Текст книги "Отверженные мертвецы"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

– Ты проник в затененную часть? – спросила Хирико.

– Да, – словно откуда-то издалека донесся ответ Скарффа. – Готов к твоему внедрению.

– Хорошо, – сказала Хирико.

Она точно таким же образом подключилась к черной коробочке, подсоединила еще один кабель к аппарату на голове Кая, и он снова ощутил вторжение в свой мозг.

– Пора, – скомандовала Хирико. – Начинаем.

Она нажала оранжевую кнопку на боковой поверхности коробки, и в мозгу Кая вспыхнул яркий свет.

Свет усилился до невероятной интенсивности, подобно вспышке звезды, грозящей выжечь глаза. Кай закричал, и свет начал слабеть, пока не стал вполне терпимым. Он обнаружил, что стоит посреди пустыни и вокруг на многие сотни километров нет ничего, кроме песка. Горячий ветер трепал гребни дюн, а яркое опаляющее солнце после стерильного помещения внутри горы принесло долгожданное облегчение.

Это его убежище, это Пустое Место.

Что бы они с ним ни сделали, их попытка не удалась.

Кай осознал, что ландшафт видений создан искусственно, что ему не следовало сюда приходить. Именно этого они и хотели. Они намеренно привели его сюда, где обнажаются самые потаенные мысли, где можно обнаружить его самые сокровенные тайны.

Несмотря на его заявление о желании рассказать Хирико и Скарффу все, что они захотят узнать, в его сознании возникло неожиданное предостережение. Сохраняя секрет, он сохраняет свою жизнь. Открыть тайну он может только воину с золотыми глазами, а это будет возможно только в том случае, если Хирико и Скарфф ничего не узнают.

Едва только он вспомнил их имена, как ощутил их присутствие в своем сознании. Он никого не видел, но знал, что они здесь. Затаились и ждут, когда он приведет их к искомой цели.

Из песка перед ним появилась фигура женщины в длинном одеянии, с длинными серебристо-седыми волосами, с глазами, излучающими тепло и доброту. Он знал эту женщину, но не такой, не с настоящими глазами. А сейчас они сверкали изумрудами и искрились жизнью. Отказаться от таких прекрасных глаз только ради защиты от порождений варпа казалось Каю неправильным.

– Аник, – произнес он. – Ты мертва.

– Тебе лучше знать, Кай, – ответила Сарашина. – Никого из нас нельзя считать окончательно мертвым, пока живы воспоминания. Как сказал великий поэт, «то, что можно вообразить, никогда не умрет».[29]29
  Клайв Баркер. «Сотканный мир», пер. Е. Королевой.


[Закрыть]

– Сарашина говорила мне об этом, но ты не Сарашина.

– Нет. А кем бы ты хотел меня видеть? – спросила женщина.

Черты ее лица вдруг стали меняться, и через мгновение перед ним предстала его мать. Глаза остались такими же изумрудными, но вместо теплоты в них плескалась печаль.

Кай отвернулся, вспомнив полные горя взгляды, которыми обменялись он и его отец на другой стороне земного шара. Кай старался оставаться бесстрастным, но в присутствии женщины, которая вырастила его и сделала таким, как он есть, это оказалось очень трудно.

Вот только это не она.

Его мать мертва, как мертва и Сарашина.

– Ты адепт Хирико, верно?

– Конечно, – ответила его мать.

– Тогда прими соответствующий вид! – крикнул ей Кай. – Нечего скрываться под чужой маской.

– Я и не скрывалась, – сказала Хирико, принимая знакомое Каю обличье. – Я просто стараюсь помочь тебе расслабиться. Эта процедура пройдет намного легче, если ты перестанешь нам сопротивляться. Я понимаю, что тебе неизвестно, что сказала тебе Сарашина, но я должна это выяснить.

– Я не знаю, где спрятано послание.

– Мне кажется, это ты знаешь.

– Нет, не знаю.

Хирико вздохнула, взяла его за руки и повела к пологому склону песчаной дюны.

– Тебе известно, сколько я провела психических дознаний? Нет, конечно, ты этого не знаешь. Но их было очень много, и те объекты, которые сопротивлялись, всегда оставались с мертвым мозгом. Ты этого хочешь?

