Текст книги "Дети Горного Клана (СИ)"

Автор книги: Григорий Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– Да, – кивнул Кот. – И, полагаю, эта роль достанется мне...

– Нет. Мне. – раздался уверенный, но слабый женский голосок.

И рангун, и горец почти одновременно вздрогнули и обернулись на голос. В нескольких шагах от них стояла, опёршись рукой о стену, Агнесс. Её рыжие волосы, казалось, потускнели с того времени, как она возлежала с магами, и так белая кожа стала светлее мела, но глаза всё так же жалили, правда теперь не жалом осы, а огнём, греющим окоченевшие на морозе руки... Она была слаба, но глядела на двоих мужчин уверенно, и эта уверенность, не в собственной силе и власти, а в решимости помочь, была так не свойственна Агнесс, что Врану подумалось даже: а ведь в ней что-то изменилось, нечто почти незаметное, но такое важное... И почти сразу в голову ударила ещё одна мысль: может, она тоже увидела смерть?!

Вран захотел было резко ответить: нет. Без разговоров. Ибо разве может женщина, тем более в таком состоянии, ввязываться в нечто подобное?! А затем он вновь наткнулся на её взгляд. И передумал. Ибо её взгляд тоже безапелляционно заявлял: нет. Нет, глупый ты мужчина, я уже всё решила! И тебе никак меня не переубедить!

И потому горец ответил не то, что хотел изначально:

– Что ж, так тому и быть.

Вожак лежал, разнося усталый сытый храп по всему замку. Его чуть выпяченный живот, то вздымающийся, то опускающийся при каждом вдохе, а также лежащие рядом обглоданные кости говорили о том, что существо совсем недавно ело, так что до следующей охоты можно было и поспать с пару дней...

Но тут ноздри Существа вздулись, и оно неуверенно приподняло голову, вновь ловя носом воздух. Сытая пища на время притупила его чуйку, но теперь, когда вкуснятина была переварена, острый нюх вернулся к нему, и Вожак почуял. На странность, запах был очень схож с его недавним блюдом.

"Ещё одна вкуснятина..."

Конечно, он не нуждался в пище, чтобы утолить голод. Но разве кто-нибудь, насытившись сладкими пирожными до отвала, откажется ещё от парочки?..

Вожак поднялся и поплёлся по коридорам своей просторной "пещеры". Спешить не имело смысла: судя по запаху, вкуснятина сидит на месте, и даже не думает убегать. Тогда зачем зря тратить силы? Существо лишь облизывалось, предвкушая очередной пир.

И вдруг вкуснятина зашевелилась. Вожак на всякий случай ещё раз шмыгнул носом, втягивая ноздрями сладковатый запах, дабы удостовериться. Нет, действительно зашевелилась! Почему-то это его рассердило. Он то был уверен, что вкуснятина просто покорно сама зайдёт в его пасть, а тут... И почему за вкуснятинами всегда надо бегать?!

Существо побежало, то и дело шмыгая широкими ноздрями, определяя, где на этот раз оказалась добыча. А добыча, к слову, была шустрой... Каждый раз оказывалась от него впереди, от него, Вожака, которого страшится весь Лес! От этого Существо лишь рассвирепело, сетуя на оттягивающий к полу живот: не следует пускаться в погоню после такой сытной пищи... Но он уже встал на след, а, значит, не отпустит добычу – иначе какой он после этого Вожак?!

Вдруг нюх поведал ему что вкуснятина вновь остановилась. Устала... Он улыбнулся, обнажая выглядывающие из-за губ острые клыки – увидь его "улыбку" кто-нибудь со стороны, навряд ли отличил бы её от оскала. Но на этот раз Вожак не стал переходить на шаг: добыча юркая и вёрткая, с такой не стоит играться.

Лестница. Коридор. Комната. Снова лестница. И вот, сладкий запах вкуснятины стал настолько чувствительным, что Вожак уже ощущал её мягкую плоть и солоноватый привкус на языке... Это чувство заставило его вожделенно взреветь, как ревёт настигнувший свою жертву хищник, знающий, что расправится с ней одним лишь укусом и что ей некуда бежать.

