Текст книги "Цой жив еще (СИ)"

Автор книги: Григорий Ярцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 8

Левитаторы – окольцованный легким металлом винт с локоть длиной и набалдашник в центре, – взмывали ввысь и терялись где-то в пузатых тучах, тяжелым грузом нависших над Пепелищем. Как штуковина могла что-то передавать и стабилизировать, искатель не представлял, но выпускал все три по команде ролла каждые несколько километров.

Из укрытой пеплом земли все чаше встречались торчащие культи сожженных деревьев, чьи коряги, будто в страхе дрожали от ветра, боясь, что тот унесет за собой последнее – их самих. Искателю не до них; он шел прямо к Обелиску, не думая, как справится в одиночку. Планов никогда прежде не строил, просто делал – и все.

Впереди, в шипящем копотью мареве, виднелся Баград – Дом, поглощенный Пожарищем. Зубчатые очертания подобны неряшливым мазкам, вымазанным на сером полотне грубой кистью. Отвалился кусок одной из архаичных башен, канул вниз и рассыпался прахом, пыхнув черной тучей; в этом вся Каторга: каждый день напоминает о бренности бытия, о том, что нельзя привязываться к внешней форме. Южнее линию горизонта рвали едва заметные чаши железных цветов.

Почва дышала теплом, а ветер нес с собой контрастную прохладу. Плотная масса черных туч набухала; давно не могла разродиться дождем. Раньше искателю хватило бы одного этого, чтобы уловить, к чему все идет, но, занятый мыслями, не услышал запаха Пепелища: веяло свежестью, как обычно бывало перед грозой, но грозы не было, – наступала буря.

Цой понял это слишком поздно, когда краткий порыв ветра пихнул его в бок. Потом еще – сильнее. И еще. Затравленно обратил взор к небесам, где в брюхе грозовой тучи зарождалась вращающаяся воронка.

Безмолвно сыпал проклятия, довернул Олю в ножнах до щелчка, скинул ранец, вытащил стяжку. Видя, как пепел на земле спиралью поднимался навстречу воронке, спешно заключил себя в кандалы, соединенные тросами на шее, поясе, руках и ногах. Ролл некстати пропищал, и Анна, продираясь сквозь помехи, тревожным голосом кричала о каком-то циклоне, а после лепет увяз в треске и шуме. Последнее, что смогла разобрать, было завывающим «Й-й-и-у-у-у-х-х-х».

Вдохнувший пыльцу Цой уже мчался прочь, унося ноги как можно дальше. Рот наполнился слюной. Желудок сжимался, а мышцы натягивались струной. Все вокруг размывало, кроме точки, с которой искатель не сводил глаз, веря, что там, впереди, ждет спасение.

Закаленные огнем ветки деревьев превращались в причудливо извивавшиеся расплывчатые кляксы, пытавшиеся дотянуться до искателя, точно щупальца неизвестного морского чудища. Он бежал, понимая, что все это только кажется, все это – выдумка одурманенного пыльцой дурума мозга. Или он наткнулся на нечто, еще не попавшее в Монструм? Мысли о неизвестном ускорили ноги. Пытался убежать от йуха изо всех сил, ощущая, как тело постепенно будто бы теряло всякий вес. Ветер закручивался сильнее, невыносимо закладывал уши; мусор, поднятый в воздух бил в спину, по рукам и ногам, хлестал по лицу. Цой не сдавался, бежал.

Выхватил краем глаза одно деревце, другое – не спасут, – йух сорвет с легкостью.

Резко дернул вбок, уклонившись от пролетевшей мимо коряги, чьи угли пульсировали красным на ветру. Был уверен – она кричала ему в след.

Угольно-черная сажа и изгарь набирали высоту, оборачиваясь непроглядной пеленой с редкими прорехами, в одной из которых углядел крепкий, но обуглившийся ствол дерева.

Не жалея сил пытался добраться; штаны от спринта изорвались по швам. Ноги все сложнее возвращались к земле, воздушные волны так и норовили затянуть в нарастающую воронку. Налетел грудью на дерево, юркнул за него и, цокая звеньями, перекинул цепь через ствол, обвязался, закрепил за карабин и вцепился, что хватало сил.

