Текст книги "Конан и алтарь победы"

Автор книги: Грегори Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава вторая

– Значит, в живых никого не оставили? – спросил Конан. Был уже почти полдень следующего дня. В распахнутую настежь дверь «Пьяного вепря» вливался солнечный свет и полуденное тепло.

На всех столах, кроме одного, ножками кверху покоились деревянные скамьи. А за тем, единственным, сидели Хорг с сестрой, Конан, Аграмон и трактирщик.

* * *

Северянин проснулся лишь час назад. Первое, что он увидел,– улыбку симпатичной молоденькой дочери трактирщика Луары и кувшин с молоком, который она протягивала ему.

– Пей, Конан, это восстановит твои силы.

– Рад видеть тебя… э-э… Луара, да? Я замечательно себя чувствую. Прекрасно выспался. И без молока полон сил. Хочешь убедиться в этом?

– Не хочет,– раздался недовольный голос вошедшего в комнату Хорга.– Лучше выпей молока, и пойдем вниз. Поговорим.

– Давненько я не начинал день с молока! – И варвар залпом осушил кувшин.

За столом Конана ждал обильный завтрак. Увидев еду, киммериец вдруг ощутил такой голод, будто он не спал всю ночь как мертвец, а сражался на поле боя… или в постели.

Луара села напротив и с умилением разглядывала великана-северянина, опустошавшего тарелку за тарелкой.

– Помнишь, что вчера-то было? – спросил трапезничающего Хорг.

Конан смущенно ответил:

– Слушай, Хорг, похоже, я хватил лишку с Лионом и каким-то магом. Ну и уснул. Что в этом необычного для заведения твоего папаши? Ты и сам, помнится, не всегда меру знаешь…

– Лиона убили,– сказала вдруг Луара и заплакала.

– Рассказывай, Хорг.– Варвар отодвинул тарелку…

* * *

– …В живых, значит, никого не оставили?

– И тел их никто никогда не найдет,– ответил трактирщик Хоорс, отец Луары и Хорга.

– Жаль. Хотел бы я с кем-нибудь из них потолковать… Как же это маг усыпил меня?

– Сонное зелье в вино подсыпал,– сказал Аграмон.

– Да, я видела, видела, как он окунул рукав в кружку Конана! Подумала еще, что он просто перепил и не замечает, что делает…

– Лиона убили, потому что он бы вступился за Конана. Но вот зачем было кому-то похищать тебя, киммериец? Кому, по-твоему, ты мог понадобиться? – спросил Аграмон.

– Не знаю, старик, не знаю. Выяснить бы, кто они такие. Может, посланы кем-то, а?

– Ребята, конечно, прежде чем закопать, обыскали покойников. Ничего у них не было, ни гроша. Только на шее у каждого висело по такой штуковине,– Кузнец полез за пазуху и кинул на стол амулет на серебряной цепочке. Киммериец положил трофей на свою огромную загрубелую ладонь – золотой клубок змей, из которого выглядывала одна змеиная голова с высунутым из пасти раздвоенным языком и горящими рубинами в глазницах.

Тонкая работа. Не в наших местах ковали. Я-то знаю. Похоже на аргосских мастеров. Хотя я не большой знаток золотой ковки. Вот покажи мне подкову – сразу скажу, откуда она. Со всех краев их перевидал. Возьмем, например, казачью подкову…

– Подожди, Хорг. Потом. Конан, дай я посмотрю.

Великан-киммериец передал трактирщику странный талисман. Хоорс повертел его так и эдак, попробовал на зуб.

– Чистое золото. Большая редкость в наши времена. В таком виде продавать нельзя – вещица заметная. Переплавим. Цепочку выкинем – мелочовка. За это золото можно будет выручить не меньше пяти монет. Хорг, снесешь на базар меняле Макару. Он торговаться не станет – за хорошую вещь даст настоящую цену.

– Как красиво… и страшно.– Луара забрала амулет у отца.– Посмотри, Аграмон.

– Я уже не в первый раз вижу эту дрянь,– внезапно прозвучал полный едва сдерживаемого гнева голос варвара.– И мне это начинает надоедать.

– Ты и раньше встречал такой амулет? – заинтересовался сказитель.

