги "По колено в крови. Откровения эсэсовца"

Автор книги: Гюнтер Фляйшман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

Согласно данным разведки люфтваффе и передовых частей саперов французы и британцы беспорядочно отступали по всему фронту к побережью. Прорыв «линии Мажино» сокрушил все надежды на возможность защитить Францию. Когда я сообщил об этом герру генералу, он сказал:

– Ну, ладно, бегают они вроде хорошо. Теперь вот скинем их в море и поглядим, как они умеют плавать.

В то же утро Крендл несся как оголтелый, и мой только что отремонтированный прицеп так и подпрыгивал на ухабах.

– Куда ты несешься? – недовольно осведомился я через переговорное устройство.

– Приходится поспевать за герром генералом! – пояснил мой водитель.

Обратив в бегство французов и англичан, Роммель не преминул этим воспользоваться. Моя первая мысль, после того как я закрепил радиоаппаратуру, предохранив ее от тряски, была о том, что пехоте и гужевому транспорту никак не поспеть за герром генералом. И что он только себе думает?

И как раз в этот момент по каналу, который герр генерал использовал для менее официального общения, прозвучал его голос.

– Что у тебя имеется по Лиллю?

По Лиллю? Поскольку мои глаза от удивления полезли на лоб, мне далеко не сразу удалось отыскать этот город на карте. Но я нашел его на северо-западе Франции рядом с бельгийской границей. Теперь было необходимр уточнить, где мы сейчас, потом связаться с ближайшим аэродромом – авиация предоставила бы наиболее исчерпывающую информацию.

– Где мы на данный момент находимся? – спросил я герра генерала.

– Где находимся? – с легкой издевкой переспросил он. – Мы на данный момент находимся во Франции, дурачок!

Я не сразу нашелся, что ответить, и генерал продолжал:

– Проходим мимо Шарлевиля. Он остается южнее.

Приближался полдень. Я не мог понять, почему мы так долго добирались из Шарлевиля до Метца, если так быстро сумели добраться от «линии Мажино» до Шарлевиля? Я связался с аэродромом в Динане, и тамошний командующий был весьма удивлен слышать мой голос, как, впрочем, и я его. Он никак не ожидал, что 7-я танковая вернется столь быстро.

Донесения подтверждали, что французы и британцы снова окопались в Лилле, однако, судя по всему, проформы ради. Герр генерал готов был еще вечером того же дня взять Лилль в кольцо, но ОКВ наложило запрет на этот замысел до тех пор, пока пехотные части не нагонят танковые. Герр генерал, конечно же, был в высшей степени недоволен таким решением штабистов, утверждая, что и без пехотинцев вышибет французов и англичан из Лилля одними только 8,8-см и 10,2-см орудиями. Штабисты подняли крик по поводу того, что герр генерал и так истончил до невозможности линии, распылил силы и т. д. В конце концов герр генерал согласился и стал ждать.

Пехотные части стали прибывать в полдень следующего дня. Солдаты бранились, войдя во внешние границы города, офицеры не решались их приструнить из боязни бунта. Не думаю, что солдаты взбунтовались бы, но, подойдя к нашему лагерю, побросали винтовки, каски, ранцы на землю и тут же, обессиленные, рухнули рядом сами.

Из люфтваффе поступило донесение о том, что танковая бригада 1-й британской танковой армии направляется из Арраса на север с намерением нанести удар по нашему южному флангу у Лилля. Я передал герру генералу эти сведения, он отдал приказ окапываться, выстроить в боевой порядок танки, подготовить 8,8-см и 10,2-см, а также противотанковые орудия. Герр генерал выстроил войска в виде буквы «V» острием от Лилля, рассчитывая завлечь британцев прямо в клещи. И не ошибся.

На рассвете выдвинутые вперед посты наблюдения стали докладывать, что с юга на нас надвигаются британские танки «матильда». Это было для нас довольно чудно – все эти дни кампании мы только и делали, что наступали, теперь же приходилось окапываться, готовиться отразить натиск танков неприятеля.

«Тигры», и III, и IV, а также 10,2-см орудия открыли по «матильдам» огонь. И тут же на всех радиоканалах зазвучала немецкая речь.

