Текст книги "Теранезия (ЛП)"

Автор книги: Грег Иган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Не глупи, – устало улыбнулась Грант. – Ты же знаешь, я не могу этого сделать.

– Отлично. Это ваш проигрыш.

Он повернулся и пошел прочь.

– Эй, – Грант схватила его за плечи. – Я всегда могу спросить у твоей сестры.

– У моей сестры? – засмеялся Прабир. – Вы для нее совершенно чужой человек, ученый-соперник и могильщик информации. И вы думаете, он предложит вам более выгодные условия?

Грант нахмурилась, скорее будучи сбитой с толку, чем сердитой.

– Ну почему ты такой придурок? Мог бы и дальше держать меня в неведении; по крайней мере, я бы не знала, что теряю. Я не могу сделать, то, что ты просишь. Я подписала контракт: да они мне руки поотрубают.

– Вас могут посадить?

– Я сомневаюсь в этом, но вряд ли…

– Так дело только в деньгах? От них нужно будет просто откупиться?

– Ага. Только в них. Неужели сейчас выяснится, что ты любимый ребенок Билла Гейтса?

– Если это исследование настолько важно, и вы заявите о нем во всеуслышание, – сказал Прабир, – то вы считаете, что нельзя будет заработать деньги, только сделав это? Вдумайтесь: реальные деньги в любом случае вряд ли будут крутиться в применении биотехнологий. Что бы здесь не происходило, не приведет к решению каких-либо проблем в медицине – и, даже если ваша теория верна, это не позволит создать домашних динозавриков способом более простым, чем это позволяет сделать обычная генетика. Но, если вы все правильно провернете, то сможете стать известнейшим ученым с миллиардными контрактами за право опубликовать вашу историю.

Грант удивилась.

– Это чистая фантазия. Ты поэтому решил все рассказать? Надеешься заполучить миллионный контракт, как соавтор?

Прабир не удостоил ее ответом.

– Возможно, права и не принесут таких денег. Но я не верю, что вы не найдете способа заработать на этом деньги, если приложите усилия.

– Я никогда не подозревала, что ты обо мне такого высокого мнения.

– Я всегда могу отвести туда экспедицию. Мадхузре решила ничего им не рассказывать: он не хочет беспокоить покой наших родителей. Единственная причина, по которой я вообще прошу вас – это избежать ее возвращения туда.

Грант колебалась, заново переоценивая имеющуюся информацию.

– Ваши родители погибли там? Во время войны? И вы остались совсем одни вдвоем?

– Да.

Прабир не хотел раскрывать так много подробностей; он видел, как сочувствие разъедает врожденный цинизм Грант и от этого он чувствовал себя намного хуже, чем тогда, когда просто лгал ей.

– Спонсоры заткнули их, так же, как и вас. Вот почему ничто из того, что они сделали, никогда не было опубликовано. Я хочу, чтобы то, что они начали, было закончено, как следует, с информацией, доступной всем. Так, как должно было бы быть всегда.

Грант с сожалением покачала головой.

– Я не могу рисковать. Это может сделать меня банкротом.

– Так что, ваш спонсор похоронит вас в безвестности, как «Силк Рэйнбоу» похоронила моих родителей? Во-первых, у вас есть лучшая теория. Вы работали так же много, как и все эти люди, – Прабир жестом показал на палатки вокруг. – Если я отведу их к источнику, и какой-то идиот из Гарварда наткнется на ответ, вам не достанется даже сноски.

Прабир тревожно смотрел на Грант, раздумывая, не слишком ли прямолинейно он все изложил. Но, если она не смогла приспособиться к стриктурам академического сообщества, то ее должно возмущать каждое ограничение свободы, к которому принуждал ее спонсор. И, если существует способ обвести и тех и других вокруг пальца, не пострадав при этом, да еще и с возможностью выйти из этого покрытой славой, то она должна поддаться искушению.

– Я не могу решить прямо сейчас, – прошептала Грант. – Я должна подумать об этом, должна поговорить с Майклом…

– Я даю вам время до рассвета. Буду ждать вас на берегу.

