Текст книги "ЭДЕМ-2160"

Автор книги: Григорий Панасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 7

В предутреннем воздухе, стеклянном от холода, тонко потрескивало – лед плыл под первыми робкими лучами малинового солнца. День обещал быть тихим. Над златоглавыми церквями и уступчатыми пагодами дрожал колокольный звон заутрени. Опушенные инеем деревья нарядным кружевом обрамляли прямые улицы вечно молодого, как бы выпавшего из потока времени, города. Иркутск просыпался.

Патрисия приехала в Иркутск рано утром. Раньше ей никогда не приходилось бывать в России. И тем более не доводилось видеть таких снежных, суровых зим. Она приникла к окну и почти всю дорогу до завода разглядывала чужие, незнакомые пейзажи: деревья в белом инее, шапки сугробов на остановках, огромные снежные отвалы на тротуарах, прохожих в теплой одежде, кутавшихся до самого носа.

В аэропорту ее встретили: как оказалось, Эйнджил уже позвонил и предупредил администрацию завода о том, что Патрисия приедет оформлять заказ на компьютерную технику. В машине было тепло и потому для нее казалось странным, что люди за окном одеты так тепло.

Однако на улице мороз в первую же минуту пробрал ее до тела.

– Вы слишком легко одеты, мадам, – вежливо обратился к ней водитель, помогавший ей выйти из автомобиля.

– Мадемуазель, – стуча зубами от холода, поправила Патрисия.

– Извините пожалуйста. Я сейчас спрошу для вас что-нибудь теплое, – водитель скрылся в проходной и уже вскоре бежал к ней с полушубком в руках.

– Примерьте. Я думаю, что вам подойдет. Извините, что ничего лучшего не нашлось.

– Большое спасибо, – Патрисия почувствовала, как к ней возвращается тепло, а вместе с ним и боль в замерзших пальцах. – Куда мне теперь?

– Я вас провожу к директору. Он дал мне указание доставить вас к нему, а затем в гостиницу.

– Идемте, – Патрисия почувствовала, что скоро ей понадобятся легендарные русские валенки.

Коридор, по которому Патрисия шла вслед за водителем, казался бесконечным. Он плавно забирал вправо, потому конца его не было видно. Проем, забранный стальной решеткой, появился внезапно. На той стороне спросили пропуск и, внимательно изучив идентификационные карты и допуски Патрисии и ее спутника, пропустили дальше. Впрочем до кабинета директора оказалось еще далеко. После нескольких спусков и подъемов по металлическим и каменным лестницам Патрисия окончательно потеряла направление и поняла, что самой ей отсюда никогда в жизни не выбраться. В этот самый момент ее спутник сказал:

– Вот мы и пришли.

За покрытой шпоном невысокой дверью находился просторный кабинет. В центре его за столом сидел низенький человек с редкими всклокоченными волосами и красным носом.

– Добро пожаловать к нам. Меня зовут Алексей Романович Ливанов, – представился он и протянул руку Патрисии.

Она пожала крепкую маленькую ладонь.

– Полагаю, что вам не помешало бы согреться, – хозяин кабинета уже куда-то звонил и заказывал чай и кофе. – Сибирский мороз – удовольствие, которое надо принимать в ограниченных количествах.

Директор рассмеялся этой ему одному понятной шутке. Патрисия еще не отогрелась до конца и потому восприняла странный юмор без одобрения.

– Меня даже никто не предупредил, что здесь будет так холодно! – она возмущенно подула на пальцы и раскрыла ноутбук. – Я думаю, что рассмотреть ваши образцы можно уже сегодня, чтобы сильно вас не задерживать.

– Простите меня великодушно, – бросился извиняться директор, заметив нахмуренные брови гостьи. – Я вовсе не хотел вас обидеть неуместной шуткой. Мне очень жаль. Я потомственный сибиряк в третьем поколении. Здесь нам трудно представить, что кто-то не переносит мороз. Ручаюсь, что вам у нас понравится. Обещаю устроить вам экскурсию.

