Текст книги "Двойная ложь"

Автор книги: Говард Рафэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

И я протянул ей триста долларов.

Два дня спустя я приветствовал в своем кабинете Сэм Кент. Джинсам и свитеру пришел на смену превосходный костюм из серой шерсти. Светлые волосы, спрятанные в прошлый раз под бейсболкой, были, как выяснилось, прямыми и длинными. Выглядела она весьма элегантно.

– Похоже, вы сменили стиль, – сказал я.

– Приоделась, чтобы пообедать с подругой, – пояснила она, опускаясь в кресло напротив меня. – Я сказала ей, что направляюсь к вам, и выяснилось, что ей известно ваше имя. Она читала какую-то статью о вас.

– Неужели?

– Да, и еще она сказала, что несколько лет назад вы потеряли жену.

– Это правда.

– Сочувствую. Я вот подумала… – Голос ее стал тише. – Ну, то, что вы психотерапевт, – помогает это вам или вредит? Я к тому, что при вашей работе вы, наверное, разбираетесь в собственных эмоциях лучше остальных.

Так вели себя многие мои пациенты. Исходя из предположения, что, раз они поверяют мне свои самые глубинные, темные, интимные тайны, это дает им право знать все и обо мне. Однако Сэм уже спохватилась.

– Господи, куда меня занесло? – ахнула она. – Это же не мое дело.

– Все нормально, – сказал я.

– Мы встречаемся, чтобы разговаривать обо мне, ну так давайте этим и заниматься.

– Давайте, – сразу же согласился я. – Вы говорили, что, если попытаетесь развестись с мужем, он наверняка лишит вас доступа к ребенку. Как он может сделать это?

– Мне даже думать об этом не хочется, – сказала она.

– Возможно, рассказав мне все, вы…

– Я пыталась покончить с собой, – спокойно сообщила она.

Я ожидал слез. Но ее лицо оставалось бесстрастным.

– Когда это случилось? – спросил я.

– Несколько лет назад.

– До того, как вы забеременели?

– Господи, конечно.

– И что вы сделали?

– Проглотила тридцать таблеток снотворного, выпив при этом бутылку вина, – ответила она.

– Тем не менее вы живы, – сказал я.

– Меня нашел муж. Он должен был ужинать с клиентом. Однако клиент отменил ужин – у него что-то случилось в семье. Ирония судьбы, правда? Муж возвратился домой, а там я. Он увидел рядом с кроватью пустой пузырек из-под таблеток, спросил, как давно я их приняла. Я ответила, что давно, хоть это было неправдой, потому что сознание мое оставалось еще совершенно ясным. Муж помчался к аптечке, схватил бутылку с настоем рвотного корня, силой заставил меня проглотить его, – я и опомниться не успела, как меня начало выворачивать наизнанку. Проглотила я тридцать таблеток. А вылетело их из меня двадцать восемь.

– Что было потом? – спросил я.

– Потом я заснула сном младенца, а на следующее утро проснулась.

– В больницу вы не обращались?

– Нет. Я знала, что все обойдется. По крайней мере в физическом смысле, – ответила она. – Никакой душевной помощи мне в больнице оказать не смогли бы. Вот я и убедила мужа, что мне туда ехать незачем.

– Его это устроило?

– Уверена, он почувствовал облегчение, – сказала она. – Жена, которая покончила с собой, лучше, чем жена, которая пыталась покончить с собой и об этом узнали все друзья и коллеги.

– То есть вы никогда и никому о той ночи не рассказывали? – спросил я.

– До этой минуты никому.

– А ваш муж?

– Тоже ни единой душе. Ведь это его оружие. К чему и сводится ответ на самый первый ваш вопрос. Муж поклялся, что если я подам на развод, то он расскажет суду о моей попытке самоубийства. А это означает, что я лишусь сына. Суды не доверяют детей матерям с суицидальными наклонностями.

– Не все так просто, как вам кажется, – сказал я. – Потребуется экспертиза. Суд может счесть, что вы никакой угрозы для самой себя не представляете.

– В том-то и дело. В слове «может». Ставка слишком велика, чтобы я могла надеяться на «может».

– А взамен вам приходится идти на компромисс и жить с мужем.

– Поскольку это означает – быть рядом с сыном, да.

– И все-таки странно, Сэм. Чем больше я вас слушаю, тем меньше понимаю мотивы вашего мужа. Ему-то все это зачем?

