Текст книги "Дети Великой Реки"

Автор книги: Грегори Киз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Внимание Перкара стало рассеиваться. Сейчас отец и Капака начнут сравнивать свои Пираку, не хвастаясь, но достойно, стараясь не забыть ни одной мелочи из своего имущества. Это была такая особая мужская игра, и, конечно, Перкар не имел к ней никакого отношения. Он с любопытством разглядывал людей, приехавших с вождем из его дома в Марауте.

Как и сам вождь, внешне они ничем не выделялись – та же простая одежда, что и на остальных. После окончания приветственной церемонии четверо из них уселись в самом конце зала и о чем-то переговаривались вполголоса. Один был примерно ростом с Перкара, но массивнее и потяжелее, с черными спутанными космами и звероватой улыбкой; он беспрестанно жестикулировал, когда говорил. Рядом с ним сидел парень, которого Перкар мельком где-то видел раньше. Он знал, что его зовут Эрука и что он из племени кушутов – худющий как скелет, с впалыми щеками и волосами цвета сухой соломы. Перкару почему-то запомнилось, что он сочиняет песни. Третий был постарше. Судя по следам от шрамов на лице и седине в рыжих волосах, лет ему было, очевидно, почти столько же, сколько отцу, тридцать пять или сорок. Перкара удивила его прическа: волосы не были обрезаны пониже ушей, они были длинные и заплетены в косу, как у женщины. Правда, во всем остальном он ничем не походил на женщину.

Четвертый член этой компании почти все время молчал и держался немного особняком, но огромные черные глаза внимательно следили за собеседниками. У него были белые и легкие волосы до плеч, стянутые узлом на затылке, что подчеркивал лоб, вернее, его отсутствие. Рот был большой и четко очерченный. Перкару казалось, если этот человек улыбнется, голова его расколется надвое, но, скорее всего такая опасность ему не грозила – он, по-видимому, никогда не улыбался. По правде говоря, он больше был похож на…

Неожиданно эти странные темные глаза остановились на Перкаре, два одинаковых черных провала, бездонные и пустые. Перкара охватило чувство, что его раздели донага. Человек этот привык к тому, что на него смотрят со страхом, и не сводил с Перкара потустороннего взгляда. Какое-то мгновение Перкар пытался его выдержать и не отвести глаза, но взгляд этот был такой холодный и такой нечеловеческий. Испытывая неловкость и уже начиная злиться, Перкар сделал усилие и переключил внимание снова на Капаку и отца.

Перкар пропустил момент, когда предмет их разговора переменился, но, прислушавшись к тому, что говорил вождь, он весь обратился в слух.

– …Вот почему, я думаю, нам нужны новые территории. Ты разве не знаешь, что сын Янвала организовал поход против моего брата? Они, конечно, ничего не добились, но ведь кто-то мог бы и погибнуть. Слишком много нынче сыновей, Шири, и слишком мало земель. Скоро они отправятся на равнины и там присоединятся к менгам.

Отец понимающе кивнул.

– Все может быть. Но ведь эти земли были еще в незапамятные времена присоединены к Домену.

– Я знаю. Я все время думаю о походе, Шири.

– Против менгов?

– Нет. Мы пытались несколько лет назад, помнишь? А сколько мы потеряли тогда прекрасных воинов.

– Мне кажется, погибли главным образом люди безземельные, – вставил Перкар, которому не терпелось показать, что он в чем-то разбирается.

– Да, разумеется. Один из этих погибших был мой сын. – Голос Капаки звучал ровно, но чувствовалось, что старая боль глубоко загнана внутрь.

– Я… я прошу простить меня Капака. Я сказал, не подумав. И вышло грубо.

Старик пожал плечами.

– А что еще остается молодым? Ничего, ничего. Все в порядке, дружок. Я не собираюсь затевать новой войны против менгов, по крайней мере, в ближайшем будущем. Слишком много отцов потеряли сыновей в битве при Нгатакуте. Мои возможности убеждать людей иссякли. – Он улыбнулся. – Самый лучший вождь тот, кто никогда не заставляет народ делать то, что он не хочет.

