Текст книги "Сорвать банк в Аризоне"

Автор книги: Григорий Никифорович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– А теперь, – сказал Стьюарт, – давай поговорим о другом. Я помогу тебе в этой истории, потому что не верю, что ты способен украсть полтора миллиона, – уже второй человек сегодня говорит мне это, с некоторой обидой подумал я, – и еще потому, что еврей всегда должен помогать еврею. Но я не хотел бы делать это бесплатно. У тебя найдется две-три тысячи, чтобы оплатить услуги юриста?

Я не стал напоминать Стьюарту, как совсем еще недавно он говорил, кто у кого в долгу – может быть, для него это была просто фигура речи. Не стал я и объяснять, что я, Леонид Николаевич Голубович, никакой не еврей, а самый настоящий белорус, хоть и не христианин. Я просто подтвердил, что деньги у меня найдутся и Стьюарту не стоит беспокоиться из-за такой мелочи. Я уже достаточно долго жил в Америке, чтобы понимать, что заветы пророка Моисея – это одно, а деловые отношения юриста и клиента – это совсем другое. С другой стороны, я знал – если бы денег у меня вовсе не было, Стьюарт, скорей всего, все-таки не бросил бы меня в беде. Любой американский еврей и в самом деле искренне хочет помочь своим собратьям, тем более бедным иммигрантам – я много раз убеждался в этом лично. Вроде бы это противоречие, но Америка действительно такая.

Выяснив вопрос с деньгами, Стьюарт попросил меня как можно подробнее рассказать, что и где я делал, начиная с прошлого вечера вторника одиннадцатого апреля. Он по-прежнему не спрашивал, кто же была моя напарница, а я, конечно, ни словом не обмолвился о моих настоящих отношениях с «Твенти ферст бэнк оф Аризона». Я как раз успел добраться до прихода лейтенанта Санчеса в наш отдел сегодня утром, когда в комнату вошел сам лейтенант вместе с обоими агентами. Представлений не последовало: как оказалось, Санчес и Розенбергер были давно знакомы, причем не как полицейский и адвокат, а как члены какой-то местной организации борьбы за права национальных меньшинств – по-видимому, мексиканцев и других латинос, как называют в Америке тех, для кого родной язык испанский.

Фаррел и Чен, наши хозяева, уселись с двух коротких сторон стола, а лейтенант Санчес занял место напротив меня и Стьюарта. На этот раз заседание – если можно так назвать допрос – открыл агент Чен.

– Дорогой мистер Голубев, – гладко произнес мою фамилию Чен, – мы благодарны вам за то, что вы согласились, без всякого принуждения, придти к нам и откровенно ответить на наши вопросы. Я надеюсь также, что вы понимаете, насколько важно для нас – а еще больше для вас, – то, что мы от вас услышим.

– Да, я понимаю, – согласился я.

– Вы понимаете также, – продолжал разливаться Чен, – что мы пошли на необычный шаг, пригласив, по вашей просьбе, присутствовать при нашем разговоре адвоката Розенбергера.

Стьюарт вежливо наклонил голову и, неожиданно выставив два растопыренных пальца правой руки, показал их Чену. Я не понял, что он имел в виду, но агент Чен понял:

– Также, – сказал он, – по вашей же просьбе, мы обратились в бюро по переводам и пригласили опытного переводчика с русского. Хотя, по нашему мнению, переводчик вам не нужен, поскольку вы и без того прекрасно владеете английским.

В свою очередь, я поклонился и изобразил смущение.

– К сожалению, – Чен взглянул на часы, – переводчик почему-то задерживается. Но, как мне кажется, мы и так сделали нашу беседу как можно более удобной для вас, и мы надеемся, что вы не будете возражать, если мы начнем ее, не дожидаясь переводчика.

Я взглянул на Стьюарта, который развел в стороны большие пальцы сплетенных ладоней и вздернул брови. «Что поделать» – мысленно перевел я его сигнал, и сказал:

– Что ж, давайте начинать.

В это время в дверь постучали.

– А вот и переводчик, – обрадованно сказал агент Фаррел. – Минутку, я сейчас открою.

Мы со Стьюартом сидели лицом к окну, и дверь была у нас за спиной. Он резко повернулся, чтобы посмотреть, кто появится в двери, а я в первую секунду замешкался. В то же мгновение знакомый женский голос произнес:

– Добрый день, джентьмены, извините за небольшое опоздание. Меня зовут Инесса Робертсон.