Грант в ужасе глянула на часы.

– Три часа?

– Это в три раза больше, чем вы дали мне Амбоне.

– Но я же тебе дала время на сборы! Речь шла не об азартных играх с собственной жизнью.

– Не шла. Но вы тогда ничего не сказали о том, что бросите меня на съедение змее.

Грант открыла рот, собираясь протестовать.

– Шучу я, шучу! – сказал Прабир. – Это был длинный день.

* * *

Прабир лежал без сна на одолженной ему кровати. Он сказал часам разбудить его без четверти шесть, но уже к пяти его беспокойство не позволило оставаться в палатке. Он надел собственную одежду – выстиранную в пресной воде и высушенную снаружи – и направился вниз к берегу.

Он сидел и смотрел, как гаснут звезды, слушая первые трели птиц. Прерванный сон остался неприятным вкусом во рту, а восприятие было каким-то болезненно-острым, будто все чувства облили растворителем и даже набухающее яркостью, но все еще бледное небо, раздражало глаза. Во всем теле поселилась боль от чего-то большего, чем просто физические усилия; так же болели икры, после похода через болото, но сейчас казалось, такую боль испытывает каждый мускул. Он уже испытывал такие же ощущения на рассвете на островах Танимбар после долгого путешествия на лодке. Когда умирающий солдат позволил ему приобщиться к большой тайне.

Где-то, дальше по пляжу раздались звуки. Один из мужчин с рыболовного судна совершал salat al-fajr — утреннюю молитву мусульман. Мурашки пробежали по коже Прабира, но ощущение, что за ним охотятся, продлилось лишь долю секунды – рыбак оказался молодым меланезийцом, и близко не похожим на солдата.

Закончив молитву, мужчина подошел и дружелюбно поприветствовал Прабира, представившись Субхи и предложив тому самокрутку. Прабир отказался, но они посидели рядом, пока Субхи курил. Табак имел аромат гвоздики и потенциал использования этого рецепт в качестве фумигатора был явно недооценен.

Пришлось побороться за то, чтобы поддерживать разговор; индонезийский по-прежнему преподавали в школах на всей территории республики, но, насколько Прабир мог судить, они оба владели им одинаково плохо.

Указав на молельный коврик Субхи, он, в шутку, спросил, не был ли тот единственным набожным человеком на судне.

Такая инсинуация привела Сабхи в ужас.

– Другие люди тоже благочестивые, но они христиане.

– Я понимаю. Прости меня. Я не подумал о такой возможности.

Субхи великодушно признал, что это была понятная ошибка, и пустился в длительное перечисление достоинств своих товарищей по команде. Прабир слушал и кивал, понимая смысл лишь половины услышанного. Лишь спустя несколько минут он понял, что ему рассказывают о чем-то еще. Деревня Субхи на одном из островов Кай была разрушена во время войны. Вся его семья была убита и он оказался единственным выжившим из более чем двух сотен человек. Его приютили и вырастили в деревне христиан, связанной долгом pela с его собственной и он продолжал жить там, хотя, когда не уходил в море, то по пятницам отправлялся молиться в мечеть в другой деревне. Это было очень хорошее решение, по крайней мере, пока он не женился, потому что он мог придерживаться веры отцов, не расставаясь с друзьями.

Когда Субхи закончил, Прабир не произнес ни слова. Как могли такие потери оставить в душе так мало горечи? Религия была здесь ни при чем; идея pela не происходила ни из христианства, ни из ислама – она являлась результатом стратегии, разработанной для нейтрализации негативных эффектов неизбежного смешения обеих религий. Но какая-то комбинация индивидуальной психологической устойчивости и либеральной культуры позволили этому человеку пережить случившуюся в детстве трагедию, похоже, без особых для него последствий.

Прабир испытал потребность ответить взаимностью, поведав свою собственную историю. Он спросил Субхи, знает ли тот остров со спящим вулканом, в семидесяти километрах к юго-западу.

Лицо Сабхи помрачнело.

