Текст книги "Дети Великой Реки"

Автор книги: Грегори Киз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

III
ЛАБИРИНТ

Дух в нерешительности остановился на краю зала – ему явно не хотелось ринуться в поток света, струящийся сквозь открытую крышу дворика. Прямые лучи почти не доходили до каменных плит двора; дворец здесь был трехэтажный, а дворик – всего десять шагов в поперечнике. Но все же на белой штукатурке поблескивал отраженный солнечный свет. Духов, надо сказать, яркий свет никогда особо не привлекал.

Хизи видела, как призрак вернулся обратно в зал, постоял около лестничного колодца, очевидно, решая, куда ему двинуться дальше. Квэй говорила ей, что духи часто не знают, что с собой делать, и даже нередко забывают, что они мертвые. Интересно, помнит ли этот, когда и где он бывает? Она внимательно следила за ним, надеясь найти хоть какую-нибудь разгадку, но от этого Духа толку было мало. Его даже нельзя было назвать фигурой или тенью, скорее это был некий искаженный образ, будто увиденный через сосуд с водой… или же просто через стекло. Иногда вдруг проглядывало что-то, даже черты лица. Когда Хизи было шесть лет, как-то раз, проснувшись, она увидела перед собой бледное нервное лицо молодого человека. И когда она закричала, он мгновенно исчез. С тех пор она никогда не видела так ясно лица призрака. Квэй всегда оставляла какие-то маленькие приношения нескольким духам – чаше всего Лунате, который жил у нее в кухне. Хизи потом даже познакомилась с молодым человеком, который посещал ее комнату, но лица его она больше никогда не видела.

Хизи вздрогнула. Это крыло дворца казалось ей каким-то странным: оно было населено духами, которых она раньше нигде не встречала. Этот, что стоял перед ней, был безусловно не опасен, особенно здесь, так близко к главному обиталищу этих существ, где Шагун почти каждую неделю их выметал.

– Пошли, Тзэм, – сказала она решительно, ступив на освещенный солнцем дворик.

В воздухе пахло шалфеем и мятой, которые выращивали в каменных ящиках. Голубь засеменил быстрее, чтобы избежать встречи с ними. Оба они, и она, и Тзэм, проходя, задели духа, который изо всех сил, казалось, вжался в стенку при их приближении.

– Даже не верится, что раньше я об этом никогда не думала, – пробормотала Хизи, когда они свернули в коридор пошире. Хотя он был тоже закрыт сверху, солнце попадало в него из двориков по обе стороны прохода. Изначальная планировка дворца никак не позволяла отдалиться от его ста восьмидесяти семи дворов.

Тзэм в ответ только пожал плечами.

– А ведь ты-то думал об этом, разве нет?

– Да не совсем, – уклончиво протянул Тзэм.

– От тебя дождешься пользы, ничего не скажешь.

– Принцесса, ты забыла, как ты заставила меня участвовать в этой затее. И я согласился пойти с тобой в нижние города только ради того, чтобы тебя охранять. Я ни разу не обещал тебе, что буду еще что-то делать.

– Ты сказал, что поможешь мне найти Дьена.

– Я этого никогда не говорил, принцесса.

Хизи задумалась. И вправду не говорил, но настроения быть великодушной у нее не было.

– Два года мы пытались пробить непрошибаемые стены, в буквальном смысле слова. И если бы мне пришло в голову два года назад пройти через библиотеку, мы бы сейчас уже нашли его.

– Ш-ш-ш… тихо, принцесса. Это то самое место. Не ужели ты хочешь, чтобы кто-нибудь услышал твои безумные речи?

Открытый дверной проем справа от них, очевидно, вел прямо в архивный зал. Так, во всяком случае, гласила надпись на притолоке.

В зале на низком изящном стульчике, каких было множество во дворце, сидел старый человек. У него на коленях лежала дощечка для письма, а на дощечке лист бумаги, на котором старик выводил что-то с помощью кисточки и туши. Он целиком был поглощен своим занятием. Хизи остановилась и как завороженная смотрела, с какой скоростью соскальзывают буквы с кончика его кисточки и как грациозно ложатся на бумагу.

Старик почти сразу же поднял голову, как только они вошли.

– Да? Что вам угодно?

