Текст книги "Эскадрон «Гильотина»"

Автор книги: Гильермо Арриага

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Гильермо Арриага
Эскадрон «Гильотина»

Перевод с испанского Надежды Мечтаевой

Издательство Ивана Лимбаха

Санкт-Петербург

2009

Guillermo Arriaga

Escuadrón Guillotina

Guillermo Arriaga, 1994

© Н. Ф. Мечтаева, перевод, 2009

© «Гонзо-дизайн», оформление, 2009

© Издательство Ивана Лимбаха, 2009

* * *

Нет большей потери и большей трагедии, чем утрата цели, к которой, как нам представляется, мы должны были идти.

Г. Арриага

Эскадрон «Гильотина»

Битва за Торреон была одной из самых жестоких за всю историю Северной дивизии. Когда город взяли, генерал Франсиско Вилья[1]1
  Франсиско Вилья, или Панчо Вилья (настоящее имя Хосе Доротео Аранго Арамбула; 1878–1923) – один из лидеров повстанцев в период Мексиканской революции (1910–1917). Здесь и далее примеч. ред.


[Закрыть] принял решение разбить лагерь в соседней долине – там, в тени раскидистых ив, бойцы могли укрыться от палящего солнца. Каждый день в расположение революционной армии являлось огромное множество торговцев всякой всячиной. Они без устали сновали между палаток, предлагая свои товары, отчего лагерь больше походил на воскресный базар.

Генерал Вилья, как и всегда, был в стороне от суеты: вместе с наиболее преданными соратниками занимался делами под присмотром нескольких самых свирепых из охранявших его головорезов. Он обсуждал с полковником Сантьяго Рохасом вопросы стратегии и тактики, когда сержант Теодомиро Ортис доложил, что какой-то торговец («франт, каких мало») настаивает на личной встрече с генералом.

Вилья уже видеть торговцев не мог – только в то утро ему пришлось потратить время на троих: один пытался всучить ему велосипеды, убеждая, что атака велосипедистов вызовет в рядах противника большую панику, чем кавалерийская атака; другой предлагал испанские доспехи, третий привез расшитые золотыми и серебряными нитями сомбреро… Разъяренный генерал обратил негоциантов в бегство, пригрозив, что пустит пулю в живот каждому, кто немедленно не унесет ноги из его лагеря. Поэтому сейчас он велел Ортису:

– Скажи ему, что я никого не принимаю.

– Я уже сто раз это повторил, мой генерал, но этот осел все твердит, что ему нужно вас видеть. Говорит, что у него что-то важное и что вам будет интересно.

Вилья на миг задумался, потом взглядом приказал Ортису впустить торговца.

Сержант вышел и через несколько минут вернулся в сопровождении лысого, разодетого и надушенного коротышки. Тот церемонно поклонился и обратился к присутствующим:

– Добрый день, генерал Вилья. Добрый день, полковник Рохас. Разрешите представиться: лиценциат права Фелисиано Веласко-и-Борболья де ла Фуенте.

Он протянул руку Вилье, но тот даже не шелохнулся. Коротышка растерялся, медленно опустил руку, утер рукавом пот со лба, сглотнул слюну, улыбнулся и снова заговорил.

– Генерал Вилья! – торжественно произнес он. – Я явился к вам, чтобы продемонстрировать одно удивительное изобретение, которое может сослужить большую службу нашей Революции. Оно способно навести ужас на противника и заставит каждого десять раз подумать, прежде чем пополнить ряды тех, кто выступает против Северной дивизии.

– Они и так уже десять раз думают, – вмешался в разговор сержант Ортис.

Лиценциат умолк и несколько мгновений лишь идиотски улыбался, но потом продолжил:

– Вы совершенно правы. Однако изобретение, о котором идет речь, позволит еще и казнить осужденных без необходимости тратить патроны, которые, как вы и сами прекрасно понимаете, в бою на вес золота, так что разбазаривать их просто недопустимо. Устройство, которое я хотел бы представить вашему вниманию, позволит обойтись без того, чтобы расстреливать врагов.

– А мы их и так не расстреливаем. Мы их вешаем, – снова влез с замечанием Ортис.

– Мне это известно, – не смутился коротышка. – Но как быть, если не нашлось подходящего столба?