– Бьем их с дистанции 25 метров, а им хоть бы хны! Герр генерал, он стоял тут же рядом, слышал доклады.

– 3,7-сантиметровые противотанковые бессильны против них! – утверждал другой взволнованный голос.

И после краткой паузы:

– Нам не удержаться! Просим разрешения отвести «тигры IV»!

Герр генерал, взглянув на карту, стал смотреть вдаль, на юг, туда, где шло сражение. Потом кивнул мне.

– Вытаскивай оттуда «тигры» III и IV!

Я передал распоряжение. Вскоре из-за ряда деревьев показались наши танки с развернутыми на юг башнями. Роммель стал совещаться со своими штабистами.

– Они как раз позади нас, – сказал какой-то гауптман. – Их не остановить.

– Черт возьми, – пробормотал герр генерал. – Рядовой, пусть мои 8,8-см нацелятся на эту линию деревьев. И как только появятся британцы, саданут по ним хорошенько.

Я передал и это распоряжение.

Издали мне было видно, как, ломая деревья, на нас надвигаются «матильды». Страшноватое зрелище, надо сказать. «Тигры» III и IV вели огонь по британцам, но их снаряды просто отскакивали от мощной брони «матильд», словно горошины. Лишь 8,8-см удалось остановить их. Снаряды 8,8-см орудий пробивали броню, сворачивали набок башни, расшибали в куски и гусеницы. Британская пехота, видя, какие потери несут их танкисты, дрогнула. Наши станковые пулеметы вовсю поливали местность, а 8,8-см орудия образовали ближе к центру непреодолимый барьер. С подобной тактикой неприятеля нам уже приходилось сталкиваться под Франкошаном. Экипажи подбитых английских машин спешно выбирались наружу, чтобы сдаться, а их товарищи не позволяли им отойти. Наши пикирующие, подоспевшие из Динана, помогли отбросить англичан.

Теперь ничто не мешало герру генералу развернуть орудия и обстреливать Лилль. Помогали и пикирующие, и ко второй половине дня участок территории был под полным нашим контролем. Все части неприятеля спешно отступали на юг и восток, намереваясь отплыть в Англию. К вечеру наши войска, пополнив боекомплект и запасы топлива, готовы были пуститься им вдогонку, но очередной приказ ОКВ перечеркнул планы герра генерала. Я слышал этот приказ и не верил своим ушам. В поверженный Шарлевиль должен был прибыть фюрер, который лично просил герра генерала встретить его там. Нашего герра генерала. Моего герра генерала. Я был ужасно горд, что даже фюрер в курсе наших подвигов в период этой кампании.

Однако сам герр генерал, похоже, не был в большом восторге от подобного оборота. Нервно поглядывая то на часы, то на небо, он недоверчиво качал головой. Потом нам был предоставлен почти что отпуск при части, пока герр генерал ездил в Шарлевиль. Кажется, это было 1 июня 1940 года.

По возвращении герра генерала состоялось большое торжество. Протрубили всеобщий сбор, войска выстроились при оружии и в касках. Герр генерал обратился к нам с речью.

– Это была нелегкая борьба, но мы победили. Впереди нас ждут еще много испытаний, но я уверен, что они окажутся нам по плечу. Я горжусь тем, что мне выпала честь командовать вами, горжусь каждым из вас в отдельности.

Все остатки моей былой неприязни к герру генералу вмиг улетучились. Я не сомневался, что герр генерал имел в виду и меня, говоря, что гордится каждым в отдельности. Тем более что, когда он дошел до слов «...горжусь каждым из вас в отдельности», он повернул голову и смотрел прямо на меня. Оказывается, я был столь важной персоной, что и другие офицеры тоже повернули головы в мою сторону, – интересно, дескать, на кого это уставился наш генерал? Мне тогда показалось, будто весь полк смотрит на меня.

Герр генерал назвал многих, и меня в том числе, и Крендла. Выйдя из строя, мы стали перед всеми в ряд, и Роммель вместе с офицерами штаба стал обходить его. Герр генерал останавливался перед каждым стоящим, спрашивая фамилию, звание и должность. Потом офицер штаба подавал Роммелю награду – медаль, которую командующий лично вешал на грудь отличившемуся. Потом следовало рукопожатие, и отличившийся солдат отдавал герру генералу честь, и тот, в свою очередь, тоже брал под козырек.

