Текст книги "История триумфов и ошибок первых лиц ФРГ"

Автор книги: Гвидо Кнопп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Чуть позже теле– и фотокамеры вновь обратились на канцлера. Он сидел с закрытыми глазами, не двигаясь. Депутаты бундестага только что вынесли ему вотум недоверия. Было решено, что «Немецкий бундестаг выносит бундесканцлеру Гельмуту Шмидту вотум недоверия и выбирает его преемником, бундесканцлером ФРГ, депутата Гельмута Коля. Мы просим федерального президента Карла Карстенса дать доктору Гельмуту Шмидту отставку». Президент объявил результаты голосования: Гельмут Коль был избран 256 голосами депутатов бундестага федеральным канцлером при 4 воздержавшихся и 235 проголосовавших «против».

Второй канцлер социал-демократ был отстранен от власти. Но даже в поражении Шмидт показал себя человеком и политиком мирового масштаба: он подошел к своему преемнику и поздравил его. Гельмут Коль, который намного выше и крупнее Шмидта, слегка поклонился во время обмена рукопожатиями, выразив свое уважение бывшему канцлеру и его поздравлению. Депутаты бундестага аплодировали стоя. Их аплодисменты предназначались как прежнему, так и будущему канцлеру, но в первую очередь той сцене, которая проходила перед их глазами – двое соперников с достоинством приветствовали друг друга после политической битвы.

После обеда Гельмут Шмидт получил во дворце Шаумбург из рук федерального президента Карла Карстенса свидетельство об отставке. До этого он попрощался с бундесвером, это было для Шмидта само собой разумеющимся, ведь на протяжении всей своей политической карьеры он успешно работал над тем, чтобы смягчить отношения между СДПГ и армией. Ранним вечером перед центральным штабом СДПГ Шмидт в лихо заломленной кепке лоцмана, с энергично вытянутым вперед подбородком, под моросящим дождем смотрел на факельное шествие, которое организовали его приверженцы из Рурской области. В шествии участвовали не молодые люди, примелькавшиеся на демонстрациях в поддержку мира во всем мире, а старые промышленные рабочие, сохранившие верность Гельмуту Шмидту и его политике.

Вечер отставной канцлер провел в своем старом кабинете. Ничто не напоминало о том, что отсюда Гельмут Шмидт управлял республикой: картины Нольде и портрет Августа Бебеля были сняты и убраны. В Шаумбург доставляли горы цветов, а сотрудники Шмидта приняли более тысячи ободряющих звонков и телеграмм. Однако ничто не могло изменить настроение бывшего канцлера и его команды. Уже перед уходом Шмидт сказал своему пресс-секретарю Клаусу Бёллингу: «В общем и целом, было совсем не плохо».

Патриот
Гельмут Коль

«Только дураки выжидают. Никто, кроме меня, не готов также принимать решения».

«Я не встаю с утра с мыслями: “Сегодня я снова должен внести пару строк в книгу истории”».

«Политику более всего нужен характер».

«Я на стороне папы Иоанна XXIII, который как-то сказал: “Джованни, не воспринимай себя так серьезно”».

«Я не из тех пижонов от политики, которые не знают, что такое регламент и как выглядят часы».

«Федеральный канцлер, довольный своей работой, готов к отставке. А я еще многое хочу исправить».

«Мой вес – это государственная тайна».

«От капусты (Коль – в переводе с немецкого «капуста») пучит, но она кормит тех, кто ее растит».

Гельмут Коль

«Одной из его сильных сторон было то, что его недооценивали».

Хорст Тельчик, советник Коля

«Наш выходец из Пфальца охотно играет роль патриарха Он заботится о своих, но это не означает, что все обязаны поступать так, как он захочет».

Вольфганг Шойбле, председатель ХДС

«“Феномен Коля” характерен еще и тем, что его друзья постоянно должны бороться».

