Текст книги "Отверженные мертвецы"
Автор книги: Грэм Макнилл
Жанр:
Эпическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Грэм Макнилл
ОТВЕРЖЕННЫЕ МЕРТВЕЦЫ
Истина лежит внутри
Посвящается Эмбер, нашей маленькой дочке.
Сны – это зеркала, в которых отражается истинный характер спящего. Но что произойдет, если лицо отдельной спящей личности отразится в коллективном зеркале снов всего человечества?
Аник Сарашина. Онейрокритика Сарашины, том XXXV
Суть видения станет ясной, только если ты заглянешь в свое сердце. Смотрящий наружу спит, а смотрящий внутрь пробуждается.
Немо Зи-Менг, хормейстер Адептус Астра Телепатика
THE HORUS HERESY™
Это было легендарное время.
Герои сражались за власть над Галактикой. Неисчислимые армии Императора Терры вели грандиозный Крестовый поход, в результате которого мириады чуждых рас были смяты лучшими воинами Империума и память о них стерта. Начинался рассвет новой эры, эры правления человеческой расы. Огромные, сверкающие золотом цитадели венчали победы Императора. Миллионы миров встречали триумфальные колонны его смертоносных воинов. Богоподобные примархи вели легионы Адептус Астартес, космических десантников, от победы к победе. Несокрушимые и величественные, венец генетических экспериментов Императора, космические десантники были сильнейшими воинами человечества, и каждый в бою стоил сотни простых солдат. Неудержимые многотысячные легионы, ведомые своими примархами, завоевывали Галактику для Империума.
Величайшим из примархов был Хорус, прозванный Великолепным, Воссиявшей Звездой. Любимый сын Императора, он был Воителем, магистром войны, главнокомандующим всеми имперскими военными силами, покорителем тысяч и тысяч миров, завоевателем Галактики. Воин, равного которому не было в мире, превосходный дипломат с безграничным честолюбием. И пока пламя войны распространяется по Империуму, всем лидерам человечества предстоят суровые испытания.
Действующие лица
ГОРОД ЗРЕНИЯ
Немо Зи-Менг – хормейстер Адептус Астра Телепатика
Аник Сарашина – глава Схоластиа Псайкана
Эвандер Григора – магистр криптэстезианцев
Кай Зулан – астропат, приписанный к навигаторскому Дому Кастана
Афина Дийос – астропат Города Зрения
Абир Ибн Халдан – астропат Города Зрения
ОТВЕРЖЕННЫЕ МЕРТВЕЦЫ
Атхарва – свободный адепт легиона Тысячи Сынов
Тагоре – сержант Пятнадцатой роты легиона Пожирателей Миров
Шубха и Ашубха – воины Пятнадцатой роты легиона Пожирателей Миров
Севериан (Волк) – воин Двадцать пятой роты легиона Лунных Волков
Аргент Кирон – воин Двадцать восьмой роты легиона Детей Императора
ОХОТНИКИ
Йасу Нагасена – охотник-провидец Черного Корабля
Картоно – раб Йасу Нагасена
Генерал-майор Максим Головко – командир Черных Часовых
Сатурналий – воин Легио Кустодес
ЛОРДЫ ТЕРРЫ
Рогал Дорн — примарх легиона Имперских Кулаков
ГОРОД ПРОСИТЕЛЕЙ
Палладий Новандио – жрец храма Печали
Роксанна Кастана – послушница храма Печали
Бабу Дхакал – глава клана Дхакал
Гхота Дхакал – телохранитель
Доклад хирургеона Беллана Тортеги (БТ), дипломированного оператора в области нейропсихики, патриарху Дома Кастана Навис Нобилите Вердучине XXVII.
Период наблюдения: 15–18 циклы. Объект наблюдения: Зулан, Кай (КЗ).
Предварительная оценка состояния:
НЕФУНКЦИОНАЛЬНОЕ (ПОТЕНЦИАЛЬНО ВОССТАНОВИМОЕ)
Выписки из полной истории болезни 4423–4553.
РАСШИФРОВКА ВЫПИСОК.
БТ: Вы можете рассказать мне о том, что произошло на «Арго»?