– Да. И не однажды. Не прошло и двух дней, после того как я оказался в вашем городе. Тогда я еще не набрел на «Пьяный вепрь» и ночевал в «Веселых странниках»…

– Дрянное местечко,– счел нужным вставить трактирщик.

– Да уж, не дворец.– Конан вытер тарелку кусочком хлеба и отправил его в рот. Отодвинул посуду, облокотился на столешницу и медленно заговорил: – Возвращался я как-то туда с одного дельца. На улице – никого. Раз никого, так и бояться некого, думают некоторые. Но я – киммериец. А у нас говорят: чем тише вокруг, тем чаще оглядывайся. И не поступай я так с младых ногтей, давно бы уже был сожран могильными червями. Той ночью только я услыхал шорох откуда-то сверху, как кинжал уже был в моей руке. И меня тут же накрыла сеть – ее сбросили с крыши. Вслед за сетью вниз посыпались таившиеся там же людишки. Но пока они прыгали, я прорезал в сети дыру и просунул сквозь нее руку с кинжалом. Этого достаточно, чтобы достойно встретить ублюдков. Того, кто приземлился ближе всех, я достал ударом в живот. Тут кто-то прыгнул мне на спину. Хотел с ног сбить, подлец, но не получилось. Я стряхнул его и полоснул кинжалом по шее. Остальные замешкались, а я тем временем расширил отверстие и выбрался из сети. Ублюдки струсили и бросились наутек. Один, с дырой в животе, остался: мертвецы не бегают. Вот у покойника я и обнаружил такой амулет. Тем же вечером загнал его за ползолотого в «Веселых странниках».

– Трактирщику Феридуну? – спросил Хоорс.

– Ему.

– Ну-ну, странно, что он целый пол-золотой не пожалел. Это ж для него бешеные деньги!

– Отец! – нахмурилась Луара.– Конан еще не кончил рассказ. Он же сказал, что не единожды держал змеиный амулет в руках.

– Второй раз не держал, но видел. Кажется, именно такой. Ночую я, значит, в «Веселых странниках». В комнате на втором этаже. И сквозь сон слышу шум. Просыпаюсь, поворачиваю голову и вижу, как кто-то переваливается через подоконник. А с шеи у него амулет свешивается. Точь-в-точь как этот, я почти уверен. Хотя, конечно, могло со сна и померещиться…

– А дальше что? – Луара была само волнение.

– Дальше-то? Схватил я наглеца в охапку и выкинул в окно. Выглянул – с крыши веревка свешивается. Рванул ее. Оборвал. Мимо окна пролетел еще один наглец. Обоих подобрали с земли их дружки и уволокли куда-то. После той ночи я и решил подыскать новое место, поспокойнее. Мне подсказали «Пьяный вепрь». Так я здесь и очутился.

– Что ж тебя, как рыбу, сетью ловят? – ухмыльнулся Хорг.

– Вот оставили бы хоть одного в живых, сейчас бы все и узнали.

– Необходимо узнать.– Аграмон бросил золотой амулет на середину стола.– Я чувствую, от него исходит зло. Я не маг, но могу ощутить то, что недоступно другим людям. Здесь не обошлось без колдовства. Этот амулет излучает черную энергию… Черную энергию огромной силы.

– Быть не может! – ахнула Луара.

– Чушь! – Конан поднялся.– Если вдруг какой-то колдун решил извести меня, он бы придумал что-нибудь похитрее, а не посылал всяких недотеп с сетками или ядом. Он бы вызвал каких-нибудь демонов или превратил меня во что-нибудь…

– В крысу, например,– поддакнул Хорг.

– И вызовет,– сказитель говорил серьезно,– если ты не попытаешься опередить его.

– Некогда, старик, болтать о таких пустяках. Мало ли кто мечтает сжить меня со свету! Если здесь я не успел завести врагов, то в других местах их хватает. Просто кто-то притащился сюда по моим следам. Ну и что?

– Конан, как ты можешь оставаться таким спокойным? – В голосе девушки слышались восхищение и неподдельное беспокойство.

– После поговорим, добрая моя Луара. Пора идти. Спасибо за все. В Шадизаре меня уже давно ждут.

И Конан направился к выходу.