Хизи кивнула Тзэму, который, поклонившись ей, объявил:

– Принцесса Хизи Йид Шадун, девятая дочь Шакунга, Повелителя Нола. Она находится здесь для того, чтобы получить наставление.

Старик от неожиданности несколько раз моргнул. Хизи успела заметить, что шарф, обернутый вокруг его головы, прикрывает почти голый череп. Он нахмурился, от чего морщинистое худое лицо еще больше сморщилось. Осторожно опустив кисточку на камень для разведения туши, он спросил:

– Дитя, что ты от меня хочешь?

Тзэм собрался было ответить, но Хизи остановила его мановением руки, жестом, как ей казалось, повелевающим и величественным.

– Моему отцу хотелось, чтобы я приобрела как можно больше знаний о письменности, науках и… об архитектуре. Ты, очевидно, тот человек, который может наставить меня.

Старик сощурил глаза, будто рассматривал диковинное насекомое, которое неожиданно обнаружил у себя в тарелке во время утреннего завтрака.

– Я не получил никаких указаний по этому поводу, – произнес он наконец.

– Это не имеет значения, – торопливо заверила его Хизи. – Я уже здесь.

– Ты-то здесь, но я-то занят. – Старик взял в руки кисточку и снова принялся рисовать свои значки.

– А кто ты? – спросила Хизи, стараясь придать своему голосу как можно больше важности.

Старик со вздохом остановился на середине буквы, затем дописал ее и отложил кисточку.

– Можешь звать меня Ган, – сказал он.

– Но ведь это не имя. Это старинное слово, означающее «учитель».

Ган отставил в сторону доску.

– Тебе даже и это известно, маленькая принцесса? А что еще ты знаешь?

Хизи уловила насмешку в голосе старика.

– Я умею читать, если ты об этом.

– Умеешь читать слоговую азбуку? Да это умеет любой ребенок. А вот знаешь ли ты буквы старого алфавита?

– Некоторые знаю.

– И кто же, скажи на милость, научил тебя?

Голос Гана по-прежнему звучал насмешливо, от чего Хизи вдруг почувствовала себя неуверенно и насторожилась.

– Этому учат всех детей из царского дома, – сказала она едва слышно.

– Нет уж, принцесса, ты мне не лги. Это первое и главное, чему я тебя здесь научу. Говорить правду. С помощью ивового прута, если понадобится.

– Посмей только, – вдруг рявкнул Тзэм.

– Придержи язык, слуга. Ты представил свою госпожу, и хватит с тебя. Теперь умолкни. И чтоб больше я тебя не слышал, пока сам не найду нужным задать вопрос. Ишь разговорился… Изволь-ка ждать за дверью.

– Этого не будет, – твердо сказала Хизи и, сделав шаг, встала рядом со своим телохранителем. – Тзэм всегда там, где я. Всегда.

– Но не здесь. Здесь его не будет, по крайней мере до тех пор, пока он не научится читать.

На самом деле Тзэм умел читать, но Хизи поняла, что ей не следует в этом признаваться. Слуги, знавшие грамоту, считались опасными, и их часто наказывали.

– К сожалению, он не умеет читать. – Хизи почувствовала, что у нее дрожит голос. Ее самоуверенность мгновенно улетучилась в присутствии этого страшного старика.

– Значит, он должен ждать снаружи.

– Нет!

– Принцесса, либо он будет ждать за дверью, либо я отправляю донесение во дворец, дозволяющее тебе учиться здесь. Это то, что я обязан сделать в любом случае, – сказал раздраженно Ган.

После некоторого колебания Хизи уступила.

– Жди снаружи, Тзэм, – сказала она.

Тзэм ничего не ответил, но всем своим видом показывал, что не одобряет решения принцессы. Он молча побрел к дверной арке и занял место снаружи у самого входа так, чтобы видеть, что делается в зале.

Ган проводил его взглядом, никак не выдав своего удовлетворения тем, что его распоряжение исполнено.

Затем он поднялся и подошел к ближайшей книжной полке. Минуту подумав, он выбрал том, вынул его и принес Хизи.

– Открой на первой странице и прочти, что здесь видишь, – сказал он.

