Текст книги "Лавкрафт"

Автор книги: Глеб Елисеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

Описание упадка К-ньяна тесно связано и со столь важной для писателя темой деградации и вырождения, которой он отдал немало места в своих ранних текстах. Только теперь распад поразил не один проклятый род или семейство, а целую цивилизацию, замкнувшуюся на себе и принявшуюся потакать худшим побуждениям своих членов. Вот как Лавкрафт описывал типичные ежедневные занятия обитателей К-ньяна: «Распорядок дня следовал по накатанному образцу: утреннее опьянение спиртами или наркотическими субстанциями, пытки рабов, дневные сновидения, гастрономические и чувственные оргии, религиозные службы, экзотические эксперименты, художественные и философские дискуссии и далее в том же духе»[282]282
  282. Там же. С. 155.


[Закрыть].

Но при этом в подземном мире сохранялась высокоразвитая наука, в полном соответствии с известным высказыванием фантаста А. Кларка, больше всего напоминающая магию. Особенно Замакону поразило умение обитателей К-ньяна дематериализоваться и проходить сквозь твердые тела. Конкистадор начал активно изучать и использовать это умение, после чего смог пробираться в другие, более глубинные подземные области – даже в темную бездну Нкай, откуда некогда явился Цатоггва.

Опасаясь жестокости и непредсказуемости подземных жителей, Замакона решил бежать наверх, заручившись помощью влюбившейся в него обитательницы К-ньяна по имени Тла-Йуб. Она уверила конкистадора, что знает заброшенный выход из подземного царства, находящийся на вершине забытого кургана. Однако при попытке побега Замакону и его спутницу схватили стражники. Испанца на первый раз простили, а вот Тла-Йуб, подвергнув изощренным пыткам, казнили. Тело несчастной после смерти превратили в «вайм-баи» – движущийся обезглавленный труп, принужденный вечно охранять выход из глубин земли.

И все же неудача не смирила Замакону. В последних словах своей рукописи он замечает: «Сейчас или никогда; я должен бежать!»

Прочитав все это, главный герой «Кургана» оказывается перед неразрешимым вопросом: что перед ним – изощренная мистификация или невероятная правда? Он решает продолжить раскопки, однако почти сразу же проваливается в глубокое подземелье, где сталкивается с существом, заставившим его не только поверить в историю Замаконы, но и в ужасе бежать с кургана. Он видит «отвратительный труп – обезглавленный, лишенный рук и ступней ног», на груди которого вырезана надпись на искаженном испанском: «Схвачен по воле К-ньяна, направлявшей безголовое тело Тла-Йуб»[283]283
  283. Бишоп 3., Лавкрафт Г.Ф. Курган. Пер. О. Басинской // Лавкрафт Г.Ф. Ужас в музее. М.; СПб., 2010. С. 224.


[Закрыть]. Отважный конкистадор навсегда остался хранителем жуткого кургана и его ужасных тайн.

Лавкрафту удалось создать замечательную вещь, сравнимую со многими его оригинальными работами. «Курган» стал предвестником более поздних лавкрафтовских произведений, вроде «Хребтов Безумия» и «За гранью времен», где также описывались истории целых цивилизаций на протяжении почти необозримых промежутков времени. Одновременно он оказался очередным торжеством принципов псевдореализма в творчестве Лавкрафта – все, начиная от упоминания об участии Замаконы в экспедиции Коронадо до конкретных дат жутких событий, якобы происходивших на рукотворном холме, работает на атмосферу текста, нагнетая ауру внешнего правдоподобия. А вот с публикацией «Кургана» дело не заладилось – Ф. Райт отверг текст как слишком длинный для одного выпуска «Уиерд Тейлс». В результате повесть была издана лишь в ноябре 1940 г., после того, как О. Дерлет ее сильно сократил и отредактировал.

Труды по приведению в порядок чужих текстов все же не помешали Лавкрафту в первой половине 1930 г. предпринять ряд новых путешествий по США. А странствия, в свою очередь, породили художественные тексты – заметки об увиденном, вроде «Описания Чарльстона», созданного после посещения писателем этого города в конце апреля – начале мая 1930 г. В ходе этой же поездки, но уже в Ричмонде Лавкрафт взялся за обработку нового произведения от Зелии Бишоп – рассказа, получившего позже название «Локон Медузы».