Бернхард Фогель, премьер-министр ГДР

«Он может охватить широким взглядом все причинно-следственные связи, детали он не любит и предпочитает, чтобы ими занимались узкие специалисты».

Лотар де Мезьер, последний премьер-министр ГДР

«Коль – сильный, верный своим принципам руководитель, который заслужил уважение Соединенных Штатов Америки».

Джордж Буш, бывший президент США

«Он хороший друг, и он не изменился с тех пор, как Германия пережила этот исторический переворот».

Фелипе Гонсалес, бывший премьер-министр Испании

«Человек, которым я восхищаюсь больше всего, – это Гельмут Коль. Он настоящий государственный деятель, которому удалось в короткое время объединить страну и сыграть фундаментальную роль в европейской политике».

Флавио Котти, бывший президент Швейцарии

«Коль не нуждается в идеологии, он – нечто само собой разумеющееся. Этим он отличается от своих предшественников. Они олицетворяли собой программы, традиции, те или иные ценности и были в основном канцлерами “для” ФРГ. Коль – это первый канцлер “самой” ФРГ».

Жан Филипп Реемтсма, писатель, филантроп

«Конрад Аденауэр перевернулся бы в гробу, если бы увидел своего внука за работой».

Оскар Лафонтен, председатель СДПГ

«Он только теперь постепенно понял значение экономии. Спустя 14 лет на посту. Очень вовремя».

Гельмут Шмидт

«Его решающая ошибка заключалась в том, что он не подвел итог самостоятельно».

Ганс-Йохен Фогель, бывший председатель СДПГ

«При всех его успехах, перед которыми я, вне всякого сомнения, преклоняюсь, Коль истощен, как и его правительство. Его нельзя в этом упрекать. Но в случае необходимости упрекнуть его можно в том, что он не распознал этого прежде и не оставил место для молодежи в своей собственной партии».

Герхард Шрёдер, федеральный канцлер

«Мой муж – бегун на длинные политические дистанции».

Ханнелоре Коль

«Он не боится никого и ничего».

Хильдегард Гетри, сестра Коля

«Он человек, лишенный пустословия. Он может найти подход к любому, умеет взять необходимую интонацию».

Траудль Херрхауэен, супруга убитого банковского управляющего Альфреда Херрхаузена

«Называть Коля человеком единения я считаю несправедливым. Даже через 10 лет после единения из-за процесса, который сформировал Коль, Германия все еще зовется: разъединенная отчизна».

Ганс Модров, бывший премьер-министр ГДР

В воскресенье 26 ноября 1989 года в маленьком местечке в Пфальце вершилась история. Ее инструментом была передвижная пишущая машинка, которая когда-то давно послужила получению докторской степени. Местом заговора был домик в Оггерсхайме под Людвигсхафеном, тихое и уютное пристанище шестого федерального канцлера. Супруга канцлера Ханнелоре проворно печатала на машинке план, который вскоре должен был взбудоражить весь мир. У таинственного опуса было десять важных пунктов. Уже накануне двое духовных лиц дали ему свое благословение, это были братья Рамштеттер, они уже не раз помогали канцлеру словом и делом в качестве его духовников и советчиков. Ради безопасности канцлер и на этот раз прибегнул к своему любимому рабочему инструменту – телефону.

Отстраненный от власти бывший министр обороны Руперт Штольц был нужен сейчас как специалист в области права. Речь шла о таких формулировках, как «федерация» и «конфедерация», чрезвычайно актуальных для внутреннего устройства Германии. Программа из десяти пунктов прямо не преследовала целью вызвать новозаветные ассоциации, но советник канцлера Хорст Тельчик знал, что это число неизменно производит впечатление на публику. Именно он приложил руку к наброску. План должен был оставаться тайной вплоть до официального объявления в парламенте. Даже вице-канцлер и министр иностранных дел Ганс-Дитрих Геншер не должны были знать о нем. Круг посвященных был очень узким.