– Это плохое место. Там водятся духи. – Он по-новому посмотрел на Прабира. – Ты сын индийских ученых, которые отправились туда еще до войны?

– Да.

Прабир был удивлен, что его опознали таким образом, но затем вспомнил рабочих с островов Кай, которые помогали его родителям возвести кампунг. Если с тех пор Теранезия приобрела сверхъестественную репутацию, то ее новейшая история могла стать широко известной.

– Что за духи? – спросил он. – Духи в виде животных?

Любая предварительная информация об измененной фауне могла помочь им подготовиться.

Субхи через силу кивнул.

– Там много разных духов, выпущенных в мир в наказание за военные преступления. Видимых и невидимых. Овладевших животными и людьми.

– Овладевших людьми? – Прабир задумался, а было ли это лишь формализованным перечислением метафизических возможностей. – Кем? Там же никто не живет сейчас, так ведь?

– Так. – Сабхи смущенно смотрел в землю.

– Кому же эти духи навредили? Там останавливалось какое-то судно?

Сабхи кивнул.

– Когда?

– Три месяца назад. Чтобы сделать ремонт.

– И что, люди на борту заболели?

– Заболели? В каком-то смысле, – неохотно признал Сабхи.

– Они ели что-нибудь на острове? Они ловили каких-нибудь животных? Как именно они болели?

Сабхи с болью на лице покачал головой.

– Нельзя так неуважительно говорить об этом.

Прабир не хотел его обижать, но, если существуют какие-либо доказательства воздействия на человеческую ДНК, то не может быть ничего более важного, чем проследить их.

– Я мог бы встретиться с этими людьми? Если бы пришел к ним в деревню?

– Это невозможно. – Сабхи резко поднялся на ноги, отряхивая одежду от песка. – Мне пора присоединиться к друзьям.

Он наклонился и пожал Прабиру руку, затем отправился прочь вдоль пляжа.

– Люди, которые побывали на острове, – спросил Прабир вслед. – Они живы, или умерли?

Последовало долгое молчание, затем Сабхи ответил не оборачиваясь:

– С божьей помощью, они обрели покой.

* * *

Грант появилась в двадцать минут седьмого.

– Я почти отчаялся дождаться вас, – сказал Прабир. – Вы решили?

Она протянула свой планшет. Прабир вытащил свой и открыл на нем ту же страницу, затем перезагрузил ее, подключившись через случайный прокси, чтобы убедиться, что та действительно является общедоступной.

Он полистал представленные данные, но у него не было способа проверить, верны они или нет – он должен был просто довериться Грант. Потом он заметил логотип спонсора: кольца Борромео, составленные из вращающихся плазмид. Логотип зафиксировал его взгляд и с гордостью произнес: «Эта информация предоставлена вам „ФармоНуклеик“, в рамках сервиса для научного сообщества».

Прабир с удивлением посмотрел на Грант.

– Вы хотите ткнуть их в это носом? Разве вы тем самым не напрашиваетесь на иск?

– Они ни на кого не собираются подавать в суд, – сказала Грант, как ни в чем не бывало. – Я рассказала им о твоих условиях, и они согласились открыть все данные. Они не видят никаких серьезных патентных перспектив, учитывая то, что экспедиция и сама собрала немалое количество данных. Вместо того, чтобы просто потерять уже вложенные деньги, они лучше получат хороший пиар. А, и долю в восемьдесят процентов от всех контрактов с СМИ.

– Вы гений! – Прабир был восхищен. – Почему я не додумался до этого?

– Неверно направленная враждебность по отношению к власти?

– Ха! Это же вы мне сказали, как сильно ненавидите, когда вам затыкают рот. Я думал, вы все отдадите за предлог, который позволит отхватить им руку.

– А еще я сказала, что у меня есть семья и я должна ее обеспечивать, – сухо ответила Грант.