Он ворвался в комнату на самой вершине "пещеры" и застыл. Комната была большой, почти пустынной – он редко заходил сюда. Вообще, Вожак обследовал всю свою территорию лишь однажды, а после только и делал, что приходил в своё укромное местечко, наполненное костями убитых жертв, жрал, спал, а затем снова уходил на охоту. Но несмотря на это он не оглядывался по сторонам: его взгляд, наполненный предвкушением, застыл на сидящей у дальней стены комнаты добычи.

"Вкуснятина..."

Вожак сделал несколько шагов к загнанной в тупик добыче, и скривился: вкуснятина оказалась не такой аппетитной на вид, как предыдущая. Та пускай и была пониже ростом, а всё-таки менее костлява, сочная, без лишних волос, которые потом приходится выплёвывать. А эта? Какая-то бледная, совсем тонкая, а волос чуть ли не больше, чем мяса... На вид и не скажешь, что вкуснятина! Но запах... запах не мог обмануть, и потому существо, вновь ощерив острые клыки, уверенно двинулось на добычу.

И застыло, поёжившись от ударившего по барабанным перепонкам крика:

– Давай!!!

Что "давай" Вожак выяснил спустя мгновение: сверху что-то звякнуло, заскрежетало, и, подняв взгляд, он зарычал, увидев падающую прямо на него подвесную круглую люстру с давным-давно не горящими свечами в подсвечниках. Существо было рванулось вперёд, но поздно: люстра рухнула прямо ему на голову, в дребезги разлетелась часть крепившихся к ней цепей, поломались и впились в горло деревянные штыри, торчавшие из круглого стального обода. Вожак взревел, но на этот раз – от гнева, и заскрежетал когтями по люстре, намереваясь снять с себя неожиданный ошейник. Никак. При каждой попытке острия штырей лишь больней впивались в шею, выдавливая из Существа звериные крики и стоны.

Тем временем словно из ниоткуда в комнате оказались ещё две вкуснятины: ведомый запахом первой жертвы, Вожак и не заметил вплетения других, не менее сладостных запахов... Одна из них, намного больше и мясистей, нежели остальные, и провонявшая неприятной, но всё-таки терпимой магией, крикнула другой:

– Меч, Кот!

Другая добыча, более худая и с ног до головы покрытая отвратительными волосами, ни слова не говоря, бросила какую-то блестящую штучку, так похожую на те украшения, что Вожак встречал у многочисленных статуй своей "пещеры"... И вкуснятина поймала её, почему-то сделавшись на вид очень грозной и... опасной? В конце концов Существу это надоело. И, рыча, наплевав на впивающиеся в шею штыри, оно двинулось на добычу, избрав для себя первоцелью мясистую большую вкуснятину с блестящим украшением.

Вожак протянул к добыче свои лапы, уже сдавливая податливое тело, чувствуя ещё не раздавшийся, но такой вожделенный хруст мягких костей, как вдруг... Добыча исчезла из поля зрения, и вместо того чтобы стиснуть её в смертельных объятиях, Вожак схватил воздух, хлопнув ладонями по пустому месту. А затем дикая боль пронзила ногу, чуть ниже колена. Бешено развернувшись, Существо отыскало взглядом опасную добычу, которая тут же метнулась куда-то ему под ноги. Боль ударила по стопе и Вожак, одёрнув ногу и дико зарычав, покатился по полу, тут же вскакивая на четвереньки, словно самое настоящее зверьё, оскалившись.

Вкуснятина с окроплённым кровью, оказавшимся не милой игрушкой, а смертельно опасным оружием, украшением, стояла всё там же, рядом с другой добычей. И вид её был страшен. Так может смотреть лишь существо, защищающее нечто очень ему дорогое. И когда такое происходит – а Вожак успел испытать это на своей шкуре, пробивая себе дорогу к вершине Чародейского Леса – то даже крохотное, казалось бы, не способное хоть что-то противопоставить страшным клыкам и большим мышцам существо может драться безжалостно, неистово, до смерти. А эта вкуснятина, как видно, вовсе даже и не беспомощна.