– Погоди!– остановил его Аграмон.– Послушай мой совет: Рано или поздно ты им воспользуешься. С силами, которые восстали против тебя, в одиночку не справиться. Надо хотя бы знать, откуда дует черный ветер и чего желает твой таинственный недруг. Но в этом городе тебе никто не поможет. Здесь нет ни одного достаточно сильного и искушенного волшебника, который сумел бы разгадать природу зла… Однако в лесу, в стороне от дорог, живет отшельник Моакст. Ты не поверишь, но он даже меня старше… Правда, я не знаю насколько. Когда-то, давным-давно, Моакст слыл великим магом и воином, посвятившим всю свою жизнь борьбе с Темными силами и приспешниками Зла… Но потом он почему-то бросил мир, ушел в лес и теперь живет в одиночестве и бедности. Если кто и сумеет помочь тебе, Конан, так это старый Моакст. Не ухмыляйся, воин, ты даже не представляешь себе, насколько велика грозящая тебе опасность.

– Ладно, старик, я запомню. Спасибо,– И с этими словами Конан вышел во двор.

Следом за порог трактира шагнул и Хорг.

– Эй, варвар, у тебя же нет лошади!

– Знаю, кузнец,– рассмеялся Конан.

– Это… Вчера Лион к нам на конюшню привел откуда-то жеребца. Он всегда прятал своих лошадей у нас. Так вот… м-м-м… возьми его.

– Думаешь, на коне я быстрее уберусь от твоей сестры? Не бойся за нее, приятель, я люблю женщин постарше. Пускай сперва подрастет… А жеребца я возьму. Лишь бы не попасться по дороге его хозяину.

– Продашь,– мрачно проговорил Хорг.

– А денежки спущу в вашем «Вепре». Тоже верно! Пошли к конюшне.

– И вот еще что…– Хорг замялся.– Ты все равно в город. Забирай эту безделицу.– Он раскрыл кулак, и лучи солнца заиграли на золотом змеином клубке.– Отдашь на базаре меняле Макару. Скажи ему, что ты от моего отца, он даст за нее пять золотых. Два твои… Тебе ведь не впервой заниматься такими делами, а я… ну… не так опытен…

Конан криво ухмыльнулся.

– Ладно, кузнец. Загляну и к меняле.

* * *

До города было рукой подать: миновать небольшой лесок, спуститься с холма – и дальше по прямой, через поле, к открывшемуся во всей своей красе Шадизару.

Конь оказался послушным и быстрым. Ветер трепал черные волосы всадника и рыжую гриву скакуна. За спиной седока подпрыгивал меч, по бедру била старая походная сумка.

Опустив поводья и предоставив жеребцу возможность самостоятельно продвигаться к городу неторопливым аллюром, Конан размышлял о предстоящем этой ночью Деле.

Как ему сообщил доверенный человек, на закате из Шадизара в Аренджун отправляются сборщики податей – везут в казну то немногое, что удалось собрать по окрестным селам. Охрана у этого крошечного каравана чисто символическая, поэтому ночная работа обещала быть легкой и быстрой. Это только с крестьянами сборщики податей смелы и жестоки, а попадись им на пути, да еще в темноте, настоящий воин, и вся их храбрость улетучивается, как утренний туман. Поэтому Конан и на этот раз решил действовать в одиночку: во-первых, не придется следить за подручными – как бы те не всадили кому-нибудь кинжал между ребер (Конан не любил убивать ни в чем не повинных людей, если только те сами не лезли на рожон), во-вторых, не придется делиться добычей, и в-третьих, никто не продаст, если городские власти вдруг нападут на след полуночных грабителей…

Неожиданно конь жутко заржал и встал на дыбы. Конан, никак не ожидавший подобного, не удержался в седле и полетел на землю. Падать с лошадей ему было не впервой. Перевернувшись в полете, он упал на бок и тут же откатился в сторону – подальше от бьющего копытами животного. Походная сумка слетела с плеча и валялась в дорожной пыли, как, впрочем, и меч. Конан вскочил на ноги и огляделся: что же могло так напугать жеребца? А конь, точно взбесившийся, несся прочь от места, где сбросил седока.

Вокруг не было заметно ничего странного или опасного.

Однако северянин знал, что животные гораздо лучше людей чуют опасность, и если он не увидел притаившегося неподалеку врага, то это не значит, что врага нет. Конан отметил, где лежит меч, чтобы при первой возможности броситься к нему, присел на корточки и еще раз, медленно, оглянулся, высматривая в окружающих дорогу зарослях хоть малейшее движение.