Перкар кивнул. Мозг лихорадочно работал в поисках решения. Ему казалось, что крушение его надежд и утренний разговор с Ангатой будто круги от камня, брошенного в воду…

Интересно, имеет ко всему этому какое-нибудь отношение она? Скорее всего нет. С того дня, как он стал мужчиной, она всего дважды выходила к нему. Обнимая, лаская его, она упорно не желала говорить о том, что его больше всего волнует.

– В этом-то все и дело, Перкар. Потому я велел отцу послать за тобой. Эти люди отправятся со мной в горы в Балат, старый лес. Хочу сговориться с Владыкой Леса, чтобы он уступил мне еще несколько наделов земли.

– С Владыкой Леса? В Балат? А почему бы тебе не сговориться с местными богами, что живут поблизости?

Капака воздел руки.

– Мы уже пытались, но наши боги, как и мы, подчиняются своему Верховному вождю. Он приказал не уступать нам ни пяди земли без его разрешения. Видишь ли, тут есть еще одна сложность: между нашими землями и Балатом лежат несколько лиг, а потом бесконечно тянутся страны альвов. Мы должны с ним сговориться, чтобы он разрешил нам забрать у них землю.

– А почему это так трудно? – спросил Перкар, в голосе его звучало презрение. – Альвы – голые твари, у них нет Пираку. Почему эти земли должны принадлежать им, а не нам? – Перкар не раз слышал это от молодых людей и считал, что так думают все.

Выслушав его, Капака нахмурился, да и Шири был явно смущен.

– Потому что их притязания на эту землю имеют тысячелетнюю давность, гораздо более древнюю, чем ваши, – произнес над ухом Перкара чей-то очень тихий голос. Перкар подпрыгнул от неожиданности. Неужели можно двигаться так бесшумно? Обернувшись, он увидел странного человека с белыми волосами.

Капака прочистил горло.

– Перкар, это Нгангата с запада. Пожалуй, самый ценный член нашего отряда.

– Ты аль… – вырвалось у Перкара, но он во время остановился.

– Мой отец был альва, – сказал Нгангата. – У меня нет клана.

Перкар кивнул, гадая про себя, что значит не иметь клана. Это, безусловно, делает человека подлым ненавистником, который хочет, чтобы его все боялись. Перкар предпочел бы перебороть страх, чем поддаться ему. Глаза сузились, пока он стоял и обдумывал, как бы побольнее задеть противника, чтобы покончить с ним, обнажить мечи, если до этого дойдет. В его собственном доме это ничтожество выставило его дураком.

– Перкар!

Это был отец, его отец, напомнивший ему о том, что этот не имеющий клана полукровка снискал уважение вождя и что совсем не обязательно выставлять кого-то дураком, если он на самом деле дурак.

– Прости меня, – произнес Перкар, хотя нельзя сказать, что он признал свою вину, однако решил, что все же лучше извиниться.

Нгангата кивнул, давая тем самым понять, что извинение принято. Перкар подумал, что ему следует каким-то образом высказать свою признательность.

– Я почти ничего не знаю об альвах. – Он попытался оправдать свое поведение скорее перед Капакой, чем перед этим странным типом. – Может быть, ты мне что-нибудь расскажешь о них. Особенно если нам предстоит встреча с ними. Можно я буду звать тебя по имени?

– Ты можешь называть меня Нгангата, как зовет вождь. Это не настоящее мое имя.

Перкар сделал вид, что не заметил оскорбления.

– А ты зови меня Перкар, – ответил он тихо. – Это мое настоящее имя.

И кто знает, не доведется ли им когда-нибудь схлестнуться в рукопашной. И тогда ни клана, ни имени, подумал Перкар, но вслух ничего не сказал.