Прабир подхватил свой рюкзак. Он все еще испытывал боль во всем теле, однако подавленное состояние, в котором он пребывал на рассвете, ушло. Даже если коллеги Мадхузре и поверят ее запоздалым признаниям, то не смогут ничего немедленно предпринять из-за материально-технической инертности экспедиции. Если они с Грант вернуться через день или два с добытыми на острове образцами – и все, полученные ими данные будут общедоступны – не будет никакой необходимости срочно совершать повторный визит. Возможно, их результаты и будут, в конечном счете, заслуживать более тщательных и всеобъемлющих наблюдений, но у экспедиции ограничены как бюджет, так и сроки. Мадхузре вернется в Торонто задолго до того, как кто-нибудь снова пройдет рядом с Теранезией.

– Вы готовы? – спросил он.

– Ага. А ты уверен, что способен сейчас этим заниматься?

– Я способен заниматься чем угодно, что не связано с мангровыми зарослями.

Грант положила руку ему на плечи и торжественно сказала:

– Я не должна была бросать тебя. Это был глупый поступок и мне действительно очень жаль. Мы больше не будем разделяться.

* * *

Обратный путь вдоль берега оказался намного легче, чем через джунгли. Они проплыли в кристальной чистой воде, мимо узкого залива, ведущего к мангровым болотам, у внутренней кромки рифа, где им, по крайней мере, было бы видно любого приближающегося хищника. Но, несмотря на огромное количество рыбы, они преодолели этот участок пути беспрепятственно – по-видимому, болота и леса казались хищникам более привлекательными охотничьими угодьями.

Когда они снова брели вдоль пляжа, Прабир рассказал Грант историю Субхи о рыбаках.

– Это может значить все, что угодно, – сказала она. – Возможно, они приготовили блюдо из каких-то растений, которые привыкли считать безопасными, а оказалось, что те стали вырабатывать какой-то новый защитный токсин.

– Ага.

Похоже, это и есть самое простое объяснение. И если эти люди умерли в муках, будучи в состоянии психоза и страдая галлюцинациями, то этого вполне достаточно, чтобы подтвердить наличие духов. Прабиру хотелось бы иметь возможность расспросить еще кого-нибудь об инциденте, но у них не было времени смотаться на острова Кай, чтобы охотиться на заслуживающих доверия свидетелей события, о котором даже говорить никто не хотел.

– Расскажи мне о работе своих родителей, – сказала Грант.

Прабир вкратце обрисовал события, которые привели Радху и Радженду на остров. Он уже очень давно не обсуждал это ни с кем, кроме Мадхузре и, слушая, как он предает ее – доверяя незнакомке семейную историю, чтобы не дать Мадхузре самой воспользоваться ею – чувствовал себя намного хуже, чем ожидал. Но Грант выполнила свою часть сделки, и у него не было никаких оснований считать, что родители могли захотеть сохранить что-то из этого в тайне.

– Ты можешь описать бабочек?

– Они имели черно-зеленую окраску. Изумрудно-зеленую. Еще был узор, своего рода концентрическая разметка, похожая на пару глаз. Они были довольно большими: каждое крыло размером с руку взрослого человека. Что-то там еще было насчет вен в крыльях и расположения гениталий, чему родители придавали большое значение, но подробностей я не помню.

– Ты сможешь опознать другие стадии? Яйца, личинки, куколки?

Прабир представил себе, будто стадия за стадией выстроились у него перед глазами. Он был в домике бабочек всего один раз: ночью, в темноте. Но перед его внутренним взором всплыло содержимое всех клеток. Покрытая шипами, издающая шипение личинка. Оранжево-зеленая, похожая на гнилой фрукт, куколка.

– Я не уверен.

Это прозвучало, будто со злостью брошенное «отстаньте от меня».

Грант повернулась и взглянула на него, удивленная его тоном.

– Просто их, возможно, будет собрать проще, чем взрослых особей. Но, если ты не можешь вспомнить, то это отнюдь не конец света.

* * *

Они добрались до корабля сразу после полудня. Прабир распаковал образцы, которые он собрал по дороге к болоту, и, хотя питон испортил половину контейнеров с образцами крови, вчерашнее утро можно было считать не полностью потерянным.