Программа из десяти пунктов Гельмута Коля, его план пути к единству Германии, прочитанная им перед бундестагом 28 ноября 1989 года, достигла цели. Теперь канцлер мог чувствовать себя снова на гребне волны, он снова был хозяином положения, а еще несколько месяцев назад казалось, что удача ускользает у него из рук.

Эта инициатива отметила два поворотных момента: она совершенно определенно была отчетливой цезурой на пути к немецкому единению. Она же представляла собой важную веху в карьере канцлера. Единство и сила стали с этих пор неразрывной парой в жизни Гельмута Коля. Теперь можно было натянуть лук потуже и признать возрождение «канцлерской демократии». Благодаря поразительному плану, считают политологи, Коль шагнул от «демократии одобрения», ограниченной постоянными перестраховками, к господству канцлерской власти. Возможно, наступал такой период, когда историю опять писали в основном «мужи», а не политические «структуры». И конечно же перемена на Востоке была обусловлена и системой за железным занавесом.

Двенадцать напряженных месяцев между сороковой годовщиной ГДР и днем объединения Германии были периодом смены двух эпох, вдохновленной канцлером и вдохновившей его продолжать свою деятельность. Переменой, которая зародилась на вершине двугосударственного устройства – через 40 лет после его установления и, в конце концов, разлилась по горизонту немецкого единства. В начале была темнота первых «сумерек канцлера», в конце – зенит карьеры Гельмута Коля. С этих пор никто уже больше не отнимет у него право называться «канцлером единства».

В этом волнительном и волнующем периоде сконцентрированы все аспекты, которые направляли политическую карьеру жителя Пфальца: высоты и глубины, сильные и слабые стороны, успех и поражение, похвалы и упреки. Также, как и его понимание власти, его стиль правления и точка зрения на собственную партию.

Гельмут Коль относился к правителям, которые начинали в одну эпоху и оказывались в другой, которым вы пал счастливый жребий иметь отношение к установлению нового порядка в исключительной ситуации. Для канцлера, как и для любого немца, это было самое захватывающее со времен войны время.

Вначале Коль был вне игры. Летом 1989 года казалось даже, что он выбросил белый флаг и лелеет мысль об отставке. Ему больше ничего не удавалось, и интриганы пытались выдворить его из председателей партии. Опросы подтверждали, что его популярность находится на самой низкой отметке – на восемнадцатом месте в списке политиков, упоминаемых чаще всего, – после Шрёдера, Лафонтена, Фишера и Шарпинга. Выборы в Берлине, муниципальные выборы в Гессене и европейские выборы закончились поражением ХДС. СПГ пыталась благодаря этому поражению опочить свою программу, да и со стороны партии-побратима был направлен встречный огонь.

Но самым ужасным для Коля была ускользающая поддержка «его» партии. Она была для него с давних пор не только политической родиной – она была опорой его власти. Но теперь казалось, что вокруг сплошные «заговорщики», даже в самом близком окружении. Старый попутчик из прошлых времен на Майне, верный друг Хайнер Гайслер, стоял на передовой так называемой «фронды», в которой были и Лотар Шпет, Рита Зюсмут и Курт Биденкопф. Их основным опасением было, смогут ли они выиграть следующие выборы с Колем во главе партии, и это опасение было не совсем безосновательным, если смотреть на результаты исследований общественного мнения. Гайслер хотел нанести решительный удар, вырвать ХДС из «оцепенения», привнести новые идеи, обеспечить большую дистанцию от СПГ и ХСС и, наконец, сделать сдвиг влево, чтобы переманить избирателей у СДПГ.

С Колем добиться этого было невозможно. Он опасался за постоянство правительственной коалиции, при которой он всегда был завязан на двоих партнеров, – СПГ и ХСС. К тому же республиканцы показали, что существуют и более правые голоса, чем голоса Союза, а это необходимо было предотвратить. Гайслер хотел создать нового кандидата на пост руководителя партии до партийного съезда в Бремене. Коль был полон решимости обратиться к Генеральному секретарю. «Этот человек убивает меня, – жаловался он. – Он не может этого делать». «Он не может этого сделать», – поддакивал его собеседник.

