Текст книги "Реквием"

Автор книги: Грэм Джойс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

38

– Вам следует знать, что я проработал всю ночь над вашим кошмарным свитком. Скажу вам честно, я не хотел браться за него. Но меня одолевала моя джинния, и я подумал, что, посвятив несколько часов переводу, отделаюсь от нее.

И правда, вид у Ахмеда был такой, будто он не спал целые сутки. Квартира его, против обыкновения, была в беспорядке. На письменном столе громоздились кипы справочников и словарей. Свиток, однако, лежал на отдельном столе, под лампой.

Но если в лице его читалась усталость, то языком Ахмед работал очень быстро. Он разгладил свои черные усы.

– И что же я обнаруживаю? В этом вашем треклятом свитке просто кишмя кишат джинны. Кишмя кишат! Они ползают по нему, высасывают буквы и все время меняют смысл текста. Стоит мне моргнуть, как там уже написано совсем не то, что было.

– Ахмед, кончай молоть вздор. Скажи нам, что там написано?

– Вздор? – Араб картинно покачал коричневым пальцем под носом у Тома, но его сердитый ответ был обращен к Шерон: – Спроси его! Спроси своего английского любовника! Он знает! Он знает, что это не вздор. – Затем он опять повернулся к Тому и очень церемонно предложил ему стакан чая с мятой.

– Дай ему лучше пива! – сказала Шерон. – Оно доставит ему гораздо больше удовольствия, чем твой дурацкий чай.

– Она знает, что я мусульманин и не пью пива.

Шерон сорвалась со своей подушки и подошла к холодильнику, накрытому еще одним палестинским клетчатым платком. Открыв дверцу, она продемонстрировала батарею бутылок пива «Маккаби», взяла три штуки и откупорила их.

– Он просто жалкий скряга.

– Я люблю тебя, – ответил Ахмед, принимая от нее одну из бутылок. – Переезжай ко мне. Будь моей возлюбленной.

– Я говорила о тебе с Тоби. Она шлет тебе привет.

– Это ужасная женщина, – сообщил Ахмед Тому. – Она чуть не убила меня своими вопросами.

– Она спасла ему жизнь, – заметила Шерон.

– Я соглашусь скорее провести ночь с джиннией, чем увижусь с этой женщиной снова. Пожалуйста, передай ей, что я не шлю ей ответного привета.

– Расскажи нам о свитке, Ахмед!

– Ну да, свиток. Я уже сказал вам, что работал над ним всю ночь? Надеюсь, вы оцените это. Но сначала, Том, я хочу знать о человеке, который дал его тебе. Как по-твоему, он знал, что там содержится что-то очень важное?

– Никакого сомнения на этот счет у меня нет. У него это было даже манией. Он говорил, что очень многие хотят выкрасть свиток у него. А с тех пор, как он отдал его мне, за мной, как мне кажется, тоже стали следить.

– Возможно, ты прав. На первый взгляд все выглядит так, будто свиток написал сам Иса.

– Кто?! – воскликнули Том и Шерон одновременно.

– Иисус, – поправился Ахмед. – Я сказал «на первый взгляд». В рукописи, без всякого сомнения, приводится родословная Иисуса. Отец, Иосиф, дед Иаков-Илия и так далее вплоть до царя Давида. Я полагаю, мы с вами достаточно взрослые люди, чтобы отбросить идею непорочного зачатия, да? Так что сначала я решил, что имею дело с манускриптом вашего Мессии. Можете представить себе, как это меня удивило. Как вы помните, в исламе мы тоже чтим Ису, как одного из пророков. Короче, мне пришлось целый час не курить, чтобы в голове прояснилось.

– Но оказалось, что это писал не Иисус? – спросила Шерон.

– Да, не Иисус. Выяснилось, что это, по всей вероятности, родословная мужа той женщины, на которой он был женат. Не удивляйтесь. По всей вероятности, Иисус все же был женат. Христианская Церковь умалчивает об этом в Евангелиях, но в Апокрифах имеются кое-какие намеки и даже прямые свидетельства этого. К тому же Иисус был раввином, и было бы очень странно, если бы он оставался холостым.

– Магдалина? – прошептал Том.

– Мария Магдалина, – подтвердил Ахмед. – Я так думаю. Автор рукописи, несомненно, женщина, но она не называет себя.

– Продолжай…

– Вы помните, что у Иисуса был брат?

