Текст книги "Цой жив еще (СИ)"

Автор книги: Григорий Ярцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 14

Сбивчивое дыхание противилось, не желая выравниваться. Цой с шумом втянул носом воздух, и остатки пыльцы ударили в мозг с новой силой. Становилось спокойнее от мысли, что не приходилось делить ни с кем голову. Как раз тогда и вспомнил, что намеревался сделать. Не поднимаясь, нащупал ролл на ремне ранца; деления слились с темной поверхностью – сигнала нет. Надиктовал сообщение:

– Гм. Анна? Здесь люди, – ему вдруг захотелось услышать ее голос, но ролл хранил молчание. – Здесь есть люди. Какие-то тронутые, но люди. И ребенок. Пока все.

Глухие шаги гиганта доносились обрывками, разряжая воздух. Искатель подполз к краю и с трудом разглядел пятно, тучно движущееся в дымке меж тусклых прожилок света. Повел рукой над бездной: ни следа от поднявшего его воздушного потока. Таких ненормалий не встречал прежде, и откуда взялась эта, гадать не стал.

Вокруг разрастались трещины света, одну из которых Цой ошибочно счел расщелиной наружу. Подкрался за пару шагов и прильнул лицом, желая уловить хотя бы обрывистое дуновение ветерка, но приблизившись, признал, что ошибся. Уткнулся лбом, вспоминая просторы Каторги; духоту и прохладу, крики птиц, шум листвы – все осталось за стенами и казалось недосягаемым. И все же кое-что не изменилось – духота; он пропотел, остатки одежды гадкой прохладой облегали тело. Цой не знал, являлся ли спертый воздух причиной участившегося дыхания и тягостного ощущения в глотке.

Все чаще и против воли посещали мысли о том, что никогда больше не увидит нескончаемых просторов диких земель; чем сильнее противился им, тем навязчивее становились.

Возвышенность, на которую забросило, вела к очередной пещере, вход в которую напоминал наконечник стрелы. Лаз намного просторней, чем встреченные им ранее. У самого входа вызвал проекцию карты еще раз и пока рассматривал, заметил, как свет ролла высветил на темном полотне пола краешек каракули. Позабыв о самой карте, Цой направил ее свет в сторону, и перед взором раскинулась целая цепочка рисунков. Следуя им, углубился в тоннель. Выписанные линии тянулись по стенкам: то плавные, то рваные, совсем как ненормалии вне Обелиска. Их смысл ускользал всякий раз, стоило только подумать, что беспорядочные очертания складываются в нечто цельное, пусть и далекое от понимания.

Любопытство торжествовало над осторожностью; свет ролла выдавал искателя, но изящество каракуль оказалось сильнее и пленило.

Позабыв обо всем, выхватывал светом столбики, высившиеся по краям. Высокие – выше головы, низкие, едва достигали пояса и средние, по плечо – таких совсем немного. Когда их касался луч ролла, рисунки проступали и на испещренных поверхностях; поблескивало ярко зеленое свечение похожее на языки пламени. Не отводя света, проходил мимо очередной горстки столбиков, как раз тогда и заметил, как хаотичные на первый взгляд линии сложились в единую картину. Отступил на пару шагов – композиция рассыпалась, прошел вперед – собралась. Искатель пришел в такой восторг, что повторял процедуру несколько раз, а когда наигрался, попытался вникнуть в суть изображения.

То, что прежде считал зеленым огнем, предстало подобием фона, на котором не закрашенные участки изображали людей в плащах, но без масок. Вместо них самые обыкновенные лица. Стояли в ряд, наблюдая за бегущим внизу человеком, куда или от кого бежал – не ясно. Запечатленная фигура в балахоне имела две пары рук и ног.

Вот уродец, мелькнуло в голове искателя, а еще себя ненормальным считал.

Вспомнил о столбиках, оставшихся позади, и поспешил вернуться, надеясь обнаружить следы других художеств и, быть может, понять, кто и зачем их оставил.