– Он получил полную свободу, вот и все, – сказала она. – Делает, что хочет, когда хочет и с кем хочет.

– Вы имеете в виду – заводит любовниц?

Она кивнула.

На это мне ответить было нечего. Я сидел, смотрел на Сэм Кент и видел женщину, которой необходимо разойтись с мужем – и поскорее. Потому она ко мне и пришла. Чтобы я, как она сказала, наделил ее силой и она смогла уйти. Вопрос только в том, как я смогу это сделать.

3

Хорошо иметь в друзьях хотя бы одного адвоката. Я поделился этой мыслью с Паркером в виде предисловия, прежде чем попросить его о том, что мне требовалось, – о бесплатной юридической консультации.

Я позвонил Паркеру на следующее утро, в пятницу, между десяти– и одиннадцатичасовым сеансами.

– Можно тебя поэксплуатировать? – спросил я. – Дело касается пациента.

– Ух ты. Наверное, что-то серьезное. Ты мне ни разу о своих пациентах не говорил. Правда, я и не спрашивал.

– Ну так считай, что тебе повезло, – сказал я. – Это женщина, которая хочет развестись с мужем. У них двухлетний сын. Еще до рождения сына, даже до беременности, она пыталась покончить с собой. Целый пузырек снотворного. Муж обнаружил это и заставил ее принять рвотное. Для нее все закончилось хорошо. По крайней мере в физическом смысле. И главное: после случившегося они не только не обратились в больницу, они даже не попытались получить какие-либо профессиональные консультации.

– Почему? – спросил Паркер.

– Ни он, ни она не желали иметь дело с последствиями, – пояснил я. – А теперь муж угрожает, что, если она подаст на развод, он все расскажет и отнимет у нее ребенка. Так вот, если она все же решится пройти через это и обратится в суд, каковы ее шансы оставить ребенка у себя? Насколько большую роль может сыграть попытка самоубийства?

– Прежде всего, это семейное право, а я им не занимаюсь, – сказал Паркер. – К тому же я никогда не считал себя всеведущим. Значит, так. Насколько большую роль? Это зависит от обстоятельств. Решения по делам о родительской опеке направлены, как то и следует, на достижение благополучия ребенка. Все, что содержит хотя бы намек на угрозу этому благополучию, попадает под запрет. Ты как считаешь, твоя пациентка все еще опасна для себя самой?

– Лично я так не считаю, – ответил я. – Но, говоря профессионально, не уверен. Мы провели только два сеанса. В плюсы можно записать то, что попытка самоубийства была совершена три года назад.

– Это говорит в ее пользу, – сказал Паркер. – Муж богат?

– Да. А что?

– Качество представительства в суде. Хороший адвокат не станет полагаться всего лишь на высказанное каким-нибудь доктором мнение, что хорошая мать из нее не получится. Он будет исходить из предположения, что она и сама найдет кучу врачей, которые встанут за нее горой, и постарается перенести игру на другое поле.

– Это на какое же?

– Займется всеми прочими особенностями ее поведения, – ответил Паркер. – Ничто не останется неизученным. Один штраф за превышение скорости – это куда ни шло. Два – у нее инстинкт смерти.

– А предположим, во всем остальном моя клиентка – образцовый член общества?

– Тогда у нее есть шансы победить. При условии, что она найдет хороших адвокатов и те накопают достаточно грязи относительно ее мужа. Даже если он бойскаут, они все равно повесят на него неспособность оценивать ситуацию, проявившуюся, когда его жена пыталась покончить с собой. Он был обязан доставить ее в больницу. А он этого не сделал, что выходит далеко за пределы простой глупости. – Паркер помолчал. – Знаешь, если хочешь, я могу связать тебя с адвокатом, который только подобными делами и занимается.

– Не исключено, что я еще попрошу тебя об этом. И вот что. В отсутствие всех этих фактов, какие она имела бы шансы… хотя бы примерно?

– Шестьдесят процентов, – ответил он. – Если она красива, шестьдесят пять.

– Не так уж и плохо. Спасибо.

Я хотел помочь Сэм, хотел восстановить ее уверенность в себе, в этом ничего дурного не было. Я всем своим пациентам старался помочь. Однако здесь был совсем другой случай, и я хорошо это сознавал.