Следуя духу современной политкорректности, этот рассказ принято ругать за якобы проскальзывающие в нем расистские намеки. Натянутость и странность подобных обвинений кажется совершенно ясной, если вспомнить, что Лавкрафт не только никогда не скрывал своих расистских взглядов, но и вполне четко их высказывал. А в «Локоне Медузы» упоминание о негритянской магии и финальное замечание о том, что главная героиня, «пусть в неуловимо слабой степени, была негритянкой»[284]284
  284. Бишоп 3., Лавкрафт Г.Ф. Локон Медузы. Пер. Л. Кузнецова// Лавкрафт Г.Ф. Локон Медузы. Тольятти; Екатеринбург, 1993. С. 410.


[Закрыть], служат лишь антуражным моментом, подчеркивающим, что события рассказа разворачиваются в южном штате.

В начале произведения заплутавший главный герой случайно натыкается на почти заброшенное поместье Риверсайд. Однако в обветшалом доме все еще живет его хозяин, Антуан де Русси, радушно принимающий незваного гостя. Де Русси рассказывает путешественнику жуткую историю о неудачном браке, погубившем его сына, художника Дэниса. Дело в том, что француженка Марселина Бедар, на которой женился молодой наследник поместья, была вовсе не человеком. Она оказалась чудовищем, обладающим живыми змееподобными волосами (отсюда и название рассказа). Новоявленная Медуза погубила и своего супруга, и его отца, который в финале истории оказывается призраком. Заброшенное поместье, являющееся одиноким путникам на дороге, – это тоже всего лишь мираж над развалинами, обманчивое видение. Зато в его окрестностях, как узнает в финале главный герой, часто видят гигантскую змею, напоминающую жгут густых черных волос.

Даже из пересказа видно, что «Аокон Медузы» ни в коем случае не относится к лавкрафтовским шедеврам. Но все-таки рассказанная писателем история выглядит вполне пугающей, занимательной и явно не заслуживающей ругани, которую у американских литературных критиков принято на нее обрушивать. Хотя из трех сюжетов Зелии Бишоп, переработанных ее соавтором, этот действительно является наиболее слабым и банальным. По какой-то загадочной причине, как и «Кургану», «Локону Медузы» не повезло с публикацией – текст был издан только после смерти Лавкрафта, в январском номере «Уиерд Тейлс» за 1939 г.

Несмотря на укоренившуюся в его душе неприязнь к Нью-Йорку, Лавкрафт посетил его и в 1930 г. Эта поездка больше всего запомнилась ему визитом в Музей Николай Рериха, чьи картины вызвали неподдельный восторг и у Лавкрафта, и у сопровождавшего друга Ф.Б. Лонга. Фантаст был настолько потрясен восточными пейзажами русского художника, что это отразилось в его прозе. В романе «Хребты Безумия» он вспомнит про призрачные руины «первобытных храмов в горах Азии, которые так таинственно и странно смотрятся на полотнах Рериха»[285]285
  285. Лавкрафт Г.Ф. Хребты Безумия. Пер. В. Бернацкой // Лавкрафт Г.Ф. Хребты Безумия. М., 1995. С. 351.


[Закрыть].

В ходе этой же поездки Лавкрафт познакомился с X. Крейном, одним из наиболее выдающихся американских поэтов 20-х гг. XX в. Крейн произвел на него двоякое впечатление: с одной стороны, фантаст был поражен его умом, остроумием и эстетическим вкусом, а с другой – потрясен тем, что поэт оказался совершенно законченным алкоголиком. Эта болезнь, в конце концов, привела Крейна к гибели – в 1932 г. он покончил жизнь самоубийством.

В начале 30-х гг. оживились контакты Лавкрафта и в среде любительской журналистики. В начале июля он даже посетил бостонский съезд НАЛП. Общение в сумбурной, суматошной, но неизбежно брызжущей энтузиазмом среде издателей и журналистов-любителей заставило Лавкрафта тепло вспомнить о временах молодости, когда он еще только-только начал зани-. маться литературой.

