Текст книги "ЭДЕМ-2160"

Автор книги: Григорий Панасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 10

– Заходите, Данилов, заходите! – генерал Зорин довольно потер руки, словно был готов съесть его, и продолжил: – У вас завелась плохая привычка.

– О чем вы, товарищ генерал? – Евгений пожал протянутую руку и без приглашения сел по другую сторону стола.

– Растешь ты быстро, Женя. Стариков сгоняешь с насиженных мест, – "посокрушался" генерал и пояснил: – Я тут тебе повышение выхлопотал. Будешь у нас полковником. Э, не торопись, – прервал Зорин привставшего Евгения. – Ты знаешь, Данилов, что у меня просто так звания не получают. Особенно ты.

Толстый короткий палец уперся указателем в Евгения. Тот осторожно спросил:

– Какое задание мне предстоит?

Зорин подкрутил усы, копируя далекого руководителя позабытого века. И проговорил с кавказским акцентом:

– Если партия скажет, таварищ Данылов, ви сдэлаетэ все от вас завысящэе, – Зорин расхохотался, утирая слезы. Евгений тоже улыбнулся: начальник всегда так старательно изображал горца, и у него никогда это не получалось.

– И все же, Дмитрий Вячеславович? – Данилов попытался разглядеть что-нибудь на терминале, но тот был неудобно повернут.

– Не торопись, Женя, – повторил генерал. – Всему свое время. Пока объявляю тебе благодарность за работу в Красновишерске. Молодец.

Евгений покривился, вспомнив поездку на Урал.

– Не косороться, я тебя не за разбор полетов Матвеева хвалю и не за то, что участковому пилюлю подсластил. Ты нам ценный кадр нашел, – Зорин пощелкал клавишами терминала и, не отрываясь от работы, добавил. – Мои орлы с ним уже поработали. Хороший киллер теперь получится, – он хмыкнул и потер виски.

Евгений почувствовал мерзкий привкус во рту: он не любил, когда его хвалили за грязную работу. Однако начальник истолковал его гримасу по-своему:

– Я понимаю, что это не твой профиль, но профессионал на то и профессионал, чтобы справиться с любым заданием – даже не по профилю, – Зорин исподлобья посмотрел на подчиненного. – А теперь слушай: займешься тем самым Москаленко, с которым ты встречался в Варшаве и в Рязани. Только теперь вся операция будет под твоим контролем.

– С чего бы это? – брюзгливо вклинился в монолог генерала Данилов.

– Положение обязывает, товарищ полковник, – ехидство в голосе Зорина было неприкрытым. – Контролируешь всю операцию до самого конца. До момента ввода войск на территорию Новой Украины.

– Но что именно предстоит сделать? – Евгений демонстративно пошарил взглядом по столу.

Зорин протянул ему кожаную папку с бумагами:

– Изучишь на досуге. А пока будет устная вводная. Москаленко беречь как самого императора. Сейчас обнаружено три "хвоста" – два украинских и один китайский. Твой предшественник за эту информацию заплатил головой. Так что идешь на готовенькое. Сроку неделя, но чтобы по любому "хвосты" обрубил. Понял?

– Разрешите выполнять, товарищ генерал? – Данилов вытянулся и щелкнул каблуками, вскинув руку к виску.

– Не гони лошадей, Данилов. Тебе еще надо агентурную сеть в Новом Киеве наладить. Ладно, иди уж, – Зорин махнул рукой и склонился над материалами.

Евгений развернулся и направился к двери.

– Передавай привет жене и дочкам, – настиг его голос Зорина у двери. – Кстати, совсем запамятовал: есть еще одно маленькое дельце. Тут друг твой приезжает, некто Шухарт. Помнишь?

Евгений обернулся и посмотрел на шефа. Сокурсника Рема Шухарта он помнил очень хорошо: это был единственный негр на пятьсот человек потока. Умный студент, очень умный.

– С ним надо встретиться, поговорить. Нам всегда нужны новые агенты. Вы меня поняли, Данилов? – Зорин прищурился.

– Так точно, товарищ генерал, – Евгений кивнул головой.

– Ну что, не жмут погоны? – ядовито поинтересовался шеф.