Поворачиваться мне сразу расхотелось – в качестве переводчика ФБР пригласило Инку.

Глава 6. Конфликт интересов

Нельзя сказать, что я совсем не прислушивался к тому, о чем щебетала Инка во время наших свиданий. Но если спросить меня, предпочитала ли она говорить о своей жизни, или вспоминать своих мужчин, или рассказывать, какой кинофильм она больше всего любит, я бы не смог ответить. Женщины, особенно в определенных обстоятельствах, говорят не для того, чтобы услышать в ответ мнение собеседника, а просто в надежде наконец-то выговориться. В этом отношении я был для Инки идеальным партнером. Я никогда не перебивал ее, вовремя подавал подходящие реплики, и отвечал на ее немногие вопросы так коротко, как это было возможно.

И все же, когда Инка в своем элегантном светло-голубом костюме вошла в комнату и одарила ослепительной улыбкой всех пятерых мужчин сразу, я, несмотря на удивление, сумел сообразить, что произошло. Инка закончила в Москве Институт иностранных языков и здесь, в Тусоне, подрабатывала в бюро переводов. Кстати, именно знание языка и помогло ей стать миссис Робертсон. В отличие от многих других русских «невест по почте», она покорила сердце Джима не только соблазнительными фотографиями, выставленными на Интернете, но и эмоциональными письмами на прекрасном литературном английском языке – во всяком случае, так она мне говорила.

Поэтому появление Инки в ФБР объяснялось довольно просто – как верно заметила моя знакомая-шоколадница, в Тусоне не так много людей говорит по-русски. Хотя то, что бюро прислало именно Инку, было, конечно, чистой случайностью, одной из многих, уже случившихся со мной сегодня.

Однако для Инки мое присутствие за столом было, наверное, первой случайностью за день. И когда агент Фаррел называл ей наши имена, начав с себя самого, она не удержалась, и спросила меня по-русски:

– Ленчик, а ты что здесь делаешь?

– Наслаждаюсь жизнью, – хмуро ответил я на том же языке.

– Вы знакомы? – спросил Инку Фаррел.

– Да, – ответила она, – мистер Голубев работает в университете в одном отделе с моим мужем, Джимом Робертсоном.

Фаррел посмотрел на лейтенанта Санчеса.

– Верно, – подтвердил тот.

– Миссис Робертсон, – сказал Чен, – мы пригласили вас, чтобы мистер Голубев как можно точнее понимал наши вопросы к нему, а мы – его ответы. Но, если вы считаете, что ваше с ним знакомство может каким-то образом повлиять на качество вашей работы и из-за этого может возникнуть «конфликт интересов», вы обязаны сказать нам это прямо сейчас.

«Conflict of interests» в Америке считается очень важным юридическим обстоятельством. Скажем, судья не может принять к слушанию дело, связанное с банком, где лежат его собственные деньги. В данном случае, по-моему, конфликт интересов у Инки был совершенно очевидным, но она и бровью не повела.

– Нет, – сказала Инка, – я так не думаю. Я не настолько хорошо знакома с мистером Голубевым.

– А вы что скажете? – обратился Фаррел ко мне.

Откровенно говоря, я был в затруднении. После Инкиных слов похоже было, что, если дело дойдет до моего алиби, она меня не поддержит. С другой стороны, она еще не знала, о чем, собственно пойдет речь и насколько серьезно мое положение. А когда узнает, не станет же она топить меня просто так. В конце концов, замужняя женщина не обязана сразу же признаваться в связи на стороне – даже если ее об этом спрашивает ФБР. Было бы неплохо обсудить все это со Стьюартом, но Фаррел ждал ответа, и я сказал:

– О'кей, я не возражаю, – после чего Фаррел указал Инке на место рядом с лейтенантом Санчесом. Таким образом мы оказались с Инкой лицом к лицу. Я нежно – насколько мог – улыбнулся ей, но она не ответила.

Агент Чен вернулся к своим председательским обязанностям, и оба они, Чен и Фаррел, очень подробно расспросили меня, откуда я родом, как попал в Америку, когда приехал в Тусон и каким образом получил работу в университете. Лейтенант Санчес вопросов не задавал, он только слушал, но зато очень внимательно. На все вопросы я отвечал охотно и подробно, не забыв упомянуть, что разослал семьдесят восемь запросов. Про географию запросов я умолчал. Инка вначале переводила каждый вопрос на русский, но, поскольку я отвечал все равно по-английски, она начала пропускать короткие вопросы и переводить только длинные. Стьюарт был явно недоволен моим языковым непослушанием. Он то и дело выразительно поднимал брови и закрывал глаза. Но мне и в самом деле было легче и слушать и говорить на том же самом языке, пусть и не родном, чем постоянно переключаться с английского на русский и наоборот. Ответил я и на вопрос о моей семье, причем Инка с удивлением взглянула на меня, когда я сказал, что у меня есть дочь – этого она не знала.