КЗ: Нет.
БТ: Нет?
КЗ: Нет.
БТ: Почему нет?
КЗ: Я не хочу.
БТ: Не хочу показаться грубым, но вы не в том положении, чтобы скрывать какую-либо информацию. Произошедший с «Арго» инцидент грозит значительными финансовыми потерями Дому Кастана, не говоря уж об ущербе для репутации уважаемого XIII легиона.
КЗ: Разбирайтесь с Немо. Я лишь временно связан с Домом Кастана, и меня не интересуют их потери.
БТ: А должны бы интересовать. А еще вы должны знать, что мое заключение в значительной степени повлияет на решение, сможете ли вы продолжать работу на Дом Кастана. Или вообще продолжать работу.
КЗ: Я уже сказал, что мне все равно.
БТ: Вы добиваетесь ссылки в Пустую гору?
КЗ: Нет, конечно. Никто, находясь в здравом уме, не стал бы этого добиваться.
БТ: В таком случае, будь я на вашем месте, я старался бы сотрудничать.
КЗ: Вы не понимаете. Это не вопрос сотрудничества.
БТ: Тогда просветите меня. В чем же дело?
КЗ: Дело в том, что я слышал, как умирали десятки тысяч мужчин и женщин. Я слышал все до единой их последние мысли, когда их тела разрывались на части. Ужас этих людей охватывает меня каждый раз, как только я закрываю глаза. И я не могу заново пережить этот кошмар.[2]2
Объект теряет самообладание. Три минуты непрерывных рыданий.
[Закрыть]БТ: Вы закончили?
КЗ: На данный момент.
БТ: Теперь вы можете рассказать о том, что случилось?
КЗ: О Терра, нет! Возможно, позже я смогу это сделать, но только не в вашем присутствии.
БТ: Почему?
КЗ: Потому что вы не хотите мне помочь.
БТ: Но я здесь только ради этого, Кай.
КЗ: Нет, это не так, и перестаньте называть меня Каем, словно мы друзья. Ваша единственная цель – доказать XIII легиону, что Дом Кастана способен навести порядок в своих рядах. Я просто раздражающая помеха для вашего драгоценного патриарха.
БТ: Нет, вы часть нашей семьи. И патриарх Вердучина очень хочет вам помочь.
КЗ: Тогда оставьте меня в покое. Я не хочу возвращаться к воспоминаниям об «Арго». По крайней мере, не сейчас, а может, и никогда.
БТ: Заглянуть в будущее можно лишь в том случае, когда оглядываешься на прошлое. Вы и сами должны понимать, что столь ужасные воспоминания вредят психическому здоровью. Надо очиститься от них, и тогда вы сможете вернуться к выполнению своих обязанностей.
КЗ: Только в том случае, если я хочу вернуться.
БТ: А разве это не так?
КЗ: [минутная пауза] Я не знаю.
РАСШИФРОВКА ОТРЫВКА ЗАКОНЧЕНА.
Сэр, как свидетельствует данная выписка, у Кая Зулана проявляются классические симптомы отвержения, паранойи и неспособности осознать произошедшее несчастье. Я склонен думать, что он считает себя ответственным за события, повлекшие потерю «Арго», хотя определить причину надлежит другим, более квалифицированным и разносторонне грамотным специалистам. И хотя я уверен, что столь трагическая ситуация не могла не оставить глубоких шрамов на психике, в эфирной ауре Кая Зулана не наблюдается никаких отклонений. Поэтому я придерживаюсь мнения, что этот случай не безнадежен. На Кая Зулана было потрачено немало времени и усилий (как со стороны Дома Кастана, так и Адептус Астра Телепатика), так что списать его в неизбежные потери и сослать в Пустую гору было бы преждевременно.
В заключение я хотел бы рекомендовать безотлагательно вернуть Кая Зулана под покровительство Адептус Астра Телепатика для реабилитации. Такое решение подтвердило бы наши обязательства перед XIII легионом и сняло тяжесть ответственности с Дома Кастана.
Остаюсь вашим покорным слугой и готов предоставить любые дальнейшие разъяснения относительно психической патологии Кая Зулана по первому вашему требованию.