У Грант не возникло проблем с нахождением острова на карте, по указаниям, которые он ей дал и она попросила Прабира проверить. Он провел пальцем по безликому набору контуров на экране – эху спутникового сигнала, перемолотому через миллиарды вычислений, чтобы сформировать изображение, которое человек смог бы нанести на карту, потратив как минимум месяц упорного труда.

– Это она. Это Теранезия, – сказал Прабир.

Грант улыбнулась.

– Ты и впрямь так ее назвал?

– Ага. Ну, я придумал это название и родители согласились с ним. Но это никак не было связано с бабочками – уже примерно через неделю мне было невыносимо скучно с ними. Я уделял не слишком много внимания настоящим животным – я придумывал своих собственных. Монстров, которые поедали детей и гонялись за нами по острову, но так никогда и не смогли поймать.

– Ах, у всех есть нечто подобное.

– Правда? В Калькутте их у меня никогда не было. Там не было места.

– Я собрала весьма неплохой бестиарий, – сказала Грант, – в лестничном колодце двенадцатиэтажного дома. Не то, чтобы я была вне конкуренции: один из моих идиотов братьев попытался присвоить дому некое подобие многоуровневой метафизической структуры – наполненной эфирными сущностями разного духовного уровня, вроде как в ущербной космологии Дорис Лессинг или Клайва Льюиса – но, даже если его друзья и соглашались с этим, я знала, что все это дерьмо. Все его маленькие демоны и ангелы постоянно воевали и плели политические интриги, так что у них, похоже, не оставалось времени на еду и секс.

– А у вас были проблемы с привлечением такого количества верующих в мир половой охоты хищников?

Она кивнула с несчастным видом.

– У меня там были даже навозные жуки-гермафродиты, но все плевать хотели. Это было так несправедливо.

Грант запрограммировала автопилот и двигатели плавно заработали. Корабль сделал круг, чтобы обогнуть рифы и встал на безопасный путь, определенный во время прибытия.

Пока корабль огибал берег и направлялся в открытое море, Прабир стоял на палубе рядом с носом, ожидая, когда на горизонте появится вершина вулкана. Но он находился еще слишком далеко, чтобы при своих размерах как-то выделиться из тумана.

Подошла Грант.

– Ну, кого ты хочешь видеть исполнителем твоей роли в фильме?

Прабир съежился от досады.

– Я что, действительно предлагал продать права на экранизацию? Мне казалось, эту часть разговора я выдумал. А вы не можете просто выпустить одеколон, как это делают физики?

– Это оттого, что у них нет ничего, стоящего съемок. Кроме того, я думаю, они больше зарабатывают как доноры спермы. – Она посмотрела на Прабира оценивающим взглядом. – Кто-нибудь из братьев Капур более чем сгодится.

– Я весьма польщен, но сомневаюсь, что кто-нибудь из них будет готов взяться за эту роль.

– Почему же? – растерянно улыбнулась Грант.

– Неважно. Не берите в голову. А что насчет вас?

– О, безусловно, Лара Крофт.

Она принесла с собой пару биноклей и сейчас подняла их на уровень горизонта.

– Я уже вижу его, – объявила она, спустя несколько секунд. – Хочешь взглянуть?

Горло Прабира наполнилось чем-то кислым. Он все еще был не готов. Но ведь возвращаются все: на поля сражений, в концлагеря, в места, в тысячу раз худшие, чем это. Как, несомненно, Сабхи в свою потерянную деревню. Каждый кусок земли, каждый участок моря – это кладбище для кого-то. И Прабир не был особенным.

Он взял бинокль и стал поворачивать голову, пока красная игла азимута не встала по центру – автопилот обеспечивал правильное направление. Поначалу картинка состояла лишь из темного треугольного пятна, размытого завихрениями. Затем процессор откалибровал атмосферную модель и сцена сразу обрела резкость: конус черной вулканической породы, возвышающийся над пологом леса. Искажения в нижней части картинки не поддавались исправлению; изображение распалось на множество серых и коричневых пятен, пока море полностью не закрыло поле зрения.