Отчаянный рев неведомой твари пронесся над головой и стремительно затерялся где-то в нарастающем шуме йуха. Воздух вибрировал и трещал в водоворотах энергии. Порывы усиливались.

Под ногами натужно затрещало.

Нет-нет-нет, мысли забились в голове, когда ствол покосился. Цой перебрался вбок, не желая оказаться придавленным.

Ствол резко дернуло вверх, послав пепел по ветру. Разломав землю, с хрустом взбучился корень. Оголялся сильнее, пока не появился еще один, следом другой. Цой зажмурился, подавив чувство беспомощности, ветер продолжал осыпать дождем из грязи и мусора, а пальцы – болеть от той силы, с которой ими впились, желая спастись.

Скрип.

Хруст.

Перехватило дыхание и нутро опустело, когда йух с глухим треском выдрал дерево вместе с корнями и отправил вцепившегося в него искателя в самоубийственный полет.

«Двести двенадцать», – открыл слезящиеся глаза: жгло болью, не видно ни зги; все замылено и размыто. Тело отбило так, что онемело. Пошевелил пальцами на руках и ногах, – на месте, целы. Стяжка не позволила разорваться и разлететься в разные стороны. Подниматься не спешил. Пытался вслушаться в окружение, в ушах еще гудело, а вокруг тихо, как не случалось ничего. Хотел подняться, но стрельнувшая в пояснице боль прибила обратно к земле. Завел руку за спину, нащупал сук, пронзивший плоть. Выдернул. Выматерился про себя и, тыча лбом в почву, усмирял гнев. Только потом вздохнул с облегчением.

Обессилено лежал некоторое время.

Вкус пепла во рту, а в горле першило от гари. Вновь открыл глаза – лучше видеть не стал, только жечь стало сильнее. Спина мокрая вся; одежка слиплась с телом. Если были переломы, то исцелились водой из лопнувшего гидратора, взятого в Резервации. С трудом присел на согнутых коленях, одним движением перетянул ранец на грудь и, не открывая глаз, стал шарить в поисках бурдюка, но нашел лишь вымокшую ткань – единственное оставшееся от воды, которой собирался напиться и ополоснуть лицо, а еще кашу из ягод кровоглаза перемешанную с размокшими пайками.

Выхода нет: помочился в ладони, промыл щиплющие глаза. Проморгался. Едва ли стало лучше.

Очертил Олей кольцо вокруг себя; клинок звякнул лишь раз, столкнувшись с чем-то твердым. Хотел понять, где оказался; куда забросил йух. Не Баград – точно. Звуки не те: протяжный ветер не разгуливал в узких улочках, не сквозил в опустевших сожженных постройках, ни намека на улюлюканье крикунов. Здесь ветер сильнее, заставлял стучать и стонать старый металл. Нормально закинуло, подумал искатель, аж до долины железных цветов. Решил, что йух даже помог. Пусть и по-своему.

Отползал, постукивая клинком по земле, пока не уткнулся в покосившуюся стену. Прижался спиной. Вертел головой, пытаясь разобрать в воздухе крики птиц, или стрекот насекомых на земле – ничего; некому вывести к воде. Нет на Пепелище и листьев, на которых вода за ночь собирается в капли.

Коснулся век, глаза ответили болью. Открыл еще: как в тумане. Остается одно.

По вмятине определил флягу с мочой беса, откупорил – тошнотворная вонь на раз перебила запах гари, – поставил рядом. Подготовил повязку. Высвободил клинок из ножен и острием нацелил в лицо. Дыхание учащалось, пока не оборвалось сдавленным криком боли за выколотые глаза.

Ослепшего искателя насторожил глухой топот. Что-то неосторожно двигалось в нескольких метрах, но напасть не решалось. Играло с добычей? Звук умножился, а когда раздалось низкое шипение, Цой понял: перед ним, наверное, огнедых, и не один. Совсем нюх потеряли? Несколько раз рассек клинком воздух, предостерегая: отведать его будет непросто. Судя по обрывистому шику, незримого противника это лишь раззадорило. Искатель подтянул под себя ноги, незаметно опустил ладонь на рукоять огнестрела. Ждал. Вытянул руку с оружием на очередное тормошение. Услышав в ответ утробный звук, понял – навел верно, пусть и вслепую. Затаив дыхание, ощутил движение и пугающее шипение, надвигавшееся вместе с ним. Выстрелил – сухой плевок и что-то грузное, породив липкий звук, легло наземь. То, что по ощущениям находилось правее, рвануло в атаку с удвоенной силой; два выстрела быстро расправились с хищником.

