Дорогие мои, хорошие!… Стихи друзьям: оды, мадригалы, посвящения, поздравления, тосты, пародии и другие экспромты

Текст добавлен: 24 сентября 2016, 03:15

Текст книги "Дорогие мои, хорошие!… Стихи друзьям: оды, мадригалы, посвящения, поздравления, тосты, пародии и другие экспромты"

Автор книги: Герман Дробиз

Жанр:

Юмористические стихи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Назад к карточке книги

ИНСТРУКЦИЯ К ШАПКЕ

Дорогой наш друг Геннадий!

В этот славный юбилей

подарить хотим Вам шапку.

Вот инструкция при ней:

1.

Если враг коварный скинет

с крыши маленький кирпич

в тот момент, когда под нею

вдруг гуляет наш Кузьмич —

ничего он не добьется,

даже если попадет,

потому что наша шапка

безусловно Вас спасет.

2

Если вдруг враги другие

станут злобно нападать —

Вы сумеете их сходу

нашей шапкой закидать!

3

Если срочно надо выпить —

и стакана не найдется,

наливайте смело в шапку.

Проверяли. Не прольется!

4

Если нужно Вам подумать

над одной из новых пьес —

надевайте нашу шапку

и под ней пойдет процесс.

Вмиг появится под шапкой

в Вашей умной голове

гениальная мыслишка.

Может, даже сразу две!

5

А если нету гонораров,

не платят Вам ни там, ни тут…

Протяните эту шапку —

Вам в такую подадут!

7 декабря 1994 г.

Альфреду ГОЛЬДУ
Другу и поэту навсегда

НЕОТФИЛЬТРОВАННЫЙ ЭКСПРОМТ
в связи с посещением Западной фильтровальной станции

Мой друг редактирует воду,

сырую речную струю,

чтоб чистой по водопроводу

пришла в городскую семью.

Дышала тайгой и простором,

несла керосин и фосфат —

теперь благодетельным хлором

шибает ее аромат.

Из крана польется ли, брызнет,

в бескрайней своей чистоте —

бактерии смерти и жизни,

и те в ней убиты, и те.

Загадили граждане речку,

мой друг исправляет грехи.

Он счастлив при этом? Конечно.

К несчастью, он пишет стихи.

А их, столь же ловко и хитро,

как смутные воды, насос,

гоняют сквозь тонкие фильтры

и хлоркою глушат всерьез.

И будто бы воду сырую,

опасную для людей,

от свежих метафор фильтруют,

фильтруют от резких идей.

Ты будь начинающий автор

иль стой на вершине молвы —

издательских будней хлоратор

не знает поломок, увы.

Да хоть Элюару и Лорке,

по нынешним временам

любому подсыпали 6 хлорки,

еще и побольше, чем нам.

И вот, через долгие сроки,

приходят стихи к немоте —

живые и мертвые строки,

и те в них убиты, и те.

Грязнее река год от году,

поэзия – чище стекла…

Мой друг редактирует воду,

за то ему честь и хвала!

7 сентября 1983 г.

* * *

С напитком большие проблемы в Надыме,

а был он так остро нам необходим,

и я намекнул продавщице Надине:

мол, он, мой товарищ, воспел ваш Надым.

Расчет оказался и верный и точный,

почетный надымец был неотразим,

и после закрытия, в час неурочный,

Надина впустила нас с ним в магазин.

Так вот оно, действие литературы,

на судьбы людей, на простые сердца,

и даже последние, вроде бы, дуры,

и те от души уважают творца!

1985, г. Надым

Якову ГОЛЯКУ
Нежной душе с крепкими кулаками

1

Есть у нас в Свердловске

высокая горушка,

возле той горушки

вышла заварушка:

здесь расстрелян русский царь,

самодержец-государь.

В честь того на этом месте

площадь есть Народной мести.

А местные жители

все поголовно —

народные мстители.

А еще на той горушке

есть чугунные лягушки,

из чугунной рыбы бьет фонтан.

Тут всегда сидят старушки,

греют косточки подружки,

и проходит мимо Яша,

всем известный фулюган.

Местный житель,

местный мститель,

он идет на микропорке,

Яша, Яша, детство наше

прокатилось с этой горки.

На конёчках, на коньках,

за машиной на крючках,

мимо фабрики конфетной,

сладким запахом приветной,

мимо ТЮЗа, сельхозвуза,

по ухабам, не без юза,

мимо нашего родного

отделения второго,

и дежурный старшина

говорит: «Слезай, шпана!»

В замечательный денек

он снимает с нас конек.

2

Как припомню улицу Либкнехта Карла,

где так славно лягушки чугунные квакали,

а мы жили с тобою с разрывом в два квартала,

и одни нам вороны чего-то накаркали.

Омерзителен и гадок

крик пророчицы – вороны…

Мы их били из рогаток

в целях самообороны.