– Что за глупый вопрос?

Она пожала плечами и продолжала, словно не слышала его слов:

– Человеческий разум – это чрезвычайно сложный механизм, хранилище всех воспоминаний, устройство ввода и вывода информации, осуществляющее автономные функции. Туда трудно проникнуть так, чтобы не нанести непоправимых повреждений.

– Так не проникай, – предложил Кай.

– Я бы хотела без этого обойтись, правда, так было бы лучше, – с улыбкой сказала Хирико. – Ты мне нравишься, но если потребуется, я голыми руками разберу твой мозг на кусочки. В конце концов все выдают свои секреты. Всегда. Все зависит от того, с какими утратами им после этого приходится жить.

Они поднялись на вершину дюны, и Кай вдруг обнаружил, что смотрит на мерцающую под солнцем крепость Арзашкун. Высокие башни дрожали в раскаленном воздухе, и от отраженного блеска золотых минаретов ему пришлось прикрыть глаза ладонью.

– Впечатляющее сооружение, – заметила Хирико. – Но оно мне не помешает. Даже и не думай об этом.

Кай остановился и, развернувшись, окинул взглядом пески в поисках постороннего присутствия. Под слоем песка далекой дюны, на краю поля зрения, он заметил намек на движение.

– А где же Скарфф? – спросил он. – Он к тебе не присоединится?

– Он тоже здесь, но это дознание веду я.

Интуиция озарила разум Кая, словно восход солнца, и неторопливая улыбка углубила морщины на его лице.

– Он здесь, чтобы вытащить тебя, если станет слишком опасно, верно?

Проблеск раздражения в изумрудных глазах подтвердил его догадку.

– Ты не уверена, что тебе все удастся сделать, не так ли? – продолжил он.

Пальцы Хирико крепче сжали его руку.

– Можешь поверить, я это сделаю. Тебе остается только решить, насколько это будет тяжело. Я в мгновение ока уничтожу эту крепость до последнего воображаемого камня и кирпичика. Я сотру ее в пыль, и тебе не удастся даже отыскать ее останки в песках пустыни.

Она протянула вперед руку, и самая высокая башня в крепости начала осыпаться. Еще недавно казавшееся прочным, сооружение таяло, словно дым. Хирико щелкнула пальцами, и рухнула еще одна башня. Разрушив в одну секунду то, что Кай сооружал в течение нескольких лет, Хирико обернулась к нему, но его взгляд был устремлен вдаль, где появилось нечто, рожденное мрачными воспоминаниями и ужасом. Хищник, почуявший кровь, быстро скользил к ним под слоем песка.

Позади глазных яблок Кай снова ощутил всплеск давления. Хирико обернулась как раз в тот момент, когда рожденная темными силами мощь поднялась из-под поверхности песка. Она вылетела в потоке крови, словно вырвавшаяся наружу подземная река. Эта река ревела и вопила тысячами предсмертных криков в последние моменты агонии. Она разлилась по пустыне, словно густая красная нефть, заполнила впадины между дюнами отвратительно пахнущими выделениями смерти и омыла склоны яростным прибоем.

– Это твое творение? – резко спросила Хирико.

– Нет, – ответил Кай.

– Прекрати, – приказала она. – Быстрее.

– Я не могу.

– Нет, можешь. Все это существует только в твоем сознании и подчиняется твоей воле.

Кай только пожал плечами. Бурлящее море маслянисто-вязкой крови поднялось выше, его поверхность рябила от тысяч рук и лиц, стремившихся вырваться из глубины на поверхность. До сих пор Кай всегда боялся скрывающегося под песками ужаса, рожденного его гневом и чувством вины, но сейчас его вид стал для него настоящим благословением. Тягучий прибой вопреки законам гидродинамики рвался к вершине дюны, и студенистые формы наконец прорвали вонючие слои жидкости. Высокие и тонкие, с костлявыми конечностями в красной чешуе, изрыгающие огонь, они распрямлялись в реальном мире, оглашая воздух высокими пронзительными криками. Раздувшиеся черепа приобретали блеск и рога, а в разинутых ртах заблестели зазубренные клыки.