Движение он приметил – краем глаза и совсем не там, где ожидал.

– Что же это такое, Бел меня возьми,– прошептали его губы.

Валяющаяся в пыли дорожная сумка, в которой не было ничего, кроме пары серебряных монет, краюхи хлеба, четверти головы сыра, плоской фляги с вином и трофейного амулета, на глазах раздувалась, ткань ее натянулась и, казалось, вот-вот лопнет. По ней пошли волны – внутри явно что-то было, и явно живое, шевелящееся. Послышался треск рвущейся гиперборейской ткани, которую человек может разорвать изрядно поднатужившись…

И вдруг – хлопок!

Сумка разорвалась пополам, и из нее с быстротой дротика, раскручиваясь в полете, выстрелило толстое, как ножка стола, змеиное тело. Воздух прорезало жуткое шипение. На огромной голове чудовища сверкали два рубиновых глаза, меж источающих яд зубов дрожал алый язык. Тварь стремительно надвигалась на замершего в пяти шагах человека.

Другой на месте Конана вряд ли сумел бы увернуться. Но варвара спасла – как и много раз до этого – поистине звериная реакция. Мышцы ног сами собой напряглись и толкнули тело в сторону раньше, чем сознание оценило внезапную опасность. Грязно-зеленое, чешуйчатое, покрытое слизью чудовище нашло лишь пустоту в том месте, где за миг до этого находился человек. Змеиная туша шлепнулась на дорогу, но тут же из клубов пыли высоко поднялась шипящая, как три десятка обычных змей, гигантская голова со сверкающими багровым огнем глазами и завертелась из стороны в сторону, отыскивая свою жертву…

И увидела в десяти шагах от себя.

Конан уже оправился от неожиданности, отбежал в сторону и поджидал своего противника.

Теперь до меча было не добраться, из оружия у киммерийца оставался лишь острый кинжал длиной в пол-локтя. Конан сжал рукоять клинка и превратился в комок мышц и нервов, готовый к бою.

Спасаться бегством с места схватки – такое не могло прийти Конану в голову. Бросить свой меч, повернуться спиной к врагу – для сынов Киммерии нет большего позора.

Чудовищная гадина никак не меньше семи шагов в липу («И как эта тварь уместилась в сумке?» – пронеслось в мозгу Конана) подползала неторопливо, видя, что жертва не трогается с места, будто загипнотизированная блеском рубиновых глаз. И замерла в двух шагах от жертвы.

Человек и змея смотрели друг другу в глаза: спокойные, горящие голубым огнем глаза варвара и безжалостные, полыхающие багряным пламенем – рептилии. Жуткие пер. вые мгновения… Змея сделала свой бросок, метя Конану в ногу. Но мощный удар клинка, пробив чешуйчатую кожу, как гвоздем прибил гадину к земле. Не дав противнику опомниться, Конан придавил коленом бьющееся тело. Одной рукой он прижал змеиную башку к земле, а другой, выдернув кинжал из раны, принялся наносить удар за ударом.

Но длинное туловище чудовища стало опутывать киммерийца, точно канатом. Варвар почувствовал, как ледяные тиски сжимают ноги, как тело обвивает склизкая шершавая мразь. Долго сопротивляться железным объятиям было невозможно.

Рука Конана, в которой был зажат кинжал, ритмично поднималась и опускалась. Из расширяющейся рваной раны змеи фонтаном била черная, густая, с едким мускусным запахом жидкость. Но гадина все еще была жива. Еще мгновение – и варвар уступит ее железной хватке и позволит спеленать себя…

Конан издал дикий, нечеловеческий крик и, понимая, что у него осталась только одна, последняя попытка, собрал оставшиеся силы, ухватился за израненную змеиную голову и что есть мочи рванул ее вверх и вбок.

Раздался оглушительный хруст, руки Конана залила смрадная жижа, заменяющая бестии кровь, и голова змеи отделилась от тела. Варвар тут же откинул ее далеко в сторону и почувствовал, как сжимавшие его путы слабеют…

* * *

Останки гигантской змеи разлагались прямо на глазах, и вскоре от кошмарной твари осталась лишь лужица черной жижи.