– Иаков, – откликнулся Том. – В Евангелиях говорится, что у него был брат Иаков.

– Совершенно верно. Но автор манускрипта, кто бы это ни был, сначала вроде бы выступает как враг Иакова. Она относится к нему без уважения и не называет по имени, отзываясь о нем как о «Трудном» и «Противоречивом». Однако интерпретировать ее слова приходится с большой осторожностью, потому что текст написан своего рода кодом. Похоже на то, что автор заключила своеобразный союз с этим «Трудным», то есть Иаковом, против врага, которого она называет «Лжецом» или «Лживым учителем». Они вели нешуточную борьбу по поводу некоего нового религиозного учения. От всех этих условных имен – «Лжец», «Враг», «Праведник» и так далее – можно свихнуться, потому что неясно, о ком идет речь, и к тому же они меняются в зависимости от того, говорится ли о прошлом или о будущем. Плюс замечательные особенности иврита, где одинаково пишется «Учитель убил его» и «он убил Учителя», так что понимай как хочешь. Приходится переводить по контексту. Я зачитаю вам отрывок, в котором я для ясности сгладил все двусмысленности.

Ахмед отыскал на письменном столе листок бумаги со множеством вычеркнутых строк и исправлений. Он прочитал им вслух:

– «Когда победы Истины Смоковницы из-за Лживого не удалось добиться, брат Праведного Учителя вступил в сговор со Лживым языком, и стороны Востока и Запада объединились против всех. Его брат и Лжец подошли ко мне около могилы. Но я не узнала его. Потому что он вступил в сговор со Лживым языком, который приказал переломить ему голени. Смоковница была полита животворной влагой, с учетом всех предсказаний, у корней. Но не исполнилось».

Тома пробрала дрожь.

– Мария Магдалина. Сцена в саду около могилы, когда она не узнает воскресшего Христа.

– Смоковница, – заметил Ахмед, – дает плоды не сразу после посадки. Сначала дерево должно вырасти, а растет оно медленно. Автор манускрипта вместе с сообщниками пытался сделать так, чтобы предсказания сбылись. Она была замужем за главным героем всей этой истории.

– Каким героем? – спросила Шерон. – И что за предсказания?

– Все это есть в Ветхом Завете. Страждущий Слуга Божий, Исцелитель, Мессия на осле. Послушайте вот это: «Сиккари, который помогал осуществить план Мага, убил себя с горя. Совет двенадцати распался. Я не захотела общаться с фарисеями, которые казнили Праведного Учителя. Моего мужа. Моего Учителя. Мою жизнь»… Тут, конечно, много темных мест, – заметил Ахмед, – но ясно, что был план сделать так, чтобы предсказания сбылись, однако он был сорван самым плачевным образом. Все пошло не так, как было задумано, запуталось, и в результате Праведный Учитель был казнен. После этого некий человек, по-видимому Иаков, и другой человек, «Враг», «Иерусалимский Лжец», объединили силы и попытались привлечь автора рукописи к новому движению, но им это не удалось.

– Да, – сказал Том, встал и, подойдя к столу, взял свиток. – Они переломили ему голени, когда он был на кресте. Он не должен был умереть. Он должен был выжить и затем вернуться – якобы с того света.

– Ты опережаешь меня, – сказал Ахмед. – Но именно это предполагается в данной рукописи. Помните Лазаря? Вся история с ним была сфабрикована. Он принял какое-то снадобье – возможно, легкий яд, позволявший симулировать смерть. Все, что надо было сделать, – продержать его живым до тех пор, пока они не выведут яд из организма. В свитке упоминается алоэ и мирра. Сок алоэ – сильное слабительное, а мирра размягчает содержимое кишечника и облегчает его прохождение.

Том помахал свитком под носом у Шерон:

– Ну вот, опять будешь говорить, что все это только у меня в голове, что это мои галлюцинации? Что все дело только в моем чувстве вины, и если я буду говорить с тобой об этом, то все исчезнет? Вот, здесь это все написано! Откуда я мог это знать? Откуда?

– А что ты знаешь? Ничего, – ответила Шерон.

– Я знаю, что он не должен был умереть. Они хотели договориться с римлянами, чтобы ему не ломали кости, но это не удалось. Они хотели возглавить движение, но действовали неудачно. Все сводилось к этому плану, но он был сорван.

