Текст книги "Лавкрафт"

Автор книги: Глеб Елисеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

В первоначальном тексте Рэндольф Картер, обнаруживший серебряный ключ, проникает с его помощью в странную пещеру в Массачусетсе. Там он встречает человека, называющего себя Умр ат-Тавил. Тот отводит Картера в иной мир, где его поджидают Великие Древние. Они, против обыкновения, не оказываются зловещими монстрами и вполне добродушно объясняют Картеру устройство Вселенной, в которой время и пространство – это лишь иллюзии. В таких условиях сам Картер оказывается проявлением единого архетипа, воплощающегося в разных временах, и поэтому, при желании, может оказаться внутри любого из своих воплощений. В финале рассказа Картер, в облике старика, является людям, собравшимся, чтобы решить вопрос о его наследстве.

Лавкрафт сохранил многое из варианта друга, особенно в том, что касается сюжета. Но в итоге, как отмечал сам Прайса, из его текста вряд ли осталось больше пятидесяти слов. Хотя идеи, существовавшие в изначальном варианте, несомненно перекочевали из него и в окончательный. Например, рассуждения о переселении душ и равнодушной, но незлокозненной Вселенной ближе к воззрениям Прайса, увлекавшегося буддизмом, чем к взглядам и настроениям Лавкрафта.

В начале рассказа «Врата серебряного ключа» четыре человека встречаются в Новом Орлеане, чтобы решить вопрос о наследовании имущества исчезнувшего Рэндольфа Картера. Это Этьен-Лоран де Мариньи (Прайс), Уорд Филлипс (Лавкрафт), адвокат Эрнест К. Эспинуолл и некто Свами Чандрапутра. (Интересно, что двое из этих персонажей (де Мариньи и Чандрапутра) уже упоминались в рассказе «Вне времен», где об одном из них было сказано: «Вспоминаю, например, одного странного посетителя, появившегося в музее в ноябре, – темнолицего, в тюрбане, с густой бородой, с каким-то вымученным, неестественным голосом и удивительно бесстрастным лицом, с неловкими руками, затянутыми в нелепо выглядевшие здесь белые перчатки; он сказал, что живет в трущобах Уэст-Энда, и назвался именем Свами Чандрапутра»)[355]355
  355. Лавкрафт Г.Ф., Хилд X. Вне времен. Пер. Л. Кузнецова// Лавкрафт Г.Ф. Ужас в музее. М.; СПб., 2010. С. 384.


[Закрыть].

Собравшихся в доме Картера Чандрапутра уверяет, что их друг жив, но с ним произошла невероятная история: он прошел через портал, открывающийся магическим ключом, в пространство, уводящее от привычной реальности к «Последней пустоте».

Далее, как и в исконном варианте Прайса, Картер там встречается с Умр ат-Тавилом – Проводником по иным мирам, а также с Великими Древними. Они сообщает ему, что «Достойный человек знает, что Иллюзия – это единственная Реальность, а Плоть – Великий Обманщик»[356]356
  356. Лавкрафт Г.Ф., Прайс Э.Х. Врата серебряного ключа. Пер. Е. Любимовой // Лавкрафт Г.Ф. Зверь в подземелье. М., 2000. С. 54.


[Закрыть]. Весьма любопытен и образ Великих Древних в рассказе. Все-таки в большинстве текстов Лавкрафта они самим фактом своего существования несут угрозу человечеству. В этом же рассказе Картер понимает, «как же тщеславны болтающие о зловещих и коварных Властителях Древности, якобы способных пробудиться от вековечного сна и гневно обрушиться на человечество, подумал он. Точно так же мамонт медлит перед тем, как отомстить червяку»[357]357
  357. Там же. С. 52.


[Закрыть]. Великие Древние вновь выглядят скорее некими сверхъестественными существами, отличающимися от образа могущественных, но вполне материальных инопланетян, казалось бы, прочно закрепившегося в псевдореалистических сочинениях Лавкрафта: «Они восседали очень прямо и были похожи на людей, хотя Картер знал, что это не люди. На их покрытых капюшонами головах засверкали тиары невиданных цветов, и они напомнили ему фигуры, высеченные неизвестным скульптором в высоких запретных горах Тартара. В складках их одежд виднелись длинные скипетры с резными оконечностями, в которых улавливалась древняя причудливая тайна»[358]358
  358. Там же.