И Вожак вдруг осознал, что перед ним – не добыча, а равный! Тот, кто имел право в его собственном мире вызвать его на поединок и – чем не шутят Боги Битв – даже победить! И взгляд его не был похож на взгляд перепуганных жертв, отдававшихся на волю судьбы и разве что не подставлявших свои шеи под смертоносные клыки Существа.

Вожак поднялся и, несмотря на свой горб, выпрямился в полный рост, став на несколько голов выше, чем прежде. А затем, наполнив лёгкие воздухом, заревел и заколотил себя кулаками по груди.

Все трое – и Агнесс, в полубессознательном состоянии, и Кот, зажимавший её раскрывшуюся из-за бешеного бега рану, и Вран, готовый разорвать монстра на куски – окоченели, изумлённо уставившись на проводящее какой-то неясный обряд существо. Это продолжалось с минуту, пока белокожий монстр не опустил могучие ручищи вдоль туловища, вздымая покрасневшую грудь. И пронзил взглядом неожиданно пошатнувшегося Врана. Горца словно окутало нечто, невидимое глазу, а затем зашептало на ухо:

"Я вызываю тебя на Поединок Шести, воин. Не трону твоих друзей. Пока святой Поединок не окончится. Ты принимаешь мой вызов?"

Глаза Врана полезли на лоб. До него не сразу дошло, что с ним разговаривает стоящий перед ним гигант. Причём, как ему казалось ранее, абсолютно лишённый всякого интеллекта.

Но удивление быстро сошло на нет. Горец некоторое время играл с существом в гляделки, читая по его маленьким, но пронзительным глазам всё намного лучше, чем если бы он читал открытую книгу... И всё понял. Как? Об этом Вран подумает позже. Но в эту самую секунду всё стало не важно. Потому что он понял. И кивнул:

"Да."

Рука горца, сжимавшая оружие, дёрнулась в сторону, отправляя меч в полёт до стены: тот, громко звякнув, рухнул на пол, провожаемый недоумевающим взглядом Кота.

– Ты сойти с ума?! – воскликнул рангун, но, наткнувшись на спокойное, лишённое всяких эмоций лицо друга, решил промолчать. Ибо так в его племени смотрели только на того, с кем собираешься биться.

Монстр зарычал, став обмануто-медленно двигаться в сторону поединщика. Вран всё так же стоял. И тем самым заставил Вожака поморщиться в испуге: потому как каждый боится того, чего не понимает. А существо искренне не понимало: почему же тот, кто принял его вызов, просто-напросто ждёт, пока он подойдёт? Но, вспомнив, как его ладони схватили воздух вместо, казалось бы, уже барахтающейся у него в руках добычи, напрягся: с ним надо было держать ухо в остро.

Он не выдержал и бросился, когда до на странность спокойного и стоящего столбом противника оставалось каких-то два шага. Выбросил вперёд лапы. Ударил. Но вместо того чтобы брызнула кровь попавшей под острые когти жертвы, в лицо ударил сильный ветер – Вожак сощурился и не заметил, когда поединщик исчез. А затем испытал на себе вышибающий из лёгких воздух удар сокрушительной силы. Глаза монстра полезли из орбит, он выдал нечто среднее между хрипом и криком, откатившись в сторону и, хватая ртом воздух, вновь кинулся на чудом сокрывшегося от его глаз противника.

Вран тяжело дышал, стремительно уходя от сокрушительных ударов, каждый из которых способен был сломать камень. Наука, которую вдолбил в его голову отец, оказалась для него спасительной: то, как он поступил бы с человеком в поединке, работало и с порождением Леса, как совсем недавно в подземелье. Справился тогда, справится и сейчас! Эта мелькнувшая в голове мысль воодушевляла. Но как же быстры и сильны были ручищи твари-альбиноса...

Горец поднырнул под очередной удар, размашистый, грубый, но настолько сильный, что раскалился воздух, и, воспользовавшись тем, что высоченный монстр нагнулся, Вран, присев, выбросил своё тело вверх, ударяя соперника головой в челюсть. Такому подлому удару не учат воинов, но зато сколько раз он совершал его, утихомиривая деревенских, больно выпивших молодцов!

Зря он это сделал.