Беллан ТортегаДипломированный оператор в области нейропсихики 343208543.
Антоний, сделай так, как рекомендует этот слащавый юнец-хирургеон. Отошли Зулана обратно в Город Зрения. Пусть они сами с ним разбираются.
V.
Охотники пришли за ними за час до рассвета.
Нагасена проверяет свою винтовку, хотя и не сомневается в ее исправности. В такой день, как сегодня, он находит утешение в определенном порядке вещей. Вокруг и без того мечется слишком много выскочек из Империума, которым некогда обратить должное внимание на собственную подготовку. Истина и порядок – вот девиз Нагасены, вот центр, из которого происходит все остальное. Этому научил его один мудрый человек, родившийся и живший неподалеку, но в давно забытые времена.
Теперь это учение сохранилось только в разрозненных списках афоризмов и пословиц, записанных секретным шифром, известным лишь избранным. Списки переходили от учителя к ученику на протяжении тысяч поколений. Нагасена жил в соответствии с этим учением и чувствовал, что это отличное руководство. Он честно прожил свою жизнь, и поводов для сожалений у него было немного.
Но сегодняшняя охота станет одним из них.
Он распрямляет скрещенные ноги и вешает винтовку через плечо. Словно пробужденные его движениями, поднимаются и собравшиеся вокруг люди.
– Уже пора? – спрашивает Картоно, протягивая длинный меч с едва заметным изгибом лезвия.
Это удивительное оружие в ножнах из лакированного дерева, украшенных жемчугом и нефритом. Искусный мастер-кузнец создал клинок в соответствии с инструкциями Нагасены, но он не легче и не острее и ничем не превосходит миллионы клинков, вышедших с оружейных заводов Терры. Однако это оружие отмечено любовью и вниманием к деталям, на что не способна ни одна машина.
Нагасена называет оружие «Шудзики», что означает – честность.
Он уважительным поклоном благодарит Картоно, и в этот момент, распространяя вокруг запах машинного масла, пота и пороха, приближается Головко. В давние времена предки Нагасены сочли бы его варваром, но сегодня он уважаемый человек. Громоздкие и тяжелые доспехи Головко предназначены не только для защиты, но и для устрашения. И его лицо им вполне соответствует.
Головко не утруждает себя приветствиями, и его губы презрительно изгибаются, демонстрируя неприязнь при виде Картоно.
– Нам надо было снять часовых еще ночью, – говорит он, пока Нагасена засовывает меч под черный шарф, опоясывающий его. – Мы бы застали их врасплох.
– Время атаки не имеет значения, – отвечает Нагасена. Он приглаживает прямые черные волосы и перебрасывает через плечо длинную прядь. – Те люди, за которыми мы охотимся, никогда по-настоящему не отдыхают, и лучшего момента для нападения просто не существует. Раньше, чем будет убит первый из них, остальные уже будут настороже и чрезвычайно опасны.
– У нас три тысячи солдат, – вмешивается Головко, как будто в эти дни что-то зависит от численности. – Черные Часовые, Янычары Аттамана, Уланы. Один отряд прислали даже могущественные Кустодес.
– И даже этого может оказаться недостаточно, – говорит Нагасена.
– Против тридцати?! – восклицает Головко, но Нагасена уже не обращает на него внимания.
Он отворачивается от агрессивного генерала и идет вдоль строя солдат, молчаливо ожидающих его сигнала. Они встревожены и растеряны. Больше всего их пугает перспектива поднять оружие против тех, кто ради них сражался в далеких от Терры мирах.
Он поднимает взгляд на здание, давшее приют Воинству Крестоносцев. Среди местного населения оно известно как Община. Это величественное сооружение, украшенное оскалившими пасти золотыми львами, рифлеными колоннами и статуями воинов и увенчанное пробитым молнией куполом из черного гранита. Еще одним украшением служит фреска над портиком, изображающая воинов-героев. Широкий проход перед входом вымощен огромными каменными плитами, на которых высечены названия миров, приведенных к Согласию легионами Астартес.