– Успокойся, – вмешался Ахмед. – Ты слишком возбужден. Ты пугаешь бедного старого Ахмеда. Сядь. Выпей пива. Покури что-нибудь. Только успокойся. – Том положил свиток на стол и снова сел на свою подушку, обхватив голову руками. – Ну вот, так-то лучше, – сказал Ахмед. – А теперь скажи, откуда ты все это знаешь.

Том посмотрел в бархатные глаза Ахмеда:

– Моя джинния сказала мне это.

39

^–А почему у вас с Кейти не было детей? – спросила Шерон.

Они пили «Маккаби» в кафе «Акрай», делая вид, что разглядывают прохожих.

Том глотнул пива.

– А почему у тебя их нет?

Шерон накрыла его руку своей:

– Нет, так не пойдет. Я задаю тебе вопрос, а ты отвечаешь откровенно и честно, не пытаясь отбиваться от меня. Так, как если бы я была просто другом.

Том перевел взгляд с ее руки на поднятое к нему лицо. Губы ее были сжаты, в глазах поблескивали искорки зарождающегося гнева. Что ж, она имела право сердиться. Это касалось ее непосредственно. Он подумал о том, что сказал ему Ахмед, когда они уходили от него.

Как и в первый раз, Ахмед пропустил Шерон вперед, чтобы перекинуться с Томом парой слов в дверях.

– Она знает? – спросил он шепотом.

– О чем?

– О том,что твоя джинния раздвоилась и теперь сидит также у нее на спине. Ты-то, надеюсь, знаешь об этом?

Он посмотрел в глаза Ахмеда, пристально глядевшие на него, и подумал, не хочет ли Ахмед сказать этим просто, что они с Шерон любовники. Он молча вышел вслед за Шерон на залитую солнцем улицу.

Шерон между тем ждала ответа.

– Прости, задумался. Она хотела детей, а я нет.

– Почему?

– Мне казалось, что родить ребенка – это все равно что умереть или начать жить с другой женщиной. Я не мог решиться на это.

– Вы из-за этого конфликтовали?

– Да, иногда. Часто.

Но каждый день это происходило только в последний период их тринадцатилетней совместной жизни. Биологические часы Кейти начали тикать все громче и громче. Ему вспомнилось, как он познакомился с ней, схватив за ногу.

– М-да, за ногу, – произнес он, выныривая из потока воспоминаний.

– Что? – спросила Шерон.

– За ногу. Я не рассказывал тебе, как я поймал ее за ногу на вечеринке? Когда после ее смерти мне стало казаться странным, что она так долго отсутствует, как-то ночью я обнаружил, что держу в руках ее туфлю. Я даже взял ее с собой в постель, словно собаку. Вцепился в ее туфлю, и было такое впечатление, что я не выпускал ее из рук с той самой вечеринки, а Кейти вовсе не умерла, а просто сняла туфлю.

«Наконец-то он заговорил», – подумала Шерон.

– Ты, наверное, очень любил ее?

Губы его угрюмо скривились, готовясь к ответу, но прежде, чем они успели произнести его, чья-то тень заслонила от них лившийся из бара неоновый свет. Они подняли головы.

Тень отбрасывал низенький темноволосый человек с сильным загаром. Он был в черном костюме и с портфелем. Лицо его изображало вежливую улыбку, которая, похоже, доставляла ему такое же неудобство, как и его тесный воротник.

– Вы разрешите присесть к вам? – спросил он.

Том посмотрел на Шерон:

– Это вот он повсюду следует за мной.

– Прошу прощения, – сказал незнакомец. Его натянутая улыбка обнажала задние желтоватые зубы. – Так вы не против, если я сяду? – Он поставил портфель под стол. – Вы, наверное, знаете, кто я такой.

– Нет, не знаю, – сказал Том.

Незнакомец протянул руку для рукопожатия, при этом рукав его пиджака съехал назад чуть не до локтя.

– Ян Редхед. – Широкая улыбка опять расплылась по его лицу, задержавшись на нем чуть дольше, чем следовало. – Англичанин, – добавил он.

Том ответил на рукопожатие, Шерон тоже вяло протянула руку. Редхед заметно нервничал. Наконец он уселся.

– Разумеется, нас интересует свиток.

– «Нас» – это кого? – спросила Шерон.