[Закрыть].

Затем Картер видит неисчислимое количество воплощений своей сущности в самых разных мирах и временах, и слышит глас самого Йог-Сотота: «Мир людей и людских богов – лишь малая грань ничтожно малого явления – трехмерного континиума. К нему ведут первые врата, где Умр ат-Тавил навевает сны Властителям Древности. Люди называют его реальностью, отвергая многомерный подлинник, как бредовый вымысел, хотя все обстоит совершенно иначе. То, что они считают сущностью и реальностью, на самом деле есть иллюзия и призрак, а то, что на Земле зовется иллюзией и призраком, – это сущность и реальность… Каждый представитель уходящих в глубь веков поколений – сын, отец, дед и так далее и каждый человек в разном возрасте – младенец, ребенок, подросток, мужчина – лишь одна из фаз этого вечного праобраза, зависящая от смены угла сознания или умозрительного плана. Рэндольф Картер в любой год своей жизни, Рэндольф Картер и его предки, люди и их предтечи, земляне и жители иных планет – только фазы абсолютного, вечного Картера вне времени и пространства»[359]359
  359. Там же. С. 59, 61.


[Закрыть].

Обозревая Вселенную, Картер из любопытства решает перенестись на планету Йаддит, где оказывается заключен в тело местного обитателя – насекомоподобного, клешнерукого колдуна Зкаубы. С огромным трудом Картер возвращается на Землю в космическом корабле, однако избавиться от инопланетного облика ему не удается. Он вынужден маскироваться, скрывая ужасающее тело Зкаубы. К тому же маг с Йаддита стремится вернуть себе тело и выгнать прочь сущность Картера.

Адвокат Эспинуолл пытается высмеять рассказ Чандрапутры, после чего индус раскрывает свою тайну: «Я не индус. Это маска, и под ней нет человеческого лица. Остальные тоже догадались об этом, я почувствовал несколько минут назад, что они все поняли. Вы меня слышали, Эрнст. Если я сниму маску, пеняйте на себя. А теперь могу вам признаться. Я Рэндольф Картер»[360]360
  360. Там же. С. 73.


[Закрыть]. Недоверчивый Эспинуолл срывает с индуса маску и тут же умирает от испуга. А разоблаченный Картер скрывается в стоящих в комнате больших часах, которые оказываются чем-то вроде машины для перемещений в иную реальность.

Рассказ не страдает от чрезмерной логичности и выглядит слабее других приключений Рэндольфа Картера. К сожалению, именно он завершает художественную биографию этого, пожалуй, самого известного из лавкрафтовских персонажей. Любопытно, что, если в ранних текстах Картер явно выступал в виде альтер эго автора, то во «Вратах серебряного ключа» Лавкрафт демонстративно отделил себя от него, введя нового протагониста – Уорда Филлипса. Видимо, «окончательный вариант» последней истории Рэндольфа Картера, несмотря на все переделки, до конца не устроил Лавкрафта, но ссориться из-за этого с соавтором он не стал.

В июне 1932 г. Прайс попытался пристроить «Врата серебряного ключа» в «Уиерд Тейлс». Ф. Райт сначала заартачился, однако затем сменил гнев на милость, и рассказ появился на страницах журнала в июле 1934 г.

В начале 30-х гг. возрождение интереса к любительской журналистике и сотрудничество с НАЛП привели и к возрождению внимания Лавкрафта к критике и публицистике. В самом конце 1931 г. он начал (естественно, совершенно бесплатно) работать в бюро критики НАЛП, а весной 1932 г. результат его трудов, под заголовком «Новая критика поэзии», даже вышел в свет отдельной брошюрой.

Тем временем жизнь продолжала преподносить жестокие сюрпризы – в ноябре 1932 г. скончался Г. Уайтхед, хороший приятель Лавкрафта, которому он помогал в обработке некоторых его рассказов. Помимо «Ловушки», отредактированной и дополненной Лавкрафтом, он также подарил Уайтхеду сюжет рассказа «Кассиус», посвященного сиамским близнецам, и доработал окончание рассказа «Ушиб». В последнем излагалась история человека, у которого после ушиба головы пробудилась наследственная память и он начал слышать чудовищные звуки, сопровождавшие гибель легендарного континента Му. Смерть Уайтхеда потрясла Лавкрафта, хотя он, как и обычно, постарался замаскировать свои чувства за джентльменской невозмутимостью.