«Общество Кеспера» было основано Арнольдом Кеспером – и как главой конгломерата «Кеспер коммьюникейшнс», и как человеком, у которого денег больше, чем у Господа Бога. Человек этот отличался некоторой эксцентричностью – черта среди миллиардеров обычная – и редко упускал возможность подкрепить свой образ.

Как можно было ожидать, эксцентричность Кеспера распространялась и на его благотворительную деятельность. По сути дела, он был организатором соревнований. Под тем предлогом, что ему необходимо получше разобраться во всех проблемах мира, Кеспер вместе с женой устраивал дважды в год многолюдные, роскошные коктейли, на которые приглашались представители благотворительных организаций и движений. Он смешивался с толпой гостей, выслушивал то, что они хотели сказать, а затем, предположительно обдумав услышанное, решал, сколько денег кому пожертвовать.

Хорошая сторона такого подхода состояла в том, что, получив приглашение на прием, ты уже знал, что какие-то деньги получишь. Плохая – их количество было прямой функцией впечатления, которое ты производил в эти несколько очень напряженных часов. Поговаривали, что, чем большим числом поцелуев ты осыплешь щеки Кеспера, тем больше нулей будет стоять в чеке, который ты получишь.

Беннетт Ларсон, главный лоббист «Дома полумесяца», два дня назад позвонил мне и сказал, что в день приема его в городе не будет. Меня это не обрадовало. Беннетт Ларсон был вечно улыбающимся, сыплющим анекдотами прирожденным трепачом – «денежной шлюхой», как сам он себя называл. Впрочем, эти его качества служили доброму делу.

А именно добрым делом и был «Дом полумесяца» – бесплатная клиника психотерапии и психоанализа для бедняков и не имеющих страховки людей. Проработав в ней больше двух лет на добровольных началах, недавно я стал членом ее правления. У «Дома полумесяца» было только одно здание, в Куинсе, однако мы хотели распространить нашу деятельность на другие пригороды и даже города. В психотерапевтах, готовых пожертвовать для нас своим временем, недостатка не было. Другое дело – кирпич, известка, не говоря уж о земельном участке для строительства, – для них требовалась щедрость намного большая. Вроде той, какая была присуща Арнольду Кесперу.

И потому в тот пятничный вечер я вместе с другими членами правления «Дома полумесяца» вошел, спасибо Ларсону, в Большой зал Музея искусства «Метрополитен», где на сей раз проводило свой коктейль «Общество Кеспера». То, что «Дом полумесяца» вообще сюда пригласили, было достижением очень немалым.

Спустя примерно полтора часа собравшиеся получили наконец аудиенцию у «самого». Одна из помощниц Кеспера, маленькая, лишенная, судя по ее виду, чувства юмора женщина, державшая в руках папку с зажимом, согнала всех в место, предназначенное для представления нас Кесперу.

– Мистер Кеспер, разрешите познакомить вас с представителями «Дома полумесяца», – сказала женщина. Затем приглушенным голоском сообщила своему боссу наши имена. Все это вполне могло происходить в Ватикане.

Потому вопрос, который вдруг мне задал Кеспер, прозвучал, мягко говоря, неожиданно. До этого мгновения разговор у нас шел относительно невинный. Кеспер расспрашивал о том, чем мы занимаемся в «Доме полумесяца», и мы старались отвечать как можно лучше. Он выражал восхищение нашими усилиями и, казалось, искренне старался вникнуть в наши намерения и цели. А затем обратился непосредственно ко мне.

– Скажите, доктор Ремлер, вы были уверены в его виновности? – спросил он.

– Простите? – сказал я.

– Тот процесс над раввином, – пояснил Кеспер. – Вы считали его виновным? Видите ли, я в этом не уверен. И насколько я понял, его участь решили ваши показания.

Я был ошарашен. Последнее, что я собирался обсуждать с Арнольдом Кеспером, так это мое участие в том процессе.

– Думаю, раввин мог быть виновен, – ответил я. – Хотя совершенно ясным это дело не назовешь.

Миллиардер покачал головой.

– Ответ чрезмерно дипломатичен, – сказал он. – Я уверен, что в глубине души вы храните более чем определенное мнение – либо да, либо нет. Я не прав?

– Да нет, правы, – сказал я. – Просто мне кажется, что моему определенному мнению лучше бы там и остаться. В глубине души.

Кеспер поджал губы.