На этих камнях каждый день появляются новые надписи. Нагасена задумывается, что испытывают эти солдаты при виде знаков побед, одержанных братьями, тогда как сами они оказываются все дальше и дальше от переднего края борьбы за господство Империума.
– Какие будут приказания, господин? – спрашивает Картоно.
Он не вооружен, но и без оружия опасен для врагов. Его бывшие хозяева воспитали и обучили его так, что он сам стал оружием. Многие люди недолюбливают Картоно, хотя почти никто из них не может объяснить причин своей неприязни, однако Нагасена давно привык к его присутствию. Он смотрит на солдат, уверенных, что они надежно укрыты в лабиринте раззолоченных переходов и колонных залов, которые окружают эту часть Императорского Дворца, словно драгоценное ожерелье шею фаворитки.
Три тысячи солдат ждут его сигнала к атаке, а Нагасена сознает, что этот знак станет знамением гибели многих из них. Возможно, всех. Охота не доставляет ему никакого удовольствия, а сегодняшняя не нравится особенно. Он жалеет, что не может вернуться в свою виллу в горах, где он смешивал краски и ухаживал за садиком. Но здесь его желания и склонности не имеют значения. Перед ним поставлена боевая задача, и его долг – повиноваться. Приказ понятен, а нравится он или нет, это несущественно.
– Картоно, иди за мной, – приказывает он, ступая на дорогу великих побед.
Картоно, удивленный неожиданным решением своего господина, семенит следом. Из вокс-бусины, вставленной в ухо, раздается голос Головко, но Нагасена вытаскивает ее, и возмущенные упреки смолкают.
– Теперь им уже наверняка известно о нашем приближении, – говорит Картоно, и Нагасена кивает в ответ.
– Одно лишь наше присутствие должно было встревожить хотя бы одного из них, – говорит он. – Неужели ты считаешь, что такой многочисленный отряд вооруженных людей может приблизиться к этому месту без ведома его обитателей?
– Я думаю, это невозможно, – соглашается Картоно и оглядывается. – Генерал-майор будет недоволен. Он доставит нам лишние неприятности.
– Это не самая серьезная проблема, – говорит Нагасена. – Я был бы очень рад, если бы удалось пережить это утро. Вероятность того, что все мы здесь погибнем, очень высока.
Картоно качает головой.
– Вы сегодня чересчур мрачно настроены.
– Возможно, – говорит Нагасена, когда они вступают на ступени, ведущие к входу в Общину. – Мне претит подъем до рассвета. Это кажется мне невежливым.
Картоно хорошо изучил его настроение. Нагасена устал от охоты, но этот приказ поступил от человека, облеченного высшей властью. Отказаться было невозможно.
Сквозь шелковые одеяния проникает утренняя прохлада. Зная об особенностях сегодняшнего противника, Нагасена не стал требовать, чтобы Картоно облачился в лакированные доспехи из литого керамита и адамантина.
Кто-то вышел к колоннам портика наверху, и сердце Нагасены забилось чаще. Его глазам предстала фигура воина, высокого и широкоплечего и при этом неожиданно стройного и грациозного, – его физическое совершенство явно было обусловлено генной модификацией. Слишком длинные волосы собраны на затылке в тугой хвост, на широкоскулом лице врожденное непроницаемое выражение, обычное для его рода. Нагасена с удовлетворением отмечает, что на воине нет доспехов, по-видимому, он не собирается вступать в бой. Его пурпурное одеяние отделано кремовой каймой, на груди покоится нефритовый скарабей, оправленный в янтарь.
Воин следит за поднимающимися по лестнице Нагасеной и Картоно все так же бесстрастно, без малейших эмоций на лице. Нет, это не совсем так. Едва заметный изгиб кончиков губ и напряжение мелких мышц вокруг глаз выдают владеющую им печаль. Наконец Нагасена поднимается на последнюю ступень и останавливается перед воином, который возвышается над ним, словно легендарный óни. [3]3
Óни (яп. 鬼) – в японской мифологии демоны с красной, голубой или черной кожей, живущие в аду (Дзигоку). Очень сильны и практически неуязвимы, отрубленные части их тел могут прирастать обратно. В бою используют железную палицу с шипами (канабо).