Примерно тогда же, в самом конце 1932 г., возникла ситуация, которая, при очень удачном раскладе, могла бы привести к возобновлению близких отношений между Лавкрафтом и его бывшей женой. В 1932 г. Соня Грин посетила Европу – Англию, Францию и Германию, откуда активно писала Говарду и посылала купленные специально для него книги. После возвращения она задумала написать путевые очерки, получившие заголовок «Европейские впечатления». Лавкрафт абсолютно бесплатно отредактировал (фактически – переписал) текст Сони. Совместная работа явно оживила воспоминания о старых, но вполне счастливых временах брака. Причем оживила до такой степени, что в марте 1933 г. Лавкрафт согласился приехать в Хартфорд (штат Коннектикут) к Соне. Они планировали, как и в свои лучшие годы, осмотреть местные достопримечательности и побыть только вдвоем друг с другом. Но возможного «великого восстановления» не произошло, семейная жизнь Лавкрафтов осталась в прошлом. Когда при прощании Соня предложила Говарду ее поцеловать, тот осторожно отказался.

Больше они никогда не встречались.

В самом начале 1933 г. Лавкрафт принялся усердно помогать своему молодому корреспонденту Р. Барлоу, будущему соавтору и душеприказчику, которому тогда исполнилось всего пятнадцать лет. Старший друг из Провиденса внимательно читал его рассказы, давал советы, а некоторые из текстов – жестко правил.

Но, как и работа для Сони, как и критика любительской поэзии, все это не приносило денег. Финансовая ситуация лишь ухудшалась, и в итоге Лавкрафту пришлось договариваться со своей тетей Энни Гэмвелл о совместной аренде квартиры. Однако, как это иногда случается в жизни, явная неприятность обернулась неожиданной удачей. Говарду и Энн удалось снять второй этаж дома, находившегося на территории университета Брауна. И всего за десять долларов в неделю.

Двухэтажное здание, построенное в начале XIX в., находилось под адресу: Колледж-стрит, 66. Писатель и его тетя заняли верхний этаж, где располагались пять комнат и две кладовки. 15 мая 1933 г. Лавкрафт въехал в новый дом, вызвавший у него настоящий приступ восторга. Вот как он описывал жилище, в котором проведет оставшиеся годы жизни: «Восхищаясь подобным всю свою жизнь, я нахожу нечто волшебное и фантастическое в опыте постоянного проживания в одном из них впервые.

Зайти домой через резной георгианский портал и сесть у белого колониального камина, созерцая через секционное окно море вековых крыш и сплошной зелени… Я все еще боюсь, что зайдет какой-нибудь музейный сторож и выгонит меня отсюда по закрытии в шесть часов вечера!»[361]361
  361. Цит. по: Спрэг де Камп Л. Указ. соч. С. 466.


[Закрыть] Среди зданий университета, недалеко от дома Лавкрафта, находился сарай, на крыше которого имели привычку собираться окрестные кошки. Фантаст пришел в восторг от такого соседства. Он быстро свел дружбу с хвостатыми и прозвал их «братством К.А.Т.», что якобы должно было расшифровываться как «Kompson Ailouron Taxis» – «Компания грациозных кошек».

В отличие от племянника, тетя Энни начала жизнь в новом доме с катастрофы – 14 июня 1933 г. она неудачно шагнула с лестницы, упала и сломала ногу. Месяц Энни Гэмвелл провела в больнице, но даже после выписки еще долго ходила на костылях.

И все-таки жизнь на новом месте постепенно налаживалась. 30 июня Лавкрафта навестил Э. Хоффман Прайс, приехавший на собственном автомобиле, который его соавтор сразу же прозвал «Джаггернаутом». На машине они вместе посетили берега залива Наррагансет и другие районы Род-Айленда. Во время одной из встреч Прайс и его приятель Г. Бробст принесли с собой упаковку пива. Лавкрафт отреагировал с любопытством на происходящее, спросив, что его друзья собираются делать с «таким большим количеством?». «Выпить», – четко ответил Бробст, несмотря на явное недоверие в глазах фантаста. На самом деле никакого «большого количества спиртного» в реальности не было – на Бробста и Прайса пришлось всего по три бутылки. Гораздо меньше терпимости и любопытства вызвало у Лавкрафта предложение закусить моллюсками в ресторане в Потуксете. Он честно заявил друзьям: «Пока вы будете есть эту треклятую дрянь, я прейду улицу и закажу сэндвич, прошу извинить меня»[362]362
  362. Там же. С. 96.