– Очень мило, но завтра я уже собиралась улетать. И потом..., – Патрисия замялась, – мне здесь действительно очень холодно, – она заметила, что директор слегка обиделся, и поспешила поправиться. – Но, теперь я думаю, что, пожалуй, ради экскурсии стоит потерпеть. И все же сейчас я хотела бы осмотреть образцы.

Директор просиял и расплылся в улыбке:

– Ради вас я готов на все, даже на просмотр образцов. Идемте в цех, – и он повел Патрисию к испытательным стендам.

Весь остаток дня они провели, тестируя компьютеры и сетевую аппаратуру. Патрисия выбирала придирчиво и директор оценил ее знание техники. Из всего представленного она выбирала лучшее. К вечеру заказ был составлен и водитель отвез Патрисию в гостиницу.

На следующий день машина приехала за ней рано с утра. Яркое солнце, похожее на янтарь, отражалось в каждом кристаллике льда, отчего все деревья и кусты в парке возле здания отеля были как бы залиты золотом. Огненный диск только-только оторвался от горизонта и воздух, ледяной с ночи, не успев оттаять, вырывался белыми облачками изо рта, повисая изморозью на волосах. Вчера Патрисия заехала по пути в магазин и купила себе меховые сапожки и шубу. Теперь ей было тепло, и потому предстоящая экскурсия не казалась столь суровым испытанием для ее южной натуры.

Погрузка заказанного оборудования прошла быстро, все четыре пятитонных контейнера отправились в аэропорт, где их ждал грузовой стратоплан "Беркут". Патрисии уже бал куплен билет на рейс до Франкфурта в салоне-люкс.

После обеда в ресторане "Ангара" Патрисия в компании Алексея Романовича, его заместителя и главного экономиста отправилась на прогулку по старинному городу. Побродив по старинным улочкам, сохранившимся почти в центре города, они вышли на берег суровой Ангары, чьи черные воды в пенных бурунах с легким гулом катились в бетонных стенах берегов. На набережной Патрисия остановилась. Директор остался с ней, пока двое других спутников пошли в ближайший магазин.

– Вам здесь нравится? – Ливанов спрашивал, явно надеясь услышать утвердительный ответ.

– Знаете, здесь все чужое. Не такое как у нас, – Патрисия подбирала слова медленно. – Там, дома, все такое мягкое плавное, а здесь одни резкие линии и контрасты. Трудно представить реку, подобную этой у нас, в Германии.

– Но разве в Баварии нет горных рек? – удивился Ливанов, явно обиженный сравнением Патрисии.

– Я вовсе не то имела ввиду, Алексей Романович, – она поплотнее запахнула края капюшона, – просто горные реки в Европе более мягкие. Здесь ярче чувствуется мощь. Здесь красиво, – добавила она, подумав.

Директор просветлел лицом: как патриот родной земли, он любил, когда хвалили его город.

– Видимо поэтому на эти земли так зарятся китайцы и японцы, – сказал он, глядя на Патрисию.

– Что вы имеете в виду? – она повернулась спиной к реке, от которой уже тянуло холодком приближающейся ночи. Солнце уже крепко уселось на крыше близлежащего дома, высвечивая крапинки кварца на асфальте.

– Я говорю об Иркутском кризисе. С тех пор прошло около века, и вот теперь все повторяется, – Ливанов ссутулился над перилами набережной. – У меня в тот год погиб дед. Он был егерем-ополченцем. Его расстреляли за мародерство. Так сказали моей бабушке.

Речь директора стала отрывистой и невнятной, было видно, что ему тяжело вспоминать о событиях далекой войны. Патрисия слушала молча, не прерывая его и понимая, что Ливанову надо выговориться.

– Тогда многие были расстреляны с таким же приговором. Их называли мародерами, но все прекрасно знали, что только силами ополченцев удалось продержаться до подхода регулярных войск. Граница была прикрыта, прорыва не получилось, – Ливанов закурил.

– Но почему же их обвинили? – Патрисия искренне удивилась. – Вы ведь сами сказали, что они по сути спасли страну.