Евгений махнул рукой и вышел в коридор.

За стойкой бара посетителей почти не было. В полутемном зале тоже было занято не больше пары столиков. Евгений одиноко цедил коктейль через трубочку, изображая ожидание. На самом деле он уже видел как, Шухарт сошел со стратоплана и проходил досмотр. У него была старая привычка не пропускать ни одно питейное заведение, а в полночь на окраине города был открыт только этот бар аэровокзала. Еще пара минут и таможенники как оговорено отпустят Шухарта. Он сразу же пойдет сюда.

– Водку с лимонным соком, – рядом с Евгением на высокий стул опустилась могучая фигура в плотном темном пиджаке и на столешницу легла черная рука.

Евгений повернул голову и встретился взглядом с гигантом:

– Рем? – в голосе прозвучало настоящее удивление.

– Женя, ты здесь откуда? – темнокожий сосед смотрел не менее удивлено.

– Я жду друзей, а ты? – Данилов покрутил в руке тонкий длинный стакан. – Дела?

– Да вот, государственное поручение, – в голосе негра не было даже намека на акцент.

– Вот как? – Евгений изумленно поднял брови.

– Я ведь генерал теперь. В дипкорпусе работаю.

Евгений сделал вид, что впервые слышит об этом. На самом деле он за три часа успел проштудировать папку и теперь прекрасно знал не только то, что Шухарт генерал-майор ВВС, но и то, что он приехал в Россию с целью закупки оружия. Согласно официальному коммюнике Черный Альянс готовился к войне с Китаем и пребывал в ожидании, что Россия согласится стать союзником.

– А ты чем занимаешься? – Рем Шухарт залпом допил желтоватое пойло и поманил бармена.

– А я вот в полиции застрял. В евгеническом контроле, – Евгений незаметно проверил записывающую камеру в пуговице. – Перспектив никаких, – он виновато посмотрел на собеседника.

– Еще водки, – обратился негр к бармену, выжидательно зависшему напротив. – А ты что будешь? – спросил он у Евгения.

Данилов посмотрел на дно пустого бокала и постучал по нему пальцем:

– Пусть повторит.

Они улыбнулись друг другу – это была их старая институтская привычка.

– Значит ты теперь птица большого полета? – задумчиво протянул Евгений. – Летаешь высоко, видишь далеко.

Шухарт кивнул.

– Ты не женился? – Евгений старательно придумывал сценарий перехода к вербовке. Надо было не упустить шанс, иначе погоны облетят также быстро как прилипли.

– Нет, я пока не женат. Но подружка есть, если тебя это интересует, – он посмотрел на Евгения. – А ты как?

– Да вот, две дочки. Большие уже, – Данилов полез во внутренний карман за фотографией.

На стол выпала красная книжица удостоверения.

Евгений поспешно стал убирать ее. Шухарт усмехнулся и посмотрел ему прямо в глаза:

– Значит говоришь, в полиции работаешь?

– Почти, – Евгений старался, чтобы смущение выглядело максимально естественно.

– Неужели ты старого товарища будешь вербовать как заштатного агентишку? – Шухарт явно веселился и Евгений понял, что рыба не сорвется с крючка, потому что генерал-майору тоже была нужна эта встреча.

– С начальством не поспоришь, – Данилов вздохнул. – Поговорим, Рем? Как друзья?

– Пожалуй, – негр заказал еще водки. Взгляд его стал живее, но опьянение совсем не чувствовалось. – только давай ты выслушаешь меня, а затем я тебя.

Евгений согласно кивнул.

– Я ведь искал встречи, я знал, что ко мне обязательно кого-нибудь подошлют. Только вот не думал, что тебя, – он приподнял бокал как для тоста и пригубил. – Что я могу в своей стране? Я ведь никто. Потолка я уже достиг. Звание это аванс в будущее. Мне и этого не положено по штату. А ведь я был не плохим специалистом, помнишь? – Шухарт доверительно наклонился к Евгению. – И что с того? Такие как я не нужны государству. Карьера штабного генерала в заштатной стране! – Шухарт обидно рассмеялся.

– Разве у вас нет евгенической программы? – удивленно поднял брови Евгений.