Однако главное путешествие 1930 г. состоялось в конце августа – начале сентября. Лавкрафт впервые покинул территорию Соединенных Штатов! Он отправился в Канаду. Короткое посещение Квебека и окрестностей (на большее не хватило ни времени, ни денег) настолько его захватило, что по возвращении он немедленно засел за подробный путевой отчет. Написанное исключительно для собственного удовольствия «Описание города Квебека» разрослось в процесс работы до ста тридцати шести страниц. В текст были включены зарисовки отдельных элементов архитектуры местных зданий и даже подробный городской план. К сожалению, «Описание…» Лавкрафт, судя по всему, не показывал даже друзьям. Титанический труд, проделанный без малейшего расчета на издание, оказался заброшен и был опубликован лишь долгие годы спустя, почти через сорок лет после смерти автора, в 1976 г.

СОРАТНИКИ И ПРЕДШЕСТВЕННИКИ

М.Р. Джеймс

Если в отношении некоторых авторов их влияние на Лавкрафта сильно преувеличивается, то в отношении М.Р. Джеймса господствует противоположная тенденция – влияние писателя преуменьшается, а иногда и отрицается вообще. Основание подобным взглядам положил сам Лавкрафт, пару раз высказавшийся о Джеймсе с явным скепсисом. Он познакомился с его первыми рассказами в конце 1925 г., а к началу 1926 г. прочитал все три вышедших сборника рассказов британского автора. В «Сверхъестественном ужасе в литературе» Лавкрафт заметил, что М.Р. Джеймс был «одаренным почти дьявольской силой вызывать ужас, слегка отступая от прозаической повседневности»[286]286
  286. Лавкрафт Г.Ф. Сверхъестественный ужас в литературе. Пер. Л. Володарской// Лавкрафт Г.Ф. Зверь в подземелье. М., 2000. С. 434.


[Закрыть]. Он безусловно отнес этого автора к четверке самых великих сочинителей хоррора первой половины XX в.

Монтегю Роудс Джеймс, публиковавший свои беллетристические книги под сокращенным вариантом имени М.Р. Джеймс, родился 1 августа 1862 г. в Англии, в графстве Кент. Детство его прошло в маленьких городках в Саффолке, и впечатления ранних лет жизни отразились впоследствии в рассказах Джеймса. В отличие от лорда Дансени, Мейчена, Блэквуда или самого Лавкрафта он был не профессиональным литератором, а ученым – историком, библеистом и источниковедом. Начав с должности ассистента в Музее Фицвильяма в кембриджском Королевском колледже, Джеймс в конце концов стал директором этого учреждения. Преимущественной областью его научных интересов была апокрифическая иудейская и христианская литература. Свою диссертация он посвятил апокрифическому апокалипсису апостола Петра; его монографии об ветхозаветных и новозаветных апокрифах, опубликованные в 1920 и 1924 гг., сохраняют научное значение до сих пор. Также, занимаясь преподавательской деятельностью в Королевском колледже Кембриджа (с 1905 по 1918 г.) и в Итоне (с 1918 г. и до самой смерти), он опубликовал множество каталогов рукописных собраний, в том числе и хранящихся в библиотеках этих университетов.

Сочинение «рассказов ужасов» М.Р. Джеймс воспринимал как развлечение и способ отвлечься от серьезных научных занятий. Свои тексты он первоначально писал к Рождеству, чтобы, следуя традиции британского святочного рассказа, читать друзьям и родственникам после 25 декабря у камина. (Этой привычке Джеймс придерживался с 1893 г.) Лишь позднее он решился их опубликовать, и первая же книжка «История о призраках от собирателя древностей», изданная в 1904 г., привлекла внимание читателей. Лавкрафт специально отметил, что Джеймс выработал четкие принципы сочинения мистических историй: «В предисловии к одному из своих сборников автор сформулировал три основных правила сочинения об ужасном. История о привидениях, как он считает, должна происходить в знакомых декорациях современного мира, чтобы быть ближе к читателю с его жизненным опытом. В феномене сверхъестественного, кроме того, должно быть заложено зло, а не добро, поскольку автор собирается вызвать у читателя в первую очередь страх. И наконец, нужно тщательно избегать жаргона оккультизма или псевдонауки, иначе очарование случайного правдоподобия исчезнет в неубедительном педантизме»[287]287
  287. Там же. С. 434.


[Закрыть].