V
СТРАШНОЕ И ЗАПРЕТНОЕ

Хизи на мгновение смежила усталые веки, следя из-под полусомкнутых ресниц за причудливой игрой света. Мелькающие контуры в основном были ей знакомы – изгибы и углы выцветших рельефных фигурок, часть из которых она знала, но большая половина была таинственной, как морской ветер. Который уж день она смотрит на них, пытаясь доискаться смысла с тем же нетерпением, с каким рука тянется расчесать зудящую ранку. А пользы ни от того, ни от другого никакой. Просто она еще мало знает. Ган был прав.

И все же немногое, что становится ей понятным из прочитанного, не дает ей бросить эту мучительную игру. Открытия случаются редко и достаются тяжелой ценой, но зато, какая это сладкая награда, не сравнимая ни с чем, что ей когда-либо довелось испытать.

Квэй, она знает, беспокоится за нее. Ведь она вскакивает с постели с первыми лучами рассвета и возвращается, когда на небе зажигаются звезды, нащупывая в кармане в несколько раз сложенные клочки бумаги. Кусочком угля она копировала знаки, которые не понимала, и по ночам, в постели, при мигающем свете масляной лампы, пыталась разгадать их значение. Это тут же замечал призрак, живущий в ее комнате, – он подходил поближе, наблюдая за ней, а однажды даже провел невидимым пальцем по листу бумаги. Может быть, в прошлой жизни он был писцом, ученым человеком и любил писать так же, как она сама.

…Надо открыть глаза, уговаривала она себя. Я только начала понимать, о чем идет речь на этой странице. Но глаза не открывались, не прошло и минуты, как ее сковал сон.

Она проснулась оттого, что падает, проваливается в бездну, но это был всего лишь ночной кошмар, какой могут устроить крошечные бесенята, живущие в голове, как считала Квэй. Хизи приложила руку к груди, чтобы унять сердцебиение. В ее полусонном состоянии, когда мутится сознание, она опасалась, что Ган может услышать стук ее сердца. И еще боялась, что Ган застанет ее спящей – она не раз видела, как он безжалостно изгонял всех, кто засыпал во время работы, даже тех, у кого было королевское разрешение на занятия в библиотеке. Разрешение, которого у нее не было. Но нет, если бы он увидел, что она спит, она бы проснулась не оттого, что падает, а от язвительных речей всезнающего мудреца.

От этой мысли ей стало легче. Хотя она еще не совсем понимала, где находится, она снова перевела взгляд на книгу и с ужасом увидела, что книга, вся растерзанная, валяется на полу. Она еле удержалась, чтобы не вскрикнуть. Неужели это она уронила книгу? Ей казалось, что она аккуратно положила ее на стол и обращалась с ней, как с редкой драгоценностью, чем эта книга и была. Но – факт остается фактом – книга лежала перед ней, с раскрытой обложкой, как мертвая птица с перекрученными крыльями. Руки Хизи дрожали, когда она наклонилась, чтобы поднять книгу. Как только она осторожным движением перевернула ее, волнение перешло в панику: у самого основания переплета книга была разорвана – разрыв шел поперек всей страницы, широкий, как река.

Если ты порвешь хотя бы одну страницу, как-то сказал ей Ган. Хотя бы одну…

Хизи стерла слезинки и крепко закрыла глаза, пытаясь сдержать слезы. Если Ган заметит, что она плачет он тут же обо всем догадается. Он потом все равно может узнать, но не от нее. Она собрала всю волю, но еще некоторое время продолжала сидеть неподвижно, обдумывая, как ей лучше поступить. Когда она почувствовала, что совладала со слезами и они не выдадут ее и что лицо ее теперь непроницаемо под привычной бесстрастной маской, она осторожно закрыла книгу. Никто не догадается, что книга порвана, когда она закрыта. Эта мысль ее утешила, и от сердца слегка отлегло. Она поставила на место том в темно-красном кожаном переплете, втиснув его между такими же томами.