– Надо было найти виновного. Россия не могла так запросто игнорировать мнение Мирового Совета по поводу массовой резни мирного населения. Хотя какое это мирное население! Ползучая экспансия китайцев продолжается уже двести лет. В своих кварталах и поселениях они ведут себя как хозяева. Спросите любого русского здесь, и он вам скажет – китайцам здесь не место! Их надо выгонять из страны, – окурок полетел в черную воду, с шипением утонув в пене. – И мой дед думал также. Да, егеря, надо признать, много тогда дел наворотили. И в резне приняли самое непосредственное участие. но я всегда считал и сейчас считаю, что дед был прав. Регулярные войска пришли на готовое. Я не виню солдат, которые лишь выполняли приказ. Но вот командование прошло по краю пропасти.

– И что же? Бунт был подавлен, – Патрисия не стала возражать Ливанову, хотя его мысли вызвали у нее смешанное чувство страха и неприязни.

– Да, китайцев тогда выгнали, – директор не понял, что Патрисия спрашивала о егерях. – Многие погибли, а тех, что остались, явно не хватало на сопротивление. Они расползлись как мыши по норам. А родственники ополченцев получили компенсации, как пострадавшие от военных действий. Бабушка выбросила деньги в мусорную корзину, но отец нашел их и отнес в детский дом.

– Неужели никто не стал возмущаться? – Патрисия уже не замечала крепнувшего мороза и внимательно слушала Ливанова.

– Все прекрасно понимали, что деньгами от них откупились за потерю мужей и сыновей. Но восставать против армии, освободившей город? Егерями были едва ли пять человек из ста. Многие семьи просто не знали о расправе. А родственники расстрелянных сами во многом скрывали факт расправы. Командование Иркутского корпуса ополчения выступило с осуждением "акта мародерства".

– Но вы сказали, что и сейчас что-то не в порядке в городе? – Патрисия поспешила перевести тему разговора.

Ливанов закашлялся, раскуривая новую сигарету. Огонь спички осветил в темнеющем воздухе постаревшее лицо директора. Затянувшись, он пояснил:

– У нас всю жизнь неспокойно. Тогда, в две тысячи семьдесят шестом году, впервые было массово применено генетическое оружие направленного действия – специально против китайцев. Они отступили и затаились. За сто лет страсти поутихли и многие забыли ужасы войны и предвоенных десятилетий ползучей резни. Сейчас желтых становится все больше, они готовят новое вторжение. Официально об этом не говорят, но подспудно все готовятся.

Патрисия поежилась и посмотрела на далекий горизонт, где раскинулся под ночным небом необъятный Китай.

– Идемте, уже поздно. Вам пора домой. Завтра рано утром вы уже улетаете, – Ливанов протянул руку, чтобы помочь ей спуститься с обледенелого каменного поребрика.

Возле здания автовокзала он посадил Патрисию в машину, сказав шоферу. Чтобы тот проследил, как она доберется до гостиницы.

На улицах уже зажглись фонари, отбрасывая блики и полосы света в салон, и машина ныряла из одного освещенного пятна в другое.

Патрисия очнулась от навеянных тяжелым разговором мыслей только когда машина неожиданно резко остановилась у обочины. Водитель пробормотал что-то сквозь зубы и вышел на мороз. Он довольно долго копался под крышкой капота, а потом безуспешно попытался завести машину. Патрисия терпеливо ждала.

От нечего делать она стала рассматривать квартал в окно и поняла, что они совсем недалеко от гостиницы. Надо только пройти до перекрестка и повернуть налево. Через десять минут будет знакомое здание из розового ракушечника.

Патрисия вышла из машины и подошла к шоферу:

– Извините, я наверное сама теперь дойду. И направлю вам кого-нибудь на помощь.

– Подождите, скоро приедет ремонтная бригада. Я уже вызвал ее по мобильному телефону, – водитель потопал ногами, чтобы согреться. – Сейчас неспокойно.

– Хорошо, – Патрисия отошла в сторону и незаметно перешла улицу, пока шофер склонился над двигателем.

Вниз по улице идти было довольно скользко, и Патрисия семенила мелкими шажками, поминутно хватаясь то за стену, то за фонарные столбы. Видимо она перепутала поворот, потому что когда подняла голову и огляделась, вокруг было темно и никаких больших зданий не было видно. Вокруг были только частные застройки. Неожиданно со стороны одного из освещенных особняков раздался звук выстрела и заметались черные тени. Сердце испуганно забилось, но что-то подсказывало, что в этом доме беда. Что людям там нужна помощь. Патрисия беспомощно оглянулась, но улица была пустынна. Снова раздался звук выстрела. Патрисия бросилась туда.