С выдохом опустил оружие. Надо уходить, запах крови навлечет беду.

Неуверенно переставляя ноги, брел дальше, простукивая путь Олей. Чувствовал, как формируются и тяжелеют глазные яблоки. Приоткрыл повязку, из-под которой по щекам тянулись струйки запекшейся крови, глаз – зрение не успело восстановиться; без воды исцеление затянется на несколько часов, но всяко лучше, чем терять его постепенно. Кругом – темнота. Каждый раз расставаясь со зрением, искатель вспоминал отличного собеседника и понимал, каково это – быть Му.

Шел на стон металла, надеясь укрыться под одним из цветов.

Наступил на нечто, разродившееся визгом. С глазами или без, – реакция не подвела. Устранил источник звука, вонзив в него клинок. Наощупь пытался разобрать, что умертвил – каменистое тело, на этот раз точно – огнедых. Дальше шел осторожнее, выверяя каждый шаг. Долина железных цветов прослыла обиталищем жирвяков и комов, и если вторые опасны в куче, то первые – страшны и поодиночке. Были еще камышатники, но их избежать довольно просто – главное, не ходить в высокую траву.

Ролл за пазухой захрипел голосом Анны:

– Тесой? Ти жив?

– Жив.

– Тесой? Слишишь?

– Слышу.

– Тесой? Тебя не слишно. Нажми на кнопку.

Ага. Легко.

Вытащив ролл, приложился большим пальцем с десяток раз, пока не попал в нужную область и не активировал устройство.

– Тесой?

– Я здесь.

– Где?

– В долине цветов.

– Сам значит, употребляет, а мне, получается, не нужно? – послышался приглушенный голос Щупы.

– Где-где? – переспросила Анна. – Не вижу тебя.

– Я далеко.

– Да нет. На карте не вижу. Ролл с трекером. Я могу отслеживать твои передвижения. Это и били йухи, да?

Искатель кивнул, и, осознав, что Анна, как и он – не видит, подтвердил вслух:

– Да, опять разйухачил все вокруг.

Попросил подождать и начал активнее тыкать клинком в землю, выбирая дорогу. Попал во что-то вязкое, породившее противный запах – говно не иначе. Прошел немного, пока стук не отозвался звоном. Плита по грудь. Забрался, поставил рядом флягу с мочой.

– Тесой?

– Как убавить звук? Ты шумишь, это не хорошо.

– Говори тише и ролл сам скорректирует громкость.

Цой поднес устройство ко рту.

– Так хорошо? – прошептал он. Она опять забавно хрюкнула. Почувствовал ее улыбку на другом конце, но причины не понял. – Ты как-то говорила про угадывание погоды.

– Прогноз, да, – ее голос прозвучал тихо, как и хотел искатель, не желавший привлекать к себе внимания.

– Дождя не будет?

– Не могу сказать, метеоданние ещио не готови, – после недолгой паузы ответила Анна. – А что?

– Гм. Ничего.

– Тесой, долго говорить не получится, тут много всякого. Рада, что ти цел. Пинг передаиот благодарости за левитатори, всио работает. Свяжемся позже, – замолчала. – Ти кивнул, да?

– Угу.

– Береги себя, – ролл утих, а вместе с ним и голос Анны.

Искатель принял пожелание, мотнув головой. Достал из ранца цинку с боеприпасами. Раскрыл и коробочку. Вслепую затолкал в барабан Бугая три патрона и уложил оружие в набедренную кобуру с мыслями: если вода не идет с неба, нужно идти за ней в землю.

Цой знал, где искать – в жирвяках, что ползают в толще почвы, разрыхляя и вбирая в себя ее влагу.

Плиту, на которой сидел, решил обезопасить, оставив благоухать флягу с мочой. В случае опасности вернется по запаху; такой ни с чем не спутать. Уложил рядом добро, с собой взял Бугая, нарукавник с пыльцой и закрепил стяжку тросом между запястьями. Жирвяка и зрячему одолеть сложно, пусть тварь и медлительна, но в слепую, – в новинку искателю. Как-то он обнаружил остатки снимка, на котором с трудом разобрал запечатленных крохотных человечков и невероятных размеров червя, выныривающего из волнистых песков и разинувшего пасть, усеянную сотней зубов. Радовался тому, что не встречал таких мест в Каторге.