– Тогда мы жжем их живьем или рубим на куски нашими мачете… Или еще что-нибудь придумываем, – ответил на это полковник Рохас.

– Однако, полковник, имея изобретение, которое я привез с собой, вам никогда больше не придется ломать голову в подобных случаях. Почему бы вам не взглянуть на него? И, если захотите, даже опробовать?

Коротышка проводил генерала Вилью и его соратников к двухколесной повозке, возле которой ждали двое его помощников: один высокий и нескладный, с большим носом и живыми, хитроватыми глазами, другой – совсем мальчишка: среднего роста, большеголовый и толстощекий. Лиценциат Веласко попросил своих гостей подождать несколько минут и звучно приказал:

– Установить!

Ассистенты бросились выполнять приказ. Доставали брусья, балки, веревки, блоки, гвозди, молоток… И вскоре глазам присутствующих предстало странное сооружение, в верхней части которого находилась металлическая пластина с заточенным краем.

Лиценциат Веласко ходил взад-вперед, нервно потирая руки. Когда все было готово, он остановился напротив генерала и заговорил:

– Перед вами, господа, необыкновенный инструмент, который называется, – он сделал паузу, – «гильотина». Этот инструмент способен в один миг лишить челов ека жизни.

Коротышка посмотрел на Вилью, улыбнулся, подошел к сооружению, взялся рукой за шнур с кисточкой на конце и потянул. Находившаяся вверху металлическая пластина тяжело упала, лязгнув. Генерал и его спутники были потрясены. Веласко воздел руки горе, словно человек, только что совершивший чудо, потом велел своему помощнику снова поднять металлический нож и положить на нижнюю площадку гильотины толстое и тяжелое бревно. После этого он еще раз дернул за шнур. Нож разрубил бревно надвое с такой легкостью, словно это была тоненькая ветка.

– Ну, и для чего нужна эта штука? – недоуменно спросил полковник Рохас, которому в голову не приходило ни единой мысли по поводу того, как можно использовать странное сооружение.

– А-а-а!.. – обрадовался коротышка. – Вот это мне и хотелось вам показать. Разумеется, если у генерала Вильи будет такое желание. У вас будет такое желание, генерал?

Вилья кивнул.

– Но для этого мне потребуются заключенные из числа тех, кого вы приговорили к смерти. Всего несколько человек. Вы могли бы распорядиться, мой генерал?

Вилья взмахом руки послал Ортиса выполнять просьбу коротышки.

– Изобретение, которое вы сейчас видите, сослужило большую службу Французской революции, которая произошла два века назад, и я полагаю, что и нашей Революции, – Веласко сделал ударение на слове «нашей», – она принесет пользу.

Генерал промолчал. Коротышка не внушал ему доверия.

Сержант Ортис привел заключенных. Набрал всяких: и толстых, и худых, и верзил, и недоростков.

– Ваше приказание выполнено, мой генерал! – отрапортовал сержант.

Заключенные не знали, что их ждет, но не сомневались: вскоре наступит их последний час, а потому сбились в кучу, как скот на бойне.

Генерал некоторое время разглядывал их, переводя взгляд с одного на другого, потом кивнул в сторону самого длинного и тощего:

– Вот этот.

– Очень хорошо, – обрадовался коротышка и велел своим помощникам взять тощего. Заключенный, не зная, что с ним собираются делать, не сопротивлялся, пока его вели к гильотине. Его заставили встать на колени и положить голову в углубление в нижней части сооружения.

Поняв, что сейчас будет происходить что-то необычное, вокруг начали собираться люди. Вилья стоял со скрещенными на груди руками и уже начинал проявлять нетерпение. Закончив приготовления, Веласко предложил генералу самому привести устройство в действие. Вилья медленно приблизился к гильотине и взялся за шнур, услужливо протянутый ему торговцем.

– Потяните, генерал! – торжественно произнес Веласко.

Вилья дернул за шнур, механизм пришел в действие, нож молниеносно упал на шею заключенного и отсек ему голову. Какая-то женщина в толпе вскрикнула от ужаса и рухнула без чувств. Коротышка улыбался, довольный произведенным эффектом. Вилья сосредоточенно наблюдал за тем, как билось в конвульсиях обезглавленное тело.

Остальные узники с перекошенными лицами и выкаченными от ужаса глазами в оцепенении ждали продолжения жестокого спектакля, в котором им вскоре тоже предстояло принять участие. Каждый молил небеса лишь о том, чтобы не ему пришлось стать следующей жертвой.