Да, это были существа из его воспоминаний, но в мире видений они представляли немалую опасность.

– Что ты делаешь? – воскликнула Хирико.

– Я же говорил, что это не я, – ответил Кай. – Это «Арго».

Лавина рожденных варпом монстров устремилась к ним, и Хирико подняла взгляд к небу.

– Вытаскивай меня отсюда, – сказала она. – Быстрее.

Адепт Хирико исчезла, а волна тьмы с шипением и ревом захлестнула вершину дюны, поглотила Кая и потащила его в бездну, выбраться из которой невозможно.

– Что произошло? – потребовал разъяснений Сатурналий.

Хирико лежала на полу комнаты для дознаний, ее глаза закатились, а из носа непрерывной струйкой текла кровь. Скарфф приподнял ей голову и торопливо ввел в вену полный шприц какой-то прозрачной жидкости.

– Я задал тебе вопрос, – настаивал Сатурналий.

– Помолчите! – откликнулся Скарфф. – Я только что вывел ее из враждебного видения без надлежащей декомпрессии. Ее разум в шоке, и если я не сумею вернуть ее назад, мы можем окончательно ее потерять.

Резкая отповедь подчиненного разозлила Сатурналия, но он сдержался. Разборки по поводу неподобающего тона в разговоре с воином Легио Кустодес могут подождать.

– Что я могу сделать? – спросил он.

– Ничего, – ответил Скарфф. – Теперь дело только за ней.

Скарфф стал говорить с Хирико негромким успокаивающим тоном, поглаживал ее по щеке и держал за руку. В конце концов ее веки дрогнули, глаза открылись и взглянули на Сатурналия с такой ясностью, какой трудно было ожидать от человека, вырванного из транса.

– Это будет сложнее, чем я ожидала, – произнесла Хирико.

Глава 11
САМОРАЗРУШЕНИЕ
ОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ
ЭЛИАНА

Время для Кая потеряло всякий смысл. В его видениях проходили недели и месяцы, но они не имели никакого отношения к отрезкам времени в мире бодрствования. Он вспоминал выложенные плиткой полы, вырубленные в скале коридоры и льдисто-голубые стены своей камеры, но что из всего этого было реальным, он определить не мог. Пси-слабость отступила, смытая ежедневными испытаниями его способности погружаться в астропатический транс для приема и передачи сообщений.

Его кормили и мыли, поскольку нарушение привычных циклов вызвало нарушение жизненных функций тела. Он проводил так много времени в царстве ощущений, недоступных счастливым смертным, лишенным псайкерских способностей, что с трудом отличал реальные события от вымышленных.

Ему казалось, что у двери камеры стоит его мать и с тоской смотрит на сына. Взгляд ее зеленых глаз настойчиво звал его, но как только он открывал рот, чтобы заговорить, возникающая за спиной матери темная фигура перерезала ей горло. Из рассеченной шеи выплескивался океан крови, и в темноте слышались тысячи кричащих голосов.

Однажды он бродил по пепельно-серой пустоши, и вдали показался сверкающий силуэт воина в красных доспехах с кантом цвета слоновой кости. Он звал Кая на непонятном ему языке, но голос то усиливался, то пропадал, уносимый порывами призрачного ветра. Кай хотел побежать к воину, он чувствовал, что тот в силах дать ему избавление, но каждый раз, как только он поворачивался в ту сторону, воин отступал, словно еще не был готов к встрече.

Нейролокуторы снова и снова вторгались в сознание Кая. Иногда это был Скарфф, иногда Хирико, но каждый раз их прогоняло маслянисто-черное существо и завывающие призраки с «Арго». В редкие моменты прозрения Кай испытывал к Аник Сарашине одновременно ненависть и восхищение. Сокрытие послания в воспоминаниях о проклятом корабле было гениальным решением. Несмотря на все успехи Кая, Сарашина знала, что он еще не готов встретиться с ужасами корабля-призрака.

Кай чувствовал растущее раздражение своих тюремщиков, и это доставляло ему удовольствие.