– ...Теперь тихо, по одному, – Дэн Ли держал отогнутый край жести, пока его банда протискивалась в дыру в заборе.

Собака даже не взвизгнула: Дэн носком сапога пнул окоченевшее тело овчарки и пролез в дыру следом за остальными. В доме было почти темно, горело окно только в гостиной и еще где-то на втором этаже. Китаец шепотом начал раздавать указания. Серые тени мелькнули вдоль стен и живой изгороди.

Один в открытую подошел к двери и нажал кнопку звонка, пока остальные прятались в тени и сбоку от дверей.

– Извините, вы не подскажете, как пройти к дому номер сто тридцать по улице Братской?

Дверь осторожно закрылась и открылась вновь, но уже без цепочки. Мужчина в очках и халате чуть посторонился, как бы приглашая гостя вглубь.

В ту же секунду трое или четверо юнцов втолкнули его внутрь квартиры, вышибая дверь, и ворвались в комнату. Когда Дэн Ли переступил затоптанный порог с разбитыми очками, в доме уже вовсю хозяйничала его банда.

Он, не торопясь, прошел в гостиную, где в дальнем углу у покосившегося торшера тихо светился и бормотал терминал. Шли вечерние новости.

В кресле сидел связанный бельевой веревкой мужчина, на его лице набухал огромный кровоподтек. Женщина негромко всхлипывала на диване.

– Хозяин немного буянил, пришлось научить хорошим манерам! – пояснил один из подручных Дэна.

То, кого назвали хозяином, зло посмотрел на китайца. Дэн оскалился в мерзкой улыбке:

– Голову дам на отсечение, что ты хочешь меня убить?

– Да я тебя, паскуда, сам лично задушу! На глазах твоих дружков! – мужчина сплюнул на пол кровяной сгусток и закашлялся.

– Смотри, не сдохни раньше, боец! – процедил Дэн. – Где там щенок? Тащите его сюда.

Наверху на лестнице послышалась возня, и в комнату втолкнули маленького белобрысого мальчишку. Тот упал на ковер и стал подниматься с колен, но какой-то сопляк из банды сделал подсечку, повалив его снова, но уже на спину.

– Я тебе говорил, что я с тобой все-таки разберусь?..

Мальчик сжался в углу.

– Игорь! – голос женщины резанул по ушам, и Дэн скривился:

– Уймите суку.

Кто-то грубо ударил ее по лицу. Ребенок скорчился на полу, и его били ногами.

– Довольно! – Дэн сказал тихо, но все тут же разошлись в стороны. – А теперь смотри, папаша, как я разделаюсь с твоим молокососом. А потом и со всеми русскими тварями.

Дэн распахнул полу куртки и медленно вытащил армейский нож. На заточенном лезвии скользнул отблеск люстры. Он провел пальцем по острию и шагнул в сторону парнишки.

– Я тебя убью, – прохрипел отец ребенка. Если ты его тронешь, то я тебя из-под земли достану!

Нож легко вошел в тело. Белобрысая голова дернулась и обмякла.

– Разберитесь с папашей и его бабой. Я пойду, поищу, что тут есть.

Все, дело сделано. Пора уносить ноги, пока полиция не нагрянула. Десант заметет все следы. Дэн уходил последним и не отказал себе в удовольствии посмотреть еще раз на картину разграбления. В комнате лежали тела, залитые кровью. Мальчик, похожий на поломанную куклу, и женщина в остатках халата, вся сплошь в колотых ранах, с неестественно повернутой головой. Три русских свиньи. Нет не три, две. Но ведь?..

– Я тебе обещал, что убью! – голос был тих, но в нем сквозила такая ненависть, что Дэн застыл на месте.

В дверном проеме, привалившись к косяку, стоял хозяин дома. В его руках было охотничье ружье – тяжелый "Заур-2123", ствол которого смотрел прямо в грудь Дэну.

Прыгнуть как на тренировке, достать на излете висок, смести как манекен: тело изогнулось, неестественно удлиняясь.