Хотя на протяжении жизни писателя вышло еще несколько книг, посвященных сверхъестественному, общее число его произведений невелико. Однотомное собрание сочинений, изданное в 1931 г. и названное «Полное собрание историй о призраках от М.Р. Джеймса», насчитывает меньше 650 страниц. Джеймс скончался 12 июня 1936 г.

Многие его рассказы строятся по одной общей схеме – главный герой сталкивается с неким необъяснимым событием (чаще всего – явлением призрака), начинает изучать историю местности или здания, где это событие произошло, и обнаруживает древнюю причину сверхъестественных событий. Лавкрафт так пересказывал содержание отдельных текстов М.Р. Джеймса в «Сверхъестественном ужасе в литературе»: «Предлагая новый тип привидения, он далеко уходит от привычной готической традиции, ибо там большинство привидений были бледными и величественными, и об их присутствии узнавали, лишь увидев их, – а призрак Джеймса тощий, маленький и волосатый – медлительное адское страшилище, нечто среднее между человеком и зверем, – и к нему обычно сначала прикасаются, а уж потом его видят. Иногда зрелище бывает еще более эксцентричным – штука фланели с паучьими глазами или невидимое существо, которое заворачивается в простыни и показывает лицо из мятой ткани… Из написанного мистером Джеймсом трудно выбрать самое любимое или, скажем, типическое, хотя у каждого читателя, несомненно, свои пристрастия в зависимости от темперамента. “Граф Магнус”, безусловно, один из лучших рассказов, изображает подлинную – тревожную и неопределенную – Голконду. Мистер Враксолл – английский путешественник середины девятнадцатого столетия – прибывает в Швецию, чтобы собрать материал для книги. Постепенно его заинтересовывает древний род де ла Гарди, живший недалеко от деревни Рабак, и он начинает изучать все, что о нем известно, а в результате этих занятий его особенно завораживает фигура строителя манора, некоего графа Магнуса, о котором ходят страшные и странные слухи. Граф, который жил в начале семнадцатого столетия, был жестоким хозяином, знаменитым своими наказаниями браконьеров и провинившихся арендаторов. Его жестокость вошла в поговорку, а после его смерти и погребения в гигантском мавзолее, построенном рядом с церковью, стали распространяться темные слухи о странных появлениях графа – как в случае с двумя крестьянами, которые ночью охотились на его территории через сто лет после его смерти. Наутро священник нашел обоих, но один обезумел, а другой умер, и его лицо было ободрано до костей.

Мистер Враксолл слушает истории, которые ему рассказывают, и неожиданно узнает о Черном паломничестве графа, паломничестве в Хоразин, что в Палестине, то есть в один из городов, проклятых Господом, в котором, как говорят старые священники, родился Антихрист. Никто не смеет даже намекнуть на то, что представляло собой Черное паломничество и что за странное существо привез с собой, вернувшись, граф. Тем временем мистера Враксолла охватывает желание исследовать мавзолей графа Магнуса, и, наконец, он получает разрешение войти в него, но в сопровождении дьякона. Там обнаруживаются несколько надгробий и три медных саркофага, один из которых принадлежит графу. По краю саркофага выбито несколько сцен, включая ужасное преследование – испуганного человека преследует в лесу приземистое существо с щупальцами осьминога, выполняя приказ высокого человека в плаще, который стоит на вершине ближнего холма. На саркофаге предусмотрены три массивных железных замка, но один валяется на полу и напоминает путешественнику о металлическом клацанье, которое он слышал за день до посещения мавзолея, когда шел мимо и думал о возможной встрече с графом Магнусом.

Чары мистера Враксолла сыграли свою роль, и он получил ключ от мавзолея для повторного визита, уже в одиночку, во время которого находит второй открытый замок. На следующий день, то есть в последний день пребывания в Рабаке, он вновь идет в мавзолей, чтобы попрощаться с мертвецом. Вновь он думает о том, что неплохо бы повидаться с графом, и, с ужасом видя, что последний замок на саркофаге открывается, падает на пол, а крышка медленно, со скрипом поднимается, бежит прочь из мавзолея, в панике забыв запереть дверь.