Челюсть трёхметрового монстра – это не челюсть деревенского мальчишки. Врану показалось, что макушкой он со всего размаху наткнулся на скалу. Перед глазами всё поплыло, и он упал на пол, машинально выставляя перед собой руку, принимая на неё удар пудового кулачищи... Не вплети в кости горца Сагер магические руны, уплотнившие их до необычайной степени, этот удар стал бы для его руки последним. Но кость выдержала, хоть рука и онемела. И монстр, выпучив глаза на то место, где должна была оказаться большая лужа вместо поединщика, не уловил момент, когда Вран, закричав от боли, ударил ногой, впечатав её в изумлённо вытянутую рожу...

Вожак отшатнулся, схватившись за лицо. Но тут же отнял ладони, дико рыча и бросаясь на еле стоящего на ногах соперника. Вдруг, не успел до него дотянуться, как шею пронзила острая боль, Существо застыло и, взревев, обернулось: конец длинной тянущейся от его "ошейника" цепи, некогда державшей люстру под потолком, покоился в руках полуживой женщины с рыжими волосами, растекшимися по полу. Она была совсем слабой, и рывок монстра отбросил её метра на три, но всё-таки и её небольшой силы хватило на то, чтобы надавить на шею Вожака и тем самым отвлечь его от поединка. А каждый, кто хоть когда-нибудь сражался не на жизнь, а на смерть, знает: любое, даже секундное промедление, может стоить очень многого, если, конечно, противник знает, как этим промедлением воспользоваться.

Вран знал. И, несмотря на застилающий туман глаза и плохо слушающуюся руку, он прыгнул на спину монстра, зацепившись одной рукой за ободок люстры, заставив соперника отчаянно замахать лапами, а другой начал молотить его по ребру, не обращая внимания на то, что каждый удар отзывался нытьём костяшек кулака, отнюдь не облагороженного светской беззаботной жизнью. Несмотря на это, горца не отпускало ощущение что он бьёт ничто иное как скалу, или гигантский валун, способный расколоться лишь от времени. И, раздирая глотку криком, перемежающимся с воем крутящегося и пытающегося сбросить мерзкую ношу Вожака, бил и бил, жестоко и безжалостно, за свою жизнь и жизнь других, в какой-то момент потеряв всякое человечье обличье: даже в достаточно освещённой из окон-бойниц комнате ярко светились его ставшие вертикальными зрачки...

Вран спрыгнул лишь когда с кулака потекла его собственная кровь: он умудрился раздробить его до кости. Упав, горец покосился на стонущего и держащегося за бок монстра, явственно понимая: если он стоит на ногах – значит, конец. Потому как он сам уже не поднимется. Сил никаких не осталось.

Вожак медленно поплёлся к сопернику. "Осознаёт ли он свою победу?" – подумалось Врану – "Конечно, осознаёт. Иначе бы давно уже напал. А так – играется, глумится над побеждённым", – затем он скосил взгляд на Агнесс, лежащую на полу в беспамятстве и Кота, бегущего к валяющемуся на полу мечу, прекрасно понимающему, что в случае даже если он успеет добраться до оружия раньше, чем тварь Леса сожрёт его друга, то всё равно вряд ли хоть что-то сможет сделать. – "Что ж ты, дурак... Бегите же, ну!"

Над ним нависла скривлённая от боли в боку морда Существа. Оно склонилось над измученным горцем, который без страха взирал на его огромные клыки, пасть, из которой дико воняло, и приближающуюся к нему ручищу. Ладонь Вожака приблизилась и... легла Врану на грудь. Он вздрогнул, и почти сразу же услышал в голове голос:

"Поединок Шести за тобой, вождь. Ты победил."

Тварь Чародейского Леса, перенесённая магической аномалией из другого мира, времени и пространства, но уже давным-давно прижившаяся здесь и вырастившая новое потомство таких же как она – небольших злобных существ с выпирающими из спины иголками и острыми клыками, какие бывают у кротов – унюхала приближающуюся добычу и, оскалившись, бросилась за ней в погоню: детишки хотят кушать.