– Мы полагаем, что Давид Фельдберг передал его вам, – быстро заговорил Ян Редхед. – Нам пришлось ждать, пока не выяснится, кто наследовал имущество мистера Фельдберга, и мы сделали наследникам щедрое предложение о покупке свитка, но завещание пока еще не утверждено официально, и к тому же среди его имущества свитка не обнаружено. Мы полагаем, что он отдал его вам.

– Да, это так.

– Ну, слава богу. Я имею в виду, хорошо, что наконец стало известно, где находится рукопись. Он говорил вам, что мы уже несколько лет предлагали ему придать свиток? Несколько лет. А… а свиток все еще у нас?

– Нет.

– А где же он?

– Я продал его.

Редхед пал духом.

– Продали? Кому?

Том посмотрел на Шерон:

– Не помнишь, откуда были эти люди?

– Вроде бы из какого-то института.

– Только не говорите, что это были Христовы Братья!

– Нет, не они.

– Католики? – подсказывал Редхед. – Какая-нибудь хасидская группа?

– По-моему, они назвались «англиканцами», – сказала Шерон.

– Но этого не может быть! – плачущим голосом воскликнул Редхед. – Англикане – это мы!

– Значит, они нам соврали, – быстро нашлась Шерон.

– И сколько они вам заплатили?

– Простите, но это, мне кажется, наше личное дело. Редхед шлепнул ладонью по столу:

– Я только хочу сказать, что я мог бы предложить больше. На меня возложена задача во что бы то ни стало раздобыть этот свиток. А я с ней не справился. Вы не представляете, что это значит для меня.

– Сочувствую, – сказал Том.

Редхед посмотрел на него сердито:

– Вы христианин?

– Да, но постоянно забываю об этом.

– Вы даже вообразить не можете, какую ценность представляет этот свиток для всего христианского сообщества!

– А может, и для еврейского сообщества? – вставила Шерон.

– Вы еврейка? Она еврейка? Я не говорю, что он не представляет важности для евреев. Но для нас он еще важнее. Мистер Уэбстер, я думаю…

– Вы даже имя мое знаете?

– Мистер Уэбстер, я думаю, вы христианин, что бы вы там ни говорили. Это видно. Позвольте, я дам вам кое-что.

Он взгромоздил портфель на стол и щелкнул медными замками. Том был почти готов увидеть пачки банкнот, но в портфеле оказалась мешанина из бумаг, цветных мелков, разноцветных ручек и стикеров. Редхед вытащил визитную карточку и протянул ее Тому. Он уже хотел закрыть портфель, но в этот момент Том заметил пачку крупных открыток с ярко раскрашенными библейскими сценами. Такие открытки раздают детям в воскресных школах.

– Я собирал такие, – сказал Том, указав на открытки.

– Я курирую воскресную школу, – объяснил Редхед чуть ли не извиняющимся тоном. – Здесь, в Иерусалиме.

– У меня была коллекция, в которой не хватало только одной открытки. Она называлась «День воскрешения мертвых».

– Я как раз хотел сказать, – произнес Редхед, закрывая портфель, – что в коллекции нашей церкви тоже не хватает некоторых открыток. И одна из них – этот свиток. Если по зрелом размышлении вы найдете возможность помочь мне, то, пожалуйста, свяжитесь со мной. Адрес указан на этой карточке. – Он поднялся и протянул руку сначала Шерон, потом Тому. – Как знать, может быть, мы сможем отыскать для вас эту недостающую открытку.

Он удалился, а Том и Шерон молча уставились друг на друга.

– Терпеть не могу людей, которые говорят иносказательно, – бросил Том.

– По-моему, он действительно имел в виду открытку, – отозвалась Шерон.

Они заказали еще по пиву.

– И как ты поступишь? – спросила Шерон.

– Не знаю, – ответил Том. – Понятия не имею.

– А его замечание насчет того, что ты христианин, по-моему, задело тебя за живое, да?

– Оно напомнило мне о Кейти. За несколько месяцев до смерти она вдруг ударилась в религию.

– Кейти? В ней никогда не было ни капли ханжества.

– Да. Но знаешь, как это бывает с людьми в старости, – ими начинают завладевать мысли о Боге. То же самое было и с Кейти. Я уверен, она знала, что скоро умрет.