Она взяла с полки еще одну книгу, где надеялась найти что-нибудь об освящении храмов Первой Династии. Поскольку во время освящения на опорных и основных балках и колоннах храмовых зданий непременно рисовали символические имена Реки, она пришла к выводу, что в книге должно быть подробное описание того, как проектировали и строили храмы. После получасового раздумья Хизи поняла, что ошиблась: в храмах династии ее отца имелись многочисленные росписи, тогда как церемония освящения храмов Первой Династии сопровождалась возжиганием особых и сложных по составу ароматических веществ. Поэтому было мало надежды отыскать в книге какие-нибудь сведения об архитектуре. Веки снова начали смыкаться, и Хизи, из страха порвать еще одну книгу, отнесла уже ненужный том и поставила в шкаф. Гордясь собой, она спокойно, не дрогнув, прошла мимо Гана так, словно все было в полном порядке. И как обычно, он даже не удостоил ее взглядом.

Выйдя из зала, она первым делом поспешила туда, где сидел, облокотившись о стену, Тзэм. Он беседовал с каким-то молодым человеком в придворном платье, очевидно, из мелкой знати. При виде Хизи молодой человек слегка поднял брови, распрощался с Тзэмом и удалился по коридору. Хизи едва обратила на него внимание. Она бросилась к Тзэму и потянула его за рукав:

– Пошли, Тзэм. Прямо сейчас.

Тзэм кивнул и, насупив брови, с усилием поднялся на ноги.

– Что-то ты сегодня рано, – заметил он, когда они шли через зал, в котором собиралось все больше народа.

Вот-вот должна была начаться церемония очищения, и все люди направлялись к открытым фонтанам. Хизи, естественно, не участвовала в таких церемониях, и хотя Тзэм по статусу должен был присоединиться к молящимся, она ни словом не выдала своего намерения отпустить его.

– Да, я подумала, что могу помочь Квэй на кухне, – сказала она.

Тзэм фыркнул:

– Нет нужды лгать мне, принцесса. Тзэм всегда к твоим услугам.

Хизи нахмурилась, раздосадованная тем, что Тзэм так легко раскусил ее. Они миновали Двор Белого Тысячелистника и ступили в королевское крыло дворца, где навстречу им попадалось все меньше людей, спешащих на молитву.

– Саламандра, случайно, не обидел тебя, госпожа? – спросил Тзэм. Саламандрой Тзэм окрестил Гана за его круглую гладкую физиономию.

– Нет, Тзэм. – Хизи испугалась, что снова польются слезы. Ей удалось сегодня сдержать их, и она была довольна собой.

Тзэм хмыкнул, и некоторое время они шли молча.

– Госпожа, ты знакома с Вез Йехд Ну? – спросил он, когда они на минуту остановились.

– С кем? Не понимаю, о ком ты говоришь.

– Я просто подумал, может, ты его знаешь.

– А почему я должна его знать?

– Он из богатой влиятельной семьи.

– И весьма неразборчивый в средствах. В прошлом веке они обманом и шантажом заполучили земли. Там было убийство, или даже не одно, насколько я помню.

– Никогда не слыхал об этом, – проворчал Тзэм. – Об этом не говорят, особенно сейчас, когда в их жилах течет королевская кровь. Есть старые записи – жрец там сетует на разжижение Речной крови, на смешение ее с кровью воров и головорезов.

– Но ведь это было давным-давно, лет сто назад.

– Довольно давно.

– Один молодой человек из этой семьи, некий Вез…

– Не с ним ли ты разговаривал в зале?

Тзэм задержал шаг и прислонился спиной к яркой бирюзовой стене Зала Людей Ветра, куда они только что вошли.

– Да, это был он, – сказал он мрачно.

– Ну на этот раз перестань мне лгать, Тзэм. Когда я вошла, он улизнул, как ящерица при виде кота. И что же от тебя хочет этот Вез? Предупреждаю, если ты надеешься, что я хотя бы на день отпущу тебя охранять какого-то болвана, когда он соизволит отправиться в город и там напиться…

– Да нет же, нет, принцесса. Он просил совсем не об этом.

– О чем же тогда?

– Он просил меня поговорить с тобой.

– О чем? – Хизи начал раздражать разговор, так как она не могла понять, куда клонит Тзэм.