Они быстро отказались от прямых атак на его психику и перешли к более осторожным и щадящим вторжениям. И если Скарфф пытался его уговорить, Хирико выбрала тактику обольщения. Видения наслаждений и власти, видения исполнения тысяч самых фантастических желаний мелькали перед Каем в бесконечном разнообразии вариантов. Некоторые из них маскировались под реальность, другие оставались красочными фантазиями, но ни одному не удалось проникнуть в тайну, похороненную среди мрачных ужасов «Арго».

– Мы не можем их удалить, – сказала Хирико после особенно изматывающего сеанса.

Лицо Кая блестело от пота, тело, лишившееся почти половины своей прежней массы, превратилось в скелет, обтянутый полупрозрачной кожей.

– Почему?

– Информация спрятана в глубине воспоминаний, с которыми он не в состоянии встретиться, – сказал Скарфф.

– «Арго»?

– Конечно, – ответила Хирико. – Сарашина, или то, что действовало через нее, знала, что делает. И это печальнее всего.

– Если уж вы не в состоянии вытащить послание, кто на это способен? – спросил Сатурналий, и Кай услышал в его голосе едва сдерживаемое желание убить астропата и покончить наконец с этим делом.

– Только у одного человека имеется ключ, открывающий доступ к нужной вам информации, – сказала Хирико.

– И кто же это?

Хирико опустила руку на плечо Зулана.

– Сам Кай.

Кай засмеялся, но предохранительная пластина во рту превратила смех в сдавленный всхлип.

Больше всего его злили их топорные методы. Хирурги, пытающиеся провести операцию на мозге посредством двуручной пилы и зубила. Бурильщики вторгались в тонкую эфирную структуру ментальной архитектуры без всякой надежды на успех. Атхарва ощущал каждый жестокий натиск аугеров, каждую неуклюжую попытку пробиться к искомой информации, каждую наивную лесть, которой они старались соблазнить своего пленника. И их жестокие методы, словно скрип бронированной перчатки по школьной доске, причиняли ему страдания на любом из уровней Исчислений.

Его, как истинного мастера, оскорблял такой дилетантский подход, и хотя он сам далеко не был уверен, что сумел бы вытащить намеренно скрытую информацию из мозга пленника, но всяко имел больше шансов на успех, чем эти два мясника, которые с ним работали.

Скрестив ноги, Атхарва сидел посреди камеры, позволив мысли странствовать по лабиринтам Кхангба Марву, и с привычной легкостью исследовал границы своего узилища. Ему доставляло удовольствие позволять тюремщикам думать, что их пленник, подобно своим товарищам по несчастью, постепенно сходит с ума в одиночном заточении. После визита Йасу Нагасены прошло уже несколько месяцев, и в течение этого времени заключенные воины Воинства Крестоносцев не видели никого, кроме двух Кустодиев и их удручающе некомпетентной свиты из смертных солдат.

В пределах подземной темницы Атхарва пытался исследовать любое сознание, действуя то легкими прикосновениями, то более настойчивым натиском. Разум подобен сложному замку, и всякая психика, прежде чем открыть свои секреты, требует точно рассчитанного давления. Весь вопрос в том, чтобы правильно рассчитать точку приложения этого давления, выбрать нужные воспоминания, желания и надежды, и тогда разум раскроется, словно распускающийся цветок.

Для Атенейца не составило бы труда перехватить мысли с поверхности сознания. Куда сложнее и интереснее было погружаться сквозь слои смертного разума, опускаться под корку незначащего мусора, мимо основных желаний и инстинктов, мимо тайных пороков и жалких грехов, притаившихся в уголках каждого мозга, к самому стержню личности. Только здесь можно было обнаружить истину, только в этой беспросветной тьме пряталось лишенное покровов существо и ничем не защищенные помыслы.

Немногим было дано достичь этого уровня и не обнаружить себя, но Атхарва за долгую работу в качестве искателя истины сумел отточить свое мастерство. С тех самых пор, как Алый Король спас свой легион от уничтожения, искатели истины первыми встали в строй, отыскивая в сознании воинов, избежавших ужаса перерождения плоти, скрытые признаки слабости.