– Нас слишком мало, потому это нам ни к чему. И профессионалы моего профиля просто сидят без работы. Евгенистов в стране почти нет, на них просто не обращают внимания, – Шухарт опрокинул в себя остатки льда из стакана и с хрустом разжевал их. – Теперь у президента Престоса любимый лозунг – опередим Китай по населению.

Евгений еще раз проверил, идет ли запись. Уже из одного этого можно было выловить столько нового, что аналитикам хватило бы на неделю работы. Он снова посмотрел на поникшего головой негра.

– Каковы твои условия?

Рем Шухарт поднял уже мутноватый взгляд и надвинулся на Евгения, дыша перегаром:

– Я хочу свалить оттуда. Куда угодно, хоть в Антарктиду. Понимаешь? – тяжелая ладонь легла на плечо Данилова.

– Только надо будет поработать, Рем, – Евгений незаметно показал бармену, что стоит подавать такси. – И хорошо поработать. Мы даже сделаем тебе легенду, будешь двойным агентом. И кое-что подкинем, чтобы не возникало вопросов у тебя дома.

Евгений изучающе вгляделся в блестящие глаза напротив.

– Ты всегда меня понимал, друг, – сказал проникновенно Шухарт. Он был очень доволен: операция, разработанная и осуществленная им лично, прошла успешно.

Глава 11

Старый вагон трясло на стыках так, что зубы выбивали дробь, а на каждом повороте стальные ребра стонали, как будто были готовы порваться. В тусклом свете оранжевой от неполного накала лампочки в дальнем углу вагона Пьер Верт с трудом мог разглядеть одинаковые пятна лиц с провалами глаз и ртов. Кто-то постоянно надрывно кашлял: он судя по всему был болен туберкулезом. Соседа слева от Пьера укачивало и поначалу француз попытался было облегчить его страдания, научив правильно дышать. Однако его грубо послали к черту и он замолчал.

Охранники-конвоиры заходили раза три за все время, пока их везли из распределителя, расположенного где-то в подземельях Швейцарских Альп, к карантинной зоне на границе с Итальянской пустыней. Здесь им предстоял пеший марш к восьмому карьеру. Пожизненная каторга. Ему дали восемь лет, но как врач, имевший допуск к секретным документам, Верт знал – на итальянских копях дольше двух лет не живут, а те, что возвращаются домой, умирают быстро.

И все же он не жалел о своем решении. Он знал, что спасти Ярослава Селецкого могло только чудо. Он волшебником не был и не смог помочь даже себе. Дочь как-то между заседаниями суда спросила его, зачем же он все-таки сделал это. Он тогда ответил, что хотел помочь ребенку и его отцу, что он устал быть судьей. Так он сказал тогда. А сейчас он ответил бы по-другому: он хотел остаться человеком. Решать судьбу других слишком тяжело. Его отец хотел, чтобы Пьер стал евгенистом: он был гордостью Бенуа Верта, да и мать тоже частенько говорила, что Пьер сделал правильный выбор.

Вот только сам Верт так не считал. Единственным, кто понимал его, был дед. Старик-священник научил его двум вещам: всегда доводить начатое до конца и быть самим собой. Если первое удавалось всегда, то со вторым не все было гладко. И все же Пьер сделал и то и другое, дед может гордиться им.

– Папаша, закурить не будет, – сидевший через проход наклонился к Верту и тот разглядел молодое лицо, принадлежащее явно итальянцу. Об этом же говорил и акцент соседа.

– Я не курю, извините, – Пьер развел руками, отчего цепь на кандалах слабо звякнула.

Итальянец усмехнулся.

– Чего извиняешься, папаша? Здесь тебе не пансионат, – хищная усмешка исказила серое лицо и в полутьме блеснули белые зубы.

Верт отвернулся и стал смотреть прямо перед собой. Итальянец некоторое время молчал, а потом, наклонившись почти вплотную к Пьеру, сказал:

– Ты держись меня, папаша. Авось что и выгорит, – и еще раз блеснул зубами в темноте.

Позже, на марше, когда их гнали по разбитому шоссе через холмы, заросшие спутанным шиповником и в рост человека крапивой, итальянец, оказавшийся опять рядом, представился, сказав, что его зовут Луиджи.