Была ли партия скорее инструментом или больше поправкой своего шефа? Этот вопрос тоже висел в воздухе. Здесь для Коля речь шла о консервации. Для него партия с давних пор была средством достичь власти и влияния. Совсем иначе, чем его предшественник, Гельмут Шмидт, он строил свой авторитет на положения в партии. Он не был харизматическим лидером, который внушал уважение к себе как личности, напротив, он внушал основному составу партии другую мысль: «я – часть вас».

ХДС был его родиной и в эмоциональном плане. На ее верхушке он пробивался вверх, с локального масштаба и до Союза. Родившийся в 1930 году в Людвигсхафене-Фризенхейме как сын финансового работника, он уже шестнадцатилетним юношей вступил в недавно образованный Христианский Демократический Союз. Он хотел стать депутатом, что ему и удалось – он был способен пробивать себе дорогу, доминировать и быть напористым, он и был таким. После того как в возрасте 39 лет он в роли «молодого дикаря» получил должность премьер-министра в Рейнланле-Пфальце, он вытягивал отсталую федеративную республику решительными реформами. Но и Майнц остался всего лишь этапом. Он заставил ХДС присягнуть себе, в 1973 году стал его председателем и способствовал тому, чтобы превратить его в современную народную партию. В 1976 году 46-летний кандидат в канцлеры Коль собрал для ХДС урожай в 48,6 % голосов, почти абсолютное большинство. Кандидатуру своего конкурента и верного друга Штрауса он терпеливо пересидел на следующих выборах. В 1982 году он стал бундесканцлером христианско-либеральной коалиции. «Коль – это ХДС», – писала одна из газет через десять лет после вступления его в должность в Бонне. В самую точку.

Когда после вотума недоверия Гельмуту Шмидту Коль подал руку своему предшественнику, ему было ясно: поддерживать канцлера должна его партия – и его партнер по коалиции. Шмидт, чей имидж государственного деятеля не ставился под сомнение, которому весь мир оказывал уважение, который всегда оставался верным своим принципам, который крепко держался за «двойное решение» НАТО, потерпел поражение потому, что СДПГ отказалась последовать за ним. Коль сделал из этого выводы, и гораздо охотнее стал обычным посредником. Так что ему пришлось сесть на шпагат от правого крыла ХСС до левого крыла СПГ. До самого «переворота» он казался скорее выжидающим, боящимся конфликтов и идущим на компромиссы канцлером, который больше всего заботится о сохранении власти. Только так можно объяснить упреки в его слабом правлении. Но власть никогда не была для него самоцелью, она была его движущей силой. Кто хочет создавать, говорил Коль, тому она просто нужна; либо вся власть в мире – либо совсем никакой.

При этом баланс в правительстве был совсем неплох. Вместе с Гансом-Дитрихом Геншером Коль отстоял «двойное решение» НАТО – это имело исторические последствия. Кроме того, дефицит экономики пошел на убыль, как и уровень инфляции. Конъюнктура снова подскочила, но безработица все еще упрямо не хотела падать. Именно от нее Коль потерпел поражение в конце своего правления. Афера Вёрнера – Кислинга, скандал вокруг партийных пожертвований, Битбург – вот пункты из списка потерь канцлера. Его осыпали насмешками из-за его поражений, он, казалось, не упускал ни единого случая «подставить всем мозоль» – настоящая жертва для карикатуристов. Вряд ли еще какому-нибудь государственному деятелю приходилось выдерживать такой шквал насмешек.

Успехи в области экономической политики в конце 1980-х годов не могли скрыть ощущения надвигающейся стагнации. ХДС тоже жаловался на нехватку плюрализма и перспектив. Казалось, что Коль, как уверяли его противники, не мог предложить никакого выхода.