Атхарва изучил своих смертных тюремщиков лучше, чем они сами себя знали. Он узнал об их страхах, желаниях, постыдных тайнах и амбициях. Он знал о них все, и ему нравилось то, насколько примитивно устроены их разумы. Как только может живое существо, претендующее на самосознание, функционировать при столь ограниченных умственных возможностях?

Но вот кустодии…

Их разумы были прекрасными произведениями искусства, великолепным сочетанием психической инженерии и генетического совершенства. Как у некоторых сложных исчислительных машин, их разум был защищен ловушками, готовыми захлопнуться при первых же признаках неосторожного вторжения. Подобно когитатору, защищенному от излома опытными инфоцитами, разум Кустодиев обладал способностью самостоятельно отразить атаку, и Атхарва не осмеливался на что-то большее, чем осторожное приближение к внешней границе великолепной психики.

Несмотря на все великолепие Кустодиев, мысли Атхарвы постоянно возвращались к разуму, который подвергался атакам аугеров. На первый взгляд эту личность мало что отличало от сотен других заключенных, разве что малая толика псайкерских способностей да гладкий шрам, оставленный обрядом присоединения души.

Затем Атхарва рассмотрел эгоизм и высокомерие, приобретенные за годы службы с легионом Жиллимана. Это вполне объяснимо, хотя и не соответствует истинной сущности этого человека. Он лучше, чем сам о себе думает, но раскрыть настоящий характер будет весьма трудно, и, хотя процесс уже начался, скорее всего, он так и останется незаконченным из-за скорой смерти несчастного.

Имя этого человека было Кай Зулан, и о нем говорил Глаз, хотя Атхарве оно было неизвестно. Воспоминания Зулана, уже исследованные, ничем не оправдывали проявленного интереса, хотя в глубине его разума скрывалось нечто, невидимое даже Атхарве, нечто, укрытое мрачным ужасом эфирной ярости и чувством вины, с которыми невозможно справиться без особых инструментов.

Сила здесь бесполезна, поскольку его страх сильнее любого насилия. И точно так же бесполезно взывать к его разуму или обещать награды. Это сложное задание может быть выполнено только изнутри. Но какое же сокровище может хранить столь надежно охраняемая крепость?

Атхарва ненавидел тайны, и этот секрет тоже должен быть открыт. Его мозг ученого должен распутать эту загадку. Алый Король поступил неблагоразумно, появившись на Терре, но его вторжение подсказало Атхарве, что нужно сделать. Кай Зулан каким-то загадочным образом имел огромное значение для будущего, но если кто-то и способен открыть его разум, то только мистики Тысячи Сынов.

Атхарва открыл глаза, когда мимо стеклянной двери его камеры проходил отряд охраны. Все, кроме одного, избегали смотреть в его сторону, поэтому Атхарва забросил мысленный крючок в разум этого человека.

Его звали Натараджа,[30]30
  Натараджа – в древнеиндийской религии одно из имен Шивы как бога космического танца.


[Закрыть] и адекватность его имени вызвала у Атхарвы улыбку. Этот солдат состоял в отряде Уральских Владык Шторма – элитном десантном подразделении, которое служило Империуму с самых первых дней войн Объединения. Его жена растила пятерых сыновей на гидроферме, расположенной у горы Аркад, а все его братья погибли. Натараджа был хорошим и честным человеком, вот только он больше не хотел служить в имперской армии.

Преданность своим товарищам-солдатам и клятвы, принесенные перед отрядным Ковчегом Крыльев, обязывали его выполнять долг солдата и тюремщика, но Натараджа приближался к своему четвертому десятку и хотел вернуться домой, к семье, чтобы видеть, как его мальчики становятся мужчинами.

Простое желание. И вполне понятное.

Открытая дверь для Атенейца.

Кай лежал на полу своей камеры, пот лил с него градом, а сердце стучало так, словно он бегом поднялся до самого верха Башни Шепотов. У него болело все тело, а глаза были готовы вывалиться из орбит, словно удерживающие их мышцы почему-то ослабели. Во рту все склеилось от остатков рвотной массы, а его одежда пропахла мочой и экскрементами.