Получал удовольствие, наблюдая за тем, как образ неожиданно появлялся из каши нарисованных форм. Картинка сложилась во что-то невероятное: те же фигуры, выписанные на высоких столбиках, стояли в ряд и наблюдали за человечками, изображенными на средних. Они, как понял Цой по бечеве, тянущейся к столбикам, были привязаны к чему-то и пытались добыть нечто из мешанины, показанной в нижнем ряду. Не удержался и коснулся; сначала пальцем, затем приложил ладонь. Почему-то решил, что краска, состав которой остался неизвестным, нанесена довольно давно. Необъяснимо зрели догадки о сюжетах нарисованного, но стоило приметить очередную иллюстрацию и идеи растворялись в желании созерцать.

Подходил не спеша, пытаясь подобрать нужный ракурс и прочитать образ. Низкие столбики, выстроенные в ряд, образовывали дугу, на которой распознал намалеванный полукруг. Второй ряд: столбики повыше, а на них растянутые человеческие силуэты тянулись ввысь к одному, самому большому столбу, из которого ответвлялось нечто напомнившее трезубец. Как не пытался, не мог понять сути. Предполагал, что вытянутые тела описывали летающих людей. Именно так исчез силуэт, оттолкнувший его невидимой силой. Признался себе: не его ума дело и решил, что стоит рассказать о находке Анне; они смышленые, пусть и ломают головы. Осталось придумать, как передать изображения – и, как назло, никаких наводящих мыслей.

Собирался перебраться к следующему скоплению столбиков, когда заметил едва отличимый символ. Приблизился, желая рассмотреть. Столбик открыл глаза – совершенно человеческие, – и посмотрел на него. Искатель сообразить не успел, и то, что секунду назад не отличалось от убранства, оттолкнуло его и скрылось в темноте, порхая мешковатым одеянием.

Еще некоторое время Цой собирался с мыслями и отстраненно смотрел вслед убежавшему. Неужели оно притаилось между рядов и наблюдало за ним с самого начала, а он и не подозревал. Поразительная скрытность и умение слиться с местностью. Направился туда, где исчезла фигура. Никак не мог избавиться от тревожного чувства, что оно наблюдало за ним из темноты; и на каждом столбике пытался отыскать глаза. Обнадежил себя: по крайней мере, не пыталось убить. Пока.

Паутина блеклого света раскинулась на сотни метров вперед и ни намека на встреченное существо. Пот прошибал. Сухость во рту взывала к воде; выпил немного. Озираясь на каждый темный уголок, миновал переплетение тоннелей; одни лунки огромные, от одного вида становилось не по себе, в другие не протолкнуться. От изломленных полос света терялся в пространстве. Кто бы здесь не хозяйничал, все не как у людей. Долгое время в потемках и отрыве от дикой природы Каторги притупило чувство времени. Каждый новый виток похож на предыдущий. Цой активировал карту, когда стало казаться, будто ходит кругами. Скупо улыбнулся, выяснив, что ни разу не повторил маршрута. Проекция карты разрослась, но совершенно не похожа на те, которые привык видеть: нити линий вели в помещения самых размеров.

Сосредоточившись на попытках систематизировать увиденное, не заметил, как налилось хилым светом деление ролла.

– Тесой?

– Да! Да! – сам не понял, как схватился за устройство обеими руками и поднес к лицу намного ближе, чем следовало.

– Люди? – обескураженный голос Анны. – Внутри? Но откуда?

– Нехилая новость, – включилась Щупа, не позволив ответить. – Ты всколыхнул улей, мы тут места себе не находим.

Искатель не привык и не умел говорить сразу с несколькими собеседниками одновременно, но неожиданного для себя самого ощутил радость от осознания того, что не один и не забыт.

– Цой, – тембр директора заставил стихнуть остальных, – ты убил кого-нибудь?

– Нет. Надо? – и призадумался, считать ли сломавшего хребет. В конце концов, не он подбросил несчастного с такой силой.

– Ни в коем случае, – отрезал директор. – Вы говорили?

– Нет.

– Ты не понял языка или причина в другом?

– Все сложно.

– Их много?

– Не знаю.

– Враждебны?

– Гм. Да.

– Слушай. Пока не поймем, кто они такие и как оказались внутри, постарайся не накал... не усложнять ситуацию. У нас есть наработки проектов по поиску внеземных цивилизаций и возможному вступлению с ними в контакт.