Сновал по земле, пытаясь отыскать рыхлую породу; именно под такой буравят почву жирвяки и издают характерный звук, следуя которому их можно выследить. Так и не смог вспомнить название слепого животного, роющего землю, на которое сейчас походил. Крут? Грут? Нет, никак.

Земля под ладонями слегка провалилась – оно.

Извалялся в ней весь, привлекая внимание. Жирвяки прекрасно чувствовали землю, вибрацию, как пауки паутину, а Цой посягнул на самое ценное – территорию монстра. Взяв Бугая, ждал шевеления поверхности; только так мог почувствовать и предугадать его передвижения и только сейчас голову посетили мысли о том, какие повреждения наносит оружие; искатель буквально не видел револьвер в действии – слышал только сухой звук выстрела. Может Бугай мокрого места от жирвяка не оставит, не говоря о запасах воды, собиравшихся в окольцовывающих его тело мешках.

Рисковать нельзя.

Звякнув браслетами, несколько раз резко дернул руками в стороны, проверив трос на прочность. Высвободил одну руку от оков. Притворяясь добычей, перекатывался по земле и телодвижениями призывал жирвяка. Вскоре замер, ощутив брюхом легкий толчок, а следом – как взбугрилась почва.

Ползет.

Вытянул босые ноги к месту, откуда, по его расчетам должен был появиться жирвяк. Предсказуемая тварь, ведомая инстинктами, вылезла на поверхность левее, но это не помешало искателю подстроиться под надвигавшуюся пасть.

Ощутил вязкую жижу, обволакивающую пальцы ног и поднимавшуюся выше. Шинкующие резцы, впившиеся в голень и икры, спиралью рассекали плоть. Терпел боль. Чувствовал кровь, покидавшую тело. Жирвяк почти достиг колен.

Сейчас.

Сел рывком, приподнял ноги и просунул трос под жирвяком, скрутил. Струна въелась в липкое туловище и разделила надвое.

Освободив кровоточащие ноги, Цой схватил еще сокращавшееся отсеченное туловище и ползком потащил к безопасному месту. Уже там, снял повязку с глаз, забрался внутрь жирвяка и стал давить телом, жадно разрывать пальцами мешковидные наростки, содержавшие воду. Омыл лицо, напился до боли в животе. Неочищенная вода; позже искателя пронесло. Дважды. Но исцелиться хватило.

Выбравшись, открыл глаза – заболели даже от потускневшего света Пепелища. Ничего. Привыкнут.

Огляделся.

Оказался прав. Обрадовался, когда собственными глазами вновь лицезрел уродливое великолепие долины железных цветов: искателя встретили беспорядочные ряды массивных тарелок, направленные во все стороны в бессмысленных поисках неизвестного. Самые крупные, достигавшие сотни метров в диаметре, осыпались под тяжестью времени и превратились в иссушенные скелеты самих себя. Тонули в пучине земли и плюща, а за ними, вдалеке, разрывая черным металлом облака, высился Обелиск.

ГЛАВА 9

Пепел валил крупными хлопьями. После йухов всегда так – проходят, оставляя позади падающие обломки острых кусочков мозаики. Ветер выл подобно стае теневолков, слизывая с изъеденных временем антенн скрежетавшие пласты обшивки, и уносил за собой неведомо куда. Когда-нибудь йухи доберутся и сюда, вырвут железные цветы, раскидают их по округе, но новые не взрастут, и долина превратится в равнину.

Красные от ржавчины тарелки багровели на фоне мрачнеющего неба. Близилась ночь, и Пепелище – худшее место Каторги, чтобы ее провести. Безумный ор крикунов не позволит сомкнуть глаз; их вопль лез под кожу, заставляя волосы вздыматься от ужаса.