[Закрыть].

Из-за болезни тети Лавкрафт не мог надолго покидать Провиденс, но в начале сентября он все же вырвался на неделю в Канаду, еще раз посетив Квебек.

Очередной неприятностью года оказалась новая неудача с попыткой напечатать сборник рассказов Лавкрафта. С. Лавмен сумел вроде бы заинтересовать этой идеей А. Уллмана, редактора издательства «Альфред А. Кнопф». По просьбе Уллмана Лавкрафт сначала отослал ему семь рассказов, потом – еще восемнадцать. (В их число, по совершенно непонятной причине, не попали ни «Хребты Безумия», ни «Тень над Инсмутом».) При этом последнюю отсылку Лавкрафт сопроводил письмом, воистину являющимся шедевром «антирекламы». Из почти извращенного чувства скромности и желания объективно представить тексты фантаст нарочито выпячивал их недостатки. Ни один критик не смог бы обругать рассказы Лавкрафта хуже.

В результате Уллман решил, что надо прислушаться к мнению автора, и отказался от идеи сборника.

Удар был жестокий и надолго выбил Лавкрафта из колеи. Он все больше терял уверенность в собственных силах, считал себя законченным неудачником и не желал браться за новые произведения. Лавкрафт даже заявлял, что готов быть «кем угодно – лифтером, киркомотыжником, ночным сторожем, портовым грузчиком, черт с ним – только не писателем»[363]363
  363. Там же. С. 460.


[Закрыть].

Беда заключалась в том, что никем другим он стать не мог.

Глава 15
ВНУКИ ДЕДУШКИ ТЕОБАЛЬДА

Сентябрь 1933 г. ознаменовался неожиданным событием в мире любительской журналистки – в свет вышел первый фэнзин «Фэнтези Фэн». Его редактором стал семнадцатилетний Чарльз Хорниг, проживавший в Нью-Джерси. Тираж у нового издания был небольшой – всего триста экземпляров, однако журнал быстро привлек внимание не только неуемных любителей фантастики, но и писателей. Во всяком случае, Лавкрафт, Говард и К.Э. Смит поспешили поддержать издательское начинание, предложив туда свои рассказы.

Главным достоинством фэнзина была его демократичность – Ч. Хорнинг охотно публиковал начинающих авторов. Именно в этом журнальчике появились первые части фэнтезийных «Анналов джиннов», созданных Р. Барлоу. В то же время именно «Фэнтези Фэн» заложил нехорошую традицию неудержимых фэнских склок и безответственной вкусовщины, которая благополучно пережила времена бумажных изданий и теперь пышным цветом расцвела в Интернете. Причем идею Хорнинг преследовал вроде бы благую – позволить всем свободно высказываться на любые темы в отдельной колонке.

Колонка получила название «Точка кипения», и первая же публикация в ней вызвала скандал. Форрест Аккерман, в то время активный фэн, а впоследствии известный издатель и литературный агент, обрушился с резкой и плохо обоснованной критикой на рассказ К.Э. Смита «Обитатель марсианской бездны», вышедший в журнале «Уондер Сториз». При этом Аккерман, вдрызг разнося историю Смита, не сумел даже правильно указать ее название.

Его выступление вызвало отповедь со стороны Лавкрафта, затем к дискуссии подключились Барлоу и сам К.Э. Смит. Аккерман отозвался в ответ, причем не менее резко, чем вначале, и вскоре письма в «Точке кипения» стали напоминать не спор критиков, а перебранку старых склочников, давно забывших, из-за чего началась свара. Точку в скандале четким волевым усилием положил Хорнинг – в феврале 1934 г. он просто взял и закрыл «Точку кипения». (Единственным сомнительным плюсом этой истории было то, что среди венерианских животных, описанных Лавкрафтом в позднем рассказе «В стенах Эрикса», появится такая разновидность, как «змеевидные аккманы».)