Хизи осторожно взяла книгу. Книга была старая, с медными позеленевшими застежками, судя по переплету, из какой-то незнакомой кожи, ей было не менее ста лет; бумага стала совсем ветхой от времени и частого употребления. Хизи раскрыла книгу и довольно долго всматривалась в черные выцветшие буквы.

– Тут что-то про Болотные Царства, – наконец произнесла она. – В этом разделе говорится о ежегодных затоплениях дельты.

– Читай вслух.

Откинув с лица волосы, Хизи взглянула на Тзэма.

– Да, поглядим, что тут. «С этого начинается наша… – какое-то непонятное слово – мы предпринимаем – снова непонятно – большой передел земель в дельте – ах да, незатопленных – множество плотин и дамб…»

– Достаточно! – Ган взял книгу у нее из рук и осторожно закрыл ее.

– Прости меня, – прошептала еле слышно Хизи, – я не все буквы сумела прочитать.

Ган снова уселся на стул.

– Мне интересно знать, как ты могла выучить хотя бы часть из них.

– У меня есть несколько книг.

– Правда? На старом алфавите?

– У меня есть экземпляр гимна «Печальных земель».

– Кто же все-таки научил тебя читать этот гимн?

– А у меня еще есть книга про старый алфавит.

Ган скривил губы в ухмылке:

– Ты хочешь сказать, что научилась сама?

– Да.

– Этим, очевидно, и объясняется твое ужасное произношение, прав я?

Хизи почувствовала, как глаза наполняются слезами.

– Я не знала, что у меня плохое произношение.

Ган едва заметно пожал плечами.

– Зачем тебе учиться здесь, принцесса?

– А что мне еще остается делать?

– Как что? Ходить на званые вечера. Кокетничать с молодыми людьми. Ты ведь почти взрослая женщина.

– Я не люблю званых вечеров.

Ган понимающе кивнул.

– Скажу тебе откровенно, принцесса, я немало удивлен тем, что ты самостоятельно, без чьей-либо помощи, выучила так много букв древнего алфавита. Это говорит о том, что где-то в этой черепушке есть здравый смысл. Вот вы, королевские отпрыски, очень часто являетесь сюда, не считаясь с моим временем, с одной лишь целью – кое-как кое-чему выучиться, чтобы при случае блеснуть остроумием и своей ученостью и таким способом произвести впечатление при дворе. И уж поистине диковина, что молодая женщина знает старый алфавит. Будь ты мужчиной, принцесса, я мог бы тебя здесь оставить и чему-то выучить. Но ведь пройдет годик-другой, ты станешь взрослой женщиной и выйдешь замуж за смазливого дурака. И ему уж точно не захочется, чтобы жена была умнее его. Поэтому учить тебя – пустая трата времени, которого у меня не так много.

Хизи стояла и молча слушала, а в душе у нее, кроме страха, таилась злость, которая, как кошка, неожиданно выскочила наружу.

– Я не заставляю тебя тратить на меня время, – огрызнулась она. – Можешь меня ничему не учить. Мне плевать. Сиди и пиши своей дурацкой кисточкой и своей дурацкой тушью. Я сама найду, что мне надо. Выучусь сама, как всегда училась. Оставь меня в покое и не мешай мне.

Ган покачал головой.

– Нужно знать, как пользоваться библиотекой, – сказал он. – Независимо от того, можешь ты читать или нет. Ты говоришь, что тебя интересует архитектура, и думаешь, что книги по архитектуре так прямо и прыгнут тебе в руки. Ты, очевидно, полагаешь, что они хранятся в одном месте.

– Мне плевать! Я сама найду все, что мне нужно.

Ган не сводил с нее внимательных глаз, и под его скептическим взглядом Хизи почувствовала, как злость уходит. А без гневного запала трудно было противостоять насмешливой проницательности Гана. Она, однако, не сдавалась. И даже когда злость остыла, она вдруг испугалась своей неожиданной вспышки.

Она раздумывала, не стоит ли ей добавить «пожалуйста» к своим последним словам, но язык будто прилип к гортани.

Ган вдруг сказал:

– Ну, хорошо. Давай договоримся. Ты будешь тише воды, ниже травы. И не будешь со мной заговаривать. Кроме того, ты будешь очень осторожно обращаться с моими книжками. Если разорвешь хотя бы один листок, я немедленно уведомлю об этом твоего отца и доступ сюда тебе будет запрещен. Ну как? Принимаешь все эти условия, принцесса?