Конан вытряхнул из разорванной сумки хлеб, сыр, деньги, флягу… Все было на месте. Кроме, как он и заподозрил, проклятого амулета.

– Колдовство, будь оно неладно,– со злостью процедил он. Киммериец ненавидел магию и магов и всегда старался держаться от них подальше. Ему были больше по душе двуручный меч и честный поединок в открытую. Но, похоже, сейчас все-таки предстоит иметь дело с колдуном. Должно быть, старик-сказитель прав – Конана преследует кто-то из знатоков заклинаний и любителей вызывать из мрачных глубин преисподней всяческие порождения Тьмы. Что ж, придется – чтоб им всем пусто было! – оставить на время спокойный воровской промысел и разузнать, кто и зачем объявил на него охоту. Кром с ними, со сборщиками налогов,– своя жизнь дороже жалких крестьянских медяков… Где там у нас живет этот маг-отшельник?

Глава третья

Повозка остановилась около расколотого молнией дуба на обочине Большого Тракта, и мальчишка первым спрыгнул на землю. В незапамятные времена вдоль дороги неприступными стенами возвышались могучие колонны деревьев. Теперь же лес заметно поредел, иссохшие стволы тянули в небо корявые, с редкими зелеными листочками сучья-пальцы, многие деревья, не выдержав борьбы за жизнь на этой бесплодной почве, рухнули… И все же взгляд проникал в глубь леса самое большее на пять шагов, а потом тонул в царящих там вечных сумерках, путался в переплетении ветвей, терялся в частоколе толстых, поросших серым мхом стволов. Висела звенящая тишина, словно лес притаился, разглядывая незнакомцев. Лишь где-то наверху таинственно и едва слышно шумели кроны, да какая-то птица изредка вскрикивала в чащобе.

– Ну вот, приехали,– сказал возница и с сомнением поглядел на Конана.– Там, в дупле дуба, Стагир обычно оставляет ему еду… Но не думаю я, что старику придутся по душе незваные гости.– И он потрепал золотистые локоны мальчишки.

– Дядя Гарпаг просто боится за меня,– серьезно объяснил Конану парнишка.– Дикие звери и все такое…

– Гарпаг,– обратился киммериец к вознице,– без Стагира я ни за что не найду дорогу к отшельнику. А к вечеру мы вернемся сюда живыми и невредимыми. Пока со мной мой меч, никакие дикие звери не осмелятся к нам приблизиться. Не беспокойся и, главное, дождись нас.

Устремив задумчивый взгляд в глубину леса, Гарпаг в нерешительности погрыз заусенец на большом пальце и вздохнул.

– Дурное у меня предчувствие, Конан… Но я сказал, что помогу тебе, и сдержу слово. Но и ты обещай, что присмотришь за Стагиром.

– Обещаю.

– Что ж… да хранят вас боги лесов. Ступайте.

Конан помог Стагиру вытащить мешок с едой для Моакста, и, попрощавшись с Гарпагом, они двинулись к лесу. Достигнув первых деревьев, они обернулись, и Стагир весело помахал вознице.

Лес начался сразу – непролазный бурелом, страна корней и высоких сухих трав, коварных ветвей, так и норовящих уцепиться за волосы.

Кроны деревьев скрыли солнце, превратив ясное утро в поздний вечер. Заметно похолодало.

Стагир беззаботно двигался впереди Конана, с ловкостью обезьяны перепрыгивая через, скользя между, проползая под всеми ловушками сумрачного леса. А Конан пыхтел сзади, изо всех сил стараясь не отстать от мальчугана. Приходилось ему несладко. Плотная стена растительности с неохотой пропускала его огромную фигуру; меч то и дело застревал в корнях могучих деревьев, паутина так и липла к лицу, ветви, казалось, только и ждали, чтобы запутаться в пышной гриве иссиня-черных волос киммерийца…

Некоторое время Конан, стиснув зубы, мужественно терпел, но когда его нога по колено провалилась в какую-то зловонную яму, коварно поросшую сверху невинной травкой, он не выдержал и взмолился вслед мелькавшей далеко впереди фигурке:

– Стагир, подожди, я не могу за тобой угнаться! Мальчуган тут же вернулся и виновато смотрел, как с отвращением стряхивает грязь, облепившую его

– Ой, извини! Я и забыл, что ты не охотник.