Вилья стоял, весь забрызганный кровью, и казался невозмутимым. Но в его глазах уже можно было заметить тот блеск, который всегда появлялся в них, когда генералу что-то по-настоящему нравилось.

Лиценциат Веласко, почуяв удачу, приблизился к Вилье и медовым голосом запел:

– Как вы могли заме-е-тить, гильотина поко-о-о-нчила с тем ти-и-и-пом, – он указал на все еще содрогающееся обезглавленнное тело, – о-о-о-чень б-ы-ы-ыстро… И при то-о-о-м так, что внушила все-е-е-м остальным чувство у-у-ужаса и уваже-е-е-ния…

Собралась довольно большая толпа. Лица почти у всех были растерянные. Вилья заинтересованно спросил:

– Как часто нужно менять нож?

– Одного ножа хватает на несколько тысяч экзекуций, мой генерал. Продукция чрезвычайно высокого качества. Если пожелаете, можем опробовать устройство еще раз.

Вилья кивнул.

Узники, слышавшие этот разговор, еще больше сгрудились. Каждый пытался спрятаться за спины остальных. Публика затихла в ожидании.

На этот раз выбор Вильи пал на смуглого заключенного с курчавыми волосами.

Когда помощники Веласко подошли к нему, чтобы вести к гильотине, он принялся отчаянно сопротивляться, крича:

– Нет! Только не это! Лучше расстреляйте меня! Убейте меня пулями!

Понадобилась помощь нескольких солдат, чтобы подтащить узника к гильотине.

Несчастный никак не хотел класть голову в углубление. Солдаты пытались опустить его голову силой, но он вновь и вновь подымал ее. Неравная борьба длилась, пока сержант Ортис не догадался подойти к гильотине, ухватиться за густые кудри приговоренного и с силой потянуть вниз.

Веласко дернул за шнур, и нож-убийца снова сделал свое дело. Ортис торжествующе поднял за волосы голову смуглого узника.

Было очевидно, что новый способ казни производил на Вилью сильное впечатление. Он потребовал повторить процедуру еще несколько раз. Еще несколько голов скатились в пыль. Вскоре все приведенные Ортисом заключенные были обезглавлены, и пришлось доставить новую партию, чтобы генерал смог окончательно убедиться в достоинствах предлагаемого товара.

Так прошло четыре часа. Возле гильотины высилась гора обезглавленных тел. Зрители (в их числе, разумеется, и та женщина, что падала в обморок), удовлетворив свое болезненное любопытство, вспомнили о неотложных делах и расходились, оживленно обсуждая увиденное. Вскоре у гильотины остались лишь генерал Вилья, сержант Ортис, полковник Рохас и Веласко.

Торговец, в душе торжествовавший победу, все же обратился к Вилье с некоторой робостью:

– Надеюсь, мой генерал, мне удалось убедить вас, что предлагаемое мною изобретение может быть очень полезно.

– Что ж, согласен. Вещь стоящая.

– Я хотел бы добавить, что гильотина собирается и разбирается очень быстро, так что ее легко можно перевозить с места на место.

– Очень хорошо.

Лиценциат Веласко победно улыбался. Улыбались и остальные, в том числе Вилья. Внезапно торговец сделал серьезное лицо и заговорил деловым тоном:

– Что ж, мой генерал… я, с вашего позволения, хотел бы… конечно, если это возможно и если вас заинтересовал товар… обсудить цену.

– Цену? – удивленно переспросил Вилья.

– Да, мой генерал. Видите ли, построить гильотину – дело недешевое… к тому же, части для нее пришлось заказывать за границей…

– Сколько вы хотите? – перебил его полковник Рохас.

– Всего-то тридцать песо.

– Не многовато ли?

– Но посудите сами: материалы самые лучшие – черное дерево, кованое железо, голландские блоки, джутовые веревки…

– Сеньор лиценциат, – вмешался Вилья. – Я могу предложить вам лучшую плату.

Коротышка повернулся к генералу. Вилья любезно улыбался:

– То, что я вам дам, стоит намного больше, чем даже пятьдесят тысяч песо.

Торговец от радости и неловкости даже покраснел:

– Я буду вам бесконечно признателен, мой генерал!