Но лишь только она завидела тех, кого посчитала за добычу, как тут же опрометью бросилась в кусты: ибо за ними шёл Вожак, и, что самое ужасное, шёл, как слуга, как собака, павшая перед хозяином ниц.

Вран вёл собачку за толстую цепь, стараясь сильно её не дёргать – ведь каждое неосторожное движение отзывалось острой болью в её шее, а новый питомец оказывал им немалую услугу: благодаря ему за всё время пути по Лесу они не встретили никого и ничего, что могло бы наброситься на них.

Кот тащил за плечами пару увесистых, забитых до краёв мешков. С провизией и... деньгами. Да простят их духи канувшего в лету замка, но им эти сокровища нужнее, нежели их бывшим хозяевам. Такие же мешки нёс на себе и Вран, меч покоился у него в руке. Агнесс же шла налегке: слава Предкам, она вообще шла – и на том спасибо.

Рангун не стал расспрашивать Врана, как так всё получилось. А он и не особо рвался ответить, пускай про себя и понимал: Поединок Шести был самым честным поединком из всех ранее виданных и слышанных. Философия этого существа, вяло плетущегося на "поводке" была проста до безобразия и велика до глубочайшего уважения: нанёс шесть ударов – значит, победил. И как может быть иначе? А горец сделал много больше ударов, в горячке боя и позабыв о том, что он имеет какие-то там правила. Откуда бы ни был его новый питомец, там действительно знают, что такое честь, и с достоинством блюдут её законы.

Они пробыли в замке без малого несколько дней. Провизии было хоть отбавляй, преданный пёсик охранял верно, а познания Кота в врачевании довольно скоро поставили на ноги и Агнесс, и Врана.

Оружия, как и одежды, брать не стали: мечи, покоившиеся в руках безмолвных статуй, были лишь декором и годились разве что для игры в солдатики, а из одежды были только доспехи... Так что покинули замок все четверо налегке: массивные мешки за спинами мужчин не отягощали, а лишь придавали сил.

Совсем скоро собачка завыла и ускорила шаг. Её хозяевам же, уступающим питомцу в росте, пришлось перейти на бег. Но все разом застыли, лишь только в глаза ударило яркое солнце: его лучи больше не сдерживали кроны высоченных деревьев: впереди открылась простирающаяся до горизонта равнина, поросшая ярко-зелёной травой. Путники вдохнули воздух полной грудью, и он им показался намного более сладким и лёгким.

Они покинули Чародейский Лес.

В тот же день горец и рангун решали, что делать дальше.

– Я пойду в Тифлэнд, в этом городе я иметь друзья. – сказал Кот, подставив лицо лёгкому ветерку и щурясь от удовольствия.

– Куда ты – туда и я, друг мой, – пожал плечами Вран, потрепав пса по голове. Тот заурчал от удовольствия.

Но Кот покачал головой и, обернувшись к горцу, проговорил твёрдым, как сталь, голосом:

– Нет. Тебе другая дорога.

Вран вздрогнул. Рангун что... прогоняет его?

Кот подошёл к другу и протянул ему раскрытую ладонь. И Вран изумлённо уставился на лежавшую в ней большую толстую круглую монету с изображением двух скрещённых клинков.

– Твой путь лежать в Атракт, друг мой. Я полагать, это есть самое верное решение.

Словно сквозь сон, Вран принял монету и ошарашенно прошептал:

– И ведь сохранил же... И где только держал? – усмехнулся горец, пряча монету в мешок.

Оба друга обнялись. А затем Вран поглядел на Агнесс, сидевшую неподалёку и водившую рукой по траве... Если бы та, презирающая и ненавидящая его Агнесс, сейчас встала рядом с ней, то он бы точно их не перепутал. И сердце его неожиданно ёкнуло, опять... Он затряс головой, отгоняя очередное наваждение, и протянул меч рангуну. Тот наотрез отказался принять его.

– Возьми с собой Агнесс, – уверенно, как минуту назад Кот, сказал горец. – И защити её. Бери меч.

– Я не хочу обидеть тебя, – покачал головой рангун. – Но не возьму его.

– Да почему же?! – взвыл Вран, и его питомец еле слышно зарычал, чувствуя негодование хозяина.