– Доктор Ремлер, – сказал он. – Я пришел бы в полное смятение, если бы выяснилось, что ваша сдержанность объясняется одним лишь нежеланием противоречить мне. Возможно, вам требуются некие подтверждения того, что ваша откровенность никак не скажется на моих намерениях в отношении «Дома полумесяца»?

– Нет, не думаю, что они так уж необходимы, – ответил я.

– Ну, конечно, думаете. Я бы солгал, сказав, что ваш отказ поделиться со мной вашими сокровенными мыслями об этом раввине – о его виновности или невиновности – не нанес бы никакого вреда тем чувствам, которые я испытываю к «Дому полумесяца». Это, может быть, и нехорошо. Но тем не менее честно. Так что, боюсь, мы с вами зашли в тупик.

Все взгляды были устремлены на меня, все ждали моего ответа. Я откашлялся и громко объявил:

– Виновен, как сам грех.

– А это что значит? – переспросил Кеспер, который, вне всяких сомнений, отлично меня расслышал.

– Я сказал, что уверен в виновности раввина.

– Вот и мне показалось, что вы сказали именно так. – Он засунул руки в карманы и наклонился ко мне. – Удивительно, на что только люди не идут ради денег.

Я промолчал. А Кеспер с безжалостной веселостью в голосе продолжил:

– Ну, по крайней мере вам деньги нужны на доброе дело. – Он вытащил руки из карманов и дважды громко хлопнул в ладоши. – Спасибо, доктор Ремлер. Спасибо, «Дом полумесяца». По-настоящему большое спасибо вам всем.

Пятясь, он отступил на несколько шагов, затем повернулся и зашагал прочь.

В этом был весь Арнольд Кеспер.

Я решил, что успел выпить достаточное количество бурбона с водой, и вышел из «Метрополитена». Я стоял, вдыхая свежий ночной воздух, когда за моей спиной прозвучал голос:

– Не ожидала встретить вас здесь.

Я обернулся и на ступенях увидел женщину. Длинное черное платье, красная накидка на плечах. Сумочка в руке. Знакомый человек в незнакомой обстановке. И тут я понял, что передо мной Сэм Кент.

Она подошла ко мне:

– Я уж подумала, что вы меня не узнали.

– Узнал не сразу, – сказал я. – Наверное, потому, что привык видеть вас в другом окружении.

– Я понимаю. Но не забавно ли? Мы оба и на одном приеме. Хотя странно, что я вас там не увидела.

– Мне это тоже странно, – сказал я. – Вы на какое дело деньги выпрашивали?

– Фирма мужа управляет благотворительным фондом «Общества Кеспера», – сказала она. – Согласно этикету филантропии, это делает меня членом «Общества».

– А где ваш муж? – не без осторожности осведомился я.

– В Сингапуре, – с натянутой улыбкой ответила она. – Ему всегда удается уклоняться от таких приемов, и представлять нас обоих приходится мне. Впрочем, при всем эгоизме и эксцентричности Арнольда Кеспера, он действительно помог множеству людей. Кстати, хороший костюм.

Я инстинктивно оглядел себя:

– Спасибо.

Правила хорошего тона требовали, чтобы я вернул комплимент, сказав Сэм, что и она выглядит прекрасно. Что было правдой. Однако она была моей пациенткой. И в ту минуту я усиленно напоминал себе об этом.

Она посмотрела на часы:

– Так куда же вы направляетесь?

– Домой, наверное, – ответил я.

– Вот за что я не люблю эти приемы – тебя накачивают спиртным, а еды выдают всего ничего, пальчиками пощипать, так что уходишь с них голодной. – Она огляделась вокруг. – А знаете что? Давайте, я угощу вас ужином.

– Это зачем? – спросил я.

– Ну, вы же мне помогаете. Значит, я перед вами в долгу.

– Это при моих-то расценках?

Однако она была настроена решительно.

– Постойте, не говорите ничего. Вы думаете, то, что нас увидят вместе, может плохо на вас отразиться. Появление на людях с пациентами – это, наверное, вещь недозволенная.

– К ней неодобрительно относятся лишь те, кого волнуют всяческие табу.

– То есть не вы?

– Да нет. Я тоже. Просто в моем неодобрении нет фанатизма, – сказал я. – Однако, если говорить о посещении ресторана, в нашем случае оно, боюсь, выходит за рамки приличий.