[Закрыть] В старинных легендах говорится, что óни – опасные, уродливые, рогатые и зубастые – водятся в горах.
В этом воине нет никакого уродства, это безупречное существо.
– Óни-ни-канабо, – шепчет Картоно.
Нагасена кивает, признавая уместность его слов, но ничего не говорит.
Воин тоже кивает.
– Óни с железной дубинкой? – спрашивает он.
– Эти существа известны своей непобедимостью и неукротимостью, – отвечает Нагасена, удивленный тем, что воину знакомо древнее наречие Старой Земли.
– Мне это известно, – говорит воин. – Про них говорят «сильнее сильных», однако их внутренняя сила поддерживается особыми манипуляциями или средствами. Очень подходяще.
– Ты Атхарва? – спрашивает Нагасена, догадываясь наконец, откуда воину известно их тайное наречие.
– Я свободный адепт Пятнадцатого легиона Атхарва, – подтверждает воин.
– Тебе известно, зачем мы здесь?
– Конечно, – отвечает Атхарва. – Я ждал, что вы появитесь раньше.
– Я бы удивился, если бы ты нас не ждал.
– Сколько солдат вы привели?
– Чуть больше трех тысяч.
Атхарва ненадолго задумывается.
– Столь малая численность оскорбит моих братьев. Для пущей уверенности ты должен был собрать больше людей.
– Многие считают, что и этого достаточно.
– Посмотрим, – произносит Атхарва, словно речь идет о каких-то абстрактных понятиях, а не о чудовищной растрате жизней имперцев.
– Ты тоже будешь сражаться против нас, Атхарва? – спрашивает Нагасена. – Я надеюсь, что этого не случится.
– Ты привел своего любимца в надежде, что он меня разубедит, – отвечает Атхарва, указывая жестом на Картоно. – Но неужели ты считаешь, что он способен меня остановить, если я решу вас убить?
– Нет, но я надеюсь, что его присутствие может заставить тебя задуматься.
– Я не буду сражаться против тебя, Йасу Нагасена, – говорит Атхарва, и печаль в его глазах становится мучительно откровенной. – Но Тагоре и его братья пройдут по Багряной Тропе раньше, чем позволят себя одолеть.
Нагасена кивает.
– Пусть случится, что должно.
Пролог
Абир Ибн Халдан выдохнул, и в образовавшемся облачке пара увидел миллиарды образов – слишком многочисленные, чтобы принимать их всерьез, но тем не менее занимательные. Перевернутая дуга предвещала опасность, плотная двойная спираль указывала на легионы Астартес, а темное пятно – на черную планету, чью цивилизацию катастрофическая война и прошедшие тысячелетия обратили в песок и пепел.
Холодный, отдающий металлом воздух зала мысли был неподвижен, но в нем чувствовалось напряжение.
Это вполне понятно, но и без того нелегкая задача общения становится еще труднее.
Присутствие хора из тысячи астропатов отдавалось в мозгу Ибн Халдана гулом далекого океана, каким он ему представлялся. Ибн Халдан никогда не видел количества воды большего, чем запасы в огромных цистернах, зарытых в непроницаемых для света подземельях Урала и Альп, но жизнь любого астропата окутана сплошными метафорами.
Сейчас присутствие астропатов было неактивным и представлялось глубоким резервуаром энергии, в котором он очистит ожидаемое видение от хаотических образов, чтобы превратить в последовательное и легкочитаемое сообщение.
– Общение еще не началось? – спросил хормейстер.
Он стоял рядом с Ибн Халданом, но голос звучал так, словно доносился из невероятной дали.
– Не торопи его, Немо, – послышался женственный и умиротворяющий голос госпожи Сарашины. – Мы узнаем, когда установится связь. Астропаты Железных Рук не слишком искусны.
– Я лично тренировал большинство из них.
– Тогда ты и сам должен понимать, что спешить не стоит.
– Я все понимаю, но лорд Дорн с нетерпением ждет известий о флотилии Ферруса Мануса. И он никогда не расстается с оружием.
– Ни одно оружие не в состоянии ускорить порядок вещей, – заметила Сарашина.