Хизи молча кивнула. Она, наконец, перевела взгляд и уставилась на замысловатый узор на ковре.

– Вот и прекрасно. – Ган положил доску на колени и вернулся к прерванной работе. На Хизи он больше ни разу не взглянул.

Дрожь в коленях не унималась. Хизи повернулась и оглядела сотни бесчисленных полок, которые, казалось, вели куда-то в неизвестные глубины.

Будто я снова в темноте, подумала она. Два года назад я ступила в кромешный мрак в поисках Дьена. И я опять пришла к тому же.

– Как все запутано, – сказала Хизи, когда они с Тзэмом сидели в саду и ветер трепал над ними тополиные листочки. – И хотя точно знаешь, что ищешь, ты все равно можешь никогда ничего не найти.

– А что ты хочешь найти? – пробормотал Тзэм, яростно расчесывая муравьиный укус на волосатой голени.

Совсем рядом с ними журчала вода в алебастровом фонтане под солнечным лазурным небом. Сад на крыше материнских покоев был любимым местом Хизи.

Хизи ухмыльнулась.

– Карты. Старинные карты, начертанные до того, как был построен этот город на месте затопленного. Карты, по которым можно будет представить себе, где искать Дьена и можно ли добраться до него иначе, чем по Лестнице Тьмы.

– Если Дьен даже… – Тзэм оборвал фразу, не договорив. Сколько раз за эти два года они спорили. Хизи упорно отказывалась признать, что Дьена нет в живых, пока у нее не будет доказательств.

Но сегодня она даже не рассердилась на него, и личико ее было грустным.

– Знаешь, Тзэм, я не уверена, что все еще ясно помню, как выглядел Дьен. Помню только, что у него были черные волосы, как у меня, и маленькое круглое лицо. И я его так сильно любила, Тзэм. Мне кажется, это все было очень, очень давно, когда я была еще совсем юной…

– Ты и сейчас юная, принцесса, – попытался разуверить ее Тзэм. – Ган прав: ты могла бы вести совсем другую жизнь.

Хизи презрительно фыркнула:

– Ну как же. Я могла бы, например, ходить на званые вечера, встречаться с мужчинами…

– Квэй считает…

– Я знаю, что считает Квэй. Ну и что из этого? К тому же я еще недостаточно взрослая для мужчин. У меня еще не было кровей.

По желтому лицу Тзэма вдруг пробежала туча, и, отвернувшись, он стал усиленно разглядывать фонтан. Хизи понимала, что смутила его. Постояв молча, она подошла к невысокой стене, огораживающей садик на крыше. Внизу под ней лежал Нол – призрачная столица, мерцающая в лучах предзакатного солнца. Сад ее матери находился на самой высокой крыше в южном крыле дворца, и хотя в северной стороне маячили в небе башни и зиккураты центральных залов, ничто не препятствовало свободному обзору на запад, юг и восток.

На востоке, сразу за дворцом, зеленые волны садов и виноградников ограждала стена, за стеной широко раскинулись поля проса и пшеницы, делившие на клетки, как шахматную доску, всю пойму, черные там, где земля была под паром, и обработанные голубовато-зеленые. И уже за ними начиналась пустыня, которую, Хизи часто слышала, люди во дворце называли Хвеге, что означает «убийца».

Ведя пальцем вдоль оштукатуренной стены, Хизи прошла до южной ее оконечности и взглянула вниз, туда, где стены дворца незаметно и плавно переходят в город, беспорядочную хаотическую путаницу улиц, магазинов и жилых домов. Возле дворца все они были обычных нормальных размеров, но чем дальше, тем становились все меньше и меньше. Хотя Хизи никогда не бывала в городе, ей трудно было поверить глазам, когда она смотрела на самые далекие дома, бесконечное множество домов, – они казались ей крошечными, не больше, чем кухня Квэй, а может, даже и поменьше.