Из вежливости Пьер тоже назвал себя. Хотя возможно не только поэтому, но и еще потому, что хоть кому-то он казался нужным в этой безликой толпе каторжан.

Дорога пошла под уклон и за очередным поворотом их взгляду открылись рваные раны разработок в узкой долине пересохшей реки. Под утесами лепились неприметные издали бараки.

Им досталось не такое уж и плохое место, как объявил Луиджи, особенно когда выяснилось, что Верт – врач. А за все хорошее полагалось платить, то есть Пьер теперь был ответственным за здоровье обитателей своего нового жилища. Попутно выяснилось, что лекарств почти нет, а у тех, что есть, давно истек срок годности.

Вечером, лежа на нарах, Пьер стал вспоминать ту жизнь, которая была для него безвозвратно потеряна. За чередой ярких и теперь чужих картин выплыл разговор с Селецким.

–...Прошу прощения, если помешал вам, – статный мужчина в строгом костюме-тройке протянул руку навстречу Верту. – Меня зовут, Виктор Селецкий. Вы наверное слышали мою фамилию.

Из вежливости Пьер кивнул, хотя едва ли представлял с кем говорит. Его оторвали от работы и теперь он рассеяно блуждал взглядом по интерьеру кабинета.

– Мне можно с вами поговорить? – человек в костюме опять попытался привлечь внимание врача-евгениста.

– Вы и так уже разговариваете со мной, – Верт никак не мог понять, что нужно посетителю.

– Нет, я хотел бы поговорить конфиденциально. Поверьте, это очень важно.

Верт жестом пригласил Селецкого следовать за собой. В приемной было пусто, секретарь куда-то ушел, оставив работающим терминал. Они сели в кресла. Селецкий вынул сигарету и начал разминать ее в пальцах.

– Простите, но я не курю и не люблю, чтобы курили в моем присутствии.

Гость сломал белую палочку и, смяв, бросил в утилизатор:

– Доктор Верт, я хотел бы сделать вам выгодное предложение. Прошу выслушать меня до конца не перебивая. Сегодня к вам на рабочий стол попадут данные моего будущего сына Ярослава. Мы с женой опасаемся, что результат анализа может оказаться неудовлетворительным. Потому мне хотелось бы подстраховаться. Мы так долго ждали этого ребенка. Я надеюсь, что вы пойдете навстречу мне и моей супруге. Можете назвать любую сумму, – Селецкий достал карманный компьютер.

– Какую сумму? Сумму чего? – Верт поднял глаза на собеседника и увидел, что тот поджал губы.

– О, да вы умеете торговаться, мсье Верт! – в голосе Селецкого позвучала странная смесь уважения и недовольства. – Хорошо, я удвою сумму, названную вами.

– С чего вы взяли, что я вообще пойду на сделку, – Пьер теперь понял, что его банально пытались купить и оттого рассердился. – Я сейчас вызову секретаря и охрану, вам покажут где выход.

– Не торопитесь, секретарь не придет еще около получаса. У него неожиданно оказалось срочное дело. А охрана застряла в лифте и ремонтная бригада еще минут сорок будет безуспешно их оттуда вызволять, – Селецкий тоже начал злиться. – Ваше упрямство меня удивляет.

– Я уже сказал вам, что мне не нужны ваши деньги. Это противозаконно, – Верт поднялся из кресла.

Селецкий тоже встал и шагнул к двери:

– Поймите меня правильно. Жизнь моего сына значит для меня больше всех денег, которые у меня есть. Поверьте, это немалая сумма. Мы с Ирмой так долго ждали этого ребенка. Если нас постигнет неудача, то шанса больше не будет. Врачи сказали, что она не сможет больше забеременеть. Я вас очень прошу, – впервые за стальной твердостью магната и делового человека проступил испуганный муж и отец.

Верту стало по человечески жаль его:

– Идите домой и попытайтесь успокоить жену.

Пьер повернулся и пошел вглубь коридора.

– Доктор, неужели вам все равно?

Пьер обернулся:

– Я сказал, что мне всего лишь не нужны ваши деньги, – он улыбнулся и добавил. – Когда-то я хотел стать сельским пастором...