Ибн Халдан внутренне улыбнулся ее осторожному предостережению, но упоминание о повелителе Имперских Кулаков напомнило ему о том, насколько важным для Империума был сегодняшний сеанс связи.
Мятеж Хоруса Луперкаля всколыхнул всю Вселенную, и эмиссары из дворца настойчиво требовали достоверной информации. Экспедиционные флотилии легионов Астартес, миллиардные армии смертных солдат и боевые флоты, способные уничтожить целые миры, были рассеяны по Галактике, и никто не мог с точностью сказать, где именно они находятся и на чью сторону встали. До Терры доходили сведения о многочисленных мирах, присягнувших на верность Воителю, но было ли это правдой или слухами, распускаемыми мятежниками, оставалось загадкой.
Старинная поговорка о том, что первой жертвой войны становится истина, как нельзя лучше соответствовала ситуации начинающейся гражданской войны.
– А не опасно ли устанавливать связь на таком огромном расстоянии? – спросил Максим Головко. В багровых сполохах его ауры Ибн Халдан распознал враждебность этого человека. – Не надо ли расставить Черных Часовых вокруг зала мысли?
Головко был убийцей псайкеров, их тюремщиком и палачом. Его присутствие в Башне Шепотов обусловливалось новыми ограничениями, введенными после Никейского собора, и Ибн Халдан с трудом подавил вспышку раздражения, вызванного лицемерием Головко. Недовольство может затуманить восприятие, а сегодня, как никогда раньше, ему необходима полная ясность мысли.
– Нет, Максим, – ответила Сарашина. – Я думаю, будет достаточно одного твоего присутствия.
Головко, явно не распознав завуалированной насмешки, что-то пробурчал в знак согласия, и Ибн Халдан отсек от себя помехи его деструктивной психики.
Ибн Халдан ощутил, как все окружающие отдаляются от него, словно он погрузился в амниотический раствор, в каком плавали принцепсы боевых машин Механикум. Он сознавал безотлагательную настойчивость вызова, но позаботился тщательно воспроизвести охраняющие мантры. Для установления связи с незнакомым астропатом требовалась немалая смелость, тем более что его корреспондент находился на другом краю Галактики, да еще и в варпе.
Надвигалась недавно совершенно немыслимая битва между воинами, когда-то стоявшими плечом к плечу, как подобает братьям.
И этого не мог предсказать даже самый проницательный оракул.
В герметично закрытом зале появилась еще одна личность, настолько яркая, что на нее было больно смотреть, отчего сердце Ибн Халдана забилось еще чаще. Остальные тоже почувствовали неожиданное вторжение, и все головы повернулись в сторону вошедшего. Внутренний свет этого существа был подобен вспышке сверхновой звезды в момент ее зарождения. Каждую конечность пронизывали блестящие, словно ртуть, сосуды, в которых вместо крови словно тек свет, а плоть под кожей и доспехами была соткана из множества слоев невообразимой энергии. Ибн Халдан не мог даже рассмотреть его лица, поскольку каждая молекула, его составлявшая, была подобна миниатюрной галактике, мерцающей раскаленными звездами.
Столь непостижимой красотой могло быть отмечено только одно существо.
– Лорд Дорн? – Удивление хормейстера проявилось в его голосе, и приветствие превратилось в вопрос. – Как вы смогли?..
– Для меня на Терре не существует закрытых дверей, хормейстер, – произнес Дорн.
Его слова ослепительными потоками сорвались с губ, словно протуберанцы с короны потревоженной звезды. Воздействие его голоса продолжалось даже после того, как Дорн умолк, так что Ибн Халдан ощутил, как оно отозвалось в сознании астропатического хора рябью благоговения.
– Это секретный ритуал, – протестующим тоном произнес хормейстер. – Вы не должны при нем присутствовать.
Дорн прошествовал в центр зала мысли, и от близости его могучего и непреклонного разума у Ибн Халдана по всему телу побежали мурашки. Мысли большинства смертных мерцали под самой поверхностью личности, но разум Рогала Дорна оставался неприступной крепостью, надежно хранившей его секреты. Никто не мог узнать у Дорна то, что он не желал открыть.