На востоке и на юге царствовала Река. На берегу высился Большой Храм Воды, семислойный зиккурат, сверкающий всеми красками: белой, золотой, отливающей бронзой; с четырех сторон с него постоянно низвергались четыре мощных потока, приводимых в движение волей Речного Бога. Два водопада, которые были ясно видны Хизи, блестели на солнце, как серебро или бриллианты. Бог – Река был чересчур широк, и поэтому почти невозможно было разглядеть его дальний берег. Он лежал как глыба, свинцовый, тяжелый, безжалостный и неотвратимый. Тысячи разноцветных игрушек прыгали у него на спине: отцовские большие торговые баржи, суда рыболовов, плавучие дома и малюсенькие суденышки, вмещавшие одного или двух человек. Легкие грациозные чужеземные корабли с четкими обводами скользили под надутыми парусами. Словно стаи лебедей по осени, они держали путь в Болотные Царства и к морскому побережью за ними, а затем возвращались. И все, кто был на Реке, верили – нет, скорее, молились о том, чтобы он, Бог, по какой-либо капризной прихоти не проглотил их. Люди любили Реку, поклонялись ей, но не полностью доверяли. Река отобрала их у страшного убийцы, спасла их, сделав своей собственностью. У жителей Нола был только один Бог – Река и Рожденные Водой, как отец Хизи, который сам был наполовину Бог.

Как она сама. Как Дьен, где бы он ни был.

Странный громкий рыгающий звук раздался за ее спиной. Хизи улыбнулась. Тзэм не был богом. Он был смертный, но близкий, несмотря на то, что родители его принадлежали к разным расам. Смертный и потому более счастливый.

– Прости меня, – произнес он робко.

Хизи едва удержалась, чтобы не ответить ему резкостью.

– Ты знаешь, вовсе не поток затопил нижний город, – сказала она.

– Нет разве?

– Я всегда представляла себе, что сначала поток затопил город. Но на самом деле большая часть нижнего города была засыпана специально. Для того чтобы воздвигнуть новый.

– Значит, следующий поток не станет таким уж бедствием?

– Ты прав, Река не собирается затопить нас, своих детей, но… – Хизи переминалась с ноги на ногу. – Я слышала, что Река много спит. И потому мы часто должны полагаться только на себя.

– А что, если разбудить ее?

– Думаю, будет еще хуже.

Однако Хизи решила, что пороется в книгах и поищет ответ на этот вопрос. Основная часть книг была написана жрецами, и, конечно же, многие из них посвящены Реке. Во всяком случае, над этим вопросом стоило поразмыслить. Нынешний дворец имел акведуки и множество пересекающихся каналов, так, чтобы священная вода окружала, оберегала своих детей. И в старом городе наверняка тоже были такие протоки.

– Хотя бы несколько труб непременно должны были сохраниться, – продолжала вслух размышлять Хизи.

– Ты что, уже переменила тему, принцесса? – спросил Тзэм, удивленно подняв брови.

– Переменила? Да, пожалуй… Я нашла одну полезную книгу о перестройке дворца. Правда, там, к сожалению, нет карт, но в ней говорится о том, что было сделано. Дворцы засыпали песком и галькой. Вон те дома на задворках были почти сплошь дворцы, и стены были толще, чем сейчас во дворце. А когда засыпали дворы, можно было строить прямо сверху над старыми зданиями, даже если комнаты оставались не забиты песком. Вот откуда трещины в полу в старых отсеках – под ними пустое пространство. И вот почему мы никуда не попали. И даже когда мы натыкались на анфиладу комнат, не заполненных песком или водой, на самом деле это были все те же дворцы. Ты помнишь ту трубу, Тзэм? Ту, что мы с тобой нашли примерно год назад.

Тзэм хмыкнул.

– В которую я не мог залезть?

– Да. Не сомневаюсь, это была одна из священных труб, специально проложенных, чтобы подавать воду в каналы и фонтаны внутри дворца.

– И что? Она тоже была перерыта?

– Она рухнула. Притом, я уверена, совсем недавно. И если только найти эти… Если бы удалось узнать, где находились эти старинные храмовые святилища…

– Принцесса! – Тзэм смотрел на нее во все глаза. – Храмы?! Но мы не можем заходить в храмы.

– Почему не можем? Я даже надеюсь, что когда-нибудь будет храм, посвященный мне, такой же, как храм в честь моего отца.