Следующая серия вопросов была о моих обязанностях в университете. Здесь я уже не смог бы отвечать по-русски, даже если бы и хотел – слишком многие компьютерные термины я узнал только в Америке и только по-английски. К удивлению, агенты прекрасно разбирались в компьютерной терминологии, и их вопросы почти всегда были точными и по делу. Как оказалось, разбиралась в ней и Инка – раньше я такого у нее не замечал, но, видимо, замужество за программистом даром не проходит. Зато Стьюарт чувствовал себя не вполне в своей тарелке и, прислушиваясь к незнакомым словам, даже делал какие-то заметки на лежащем перед ним листом бумаги.

В целом, все проходило тихо и мирно. Однако, когда меня начали расспрашивать о моей работе с «Твенти ферст бэнк оф Аризона», я насторожился. Я мог легко объяснить, почему мне был нужен доступ к тем компьютерам банка, которые контролировали счета университета – для проверки наших бухгалтерских программ. Но почему я связывался с этими компьютерами каждый день? Этот вопрос мне рано или поздно должны были задать, но я не думал, что он возникнет на первом же допросе. Однако ФБР, видимо, уже успело проверить списки всех внешних подключений моего компьютера, и когда я замешкался с ответом, агент Фаррел сказал:

– За последние месяцы вы подключались к банковским компьютерам сотни раз, причем чаще всего рано утром. Мне кажется, что вы нащупывали подходы к центральному компьютеру – и, в конце концов, взломали его.

Переводя эту фразу, Инка впервые не выдержала роль случайной знакомой и добавила к переводу по-русски:

– Вот в чем, оказывается дело. А я-то думала, Ленчик, что ты у меня теленочек…

Этой добавки никто, конечно, не заметил. Но по ней я понял, что ФБР-овцы усиливают давление – это было первое открытое нападение на меня на этом допросе. Преодолевая страх, я сказал:

– Меня задевает такое несправедливое обвинение. Я действительно каждое утро, а иногда и не раз, соединялся с «Твенти ферст бэнк оф Аризона». Как вы знаете, бухгалтерские программы должны уметь работать в разных режимах. Нам потому и приходится их постоянно переделывать, что с самого начала они не были на это рассчитаны. Вот я и испытываю по одной-две программы в разных режимах каждую неделю – я проверяю их на совместимость с банковским программным обеспечением.

– Это ваша собственная инициатива, – спросил агент Чен, – или задание вашего начальника мистера Льюиса?

А Фаррел задумчиво протянул:

– А, может быть, вы вообще все это придумали прямо сейчас для отвода глаз?

– Нет, – возмущенно ответил я Фаррелу, и это была не вполне ложь. То есть, мое объяснение было, конечно, придумано, но не прямо сейчас, и даже не мной. Его разработал Зиновий для того случая, если кто-нибудь заподозрит что-то неладное в моей трудовой активности с семи до девяти утра.

– Что же до инициативы, – повернулся я к Чену, – то да, я решил регулярно испытывать эти программы сам, без консультации с Сэмом Льюисом. Видите ли, я не такой хороший программист, чтобы с первого же раза уловить все ошибки в чужих программах. Поэтому мне и приходиться проверять их так часто. А кому хочется признаваться, что квалификация еще хромает? Вот я и разбираюсь с этими программами по утрам, пока никто не видит.

Эту мотивировку я соорудил сам, частично по наитию и под влиянием страха, а частично потому, что уже сам, без Зиновия, не раз размышлял, как буду выкручиваться, если меня все-таки схватят за руку. Я надеялся, что Чен, как большинство китайцев, поймет человека, который боится потерять лицо перед коллегами. Но я ошибся – Чен, по-видимому, родился в Америке, и у него не было комплексов, свойственных первому поколению иммигрантов из Китая.