– Он хочет, чтобы ты согласилась с ним встретиться в Ониксовом дворце или, может быть, в любом другом месте, которое ты выберешь.

– Встретиться для чего?

– Он поручил мне сказать тебе кое-что, – чуть слышно пробормотал Тзэм. Лицо его залилось краской, почти такой же густой, как в тот день, когда Хизи застала его со служанкой, которая время от времени приходила чистить цистерну для воды, – они с Тзэмом сидели, тесно прижавшись и пихая друг друга в глубине старого водяного хранилища.

– Кое-что сказать? – переспросила Хизи.

Тзэм откашлялся и в замешательстве опустил глаза, отчего лицо сразу стало скорбным.

 
Куда идешь в сиянии красы?
Тебя не в силах описать язык,
Я вымолвить твое не в силах имя,
Оно неуловимо, как…
 

– Хватит, Тзэм, остановись, – злобно прошипела Хизи.

– Я, конечно, небольшой мастер декламировать стихи…

– В данном случае это не имеет значения. Я не хочу ничего слушать. Этот молокосос решил поухаживать за мной?

– Ему бы хотелось…

– Еще этого не хватало. Нет!

Тзэм поджал губы, но его грубая физиономия смягчилась.

– Принцесса, разве это тебе так уж неприятно? – спросил он.

– У меня на это нет времени, – отрезала Хизи, а про себя подумала, что больше всего ей не хочется доставить радость Гану, который будет считать, что сбылись его предсказания.

– А что мне ему сказать? – спросил, тяжело вздохнув, Тзэм.

– Скажи, что хочешь. Меня это не касается.

– Воля твоя, принцесса.

– Вот именно, – ответила Хизи и быстрыми шагами пошла вперед, мечтая поскорее добраться до постели, побыть одной в тишине и постараться забыть хотя бы на время все сегодняшние невзгоды.

Отдых пошел Хизи на пользу – она спала намного дольше, чем в две прошлые ночи. Но хотя сон снял усталость, ее не покидало гнетущее ощущение, что она не успевает, теряет время. Она наскоро проглотила завтрак – рис с копченым мясом, который ждал ее возле постели, и, не успев даже поблагодарить Квэй, бросилась в библиотеку. Она не остановилась, чтобы позвать Тзэма, но он отправился за ней и догнал еще в королевском крыле дворца, у Зала Мгновений, мраморного коридора, переливающегося разными цветами в меняющемся свете стеклянных подкрашенных светильников. Хизи задержалась там, чтобы дождаться своего нелепого великана и полюбоваться прекрасным залом. Дальше, за этим коридором были отец и мать, тетушки и дяди, старшие братья и сестры.

– Какой красивый зал, Тзэм.

– Да, неплохой.

– Как ты думаешь, когда мне будет позволено пройти через этот зал и жить с отцом и матерью?

– Когда придет время, принцесса.

– Да, когда придет время. Мой брат Лана пошел туда прошлой осенью. Ему исполнилось тринадцать, а мне почти столько же сейчас.

– Тогда, может быть, скоро, принцесса.

– Тзэм, ты ведь знаешь, разве нет? Почему мы живем здесь, в королевском крыле дворца, но не с семьей? Почему нас, детей, переселяют сюда в десятилетнем возрасте? А если не переселят, то забирают куда-то, во тьму под городом.

Тзэм молчал и, казалось, сосредоточил все свое внимание на игре меняющегося света.

– Вначале я хотела найти Дьена. Я все еще хочу, Тзэм, но иногда я думаю о своей судьбе. Разрешат ли мне пройти через этот зал и жить с отцом и матерью? Или же и мне придется уйти вниз под город, куда они увели Дьена? Если ты любишь меня, Тзэм, то должен сказать.

Тзэм кивнул.

– Мы уже это обсуждали с тобой, принцесса. Я не могу тебе ответить. Я бы ответил, если бы мог. Я тебя очень люблю.

Хизи поглядела на него и испугалась: лицо его перекосилось от боли, а глаза тускло поблескивали.