В «Фэнтези Фэн» Лавкрафту также удалось пристроить расширенный и исправленный вариант «Сверхъестественного ужаса в литературе». Однако полностью это замечательное исследование в то время свет так и не увидело – в феврале 1935 г., когда журнальчик Хорнинга приказал долго жить, публикация дошла только до восьмой части. Целиком исправленный и дополненный «Сверхъестественный ужас в литературе» был издан после смерти автора – в 1939 г., в сборнике «Изгой и другие рассказы».

Некоторые из старых рассказов Лавкрафта появились в безгонорарных журналах другого его приятеля, У. Кроуфорда, проживавшего в городе Эверетт, в районе Аллеганских гор. Фантаст предложил ему для публикации «Селефаис» и «Карающий рок над Сарнатом», которые после некоторых неурядиц были опубликованы в 1934 и 1935 гг. Кроуфорд также попросил для одного из его изданий автобиографию Лавкрафта, которую тот с трудом, но все же написал. Издан этот текст не был, хотя и сохранился среди бумаг писателя. Позднее он получил заголовок «Некоторые заметки о ничтожности» и по сей день является одним из важнейших источников по биографии Лавкрафта. (Во всяком случае, – определенно главным источником по его собственным воззрениям на себя и на свою жизнь.)

В первой половине 1933 г. Лавкрафт упорно пытался проанализировать свой и чужой опыт в области хоррора. Результатом этих усилий стали «Заметки о сочинении мистической литературы» и еще несколько текстов, анализирующих технологию создания произведений об ужасающем и сверхъестественном. Судя по всему, Лавкрафт упорно пытался нащупать новые пути в этой области, стремился вырваться из плена привычных схем, показавшихся ему шаблонными.

Однако первый результат его практических усилий в этой области оказался в лучшем случае противоречивым. Написанный в августе 1933 г. рассказ «Тварь на пороге» относится к тем вещам Лавкрафта, которые безусловно лучше выглядят в хорошем переводе. Язык и стиль в английском оригинале настолько неряшливы, что создается впечатление, будто автор решил поэкспериментировать и здесь. Сюжет же «Твари на пороге» выглядит банальным и, увы, совсем не лавкрафтианским.

В самом начале текста герой-рассказчик Дэниэл Аптон признается, что застрелил своего лучшего друга Эдварда Дерби, но при этом ни в коем случае не является его убийцей. Дерби с детства увлекался необъяснимым и сверхъестественным и стал известным поэтом, пишущим стихи с фантастическим уклоном. Уже достаточно взрослым мужчиной, в тридцать восемь лет он познакомился с юной студенткой Мискатоникского университета Асенат Уэйт. Про нее и про ее отца Эфраима Уэйта ходили странные слухи: «Она, вне всякого сомнения, была настоящим гипнотизером. Устремив странный немигающий взгляд на одноклассницу, она почти неизменно вызывала у последней отчетливое ощущение взаимообмена душами – точно ее душа на мгновение переселялась в тело школьной волшебницы и получала способность взглянуть на свое собственное тело со стороны, при этом глаза невольной жертвы начинали сверкать и вылезать из орбит, принимая совершенно чуждое им выражение»[364]364
  364. Лавкрафт Г.Ф. Тварь на пороге. Пер. О. Алякринского// Лавкрафт Г.Ф. Зверь в подземелье. М., 2000. С. 80–81.


[Закрыть].

Дерби безумно увлекается Асенат и, несмотря на сопротивление со стороны своего отца, женится на ней. Вскоре про молодоженов начинают рассказывать причудливые сплетни. Согласно одной из них, супруги Дерби периодически будто бы меняются характерами – по поведению Асенат начинает напоминать Эдварда, и наоборот. Во время одной из встреч со своим другом Дерби в ужасе рассказывает ему, что Асенат – это на самом деле колдун Эфраим, который сумел переместить свою душу в тело дочери. Постепенно Эдварду становится все хуже, он обвиняет жену в попытках захватить его тело, и в итоге Дерби оказывается в психиатрической лечебнице. Через некоторое время ему вроде бы легчает, но при личной встрече Аптон не узнает своего друга: «Передо мной стоял когда-то ужасно напугавший меня самоуверенный субъект, который, как сам Эдвард признался мне однажды, был не кем иным, как вторгшимся в его тело иновоплощением Асенат»[365]365
  365. Там же. С. 98.