Вилья подозвал сержанта Ортиса:

– Сержант…

– Слушаю, мой генерал!

– Будьте любезны немедленно зачислить в Северную дивизию капитана Фелисиано Веласко-и-Борболья и что там у него еще. Включите его в состав бригады «Гуадалупе Виктория».

Выражение радости начало медленно сползать с лица торговца.

– Я не понимаю, генерал, – сказал он.

– Чего тут не понять, дружище? Я только что оказал вам честь, присвоив воинское звание и зачислив в состав революционной армии.

– Я вам от души благодарен, мой генерал, но, если честно, предпочел бы деньги… Хотя бы двадцать песо… Поймите, генерал, я для войны совсем не гожусь…

– Это видно сразу, лиценциат, это видно… Но не волнуйтесь: со временем это пройдет.

– Я хотел сказать, генерал… Просто я думаю, что лучше дать мне двадцать песо и…

– Вы хотите сказать, что пренебрегаете только что оказанной вам честью?

Веласко понял, что рискует разгневать Вилью, а о том, как страшен генерал в ярости, ходили легенды.

– Что вы, мой генерал… Вы меня не так поняли… Дело в том…

Вилья пронзил его взглядом.

– В чем еще дело?! – рявкнул он презрительно, сделав ударение на слове «еще». Коротышка сглотнул слюну: понял, что выхода у него нет.

– Ну, так в чем там еще дело?! – грозно повторил Вилья.

Веласко, почти не надеясь смягчить гнев вождя революции, залепетал:

– Дело в том, что мне стыдно… вы же понимаете… мне, не имеющему никаких военных заслуг, и вдруг такой высокий чин… к тому же я человек совсем не военный…

Веласко замолчал, заметив, что глаза Вильи вспыхнул и яростью. Он понял, что еще секунда – и сначала на него обрушится град ругательств, а потом ему будет вынесен смертный приговор, и голова его покатится в пыль, как покатилось уже столько голов. Но генерал вдруг улыбнулся, хлопнул лиценциата по спине, чуть не сбив его с ног, и произнес:

– Вы правы, дружище: если я произведу вас прямиком в капитаны, это может вызвать недовольство у моих людей, что мне совсем ни к чему, ведь верно? Лучше я дам вам чин сержанта. А если вы отличитесь в сражении – сразу дам капитана, как обещал. А сейчас попрошу вас следовать за сержантом Ортисом. Он выдаст вам обмундирование и прочую амуницию, а потом представит командиру вашей бригады полковнику Гонсалесу. Ортис, позаботьтесь как следует о нашем новом соратнике.

– Слушаюсь, генерал!

Помощников Фелисиано Веласко-и-Борболья де ла Фуэнте тоже записали в Северную дивизию. Долговязый парень с живым взглядом превратился в капрала Хуана Алвареса, а толстощекий юнец – в рядового Хулио Бельмонте. Оба они поступили в распоряжение сержанта Фелисиано Веласко и вошли в состав «Эскадрона торреонской гильотины», который был назван в честь только что взятого города, и состоял лишь из вышеназванных трех новобранцев.

Сержант Ортис снабдил им всем, что полагалось: обмундирование, сапоги, фляжки (они выдавались только командирам самого высокого ранга, но, учитывая ту роль, которую, по мнению генерала Вильи, должна сыграть в революционной борьбе гильотина, были торжественно вручены и самому лиценциату Веласко и его помощникам), ножи, пистолеты (Веласко достался «Смит-и-Вессон» с отделанной перламутром рукояткой – таких тоже удостаивались лишь высшие чины революционной армии), винтовки «Винчестер» и знаки различия.

Обмундирование в дивизии имелось только одного размера – именно того, какой носил генерал Вилья, – и если на капрала Алвареса и рядового Бельмонте оно в конце концов хоть как-то село (где-то пришлось подвернуть, где-то – подшить), то Веласко совсем не подошло: рубашка была ему безнадежно велика, а в брюках он просто утонул. Пришлось сшить ему форму на заказ.

Сержант Ортис представил новичков командиру бригады «Гуадалупе Виктория» полковнику Гонсалесу, который был очень рад пополнению.