– Да. Мне говорили.

– Кто говорил?

– Я еще не понял, – признался искатель, не до конца уверенный в том, что слышал кого-то в голове.

– Тесой? Мне не нравится твой голос, – вмешалась Анна. – Он... нервний. Всио хорошо?

– Да.

Другого ответа не ждала.

– Держись. Ми что-нибудь придумаем. Уже приступили к анализу полученних данних. Они впечатляют и немного пугают, если честно. Не представляю, каково тебе там. Пожалуйста, держись. Как только разбериомся с устройством корабля, сможем сказать больше.

– Тут рисунки. Как показать?

– Рисунки? В смисле на стенах?

– Угу.

– Есть камера, а хотя, – собиралась объяснить, но передумала. – Они рядом?

– Нет.

– Скажи, когда будешь на месте. Я подожду.

Цой приближался к столбикам, встал под нужным углом и сообщил о готовности. Деление на ролле грозило угаснуть, когда заговорила Анна:

– Направь ролл так, будто смотришь в бинокль. Камера. Снимок, – ролл коротко треснул. – Ничего не видно, Тесой, – доложила спустя мгновения. – Сплошная темень. Ах, постой. Камера. Вспишка. Снимок.

Ничего не произошло.

– Камера. Вспи-и-ишка. Снимок.

Опять ничего. Ролл не реагировал.

– Merde! Подожди.

Услышал заразительный смех Щупы.

– Камера. Вспышка. Снимок, – повторила заклинание Вероника и зарница, вырвавшаяся из ролла, на миг сожгла сухую тьму, залив пространство ослепительным светом; стены многократно усилили и отразили эффект и глаза искателя прожгло болью, а самого будто молния ударила; выронил ролл и схватился за лицо.

– Т-сой? – под ногами катался беспокойный голос Анны. Помехи рвали слова. – Ч-о сл-ч-лось?

Цой вытаращил глаза, вытянул шею и мотал головой, пытаясь продраться сквозь окутавшую белую пелену. Постепенно угасала, но он продолжал видеть рисунок, будто отпечатавшийся где-то внутри самих глаз.

– Тесой? Вс-о хор-шо? – голос тонул в шуме.

– Да, – наощупь обнаружил устройство. – Больше так делать не будем.

– Извини. Снимок получили, но... – сделала паузу, – неразборчивий. Уоу! Это анаморфоз, Тесой! Поразительно...

Пока Анна придавалась восторгу и пыталась уловить смысл изображения, искатель поспешил вернуться к месту, где приостановил исследование Обелиска.

– Скажи про язык, – кому принадлежал отдаленно прозвучавший голос, Цой не разобрал.

– Ах, да, Тесой, я знаю, общение не самая твоя сильная сторона, но попробуй вступить в контакт при следующей встрече. Ролл запишет речь, а ми проанализируем.

Цой кивнул.

– Если дальше связи не будет, вернись сюда через два часа. Ролл запомнит дорогу и укажет путь. Береги себя, – тепло пожелала Анна.

– Цой, – обратился холодный голос директора, – помни: ты умрешь и оживешь, а они умрут навсегда. Не повторяй наших ошибок.

Ролл утих.

Чем дальше уходил от места с рисунками, тем сильнее слышал запахи, путавшие мысли. Витиеватый тоннель с узорчатым освещением вывел к многоуровневому атриуму, где линии света ширились и выпирали из стенок подобно корням огромного дерева.

Свет усилился прямо на глазах искателя, но недостаточно, чтобы оттеснить окружавшую его тьму.

Постоянно оглядывался и осматривался, безуспешно разыскивая во мраке те глаза. Нутром чуял, что за ним наблюдают, но не мог знать, откуда: здесь никто не подскажет, ничто не поможет – все ополчилось на чужака; даже воздух морил духотой.

Где-то наверху что-то ровно постукивало и звук, будто преодолевая невидимые барьеры, обрывисто доходил до слуха искателя.

Блуждая, узнал клетки – их ни с чем не спутать. Высоченные и не очень: на одних запекшаяся кровь вперемешку с клочьями шерсти, прутья других вывернуты под устрашающими углами, какие-то и вовсе нараспашку; нечто вырвалось наружу. Знать бы когда.