Возвращаясь в Англию, путешественник ощущает нечто странное в отношении попутчиков, когда плывет на корабле. Фигуры в плащах внушают ему беспокойство, и он чувствует, что за ним постоянно следят. Из двадцати восьми пассажиров, которых он насчитал на корабле, только двадцать шесть появляются за обеденным столом, а двое не приходят никогда – высокий мужчина в плаще и его спутник, что пониже ростом и тоже закутанный в плащ. Заканчивая морское путешествие в Гарвиче, мистер Враксолл делает попытку сбежать в закрытом экипаже, но на перекрестке вновь видит две знакомые фигуры. Наконец он поселяется в маленьком деревенском домике и все свое время посвящает торопливым записям. На второе утро его находят мертвым, и во время следствия семь присяжных заседателей падают в обморок, поглядев на труп. Дом, в котором он остановился, стоит пустой, а когда его сносят через полвека, то находят в забытом шкафу записи.

В “Сокровище аббата Томаса” английский антикварий разгадывает шифр на окнах эпохи Ренессанса и находит золото, припрятанное в углублении в стенке колодца, расположенного во дворе немецкого аббатства. Однако хитроумный владелец клада приставил к нему охрану, и нечто в черном обхватывает руками шею искателя клада так, что тому приходится отказаться от поисков и призвать священника. После этого каждый вечер искатель клада ощущает чье-то присутствие и чувствует жуткую вонь за дверью своей комнаты в отеле, пока, наконец, священник при свете дня не ставит обратно камень, закрывающий вход в подземную сокровищницу – из которой кто-то выходил по ночам, чтобы отомстить за поиски золота старого аббата Томаса. Закончив работу, священник обращает внимание на странную, похожую на лягушку, резную надпись на старинной крышке колодца и узнает латинское выражение: “Depositum custodi”, что означает: “Храни, что поручено тебе”.

Из других замечательных рассказов Джеймса назовем “Скамейки в кафедральном соборе”, в котором странное резное изображение каким-то образом оживает, чтобы отомстить за продуманное убийство старого декана его честолюбивым преемником; “Ох, свистни, и я приду” – о некоем ужасе, являющемся, стоит дунуть в свисток, найденный в руинах средневекового собора, и “Случай из истории собора” – о древнем захоронении под разобранной кафедрой и о демоне, который наводит на всех ужас и заражает чумой»[288]288
  288. Там же. С. 435–438.


[Закрыть].

При этом, если М.Р. Джеймс не пытался снижать ощущение ужаса неуклюжими потугами на юмор и иронию, «жуткие истории» у него получались превосходными. Была у его текстов и одна характерная черта – писатель заботился о внешнем правдоподобии, приводя точные даты якобы случившегося, указывая конкретные местности и цитируя якобы подлинные документы. Например, рассказ «Похищенные сердца» начинается с характерного зачина: «Насколько мне известно, эта история началась в сентябре 1811 г»[289]289
  289. Джеймс М.Р. Похищенные сердца. Пер. В. Волковского.// Джеймс М.Р. Плачущий колодец. М.; СПб., 2001. С. 21.


[Закрыть] Подробное внимание к конкретным деталям характерно и для лавкрафтовских текстов периода так называемого псевдореализма. Внешнюю правдоподобность невероятным событиям дополнительно придавали конкретное время происшествий, приводимое автором, вплоть до часов и минут.

М.Р. Джеймс также укрепил склонность Лавкрафта к совершению подробных исторических экскурсов в предысторию описываемых событий. Запутанные детали из жизни проклятых родов, невнятные предания, связанные с проклятыми местами и зданиями, пугающие цитаты из вымышленных документов – все эти приемы роднят рассказы, созданные двумя мастерами ужасов. Наконец, и герои М.Р. Джеймса своим поведением напоминают многих персонажей Лавкрафта. Они пытливо исследуют неизвестное, смело идут до конца в своих изысканиях и все-таки очень долго (и даже неестественно долго) не могут поверить, что столкнулись с чем-то сверхъестественным.

Истинное же положение М.Р. Джеймса в истории «литературы ужаса» определяют вовсе не скептические, а вполне точные слова Лавкрафта: «Доктор Джеймс, хоть у него и легкий стиль, пробуждает настоящий страх в его наиболее пугающем виде и, несомненно, является одним из немногих настоящих мастеров в своем мрачном крае»[290]290
  290. Лавкрафт Г.Ф. Сверхъестественный ужас в литературе. Пер. Л. Володарской// Лавкрафт Г.Ф. Зверь в подземелье. М., 2000. С. 438.