...На утро они впервые попали в карьер. Сравнение с Дантовским Адом приходило на ум Верту не раз, пока разбитый и полуживой он полз от узкоколейки к своему бараку. На ужин он просто не пошел – не смог встать с нар. Луиджи принес ему липкую холодную кашу с ломтиком хлеба и воду в кружке, но Пьер почти не притронулся к еде. На следующий день было еще страшнее. На третий Верт понял, что единственное средство выжить, это бежать. Еще две недели это его убеждение крепло и силилось.

Видимо что-то во взгляде запавших воспаленных глаз выдало его настроение и вечером, когда все уже расползлись по своим клетушкам и плафоны под потолком притушили до тоненьких красных ниточек, Луиджи неожиданно оказался около места, где лежал Верт. Он притиснулся и толкнул Пьера локтем в бок:

– Подвинься, святой отец, – после того как Луиджи узнал причину, по которой врач попал на зону, он долго смеялся и начал называть его святым отцом.

На это раз Пьер и смолчал и лишь тихо сказал:

– Ты случайно не перепутал, здесь не женский барак. Не лезь ко мне под одеяло.

Луиджи засопел и пробормотал:

– Как знаешь, папаша. Я тогда один линяю отсюда. Счастливо сгнить здесь заживо. Итальянец начал сползать с нар, но твердая рука Верта схватила его за бицепс и заставила влезть обратно.

– Вот так-то лучше, папаша. Поговорим?

– Куда ты собрался бежать? – Верт шептал, но ему самому казалось, что их разговор слышит весь барак.

– На юг, отец. Оттуда легче всего найти нелегальный выезд в Испанию или во Францию. А если пожелаешь, можешь дернуть и в Америку, благо "гринписовцы" пока ходят мимо патрулей. У тебя есть кто-нибудь в Америке, а? – Луиджи подпер рукой голову. На фоне белесых стен и потолка она казалась провалом черноты.

Верт покачал головой и спросил:

– Когда мы с тобой уходим?

– Не позже, чем через десять дней. Начинается сезон бурь, а радиоактивный дождь – штука малоприятная, – Луиджи осторожно почесал волдырь на руке.

Такие пошли по всему телу и у него и у Верта уже на третий день пребывания в Карьере. Почти все в бараке страдали от лучевой болезни и Верт старался облегчить их страдания как мог, но в его силах было лишь освобождать от работы на день-другой. Потом "симулянта" отправляли на работу опять.

Теперь же Верту предоставлялся отличный шанс избегнуть дальнейших мучений, бежав с Луиджи. Он не собирался умереть здесь, равно как и не считал наказание заслуженным. Если бы его сейчас спросили о том, что он думает о своей прежней работе, Пьер ответил бы, что с удовольствием встал бы в ряды борцов с евгеникой, если бы любил стрелять. Впрочем, был и другой путь – он мог стать тем, кем мечтал всю жизнь.

– И куда ты хочешь пойти потом, папаша? – Луиджи прервал размышления Верта.

– Когда потом?

– Ну, когда сбежишь отсюда и доберешься до своей Франции.

– Выполню старое обещание. Я обещал деду, что стану таким же как он.

– Это как? – усмехнулся Луиджи.

– Он был священником, – Пьер посмотрел на Луиджи и отвернулся к стене.

– Ладно, жди когда я тебе подам сигнал, – Луиджи усмехнулся снова, – святой отец.

И он незаметно исчез в проходе.

Глава 12

Бесконечная закрученная спираль виток за витком проходила перед глазами. Это действовало усыпляюще на кого угодно, только не на Саймона. Бросив беглый взгляд на столбцы цифр, парившие в голографическом проекторе над столом, он отодвинул монитор и быстро набрал ряд символов на клавиатуре. Из принтера выползла пластиковая лента с большим желтым оттиском, и Саймон отправил ее в папку «на подтверждение». Его рука потянулась за следующей дискетой.

Остановившимся взглядом Саймон смотрел на ярлык, на котором черным по белому стилизованным шрифтом значилось: "Айзек Эйнджил Блексмит". Медленно и осторожно он втолкнул дискету в прорезь панели. На экране появилась заставка загрузки: двойная спираль на фоне схематических фигур женщины и мужчины, держащих за руки ребенка. Когда компьютер выдал знакомый рисунок ДНК, Саймон на секунду прикрыл глаза.