Не сразу заметил ячейки, вмонтированные в стенки. Похожие на те, что делали жужжалы, чей нектар так любим каторжанами. Правильные симметрически расположенные ряды тянулись на десяток метров ввысь и вширь. Внутри, насколько смог разглядеть за заболоченной прозрачной поверхностью, царила пустота – что хранилось в каморках теперь не узнать. Стоило об этом подумать, как закралась догадка о крохотных формах жизни: насекомые – мелкие пакостники, что днями и ночами гудят в Каторге и мурыжат укусами, влекущими расчесы зудящего тела.

Отстранился от ячейки в миг принятия мысли. Усилилось ощущение, что кто-то следит за ним, насылая разъяснения. Тут же огляделся и ноги подкосило от увиденного наверху. Две сферы араха, опутанные жилами, свисали со скрытого чернотой потолка. Один в один жертвы пауканов. Одного, как понял Цой, не хватало. Того самого, встреченного ими в Резервации. Искатель не знал причин своей правоты. На месте араха порванные темные нити сползали по отвесной стене, а внизу, в месте, куда упал – разбитые сосуды.

Воровато поднимался по массивным платформам, желая добраться до осколков вместилищ, когда ролл заговорил игривым голосом Щупы:

– Говорят, на здоровье не жалуешься?

Цой пытался заткнуть устройство, но Щупу было не остановить.

– Цой, ты вторые сутки в замкнутом пространстве.

Искатель опешил и перевел полный замешательства взгляд на часы; стрелки так и не сдвинулись дальше плашки двенадцати. Во всей суматохе забыл завести.

– Цой?

Он не помнил чтобы спал, не чувствовал и усталости; только ощущение тревоги и нависшей угрозы не покидали, но с этими сжился еще в Каторге.

– Да, – наконец отозвался. – Все нормально.

– Это ты так думаешь. Слушай, у Мимимишки наступил сложный период. Пошли кровавые слезы матки по неоплодотворенной яйцеклетке и сейчас ей лучше не перечить. Я обещала помочь, а мы, знаешь ли, настолько хорошие подруги, что даже циклы синхронизировались, поэтому не спорь и делай, что говорю.

Цой не был бы Цоем, если бы понял все, о чем сказала Вероника, но ее напористость и интонации голоса одолевали самых стойких и не знали поражений. Искатель выслушал.

– Мы не знали, как бы ты отреагировал, поэтому умолчали. Открой ранец и отверни заплатку. Видишь красный блистер? Выдави две таблетки и проглоти. Это ноотропы и антидепрессанты. Сгладят пребывание в замкнутом пространстве.

Цой множество раз перебирал заштопанный ранец, и не удивился тому, что не просек лишнего: красная пластика почти невесома. Как велела Щупа, с треском выжал в ладонь две белых шайбочки, закинул в рот и разгрыз.

– Ты разжевал что ли? – услышав характерный хруст, спросила Щупа. – Ладно, если легче не станет, проглоти еще. Проглоти, слышишь? Это важно.

Искатель мотнул головой, а потом размял шею.

– Как там внутри, Цой?

– Темнота.

– Что, совсем нет света?

– Есть. Немного.

– Расскажи, а лучше сделаем еще снимок, – и прежде чем мужчина успел возразить, женщина, усмехнувшись, добавила: – Расслабь полушария, на этот раз без вспышки. Можешь направить на свет?

Цой вытащил ролл и навел устройство на светящийся корень, похожий на змею, ползущую вниз головой.

– Камера. Снимок, – ролл исполнил команду. – Ого, – Щупа рассматривала полученное изображение, – похоже на растение с биолюминесцентным ферментом, – замолчала, явно раздумывая над собственной догадкой. – Помнишь, что я говорила об отце?

– Да.

– Еще не поздно вернуться. В одиночку с таким не справиться, Цой. Мы поймем.

Он в двух словах, как умел, объяснил, что вернуться тем же путем не получится.

– Тогда давай так: если поймешь, что дело дрянь – найди подходящий сосуд и наполни своей кровью.