Но пуля успела на мгновение раньше.

Покачнувшись мужчина выстрелил еще раз, размозжив Дэну голову. Уже теряя сознание, он увидел на пороге дома женщину с широко раскрытыми от ужаса глазами. Потом он рухнул на пол.

Патрисия судорожно сжала кулак и закусила костяшки пальцев, чтобы не закричать от страха. Дом был перевернут вверх дном. Но самым страшным было то, что она увидела в зале: на полу лежала мертвая женщина и маленький мальчик лет десяти. Он еще дышал.

Патрисия бросилась к терминалу, но экран остался мертво-матовым. Связь не работала. Осторожно, чтобы не наступить на кровавые пятна, она приблизилась к ребенку и стала на колени. Слева на боку расплывалось темное пятно. Нож прошел мимо сердца, но крови мальчик потерял много. Патрисия, нервно всхлипывая, перетянула непослушное тельце обрывком тяжелой шторы и выбежала в коридор.

Отец ребенка тоже еще был жив. Он упал почти на труп мародера – у того не было головы. Патрисию затошнило. Уличный воздух немного привел ее в чувство и она, путаясь в полах шубы, побежала на улицу. У самого перекрестка, возле пятиэтажного дома она увидела человека, выходившего из подъезда. Патрисия бросилась к нему, размахивая руками и крича в голос.

Незнакомец выступил на свет фонаря и женщина остановилась как вкопанная: в его руке был тяжелый обрез помпового ружья. И он был нацелен ей в живот.

– Там мальчик. Раненый, – Патрисия по инерции продолжала объяснять, но мужчина-китаец смотрел на нее безразличным взглядом и не опускал ружья. -Там мальчик и ему надо помочь, – повторила она и заплакала.

– А кто поможет моим девочкам? – голос китайца оказался полон ярости. – Они уже мертвы, а ведь они были такие замечательные, мои маленькие дочки. Что они сделали вам? Зачем вы их убили? – его руки дрожали все сильнее, и Патрисия увидела, как напрягся палец на спусковом крючке. – Неужели это только за то, что мы другие? Неужели только за желтый цвет кожи?!

Патрисия поняла, что этот человек невменяем, что он только что потерял свою семью, и вспомнила слова Ливанова: " Спросите любого русского здесь, и он вам скажет – китайцам здесь не место! Их надо выгонять из страны." Ей стало плохо.

Уже лежа на снегу и чувствуя, как немеют ноги и руки, она услышала, как кто-то бежит к ней, пытается поднять ее и снова отпускает. Мелькнуло лицо водителя. Кто-то громко сказал, что надо вызвать "скорую помощь". Потом Патрисия потеряла сознание.

Глава 8

По дороге в Канищево Саймон с увлечением искал изменения в той Рязани, которую он знал много лет назад, и хотя времени прошло немало, почти нечего не изменилось, ну разве что проложили, как он заметил, новую ветку монорельса в направлении Борковского карьера, да, пожалуй, облицевали темно-красным гранитом памятник Русско-Японскому братству.

Черной глыбой он возвышался над Приокским парком, который смутно отсвечивал фонарями вдоль шоссе. Ореховое озеро тускнело ледяной поверхностью.

Мягко скользя, машину обогнал вагон монорельса. Впереди редкими огоньками замаячили канищевские высотки. Вскоре пошли первые дома. Преодолев крутой подъем, машина сбавила скорость и повернула на проспект Лунина. По левой стороне зачастили фасады многоэтажек, по правой – кованая ограда набережной. Внизу неясно чернела вода Константиновского канала.

Евгений всю дорогу без умолку рассказывал новости, но сейчас Саймон его прервал:

– Кажется, этой улицы раньше не было.

– Да, профессор, как помнишь, до этого жил на Интернациональной. Но сейчас он переселился в новый дом. Городские власти провели реорганизацию заселения. Буди супругу, мы на месте, – Евгений подмигнул в зеркало заднего вида.

Саймон осторожно растолкал задремавшую жену:

– Джули, мы уже приехали.

– Да? – она сонно моргала и щурилась на свет фонарей. – Ну вот, не мог раньше разбудить, – сварливо сказала она, начиная прихорашиваться. – Не идти же мне к профессору растрепанной.