– Уф…– Конан оттер пот со лба.– Зато ты, как я погляжу, чувствуешь себя в лесу как рыба в воде.

– Ага! Я же родился здесь. Мы тут очень хорошо жили… пока в город не перебрались.

– Могу себе представить. Ни один дикий зверь, не говоря уж о простом смертном, сквозь эти дебри не проберется.

– Да нет тут никаких диких зверей! – засмеялся Стагир.– Сказки все это. Лес мертвый. Я, например, ни одного не видел.

– Ты меня успокоил… Ну ладно, пора двигаться дальше. Только помедленнее. Далеко еще?

– Не то чтобы очень… Это возле Тракта лес такой недобрый – он людей не любит. А дальше легче будет.

И точно: задолго до полудня, когда они лиги на две углубились в чащу, лес неожиданно поредел, исчез непроходимый лабиринт могучих корней, сквозь кроны деревьев пробились солнечные лучи, и на душе стало веселей. Выйдя на залитую мирным дневным светом полянку, они решили устроить привал – перекусить и отдохнуть немного. Конан кинжалом отрезал ломоть ароматного ржаного хлеба и протянул его Стагиру. Потом отрезал и себе, но для начала сделал основательный глоток из фляги, дабы восстановить подорванное борьбой с зарослями здоровье.

Помолчали. Конан чувствовал себя немного неловко – как, впрочем, и всегда в компании подростков. Не знал он, как вести себя с этими маленькими, загадочными существами, именуемыми детьми. Не было у него опыта общения.

– Э… Хм… А откуда ты знаешь, где живет этот отшельник? – нарушил киммериец затянувшееся молчание, когда завтрак был съеден, а время отправляться в путь еще не пришло.– Мне говорили, что он никого не подпускает к своему жилищу и никому не известно, где оно находится.

Стагир сунул в рот травинку и хитро поглядел на Конана.

– А я однажды проследил, куда он уносит еду из дупла.

– Понятно. И чего ради люди его подкармливают, раз уж он такой затворник?

Стагир пожал плечами.

– Не за так ведь. В обмен Моакст дает нам целебные травы, настойки делает, зелья всякие лекарственные. Вот, к примеру, в прошлом году бабка Альбара, соседка дяди Гарпага, захворала. Лекарь сказал, что до следующей недели не доживет. И что же? Моакст…

– Тихо! – вдруг цыкнул Конан и, вглядываясь в заросли кустов на противоположной стороне полянки, медленно потянул меч из ножен.

– Что?..– испуганным шепотом спросил Стагир и на всякий случай придвинулся к северянину поближе.

Несколько мучительно долгих секунд Конан напряженно вслушивался, но вокруг все было мирно и покойно.

– Показалось,– сказал он.– Вроде бы там кто-то шевельнулся… Нет, все-таки лес не моя стихия.

– Кролик, наверное.

– Кролик? Может быть. Но не хотел бы я повстречаться с кроликом таких размеров.

Значит, показалось,– успокоил Стагир.– Я же говорил, диких зверей тут уже давно никто не видел.

– Ну и слава Крому. Так что ты там про бабку говорил?..

* * *

Застать Конана врасплох, напасть так, чтобы он хотя бы последний миг не успел среагировать, было почти невозможно. Звериные инстинкты варвара, обостренные его полной тревожных приключений жизнью, позволяли ему почувствовать приближение опасности, даже не видя ее. И он почти всегда успевал повернуться к опасности лицом. Почти всегда…

Его инстинкты были бессильны лишь перед потусторонними силами, перед порождениями темных областей Неведомого, предвосхищать появление которых можно, лишь познав тайны искусства магии. А Конан отнюдь не стремился постигать эти тайны. Его удел – быть воином, а не чародеем…

* * *

Земля разверзлась в том месте, где сидел Стагир, и что-то темное стремительно рванулось вверх из самых недр и впилось в тело мальчика. Истошный крик пронзил лесную тишь… и тут же стих.

Неведомая тварь потянула ребенка вниз, под землю, но Конан уже летел в прыжке, обнажив меч. Его острый клинок рассек скрывавшуюся в норе тварь. Во все стороны брызнула зловонная черная жидкость. Ее капли заставляли чернеть траву и обжигали кожу киммерийца.

Конан не замечал этого.