Забравшись на антенну, желая уберечься от опасности, искатель вывалил содержимое ранца, разложил размякшие пайки в надежде высушить. Пошарил внутри: затычка для ушей осталась одна, вторую, видать, забрал йух. Оторвав зубами клок от лоскутов бесьей кожи, скатал его в шарик и запихал в ухо, в другое воткнул затычку. Зазвенела тишина, но с одной недозатычкой крикуны утопят ее в визгах. Хорошо хоть не слышал чавканья внизу, где огнедыхи глодали тушу убитого им жирвяка. Сегодня ящерам не пришлось охотиться, искатель сделал все за них. Он получил воду, они – мясо. Каторга даст тебе все, главное знать, чего хочешь; только на счастье никак не расщедрится.

Свесив ноги и откинувшись на металл, глядел в бетонное небо, скованное тучами, за которыми угасал день и на смену приходил нарастающий ор крикунов; за их ревом искатель не услышал рваного дыхания беса, не ощутил дрожь земли под тяжелыми лапами твари, почувствовал лишь вибрацию тарелки, на которой пытался уснуть – поздно.

Бес темным пятном пронесся под ногами, врезавшись в основание антенны. Куски бетона разлетелись в стороны каплями дождя. Следом – содержимое ранца. Удар чуть не сбил искателя вниз; чудом удержался, поймав Олю и ухватившись за прутья.

Огнедыхи, поедавшие остатки жирвяка, бросились врассыпную. Черная тварь, выцепив глазами их мельтешения, ринулась вдогонку. Цой наблюдал за бесом, пытавшимся поймать одного ящера, другого, не заметившим, как похоронил под собственной лапой третьего, а поймав четвертого – с хрустом перекусил хребет и жадно заглотил, вскидывая морду. Ненасытно разнюхивал и сильно выдыхал, раздувая пепел, суматошно закрутился юлой, будто что-то учуял, но еще не нашел. Наконец закинул в пасть и того, которого придавил. Огнедых не успел достигнуть желудка, как бес, разрывая глотку сумасшедшим ревом, словно в пьяном угаре, метнулся дальше, к стене; терся об нее телом, бился рогатой башкой.

С подобным искатель прежде не сталкивался.

В сумерках не сразу разглядел черную слизь, опутавшую животное тягучими нитями. Беса будто обдали расплавленной смолой, и странное вещество разрасталось, обволакивая тушу, все больше погружая тварь в пучину безумия.

Расцарапывая лапой морду, ополоумевший монстр заметил искателя; блеснувшие ртутью глаза жаждали плоти.

Цой крепче сжал балки антенны.

Бес взревел и рванул в его сторону, грязь искрами летела из-под лап. Конструкция содрогнулась от удара. Чудовище в прыжке пыталось сцапать искателя. Скрип когтей о металл пробирал до дрожи, а рев трещал, ввинчиваясь в уши. Тарелка покосилась. Издав изголодавшийся рык, бес попробовал снова.

Выхватив Бугая, искатель расстрелял весь барабан. Запах пороха приятно щекотал ноздри, и каждый новый выстрел подобно молоту прибивал монстра к земле, но смола впитывала все без остатка, изредка рассыпаясь бисером крови и клочьями мяса. Первым выстрелом отстрелил рог, остальными – расчертил угловатую черепушку, соскоблив ленточки шкуры до кости, которую тут же затянуло смолой. Бес закипал яростью; отскочил для новой атаки и, взревев, помчался к антенне.

Искатель не стал дожидаться, оттолкнулся в момент удара, сила которого едва не развалила тарелку. В прыжке выпустил пыльцу, втянул в себя, сколько смог и плюхнулся на землю. Поспешил скрыться, пока тварь разнюхивала расплескавшуюся из фляги мочу. Не мог бес учуять ее, они не заходят так глубоко на Пепелище, им ненавистен ор крикунов, хотя признал: этот – какой-то дурной.

Цой перемещался, стараясь не попасться чудовищу на глаза.

Спрятавшись за обломками, осторожно выглянул: бес водил за ним мордой, как железяка, непрерывно тянущаяся к магниту, будто нечто невидимое выдавало расположение искателя.

На миг их взгляды встретились, рев беса сменился криком боли и погоня началась. Искатель выпустил облако пыльцы, вдохнул все без остатка: застучало в ушах, затарабанило в висках – пыльцы оказалось так много, что на глаза опустилась красная пелена: серое налилось алым, пульсирующим. Цой ощущал тело единым сгустком энергии и силы. Петлял меж останков железных цветов, пытаясь скрыться – бес мчался следом, разметывая рухлядь в стороны, будто они и не из железа вовсе. Искатель бежал без оглядки; резко дернуло назад и вверх – бес, поймав на рога, отбросил точно тряпичного.