Что делать? Тот, что хотел свергнуть его, должен был вначале заручиться поддержкой большинства партии.

Коль с грехом пополам выпутался из этого во время летнего отпуска 1989 года, который провел как обычно, на озере Вольфгангзее в Австрии. Каждый год одно и то же место для отдыха – многим это казалось признаком спокойствия и незыблемости, тогда как другим это казалось банальным и удобным. Хотел ли Коль снова пересидеть свои проблемы в Санкт-Гильгене? Снова и снова его упрекали в том, что он не дает точных ответов на неотложные вопросы. Но для Коля правила поведения состояли в том, чтобы не вмешиваться слишком рано, не связывать себя решениями, а взвесить все, посмотреть, как развиваются конфликты – так есть шанс прожить дольше.

Канцлер использовал для этого недели в июле и августе 1989 года. Он изготовил смесь, которая должна была окрылить его и перебросить из партийной политики в общенемецкую политику.

В партии он прозондировал настроения вплоть до внешнего крыла ХДС, удостоверился в поддержке соратников. Коль методично обзванивал один земельный союз за другим. Премьер-министр земли Баден-Вюртемберг, Лотар Шпет, был готов заменить собой Коля. «Умник», как его называли, все-таки был третьим в списке любимых немцами политиков.

И все же Коль узнал, что партия, пожалуй, на его стороне. Несмотря на это, поднялась большая волна возмущения, когда он скромно сообщил Хайнеру Гайслеру, что его время в качестве «генерала» подошло к концу. Но и «путчисты» находились в тяжелом положении. Быть канцлером, но не руководителем партии, было для Коля недопустимо. Для обмена ударами противникам не хватало как надежды на успех, так и мужества. Шпет не стал выставлять свою кандидатуру.

Хотя Коль во время решающего партийного съезда в 1989 году и потерял пару перьев, группа его противников теряла их целыми пучками. После чего вырисовались различные варианты обращения с оппозиционерами в партии, например, предложение занять высокий государственный или правительственный пост. Противница Коля Рита Зюсмут стала президентом бундестага. Хайнер Гайслер, напротив, отклонил предложение стать федеральным министром внутренних дел, и теперь окончательно впал в немилость. Канцлер приказал основательно почистить в доме Конрада Аденауэра.

Лотар Шлет почувствовал на себе всю меру злорадства Коля. В разговоре с репортером телеканала Второго немецкого телевидения (ZDF) Гюнтером Яухом Коль сказал: «Если я прихожу на партийный съезд ХДС или СДПГ с явным намерением низложить председателя, и мне это не удается – то я проиграл. Если я иду на футбольный матч, заявляя перед ним, что хорошенько их отделаю, и проигрываю, как вы прокомментируете это вечером по второму каналу? Вы скажете, что я был слишком самонадеянным, и теперь проиграл. И то же самое происходит в политике».

То, что итоговая разборка с большим председателем в Бремене не состоялась, а Коль в результате вышел из конфликта более сильным, имело и другие причины.

Летом 1989 года все большее значение приобрела тема, которую многие современники уже выбросили на свалку истории: вопрос о единстве нации. Поиск политических ответов в это время фундаментальных перемен, казалось, может помочь канцлеру выйти из затруднительного положения.

Первый ключевой момент: в период своего падения прохладным летним вечером в июне 1989 года Коль с Михаилом Горбачевым гуляли по саду дворца Шаумбург. Тогда ему показалось – как он потом описывал, – что он почувствовал что-то вроде движения мировой истории.

Горбачев развязал революцию внутри своей страны и позволил государствам соцлагеря все чаще идти своим собственным путем. Чем больше беженцев из ГДР стремилось в ФРГ через Венгрию и прочие соседние страны, тем очевиднее становилась агония государственной системы ГДР и тем острее становился «немецкий вопрос».