Том был страшно удивлен, когда месяца за два до смерти Кейти как-то попросила его сходить с ней в церковь. Ее религиозные искания всегда были неопределенны и обычно оканчивались чтением статей о НЛО. Готические соборы привлекали ее меньше, чем таинственные круги, за одну ночь возникающие на траве. Поэтому Том не сразу понял, о чем речь, когда однажды утром Кейти оторвала его от чтения воскресной газеты замечанием:

– Сегодня Праздник урожая! [29]29
  В Англии Праздник урожая отмечается в сентябре в церквях пением гимнов, чтением молитв, украшением церкви корзинами с фруктами и прочими плодами. (Прим. перев.)


[Закрыть]

– Праздник урожая? – переспросил он тупо. Он сидел, лениво развалившись в кресле, был небрит и плохо соображал. С таким же успехом она могла произнести «Тоттенхем хотсперс», «Чизбургер», «Три часа».

– Нет, спасибо, – отозвался он.

– Раньше ты вроде бы был верующим. Ты всегда говорил, что веришь.

– Ну да, возможно. Не знаю. Мне казалось, что тебя больше интересуют Нераскрытые Тайны Земли.

– Это то же самое, Том. И то и другое – выражение благодати.

– Благодати?

– О господи! Неужели все действительно настолько плохо? – Она неожиданно прыгнула к нему на колени, обняла и поцеловала. – Ну пожалуйста, пойдем! Пожалуйста, пойдем! Пожалуйста, пойдем!

– Зачем?

– Что-то должно случиться, Том, вот зачем. Я чувствую. Может быть, небо расколется пополам, и на нем вдруг появится твоя татуировка, только очень большая, – что-нибудь вроде этого.

Он стал изучать татуировку, чтобы не смотреть ей в глаза. Ему не хотелось идти на этот Праздник урожая, – так он ей и сказал. К его полному изумлению, Кейти заплакала. Она уже очень давно не пыталась добиться от него чего-либо с помощью слез, и вот, пожалуйста, теперь рыдает и стенает так, словно стоящий рядом Том – это монстр, прославившийся на всю округу тем, что избивает жену.

В принципе, он мог бы и уступить ей, но их препирательства зашли слишком далеко и стали делом принципа. Кончилось тем, что она пошла одна. Когда они встретились вечером, Том спросил, понравилось ли ей на празднике. Кейти покачала головой и не разговаривала с ним весь вечер. Так и умирала их любовь.

– Я не хотел идти в церковь, хотя мне ничего не стоило…

– Том, о чем ты? – спросила Шерон.

Том вернулся к действительности.

– Да просто… Она будто знала, что скоро погибнет.

– Не говори ерунды, Том, – сказала Шерон, но тут же вспомнила свой последний разговор с Кейти.

– Пошли в Гефсиманский сад, – выпалил он.

– Сейчас? Ночью?

– Да, сейчас. – Он встал.

– Зачем? Какой смысл? Ворота уже закрыты.

– Я должен это сделать. Поставить свечку. Так ты пойдешь? Ради Кейти.

Как она могла отказаться, если он так ставил вопрос? Хотя идти туда ей совсем не хотелось, особенно ночью. Ей и днем-то не понравилось в этом саду, когда она однажды посетила его. Она, как и многие евреи, испытывала чувство, что христианские реликвии бросают ей обвинение, они заставляли ее думать о том, что со времен Средневековья евреи были для христиан козлами отпущения. Отзвуки предательства и страдания, витавшие в Гефсиманском саду, лишали его привлекательности и делали, скорее, пугающим. Шерон чувствовала себя в нем неуверенно. Но Том ощущал в этом месте какую-то странную энергетику. Правда, она мало что поняла из его путаных объяснений, кроме того факта, что здесь его ужалила в губу пчела.

Нет, она не имела никакого желания ехать в Гефсиманский сад ночью, но в данной ситуации и отказаться не могла. И вот она через весь город повезла туда Тома, сидевшего рядом с ней в раздраженном молчании. Около сада Шерон остановила машину, и они поднялись по склону к воротам.

Ворота, как и предсказывала Шерон, были заперты, но в пещере, где Том беседовал с францисканским монахом, виднелся желтый огонек. Том схватил Шерон за руку и повел ее вдоль стены в сторону от ворот, пока не нашел место, где они могли перебраться через стену. Не обращая внимания на ее протесты, он полез первым и потянул ее за собой. Серп луны слабо освещал сад сквозь проползавшие по небу обрывки облаков. Освещенные листья призрачных оливковых деревьев были похожи на серебряные монетки, рассыпанные по розовато-лиловому небу. Том оперся рукой на один из узловатых перекрученных стволов.