– Но в честь Тзэма храма не построят. Тзэма могут обвинить в святотатстве. Тзэму кажется, что и тебя тоже могут, принцесса, что бы ты ни думала по этому поводу.

– Н-да. Ну хорошо, про это я тоже что-нибудь отыщу.

– Принцесса, ты провела в архиве всего лишь день и отыскала всего лишь одну книгу.

– Но, сознайся, это ведь лучше, чем рыскать в темноте, набивая себе шишки, как мы делали до сих пор. За один день я узнаю о предмете, который нас интересует, больше, чем я поняла за прошедшие два года.

– Пожалуй, ты права. И я готов все сделать, чтобы ты не рыскала в темноте.

– И ты сам тоже, – добавила Хизи.

– И это правда, – согласился Тзэм.

IV
ЧАША С КАПАКОЙ

Ладони Перкара горели от удара – топор, отколов щепу от бревна, со свистом вырвался у него из рук. Ангата выругался и отскочил в сторону, едва увернувшись от тяжелого лезвия, которое чуть не вонзилось ему в бедро.

– Где глаза у тебя, дурак несчастный?! – злобно крикнул Ангата.

– Извини, – сказал Перкар, даже не дав себе труда вникнуть в слова родича.

– Извинение не помогло, если бы ты пропорол мне ногу до кости. – Тряхнув головой, Ангата отбросил назад упавшие на лицо густые каштановые волосы, но глаза все еще смотрели не по-доброму.

Перкар пожал плечами:

– Извиниться – это все, что я могу сделать.

– Но это, к сожалению, не поможет нам достроить забор. – Ангата безнадежно махнул рукой в сторону, где готовая ограда змейкой вилась, уходя в лес, однако еще оставалось неогороженным не меньше пол-лиги пастбища.

– Знаю, – мрачно буркнул Перкар.

Ангата молча посмотрел на него, потом, пожав плечами, опустился в свежую мягкую траву и сел, скрестив ноги.

– Можем в таком случае и передохнуть, – сказал он со вздохом. – Ты все утро какой-то странный, а у меня, надо сказать, нет желания прыгать на одной ноге до дамакуты твоего отца. Отец хотел, чтобы мы кончили ограду к новолунию.

– Но он не сказал, к какому именно новолунию, так ведь? – Перкар покачал головой и вдруг широко улыбнулся: – Уговорил. Посижу немного.

– Посиди. Пока не вспомнишь, что тебе надо делать твою ограду.

– Не мою, а отцовскую, – поправил родича Перкар, но в голосе его слышалось явное раздражение.

– Ах да, конечно же не твою.

Перкар пожевал нижнюю губу.

– Мне вчера минуло семнадцать. Понимаешь, Ангата, семнадцать. А я все работаю на отца… Да, да, безусловно. Отец великий человек. И Пираку у него много. Ну а у меня-то что есть?

– Его красивая наружность, – усмехнулся Ангата.

Перкар внимательно поглядел на него:

– Мне следовало думать, прежде чем говорить с тобой об этом.

Он отвернулся и стал смотреть куда-то в сторону леса. Наступило неловкое молчание. Нахмурив брови, Перкар весь ушел в свои переживания, а на лице Ангаты застыла напряженная ухмылка.

Ангата первым нарушил молчание.

– Ты же знаешь, что я тебе отвечу, – сказал он тихо. – Найди себе женщину. Невесту с богатым приданым, тестя с большим количеством земли.

– Тебе только осталось сказать: «женись на дочери Бакьюма», – огрызнулся Перкар.

– А что в этом худого? Ты просто дурак, Перкар. Женись на дочери Бакьюма. Бакьюм ведь давал тебе за дочерью два пастбища, двадцать коров и хорошего племенного быка, хотя всего этого можно было не предлагать, когда выдаешь замуж такую девушку, как Кихьюзю. Красивее невесты не сыскать.

– Мне она не нравится.

– Я слыхал, как твой отец говорил, что даст в придачу еще десять коров, если ты на ней женишься.

– Так и сказал? Значит, у меня теперь есть приданое, – ухмыльнулся Перкар.

Ангата дотронулся до его руки, но Перкар резко дернулся и отпрянул назад.