– Потому что тебе он быть нужнее. Я знаю. Чувствовать. Просто поверь. А Агнесс... – он обернулся, посмотрев на женщину. – Я защищу. Даже ценой жизни. Защищу.

Вран облегчённо выдохнул. Он ещё не понимал почему, но эти слова так обрадовали его, что на душе стало легко, а в голове воссияла мысль: "Теперь всё будет хорошо".

Витавшее в Зале Совета напряжение было настолько осязаемым, что любой, рискнувший сунуться в него без позволения, наверняка бы после слёг с тяжёлой болезнью головы, или как минимум пару дней ходил бы исключительно пошатываясь.

Сам Зал представлял из себя круглое помещение, с уходящими высоко вверх витиеватыми колоннами, на вершинах которых взирали вниз с немым укором каменные горгульи. Они глядели на установленные у подножий колонн троны. Всего их было пять: четыре небольших, но богато украшенных, с инкрустированными у изголовий алмазами, и один, расположенный между ними, совсем простой, больше напоминавший добротный стул, но широкий, с высоченной спинкой, да и стоящий на пьедестале, словно взирающий на эти глупые сокровища с мудрым недоумением. И на каждом из них восседали самые могущественные из людей этого мира. Те, кто общается с самими Пожирателями, кто одним мановением руки решает судьбы городов, щелчком пальца меняет судьбы людей: на тронах сидели Архимаги.

Архимаг Биас, тучный мужчина без бороды с реденькими жидкими волосиками на большой голове, сидевший за троном, испещрённым чёрными алмазами, кусал губу и стискивал своими пальцами-сардельками подлокотник трона. Архимаг Хап, единственный из Совета рангун, сидевший по левую руку от Биаса, на украшенном светло-зелёными алмазами троне, постоянно теребил свою козлиную бородку и бегал умными карими глазами по всему Залу, ни на что определённое не глядя. С противоположной от них стороны Архимаг Марак всё никак не мог найти удобного для себя положения, то закинув ногу на ногу, то подбоченившись, то поглядывая на нежно-голубое свечение покоившихся в спинке его трона алмазов, а то и вовсе вставая и начиная расхаживать взад-вперёд с задумчивым видом. По правую руку от него, на усыпанном лиловыми камнями троне, опёрся щекой о кулак широкий в плечах и, казалось, вечно угрюмый черноволосый, с пышными усами, скрывавшими рот, Архимаг Беар.

А в центре, между ними, на простеньком троне-стуле сидел немой и недвижимой статуей Архимаг Олдэн. Его ветхая – кажется, тронешь, и рассыплется – испещрённая вдоль и поперёк глубокими морщинами, кожа, придавала ему сходство со стволом дерева, покрытым древней корой. Подобно белому мху, застыли на его голове в вечном беспорядке седые волосы, а длинная борода, никогда не знавшая гребня, водопадом лилась на пол. Своими тонкими и длинными, как ветки дерева, руками он обхватывал кривой посох с покоящимся на самой его вершине серым камнем. И был недвижим, уставившись в никуда взглядом таких же, как и камень посоха, серыми зрачками глаз. Мало кто из Совета помнил, чтобы он хоть что-либо говорил. Казалось, он целую вечность сидел вот так, словно сросшись со своим троном и, действительно, превратившись в статую, ничем не отличаясь от тех же сидящих под потолком каменных "стражей" Зала... Но никто не решался сказать об этом в слух, потому как Архимаг Олдэн был не просто Членом Совета. Он был тем, кто создал этот Совет, кто сделал мир таким, какой он есть, кто бился ещё при Великой Войне, и чуть ли не за руку здоровался с Богами! Сколько ему было теперь лет? Столько не живут... Конечно, маги способны поддерживать свою жизнь очень долгое время – большее, нежели обычный смертный. Но жить сотни лет?! Тут волей-неволей задумаешься: а действительно, не сидит ли на месте могущественнейшего мага этого мира просто мумия, в которую он превратился?