– Ты не можешь мне сказать? – спросила Хизи.

Тзэм кивнул. Он открыл рот, но слов не было, только беззвучно шевелились губы. Он вздрогнул всем телом, глаза задергались под толстыми веками. Затем он начал трястись.

– Тзэм, не надо! Успокойся! – Хизи подбежала к нему и обняла за талию, но ее руки едва доставали до его спины. Огромное тело содрогалось и корчилось, как в конвульсиях. Так она стояла, прижав его к себе, и постепенно дрожь стала утихать, а потом и совсем прекратилась. Она сжимала его изо всех сил, пока лапища, размером с большое блюдо, мягким движением не развела ее руки. – Я не знаю, Тзэм. Прости меня.

– Они делают нечто ужасное с нами, когда мы еще совсем юные, – сказал Тзэм каким-то усталым натруженным голосом. – С теми, кого выбирают для того, чтобы они работали и жили в королевских покоях, как я, например, или Квэй. Это все жрецы. И мы не сможем об этом говорить. Теперь ты понимаешь?

– Понимаю. Я знаю, что значит запрет.

Я бы все тебе рассказал, если бы мог, принцесса.

Я знаю. Пошли. Пойдем в библиотеку.

Ее тревога за Тзэма, пока они шли, улеглась, но не потому, что ей был безразличен полувеликан – просто злость постепенно улетучилась. Что так тщательно скрывали от нее, ее братьев, и сестер, и других родственников? Сейчас она знает не больше, чем Дьен перед тем, как он исчез.

Свет снова обрушился на них сверху, когда они шли через Двор Козерога, но, несмотря на яркое естественное освещение, то тут, то тут вспыхивали таинственные светильники. Хизи помрачнела, и по тому, как она ухмыльнулась, было видно, что какая-то внезапная догадка вызвала новый гневный приступ.

Архитектура тут ни при чем. «Заниматься надо совсем другим, – едва слышно пробормотала она, как бы отвечая собственным мыслям. – Дело в нас. В нашей королевской крови. Это прямо касается нас». Ей теперь это было так ясно, так очевидно. Оставалось только найти исчезнувших членов королевской семьи. Найти Дьена. И сделать это должна она. Именно этим она сейчас и займется.

Но как это сделать? Она даже не представляла, с чего начинать. До сих пор в ее поисках ей ни разу не удалось найти то, что она искала, ничего похожего. Ган был прав, абсолютно прав. Можно всю жизнь рыться в книгах, но так и не понять, для чего ты это делаешь, особенно если знания ограниченны, а умения мало.

Мозг ее напряженно работал, обдумывая и просчитывая все возможности. Когда они дошли до библиотеки, Тзэм, как всегда, сел ждать ее слева от дверного прохода. Хизи переступила порог, все еще не решив, с чего она начнет, заранее сгорая от нетерпения поскорее взяться за дело. Однако, войдя в зал, она сразу же почувствовала грозовые разряды в воздухе: Ган поднял голову и поглядел на нее в упор, впервые встретившись с ней взглядом. Слегка нахмурившись, он поднялся с места, в руках он держал книгу в темно-красном переплете. Сердце упало в груди, когда он поманил ее пальцем.

С пылающими щеками Хизи подошла к нему.

– Ты помнишь, что я тебе говорил? – Голос был совсем тихий, и Хизи ясно слышала сухой звук листаемых страниц.

– Она уже была разорвана. – Хизи изо всех сил старалась придать голосу уверенность.

– А еще я тебе говорил, что отучу тебя лгать, – мягко, почти вкрадчиво сказал Ган. – Откуда ты знала, в чем я собираюсь тебя обвинить?

Каким образом ему стало известно, что она брала эту книгу? Это было невероятно. Невероятно, если только… Ей показалось, что каким-то образом это возможно, но думать сейчас она не могла – она была слишком напугана и рядом все еще стоял Ган и что-то от нее требовал.

– Ну, так что же? – спросил он.

– Я… я заснула. И она порвалась.

– Я предупреждал тебя.