Во время летнего отпуска в Санкт-Гильгене еще один государственный деятель подал сигнал – на этот раз по телефону. Венгерский премьер-министр Миклос Немет но обещал, что он не будет отсылать назад граждан ГДР, стремящихся выехать из Венгрии в ФРГ. Коль увидел свой шанс проявить активность в «немецком вопросе». Начать работать над ним значило решить и собственные проблемы. Одновременно с этим он никогда не терял из виду мечту о немецком единстве. И действительно, эта тема должна была открыть новые перспективы не только перед ним, но и перед его партией и правящей коалицией.

Спустя пару дней, в августе 1989 года, произошло неожиданное событие: Коль летел назад в Берлин на двухмоторном реактивном самолете. Сразу после старта самолет содрогнулся от треска, похожего на выстрел. Пилоту удалось без потерь посадить машину. В правой двигательной установке была дыра размером с кулак – результат удара птицы. Ворон едва не стал причиной падения и был на волосок от того, чтобы сыграть роль злого рока.

С политической точки зрения Колю выпало счастье, как еще не раз будет происходить с ним на пути к единству Германии. Он и сам в этом с удовольствием признавался. Так, например, вышло, что успех в вопросе беженцев совпал с бременским заседанием партии. В конце августа федеральное правительство пригласило премьер-министра Немета и его министра иностранных дел по имени Дьюла Хорн на секретную встречу в замке Гюмних. Коль неоднократно спрашивал, просит ли Венгрия что-то взамен разрешения жителям ГДР выехать через страну: «Венгрия не продает людей», – возражал Немет. Премьер-министр так рассказывает о реакции канцлера: «У него почти стояли слезы в глазах. Он сказал мне: «Немецкая нация никогда не забудет, какое вы приняли решение».

Тем не менее Коль позаботился о том, чтобы предоставить кредит размером в 500 миллионов марок при соблюдении льготного периода, о котором давно просил Будапешт. Политика была для него обменом.

Казалось, судьба отблагодарила его за это прекрасным стечением обстоятельств: выезд беженцев из Венгрии был назначен на ночь с 10 на 11 сентября 1989 года. И именно этим вечером состоялся традиционный прием для представителей прессы перед партийным заседанием ХДС. Коль использовал милость судьбы и попросил Венгрию объявить распоряжение о выезде не раньше 20.00.

Так что канцлеру, в конце концов, выпала честь объявить, «что начиная с сегодняшней ночи, ровно в полночь, немцы могут выехать из ГДР через Венгрию в любую страну по своему выбору». Стая журналистов, с нетерпением ждавшая узнать что-нибудь новое о ссоре Гайслера с Колем, полностью переключилась на эту новость. Так элегантно Коль перенаправил внимание с внутрипартийных проблем на свою роль главы правительства.

О каком путче могла идти речь, когда на экранах телевизоров мерцали кадры со счастливыми людьми, которые готовы были вкусить страстно желанной свободы?

В этой ситуации на мировой арене Коль казался необходимым звеном, и это впечатление было продумано. Так что первым зернам единения немцев канцлер может быть обязан своему возвращению из Бремена.

Это была одна из начальных глав истории власти и единства страны. После заседания партии у Коля обострились проблемы со здоровьем: принимая во внимание запущенное заболевание простаты, не удалось обойтись без операции. В этот период приближался еще один исторический момент. Ежедневно сотни людей ломились через забор дворца Лобковиц, здания немецкого посольства в Праге, в надежде добиться выезда в ФРГ. В конце сентября беженцев было уже около 4000 человек. Все это происходило в невозможных условиях, многим семьям пришлось разбить лагерь под открытым небом. Эти драматические кадры обошли мир.

Министр иностранных дел ФРГ Геншер и его коллеги по должности из ГДР, Оскар Фишер, встретились в безопасной обстановке ООН в Нью-Йорке, чтобы прийти к компромиссу. Обе стороны пришли к соглашению дать возможность беженцам из Праги выехать через территорию ГДР на поезде, Восточный Берлин называл это «выслать».