Когда герр генерал добрался до меня, он не стал спрашивать фамилию, звание и должность, а просто пояснил своим штабистам:

– Роттенфюрер Фляйшман, 2-й полк СС «Дас Райх».

Я понял, что герр генерал не мог ошибиться, назвав меня роттенфюрером, и был очень польщен повышением по службе. Штабисты передали герру генералу для меня кучу наград, куда больше, чем остальным, и меня это несколько ошарашило.

Герр генерал вручил мне петлицы и руны роттенфюрера, а также нарукавную нашивку.

– Рядовой Карл Фляйшман! – торжественно произнес герр генерал. – Согласно ходатайству командования 2-го полка СС «Дас Райх» и распоряжению ОКВ вам присвоено очередное воинское звание роттенфюрер.

Меня буквально распирало от гордости, но я так и не успел прийти в себя от изумления.

Потом герр генерал взял нагрудный знак и вновь обратился ко мне:

– Роттенфюрер Фляйшман, за раны, полученные в боях с противником, вам вручается «Значок за ранение» черного цвета. *

Я вытянулся по стойке «смирно», и Роммель приколол мне значок к нагрудному карману.

– Роттенфюрер Фляйшман, за проявленное вами мужество в боях за Сен-Юбер, Франкошан и Метц от имени ОКВ и ОКХ награждаю вас пехотным значком «За штурм».

Я почувствовал, что мне уделяют на этом построении слишком много внимания. Герр генерал ловко прикрепил значок на нагрудный карман.

– Роттенфюрер Фляйшман, за проявленное вами мужество в боях за Сен-Юбер, Франкошан от имени ОКВ и ОКХ вручаю вам значок «За рукопашный бой».

Это было для меня полной неожиданностью, я даже смутился, когда генерал прикреплял к моему мундиру третью по счету награду.

И наконец прозвучали слова, которые врезались в память на всю жизнь.

– Роттенфюрер Фляйшман! Согласно ходатайству 2-го полка СС «Дас Райх» и 7-й танковой, а также по согласованию с фюрером вам присвоен «Железный крест 1-го класса». От имени командования 2-й полк СС «Дас Райх», 7-й танковой и от имени фюрера вручаю его вам.

Рукопожатие генерала было настоящим, крепким, а не формальным, каким он обменивался с остальными. Пожимая руку, он смотрел мне прямо в глаза. Потом произошло и вовсе невероятное – герр генерал, отступив на шаг, первым отдал мне честь. Я взял под козырек. Покончив со мной, Роммель продолжил вручение наград остальным. Крендл получил «Значок за ранение» черного цвета.

После того как церемония завершилась, я направился к себе в прицеп пришить новые петлицы. Помню, Крендл, стоя в распахнутых дверях, наблюдал за мной.

– Надеюсь, это не означает, что теперь мне придется отдавать тебе честь и выполнять твои приказы, – сказал он.

Я, кажется, улыбнулся в ответ. Мне и в голову не пришло, что я буду отдавать кому-то приказы. И сказал Крендлу, что откровенно говоря, я и не заслужил толком все эти награды, как и повышение в звании.

– Кто же, по-твоему, их заслужил? – недоумевал Крендл. – Уж не он ли? Сидит себе в своем танке, а ты здесь в этой коробочке. У него броня в ладонь толщиной. А у тебя что? Тонкая стенка. А ты командуешь и 2-м полком СС «Дас Райх», и 7-й танковой.

– Никем я не командую.

– Вот как? Не командуешь? – наигранно удивился Крендл. – Он отдает приказ сначала тебе, а ты его передаешь ниже – следовательно, ты командир. Во всяком случае, тебя напрямую связывают с ним.

Ого! Кажется, звучит солидно!

– Ты что, всерьез так считаешь? – не поверил я.

– Еще как всерьез, – ответил Крендл. – Но ты не думай – честь я тебе отдавать не собираюсь!