– Вы великолепно выглядите, – галантно заметил Евгений, открывая дверцу и помогая ей выбраться из машины.

Пятиэтажный одноподъездный дом в глубине двора за высокой кирпичной оградой был погружен во мрак. Светились только окна второго этажа.

– Это профессор, – пояснил Евгений, когда они вышагивали по мощеной дорожке с аккуратно убранными клумбами в сугробах.

Вечнозеленый кустарник по бокам аллейки был пострижен в виде шахматных фигур.

Привратник в форменной ливрее с позументами приветливо распахнул перед ними дверь и проводил по лестнице наверх. Шаги мягко тонули в ворсе ковровой дорожки. Желтый свет дробился в граненых плафонах, убаюкивая и расслабляя.

Саймон почувствовал, что устал настолько, что готов лечь прямо здесь, в этот густой красный ворс. Споткнувшись, он тихо чертыхнулся, но Джулия успела подхватить его под руку.

Дверь им открыл сам профессор:

– Заждались, заждались, – раскатисто пророкотал он на пол дома и втащил Саймона с женой в широкую прихожую. – Спасибо Герман Артурович. Вы свободны. Проходи Евгений, чего топчешься в дверях.

Из комнаты показалась дочь профессора Анастасия с наброшенным на плечи белым пуховым платком.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась она с гостями.

Саймон пожал протянутую ему руку. Евгений закрыл наконец дверь. В коридоре сразу стало шумно и людно.

– Снегу-то понатащили, – беззлобно пожурила гостей экономка, принимая пальто Евгения.

– Я обязательно все уберу, все до последней снежинки. Вот этими самыми руками, – Евгений дурачась, попытался встать на карачки.

– Ну, будет тебе кривляться, – профессор хлопнул его по спине и пригласил всех к столу.

В просторной гостиной, размерами напоминавшей скорее маленький зал, запросто могло поместиться человек тридцать. Под высоким потолком горела восьмирожковая люстра. У дальней стены с дверью, выходящей на лоджию, стоял столик с музыкальным центром. Квадратный коричневый ковер с витиеватым рисунком дополнял золотисто-желтые обои стен.

В середине стоял накрытый белоснежной скатертью стол с блюдами, большинства из которых Саймон до этого даже не видел.

– Ну что ж, отведаем, чего Бог послал, – профессор барским жестом пригласил гостей к ужину.

Когда все расселись, и экономка разлила первое, хозяева дома и Евгений, прикрыв глаза, быстро зашептали едва слышно про себя, едва шевеля губами. Джулия вопросительно посмотрела на Саймона, но тот глазами показал: не сейчас.

Все время молитвы и он, и жена рассеяно теребили край скатерти. Саймону было немножко неловко. Наконец профессор, окончив молитву, сказал:

– Ну-с, приступим, – и открыл крышку супника, отчего по комнате разлился дурманящий запах.

Через пол часа, когда прислуга уже принесла десерт, Саймон откинулся на спинку стула и ослабил ремень.

– Ну, и как вам Россия, – спросил Вартанов, обращаясь к Джулии.

– Замечательно, – в ее голосе прозвучало нескрываемое восхищение. – Скажите, а это на самом деле был кремль или декорация?

Профессор удивленно поднял брови, но Саймон пояснил:

– Мы говорим о Старой Руссе. По пути сюда мы видели из поезда зимний парк и...

– А! – рассмеялся Вартанов, – На вас тоже подействовала чарующая ночь. Нет, кремль самый настоящий. Правда, это новодел, но очень качественный. Прошлого века. Чуть дальше, с поезда его не видно, стоит настоящий старый кремль. Он отреставрирован и теперь там исторический музей. А этот долго делали архитекторы по конкурсному проекту. Но уверяю вас: и колокольный звон и император, и дворец – самые настоящие. Кстати, недавно я там был. Удостоился личной аудиенции у самого императора.

– Как замечательно, – Джулия мечтательно прикрыла глаза.