– Ну что же, вы сами это сказали. Вот вам и решение. Вместо того чтобы оплатить ваш ужин, я сама его приготовлю.

– Сэм, я не уверен…

– А что, получится и вправду забавно. Дабы избежать подозрений в неприличном поведении, нам приходится проделывать нечто совсем уж подозрительное. – Она уперлась ладонью в бедро. – Так куда мы направимся, Дэвид? К вам или ко мне? Постойте-ка. Я только что сообразила, ко мне мы пойти не можем. Там няня, Селеста, она сегодня сидит с сыном. Болтлива не в меру. Если она вас увидит, добра не жди. Так что придется ехать к вам.

Она замолчала, не сводя с меня глаз.

Самое время было извиниться и уйти. А я молчал. Я был слишком занят мыслями о том, о чем мне думать не следовало. О блеске ее волос. Об изяществе платья. О том, что я и впрямь всерьез обдумываю ее предложение.

Я – человек, которого трудно провести. Но также и человек, уже немалое время не питавший никаких чувств ни к одной женщине. К тому же проглотивший на пустой желудок шесть бурбонов с водой.

– По правде сказать, в холодильнике у меня хоть шаром покати, – сказал я.

Она улыбнулась:

– Не беспокойтесь. Что-нибудь да придумаю.

Сэм подошла к краю тротуара и принялась ловить такси. Если бы это занятие затянулось на несколько минут, я бы, пожалуй, и смалодушничал. Однако машина остановилась через пару секунд.

О нью-йоркских швейцарах можно с уверенностью сказать две вещи. Во-первых, они произносят только приятные фразы, только те, каких от них ожидают. Во-вторых, одновременно думают нечто прямо противоположное.

– Добрый вечер, доктор Ремлер, – только и сказал тот, что стоял на посту в моем доме, когда мы вошли. А если заглянуть в его мысли? «Ха, похоже, этот гомик не такой уж и гомик».

В лифте мы с Сэм оказались вдвоем.

– Давно вы здесь живете? – спросила она.

– Около трех лет.

Она слегка кивнула, видимо, сопоставляя факты. Около трех лет. Значит, вот сколько лет прошло со времени смерти моей жены.

Войдя в квартиру, я снял плащ, а Сэм вручила мне свою накидку. Я повесил их рядышком. Пока я включал свет, она исчезла, отправившись в самостоятельную экскурсию по дому. Я задержался ненадолго в гостиной, складывая в стопку газеты и собирая пустые пивные бутылки.

– Мне нравится ваша квартира, – Сэм вернулась в гостиную. – Никаких претензий.

На глаза ей попалась фотография, стоявшая на столике у стены. Сэм взяла ее:

– Это ваши родители?

– Да.

– Милые. – Она продолжала вглядываться в снимок.

– Вы говорили, что ваши живут в Аризоне. В Темпе, верно?

– Да.

Мне показалось, она хотела что-то добавить. Или, может быть, что-то утаить. Я внимательно смотрел на нее, пока она разглядывала фотографию.

– Все в порядке? – спросил я.

– Простите. На меня иногда находит такое, когда я смотрю на чужих родителей. Те, что живут в Темпе, на самом деле родители приемные. Я не говорила об этом, потому что…

– Нет, вы не обязаны что-либо объяснять.

– Насколько я знаю, мой настоящий отец погиб при аварии на заводе еще до моего рождения. Что касается матери, мне известен лишь ее адрес да то, что она очень бедна – поэтому, скорее всего, она от меня и отказалась.

– И вам ни разу не захотелось увидеться с ней?

– В молодости я была слишком обижена на нее. Повзрослев, поняла, что тем самым только усложняю себе жизнь, а сложностей мне и так хватает.

– Я понимаю, почему вы так думаете, однако, когда пытаешься справиться с одной нерешенной проблемой, это зачастую очень помогает разобраться в другой.

– Да, но ведь это такая давняя история. Мне кажется, я буду видеть в ней просто постороннего человека, а не свою настоящую мать.

– Поначалу – может быть. Со временем все изменится.

Наш вечер превращался в сеанс психоанализа. Я уже было собрался сменить тему, но тут Сэм сама решила сделать это. Она вернула фотографию на место – рядом с телефоном.

– Можно я позвоню домой? – спросила она. – Хочу сказать Селесте, где я.

– Конечно. Пожалуйста.