– Это то место, – сказал Прабир.

Мы едем на остров бабочек.

11

Прабир надеялся, что им удастся найти незамеченный ранее проход сквозь риф, но по мере того, как они метр за метром двигались вокруг острова, наблюдая за экраном сонара, шансы на это все уменьшались, пока не исчезли совсем. Из-за узости старого южного прохода двадцать лет назад никто даже и не попытался бы пройти им на таком большом судне, но автопилот уверенно заявил, что такого зазора вполне достаточно.

Они бросили якорь сразу у внутренней кромки рифа. Слишком поздно сходить на берег, когда до темноты оставалось лишь час времени. Пляж оказался меньше, чем помнилось Прабиру, и невозможно было сказать из-за чего: то ли из-за наступающих джунглей, то ли из-за бури, которая вымела песок, а может он просто недооценил высоту прилива. Кокосовые пальмы все так же стояли у края песка, но весь остальной подлесок задушил какой-то странный колючий кустарник. Не осталось даже намека на дорожки, которые когда-то вели от пляжа к кампунгу.

После того, как они поели, Грант отправилась совершать свой вечерний звонок домой. Прабир сидел на палубе, одурманенный жарой. Он не мог позвонить Феликсу – ему совершенно не хотелось вынужденно оправдываться за то, как он поступил с Мадхузре и, кроме того существовала опасность, что возникнет опосредованное противостояние, если они двое поддерживали связь.

Он лег и попытался заснуть.

Сразу после полуночи он услышал, как Грант поднялась на палубу. Она стояла рядом с ним.

– Прабир? Ты еще не спишь?

Когда он перевернулся, то увидел, что она смотрит на него с такой неприкрытой увлеченностью, которой он научился избегать, когда ему стукнуло пятнадцать. Но потом ее глаза переместились на какую-то нейтральную точку за плечами Прабира, и он засомневался в значении того, что увидел.

– Я просто подумала, тебе надо знать, что твое вымогательство принесло первые плоды.

Грант протянула ему планшет. Он взглянул на баннер вверху страницы, затем сел на спальник скрестив ноги и прочитал весь материал.

Группа молекулярного моделирования из Сан-Паулу изучила данные последовательностей, полученных от двух экспедиций, и обнаружила новый ген, являющийся общим для всех измененных организмов; они не только прислали Грант копию результатов, но и опубликовали их в реферируемом онлайновом издании. Предварительные модели белка, закодированного в этом гене, позволяли предположить, что он может быть связан с ДНК.

– Вы думаете, это она? – спросил Прабир. – Ваша мистическая восстанавливающая гены и воскрешающая машина?

– Возможно.

Грант выглядела довольной, но еще и близко не собиралась праздновать победу.

– Часть того, что они обнаружили, имеет смысл: у этого гена есть промотор, заставляющий его активироваться во время мейоза – этапа образования половых клеток – что объясняет, почему не требуется мутаген для активации его в этих организмах. Но нет никаких доказательств существования подобного гена, ни в одном из оригинальных геномов, не говоря уже о том, который включается только тогда, когда он нужен для восстановления мутаций.

Прабир обдумал ее слова.

– Может, мы имеем дело с модифицированной версией оригинального гена? Когда он становится сверхактивным, то не только замещает старые версии других генов, но и версию себя, которую совершенно не может распознать?

Гран рассмеялась сквозь стиснутые зубы.

– Такое возможно и это сильно все осложнит. Те специалисты по моделированию, возможно и способны определить действующую функцию белка, но я не стала бы рассчитывать на их способность работать с ретроспективой и определить структуру неизвестного белка, меняющего свою собственную последовательность на текущую. Что нам действительно нужно, так это образцы ДНК двух последовательных поколений одного и того же организма, для сравнения, – она заколебалась. – И, если возможно, образцы ДНК двух ранних последовательных поколений бабочек.