[Закрыть].

Затем в доме Аптона раздается странный телефонный звонок, во время которого был слышен лишь «булькающий звук, какой издают падающие капли воды – буль-буль-буль, – ив нем я с удивлением распознал намек на невнятные неразличимые слова и даже слоги»[366]366
  366. Там же. С. 99.


[Закрыть]. После этого на пороге квартиры рассказчика появляется нечто неописуемое: «Когда я распахнул дверь во тьму вязовой аллеи, меня обдало невыносимым зловонием, от которого я едва не потерял сознание. Но я сумел подавить приступ тошноты и через секунду с трудом различил согбенную маленькую фигурку на ступенях крыльца… На пришельце было надето пальто Эдварда, его полы почти волочились по земле, а рукава, хотя и были завернуты, все равно закрывали кисти рук. На голову была нахлобучена широкополая фетровая шляпа, нижнюю часть лица скрывал черный шелковый шарф. Когда я сделал неверный шаг вперед, фигурка издала хлюпающий звук, как тот, что я слышал по телефону – “буль… буль…”»[367]367
  367. Там же. С. 101.


[Закрыть] Перед тем, как развалиться на части, это нечто передает Аптону записку: «Дэн – иди в лечебницу и убей это. Уничтожь. Это больше не Эдвард Дерби. Она завладела мной – Асенат, – хотя сама она уже три с половиной месяца как мертва. Я солгал тебе, сказав, что она уехала. Я убил ее… Душа у нее – или у Эфраима – не покидает земной мир и продолжает витать тут и после смерти, пока не истлеет прежнее тело. Вот она и преследовала меня, заставляя обмениваться с ней телом, – она выкрадывала мое тело, а меня загоняла в свой труп, похороненный в погребе!.. Убей эту гадину, если тебе дорого спокойствие и благо мира. И проследи, чтобы эту тварь сожгли. В противном случае она будет продолжать жить, вечно переходя из тела в тело, и я даже не могу теперь предсказать, на что это еще способно…»[368]368
  368. Там же. С. 102–103.


[Закрыть] Наконец-то все становится ясно – и Аптон отправляется в лечебницу, чтобы уничтожить Эфраима, вселившегося в тело его друга.

История с переселением души из одного тела в другое заставляет вспомнить об «Истории Чарльза Декстера Варда», где колдун Карвен также захватил тело главного героя. Также исследователи творчества Лавкрафта не единожды отмечали, что на сюжет рассказа повлиял роман «Призрачная тварь» Г.Б. Дрейка, изданный в 1928 г. В этом произведении экстрасенс Айвори Бут способен вселяться в чужие тела, вытесняя оттуда души хозяев. В финале смертельно раненный Бут, находящийся на фронте, переходит в тело своего друга и так остается в живых. Лавкрафт сумел сделать сюжет более логичным – в «Твари на пороге» между персонажами происходит полноценный обмен разумами.

И все-таки сюжет рассказа выглядит слишком обычным. Даже введение в текст упоминаний шогготов и «Некрономикона» не смогло придать ему космический перспективы и связать с необъяснимыми и неописуемыми феноменами вселенского масштаба. «Тварь на пороге» так и осталась достаточно тривиальной историей о злых колдунах.

У литературоведов и биографов интерес к рассказу подогревается обычно тем, что в нем пытаются найти намеки на брак самого Лавкрафта, считая Асенат Уэйт карикатурой на Соню Грин. Однако эта, казалось бы, напрашивающаяся версия выглядит маловероятной, если сравнить реальные подробности брака Лавкрафта и события, происходящие в «Твари на пороге». Соня не только не пыталась подавлять мужа, но даже во многом потакала ему. Да и образ Эдварда Дерби далек от того, чтобы восприниматься как альтер эго Лавкрафта. (На эту роль больше годится Дэниэл Аптон.) Дерби был скорее срисован с К.Э. Смита, поэта и фантаста, прославившегося своими стихами еще в девятнадцать лет.