Но в этот раз мысли всех Членов Совета были заняты совершенно другим. Ибо в самом центре Зала сидел на коленях, уткнув взгляд в пол, маг Сагер, недавно найденный полуживой у далеко лежащего от Столицы городке. Его история была долгой и познавательной, так что теперь Архимаги переваривали её с хмурым видом, и Сагер опасался, как бы не пришлось ему пожалеть, что он вообще выжил – быть может, пасть создания Чародейского Леса ему была бы больше по душе?

Наконец, ставшую уже совсем ужасающей тишину нарушил тяжёлый бас Беара:

– Давайте-ка повторим. То есть Вы, уважаемый, хотите сказать, что посланный нами к Ущелью Торговцев отряд Храмовников напал на вас? Уничтожил весь караван?

Сагер робко кивнул.

Беар нахмурился так, что его лоб рассекла стрелой глубокая морщина:

– Чушь! – рявкнул он. – Да, у Храмовников нет особой любви к магам! Но чтобы вот так, устраивать бойню...

Сагер сжался в комок, обливаясь потом. Но от гнева могучего Беара его спас задумчивый голос Хапа:

– Нет, дорогой Беар, этот человек говорит правду. На полпути к Ущелью Торговцев были найдены неплохо спрятанные тела раздетых Храмовников – числом ровно стольким, сколько было отправлено из Столицы.

– Но кто мог сотворить такое?! – ударил по подлокотнику пышущий гневом Архимаг.

– Это уже выясняют, – успокаивающе положил руку ему на плечо Марак. – В данной ситуации меня, по правде говоря, больше интересует другое...

Сагер всем своим нутром почувствовал упавший на него спокойный, но прожигающий до самых внутренностей взгляд Марака.

– ... меня больше интересует эта история, с рабом. Горец, ведь так? Горный Клан, если мне не изменяет память, был разграблен и уничтожен работорговцами. Если Совет помнит, по нашей же указке.

Архимаги кивнули. Лишь Олден был, как всегда, недвижим.

Тем временем Марак продолжал:

– И вы, уважаемый Сагер, экспериментировали с воздействием магии на органическую материю, используя этот экземпляр в качестве... подопытного? – и, не дождавшись ответа, спросил: – Добились положительных результатов?

Сагер, воодушевлённый тем, что нить разговора ушла в положительную для него сторону, даже осмелился поднять взгляд на Совет и радостно защебетал:

– О, да, господин мой, ещё каких! Восхитительный, превосходный экземпляр! Я испробовал на нём почти все возможные руны, созданные мной для положительного эффекта при воздействии на живую плоть, и он смог перенести всё, и выжить! На выходе я получил невероятно сильное существо, мой господин! Такого вы ещё не видели, смею вас уверить! Да он разорвёт любого голыми руками! Он страшнее зверя! Лучшее, величайшее моё творение!

– И, – холодно перебил его Марак. – Вы хотите сказать, что этот зверь-убийца, ненавидящий тех, кто лишил его свободы и дома теперь... в бегах?

Каждое его слово, как явственно ощутил вновь уткнувший взгляд в пол Сагер, вбивало по гвоздю в крышку его гроба. О, Пожиратели, защитите! Они ведь убьют его, точно убьют... или расправятся с ним каким-либо другим способом: заберут медальон, выкинут на улицу, заставят вести нищенский образ жизни... Для мага подобное – хуже смерти!

Потому он поспешил заговорить, хватаясь за последние возможности избежать наказания:

– Господин мой, этот... раб теперь в Чародейском Лесу. Ему не выжить!

Раздался смех: это заливался хохотом, тряся вторым подбородком, Биас.

– Не выжить?! – хрюкнул он. – Но ты-то, тля, выжил! Что помешает ему?! Я считаю, – неожиданно став серьёзным, обратился он к Совету. – Что эти проблемы надо решать, и в срочном порядке. А то что это такое?! Храмовники мрут пачками, какие-то удальцы нападают на наши караваны, да ещё и бегают на свободе всякие удачные эксперименты...

– И что ты предлагаешь? – обернулся к нему Хап.

– Сколотим отряд. Из тех, кому можно довериться. Пускай рыщут. И первым делом выяснят где этот проклятый горец! Не хочу, чтобы какой-то... мститель прокрался ночью в мой дом и перерезал мне глотку!