Но кто должен был сообщить радостное известие самим беженцам? При том, что и канцлер, и вице-канцлер единодушно поддерживали процесс объединения, их честолюбивые желания часто противоречили друг другу. Внутренние события в Германии не подлежали ведению министерства иностранных дел, а ГДР, согласно правовым взглядам Бонна, не являлась заграницей. Коль поставил политику Германии на первое место, практически привязал ее к канцлерскому ведомству. Министерство внутренних дел играло второстепенную роль.

Однако сейчас речь шла о посольстве в Праге, а оно было не чем иным, как филиалом министерства иностранных дел и подчинялось ответственному за него министру. Так что на встречи иногда рвались приехать сотрудники с обеих сторон. Коль признает, что его очень привлекала перспектива поехать в Прагу, но врачи запретили ему переезды.

Сопровождать Геншера должен был руководитель канцлерского ведомства Рудольф Зейтерс. Казалось, что Геншеру не хочется видеть Зейтерса в своей команде, что очень раздосадовало канцлера, как пишут биографы Коля Дикман и Ройт. Не соберет ли министр иностранных дел «урожай популярности» в одиночку? Этой темой активно спекулировали в окружении Коля.

В воспоминаниях Геншера это выглядит иначе, он не имел ничего против сопровождающего из ведомства Коля. Ведь коалиция могла таким способом показать свое единство. Но сразу же после взлета самолета ВВС Германии с обоими политиками на борту спешное сообщение облетело бегущей строкой все информационные агентства: министр иностранных дел находится на пути к Праге.

Для Коля это было оскорблением, ведь существовала недвусмысленная договоренность о конфиденциальности. Зейтерс вообще не всплыл в сообщении, так что легко было догадаться, откуда оно появилось или откуда было направлено. Теперь весь мир знал: Геншер в пути. И все же это был один из великих моментов на пути к единству Германии. На балконе дворца Лобковиц разыгралась следующая сцена: Геншер решительно подошел к микрофону, сделал паузу, чтобы наступила тишина, и после нескольких вводных предложений заявил напряженно вслушивающейся толпе: «Мы прибыли к вам, чтобы сообщить, что ваш отъезд сегодня…» – остальные слова потонули в крике радости и облегчения. Заиграл национальный гимн – «единство, право и свобода немецкой отчизне». «И сегодня, оглядываясь на прошедшие годы, – пишет Геншер, – меня при этих воспоминаниях все еще охватывает сильное волнение».

Коль был вне себя из-за способа, которым Геншер вписал себя в исторический момент. Человек канцлера Зейтерс был буквально вытеснен на край балкона, в то время как министр иностранных дел переживал звездный час своей карьеры. Коль точно знал, насколько значимым был этот жест для общественности. При всей радости за людей, Коля не покидало чувство, что другие собирают урожай совместной правительственной политики.

Наконец наступило судьбоносное 7 октября, 40-я годовщина нелюбимой на Западе республики. В Восточном Берлине повсюду прошли демонстрации с флагами и факелами. Танки и ракетные лафеты гордо провезли через весь город. Это было похоже на последнее улучшение, дарованное больному перед смертью. ГДР готовилась быть смытой волной времени. Социалистический режим в последний раз показал зубы. Во время многих демонстраций, особенно в Восточном Берлине, были слышны не только инспирированные государством восторги, но и громкие протесты; более 3000 участников протестов были арестованы, многие избиты дубинками. Перед зданием «Нойе Вахе» самый авторитетный политик подвел последнюю черту под происходящим – Горбачев заявил: «Кто поздно встает, тому бог не подает».