Вытерев пот со лба, он положил руки на клавиатуру: работа началась. Двадцать пять минут кропотливых поисков вымотали Саймона сильнее, чем весь день до этого. Получив результат, он пересчитал его еще раз: сомнений быть не могло – природа не оставила ни одной лазейки.

Воспаленными глазами он всматривался в гнетущие строки: сумма генетических отклонений 19,899%, риск онкологических заболеваний – 98,734%, высокая вероятность появления новообразований арахноидальной оболочки головного мозга, врожденная недоразвитость клеточной структуры печени. Саймон обхватил голову руками. Прошла минута, три... пять...

Негнущимися пальцами вытащив из пачки сигарету, он закурил – впервые на рабочем месте. Дым обволакивал полупустой стол, но даже через тягучие, синие полосы предательская спираль ярко отсвечивала зеленовато-бирюзовым. Рубиновый глазок телекамеры, не мигая, смотрел в спину Саймону. Столбик пепла вырос и упал на стол.

Медленно размяв окурок в чашке Петри, он поднял взгляд на экран, где вальсировала нить ДНК. Также медленно он нажал на клавиатуру принтера. Весело жужжа, тот выдал пластиковую карту с ярко-красным оттиском, на котором жирно высвечивалось – С-1.

Саймон отложил лист в папку "на подтверждение".

Когда за окнами стемнело и зажглись плафоны-автоматы, он погасил терминал и вышел из лаборатории. Секретарша терпеливо сидела за своим столом, хотя рабочий день уже давно закончился. По просьбе Саймона она приготовила ему черный кофе и принесла его в маленькой чашке в кабинет. Саймон поблагодарил и отпустил секретаршу домой, пообещав закрыть кабинет.

После того, как за Магди закрылась дверь, Саймон приоткрыл металлическую фрамугу в приемной и закурил, сидя на подоконнике. Он опять пытался найти выход для Айзека Блексмита и не находил. Окурок обжег пальцы и красной кометой полетел в темноту уличного провала. Саймон раскурил новую сигарету. Разумеется он мог бы добавить эти несчастные доли процента, и даже больше. Пусть бы ребенку присвоили статус В-3. Все равно ему, Саймону, ничего бы не было – это допустимая погрешность. Но он с таким же успехом мог бы присвоить Айзеку и А-1 или А-0. Повторная экспертиза обнаружила бы отклонение и забраковала бы эмбрион раньше, чем Саймон успел бы сказать что-либо в свое оправдание.

Да и не велика помощь, если бы он был изобличен в подлоге. Всегда найдется дюжина ослов, дабы пнуть умирающего льва. Участь Пьера Верта незавидна, а скандал был бы куда крупнее.

Наконец, стоит ли давать шанс заведомо больному ребенку обрести жизнь в страданиях. Ведь ходатайство о предоставлении жизни на условиях стерилизации удовлетворялись редко. Уж это-то Саймон знал не понаслышке.

Он тяжело вздохнул и выкинул второй окурок в окно, затем плотно закрыл раму и пошел собираться домой. Рабочий день закончился.

На улице было тихо: редкая для этих широт снежная зима наконец-то вступила в свои права, укрыв землю тонким белоснежным платком. Снег не таял, было заметно холодно, но ветра не было и торопливые прохожие, замедляя шаг, вдыхали морозную свежесть прозрачного воздуха.

Лишь Саймон по прежнему шел, погруженный в свои раздумья, и не замечал окружающего великолепия. Пару раз его толкнули и извинились, но он не ответил и даже не заметил, что кто-то обращается к нему. В мыслях он снова и снова возвращался к сегодняшней работе, к Айзеку, к Эйнджилу и Марте. Глупые люди, они ради своего счастья готовы обречь на муки существования свое собственное дитя. Разве задумывались они, каково это для ребенка быть не таким как все? Участь изгоя и для взрослого тяжела, а для ребенка – непомерная тяжесть.

Но что им страдания сына, когда они обретут свое личное счастье. Они ведь будут его любить! Лицемеры. Жалость и любовь – разные чувства. И если первое в людях достойно презрения, то ко второму многие просто не способны.