В воздухе, у самых ног клацнули зубы.

Поднявшись, побежал быстрее. Приближавшийся рев и горячее дыхание, обдавшее шею, заставили ускориться. Сам не понял, как выскочил обратно к антенне. Мчался к ней, а глаза лихорадочно выискивали место, что позволит проникнуть внутрь и укрыться: заваленные двери, трещина в стене, – в нее не протолкнуться, косые проемы окон. Махнул в амбразуру, с грохотом влетел в комнатную утварь, ноги вязли в скарбе, точно в болоте. Продравшись через хлам, устремился прочь. За спиной загремело, раздался удар – бес снес собой стену. Где-то над головой разрастался протяжный металлический стон. Едва унес ноги от рухнувшей стены и обвалившегося потолка, за которым раскатами сыпались громоподобные звуки. Клубы пепла и многовековой пыли перегнали и окутали Цоя, наполнив собой помещение.

Тяжело дышал, легкие жгло болью, горло пробивало хрипом. Уткнувшись в стену, медленно сполз. Тело непослушно подрагивало, потом сотряслось ознобом – пыльца отпускала. Анна называла расстройство абстинентным синдромом, но от знания лучше не становилось: мышцы непроизвольно сокращались, подчиняя тело, под желудком сильно болело и подсасывало. Усиливалось чувство тревоги, которое пытался подавить; сердцебиение, с которым не совладать. Руки, ноги – все неудобное, будто не его. Челюсти свело, слюны во рту – продохнуть невозможно, вдыхал носом, стараясь не терять влаги. Прошибал пот. Мышцы свело судорогой, а тело выжимало, подобно полотенцу. Озноб расплавило жаром, искатель почувствовал разгладившиеся пупырышки на коже, лицо, налившееся краской. Сердце ускоряло ритм, строчило очередью – скоро все кончится. Последний удар всегда особенный и хорошо ощутим – глухое бум, – и звук эхом пронесся по опустевшему телу, отчетливо прозвучал в пустой голове, а дальше: тьма и забвение.

Двести тринадцать. Он себя приучил: число всегда приходило первым.

Когда ожил, завеса осела, и искатель вернулся к завалу.

Подходил осторожно, почти крался. Пелена рассеивалась. Все, оставшееся от беса – смолистая лапа, торчавшая из груды обломков; содрогалась в предсмертных конвульсиях. Живучая тварь, даже погребенная тоннами железобетона, пыхала из-под завала облаком пыли и боролась за жизнь. Смола, под гнетом которой лапа стремительно усыхала, изламывалась страшным треском, как будто вязкая жидкость тянула из нее последние соки жизни, тем самым пытаясь продлить свою. Искатель не стал дотрагиваться – наблюдал, держа клинок наготове, как смола превращала мясистую конечность в сухую кость, а затем, шипя, иссушилась сама и опала, оголив молочный скелет.

Цой ждал, предвкушая неладное: вдруг – не конец, и случится что-то еще, где-то в глубине ютилась надежда на продолжение, но напрасно.

Приблизился. Выломав прут испещренный кусочками бетона, ткнул им в черные пятна – развеялись в воздухе без остатка; и в Монструме накарябать толком нечего. Понять бы, что за слизь такая, на раз-два, высушившая беса и где такой раздобыть. Растормошил останки беса: плюнул, постучал лезвием Оли, – ничего. Недоуменно сдвинул брови. Выудил из костяшек коготь, рассмотрел – потряс – никакой реакции, только поранился по неосторожности, но порез быстро затянулся. Свернув куртку в подобие мешка, сложил кости.

Осталось найти выход.

Безрезультатно бродил под осыпавшимися, грозившими обвалиться тяжелыми сводами в поисках дверей, ведущих наружу, пока не заметил пролом в полу. Бросил вниз штуку с кнопками, идеально уместившуюся в ладони; ее стащил со стола неподалеку. Достигла дна почти моментально: там метр, может два, но темно – жуть.

Спрыгнул.

Глаза быстро приняли темноту. Долго не мог решить в каком направлении двигаться. Пошел туда, откуда приятной прохладой поманил ветерок.