– А хотите, – вдруг предложил профессор, – завтра мы пойдем в Рязанский кремль? Обещаю, что вы не пожалеете. Ведь это самый настоящий памятник русского средневековья. Он входит в Большое Золотое Кольцо России. А какой там вид! Трубеж, набережная, старые липы! Красота!

Профессор посмотрел на Саймона и Джулию, ожидая немедленного согласия, но Анастасия отвлекла его:

– Папа, ты совсем замучил наших гостей. Дай им хотя бы отоспаться.

– Хорошо, дочка. Тогда попроси, пожалуйста, Аграфену Егоровну постелить в малой гостевой. Евгений, вы у нас останетесь?

– Извините, Михаил Константинович – работа. Я скоро поеду. Вы же знаете, как мне опаздывать.

– Ну, как знаешь. А то остался бы. У нас места много, – Вартанов взял кусок пирога и повернулся к Саймону. – Кстати, как там ваш сын? На Рождество обязательно возьмите с собой. А то я знаком с Петером только по фотографии. Да и та маленькая и старая.

– Да ничего, учится, – ответил Саймон. – Большой уже совсем стал. Скоро колледж закончит.

– Да время летит, – вздохнул профессор. – Кажется, совсем недавно сам еще брал вас обоих из колледжа в университет. А теперь гляди – свой уже взрослый сын.

– А как ваши внуки? – поинтересовалась Джулия.

– А, мои сорванцы! – профессор улыбнулся. – Один уже в седьмом классе, а другой в школу скоро пойдет. Растут и умнеют не по годам. Я покажу вам фотографии: мы летом были в Симеизе и Гурзуфе. Какие там места, Саймон. Ты не представляешь!

– Завтра, папа. Все завтра, – Анастасия погладила руку старика.

– Ну, да пожалуй, нам спать пора, – профессор поднялся из-за стола и кликнул экономку.

Пока в комнате для гостей стелили кровать, а Джулия умывалась, Саймон разобрал багаж и вытащил теплые вещи. Сложив их сверху на вешалку, он пошел в комнату.

В углу горел торшер в темно-розовом абажуре с бахромой. Толстые шторы были задернуты, и лишь в узкую щелку пробивался освещенный край клена и стены.

Едва голова Саймона коснулась подушки, он мгновенно отключился. Без сновидений.

Его разбудили заливистые трели.

"Интересно, когда Джулия успела поменять звонок", подумал он сквозь сон, но трели продолжались слишком долго для звонка.

Недовольно приоткрыв глаза, Саймон увидел веселого кенаря в клетке. Ярко-желтая птица, забыв обо всем, радовалась солнечному морозному утру. Задернутые с вечера шторы были распахнуты настежь.

Дверь в комнату осторожно приоткрылась и в нее проскользнула служанка, внесшая глаженую одежду. Саймон сделал вид, что спит, и после ее ухода еще четверть часа понежился в постели.

Джулия спала рядом сном праведника. Осторожно, чтобы не разбудить ее, он встал и оделся, но стоило ему потянуть дверь на себя, как та предательски скрипнула, и Джулия встревожено подскочила на постели. Саймон обнял ее, успокаивая, и негромко сказал:

– Одевайся. Я думаю, в этом доме завтрак бывает рано, – он ласково погладил ее по голове. – Я пойду умоюсь и побреюсь, а ты пока оденься. Кажется, на стуле я видел халат.

– Да, побриться тебе не помешает. У, колючка! – Джулия провела рукой по щеке Саймона. – Иди, давай.

Она подтолкнула его к двери.

Как оказалось, хозяин уже позавтракал и уехал по делам, но дома осталась его дочь.

– Михаил Константинович обещали вернуться через час, – пояснила служанка, накрывая к завтраку.

За столом собрались только Саймон и Джулия. Анастасия поехала с экономкой на центральный рынок за покупками. Памятуя о старой традиции дома Вартановых, Саймон попросил свежую прессу (приятно удивив его, служанка принесла газеты на английском без напоминания), и из них он узнал о том, что в Брюсселе у здания евгенического центра было подавлено крупное восстание антиевгенистов. Саймон со стуком поставил чашку на блюдце.

– Что-то случилось? – заботливо спросила Джулия, заметив, что Саймон нахмурился.