Саймон почувствовал как холодная ярость переполняет его. Да как можно покупать свой маленький Рай за счет целых поколений. Ведь стерильный Айзек никогда не сможет стать отцом. Это ли не кощунство?!

Ледяной ветер переулка ударил в лицо, сгоняя пелену бешенства. На пороге дома Саймон уже слегка раскаивался, что так погорячился в адрес друга и Марты. А когда услышал знакомый голос Эйнджила, то вообще позабыл о своих мыслях, и только маленький червячок сомнения иногда просыпался в нем, но Саймон старался не замечать его.

– Да, хорошо ты отдохнул в России, – Эйнджил одобрительно замычал, распробовав настоящий грузинский чай. – Расскажи поподробней.

– Знаешь, особо и нечего рассказывать, – начал отнекиваться Саймон. – Отдохнули, съездили в Старую Рязань, на даче у Вартанова побывали. Кстати, тебе от него большой привет.

– Спасибо, – ответил Эйнджил. – И все же – брось прибедняться. Мне Джулия рассказала и про тройку, и про колоритные русские песни (Эйнджил пришел сегодня раньше Саймона и успел поболтать с его женой). Небось, все горло разодрал на романсы?

– Ты же знаешь, что у меня нет голоса, так что... Подожди-ка! – тут Саймон хлопнул себя ладонью по лбу и опрометью выскочил из гостиной.

– Что это с ним? – испуганно спросил Джулию Эйнджил, но та только хитро улыбнулась.

Через минуту Саймон вернулся, неся в руках большую, красиво упакованную корзину с бутафорскими, изящными колокольчиками и еловой веткой.

– Ты с ума сошел! – воскликнул Эйнджил, когда разглядел содержимое: три бутылки дорогой русской водки и шампанское.

– Ерунда! Мне это почти ничего не стоило. И потом скоро Рождество. Шампанское – это подарок Марте, – Саймон пододвинул корзину другу.

Ему вдруг стало неловко, как будто он давал взятку или откупался от Эйнджила, но Саймон быстро подавил это чувство.

– Спасибо, – Эйнджил сложил обратно бутылки.

На кухне сразу запахло свежей хвоей и Рождеством. Свет люстры позолотил колокольчики и оберточную фольгу на горлышках бутылок.

– А как там Марта? – спросила Джулия, и Саймон вздрогнул, пряча глаза.

– Да вот – что-то затягивают с результатами, – Эйнджил оторвал взгляд от подарка и посмотрел на друга.

От молчаливой паузы их спас закипевший кофе, возвестив об этом короткой трелью зуммера. Джулия встала, чтобы снять чайник.

– Саймон, ты не мог бы узнать, в чем дело? – попросила она.

– Обязательно постараюсь, – сорвал он ей, отвернувшись к столу с кофеваркой, и быстро добавил бодрым голосом. – А теперь мы все полакомимся. Саймон потер руки и достал из бара непочатую бутылку водки.

– "Камчатская"! – глаза Эйнджила заблестели.

– Дорогая, у нас есть лимон? – Саймон уже свинтил пробку и искал в серванте рюмки.

– Да, сейчас принесу, – и Джулия вышла из кухни.

Наконец лимон был найден, нарезан и посыпан солью, а стеклянный столик на колесах осторожно откатили в гостиную комнату.

Когда водка была разлита по маленьким граненым стаканчикам, имевшимся специально для таких случаев, Эйнджил блаженно откинулся в кресле, затянувшись сигаретой.

– Ну, а как твои дела? – в свою очередь поинтересовался Саймон.

– Великолепно, – ответил тот, выпуская в потолок струйку сигаретного дыма.

– Как всегда – никакой конкретики! – съязвил Саймон.

– А что ты хочешь услышать? Вся информация строго засекречена.

Саймон усмехнулся:

– Тебе показать мой допуск?

– Ладно, уговорил, – Эйнджил налил себе еще немного.

– Я пойду, ужин согрею, пока вы тут беседуете, – Джулия поднялась и ушла на кухню.

– Ну, рассказывай, – Саймон тоже закурил.