– Вы имеете в виду образцы, которые добыли мои родители? Но у них не было вашего волшебного геля. А холодильные установки, наверняка, давно уже вышли из строя.

Грант выглядела смущенной от неуверенности в том, стоит ли развивать тему.

– Все в порядке, – сказал Прабир. – Я не против говорить об этом.

Они прибыли сюда за бабочками. И он не может замолкать каждый раз, когда заходит разговор о них.

– Может они подготовили целых особей, – сказала Грант, – для хранения в условиях тропиков. Двадцать лет назад уже существовали средства, которые не повреждали ДНК, для защиты от бактерий и плесени. Ты говорил, они разводили бабочек в неволе? Один или два хорошо задокументированных образца рассказали бы нам немало.

– Я учитываю это. Но не слишком надейтесь. С учетом того, как изменилась растительность и исчезли старые тропинки, я вообще не уверен, что смогу найти дорогу в кампунг, а, если и смогу, то неизвестно в каком состоянии находятся там сейчас все строения.

Грант кивнула.

– Конечно. Эта была просто мысль вслух. Завтра отправимся на берег и, что найдем, то найдем.

Она встала.

– А сейчас бы нам обоим неплохо поспать.

* * *

Прабир проснулся скверно к началу еще одного рассвета над Танимбар. Когда он открыл глаза, то увидел в солнечном свете послание: его родители умерли. Все живущие последуют за ними. Мир, который когда-то казался ему таким цельным и безопасным – огромным, причудливо прекрасным лабиринтом, который он может исследовать от края до края, не страшась ни опасности, ни наказания – на поверку оказался крутой отвесной скалой, за которую он уцепился на краткий миг перед тем как упасть.

Он поднялся с палубы и встал у поручня, прикрывая глаза от солнца. Он устал от постоянных перепадов, когда оказывается, что все тщательно аргументированные доводы и крепко обоснованный оптимизм, прекрасно поддерживавшие его в хорошие дни, рассыпаются в пыль в тот момент, когда он более всего нуждается в них.

Но может сейчас наступил последний раз и его опустит к самому дну, чтобы потом, подняв, вынести на другую сторону. Не был ли сегодняшний день тем днем, когда он сойдет на берег и покажет всем, что Теранезия не способна навредить ему, как угли активисту ИРА, триумфально ступающему по ним? Он все еще может вернуться в Торонто с миром, таким же вызывающе спокойным, как Феликс, свободным от родителей, от Мадхузре, от всех своих бесполезных страхов, окончательно рассчитавшись по всем обязательствам своего прошлого, выдуманным или реальным.

А Грант он предупреждал, чтобы она не слишком надеялась.

Подведя корабль ближе к берегу, они выбрались на пляж. Помимо ружья с транквилизатором Грант вооружилась еще и обычной винтовкой. Они провели положенные ритуалы с репеллентом от насекомых и тестами миноискателей. Когда Прабир натягивал ботинки, гладя на риф, он представил водяного, встающего из волн, злого и голодного, с зубами, блестящими как полированная сталь. Затем он отогнал иллюзию, превратив существо в случайные брызги. В этом и состояла проблема демонов, выдуманных детьми и религиями: ты создаешь правила, а они им подчиняются. И это не слишком годится для подготовки к жизни. Как только ты начинаешь верить, что в мире любая реальная опасность действует именно так – ты пропал.

Они входили в джунгли медленно – колючий кустарник оказался еще более плотным и перепутанным, чем те, что встречались им раньше. У него были длинные, тонкие ветки, скрученные спиралью, словно мотки колючей проволоки. Отрезая образец, Прабир заработал рваную рану на большом пальце, зацепившись за почти невидимые крошечные крючки, которыми были покрыты ветки в промежутках между большими шипами. Он пососал раненый палец.

– Будет, конечно, прекрасно, если мы раскроем тайну, но я надеюсь, что нам не придется столкнуться с травоядным, против которого требуются такие ухищрения.

– Наверное оно будет не хуже носорога или бегемота, – предположила Грант. – Но, похоже, у него нет здесь потомков, для защиты от которых могло возникнуть нечто подобное.