– Нет, дорогой мистер Голубев, – сказал Чен, приятно улыбаясь, – ваше объяснение, хоть и правдоподобно, но мало убедительно. А главное, оно не отвечает на вопрос агента Фаррела. Предположим, вы действительно проверяли программы на разных режимах, пусть и без ведома вашего начальника. Но вы сами говорите, что режимы связи с банковскими компьютерами были каждый раз разные, значит, в ходе ваших проверок вы каждый раз получали все новые сведения о компьютерах в «Твенти ферст бэнк оф Аризона». И, мало-помалу, накопили достаточно информации, чтобы взломать центральный компьютер и перевести деньги в «Сити-бэнк».

– Да, Ленчик, ты и вправду даешь, – прокомментировала Инка по-русски и стала переводить рассуждение Чена. При этом она выглядела слегка озабоченной, как будто наконец уразумела, в чем меня обвиняют.

– Боб, – обратился Фаррел к Чену, – а ведь так все и было. Этот тип копал-копал потихоньку, а когда увидел, что никто ничего не замечает, решил, что уже пора. А то, что он заливает про свою низкую квалификацию – это ерунда. Вы ведь у себя в России чуть не десять лет проработали в бухгалтерии? – спросил он у меня. – Чему-то вы там научились?

Мне стало совсем неприятно. Дело было не в намеренной грубости Фаррела – он просто играл «плохого» полицейского в противовес «хорошему» Чену. Но я попался в собственную западню – не мог ведь я рассказать, как очутились эти десять лет бухгалтерского опыта в моем резюме. И я впервые за время допроса растерялся. ФБР-овцы немедленно заметили это и выжидательно уставились на меня с двух сторон. Надо было что-то говорить, и я не нашел ничего лучшего, как промямлить, что бухгалтерия в России сильно отличается от бухгалтерии в Америке. Хоть я и не врал, мне явно никто не поверил, даже Инка. На этот раз ей пришлось переводить мое бормотание, потому что мямлил я невнятно – агенты с первого раза меня не поняли.

Услышав перевод, Фаррел саркастически усмехнулся. И я сразу почувствовал, как Стьюарт дергает меня за рукав. Он показал мне сжатый левый кулак и медленно, один за другим, отогнул три пальца, начиная с мизинца.

– Давай, Лио, – произнес он, – во-первых… во-вторых… в-третьих…

Я понял Стьюарта. Он хотел, чтобы я сменил тактику и перешел от обороны к нападению. Прежде, чем Фаррел успел что-либо сказать, я начал говорить сам, причем по-русски. Как ни странно, страх придал мне красноречие. Я заявил, что, в свою очередь, хочу задать ФБР несколько вопросов. Эти вопросы очень важны для выяснения истины, поэтому я решил сформулировать их на родном языке. Мне крайне неприятно, продолжал я, быть заподозренным в нарушении закона. Но давайте проанализируем, на чем основаны эти подозрения. Например, вы считаете, что я собирал информацию о центральном компьютере «Твенти ферст бэнк оф Аризона» с тем, чтобы взломать его и украсть крупную сумму денег. Значит, я должен был как-то взаимодействовать с центральным компьютером, и тогда он регистрировал бы каждую мою попытку подключения. Отсюда вопрос номер один: зафиксирована ли хоть одна такая попытка? Уверен, что нет.

Инка старательно переводила все, что я сказал, предложение за предложением. Она действительно хорошо знала язык – я сам не смог бы изложить свои слова столь же гладко. К тому же, агенты теперь были вынуждены делить свое внимание между мной и Инкой, и это ослабляло психологическое давление на меня, так что Стьюарт был прав, настаивая на участии переводчика. Но когда я задал свой вопрос, Чен и Фаррел вместо ответа повернули головы к лейтенанту Санчесу. Тот откашлялся и в первый раз вступил в разговор.

– Здесь Лио прав, – признал Санчес. – Мы получили данные о всех соединениях центрального банковского компьютера с другими адресами за последние два месяца. Адреса компьютера Лио среди них нет.

– Увы, это опять-таки ничего не доказывает, дорогой мистер Голубев, – пропел агент Чен. – Вы вполне могли подключаться к центральному банковскому компьютеру через те компьютеры банка, к которым вы имели доступ – этого вы не можете отрицать?

– Да, – парировал я, – мог бы. Но тогда бы я и деньги увел через те же самые компьютеры. Зачем же мне тогда светиться и оставлять вам адрес своего рабочего компьютера? Или вы считаете, что я полный идиот?

Инка несколько замешкалась с переводом последней фразы и посмотрела на меня с каким-то новым уважением. Еще сегодня ночью после такого взгляда я бы возгордился, но теперь мне было не до нее. Я ожидал реакции Чена и Фаррела.