Полковник объявил построение и перед всей бригадой произнес речь, в которой до небес превозносил храбрость, смекалку и незыблемость революционных убеждений вновь прибывших (и это при том, что не был знаком с ними и пяти минут). Полковник Гонсалес с чувством обнял сержанта Веласко, крепко пожал руки капралу Алваресу и рядовому Бельмонте, приказал произвести в их честь салют холостыми патронами, и процедура приема новобранцев в бригаду «Гуадалупе Виктория» завершилась.

Им выделили отдельную палатку, где у каждого была своя походная кровать (роскошь, доступная лишь командирам самого высокого ранга) и все необходимое для походной жизни.

– Сопляк! Идиот! И как меня угораздило послушаться тебя! – вопил, бегая кругами по палатке, лиценциат Веласко, в жизни не позволивший себе бранного слова. Его помощник Хуан Алварес безуспешно пытался оправдаться:

– Я думал, с Вильей можно обделать выгодное дело…

– Дело, дело!.. Тупица!.. Притащить меня к этому вшивому генералишке!.. Я знал, знал, что это плохо кончится!.. Этот Вилья – мошенник отъявленный!.. Невежа! Он… Он… просто подлец!..

Глаза Фелисиано Веласко-и-Борбольи де ла Фуэнте полыхали гневом. Главное дело его жизни, благородный проект, на осуществление которого ушли многие годы, загублен по вине какого-то дурака! Надежды на процветание и счастье рассыпались в прах. А ведь сколько долгих часов было проведено за работой!.. Сколько сделано математических расчетов!.. Сколько сил потрачено на скрупулезное изучение механизма, на то, чтобы отыскать самые лучшие материалы и добиться такого их сочетания, чтобы в итоге миру явилась самая совершенная, самая убийственная из всех когда-либо существовавших гильотин!.. И ради этого стоило оставить карьеру адвоката?! Стоило покидать Мехико?! Вот плата за усердие! Вот награда за талант и творческий полет! Ради чего он трудился?!

Веласко, новоиспеченный сержант армии оборванцев под командой толстопузого вонючего мошенника, объявившего себя генералом, захлебывался от негодования. И зачем только он послушался Алвареса?! Все было бы иначе, предложи он свой товар сеньору генералу Уэрте[2]2
  Викториано Уэрта (1850–1916) – президент Мексики в 1913–1914 гг.


[Закрыть]! Дон Викториано Уэрта – настоящий сеньор, а не разбойник, который прикидывается военным! Уж он-то заплатил бы наличными! И не какие-то жалкие тридцать песо, нет! Он выложил бы двести песо звонкой монетой! Сеньор генерал Уэрта сразу понял бы, что речь идет о новом слове в деле строительства гильотин! Он сумел бы оценить предложение Веласко и отвел бы для его творения почетное место – в самом центре страны, в Сокало! И именно там несли бы заслуженную кару те бессовестные разбойники, что называют себя «революционерами»!

Так нет же, надо было послушаться Алвареса! И вот результат: он, Фелисиано Веласко-и-Борболья де ла Фуэнте, лиценциат, потомок знатного рода, стал солдатом плебейского войска, чьим кумиром был Вилья! И хуже всего то, что положения уже не изменить: Вилья в этих местах полновластный хозяин, так что от него не убежишь: поймают в два счета.

И значит, придется ему, Веласко, сражаться (какой ужас!) плечом к плечу со сбродом, жаждущим мести и крови. Бороться за идеалы, которые могут проповедовать только глупцы и которые идут вразрез с добродетелью и моралью. (И как только этой кучке недорезанных бандитов пришла в голову мысль о том, что люди могут быть равны?!)

– Тупица! – скрежетал зубами Фелисиано. – Тупица!

Хуан Алварес, опустив голову под градом сыпавшейся на него брани, думал: «Ничего, скоро поквитаемся!»

Занялся рассвет. Протрубил трубач, возвестив революционной армии, что пора приниматься за дела, которых у «Эскадрона торреонской гильотины» в тот день тоже ожидалось немало.