Боль захватила каждую клеточку его организма, а судороги, сотрясающие каждую мышцу, никак не давали расслабиться. Камеру заливал яркий свет, из невидимого громкоговорителя доносился непрерывный треск статики. Кай хотел подняться, чтобы отважно и с достоинством встретить своих мучителей, но у него уже не осталось сил для защиты.

Его скрюченная рука царапнула пол, и Кай слабо усмехнулся: наконец-то и он оставил собственную метку в этой камере. Пересохший язык прошелся по потрескавшимся губам, и он сморгнул капельки гноя, собравшиеся в уголках воспаленных глаз.

Кай не имел понятия, сколько времени он провалялся на полу в луже собственных выделений, да его это уже и не интересовало. Он наблюдал, как выдыхаемая им струя воздуха морщит поверхность рвотной массы, и вспоминал рябь на огромном озере, изнемогающем от зноя под раскаленным красным солнцем.

Затем что-то изменилось. Он уловил движение воздуха. Услышал, как открывается дверь камеры.

Кай попытался пошевелиться, но тело его не слушалось. Он увидел пару туфель – с высокими каблуками, сшитых из дорогого материала, доступного только самым богатым и влиятельным персонам Терры. Женский голос донесся словно откуда-то издалека, потом кто-то обхватил его под мышки и поднял Кая на ноги. Он вздрогнул от прикосновения рук. Его тело, превращенное в желе из боли, отвергало любой контакт. Но его протащили по полу и уложили на скамью. Две фигуры в черных доспехах, состоящих из чередующихся полос керамита и, как ему показалось, кожи, расступились, когда между ними появилась самая очаровательная женщина, какую Кай когда-либо видел.

От яркого света, заливающего камеру, Кай прищурил глаза. Его посетительницей была незнакомка явно благородного происхождения. Ее лицо носило едва заметные следы косметической хирургии. Ярко-зеленые глаза в результате вмешательства хирурга прекрасно дополнялись высокими скулами. Светлые волосы были стянуты в асимметричный пучок, украшенный аметистовыми бусинами.

Стройное тело незнакомки облегал черный костюм с мерцающей пурпурной полосой, обвивающей туловище, словно застывший смерч. В таком наряде ей следовало появиться в бальном зале Мерики, но никак не в тюрьме под мрачной горой. Кай не мог даже предположить, зачем он ей понадобился.

– Ты знаешь, кто я? – спросила женщина.

Кай попытался смочить губы скудными остатками влаги, сохранившейся во рту.

– Нет, – ответил он едва слышным шепотом.

– Конечно, откуда бы тебе меня знать? Я вращаюсь в кругах, тебе совершенно недоступных, – сказала она, осторожно обошла блевотину на полу камеры и присела рядом с Каем. Ее одежда двигалась вместе с ней, скользила вокруг тела, словно змея, и предохраняла даже от случайного соприкосновения с полом.

Женщина заметила, что он обратил на это внимание, и улыбнулась.

– Наноткань, запрограммированная всегда оставаться в одном положении и на одном расстоянии от моего тела.

– Дорогое удовольствие.

– Чудовищно дорогое, – согласилась она.

– Чего ты хочешь?

Женщина щелкнула пальцами.

– Дайте ему напиться. Я едва могу его расслышать.

Один из телохранителей женщины опустился на колено и протянул Каю пластиковую трубочку, вытащенную из наплечника. На конце ее повисла капля влаги, и Кай с наслаждением втянул прохладную жидкость из армейского рециркулятора. То, что влага была получена из пота и прочих выделений тела воина, его ничуть не обеспокоило. Кай ощущал, как влага растекается по его гортани и возвращает силы, словно впрыск стимулятора.

Уже через мгновение его мысли пришли в порядок, а давно донимавшая тошнота пропала.

– Так-то лучше, – заметила женщина. – Теперь мне не придется наклоняться к тебе, чтобы разобрать слова.

– Это была не вода, – сказал Кай, показывая на воина, уже убиравшего пластиковую трубку обратно в наплечник.

– Нет, не вода, но ведь тебе стало лучше, не так ли?