– Сходи-ка лучше принеси что-нибудь пожрать, – обратился я к водителю.

– Сходишь сам, не безногий.

– А это приказ, – пояснил я.

Крендл долго-долго смотрел на меня, видимо, пытаясь сообразить, шучу я или нет. Я для пущей важности постучал по новеньким петлицам и многозначительно взглянул на него.

– Ага, значит, ты не шутишь, – понял он. И, уже на ходу, обернулся ко мне.

– Ну, ты и собака, Кагер!

Это был первый отданный мною приказ.

Глава 7. Падение Франции

Повернув на запад, герр генерал стал наступать на Ле-Пти-Даль. Люфтваффе и выдвинутые вперед разведотряды докладывали, что в большинстве французских городов войск нет. Вблизи Па-Де-Кале мы нанесли удар в тыл отступавшей механизированной колонне противника. Не останавливаясь, мы пронеслись мимо французов и англичан, которые пытались высвободить убитых и раненых из-под искореженной техники. И хотя у неприятельских солдат оставалось оружие, они не воспользовались им, настолько были шокированы нашей внезапной атакой и последующим разгромом колонны.

Герр генерал поручил мне связаться с подразделениями войскового подвоза и совместно с ними разработать нечто вроде графика, с тем чтобы их колонны поджидали нас в определенном месте. Наступление снова обрело темп, и пехотинцы не поспевали за нами. Три-четыре дня спустя почти беспрерывной гонки (остановки делались лишь для пополнения боекомплекта и запасов горючего) мы вышли к побережью. Согласно данным наземной и воздушной разведки французы и британцы укрылись в Сен-Валери, и Роммель поторопился на север, намереваясь окружить город. Пехота по-прежнему безнадежно отставала, и герр генерал, решив не дожидаться ее, немедленно приступил к обстрелу Сен-Валери из 8,8-см и 10,2-см орудий.

Пехотинцы догнали нас уже на следующий день, когда город был осажден, и подвергли Сен-Валери минометному обстрелу. Уже вечером того же дня противник выбросил белый флаг. Герр генерал вместе с офицерами штаба пешком прошествовали через город принять капитуляцию. Я сопровождал их в качестве переводчика.

Роммель, отдав честь, обменялся рукопожатием с французским генералом. Присутствовали и другие французские офицеры высокого ранга. Тогда я еще не знал, что к Роммелю в плен угодили 12 британских и французских генералов.

Я с трудом верил в слова французского генерала:

– Я представляю город Сен-Валери и 12 800 человек личного состава французских и английских войск.

А мне-то казалось, что их здесь всего пара тысяч от силы.

Затем последовала официальная процедура принятия капитуляции, и в тот же вечер мы отпраздновали победу. У всех на языке было одно: герр генерал, 7-я танковая, 2-й полк СС «Дас Райх», 12 800 пленных, среди них 12 генералов.

Герр генерал распорядился, чтобы мы с Крендлом доставили рации в один из отелей Сен-Валери, где расположился временный штаб. По улицам города конвоировали военнопленных. Здание гостиницы было хоть и повреждено во время обстрелов, но когда тебе целый месяц пришлось спать где попало – в палатках, а то и просто под кустом или в траншее, – даже пострадавший от снарядов отель представлялся чуть ли не дворцом.

Под командный пункт герр генерал отвел кабинет, ранее занимаемый управляющим отеля. В первый день я печатал на машинке, передавал по рации сообщения. Потом, это было уже 14 июня 1940 года, из ОКХ и ОКВ стали поступать распоряжения. Правительство Франции бежало, объявив Париж открытым городом. Герр генерал заверил меня, что, дескать, можно считать, что война кончилась. И разрешил мне немного отдохнуть, пока 7-я танковая занималась переформированием и ремонтом техники. В кабинете герра генерала воцарился на это время радист из вермахта, мне же позволили отправиться на пару дней в Па-Де-Кале.

Как только было объявлено о том, что Париж сдан, в Сен-Валери стали возвращаться жители. Надо сказать, что, невзирая ни на что, французы относились к нам вполне лояльно, если не сказать дружелюбно. Непривычно и приятно было зайти во французский ресторанчик и спокойно заказать себе отличную еду с вином.