– Нет, все в порядке, – соврал он. – Попробуй это блюдо. Настя делает манты просто замечательно.

Джулия протестующе замычала с набитым ртом. От обжорства ее спасла появившаяся в дверях хозяйка. Анастасия вежливо пожелала всем доброго утра и добавила:

– Папа обещал скоро вернуться. Мы сходим за детьми. А после обеда поедем на дачу. Хотите погулять по городу?

Саймон и Джулия переглянулись и дружно кивнули.

– Ну, тогда одевайтесь, – скомандовала Анастасия, услышав в коридоре громкий голос отца.

– А, гости проснулись! – радостно возгласил он, распахивая дверь гостиной. – И горазды же вы подушки давить! Хоть из пушки над ухом стреляй. – Он поцеловал в щеку Джулию и приобнял Саймона.

– Па, мы решили прогуляться по городу. А потом зайдем за Славой и Володей.

– Хорошо, тогда мы выходим сию же минуту. Подчиняюсь, мой генерал, – профессор приложил руку к виску, где торчал седой вихор.

Собравшись, они шумной компанией спустились по лестнице в фойе. Вчерашний привратник в пальто и меховой шапке, кланяясь, распахнул дверь, приветливо пожелав доброго здоровья. Холодный воздух перехватил дыхание и выжал слезы из глаз. Саймон отвык от русских зим.

На улице водитель отмывал лобовое стекло, стоящей у обочины машины.

– Семен, на сегодня машина больше не понадобится. Нас заберет на дачу Павел. Можешь взять выходной. Приедешь за нами завтра, нет, послезавтра в два утра. Смотри, не опаздывай.

– Как можно, Михаил Константинович, – обиженно прогудел водитель. – Будем точно-с.

Вартанов протянул шоферу "пятерку". Тот поблагодарил, и компания направилась к остановке монорельса.

Улица, плавно изгибаясь, вела мимо небольших домиков вроде того, в котором жила семья профессора. По обочине росли клены и липы, а чуть поодаль – целая березовая рощица. Через два квартала из-за опушенных снегом карагачей выглянули золотые купола церкви.

– Старина, девятнадцатый век, – пояснил Вартанов, заметив заинтересованный взгляд Саймона.

Белоснежное здание с трехъярусной колокольней стояло в окружении берез, укрывавших надворные постройки и жилой домик священника. Фасад самой церкви был скрыт за каменной стеной с мозаичными портретами Олега Рязанского и Кутузова слева от ворот, и Жукова и генерала Ильина, руководившего обороной Читы в Русско-Китайской войне двадцать первого столетия справа. Композицию завершали два лафета с гробами, на одном из которых стоял кивер героев 1812 года, а на втором – солдатская каска.

К храму за кованой оградой вела плотно утоптанная дорога, которую расчищал деревянной лопатой мужчина в черной рясе. Из церкви по одному или небольшими группами выходили женщины в платках и мужчины, которые чуть позже, отойдя и перекрестясь на вход, надевали шапки.

– Зайдем? – спросил Вартанов у спутников.

Джулия кивнула, ответив за всех, и они ступили на узкую тропинку, вливавшуюся в дорогу, идущую к дверям церкви. В спины им загудела снегоуборочная машина.

Увидев приближающихся прихожан, человек в рясе воткнул в соседний сугроб лопату и выпрямился, разминая затекшую спину. Саймон с удивлением отметил почти двухметровый рост священника и сильные натруженные руки. Большой крест на массивной цепи казался миниатюрным по сравнению с владельцем-великаном.

– Здравствуйте, отец Сергий, – учтиво поздоровался Вартанов.

– Добрый день, – сказала Анастасия.

– И вы будьте здоровы, – ответил отец Сергий. – Что-то вы сегодня поздно Михаил Константинович.

– Да вот, гостей не мог добудиться, – профессор вежливо представил Джулию и Саймона.

Те в свою очередь тоже поздоровались с отцом Сергием.

– Ну что ж, мы никого не гоним. Неважно, какой ты веры. Заходите, если интересно, – он внимательно посмотрел на супругов. – Службу сейчас ведет отец Филимон. Не обессудьте, народу сегодня много. Люди к Рождеству готовятся, – извинившись, пояснил он.