[Закрыть].

Глава 13
НА ПУТИ К НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКЕ

Главным литературным делом, «опусом магнумом» 1930 г., для Лавкрафта стал рассказ «Шепчущий в ночи». (На русский язык также переводился под заголовками «Шепчущий во тьме», «Шепоты во мраке» и «Сущий во тьме».) Текст был начат 24 февраля 1930 г. в Провиденсе и завершен там же, в сентябре. И, несмотря на свою длину почти в двадцать пять тысяч слов, по сюжету и охвату событий это все же не повесть, а очень длинный рассказ.

«Шепчущий в ночи» несомненно относится к условному «аркхэмскому циклу» и явственно демонстрирует, насколько Лавкрафт преуспел в освоении личного варианта литературного метода псевдореализма. Начало событий в рассказе он четко привязывает к наводнению, действительно произошедшему в штате Вермонт 3 ноября 1927 г. Хотя текст и написан от первого лица, главным героем теперь выступает не просто безымянный рассказчик, а якобы вполне конкретный Альберт Уилмарт, профессор литературы из Мискатоникского университета в Аркхэме. Во время наводнения многие вермонтцы вроде бы видели в водах разбушевавшихся рек тела неведомых существ. Эти уносимые потоком трупы были отождествлены с чудовищами, якобы живущими в пещерах под вермонтскими холмами. Существа эти пришли со звезд и занимаются на Земле странной и непонятной деятельностью. Уилмарт в статье, опубликованной в «Аркхэм Адвертайзер», предложил воспринимать данные истории исключительно как фольклорные байки, отождествив с другими фольклорными историями о скрытых народах, вроде рассказов непальцев и тибетцев о снежном человеке. (О «страшном миго», как написал Лавкрафт. Как ни странно, он использовал почти точный термин. Более правильный вариант написания слова – «ми-гё».)

Среди присланных в газету отзывов на статью один крайне поразил Уилмарта. Его автор, Генри Уэнтворт Эйкели, утверждал, будто древние истории не только совершенно справедливы, но и отражают современное положение дел, поскольку недалеко от его дома обитает целая колония таких существ. Сначала Уилмарт относится к сообщению Эйкели с понятным скепсисом и все же вступает с ним в переписку. В ответ он получает чудовищно подробное письмо, полное подробностей о связи этих таинственных существ с самыми жуткими и потаенными тайнами Вселенной. В пересказе письма Эйкели Лавкрафт в очередной раз дал волю своем ироничному мифотворчеству. Уилмарт якобы прочитал об именах и понятиях, «которые встречал ранее лишь в контексте самых зловещих предположений – Юггот, Великий Ктулху, Цатоггва, Йог-Сотот, Рльех, Ньярлатхотеп, Азатот, Хастур, Йян, Ленг, озеро Хали, Бетмура, Желтый Знак, Лемурия, Катулос, Бран и Магнум Инноминандум – и был перенесен через безвестные эпохи и непостижимые измерения в миры древних, открытых реальностей, о которых безумный автор “Некрономикона” лишь смутно догадывался»[291]291
  291. Лавкрафт Г.Ф. Шепчущий в ночи. Пер. П. Лебедева // Лавкрафт Х.Ф., Дерелет А. У. Тварь у порога. М., 1993. С. 73.


[Закрыть]. К письму прилагались фотографии следов неизвестных монстров, а также жуткого черного камня, который, видимо, считался у них святыней. Также Эйкели прислал своему корреспонденту фонографическую запись ритуала, в котором участвовали монстры с холмов и помогающие им люди. Описание того, как Уилмарт среагировал на эту запись, зафиксировавшую нечто совершенно непредвиденное и невообразимое, относится к лучшим психологическим сценам у Лавкрафта.