– Намного лучше, – согласился Кай.

Женщина наклонила голову набок и стала его внимательно рассматривать. У нее были великолепные глаза – естественные и, вероятно, генетически доработанные еще в утробе матери. Аугментическое зрение позволило Каю заметить слабый контур электу под третьим слоем эпидермиса, и он бессознательно навел резкость. Это была заглавная буква К, выполненная курсивом и украшенная знакомыми завитками. Кай застонал и дотронулся пальцами до своего запястья, где имелась идентичная татуировка.

– Ты из Дома Кастана, – догадался он.

– Я и есть Дом Кастана, – заявила женщина. – Я Элиана Септмия Вердучина Кастана.

– Дочь патриарха, – добавил Кай.

– Именно так, – подтвердила Элиана. Приподняв челку, она продемонстрировала украшенную драгоценными камнями повязку, прикрывающую третий глаз. – А ты, Кай Зулан, обуза моего Дома.

– Я совсем этого не хотел, повелительница, – сказал Кай, быстро отводя взгляд и пользуясь формальным обращением.

Взгляд глаза навигатора означал смерть, а в глазах семьи Кастана из Навис Нобилите он давно заслужил эту участь.

– Я здесь не для того, чтобы тебя убить, – сказала Элиана. – Хотя, Трон свидетель, это решило бы кучу проблем. Я пришла, чтобы дать тебе второй шанс. Шанс возместить убытки за потерю «Арго» и колоссальный ущерб репутации моего отца в Конклаве Навигаторов.

– Почему ты это делаешь?

– Потому что ненавижу расточительность, – сказала Элиана. – При всех неприятностях, которые ты доставил, ты все же опытный астропат, и я хочу возместить значительные издержки, которые понес отец, желая заполучить тебя в наш Дом.

– И ты можешь вытащить меня из этого места? – спросил Кай.

Элиана улыбнулась, как будто услышала наивный вопрос несмышленого ребенка.

– Я Навис Нобилите, – сказала она. – Я говорю, а остальной мир слушает.

– Даже Легио Кустодес?

– Даже преторианцы, – сказала Элиана. – При условии, что я никогда не позволю тебе вернуться на Терру. Небольшая цена за то, чтобы покончить с этими… неприятностями. Ты согласен?

Кай кивнул. Никогда больше не видеть родную планету – разве это цена?

– И ты сможешь меня вытащить?

– Смогу. Но сначала ты должен кое-что для меня сделать.

– Что? Все, что угодно, повелительница, – сказал Кай и дотронулся до руки Элианы.

Ее кожа была гладкой, но особая плотность говорила о подкожных осязательных имплантатах. Глаза Элианы смотрели на него в упор, и сверкающий изумрудный блеск безупречной радужной оболочки снова поразил Кая.

– Мне нужно, чтобы ты, глядя на меня, понял, что Дом Кастана не считает тебя ответственным за гибель «Арго». Это был старый корабль, и срок его реконструкции давно прошел. Генераторы поля Геллера пострадали в процессе пересечения пояса астероидов вокруг Конора, и их полный отказ был только вопросом времени. К тебе это не имеет никакого отношения.

– Как раз перед аварией я был занят отправкой сообщения.

Кай произнес эти слова так тихо, что и сам не мог понять, сказал ли он их вслух.

– Что?

– Я погрузился в передающий транс, – пояснил Кай. – И отправлял сообщение на Терру, когда защита рухнула. Я стал мостиком для… чудовищ… этих порождений варпа. Возможно, щиты были повреждены, но решающим ударом стал я. И весь экипаж погиб по моей вине!

Элиана крепко сжала его руки и заглянула в глаза.

– Это не твоя вина, – сказала она. – Обитатели варпа очень опасны, но никто не винит тебя за то, что произошло. Я видела заключение корабельных мастеров о повреждениях и считаю, что «Арго» только чудом вернулся в реальное пространство. В конце концов, своим возвращением корабль обязан только тебе и Роксанне.

– Роксанна! – воскликнул Кай. – Да, именно так ее и звали… Я вспомнил. Мы были знакомы. А что с ней стало?