– Мои братья приближаются к Исстваану-пять, – сказал Дорн. – Я должен быть здесь.
– Связь еще только предстоит установить, лорд Дорн, – пояснила Сарашина, отчетливо сознавая невозможность удалить примарха из зала мысли. – Но если вы хотите остаться, вам придется довольствоваться ролью наблюдателя. Прошу вас ничего не произносить во время контакта.
– Я не нуждаюсь в лекциях, – ответил Дорн. – Мне известно, как происходит общение астропатов.
– Если бы это было так, вы бы с уважением отнеслись к охране этого зала, – заметила Сарашина.
Ибн Халдан отметил мгновенную вспышку гнева из-за монолитных стен мысленной крепости Рогала Дорна. Но она почти сразу сменилась мягким сиянием сдержанного уважения. Ибн Халдан понимал, что увидел все это лишь потому, что Дорн позволил ему увидеть.
– Замечание принято, госпожа Сарашина, – ответил он. – Я буду молчать. Даю слово.
Ибн Халдан перестал обращать внимание на примарха, что само по себе было делом нелегким, поскольку его личность притягивала мысли всех окружающих. Астропат направил свой разум в гулкое пространство огромного зала, в котором он находился.
Это помещение в самом сердце Башни Шепотов имело форму амфитеатра и было создано древними когносцинтами, которые заложили Город Зрения много тысяч лет назад. Их непревзойденное понимание психически настроенной архитектуры было получено в мучительных психических войнах давно забытых времен, но с тех пор это искусство было утрачено, и умение создавать подобные резонирующие сооружения умерло вместе с последними мастерами.
Только Башня Шепотов среди всех потемневших от времени залов мысли Города Зрения давала возможность достичь самой дальней точки в межзвездных пространствах, что бы ни говорили знаменитые архитекторы Империума, понастроившие вокруг нее множество разукрашенных шпилей.
Тысяча астропатов высокого ранга расположились вокруг Ибн Халдана на опускающихся к центру ярусах, словно внимательные студенты, присутствующие на занятии в анатомическом театре. Каждый из них полулежал в специально смонтированном кресле, оснащенном зажимами, а в сознании Ибн Халдана проявлялся мерцающим световым пятном. По мере усиления концентрации мысли резонанс хора постепенно менялся, позволяя достичь вершин восприятия.
Башня притягивала послание.
Шепчущие камни, вставленные в облицованные металлом стены, засияли невидимым светом, словно освещая путь посланию и направляя его к центру зала.
– Он здесь, – прошептал Ибн Халдан, когда сущность отправляющего сообщение астропата мощной приливной волной заполнила зал. Сигнал оказался рассеянным и несфокусированным; далекий крик, направленный каждому, кто его слышит. Ибн Халдан окутал его своей мыслью.
Словно два незнакомца, стремящиеся пожать друг другу руки в темной комнате, их мысленные потоки медленно перемещались, и наконец Ибн Халдан резко вдохнул, ощутив жесткое касание чужого разума. Резкое и грубое, неприкрыто агрессивное – подобное послание было типично для астропатов, которые долгое время находились среди Железных Рук. Вспыхнули замысловатые последовательности цифровых и цветовых кодов, подтверждающие личности обоих астропатов, и лишь потом установился контакт.
– Ты достал его? – спросил хормейстер.
Халдан не ответил. Прием мыслеобразов, направленных ему издалека, требовал полной концентрации внимания. Флуктуации варпа, случайные течения эфирной энергии и неумолчный гул миллионов отголосков эха могли в любой момент разорвать связь, но он твердо удерживал контакт.
Как любовники постепенно узнают ритмы и предпочтения своих партнеров, так и их мысли медленно сближались, образуя союз. Но назвать этот процесс легким мог только тот, кто не понимал его сложности. Ибн Халдан ощутил охвативший его холод имматериума, бурлящего, словно разъяренный океан. И подобно океанам Старой Земли, это пространство служило пристанищем существам самых различных форм и размеров. Ибн Халдан чувствовал, как они кружат вокруг яркого луча объединившихся мыслей подобно осторожным хищникам, подкарауливающим потенциальную жертву.