Акустика тоннеля множила звук падающих капель. Цой растворялся в их звуке, двигался тихо, будто нес с собой саму тишину. Осторожно переставляя ноги, брел дальше во тьму, ласкавшую усиливающимися дуновениями ветра. Мрак редел. Сырую прохладу разбавило множественное урчание. Искатель замер на месте, не шевелился и звук. Что-то мирно дрыхло впереди. Крепко сжал в руке Олю и легкой поступью отправился дальше; смог разглядеть бугристое одеяло из крикунов, лежавших штабелями. Один был готов пробудиться, будто сквозь сон учуял искателя и тревожно засопел, но, выровняв дыхание, глубже втиснулся меж тел сородичей и продолжил сон. Искатель, тщательно выверяя каждый шаг, не потревожил покоя крикунов, но близилась ночь и скоро они вольются в нее своим криком, – еще одна причина не задерживаться.

Поднялся по отбитым ступеням, куда вывел тоннель и, приподняв над головой створку двери, выглянул через тонкую прорезь: неподалеку обломки антенны, умертвившие собой беса и ор крикунов, гулявший между ними.

Приоткрыв двери, устланные толстым слоем пепла, выполз наружу. Короткими перебежками вернулся к осыпавшемуся железному цветку, быстро отыскал ранец и собрал в него все, что смог отыскать. Попался даже отстреленный рог, а от самого беса остался скелет, пронизанный множеством спиц каркаса антенны, смола обратилась в золу и осыпалась под молочными костями, резонировавшими на угольно-черном полотне. Смола забрала все до последней капли – мочи не набрать. Посмотрел в стороны, помогая себе понять, какой Дом ближе. Догма – далеко. Надо бы сообщить в Чернь как-нибудь, подумал искатель, разобрать завал, забрать останки. Бесья кость – ценная добыча, – прочная, сгодится на укрепления. Развернув куртку, переложил собранные кости когтей в ранец, собрался и направился в ночь, разрываясь между желанием быстрее покинуть Пепелище и узнать больше о слизи.

Тусклое солнце увяло в бездне тлеющей пустоши, и наступил мрак.

Свет луны редко пробивался сквозь железный занавес туч. Цой шел, безмолвно моля о тишине, а она, будто посмеивалась над ним ором крикунов, не желавших умолкать. Орущие без устали чудища окрикивали визгом каждый его шаг. Гомон доносился со всех сторон, атакуя забитые самодельными затычками уши искателя. Знали бы, твари, как громко вопят, наверное, тогда бы заткнулись. Голова гудела, лопнуть готова, а им-то – что? Глухие постоянно, слепые днем, а в ночи крик вырисовывал им окружающий мир, помогал выживать, охотиться, убивать.

Он не слышал раскатов грома, уловил лишь зарницы, вспыхивавшие и пытавшиеся вспороть гроздья туч. Безвольно, почти незаметно им улыбнулся.

Воровато огляделся: йухи раскидали всюду мусор, и Цой собрал все, имевшее чашеподобную форму, способную накапливать воду. Разложил аккуратно, сам разделся и ждал.

Дождь накрапывал сильнее – первые капли, коснувшиеся тела, вызывали приятную дрожь. Каких-то несколько минут и уже нещадно лупцевали кожу, наделяя свежестью и прохладой. Быстро наполняя, тарабанили по чашам, отбивая забористую мелодию, финалом которой служило бульканье воды, переливавшейся через край. Залечив бурдюк, Цой пополнял свои запасы – еще и еще, а дождь не переставал, только усиливался, превращаясь в ливень.

Одевшись, искатель продолжал путь, чавкая обувкой в мешанине из грязи и пепла. Прошел час. Другой. Тело, размятое тяжелыми каплями, приятно побаливало. Искатель брел, не зная усталости, а стихия не думала утихать. Так обрадовался шуму дождя, его бодрящей организм влаге, что позабыл, чем чреваты затяжные ливни подобной силы, но инстинкты взяли свое: стоило глянуть на Обелиск, рябивший в бесчисленных каплях дождя и озаряемый сине-белыми вспышками. Вокруг него сгущался воздух, делался объемнее, принимая мертвецки белый оттенок – говорили, таким когда-то был снег, – от черного изваяния всему человеческому расползалась зима.