Однако Чен остался непроницаемым, а Фаррел хмыкнул, что могло быть истолковано как угодно. Зато Стьюарт одобрительно и несколько демонстративно похлопал меня по плечу. Этот раунд я, пожалуй, выиграл.

Ободренный успехом, я задал свой второй вопрос. Откуда известно, что именно я, а не кто-нибудь другой сидел за клавиатурой моего компьютера сегодня ночью? Ведь компьютер могли использовать и без моего ведома?

При переводе Инка вдруг раскашлялась, а ответил мне снова Санчес. Лейтенант, видимо, понял, что его утренняя попытка застать меня врасплох и получить мое признание наскоком уже провалилась. На этот раз он говорил серьезно, тщательно подбирая слова. Здания университета, сказал он, на ночь запираются. Войти может только тот, у кого есть ключ, причем подходящий только к этому зданию. Двери внутри здания, в свою очередь, заперты, и только сотрудникам, работающим в данном отделе, выдаются ключи, отпирающие какую-то одну дверь.

– Кстати, Лио, – вдруг сказал он, – а где ваши личные ключи? Вы можете показать их мне?

– Вот, – ответил я, доставая оба ключа из сумки и, одновременно, отстегивая их от карабинчика, на котором они висели внутри сумки.

– Пожалуй, вам лучше оставить их у меня, – сказал Санчес, забирая ключи. – Я не думаю, что они снова вам понадобятся.

– Я что – уволен? – спросил я.

– Не знаю, – сказал лейтенант, – это не мне решать, но вы не волнуйтесь – зарплату за первую неделю апреля вам выплатят в любом случае.

Конфисковав мои ключи, Санчес продолжил свои объяснения. Итак, сказал он, дверь отдела можно было отпереть только тремя ключами – моим, Сэма С. Льюиса и Джима Робертсона. Сегодня ночью Сэм находился у себя дома со своей семьей. Джим Робертсон, как, должно быть, подтвердит миссис Робертсон – Инка с растерянным видом кивнула – был в отъезде. Остаюсь я. Как все только что убедились, мои ключи были у меня, в целости и сохранности, никто их не украл. Следовательно, заключил лейтенант, полиция и ФБР вправе считать меня главным подозреваемым.

– Да, – сказал Фаррел, – как вы намерены это опровергнуть?

Стьюарт снова дернул меня за рукав. Было видно, что он недоволен направлением, которое принял разговор.

– В третьих, – решительно сказал он.

Я и сам понимал, что второй раунд проигран и без отчета о том, как и с кем я провел сегодняшнюю ночь, не обойтись. И все же я колебался. Ведь Стьюарт не знал, что мое алиби – это женщина, которая сидела вместе с нами за тем же столом. К тому же, верьте или нет, но мне не хотелось, чтобы у Инки были неприятности из-за меня. Однако другого выхода не было, и я, стараясь не смотреть на Инку, сказал по-английски:

– На сегодняшнюю ночь у меня тоже есть алиби. Я был не один.

– Леня, не смей! – негромко сказала Инка по-русски, – Ты что, хочешь меня подставить?

На Чена, Фаррела и Санчеса так подействовало мое заявление, что они не обратили бы внимание на слова Инки, даже если бы и понимали их. Только подвижное лицо Стьюарта выразило заинтересованное удивление.

– С кем вы были? – немедленно спросил Чен.

– С женщиной, – ответил я.

– Слава Богу, что не с мужчиной, – осклабился Фаррел. – Имя?

– Послушайте, – сказал я, – эта женщина замужем. Я не хотел бы называть ее имени. А врать о своей личной жизни я тоже не хочу – я ведь не президент Клинтон. Кстати, а вы, никак, противник сексуальных меньшинств?

Вот этого говорить не следовало. Я-то пытался пошутить и разрядить обстановку, но получилось наоборот – Фаррел рассвирепел. Его лицо покраснело, и он встал у торца стола во весь свой небольшой рост.

– Слушай, ты, Лио, – прошипел он, – если ты хочешь быть умником за мой счет – пожалуйста. Ты не хочешь говорить, с кем ты барахтался в постели сегодня ночью – пожалуйста. Мы идем тебе навстречу, ты это понимаешь? Ведь мы можем и не поверить твоему алиби, что бы ты там ни придумал. Если хочешь получить срок и отсидеть его от звонка до звонка – на здоровье, ты в свободной стране. Но не вздумай делать из нас идиотов. Миссис Робертсон, – обратился он к Инке, – переведите то, что я сказал, этому умнику, и поточнее!