– Пока особенно хвастаться нечем, – Эйнджил взял с блюдца посыпанный солью кружок лимона. – Хотя определенные успехи есть.

– Что, вы запихнули человека в свою жестянку?

– Человека нет, а вот пара обезьян уже побывала. И даже не превратилась в фарш.

Саймон рассмеялся над шуткой. Эйнджил тоже улыбнулся и пояснил:

– Ты слышал об аварии в марсианском каньоне Копрат?

– Да, что-то уловил краем уха, – Саймон поежился.

– Так вот: десятки тонн кислорода и пенобетона доставили туда за три минуты. Мол, совершенно случайно в этом квадрате оказался транспорт. Об этом нигде не говорилось, но вест груз доставили на нашем экспериментальном модуле "Гамма". Обезьян мы подсадили туда попутно.

– Впечатляет, – сказал Саймон, – и все же это пока не альтернатива.

– А тебе все сразу подавай, – обиделся Эйнджил.

– Но ведь вы же хотите перевозить миллионы людей и не куда-нибудь, а к звездам.

– Лучше вспомни, что еще пол года назад мы даже не помышляли о самом двигателе, – Эйнджил взмахнул руками, отчего водка выплеснулась на ковер. – И за это время такой большой прогресс.

– Но ты не убедишь меня, что от евгеники надо отказаться, – упрямо заявил Саймон.

– Да и не убеждаю я тебя! Даже не буду. Время нас рассудит. Те, кому нужна евгеника, пусть останутся на Земле. А мы улетим к новым мирам.

– Их еще надо найти, – Саймон посмотрел в упор на Эйнджила.

Уже стемнело, и в палате зажгли свет. Марта лежала на кровати, держа в руках книгу, но читать ей, совсем не хотелось. Она рассеяно прислушивалась к разговору в коридоре.

Сквозь полуоткрытую дверь ей был виден ее лечащий врач, который беседовал с двумя другими докторами и попутно оглядывался через плечо на дверь палаты. Врачи говорили тихо, и ей ничего не было слышно. Сквозняк прикрыл дверь, оставив узкую щель.

На стене рядом с дверью висела репродукция "Сикстинской Мадонны", и Марта принялась изучать картину. Склоненный старец был чем-то похож на доктора, но черты его лица были суше и аскетичнее. Таким мог бы быть врач, если бы стал священником. Глядя на встревоженное лицо совсем еще юной Богородицы, она сама почувствовала легкое беспокойство.

– Закатайте, пожалуйста, рукав, – неожиданно раздался прямо над ухом голос медсестры, заставив Марту вздрогнуть.

В руках она держала наполненный шприц. Марта послушно подвернула рукав халата. Заметив, что рука пациентки дрожит, медсестра доброжелательно пояснила:

– Не волнуйтесь, через пару минут вы уснете.

– Что-то не так? – Марта затравленно посмотрела на нее.

– Все в порядке. Не волнуйтесь, – девушка взглядом позвала акушера.

– У нас возникла необходимость взять повторный анализ ДНК, – врач смотрел в лицо Марты спокойным взглядом.

– Доктор, все в порядке? – Марта почувствовала липкий страх.

– Не совсем, просто документы с анализом случайно попали под компьютерный "вирус". И не только ваши. Виновные ответят по всей строгости. Ну, а мы потом возместим вам лишние дни в клинике.

Неожиданно на душе ее стало легко, и Марта позволила уложить себя на каталку и пристегнуть ремнями. Коридорный плафон качнулся и надвинулся на нее. Ее повезли в оперблок.

Иногда в поле зрения появлялось лицо доктора с ясными голубыми глазами или затянутое маской лицо санитара, толкающего каталку. Сбоку появился старик в рясе, но Марта поняла – это Эйнджил. Она хотела окликнуть его, потому что он не смотрел в ее сторону, но Мадонна приложила палец к губам и тоскливо на нее посмотрела. В руках Богородицы не было младенца. Врач пошел вперед, обгоняя каталку. Раздался плач ребенка, которого почему-то нес теперь доктор. Младенец тянулся к Марте. Рванувшись изо всех сил, она упала на спину: ремни стянули тело.

"Аборт" – поняла или услышала Марта.