Один такой уцелевший и необъятный резервуар, заполненный мутной жидкостью, источал желтое свечение в десятке метров от него. Формой напоминал огромный бутыль гона.

– Это я могу.

– Чудно. Спрячь где-нибудь рядом с роллом и мы, когда будем готовы, отследим по маячку, но, надеюсь, ты все же вернешься и доставишь все сам. Будь как твой сперматозоид. Он пробился и ты сможешь, – Щупа пожелала удачи, сказав, что он может спасти не только ее отца, но и остальных, а затем отключилась.

С каждым шагом пятиметровый сосуд будто увеличивался, излучая необъяснимую ауру ужаса. Искатель против воли представлял, сколько таких, как он, могло там поместиться и, охваченный любопытством, брел к нему, как мотылек на свет.

Вал злобной мощи продолжал нарастать.

Приблизившись, ощутил невероятное паническое чувство, смытое волной спокойствия. Таблетки подействовали, и апатия охватила искателя. Он даже не подумал удивиться тому, что не знал слова, но интуитивно понял значение, описавшее состояние.

Арах, увиденный в Резервации, раздавил колбы, оставив после себя обломки, но вместилище, высившееся перед искателем, уцелело, и мутная жидкость за прозрачным стеклом манила желтым сиянием.

Навстречу выплыл сгусток вязкой жижи, похожей на каплю чернил, выпущенную в воду. Жижа клубилась внутри, подобно зачатку зреющей бури. Цой приблизился и видел, как черная субстанция, будто учуяв его, пришла в движение.

– Что ты такое? – сам не понял, как мысли сорвались с языка, став словами.

Бктрия.

Цой осекся и всматривался во тьму, силясь отыскать то, что вновь пыталось сношать его мысли, но вокруг, как обычно, пустоты и расщелины света.

Паразит, вновь проскользнуло в мозгу. Опсный. Послдний.

Приложил ладонь к вспотевшему стеклу, ощутив холод. Бесформенный ком ответил на касание и прильнул в ответ. Черная жижа застыла внутри, а затем сделала хищный рывок, пытаясь пробиться к искателю, но непреодолимый барьер не позволил. Тогда он узнал в жиже ту самую слизь, что очернила Каторгу и заставила зверей обезуметь.

Цой пятился, но осознавал, что в безопасности – резервуар не пропустит заразу сквозь себя. Гадал, в какие еще отродья вдохнул жизнь Обелиск и проговорил почти шепотом:

– Кто же построил такое?..

Захлестнули запахи, и он услышал ответ, от которого холодок пробежал по спине:

Мня не пстроили. Меня вырастили.

– Обелиск? Смерть? – спросил искатель, с трудом держась на ногах и страшась узнать ответ. Воздуха, казалось, жутко не хватало.

Я. Мать. Я. Живое.

ГЛАВА 15

Живое.

То, что назвалось Матерью, не позволило искателю впасть в панику. Человек почти зримо пошатнулся, когда очередная волна неизвестных, но неизменно приятных запахов одолела сознание. Вдыхаемые ароматы взывали к тому приятному, что втайне от него самого притаилось в глубинах разума, и подавляли всякое беспокойство. Даже пугающая нечистота в резервуаре, казалось, перестала источать угрозу, но приковывала внимание, набухая и сжимаясь подобно туче, не способной разразиться громом и молнией.

Удаляясь от резервуара, осознавал, что перед ним последний представитель вида. Понимание текло через него, пронизывая каждый сантиметр тела. Открыл для себя то, как устроена нечистота, чей организм не мог существовать без носителя, который снабжал энергией. Боль впилась шипами, и Цой ощутил, как разрушаются ее тела в отсутствии оного. Желая продлить существование, нечистота до последней пожирает все свои клетки, пока не поглотит себя без остатка. Их губительная природа истребила родную планету, и вид оказался на грани исчезновения, пока не появилась Мать, и некто не вывел субстанцию, обуздавшую их саморазрушающееся естество и усмирившую неутолимый голод. Перед глазами мелькнули охваченные жижей облики беса и иглаптицы, по их венам бежала безумная сила, которой делилась нечистота в обмен на жизненную энергию.

– Что ты такое?

Тишина засмердела; запах не спутать ни с чем.