Солнце едва показалось из-за горизонта, а лагерь уже бурлил. Женщины в разноцветных шалях, стоя на коленях, раздували огонь в кострах, собираясь варить еду, мужчины готовились к выполнению своих воинских обязанностей. Все как следует выспались и были полны сил. Все, кроме двух человек: сержанта Фелисиано Веласко и генерала Франсиско Вильи. Первого всю ночь мучили кошмары – снилось, что ему отрубают голову с помощью им самим созданной машины. А второй был охвачен таким энтузиазмом, что не мог сомкнуть глаз. Он даже не ложился: до утра простоял возле гильотины, то и дело дергая за шнур и зачарованно глядя, как падает, сверкнув, нож. Гильотина, думал Вилья, станет не просто инструментом для казни заключенных, – она станет символом его самого – генерала Вильи, символом его армии, символом самой Революции!

Генерал вошел в палатку сержанта Веласко и, улыбаясь, произнес:

– Доброе утро!

Капрал Алварес и рядовой Бельмонте, полуодетые, неумело вытянулись. Сержант Веласко, который всю ночь промучился и которому удалось заснуть лишь незадолго до прихода генерала, промычал что-то нечленораздельное.

Вилья, привыкший, что при его появлении подчиненные вскакивают и вытягиваются, еще раз гаркнул:

– Доброе утро!

У торговца от этого крика даже уши заложило. Он открыл глаза и собрался снова пробормотать что-то, но тут разглядел внушительную фигуру генерала. Словно подброшенный пружиной, вскочил Фелисиано с походной кровати и как был, в кальсонах, вытянулся перед вождем революции.

– Что это с вами, дружище? Сигнала к подъему не слышали? – шутливо спросил Вилья.

– Нет, мой генерал… То есть, да… Дело в том, что я был так взволнован вчерашним размышлением… то есть назначением, что всю ночь не мог уснуть.

– Вы так довольны?

– Чрезвычайно доволен, мой генерал!

– Очень хорошо, сержант Веласко. А сейчас одевайтесь, потому что сегодня придется изрядно поработать, а в таком виде вы похожи на белого гуся. Что до вас, негодяи, не смейте хихикать над командиром – ваше дело его уважать, – Вилья попытался изобразить на лице улыбку, но получилась лишь странная гримаса.

– Вы очень остроумны, мой генерал! – подольстился Веласко.

– Приведите себя в порядок: сейчас повезем гильотину в город. Хочу преподнести сюрприз кое-кому из богатеньких.

Вилья вышел. Алварес и Бельмонте покатились со смеху и долго не могли успокоиться. Веласко ворчал:

– Шутники чертовы!..

С того дня, с легкой руки капрала Алвареса, сержанта Фелисиано Веласко-и-Борболья де ла Фуэнте, удостоенного высших почетных званий факультета права университета Мехико, представителя одного из самых знатных семейств, за глаза стали называть «Гусь».

Вилья отдал Северной дивизии приказ построиться в три колонны и двигаться в направлении Торреона. Город уже три дня был во власти революционной армии, но Вилья решил отсрочить вступление в него, чтобы произвести большее впечатление на жителей. С той же целью он приказал «Эскадрону торреонской гильотины» войти в город вместе с ним, впереди войска.

В десять утра бойцы Вильи вошли в Торреон, предшествуемые повозкой, на которой высилась гигантская конструкция из дерева и металла. Дети, радостно крича, размахивая флажками и бросая серпантин, бежали рядом с бойцами (точно так же они радовались бы, если бы в город вошли войска Уэрты или Сапаты, или Ороско, или еще кого-нибудь – главное для них было бежать рядом и кричать). Простые женщины хором скандировали имя Северного Кентавра[3]3
  Северный Кентавр – прозвище Франсиско Вильи.


[Закрыть]. Крестьяне и батраки собирались в группы, надеясь тут же, без лишних церемоний, влиться в Северную дивизию. Представители богатых семей выглядывали в щелочки между штор, в ужасе от представшего их глазам зрелища. Некоторые из них – те, что бывали в Европе и учились в Париже, – едва не падали в обморок, узнав мрачные очертания гильотины.

Вилья приказал всем трем колоннам остановиться около роскошного особняка – настоящего дворца, выстроенного по канонам французской архитектуры. Особняк принадлежал могущественному землевладельцу, хозяину тысяч гектаров хлопковых плантаций, который несколькими годами раньше назначил цену за голову Доротео Аранго[4]4
  Доротео Аранго – настоящее имя Вильи. До того, как стать революционным лидером, он был бандитом, и за его поимку полицией не раз назначалась награда.