На второй день нашего увольнения мы с Крендлом на мотоцикле носились вдоль побережья. Вдруг впереди мы заметили несколько машин «Опель Блиц». Рядом расположились минометчики, которые обстреливали воды пролива Ла-Манш. Мы остановились и поинтересовались у них, в кого это они стреляют.

– Да ни в кого! – ответил мне роттенфюрер. – У нас излишки мин – целых 100 штук. Не тащить же их за собой. Вот наш офицер и приказал нам срочно избавиться от них.

– А что в кузовах? – полюбопытствовал Крендл.

– Протухшая еда, – пояснил роттенфюрер. – И от нее придется избавляться.

Подойдя к одной из машин, Крендл вытащил из кузова деревянный ящик дынь. Мы стали сбрасывать их вниз со скал, нас забавляло, как они разлетаются, ударяясь о камни. В общем, вели себя, как малые дети.

– Интересно, а можно стрелять этими дынями? – спросил Крендл.

Подобное только ему могло прийти в голову. Минометчики сказали, что нельзя.

Но роттенфюрер, улыбнувшись, предложил попробовать.

– Можно поставить таймер мины на 15 секунд.

Роттенфюрер произвел необходимые манипуляции, потом велел стрелку зарядить мину в ствол, после этого роттенфюрер, насадив дыню на ствол, отскочил от миномета. Раздался выстрел, мина, раскрошив дыню, унеслась далеко в пролив, а нас с ног до головы окатило пахучей мякотью. Боже, как мы тогда хохотали! До упаду!

Роттенфюрер уже прилаживал следующую дыню к стволу, как вдруг подъехал «Мерседес». Кто-то выкрикнул «Смирно!». Из машины стал вылезать наш герр генерал. Мы спохватились, но было уже поздно —снова выстрел, и дыня, лопнув, залепила капот и ветровое стекло генеральского «Мерседеса». Сам генерал, к счастью, не пострадал. Брезгливо оглянувшись на машину, Роммель подошел ближе.

– Уж не новое ли оружие испытываете? – совершенно серьезно спросил он. – И правильно – дынями по ним, дынями!

Мы едва сдерживались, чтобы не расхохотаться.

– Никак нет, герр генерал, – ответил я за всех. Как-никак мне было привычнее общаться с ним.

– В таком случае, разъясните, что здесь происходит, – потребовал герр генерал.

Тут подал голос мой коллега роттенфюрер.

– Герр генерал! Уничтожаем излишки мин и испорченные продукты питания!

– Как я посмотрю, вы проявляете незаурядную изобретательность.

И, повернувшись к роттенфюреру, хладнокровно приказал:

– Минометы немедленно демонтировать. Грузовики именно в таком состоянии перегнать офицеру моторизованного полка. И обо всем ему доложить.

Потом повернулся к нам с Крендлом.

– А вам обоим отмыть мой «Мерседес», потом явиться на кухню и доложить старшему, что я направил вас на 48 часов в его распоряжение. Кастрюли драить!

Пришлось нам с Крендлом сначала до блеска отдраить машину герра генерала, а потом и кастрюли. Впрочем, особой трагедии мы в этом не видели. Каждый раз, когда присаживались отдохнуть, вспоминали, как стреляли из минометов дынями, и смеялись до одури.

Наше пребывание в Сен-Валери закончилось – герр генерал получил приказ о переброске 7-й танковой и 2-го полка СС «Дас Райх» в район Шербура. Крендл уже прицеплял мою передвижную радиорубку к «Опелю Блиц», когда герр генерал вызвал меня и велел связаться с люфтваффе и организовать поддержку с воздуха операции по овладению городом силами пикирующих бомбардировщиков. Пришло распоряжение и отом, что все машины типа «Опель Блиц» переходят пехотинцам. Дело в том, что Роммель пообещал ОКВ, что в первый день наступления продвинется не менее чем на 320 километров. Никто, разумеется, в это не поверил, однако герр генерал слово сдержал. Французы и британцы прозвали нас «дивизия-призрак». Еще бы – при такой скорости неукоснительно соблюдался и график передвижения. Герр генерал с точностью чуть ли не до минуты появлялся то в одном французском городе, то в другом. Нам прозвище понравилось, и мы гордились им. «Дивизия-призрак» – мы и сами начинали казаться себе чуть ли не демонами.