Хонеккер и СЕПГ снова «повернулись лицом» к Москве. СЕПГ поздравила китайское правительство с кровавым подавлением студенческих протестов на площади Тяньаньмэнь в Пекине. Поползли слухи, что во время следующей большой демонстрации в Лейпциге, назначенной на 7 октября, в дело будут пущены танки. Спасибо Горбачеву, до этого дело не дошло. Коль относительно далеко зашел со своими упреками Хонеккеру, когда сказал: «ГДР одна несет ответственность за немирную политику в стране и за ее пределами». На Западе вслух высказывались опасения, что ФРГ слишком торопится разобраться с «делами Германии». Коль понимал чувства «тушителей», но тем больше он прилагал усилий, чтобы убедить кремлевское руководство, что «федеративная республика не заинтересована в хаосе в ГДР», а также выразил надежду, что «чувства там не перельются через край». Коль хорошо умел взять себя в руки. «Горбачевомания» среди населения ГДР, давление «гласности» и «перестройки» уже были достаточным вызовом для режима Хонеккера. Время работало против СЕПГ.

Коль больше не выпускал из рук внутриполитические и внутрипартийные дела, более всего заботясь о необходимой дистанции с оппозицией. Она облегчала ему задачу. Фолькер Рюе упрекнул СДПГ в «переменах благодаря втиранию в доверие». Некоторая часть социал-демократов склонялась к тому, чтобы признать ГДР с точки зрения международного права и дать ее гражданам право на отдельное государственное гражданство – как противодействие широким реформам.

Эксперт СДПГ по иностранным делам Норберт Ганзель признал положение щекотливым и посоветовал товарищам лозунг «перемена на расстоянии». Но единая линия поведения так и не была выработана, СДПГ не смогла идти в ногу со стремительно развивающейся ситуацией. Кроме того, у Коля было значительное концептуальное преимущество в вопросе о Германии.

Уже во время своего первого правительственного заявления в 1982 году и в последующих дебатах он занимал такую позицию: «Для нас политика Германии всегда будет больше, чем немецко-немецкие отношения, это будет вопрос единения наций… мы, немцы, не смиримся с разделением нашей родины». И далее: «Разделение Германии это еще и разделение Европы. Поэтому политика Германии должна быть понята как вклад в дело европейского единения…» К этому сложно что-нибудь добавить.

Правда, кто делает из этого вывод, что Коль систематически работал над вопросом единения, скорее питает легенды. Принципиально христианско-либеральная коалиция была завязана на немецкой политике социально-либеральной эпохи. Смещение акцентов после 1982 года случилось постольку, поскольку было более четко обозначено системное противостояние с ГДР. К тому же правительство не упускало возможности все время заново намекнуть на немецкий вопрос, что часть оппозиции все больше обозначала как «позавчерашний день».

Оперативную политику единения, которой требовали голоса правого крыла ХДС, Коль отклонял так же, как и Геншер. Политика пошагового сближения продолжалась, например, в виде кредита на миллиард, который задумал Франц Йозеф Штраус. На этом примере хорошо видно, как Колю удалось переманить самых отчаянных противников прежней «восточной политики» на свою сторону.

За визит Хонеккера в 1987 г. Коля критиковали в его собственной партии. Но Коль использовал это для того, чтобы указать на больное место: «Люди Германии страдают от разделения. Они страдают под стеной, которая буквально стоит у них на пути и отталкивает их».

Общий итог должен звучать так: «набор политических программ» был до 1989 года, как и другие области политики, подчинен системе гарантии власти Коля. Осенью 1989 года, после падения Берлинской стены, он наконец начал использовать свой авторитет для достижения единства нации.

Когда в начале ноября массовые протесты в ГДР достигли точки кипения, а исход через соседние страны принял гротескные и драматические формы, Коль после телефонного разговора с президентами США и СССР – Джорджем Бушем и Михаилом Горбачевым – решился на коренные изменения в немецкой политике. Предложения обширной финансовой помощи федеральное правительство связало с концом монополии СЕПГ на власть. Вместо подчеркиваемого «невмешательства» речь шла теперь о «мирном вмешательстве».