– Боишься меня? – обратился к невидимому собеседнику.

Тело окатило тревогой, после которой в голову просочились обрывистые мысли и внутренний голос заговорил вновь:

Пытаюсь пнят. Рссмтреть.

– Что?

Угрзу.

Искатель зажмурился, отыскивая путь к лучшему пониманию Обелиска, но выходило с трудом.

– Ты угроза. Не я.

Тягостное отторжение зарождалось в утробе и подбиралось к глотке подобно зачаткам тошноты.

Мать, настоял сбивчивый голос.

Все перемешалось: привычные устои, знания об Обелиске, собираемые по крупицам, об опасности, которая чумой расползлась по Каторге. Вера искателя пошатнулась; не мог примириться, не допускал мысли о невинности того, что унесло жизни миллионов людей. Броня из правоты, которую отращивал долгое время, сыпалась прахом.

– Мы плохого не делали, – бросил Цой, не переставая оглядываться; осознание того, что голос звучал только в голове, никак не давалось.

Убйца. Ты убил, – Мать нашептала неясно прозвучавшее название.

– Кого?

Смертей было не мало. Из последнего – мутные болвашки. Сколько их было? Две сотни? Три? А сколько до них – не счесть. Чужих смертей не считал, только свои.

Шр. Сферу над тбой.

– Он напал.

И вновь об искателя, как об одинокий скалистый риф, разбилась волна неприятия.

Он искал, а найдя – пал.

– Искал? Нас? – едва спросил и пережил невероятное побуждение позвать на помощь. Не верил, что Арах явился за ней. Уловка. Хитрая уловка, противиться которой становилось все сложнее. Запахи мешали сконцентрироваться, лишая воли.

Пыль. Вдхаешь. Губит. Тебя. Нашу связь. Умршь, если не перстаншь.

Человек не мог совладать с позывом вдыхать чаще и глубже, и вдыхал, все больше укрепляясь в мысли, что угодил в невидимые сети, игравшие им, точно безвольной куклой.

Я проведу тебя. Покажу.

– Я ничего не вижу, – не переставая оглядываться, проговорил искатель.

Не видшь, птому что не знаешь, как осознать. Знания – ничто без понимания.

Нечто заставило диафрагму сжаться и сильно вдохнуть. Цой провалился во мрак, хотелось кричать, но было нечем – как впервые родился, – не понимал ничего и был ведом единственной целью: добраться до далекого всплеска энергии, той волны, что вдохнула в него жизнь.

Толчок подкосил ноги искателя.

Арах угодил в резервуары, раздавил их, и жижа, покоящаяся внутри, моментально окутала сферу. Шар катил по нескончаемым тоннелям и на долю секунды стал невесомым. Цой ощутил окрыляющую свободу и прелесть полета, о которых всегда мечтал. Весь мир распростер объятия и предстал в совершенно иной ипостаси: цвета изменились, погружая сознание в потаенное восприятие.

Был не в силах подняться; потоки пережитого арахом прибивали к земле, он с трудом поспевал за лавиной новых чувств и эмоций.

С немыслимой скоростью шар сначала утонул, а потом локомотивом несся по непроходимым зарослям Каторги, всюду разбрызгивая черные кляксы нечистоты.

Не отпускало ощущение, что мозг жарится на раскаленном диске сковороды – шипит и лопается в собственном соку, – и вот-вот испечется досуха.

Сфера добралась до сырости и серости – Цой узнал Пепелище, – затем устремилась вниз со страшным звоном, куда-то вглубь. Там и услышал цепенеющий страх Анны, а следом осознал себя и угрозу. Вспомнил, как вдохнул пыльцу тогда, и от него не осталось ничего, кроме сгустка ярости, перекачанного адреналином и преисполненного ненависти, движимого единственным инстинктом – сеять смерть. Дурманящий запах, проникший через ноздри, вызвал такую боязнь и неготовность к погибели, какой никогда не знал сам. Содрогнулся, испытав неистовый натиск, повергший создание в ужас – последнее, с чем арах ушел в мир неживых. Звон в ушах, который он принял за визг, оказался лязгом множества колец, сдавленных платформой Резервации.