– Я установил контакт, – произнес он. – Но не смогу долго его поддерживать.
Далекий радужный ореол в мысленном восприятии Ибн Халдана начал совмещаться с границами зала, словно на одном экране одновременно проявились сразу два пикта. Он стал различать туманные очертания помещения на корабле, где находился второй астропат, отличающегося простотой, присущей Десятому легиону. Вокруг, словно безликие привидения, возникали расплывчатые фигуры – полупрозрачные гиганты в черненых доспехах, окруженные холодноватой аурой, отдающей механистичностью.
Да, это определенно корабль Железных Рук.
Ибн Халдан отстранился от постороннего присутствия и впустил в свое сознание передаваемое послание. Оно хлынуло потоками бессмысленных и неясных видений, но другого он и не ожидал. Психическая песня хора астропатов росла и усиливалась, согласуясь с его усилиями обработать послание, и он сам словно плыл в потоке концентрируемой энергии. Сила воли и моральная стойкость помогали расшифровать простые послания с соседних планет, но сигнал, оформленный так далеко, как этот, требовал больше усилий, чем мог обеспечить один астропат.
Халдан был особенным астропатом, его талант метафизического восприятия мог трансформировать расплывчатую путаницу отстраненного символизма в послание, доступное для толкования даже неопытному новичку. По мере того как отрывочные и резкие мысли экспедиционного астропата просачивались в его мозг, накопленная энергия сглаживала их и соединяла в единое целое, помогая определить смысл сообщения.
Для определения содержания сигнала Ибн Халдан интерпретировал и экстраполировал образы и звуки, и к астропатическому шифру добавлялись общепринятые аллегорические ссылки. Это было настоящее искусство, духовный танец, сотканный из интуиции, природного таланта и долгих тренировок. Подобно тому как ни один летописец, обладающий творческим складом ума, не мог объяснить, как он достиг мастерства в своем деле, так и Ибн Халдан не мог сформулировать процесс превращения набора беспорядочных образов в четкое сообщение.
Слова, выделенные из символического шифра, слетели с его губ.
– Мир черного песка, – произнес он. – Исстваан. Легион продвигается быстро. Возмездие Дорна грядет, но сыны Медузы ударят раньше Воронов и Повелителей Ночи. Лорд Манус жаждет первой крови и головы Фениксийца.
Расшифровка продолжалась, и Ибн Халдан почувствовал, как вокруг него гибнут астропаты, исчерпавшие весь запас своих сил. Но послание было настолько важным, что с потерями в хоре приходилось мириться.
– Горгон Медузы станет первым воином Императора на Исстваане. Он станет наконечником копья, пронзающего сердце Хоруса Луперкаля. Он станет мстителем.
Когда послание внезапно закончилось, Ибн Халдан повис на креплениях своего трона и постепенно восстановил нормальный ритм дыхания. Его мозг немедленно начал мучительную процедуру заполнения пустоты, образовавшейся после прекращения связи, но для полного избавления от последствий такого испытания потребуется еще несколько дней.
Ему, как и всегда, хотелось сесть и открыть глаза, но удерживающие ремни и складка кожи над пустыми глазницами не позволяли сделать ни того ни другого.
– Все кончено, – прошептал он. Его слова эхом прокатились по залу, словно он закричал во весь голос. – Больше ничего нет.
Госпожа Сарашина взяла его за руку и погладила по блестящему от испарины лбу, хотя после тяжелейшего испытания сознание Ибн Халдана готово было покинуть его. Но над астропатом навис лорд Дорн, и сияние золотой брони и близость неизмеримой мощи примарха, словно разряд дефибриллятора, не позволили астропату погрузиться в живительный транс.
– Будь проклято твое нетерпение, Феррус, ты меня погубишь, – прошипел Дорн, и его голос выдал тяжесть лежащей на плечах примарха ноши. – Ты должен был неукоснительно следовать моим приказам!
Примарх Имперских Кулаков повернулся к хормейстеру.
– Больше ничего? Ты уверен, что послание передано полностью?