– Ты должен забыть ее, Перкар. – Голос Ангаты стал еще тише, и Перкар понимал, что сейчас речь идет уже не о дочери Бакьюма.

– Тебе легко говорить. Ты ее никогда не знал.

– Нет, конечно. – Ангата уже начинал горячиться. – Я никогда не спал с богиней. Но я спал достаточно много с женщинами, и уверяю тебя, они почти все одинаковые. Мне трудно себе представить, что богиня так уж сильно от них отличается.

Губы Перкара вытянулись и голос слегка дрожал, когда он едва слышно произнес:

– Я… Я не могу судить.

У Ангаты ответ готов был сорваться с языка, но, услышав растерянные слова Перкара, он оторопело разинул рот.

– Ты что, ни разу… ни разу не пробовал? Погоди… А последний сенокос? Дочка Кьюно.

– Я не мог. Я просто… не мог, Ангата. Я пытался.

Ангата потер лоб и произнес какое-то заклинание.

Его пронзительный взгляд рассеянно блуждал, не зная, на чем остановиться.

– Это не иначе как колдовство, – проговорил он, как бы извиняясь. – Не может быть, чтобы не было способа…

– Это не колдовство, – сказал Перкар. – Она говорит то же самое, что и ты. Найди земную женщину. Заведи детей. Выращивай скот. Будь мужчиной. Но я не могу, Ангата. И не знаю, смогу ли когда-либо.

Ангата снова пожал плечами, но, судя по тому, как сдвинулись его брови, ясно было, что к нему возвращается его привычная уверенность и он ищет решение. Ангата любил головоломки, Перкар это хорошо помнил. «Постель только десятая часть брака», – любил он повторять чье-то высказывание.

– Ты научишься со временем, Перкар. Научишься любить земную женщину.

Перкар отрицательно помотал головой, но Ангата настойчиво кивнул еще раз, подтверждая свою уверенность и показывая тем самым, что можно перейти к обсуждению других насущных дел.

– Все отлично, – объявил он. – Телегу можно сколотить не обязательно одним-единственным инструментом. – И для того, чтобы исправить свой не очень удачный афоризм, добавил: – Я хочу сказать, что к Пираку ведет множество путей.

– Так-то лучше, – согласился Перкар.

– Я знаю несколько парней нашего возраста, у которых вообще нет никакой земли, и знаю таких, у которых земля есть, но мало, а им хотелось бы больше…

– Например, как тебе самому, – перебил его Перкар.

– Да. Камышовая Долина – место неплохое, но у меня не хватает скота, чтобы ее заполнить. И по моему убеждению, надо не сидеть сложа руки, а предпринять что-нибудь вроде того, о чем поется в эпических песнях.

– Ты хочешь сказать, что нужно собрать боевой отряд и отправиться добывать землю?

– Вот именно. Безземельные могли бы поделить захваченную землю, а те, у кого нет скота, забрать коров.

– Но для этого угодья должны быть очень большими а иначе не стоит и стараться, – заметил Перкар. – Хотя, конечно, некоторым из нас суждено будет погибнуть.

– Может быть. Но я слышал о походах, когда не было ни одной жертвы.

Лицо Перкара вдруг стало серьезным.

– Ангата, кто эти люди? На кого ты собираешься идти войной? – спросил он. – На Локухьюну, с чьим сыном мы охотились, когда были детьми, и который встанет рядом с отцом, как только ты нападешь на него? Или Трувана, с чьей дочерью ты хороводился и который подарил моему отцу быка в знак дружбы? Или же Кону с горных пастбищ, жена которого каждый год к началу Большого Собрания жертвует Китана, а их зять Хатихан играет так красиво на арфе, что собирает возле себя всех детей? Вместо того чтобы носиться вокруг пиршественного зала, всем надоедать и сбивать с ног слуг, несущих блюда с угощением, дети тихо слушают музыку? Или, быть может, мы отберем земли у Капаки, владения Верховного Вождя?

– Нет, нет! – Ангата отчаянно замахал руками. – Ты упомянул тех, кто живет рядом с нами, близких нашему сердцу людей. Но ведь есть еще и те, кто живет далеко на границе лесной страны, около больших травяных морей, с которыми у нас нет родственных отношений. Они отказываются от всех наших приглашений приехать на Большое Собрание, на сенокос, на все праздники. И мы им ничем не обязаны.