Он подскочил к Стагиру, упавшему возле ямы, в которой пульсировало и дергалось в агонии нечто, и перевернул ребенка на спину. Покрытая зелеными бородавками огромная змеиная башка, отделенная ударом меча от шеи, словно отвратительный нарост возвышалась на тельце парнишки. Зубы твари вонзились в левый бок Стагира, достав до самого сердца.

Конан попытался разжать сомкнувшуюся змеиную пасть, хотя видел, что мальчик мертв и ему уже ничем не поможешь. Но оставить эту мерзость даже в небьющемся сердце он не мог.

Вздулись от напряжения мускулы варвара-исполина, на побагровевшей шее билась жила, но пасть не поддавалась, будто адские силы все еще помогали гнусной дохлятине.

Конан был не из тех, кто сдается. Он удвоил усилия – и вот… Пасть с отвратительным скрипом разжалась, и острые зубы – каждый размером с небольшой кинжал – вышли из тела. Киммериец отбросил голову гадины подальше…

* * *

Конан унес мертвого мальчика с проклятого места и, выкопав могилу у подножия высокого холма, предал его тело земле. Сердце киммерийца разрывалось от боли и гнева. Он постоял над могилой, потом подобрал мешок Стагира и стал взбираться на холм.

Тревожные мысли одолевали Конана. Гибель мальчика… Еще одна гигантская змея… Черный узел проклятого колдовства все туже затягивался вокруг него. Теперь Конан не сомневался: какой-то колдун стремится расправиться с ним. Но кто и зачем? Когда и где киммериец перешел ему дорогу? И почему на этот раз жертвой злых козней стал ни в чем не повинный мальчишка? Что это, ошибка колдуна?.. Да, необходимо поскорее все выяснить. Может, этот чертов отшельник что-нибудь знает?.. Но его еще надо найти…

Столетний сухой дуб возвышался на холме, как патриарх на троне. Он отозвался недовольным поскрипыванием, когда какой-то человечишка вздумал потревожить его, взобравшись на самую вершину.

Конан внимательно оглядывал расстилавшиеся внизу желто-зеленые дали. Вот его взгляд застыл – он заметил поднимающийся над лесом дымок. «Дым из трубы, а не от костра,– определил киммериец.– Как раз в той стороне, куда мы шли со Стагиром. Клянусь Кромом и Митрой, это он, отшельник. Что ж, скоро я пожалую к тебе в гости…»

* * *

У подножия поросшей мхом скалы притулился деревянный домик – небольшой и на первый взгляд старый, как сам этот лес. Из трубы на крытой соломой крыше вился сизый дымок, однако из-за притворенной двери не доносилось ни звука. Окон в хибаре не было.

Конан подошел к двери и постучал рукоятью кинжала – вежливо, но настойчиво. Изнутри донесся шорох, и снова все стихло.

В ветвях деревьев громко крикнула какая-то птица, тяжело взлетела, хлопая крыльями, и скрылась за кронами.

– Моакст! – громко позвал Конан.– Ты здесь? Я принес еду.– Ответом был прежний шорох, и опять воцарилась тишина.– Моакст, мне нужна твоя помощь! Открой!

– Я тебя не знаю,– донесся из-за двери тихий голос.

– Меня зовут Конан, а прийти к тебе мне посоветовал сказитель Аграмон – знаешь такого? Открой! Я попал в беду…

Молчание. Потом:

– Уходи отсюда. Я не желаю никого видеть.

– Отшельник! – Конан начал терять терпение.– Я пришел сюда не развлечения ради, мне и в самом деле нужна помощь! Меня хотят убить, они убили уже несколько человек, и, не получив ответы на свои вопросы, я отсюда не уйду! Аграмон говорил, что отшельник Моакст сумеет помочь… Так ты отопрешь, или мне вышибить дверь?

– Я ничего не могу для тебя сделать. Я никому не помогаю. И никому не мешаю. И не хочу, чтобы мешали мне. Поэтому уходи.

– Тогда я выломаю дверь,– пообещал Конан, хотя делать этого не собирался. Пока, во всяком случае.

Ответом было молчание.