– Какого черта нам здесь надо? – простонала Шерон.

Том заметил у своих ног среди корней оливы какой-то предмет. Это была наполовину засыпанная землей маленькая стандартная Библия. Он поднял ее. Книга была старой и полуистлевшей. Кто-то из паломников или туристов то ли обронил ее здесь, то ли забыл, то ли оставил нарочно. Том открыл книгу, корешок ее при этом отвалился. Он хотел посмотреть, можно ли что-нибудь прочитать в Библии, но увидел вместо этого скользкого, похожего на слизняка червя, прогрызшего целый туннель сквозь страницы. Червяк вылез из своего туннеля, быстро прополз к краю страницы и забрался на большой палец Тома.

– Уф! – Том с омерзением отбросил Библию.

– В чем дело?

– Черная личинка.

Шерон подняла книгу, но перед ней были абсолютно чистые и целые страницы.

– Я не вижу никакой личинки.

– Пойдем.

Приблизившись к пещере, они увидели монаха в францисканской рясе, сидевшего за столом и деловито писавшего что-то. Судя по его движениям, он занимался тем же, что и монах, которого Том встретил здесь в тот день, когда его укусила пчела: чертил линии на листе бумаги. Но это был другой монах.

Он показался Тому похожим на ребенка. Когда они подошли еще ближе, стало ясно, что это, во-первых, карлик, а во-вторых, негр. По-видимому, шарканье их ног в пыли донеслось до его ушей, потому что он поднял голову и слегка склонил ее набок, прислушиваясь. Том и Шерон попятились в тень деревьев.

Отложив ручку, монах соскользнул со стула и вразвалку подошел к выходу из пещеры. Они увидели, что глаза его почти целиком белые и покрыты склеротической пленкой слепого человека.

У Тома вырвалось тихое восклицание. Монах застыл и повернул к ним голову. Было видно, что он напрягает слух, белки его глаз быстро вращались. Он крикнул что-то на языке, которого они не поняли, затем по-английски:

– Кто здесь?

Они затаили дыхание.

– Человек или дух? – крикнул монах. – Говори!

Постояв еще несколько секунд, он вернулся к столу, вскарабкался на стул и снова стал вычерчивать линии.

– Ну что, поехали домой?

– Нет, подожди, еще рано, – ответил Том.

Они углубились в оливковую рощу. Том вел Шерон к тому месту, где ему встретилась Магдалина.

– Вот здесь, – сказал он и вдруг, грубо схватив ее, стал целовать.

Шерон засмеялась и обняла его, затем обхватила руками его лицо. Его язык проник глубоко ей в рот, у нее перехватило дыхание. Он расстегнул пуговицу на ее джинсах, и она почувствовала, как, мягко поскрипывая зубцами, расстегивается молния. Он запустил руку в ее трусики и погрузил в нее палец. Шерон отстранилась.

– Нет, не здесь, Том, – прошептала она.

Однако он все теснее прижимал ее к себе. Ее соски набухли. Она, уклонившись от его поцелуя, сказала:

– Не здесь, малыш. Пойдем отсюда. Пошли, Том.

Но Том не обращал внимания на ее слова. Она отпихнула его, улыбаясь, и выставила руки, давая понять, что уже хватит. Он в ответ рванулся к ней, схватил ее за пояс джинсов, развернул к себе и прижал к стволу одного из деревьев, а затем одним рывком сдернул ее джинсы вместе с трусами, спустив их до самых лодыжек. Удерживая ее, он расстегнул свои брюки и попытался загнать член в ее зад.

Шерон вырвалась и ударила его в ухо. Удар был достаточно сильным. Том потерял равновесие и опустился на колено, держась одной рукой за ухо, а другой вытирая губы. Его член стал опадать.

– Что с тобой такое, Том? – прошипела Шерон, натягивая джинсы. – Что, скажи на милость, с тобой происходит?

– Прости. Я очень сожалею.

– Сожалеешь? Да пошел ты! – Шерон развернулась и решительно зашагала к тому месту, где они перелезали через стену. Том, по-прежнему стоя на одном колене, смотрел ей вслед.

Он провел еще некоторое время, прячась в тени дерева от лунного серпа. «У тебя действительно что-то не в порядке с головой, парень». Слишком часто он стал терять контроль над собой. Он помнил, что сделал минуту назад, но не понимал почему? Им двигал какой-то неуправляемый первобытный инстинкт, нахлынувший на него, как океанская волна. Что-то н и утри рвалось из него на свободу.