Сэм подняла трубку, набрала номер. Я ушел на кухню и избавился от пустых бутылок. Я слышал, как она говорит няне, что заглянула к подруге и немного задержится. Потом Сэм окликнула меня:

– Дэвид, какой у вас номер?

Я подошел к двери кухни и назвал номер. Она повторила его Селесте.

– Я всегда стараюсь дать ей несколько способов связаться со мной, – положив трубку, сказала Сэм. – У нее есть номер моего сотового, но я этим штукам не доверяю. В половине случаев дозвониться по ним невозможно.

– Да, я знаю.

Она глянула мне через плечо:

– Так это кухня?

– Готова и ждет вас, – ответил я.

– Превосходно. Что ж, тогда начнем сеанс магии.

Я провел ее в эту самую непопулярную комнату моей квартиры. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы здесь освоиться.

– А вы не шутили, – сказала она, открыв холодильник и заглянув в него.

– Нет. Я же вам говорил – ледяная пустыня.

Сэм, развернувшись на каблуках, окинула взглядом кухонные шкафчики.

– Макароны, – сказала она.

Я открыл один из шкафчиков. На верхней полке – за предназначенным для микроволновки попкорном и парой банок с супом – лежала коробка вермишели.

Сэм взяла у меня коробку, вернулась к холодильнику, достала яйца, масло и баночку с каперсами. Потом открыла морозилку и принялась копаться в ней.

Я услышал: «Ага!» Сэм держала в руке упаковку филе.

– Теперь мне нужна большая миска и специи.

Я отыскал для нее миску, открыл круглый вращающийся шкафчик, в котором хранились разные пряности.

– Фартук понадобится? – спросил я.

– Мысль, пожалуй, неплохая, – сказала она.

Я нашел фартук, вручил ей.

– Так что же мы готовим?

– Блюдо без названия.

– Интересно. «Безымянная вермишель». Звучит неплохо.

Она чуть склонила голову набок.

– По-моему, тоже, – сказала она. – Название, снимающее с повара всякую ответственность.

Я, улыбаясь, облокотился на кухонный стол и принялся наблюдать за ее действиями. Мясо отправилось в микроволновку размораживаться. Яичные белки, пряности и часть каперсов – в миску.

– А вы, похоже, знаете, что делаете, – сказал я.

– Это одна только видимость, – ответила Сэм.

– Какая-нибудь помощь требуется?

Она на секунду задумалась.

– Можете открыть вино. У вас, надеюсь, где-нибудь припрятана бутылка на всякий случай?

– Да вроде бы, – сказал я.

На самом деле я знал точно – припрятана. Когда я ухожу в отпуск, многие пациенты дарят мне вино. За несколько лет у меня скопилось столько бутылок, что я не знал, куда мне их девать.

Я принес бутылку «каберне», вытащил пробку, наполнил два бокала.

– За безымянную вермишель, – сказал я.

Сэм подняла свой бокал.

– И за лучшие дни впереди, – добавила она.

Хороший повод для начала серьезного разговора.

– Послушайте, Сэм, в другом случае я сказал бы вам об этом во время нашего сеанса, однако в данных обстоятельствах лучше поговорить сейчас. Я обсудил ваше дело с одним моим другом. Он адвокат и…

Она не на шутку встревожилась.

– Вы ведь не назвали ему мое имя, правда? – спросила она тоном почти паническим.

– Нет-нет. Ничего такого, что могло бы выдать вас, я говорить не стал. Мне нужен был совет, как ваш муж может использовать давнюю попытку самоубийства, чтобы отказать вам в доступе к ребенку.

– И что сказал ваш друг?

– Ну, он хороший адвокат, однако семейным правом не занимается. Так что сказанное им ни в коей мере не окончательно. Он считает, что, если вы пойдете на процесс, у вас будут хорошие шансы выиграть его.

– На чем они основываются?

– На нескольких вещах: на времени, прошедшем после попытки самоубийства, на том, что, когда она произошла, вы не были матерью, и самое главное – на том, что теперь вы мать. И к тому же хорошая.

Услышанное, казалось, ошарашило ее.

– Предстать перед судом, вытащить все на свет божий… не знаю, смогу ли я это выдержать.

– Я думаю, сможете. А вот чего вам не выдержать, так это жизни, которую вы ведете сейчас.

Нас прервали три громких сигнала микроволновки. И тут мы оба заметили: нас разделяют всего несколько сантиметров. Наши руки соприкасаются, мы смотрим друг другу в глаза. Неотрывно.