Формально относящаяся к «аркхэмскому циклу», «Тварь на пороге» заметно отличается от привычныхлавкрафтовских историй о Великих Древних. Она любопытна лишь как эксперимент, закончившийся неудачей, – Лавкрафт попытался поиграть с новыми, более мелодраматическими приемами, спекулируя на теме «неистовых чувств» и «несчастного брака». Хотя провал «Локона Медузы» должен был научить его, что романтические истории строятся по своим, тоже достаточно сложным правилам. И что истории о роковой любви – явно не его стихия. Впрочем, несмотря на все недостатки, «Тварь на пороге» была опубликована в «Уиерд Тейлс», но лишь в январе 1937 г.

От других прозаических текстов 1933 г. веет как стремлением к экспериментаторству, так и неуверенностью в своих силах. Осенью 1933 г. Лавкрафт задумал, судя по всему, переделать «Грибы с Юггота» в рассказ. В итоге появился отрывок, позднее получивший заголовок «Книга» и явно связанный с первыми тремя сонетами – «Книга», «Преследователь» и «Ключ». Но дальше начала дело не пошло – отрывок так и остался отрывком.

Другое «произведение» того времени – очень четкий и связный пересказ сна Лавкрафта, включенный им в письмо к его старому другу по переписке Б. Дуайеру. Во время сновидения фантаст увидел некоего жуткого человека: «Черты его болезненножелтоватого лица могли быть сочтены правильными, если бы не нависавший над ними неестественно огромный лоб. Волосы пришельца были аккуратно подрезаны и приглажены, подбородок, несмотря на свежие следы бритвы, уже просвечивал синевой. Он носил очки без оправы, стекла которых крепились на тонких стальных дужках. В целом облик его вполне соответствовал бы моим представлениям о священниках, не будь этого слишком высокого лба, слишком умного, слишком проницательного взгляда и вообще несвойственной подобным лицам угрюмости, за которой читалась едва различимая, но несомненная печать Зла»[369]369
  369. Лавкрафт Г.Ф. Служитель зла. Пер. В. Дорогокупли // Лавкрафт Г.Ф. Затаившийся страх. Полное собрание сочинений. Т. 1. М., 1992. С. 420.


[Закрыть].

Неизвестный сжигает какие-то книги, а потом пытается повеситься. Рассказчик старается помешать ему, ринувшись вперед, после чего зловещий священник замечает свидетеля и решительно направляется в его сторону. Главный герой стреляет в злодея из какого-то подобия лучевого аппарата, и тот падает в лестничный проем. Однако когда рассказчик приходит в себя, то мертвого тела под лестницей он не находит. Сбежавшиеся же свидетели в ужасе смотрят на него, говоря, что подобное случалось и раньше. Героя подводят к зеркалу, и он видит там чужака: «Передо мной стоял худой темноволосый человек среднего роста, в облачении англиканского священника, лет тридцати или около того, в очках без оправы, стальные дужки которых поблескивали из-под уродливо огромного лба. Это был все тот же безмолвный пришелец, сжегший в камине свои фолианты. Отныне я был обречен провести остаток своих дней в облике этого человека и тем самым еще на некоторое время продолжить в себе его жизнь»[370]370
  370. Там же. С. 423.


[Закрыть]. Эта часть письма, если ее аккуратно извлечь из общего текста, действительно выглядит вполне законченной миниатюрой. Она и была опубликована в апреле 1939 г. в «Уиерд Тейлс» под названием «Служитель зла». (Впрочем, О. Дерлет сомневался, что отрывок был записан именно в 1933 г., и датировал его более поздним, 1937 г.)

Но если в творческом плане год оказался не слишком продуктивным, то в отношении новых знакомств все обстояло не так плачевно. В первую очередь именно весной 1933 г. с Лавкрафтом впервые списался Р. Блох, позднее ставший одним из самых заметных авторов мистики и триллеров 40–60 гг. XX в., создателем знаменитого «Психо». Шестнадцатилетний Блох, проживавший в Милуоки, отправил письмо Лавкрафту без особой надежды на положительную реакцию и был просто потрясен, получив обстоятельный и доброжелательный ответ. В ходе завязавшейся переписки старший товарищ не только наставлял младшего в «тайнах литературного мастерства», но и давал прямые советы по исправлению текстов. Во многом благодаря этой помощи в июле 1934 г. Блох опубликовал первый рассказ в «Уиерд Тейлс», а затем стал одним из постоянных авторов журнала.