– Послушай, Моакст! Какой-то черный маг задумал убить меня, а в одиночку мне с ним не справиться. Я даже не знаю, кто он такой и что ему от меня надо. Мне сказали, у тебя есть ответы на мои вопросы, а раз так, то я их получу. И не от меня зависит – добром или силой. Если понадобится, я душу из тебя вытрясу и не посмотрю, что ты вроде как святой… Ясно? Мне терять нечего, я не стану дожидаться, пока еще какая-нибудь гигантская змеюка решит сожрать меня за обедом…

– Змея? Ты сказал – гигантская змея? – После недолгой паузы вновь раздался голос, и по тону хозяина домика стало ясно, что тот не на шутку встревожился.– Какая змея?

– Обыкновенная!.. То есть, тьфу, конечно, необыкновенная! Локтей пятнадцать в длину, зеленая, с черной кровью. Аграмон сказал, что…

Дверь неожиданно распахнулась, и Конан наконец увидел Моакста. Отшельник являл собой полную противоположность тому, каким представлял его себе киммериец. Был он невысок, но крепко сбит, с колючими глазами, зорко глядящими из-под густых бровей, и растрепанной седой бородкой. Выглядел он никак не старше Аграмона, лет на сорок. Моакст явно был напуган, хотя и пытался это скрыть.

– Заходи,– коротко бросил отшельник и, отступив в сторону, сделал приглашающий жест. Он был одет в длинный плащ, разрисованный непонятными символами и таинственными рунами. Плащ был ему явно мал.

Конан вошел.

В доме отшельника была всего одна комната. В центре возвышался тяжелый, громоздкий стол, заваленный раскрытыми фолиантами, свитками и манускриптами. Тут же стояли колбы темного стекла всевозможных форм и размеров (в некоторых даже что-то булькало). В углу, возле аккуратно застеленного топчана, в очаге ровно горел яркий огонь, освещая всю комнату. Вдоль стен тянулись полки, уставленные книгами, баночками, запыленными сосудами и прочими вещицами, без которых, как полагал Конан, ни один уважающий себя маг не обходится. Он посмотрел на потолок, ожидая увидеть чучело крокодила – неизменный атрибут всех его знакомых шарлатанов,– и точно: чучело там висело, но не крокодила, а огромного, размером с крупную собаку, комара.

– Прошу извинить меня за негостеприимство,– сказал Моакст.– Я отвык от людского общества… Долгие десятилетия живу в затворничестве, общаюсь лишь с книгами и с самим собой… Садись, нежданный гость. Как, говоришь, тебя зовут?

– Конан из Киммерии,– ответил варвар, усаживаясь на деревянную лавку.– Я не хотел нарушать твое одиночество, но, уж поверь, без тебя мне не обойтись…

– Да-да,– быстро сказал отшельник.– Боюсь, сложившиеся обстоятельства весьма и весьма скверные. Рассказывай же… Хотя нет, что это я? Ты долго был в пути, устал. Сейчас я приготовлю что-нибудь поесть…

– Не надо,– остановил его Конан.– Я принес с собой еду, которую тебе обычно оставлял в дупле старого дуба мальчик по имени Стагир… Он погиб сегодня.

Моакст промолчал. Конан достал из сумы хлеб, голову сыра, мясо, кувшин легкого вина. Отшельник, небрежно сдвинув рукописи в сторону (некоторые упали на пол, но он не стал их подбирать), освободил место для трапезы. Конан нарезал сыр, разломил хлеб, налил вина в глиняные кружки, и оба с аппетитом пообедали. Киммериец был голоден, но старался есть поменьше, чтобы не отнимать кусок хлеба у бедного затворника… Хотя, откровенно говоря, бедным Моакст никак не выглядел.

За едой Конан рассказал свою историю. Выслушав киммерийца, Моакст тяжело вздохнул и проговорил:

– Плохие новости ты принес, Конан. Хотелось бы мне ошибиться, но факты весьма красноречиво и недвусмысленно говорят об обратном. Тебе – да и не только тебе, нам – грозит смертельная опасность… Значит, амулет исчез?

– Да.

– Жаль. Хотелось бы посмотреть на него собственными глазами и убедиться, что мои подозрения верны.

– Так тебе знаком этот символ – клубок золотых змей с рубиновыми глазами? Ты сумеешь помочь мне?

– Ответ на первый вопрос – да. На второй – нет. Против тебя действует сила, равной которой трудно сыскать в наших краях.