Рваные события жизни араха в мгновение ока пронеслись в сознании искателя. Он с трудом вернулся к реальности. Сил не осталось даже на то, чтобы подняться; желудок подсасывал, в горле встал ком. Так и лежал, пока запахи не вдохнули в него жизненные силы.

Вина глодала, но в Каторге иначе никак. Цой быстро подавил в себе чувство, оправдав тем, что не мог знать цели араха и отреагировал так, как умел. Кажется, Мать принимала это.

– Зачем тогда пришли? – сухость в горле исказила голос.

Делиться, передать знания.

– Вы же целый мир уничтожили.

Несогласие и раскол ударили чужака в самое сердце. Он не мог объяснить чувства и ощущения и неожиданно принял мысль о том, что скоро станет легче, он свыкнется и поймет. Если не все, то многое. Главное перестать вдыхать токсин из капсул.

Все слишком хорошо, к такому не привык. Не вытерпев издевательств над разумом, выпустил пыльцу из нарукавника и вдохнул, оборвав нити, связывающие с Матерью. Остался наедине с собой, своим умыслом. Перекатился на спину. Эффект пыльцы наслоился на действие таблеток Щупы, насылая жуткие образы: разломы света, алчущие впиться в плоть, искривлялись и тянулись к нему. Как мог, отторгал галлюцинации, но они оказались сильнее и вытеснили человека во тьму.

Пришел в себя. Весь мокрый и скользкий. Жаждал воды, а влага подло высвобождалась через поры собственного тела. Осушил флягу за пару жадных глотков. Собирался сообщить Анне об открытиях, но ролл молчал. Потерялся во времени и пространстве в поисках сигнала; не хотел возвращаться назад. Когда улавливал чужие мысли, пытающиеся прокрасться в голову, вдыхал немного пыльцы, одновременно борясь с желанием узнать, на что еще способны Мать и ее запахи.

Искатель усилием воли подавил мысли об утрате рассудка. Похожее случилось с написателем Баззарра по имени Оен; разговаривал с неизвестными, которых не слышал никто кроме него самого. Так продолжалось какое-то время, пока голоса не велели ему освободить разум и сброситься с уровня написателей, расположенного на двадцатом этаже Северной Сестры. То немногое, что осталось от Оена убрали довольно быстро, не удалось свести только кровавое пятно. Некоторые детишки, оказываясь по близости, до сих пор не упускают случая внести свой вклад: смачно сплевывают на него и растирают ногами.

Не знал, сколько плутал по нескончаемым тоннелям, когда один из них вывел в чертог, со сводов которого свисали лианы, чьи тонкие чешуйчатые листья отсвечивали в отражении обширных луж, наполненных черной водой с торчащими окаменелыми выпуклостями. Одни разливались в обширные пруды, другие изгибались змеями и исчезали из виду. Поверхность под ногами сменилась; напоминала влажный песок, только прохлады в нем никакой. Позабыв обо всем, поспешил к оазису. Упал на колени и зачерпнул воды. Рука вместо текучей жидкости погрузилась во что-то болотистое и омерзительно теплое; совсем как моча беса. Тут же вынул и стряхнул, неряшливо размазав сопли по тягучему песку. Никакой боли не последовало, кисть не жгло. Жидкость безвредна, но пить не решился. Как раз тогда заметил, как один из валунов, торчащий из воды, тронулся и неспешно, как бы нехотя, двинулся в его сторону.

Цой укрылся в темноте под нависающим выступом, который образовывал узкую пещеру до того, как создание выбралось наружу, и наблюдал. Тело, не меньше метра в длину, защищенное листовидным панцирем, вяло перебирало когтистыми ластами, чей размах не уступал длине. Не встречал таких существ в Каторге и не удивительно: с такой скоростью никакой жизни не хватит, чтобы выбраться за пределы Обелиска; стало не по себе от мысли о том, сколько здесь всего, что не попало на страницы Монструма.