Два других корреспондента, завязавшие переписку с Лавкрафтом в 1933 г., были существенно старше Блоха. Знакомство с Г. Кенигом началось с курьеза. Фанатичный собиратель редких книг, он обратился к Лавкрафту за советом: где можно достать экземпляр «Некрономикона»? Обескураживающий и разочаровывающий ответ писателя не слишком огорчил Кенига, он все равно отреагировал благодарственным письмом, и постепенно между ним и автором из Провиденса завязалась постоянная переписка. Помимо просто дружеской поддержки, Кениг, по просьбе Лавкрафта, будет присылать ему разные фантастические книги, в том числе и весьма редкие.

Именно Кениг познакомил своего друга с творчеством британского фантаста У.Х. Ходжсона. На Лавкрафта, до этого читавшего только сборник рассказов «Карнаки, охотник за привидениями», произвело огромное впечатление титаническое воображение британца, проявившееся в романах «Дом в порубежье» и «Ночная земля». Последняя книга, в которой упоминаются события, произошедшие за периоды в миллионы лет, особенно поразила Лавкрафта. Следы ее воздействия заметны в одном из наиболее удачных его поздних текстов – в повести «За гранью времен». Лавкрафт также поспешил сделать специальную вставку о Ходжсоне в «Сверхъестественном ужасе в литературе». (В 1937 г. эта заметка вышла в виде отдельной статьи «Странные труды Уильяма Хоупа Ходжсона» в журнале «Фантаграф».)

Летом 1933 г. Лавкрафт также получил письмо от бывшего телеграфиста Р. Сирайта, просившего обработать некоторые из его рассказов и помочь с их публикацией. Фантаст счел эти тексты вполне профессиональными, хотя и дал ряд советов автору. После этого Сирайту удалось пристроить несколько историй в журналы, он сообщил об этом Лавкрафту и также постепенно вошел в число его постоянных корреспондентов.

История с публикацией текстов Сирайта любопытна еще потому, что она показывает, с какой легкостью самые разные авторы включались в игру в псевдомифологию, затеянную Лавкрафтом и его друзьями. Зная о выдуманных мистических книгах, упоминающихся в произведениях своего товарища, Сирайт в качества эпиграфа к рассказу «Запечатанный бочонок» поставил отрывок из неких несуществующих Эльтдаунских таблиц. Лавкрафт оценил изобретение приятеля по переписке, и позднее ссылки на Эльтдаунские таблицы появятся и в его произведениях – повести «За гранью времен» и рассказе «Дневник Алонзо Тайпера».

С начала 30-х гг. XX в. ссылки на общих псевдобожеств продолжали стабильно включать в свои рассказы К.Э. Смит и Р. Говард. Особенно в этом плане отличился фантаст из Техаса, прописавший в ряде текстов связную биографию фон Юнцта.

Но все же главными «игроками в квазимифологию» этого времени оказываются самые молодые корреспонденты Лавкрафта. Д. Уондри с 1932 г. трудился над целым романом, написанным в лавкрафтианском стиле – «Мертвые титаны пробуждаются». Лавкрафт, прочитавший текст в рукописи, горячо его одобрил и предложил целый ряд советов по улучшению будущей книги. Увы, роман ждала не слишком счастливая судьба – он был опубликован лишь в 1948 г., под заголовком «Паутина острова Пасхи».

Велико было и стилистическое воздействие «дедушки Теобальда» (как особенно любил в это время подписываться Лавкрафт) на его молодых приятелей. С.Т. Джоши отмечает, что у Д. Уондри это воздействие лучше всего заметно в таких рассказах, как «Древесные люди М’Бва», «Создатели ведьм» и «Хрустальная пуля». Не менее сильным было влияние произведений старшего коллеги и на тексты Р. Блоха. Почти каждый из них Лавкрафт прочитывал и внимательно комментировал, а рассказ «Слуги Сатаны» даже частично написал вместе со своим молодым корреспондентом. Впрочем, эту историю об американских дьяволопоклонниках XVII в., которых герой-проповедник побеждает, избивая Библией, нельзя отнести к удачам ни Блоха, ни тем более самого Лавкрафта.