[Закрыть]. Сейчас Вилья назначил цену за голову самого землевладельца. Назначил в прямом смысле этого слова: или тот выплачивает на нужды революции сто тысяч песо серебром, или Вилья вывешивает его голову на здании почтового ведомства.

Вилья приказал одному из своих подчиненных постучать в ворота особняка и спросить дона Луиса Хименеса-и-Санчеса.

Посланный трижды постучал. Войско Вильи и собравшаяся публика ждали в полном молчании. Лишь изредка тишину нарушало лошадиное ржание.

Вышла служанка в черном платье и безукоризненно белом фартуке.

– Что угодно сеньору? – учтиво спросила она, не обращая никакого внимания на огромное войско революционеров.

– Дома ли дон Луис Хименес-и-Санчес? – так же учтиво осведомился посланец Вильи.

– Он сейчас отдыхает в своей спальне и велел его не беспокоить.

Посланец любезным тоном попросил служанку доложить хозяину, что его хочет видеть дивизионный генерал Франсиско Вилья.

Женщина ушла. Посланный терпеливо ждал: генерал Вилья требовал в таких случаях вести себя как можно более прилично. Этому его научил Фелипе Анхелес. Нельзя, чтобы армию называли шайкой разбойников.

Служанка вернулась:

– Хозяин говорит, что не принимает бандитов и что…

– Как вы сказали, сеньорита?

– …и что этот Вилья может убираться куда подальше.

На лице посланца не дрогнул ни один мускул: он давно привык к таким ответам. Поблагодарив служанку за любезность, он отправился к Вилье доложить о результатах миссии (генерал и сам все прекрасно слышал, но ему нравилось, чтобы ему докладывали).

Выслушав отчет, Вилья приказал направить жерло одной из пушек на особняк и скомандовал:

– Огонь!

Снаряд не только снес ворота, но и разрушил сразу полдома, в результате чего все убедились, что землевладелец Хименес действительно отдыхал в своей спальне. Не прошло и минуты, как двести солдат захватили особняк и взяли в плен его богатого владельца.

Что до служанки, то от нее не осталось ничего, кроме руки и белого фартука.

Пленника привели к генералу.

– Вот и довелось свидеться, сеньор, – сказал вождь революционеров землевладельцу – пятидесятилетнему холостяку, принадлежавшему к одной из самых знатных фамилий, закончившему факультет права в университете Мехико и удостоенному самых высоких академических званий.

– Мерзкий бандит! – услышал он в ответ.

– Спокойно, дружище, спокойно. Это еще вопрос, кто из нас бандит. Я граблю богатых, а вы грабите бедных. Вы такой же разбойник, как и я.

Хименес-и-Санчес хотел было плюнуть в лицо вождю революции, но сдержался, услышав, как щелкнули сотни затворов.

Сержант Веласко, наблюдавший за происходящим издалека, почувствовал, что теряет сознание: землевладелец, которому генералом Вильей была уготована кровавая месть, был не кто иной, как Луисито Хименес-и-Санчес – друг детства Веласко и его товарищ по университету. Одно за другим проносились в голове Фелисиано воспоминания: велосипедные прогулки вокруг леса Чапультепек, праздники, детские игры, поездка на пароходе в Буэнос-Айрес, часы, проведенные в залитых солнцем кафе на Пасео-де-ла-Реформа, великолепные балы, которые устраивали их семьи… Сердце Веласко отчаянно забилось, ноги задрожали.

В чувство его привел отданный звучным голосом приказ полковника Гонсалеса:

– Сержант Веласко, немедленно готовьте гильотину! – и, подмигнув, полковник вполголоса добавил:

– Сейчас они узнают, почем фунт лиха?

Веласко похолодел. Мозг отказывался ему подчиняться. Что делать? Бежать? Или он, Фелисиано Веласко-и-Борболья де ла Фуэнте допустит, чтобы произошло преступление? Допустит убийство человека своего круга? Убийство друга?! Да, ему придется это сделать. У него нет выбора. «Никакого», – подумал он.

Между тем беседа генерала Вильи с землевладельцем Хименесом продолжалась. Вилья разъяснял, что, если Хименес не внесет требуемую сумму на нужды революционного дела, ему, Вилье, придется принять суровое решение и украсить головой Хименеса здание почты.

– Попробуй, мразь, – был на то высокомерный ответ.

– Что ж, придется так и поступить, – голос генерала был совершенно спокоен.