«Вот что я услышал, включив фонограф. Меня охватил настоящий страх, когда я нажал рукоятку и услышал скрип иголки по валику, так что я обрадовался, когда первые слабо различимые слова оказались произнесенными человеческим голосом – мягким, приятным, интеллигентным голосом, с бостонским акцентом, явно не принадлежащий уроженцу Вермонта… И тут я услышал другой голос. До сих пор меня охватывает дрожь, стоит лишь подумать, как меня поразили эти звуки, хоть я и был, казалось, подготовлен к ним письмами Эйкели… В исполнении этого адского обряда он звучал синхронно с человеческим голосом, но в моем воображении являлся отвратительным эхом, которое доносится через невообразимые бездны из дьявольских миров… Он был подобен гудению какого-то отвратительного гигантского насекомого, умышленно преобразованному в артикулированную речь какого-то чуждого существа, причем я был совершенно уверен, что органы, продуцирующие этот звук, ничем не похожи на вокальные органы человека, как, впрочем, и других млекопитающих. Были тут вариации в тембре, диапазоне и полутонах, полностью выводившие это явление за рамки человеческого, земного опыта. Первое появление этого звучания настолько поразило меня, что всю оставшуюся часть записи я слушал в состоянии некоей прострации. Когда же звучали более развернутые пассажи жужжащей речи, ощущение кощунственной бесконечности, поразившее меня при первых звуках, обострилось. Наконец, запись резко оборвалась в момент произнесения высказываний исключительно четким и ясным человеческим голосом с бостонским акцентом; но я по-прежнему сидел, тупо глядя перед собой, даже когда аппарат автоматически выключился»[292]292
  292. Там же. С. 76–77.


[Закрыть].

Уилмарт вынужден поверить, что под холмами Вермонта действительно поселились таинственные крабоподобные создания, прибывшие с некоей планеты Юггот. (Лавкрафт в тексте рассказа охотно использовал название и некоторые идеи, воплощенные им в собственном цикле сонетов. Более того, в финале «Шепчущего в ночи» окажется, что вермонтские монстры и есть те самые загадочные «разумные грибы с Юггота».) На Земле пришельцы скрытно добывают полезные ископаемые, отсутствующие в их мире.

Тем временем новые письма от Эйкели становятся все более и более пугающими. Чужаков с Юггота разгневало слишком уж пристальное внимание людей к их делам, а также похищение черного камня. Они начинают планомерную осаду дома Эйкели, тот сопротивляется и даже убивает одного из монстров. И в данном эпизоде в очередной раз проявляются неизбежные проблемы лавкрафтианского псевдореализма. Пытаясь самым подробным образом описать внешность «крылатого крабоподобного гриба», Лавкрафт порождает лишь невнятную картину, переполненную подробностями, не желающими складываться в единый образ: «Это как гигантский краб со множеством мясистых колечек, образующих пирамидки, или узелков из толстых волокнистых образований, а на том месте, где у человека находится голова, – у него многочисленные щупальца. Липкая зеленоватая масса – это его кровь или сок»[293]293
  293. Там же. С. 85.


[Закрыть].

Опасения Уилмарта за жизнь Эйкели доходят до крайней степени, когда он получает от него загадочное письмо, напечатанное на машинке. В этом послании вермонтский приятель аркхэмского профессора полностью опровергает все, описанное им ранее. Он якобы сумел ближе познакомиться с пришельцами, которые вовсе не желают зла ни ему, ни другим людям. У них есть враги, от которых они вынуждены прятаться. (В данном моменте Лавкрафт дает отсылку на близкую ему по духу литературную традицию других авторов, упомянув, что эти «сатанисты» связаны с Хастуром или Желтым Знаком. Образы эти восходят к текстам Р. Чэмберса и А. Бирса.) Эйкели даже готов согласиться на космическое путешествие к Югготу, для чего его мозг будет извлечен из тела и отправлен в долгое межпланетное странствие в специальном аппарате. В финале письма он просит Уилмарта приехать к нему в Вермонт, чтобы поведать «массу вещей, которые не опишешь на бумаге»[294]294
  294. Там же. С. 90.


[Закрыть].