Прибытие в глубоководный порт Шербур ознаменовало полную и окончательную победу. Французы были в панике – пикирующие, выныривая из облаков с душераздирающим воем, обрушивали на их головы 114– и 227-килограммовые бомбы. Очереди трассирующих снарядов, пройдясь по позициям зенитчиков, подавляли противовоздушную оборону противника, расчищая путь прибывающим самолетам. Герр генерал через меня отдал приказ артиллеристам занять позиции и подвергнуть район порта обстрелу 8,8-см и 10,2-см снарядами. Утро, когда мы прибыли в Шербур, выдалось прохладное. И пока наши артиллеристы обрабатывали город и район порта, мы в поле согревались кофе с хлебом.

К вечеру герр генерал вынудил внешние силы обороны французов и англичан отступить в к центру города и расположил полевые орудия севернее, западнее и южнее Шербура. Таким образом, мы имели возможность обстреливать морской порт со всех сторон. Истребители люфтваффе, патрулируя над Ла-Маншем, сводили на нет все попытки неприятеля доставить в район порта суда для эвакуации. К полуночи герр генерал расположил в боевом порядке все механизированные средства, а на рассвете отдал приказ о наступлении на Шербур.

Я на все время операции засел в своем радиоприцепе. За считаные часы герр генерал взял в плен около 30 ООО французов и англичан, овладел городом и морским портом Шербур. Двумя днями позднее фюрер подписал перемирие с Францией. 21 июня 1940 года война с Францией завершилась. В ту ночь победу праздновали все – и офицеры, и рядовой состав.

На следующий день герр генерал вызвал меня на командный пункт. Войдя, я увидел на столике две рюмки шнапса. Одну герр генерал вручил мне и произнес тост:

– Успеха и удачи всем тем, кто, невзирая на обстоятельства, остается истинным джентльменом.

Чокнувшись, мы выпили за это. Жестом пригласив меня присесть, он заявил, что в будущем, скорее всего, нашим путям суждено разойтись. Он уже тогда знал, что и фюрер, и ОКВ, и ОКХ имеют на его счёт определенные планы, но ни словом не обмолвился об Африке. Роммель объяснил мне, что наши пути расходятся исключительно из административно-командных соображений. Дело в том, что я относился к частям СС, а он – служил в вермахте. И, по его словам, отныне в войсках подобное разделение будет строго соблюдаться – никакого смешения сил СС и вермахта.

– А разве война не закончилась? – спросил я его тогда. По лицу герра генерала я увидел, что он явно смущен

моим вопросом.

– Эта война затянется еще на много лет, – после паузы ответил он.

Я был сбит с толку ответом герра генерала. Нам принадлежала Польша, Австрия, Чехословакия, только что мы захватили Францию, до этого – Бельгию и Голландию. И что же? Выходит, война все равно не кончилась? Что же еще мы собираемся захватывать? Какими еще странами овладевать?

– Могу я быть с тобой откровенным, Кагер? Я во все уши слушал герра генерала.

– Так вот, Англию ожидает участь Франции. Она тоже будет захвачена. Причем уже скоро. Мне вот-вот предстоит приступить к подготовке сил для вторжения на острова. Если ты не имеешь ничего против остаться в составе 7-й танковой, тебе необходим перевод из СС в вермахт. Нет, ты, конечно, можешь оставаться при мне, будучи в СС, однако вряд ли это придется по душе нашему ОКВ.

– Я хочу оставаться с вами, герр генерал, – только и мог ответить я.

Роммель улыбнулся, кивнул и отпустил меня.