Сагер, выудивший из разговора главное, тут же бешено затараторил:

– Я, я могу возглавить этот отряд! Позвольте мне искупить мою вину! Я знаю, как его искать! На нём моя метка – метка раба! Я и сейчас чую исходящие из неё волны! Мне стоит лишь приблизиться к нему: и тогда эту тварь не надо будет бояться!

Биас, хотевший было заткнуть наглого выскочку, сам задумчиво промолчал, напряжённо уставившись на "тлю". В Зале вновь повисла тишина. И первым, кто решился высказать витавшую в головах у всего Совета мысль, был Марак:

– А что, в его словах есть резон.

Сказав это, он выставил перед собой руку, заговорив заклинание. Его медальон вспыхнул, и тут же в воздухе стала сгущаться вязкая тёмная жижа, постепенно трансформируясь в нечто, имевшее форму и материальность. Когда трансформация окончилась, в руке у Марака оказался длинный узкий свиток, оплетённый печатью Совета Архимагов. Он брезгливо бросил его вожделенно поймавшему сокровище Сагеру, буркнув:

– Бери. Наши люди будут знать, что ты – главный. С этим документом в каждом городе и каждой деревне ты будешь иметь неограниченные права. И, смотри, Сагер... не дай Пожиратели тебе ещё раз опростоволоситься.

Маг закивал, вскочив и прижимая драгоценный свиток к груди, и стал пятиться назад, не прекращая кивать и бормотать слова благодарности, пока не скрылся за массивной дверью: послышались его быстрые шаги, эхом зазвучавшие в Зале...

Архимаги разом выдохнули. Одной проблемой меньше. Свиток с печатью Совета поможет этой падали собрать достаточно сил, чтобы отыскать горца. К такой, на первый взгляд, незначительной проблеме, нельзя было относиться не серьёзно. История не раз подбрасывала случаи, когда оставленный в покое беглец сколачивал собственную армию и доставлял большие неудобства. А уж тот, кто отмечен магическим вмешательством... В общем, нельзя было глядеть на это сквозь пальцы.

– Ну, что, какие там ещё дела? – устало буркнул Биас, явно стремившийся поскорее расправиться со всеми обязанностями и вернуться домой.

– Есть одно, – улыбнулся Марак. – Кое-что хотел поведать мой подчинённый, наставник Академии. И я считаю, Совету это тоже будет интересно...

– Так зови, чего ждать! – нетерпеливо взмахнул руками Беар.

И Марак чуть ли не торжественно произнёс тому, кто ожидал за дверью:

– Мастер Лод, прошу Вас, входите!

В первые же дни пребывания в Академии Лида сильно сдружилась с Варлоком. Он оказался весёлым, жизнерадостным пареньком, ненамного старше самой девочки. Хотя... Лиду уже сложно было назвать девочкой. Скорее, девушка, или даже женщина: внешне она уже давно выросла из своих шестнадцати лет, расцвела и обрела некую взрослую строгость и суровость во взгляде, которой не бывает у детей.

Она проводила с Варлоком почти всё свободное время и, как ни странно, прогуливаясь по саду Академии, или посещая лекции по магическим наукам, редко успевала вставить больше пары фраз: почти всё время говорил именно Варлок. Но Лида не возражала: рассказывал он интересно и, что самое главное, по существу, так что она жадно впитывала каждое его слово.

Сначала он поведал ей о принципах обучения. Они кардинально отличались от способов обучения магии в Академиях, принадлежащих другим Архимагам. В иных учебных заведениях всё было построено чётко и по существу: расписание занятий, номера аудиторий, обязательное посещение, и так далее... В общем-то, как и в любом другом уважающем себя месте, где хотят чему-то научить.

Здесь же всё было не так. Нет, разумеется, строгое убранство комнат никак не было связано с обучением: не было того варварского и мучительного прохождения по ступеням магических наук, как в стародавние времена, ещё при Диком Чародействе, когда Колдуна, дабы тот познал даже самые азы колдовства, отправляли в пещеры к чудовищам, где тот должен был прожить несколько дней... Нет. И всё же, отличия от других Академий были невероятные.