Ролл пропищал, и Цой уже было решил, что выдал себя, но у создания, с трудом преодолевшего несколько метров, судя по всему, было занятие поважнее. Даже клювом не повело, упорно продолжая ползти к небольшой ямке, а когда добралось, опустило заднюю часть в углубление. Искатель не мог знать наверняка, но предположил, что стал свидетелем процесса опорожнения. Истина происходящего открылась следом: тошбак – так называлось пресмыкающееся, – откладывало яйца. Пришел к этому не сам. Одолевали мысли. Ее мысли. Пора травиться пыльцой. Вдохнул немного, прогнав Мать из всех уголков разума и не отрываясь, следил, как то, что называлось тошбаком, выбралось из ниши и зарыло кладку задними лапами.

Одними запахами сыт не будешь. Желудочные соки требовали заполнить пустоту, а существо отползало восвояси так медленно, что желудок был почти готов съесть себя сам. Когда тошбак скрылся под толщей воды, Цой поспешил утолить голод.

По-обезьяньи добрался до отмеченного места и, раскопав кладку, обнаружил пять овальных яиц: белые и довольно большие, как на подбор. Выкрал одно и вернулся назад, под выступ, где, как он думал, будет в безопасности. Уселся и пальцем пробил дыру в скорлупе; оказалась тверже, чем рассчитывал. Принюхался и, не почуяв дурного, выпил содержимое. Краем глаза заметил силуэт в лоснившемся плаще – материализовался из мрака в одно мгновение и легкой поступью, не издавая ни звука, направился к той самой кладке.

Второпях Цой забыл скрыть следы – не засыпал яйца песком. Завел руку за спину и опустил ладонь на рукоять Оли, та преданно ждала своего часа.

Низкорослая фигура в плаще заметила странность и скинула капюшон, открыв бледное пятно лица. Женского лица. Почуяв неладное, женщина опасливо огляделась и вскинула голову, с шумом втягивая воздух. Пыталась учуять неприятеля, но ни разу не посмотрела в сторону, где притаился искатель. Раскинула складки плаща, обнажив голое тело, не уступавшее в бледноте лицу, и опустилась на колени. Поспешно собрала оставшиеся яйца, пряча их меж драпировок ткани, и ускакала в темноту, ловко перескакивая с панциря на панцирь. У самой за спиной висел точно такой, только меньших размеров.

Цой наблюдал как завороженный и терялся в догадках: неужели женщина тоже слышит Мать, и если так, то почему Обелиск не указал на него, ведь наверняка знал местонахождение. Или показал, но та не подала виду? Столько всего предстояло узнать. «Наладить контакт», – прозвучал в голове голос Анны, и искатель поддался порыву последовать за незнакомкой.

Его стремление усмирило нечто, вздыбившее мутную воду огромным гребнем. Плавник вырос из темной воды, потревожив зеркальную поверхность. Цой невольно пятился, пока гребень, виляя и вызывая за собой полосы ряби, подбирался к мирно покоившемуся валуну. Моргнуть не успел, как вынырнула заостренная пасть с неровными рядами зубов и вгрызлась в панцырь. Один из резцов откололся, и какая-то часть отскочила искателю под ноги. Задний плавник расплескивал мутную воду, помогая всему телу усиливать натиск. Началась схватка, победитель которой обозначил себя сразу. Через минуты непрерывной борьбы, что сопровождалась брызгами и всплесками, израненный панцирь дал слабину и треснул.

Плавник описал обманчивую дугу и скрылся с глаз. Цой решил, что все кончилось, когда остромордая тварь вынырнула, сжав в мощных челюстях изорванное тело, зиявшее дырами укусов; и, будто на прощанье, продемонстрировав искателю мощное тело, уволокла добычу вглубь. В черной воде и крови не разглядеть, а когда ее поверхность разгладилась, став непоколебимой гладью, других панцирей как йухом сдуло – сбежали, пока хищник расправлялся с сородичем. И вместе с их исчезновением, сгинула возможность пойти по следам незнакомки.

Признался себе в единственном способе получить ответы: пустить в себя Мать, позволить ей показать, и в следующий раз, когда рука машинально потянулась к лицу, чтобы выпустить пыльцу, к горлу подступило жуткое отвращение к гадости, которую вдыхал, желая заглушить ее голос. Осталось две заряженных капсулы. Не знал, сколько времени пройдет, прежде чем она сможет достучаться до одурманенного сознания, но ролл, заговоривший голосом директора, обещал занять это время.