Прабир искал в рюкзаке пластырь.

– Хорошо, я готов согласиться, что семена разносятся ветром, континенты дрейфуют, а целые рода животных вымирают в местных масштабах. Но почему то, что возрождается, всегда приобретает самые экстремальные черты? Почему бы этим кустам не выращивать что-нибудь не совсем уместное, как, например, цветы, нацеленные на давно исчезнувших опыляющих насекомых?

Грант задумалась.

– Нет доказательств, что протеин из Сан-Паулу вообще когда-либо использовался для восстановления мутаций. Так что вполне может быть, что такого никогда и не происходило; возможно, я просто слишком упорно цепляюсь за эту идею. Возможно, что функция этого белка всегда заключалась в том, чтобы реактивировать старые признаки, чтобы вернуть изобретенное ранее из спящего состояния в генофонд.

Прабир обдумал услышанное.

– Немного напоминает природный вариант этих программ консервации, когда замороженной двадцать лет назад спермой оплодотворяют животных, находящихся под угрозой вымирания, чтобы оживить вид, чья популяция становится слишком инбредной.

– Ага. А иногда они используют для этого близкородственные виды. И, если этот белок управляет своего рода «замороженным банком генов», то на чистоту вида станут обращать еще меньше внимания: никто и подумает сомневаться перед тем, как создать гибрид с далеким предком.

Прабиру такое предположение показалось одновременно и более простым, и значительно более радикальным, чем гипотеза восстановления мутации: смещение механизма с таинственной аварийной ответной реакции на основной фактор генетических изменений.

Хотя большая часть проблем также перекочевала из старой гипотезы.

– Это все еще не объясняет, как замораживаются и восстанавливаются специфические признаки. Вы хотите сказать, что предки этого растения знали, что развили удивительно эффективную защиту и намеренно припрятали гены до следующей геологической эпохи, когда они смогут пригодиться?

Грант улыбнулась, не поддавшись на провокацию.

– Скорей всего дело просто в том, что гены, которые существуют дольше, имеют большие шансы оказаться скопированными, что, в свою очередь, повышает вероятность их выживания в неактивной форме.

– А мимикрия? А симбиоз? Как синхронизируются такие вещи?

– А вот этого я не знаю.

Они продирались дальше сквозь джунгли. Прабир все ожидал, когда его озарит, когда знакомый вид старого корявого дерева или обнаженной породы пробудит в нем воспоминания сильнее, чем на берегу. Он обследовал эту сторону острова полностью – каждый шаг, который он делал, был одним из тех, что он наверняка должен был сделать раньше. Но изменилось слишком многое. Хотя сами по себе деревья казались такими же, не было папоротников, не было маленьких цветов на земле – лишь плотоядные орхидеи, которые уже встречались им на других островах да вездесущий, похожий на колючую проволоку, кустарник. Даже запах леса стал для него чужим. Словно он вернулся в город и увидел, что дороги отремонтированы, здания перекрашены, а все прежние жители выселены и вместо них заселены чужаки с другими традициями и другими кухонными ароматами. Амбон с его nouveau-colonial[23]23
  Nouveau-colonial (фр.) – новоколониальный стиль.


[Закрыть] макияжем, казался более знакомым, чем этот остров.

Черные какаду оказались и здесь тоже. Прабир стоял и наблюдал за одним из них с полчаса, ожидая, пока Грант закончит препарировать орхидею.

Птица сидела на kenari[24]24
  Kenari (индонез.) – вид древовидных растений из рода Канариум (Canarium).


[Закрыть]. Своими зубами она грызла ветку, на отростках которой было с полдюжины белых, уже набухших плодами, цветов. Гроздь отростков с фруктами упала к ногам птицы, опустившись прямо на толстую ветку, на которой та сидела. Какаду продолжил, жуя плод вместе с кожистой оболочкой, которая еще не совсем созрела, чтобы лопнуть пополам и дать миндалю высыпаться на землю.

Назад к карточке книги "Теранезия (ЛП)"