Нам хоть и предоставили неделю отпуска, но без права отъезда в Германию повидаться с родными и близкими. Нам было разрешено даже съездить в Париж, и все этим разрешением, разумеется, воспользовались. Я никак не мог поверить, что я в Париже, что стою перед Эйфелевой башней, что передо мной Лувр. Безвестному мальчишке из Магдебурга выпало повидать театры, кино, самые пикантные кабаре французской столицы. Мы целыми днями сидели в уличных кафе, наслаждаясь сливками, свежим молоком, кофе, объедаясь разными вкусными вещами. В Париже было не протолкнуться от наших военных, по улицам города разъезжали наши грузовики и легковушки, но французам, казалось, просто нет до нас дела. Молодые француженки не имели ничего против знакомств с нами, эта неделя в Париже была настолько восхитительной, что у меня просто не было физических сил возвратиться в Шербур, в 7-ю танковую.

С июля по сентябрь мы готовились к вторжению в Англию. Подготовкой руководил герр генерал, посвежевший, хорошо отдохнувший. Мы целыми днями разучивали приемы погрузки моего радиоприцепа на импровизированную баржу, где без конца закрепляли его канатами, потом вновь их развязывали и снова ставили прицеп на землю. Разучивали особые свистки – сигналы. Один свисток означал разгрузку, два – занять оборону, три – открыть огонь прикрытия. Осваивать приходилось очень многое, и на это уходили все дни. К сентябрю месяцу герр генерал был убежден, что 7-я танковая и 2-й полк СС «Дас Райх» полностью готовы к проведению операции «Морской лев».

А вечерами и ночами приходилось сидеть в радиоприцепе рядом с командным пунктом герра генерала, вслушиваясь в эфир, следить за радиообменом по ту сторону пролива Ла-Манш. Би-би-си использовала особый код для передачи указаний французскому Сопротивлению в Париже. Надо сказать, эта радиостанция преуспела в выработке систем кодирования – для этих целей использовались и самые, на первый взгляд, обычные слова, и даже невинные эстрадные песенки. Но для французов, кому они были адресованы, они означали совершенно конкретные вещи. Не раз мне казалось, что я сумел расшифровать тот или иной код, но герр генерал на удивление холодно относился ко всем моим стараниям.

– Расшифровал, говоришь? В таком случае, поделись соображениями с абвером. А мне необходимо заниматься планированием предстоящей войны.

Я не раз обращался к герру генералу с вопросом касательно своего будущего в рядах 7-й танковой, о возможном переводе из СС в вермахт. Но он успокаивал меня: советовал не торопиться с переводом, поскольку в СС, по его мнению, для человека моего возраста с головой на плечах потрясающие возможности сделать карьеру. Хотя, если я настаиваю на переводе в вермахт, он, разумеется, целиком за и обещает полное содействие. К концу августа все бумаги для такого перевода были подготовлены и пересланы в ОКВ.

В сентябре практическая подготовка была завершена. Однако с вторжением сухопутных сил в Англию почему-то медлили, предпочитая бомбардировать ее с воздуха силами люфтваффе. Примерно тогда же из ОКВ и СС пришел отказ перевести меня в ряды вермахта. Я получил приказ прибыть в главное управление СС в Париже за новым назначением.

Герр генерал приложил массу усилий помешать этому, однако так и не смог. ОКВ, ОКХ и СС имели возможность проводить свои решения на достаточно высоком уровне. Герр генерал намекнул мне, что разрабатываются весьма и весьма серьезные наступательные операции, но где именно, об этом он не сказал ни слова. И не уставал повторять, что всем нам предстоит доверять своим лидерам, несмотря на личное к ним отношение.

Я много раз спрашивал герра генерала, все-таки где именно развернутся эти наступательные операции? Я просто ума не мог приложить, где еще Германия может готовить удар и для чего. Я до сих пор свято верил в договор о ненападении с Советским Союзом и не знал, что даже Африка – яблоко раздора. Герр генерал предпочитал не касаться этих тем в разговорах со мной. Я догадывался, что ему известно куда больше, но, вероятно, он был связан определенным обязательствами о неразглашении совершенно секретных сведений. А может, просто не хотел нагонять на меня страху.

И вот одним погожим сентябрьским утром я был вызван на КП генерала Роммеля. На чашку кофе. Потом мы пожали друг другу руки на прощанье, Тогда я в последний раз видел генерал-майора Эрвина фон Роммеля. За все последующие годы я получил от него четыре письма.