– Прошу тебя… – Она замолчала, не зная, как умолить его, что пообещать сделать. Однако, взглянув на его лицо, она поняла, что все попытки бесполезны.

– Никакой торговли со мной, принцесса. В этой комнате хозяин я и подчиняюсь только приказам твоего отца. А твой отец не будет тебя защищать.

– Может, мне больше сюда не приходить? – Хизи подумала, что она не будет из-за этого плакать, и ей вдруг стало легче – она больше сюда не придет, пока во всяком случае.

– О нет, принцесса. Ты будешь сюда приходить каждый день и делать то, что я тебе велю. – Он держал в руке свернутый листок бумаги. Бумага Чанг, на которой писали все деловые королевские бумаги.

– Твой отец любезно согласился поставить здесь свою подпись, принцесса.

– Что это? – В голове все ныло, ноги были ватные, как не свои, и она боялась грохнуться без чувств.

– Это контракт. Ты в долгу перед королевской библиотекой. В дневные часы ты будешь как бы моей служанкой, будешь выполнять любую работу, какую я сочту нужной. И ты не должна жаловаться, иначе тебя за волосы привяжут к позорному столбу в Большом дворце. Надеюсь, ты поняла?

– Служанкой?! – взорвалась Хизи. – Какая я служанка? Я принцесса.

– Мне это все равно. Особенно теперь, когда у меня на руках этот документ. Даже король, твой отец, служит Реке, а ты служишь ему, как и вся королевская семья. И это он приказал, чтобы ты служила мне.

Он протянул Хизи бумагу.

Она взяла ее дрожащими пальцами, но прочесть не могла, ей никак не удавалось сосредоточиться. В конце стояла подпись отца, его печать, это она увидела. И подпись, и печать были поставлены отцовской рукой, обмана здесь не было.

– Я… я, – открыла рот Хизи, но Ган перебил ее:

– Первое мое требование – молчать и говорить, только когда я тебе разрешу.

– Да, Ган, – сказала она, опустив глаза.

– Сегодня я покажу тебе, как чинить книги. Там для тебя непочатый край работы. А после этого, я полагаю… – Он оглядел комнату каким-то ненасытным взглядом. – Кстати, ты продвинулась в чтении на старом алфавите? Можешь ответить.

– Я старалась… – Голос вдруг осекся. Разве в силах читать она старинный алфавит так свободно, как этого требует Ган?

Ган пристально поглядел на нее.

– Тут еще масса работы по индексированию. Ты знаешь, что это такое?

– Нет, Ган.

– Какое невежество. – Он тяжело вздохнул. – Полагаю, это уже не исправить.

– Если я…

– Я не просил тебя разговаривать, – прошипел Ганн с исказившимся от злобы лицом.

– Прошу прощения. Я…

– Молчать!

Вся гордость Хизи встала на дыбы, но она, сделав усилие, сдержалась и не возразила ему.

– Иди за мной. И не смей останавливаться и рвать книги.

Ган подвел ее к маленькому столику, где лежали листы белой бумаги, доски вместо пресса и стояла мисочка с клеем.

– Слезы дешево стоят. Это самое простое. Любой простофиля может выдавить их из себя, – сказал Ган. – Я вначале покажу тебе, как это делается, а потом уже займемся переплетом.

Хизи кивнула. Она тупо следила за тем, как его темные мягкие пальцы ловко справляются с бумагой.

– Клея бери немного. Столько, сколько требуется, и смотри не переложи.

У Хизи вдруг мелькнуло подозрение – видение во время сна. Ган, стоящий над ней, наклоняется и рвет книгу, а потом уходит, оставив ее спящей. Он вполне мог это сделать нарочно, чтобы унизить ее, наказать за то, что она без приглашения ворвалась в его драгоценную библиотеку.

Палец Гана, как маятник, закачался у нее перед носом – он сердито грозил ей, и вид при этом у него был свирепый.

– Ты не слушаешь, – сказал он возмущенно.

Так оно и есть, подумала Хизи. Она ни слова не слышала из того, что он говорил.