«Эскадрон торреонской гильотины» предложил провести казнь не на улице – Фелисиано Веласко не допустил бы такого бесчестия для бригады, – а в парке Канделария. Полковник Гонсалес согласился с доводами своего подчиненного и принял предложение.

Гильотину установили в самом центре парка так, чтобы всякий желающий мог посмотреть на казнь. Явились все бойцы революционной армии. Конвоиры, сопровождавшие пленника, с трудом пробивались сквозь толпу любопытных.

Хименес-и-Санчес поднялся на возвышение. Он понял, что ему предстоит, и его объял ужас. Вдруг он заметил рядом с гильотиной знакомую фигуру в форме революционного войска. Он вмиг узнал этого человека:

– Фелисиано, друг дорогой! – крикнул Хименес.

Веласко сделал вид, что зовут не его.

– Фелисиано-о-о, бра-а-ат!!! – в отчаянии кричал дон Луис, которому казалось, что присутствие старого товарища сулит ему надежду на спасение.

Вилья подошел к сержанту Веласко и с неудовольствием спросил:

– Это что, ваш знакомый?

– Я никогда и не бывал в Торреоне, – важно ответил Веласко.

– Этот сеньор не из Торреона. Он из столицы, – язвительно заметил Вилья.

– Я живу возле Пачуки, – продолжал упираться сержант Веласко.

– Не лги! – воскликнул Хименес. – Ты всегда жил в столице. На улице Платерос.

– Я не знаю этого сеньора, – твердым голосом заявил Веласко.

– Не прикидывайся идиотом! Да наши матери нас даже причесывали одинаково! Или ты забыл?! Это же я, Луисито!

– Я не знаю этого сеньора, – как попугай, повторял Фелисиано.

– Кончай врать, Фели! Мы даже на факультете права вместе учились…

– Я не знаю этого сеньора.

– Вспомни, как мы в первый раз пошли в кинематограф! Как смотрели тот фильм, где дон Порфирио[5]5
  Порфирио Диас (1830–1915) – мексиканский политический и государственный деятель, генерал. В годы буржуазной революции и гражданской войны (1854–1860) активно боролся на стороне либералов против консерваторов. Во время французской интервенции (1861–1867) в Мексику командовал крупными отрядами патриотической армии. Президент Мексики в 1876–1911 гг. (с перерывами). В1884 г. Диас установил деспотический режим клерикально-помещичьей диктатуры, которая привела к усилению экономической зависимости Мексики от Великобритании и США. Революция 1910–1917 гг. покончила с режимом Диаса. В мае 1911 г. он бежал в Европу.


[Закрыть] с доньей Кармен гуляли по Чапультепеку! Помнишь, как он нам понравился?

– Знать я его не знаю… – вновь пробормотал Веласко. И ни один мускул на его лице не дрогнул.

Вилья, человек от природы недоверчивый, решил, что один из этих двоих лжет.

– Вы его знаете? – обратился он к дону Луису.

– Конечно, знаю. Мы выросли вместе.

– Докажите.

– Этого подонка зовут Фелисиано Веласко-и-Борболья де ла Фуэнте.

– Совпадение. У меня очень распространенная фамилия, – ответил на это Фелисиано.

– Другие доказательства есть? – снова спросил Вилья.

Землевладелец на несколько секунд задумался, потом сказал:

– Вспомнил я одну вещь… У него шрам на левой ягодице! Его служанка ножницами пырнула, когда он хотел ее силой в постель затащить.

Фелисиано почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Турану Луис Хименес лечил ему собственноручно. А потом (негодяй!) сам переспал с той служанкой – улестил-таки ее! Если сейчас Вилья потребует показать шрам – всему конец: сразу станет ясно, что они с землевладельцем Хименесом знакомы и что Веласко тоже из аристократов и порфиристов.

– Мой генерал, это утверждение совершенно беспочвенно и лживо.

– Давай, Фели, давай! Покажи задницу!

Вилья уже собирался отдать соответствующий приказ, но тут Веласко пришла в голову очень удачная (и очень революционная!) фраза:

– Мой генерал! Я не могу позволить себе совершить такое, когда на мне форма бойца Северной дивизии!

– Так пойдите переоденьтесь! – был ответ Вильи.

– Сеньор генерал, как я могу?! Для меня эта форма все равно что собственная кожа!