Несмотря на сомнения, охватившие фольклориста после столь разительной перемены во взглядах его друга, он все-таки решает отправиться к нему. По дороге Уилмарт видит те самые пугающие холмы: «От близости карликовых, куполообразных холмов теперь по-настоящему перехватывало дыхание. Их крутизна и обрывистость превзошли мои ожидания и ничем не напоминали сугубо прозаический мир, в котором мы живем. Густые, нетронутые леса на этих недоступных склонах, казалось, скрывали в себе чуждые и ужасающие вещи, и мне пришло в голову, что и необычная форма холмов сама по себе имеет какое-то странное давным-давно утраченное значение, как будто они были гигантскими иероглифами, оставленными здесь расой гигантов, о которой сложено столько легенд и чьи подвиги живут только в редких глубоких снах. Все легенды прошлого и все леденящие кровь доказательства, содержащиеся в письмах и предметах, принадлежащих Генри Эйкели, всплыли в моей памяти, усилив ощущение напряженности растущей угрозы»[295]295
  295. Там же. С. 97.


[Закрыть].

Дома у Эйкели Уилмарт узнает, что тот заболел и может принять его только в своем кабинете. Приятель фольклориста сидит во тьме, закутавшись в просторный домашний халат так, что видны лишь его лицо и руки, разговаривая при этом странным тихим шепотом. (Отсюда и название рассказа.) Он убеждает Уилмарта остаться на ночь, но тот спит крайне неспокойно, просыпается и слышит жуткий диалог, который ведут между собой инопланетяне и их людские пособники. Из разговора он понимает, что те уже поймали Эйкели и теперь планируют схватить Уилмарта. Герой-фольклорист стремится выбраться из дома-ловушки и почти случайно делает ужасное открытие в кабинете Эйкели. Он видит некие предметы в кресле хозяина, которые оказываются «до самой последней микроскопической детали точными копиями – или оригиналами – лица и обеих рук Генри Уэнтворта Эйкели»[296]296
  296. Там же. С. 120.


[Закрыть]. Замаскировавшийся краб-пришелец дурачил Уилмарта, чтобы успокоить его подозрения, а потом внезапно нанести решительный удар. (С.Т. Джоши даже предполагает, что это был не просто чужак с Юггота, а сам Ньярлатхотеп, которому разумные грибы поклоняются. Но, судя по тексту Лавкрафта, где намеки на подобную интерпретацию отсутствуют напрочь, это слишком смелое предположение.)

Уилмарт удачно бежит из дома-ловушки, однако с тех пор живет в постоянном страхе. Он отмечает, «что зловещие создания извне должны скрываться где-то в области малоизученных холмов и что существа эти имеют своих шпионов и посланцев среди людей. Держаться подальше от этих существ и их посланцев – вот все, чего бы мне хотелось в дальнейшей жизни»[297]297
  297. Там же. С. 112.


[Закрыть]. И особенный ужас вызывает у него недавнее открытие девятой планеты Солнечной системы – Плутона, которая, видимо, и является тем самым пугающим Югготом.

«Шепчущий в ночи» оказался одним из шедевров в творчестве Лавкрафта. Здесь в общий синтетический текст удачно сплавлены научно-фантастический сюжет о пришельцах из космоса, реальные впечатления, вынесенные из поездок в Вермонт, и все более усложняющаяся искусственная мифология Великих Древних. Именно в этом тексте, наряду с Ньярлатхотепом, Йог-Сототом и Ктулху, упоминаются также Хастур, Азатот и Цатоггва. А в заклинаниях, использованных в ходе загадочного ритуала, проводившегося людьми и пришельцами, звучит имя Шуб-Ниггурат, принадлежащее малопонятному богу-монстру из лавкрафтовской квазимифологии, судя по всему, воспринимающегося культистами в качестве божества плодородия. Во всяком случае, на это намекает его титул «Всемогущий Козел из диких лесов с легионом младых»[298]298
  298. Лавкрафт Г.Ф. Шепоты во мраке. Пер. А. Волкова // Лавкрафт Г.Ф. Локон Медузы. Тольятти; Екатеринбург, 1993. С. 300.


[Закрыть].

Впрочем, некоторые элементы в повествование вводились в текст как импровизация и почти случайно. Так, отождествление Юггота с Плутоном возникло, когда фантаст прочитал в газете об открытии этой новой планеты. Естественно, Лавкрафт не упустил столь редкую возможность усилить якобы реалистическую атмосферу происходящих невероятных событий, и Юггот однозначно стал планетой. (Кстати, из сонетов подобная интерпретация этого названия совсем не следует.)