Нет, в целом он был вполне нормален. Объяснить его поведение тем, что в какие-то моменты он был одержим бесами, было бы слишком просто. Но если это не он сам сознательно набросился на Шерон, то все-таки и не что-то постороннее, а часть его самого. Какая-то часть его стремилась снести сдерживающие преграды, но делала это постепенно, словно разрывая стежок за стежком нить шва. Каждый из говоривших с ним голосов, каждый из духов был еще одним рвущимся стежком. При каждой новой галлюцинации или потере самообладания что-то в нем освобождалось. Он со страхом думал: что его ждет?

Спустя какое-то время Шерон медленно и устало вернулась и встала на колени рядом с ним. Гнев ее остыл. Она пригладила рукой свои волосы.

– У меня такое чувство, словно я разваливаюсь на части, – сказал Том.

– Не волнуйся, все в порядке, – прошептала она ему на ухо, – все в порядке.

В уголках его глаз скопились слезы. Она вытерла его глаза большим пальцем.

– Нет, – ответил он, – ничего не в порядке.

– Я с тобой, – сказала она и нежно поцеловала его в губы. Затем расстегнула блузку и положила его руку себе на грудь. – Ты ведь этого хочешь, да?

– Да.

Шерон прижала грудь к его рту. Обняв Тома, она стала укачивать его, как младенца, а он, как младенец, сосал ее грудь. Затем она уложила его прямо в траву и, расстегнув его брюки, сплюнула в ладонь и взялась за его член. Его охватила дрожь.

– Я не хотел…

– Ш-ш-ш… – Она прижала палец к его губам.

Затем она поднялась, скинула одежду и предстала перед ним полностью обнаженная. Он ощущал ее возбуждение, разлитое в ночном воздухе, ее запах, который, как невидимая лента, обхватывал его и лишал воли. Но к ее восхитительному аромату примешивался другой запах, очень похожий на пряный, пьянящий запах бальзама. Он смотрел на Шерон, нависающую над ним в темноте, подобно резной фигуре на носу корабля призраков, соблазнительную и вместе с тем пугающую, и вдруг увидел, что это вовсе не Шерон. Это была та, которую он больше всего боялся все это время и больше всего желал.

– Кейти! О, Кейти!

– Я не могла не прийти.

– Кейти.

Она встала рядом с ним на колени и взяла его лицо в свои холодные руки:

– Не плачь. Ты не знаешь, как это было трудно. Я давно уже пытаюсь пробиться к тебе.

Она была теплой, из плоти и крови. На ее губах он чувствовал вкус собственных слез. Он поцеловал ее, и вкус был точно такой, какой он помнил.

– А старуха? – спросил он. – Это была Магдалина?…

– Это была я. Я искала тебя. Не болтай, Том. Давай любить друг друга. – Откинувшись на спину, она потянула Тома к себе. – Люби меня, Том, – бормотала она, – люби меня, люби меня.

Она развела ноги в стороны, призывая его. Он положил руку ей на живот, но между ног у нее оказалось почему-то совсем не то, что должно было там быть, а… открытая книга. Книга составляла часть ее тела. Раскрытая обложка книги была образована ее бедрами, а лобковые волосы завивались наподобие строчек некоего таинственного текста. Затем страницы затрепетали, будто подхваченные сильным ветром, быстро листавшим их. Внезапно перелистывание прекратилось, и образовалась дыра, которая втягивала в себя истлевающие, обратившиеся в труху страницы.

– Пожалуйста… – пробормотал Том.

– Люби меня, Том. Люби меня.

– Пожалуйста! – повторил он настойчиво.

–  De profundis, –прошипела Кейти.

Откинув голову назад, она захохотала сатанинским смехом, от которого все ее тело стало извиваться в конвульсиях, свернулось и всосалось в книгу. Книга начала с треском гореть; пепел и искры взлетали и растворялись в воздухе, оставляя после себя запах гари с пряным привкусом ароматического бальзама.

Том, запрокинув голову, завыл.

Открыв глаза, он увидел силуэт человека, склонившегося над ним. Это был монах-карлик, его белые глаза дико вращались на черном лице. Он протянул руку к Тому.

– Ты человек или дух? – спросил он. – Человек или дух?