Перкар хмыкнул.

– Они отказываются от наших приглашений потому, что не решаются ни на минуту оставить без присмотра свои дамакуты. У них буквально на закорках менги, брат мой. Отец один раз дрался против менгов, и мы чуть не потеряли все, что у нас есть. Это был какой-то собранный боевой отряд. Те, кто живет на окраинах, больше приспособлены к войне, чем мы здесь. Они подрубят нас под корень, как пшеницу. А если даже этого не случится и мы каким-то образом одержим победу, у нас за спиной тут же окажутся менги. Тебе-то, наверное, это не грозит, ты заберешь скот и вернешься в целости в Камышовую Долину. А вот у меня нет ни малейшего желания жить вблизи равнин.

– Значит, и Пираку у тебя нет желания получить? – насмешливо сказал Ангата. – Если ты не женишься и не одержишь победу, считай, что ты никогда ничего не получишь.

Перкар поджал губы.

– Мой дед женился на дочери человека, не имевшего ни клочка земли, и, кроме того, дед никогда ни с кем не сражался. Однако купил достаточно земли, что бы устроить там пастбища для тысячи голов рогатого скота.

– Твой дед заключил сделку с Владыкой Леса для того, чтобы отвоевать у леса землю. Такое удается раз за десять поколений.

– Верно. Все так и есть, – сказал Перкар с расстановкой. – А сейчас давай вернемся к работе. Обещаю не рубить конечностей.

– Согласен.

– Что касается головы, поручиться не могу, если ты выболтаешь, о чем мы с тобой здесь говорили.

Солнечный свет густел, постепенно превращаясь в золото, когда Перкар услыхал топот копыт за спиной. Рука его невольно сжала топорище – он все еще чувствовал себя неуютно после недавнего разговора с Ангатой о войне. По иронии судьбы Ангата только что ушел через горы в свои владения, считая, что долг его Шири так или иначе заплачен. А если вдруг случится, что приближающийся всадник какой-нибудь сумасшедший менг, Ангата многое потеряет, пропустив веселое зрелище.

Он узнал черно-рыжего жеребца его брата Хини.

– Эгей, старший брат! – заорал во всю мочь Хини – по голосу легко было угадать, что он чем-то взволнован, да и щеки пылали от возбуждения.

– Ты бы лучше надел седло, – сказал Перкар. – Калечишь ведь так коня.

Хини раздраженно насупился, хотя упрек брата явно не дошел до его сознания, и сразу же стал выкладывать новости.

– Здесь Капака. Отец хочет, чтобы ты пришел его приветствовать. Ну давай, прыгай. – Хини широко улыбнулся. – И уж не посетуй, братец, что без седла.

Перкар кивнул и взобрался на спину лошади позади брата. Десятилетний мальчуган с такими же каштановыми, как у матери, волосами и с тем же орлиным носом, что у Перкара, явно унаследованным от Шири, хотя у Хини нос был пока еще по-детски короткий.

Капака… Зачем я ему нужен? У Перкара свело в животе от страха.

– Ты вырос, Перкар, – сказал старик после того, как по всем правилам ритуала были произнесены приветственные слова и он принял первую чашу воти из рук Шири, но прежде чем поднести ее к губам, он поднял ее, воздавая честь хозяину дома. Капаке было лет шестьдесят с небольшим. Лицо, покрытое темным загаром, было все в шрамах и вместо бороды – щетина. Даже когда он сидел, было видно, что он на голову ниже отца и, значит, на полголовы ниже Перкара. Перкар сидел на полу, как того требовал обычай, – обращаясь к вождю, ты должен смотреть на него снизу вверх.

– Как же, как же. Я отлично помню постреленка, перемазанного грязью с ног до головы. Но то время прошло, и нынче ты стал взрослым мужчиной.

Отец хлопнул Перкара по плечу.

– Ты прав. Лучше него никто не владеет мечом, а работать может с утра до вечера без устали.

– Это хорошо, очень хорошо. Приятно видеть, когда мальчик правильно воспитан. – Капака второй раз пригубил чашу. Затем поставил ее на стол. – Ну а теперь, Шири, я хочу спросить кое-что о твоем стаде…