– С ней все в порядке, – ответила Элиана, но Кай уловил едва заметное замешательство. – После короткого восстановительного лечения она вернулась к своим обязанностям. И ты должен поступить так же, но сначала надо рассказать о том, что передала тебе Сарашина. Нет никаких причин утаивать информацию. Как глава Дома Кастана, я даю тебе слово, что тебе ничего не грозит, какими бы ни были эти сведения.

Кай запрокинул голову и взглянул на ярко освещенный потолок. Никаких источников он не видел, но стены сияли отраженным светом. Шум статики усилился, и теперь он узнал в нем пустынный ветер, проносящийся над дюнами и впадинами, изменяющий пейзаж каждым своим порывом.

– Очень хорошо, – сказал он. – Ты почти поймала меня.

Пальцы Элианы судорожно сжались, и ее великолепная фигура на долю секунды изменилась. Но осознание обмана привело к тому, что остальное видение стало рассеиваться со все возрастающей быстротой, и стены камеры упали, словно изношенный занавес в дешевом театрике.

Вместо тюрьмы во все стороны до самого горизонта раскинулись просторы Руб-Эль-Хали. Телохранители в черных доспехах развеялись, словно песчаные скульптуры, а Кай обнаружил, что сидит на каменном выступе и смотрит на крепость Арзашкун.

– Где я ошиблась? – спросила Хирико, сбросив обличье Элианы.

– Для начала – глаза, – ответил Кай. – Ты никогда не сможешь их изменить, и, хотя я все время об этом забываю, ты не умеешь их спрятать.

– Это все?

– Нет, – сказал Кай. – Ты сделала еще одну ошибку.

– Да? И какую же?

– Элиана Кастана конченая стерва, – объяснил Кай. – Она никогда не отнеслась бы с подобным участием к тому, кто принес ее Дому огромные убытки.

Хирико пожала плечами.

– Я слышала об этом, но рассчитывала на то, что вы никогда не встречались.

– Не встречались, но ходят такие слухи.

Хирико все еще держала его за руки и теперь наклонилась ближе. От ее кожи пахло дешевым травяным мылом, и от этой обыденности Каю хотелось заплакать. Если бы он только мог.

– Веришь ты в это или нет, мир видений нематериален, – сказала Хирико. – Но слова, которые я говорила ее губами, от этого не теряют своей правдивости. Тебя не обвиняли в катастрофе «Арго». Только когда ты сам это осознаешь, ты сможешь избавиться от того, что тебя здесь удерживает.

– А может, я не хочу от этого избавляться. Может, я чувствую, что заслужил наказание хотя бы тем, что остался в живых. Об этом ты не думала?

– Зачем ты стремишься к самоуничтожению? – спросила Хирико. – Это дознание убивает тебя каждый день. Ты должен знать об этом.

Кай кивнул.

– Я это знаю.

– Зачем же ты так поступаешь?

– Аник Сарашина приказала мне передать информацию только одному человеку, и никому другому.

– Кто же это?

– Я не знаю.

Кай набрал горсть песка и позволил ему свободно просачиваться между пальцами. Ветер подхватывал падающие песчинки и бросал на склон дюны, где они бесследно растворялись в пустыне. Кай представил себя одной из таких песчинок, представил, как его уносит теплый сирокко, как он теряется, чтобы никогда не быть обнаруженным.

– Это бессмысленно, – заявила Хирико.

– Вероятно, – согласился Кай. – Но обещание есть обещание.

– Ты хочешь умереть здесь?

Кай задумался. Действительно ли он жаждет смерти? Хорошо было бы навсегда избавиться от ночных кошмаров и гнетущего сознания вины, но он был слишком труслив, чтобы так легко сдаться смерти. Или цепляться за жизнь его заставляла сила и стремление оправдать свое выживание?

– Нет, – ответил Кай, как только понял ответ. – Я не хочу здесь умереть.

– Но единственный способ остаться в живых – открыть послание Сарашины, – напомнила Хирико.

– Ты не права, – возразил он, не понимая, откуда взялась эта уверенность. – Я намерен выполнить то, что мне поручено.

Хирико тряхнула головой.