У нее была прекрасная кожа. Полные губы. Мне хотелось поцеловать ее. Возможно, я и махнул бы рукой на профессиональную этику и сделал то, чего делать не следовало. Однако в этот миг я опустил взгляд и увидел слова, вышитые на переднике Сэм: ПОЦЕЛУЙ ПОВАРА. Этот фартук я подарил Ребекке.

Я отступил назад. Сэм выпустила мою руку.

– Что с вами? – спросила она. – Вы словно привидение увидели.

Так оно и было.

После этого мы оба могли бы ощутить неловкость. Но нет. Сэм закончила с готовкой. Мы ели, разговаривали, пили вино – вообще вели себя так, точно ничего не произошло.

Я рассыпался в похвалах безымянной вермишели Сэм, настоял на том, что приберусь и помою посуду, а потом увидел, что Сэм пытается справиться с зевотой.

– Думаю, мне уже пора быть в постели, – сказала она. – Вы не окажете мне услугу, не проводите до такси?

– Я поступлю гораздо благороднее, – сказал я. – Провожу вас до дому.

– Что за глупости. В этом нет никакой необходимости.

– И все-таки провожу. Во имя всеобщего джентльменства.

Она выставила вперед подбородок:

– Хорошо. Но имейте в виду, я живу в верхнем Вест-Сайде.

– Ой, напугали!

Она рассмеялась, взялась за сумочку. Я прихватил свой плащ и ее накидку. Мы вышли из квартиры, спустились на лифте, дошли до угла улицы и сели в такси.

– Пятьдесят шестая, угол Западной Восемьдесят первой, к западу от Центрального парка, – сообщила водителю Сэм. Я добавил, что поеду обратно. Машина тронулась.

Мы разговаривали о новых фильмах. Она смотрела их во множестве, я не видел почти ни одного.

Мы остановились на светофоре. За окном светилась вывеска какой-то студии йоги.

– Я действительно ненавижу его, Дэвид, – сказала она, когда загорелся зеленый и машина поехала снова.

– Потому вам и следует всерьез обдумать то, о чем мы говорили. Вы можете выбраться из этого… вместе с сыном.

– Послушать вас, так это проще простого.

– Просто не будет. Я знаю. Но я могу помочь вам пройти через это.

Такси остановилось. Угол 56-й и Западной 81-й.

– Дом, милый дом, – саркастически произнесла Сэм.

Я смотрел на ее особняк. Кирпичный, с колоннами. Высокие окна. Ящики для цветов. Прямо над входом – огромный каменный орел с распростертыми крыльями.

– Знаю-знаю, птичка великовата, – сказала она. – Скажем так: не я ее выбирала.

Она повернулась ко мне. Снова то же. Вблизи друг от друга, лицом к лицу. Искушение опять тут как тут. Хотя на этот раз отвернуться мне было легче. Опыт уже имелся.

– Ну что же, до четверга? – сказал я.

– Да, до четверга, – ответила она и собралась вылезать из машины.

– Подождите, я провожу вас до двери.

– Не надо. – Она улыбнулась и накрыла своей ладонью мою. – Спасибо, Дэвид. Спасибо за все.

Я смотрел, как она выходит из машины, идет к двери особняка. Она порылась в сумочке, нашла ключи, помахала мне рукой. Такси отъехало, но я еще успел в последний раз взглянуть на нее. На Сэм Кент. Такую красивую. Такую доступную.

Мою пациентку.

Две ночи спустя меня разбудил телефонный звонок. Времени было около двух тридцати. Я снял трубку.

– Алло?

На другом конце молчали.

– Алло? – повторил я.

И наконец послышался голос – голос Сэм.

– Я сделала это, – тихо сказала она.

– О чем вы? Что сделали? Ушли от мужа?

– Нет, Дэвид, – ответила она. – Убила его.

Я подскочил на постели.

– Сэм, где вы? – спросил я. И услышал тихий плач.

– Дома.

– Послушайте. Вы не трогали снотворное?

Ответа не последовало.

– Черт, Сэм. Отвечайте! – во все горло заорал я. Мне нужно было знать, не пытается ли она покончить с собой… снова.

– Это был единственный путь, Дэвид, – прошептала она. – Единственный.

Я услышал глухой удар. Телефон упал на пол.