Сколько лет с той поры пронеслось,

словно окон ночной электрички…

И не все, что напели лягушки, сбылось,

и не все, что накаркали птички…

3

Мы в железном краю вырастали,

где заводы важнее людей,

мы живем на суровом Урале

для себя, для друзей, для детей.

И мы, Яков Исакович, милый,

не сопьемся, мне кажется, нет:

проживем мы со страшною силой

превеликое множество лет.

Молодой – это значит, не старый.

Мы еще поживем, дорогой.

А с твоей задушевной гитарой —

хоть до третьей войны мировой!

Если взрывом прокатится атом

и начнется всемирный мандраж,

ты откликнись изысканным матом

и возьми меня в свой экипаж.

И в боях мирового накала,

на фронтах межпланетных боев

будем мстить мы за Либкнехта Карла,

за ужасное детство свое!

А пока, в наше мирное время,

и за этим роскошным столом,

возвращаясь к лирической теме,

я целую тебя напролом.

Идут года, но их походка

еще по-прежнему легка,

в моей руке блистает водка,

я пью за Яшу Голяка!

23 декабря 1973 г.

* * *

Сердце просто выпрыгнуть готово,

и гудит от счастья голова:

ты родился в рождество Христово —

может, ты мессия номер два?

Если ты действительно мессия,

не сиди в квартире этой зря:

заждалась безумная Россия

своего небесною царя.

Мы живем, уткнувшись в телевизор,

он, мерзавец, беспардонно врет.

Если ты за облаками вызрел —

спрыгни к нам и разбуди народ.

Как ни жаль, но будь любезен, Яков —

ты уйди, покинув этот стол,

и наставь повсюду тайных знаков,

чтоб узнали люди – ты пришел.

По домам пройдись, по магазинам,

будь всегда с народом, только с ним,

чтобы жил не хлебом лишь единым,

но и духом, рыбным и мясным.

Демагога накажи и хама,

чокнутых и хворых исцели,

и торговцев выгони из храма,

и на паперти Универсама

им публично каяться вели.

Разошли писателям повестки,

вызови их всех на Страшный суд:

по-людски живут, а пишут зверски —

пусть теперь ответственность несут.

Объективно, без симпатий личных,

к кадровой проблеме подойдя,

подбери апостолов приличных

и сплоти вокруг себя – вождя.

А когда свои мероприятья

провернешь – обратно приходи,

примем мы тебя в свои объятья

и прижмем восторженно к груди.

Этим-то наш век и интересен:

черт те что, навалом чудеса.

Радуйтесь, друзья: Христос воскресе!

А точнее: Яшка родился!

26 декабря 1976 г.

Владимиру ДАГУРОВУ
Любимцу Музову и Амурову

* * *

В год високосный, год Касьяна

и олимпийский грозный год

в простой рубашке из лавсана

за колбасой стоит народ.

И пусть стоит. Его мы любим

за терпеливость без конца.

Давай, с тобой откроем людям

свои бутылки и сердца.

Давай пропляшем до упаду

под елкой с девочкой босой.

Олимпиада, если надо,

сама придет за колбасой.

25 декабря 1979 г.

* * *

Володя! Был сейчас звонок:

то, как обычно, приволок

мне новостей московских груды

Андреев Яков, друг Неруды.

Известный анти-Пиночет,

он передал мне твой привет.

Увы мне! Что за наважденье!

Опять забыл твой день рожденья!

Прости, я умоляю слезно,

чем никогда, уж лучше поздно!

Я знаю, ты смирил гордыню,

поднялся в пролетариат,

арбузы катишь, грузишь дыню,

а то и пьешь денатурат.

Но по перрону Маяковки,

к любимой деве на пути,

как Маяковский, три морковки

ты можешь с гордостью нести!

Люби, пиши и вдохновляйся,

да осенит тебя строка,

всему на свете удивляйся

и волком будь на ВээЛКа![4]4
ВЛК – высшие литературные курсы.

[Закрыть]

НА НОВЫЙ 1988-Й ГОД

Я слышал, что тебе по глазу

из всех своих атомных сил

целительно ударил лазер

и все виденья истребил.

Мелькали радужные мушки,

преображая все вокруг…

Он шандарахнул, как из пушки,

по воробью. Прозрел мой друг!

Твой взор очищен от иллюзий

и объективен стал твой глаз,

и – что творится в Сов. Союзе —

теперь ты видишь без прикрас!

Светлане ДРОБИЗ
Дирижеру моей жизни

МАГАЗИН «СВЕТЛАНА»

А я не знал,

что можно так вот просто

впустить толпу

в зеркальный мир витрин,

и все это гудящее и пестрое

назвать рассветным именем твоим.

Оно звучало мне лишь в ветра посвисте,

его несла озерная волна,

и со страниц полузабытой повести,

где падал снег, плыла луна,

оно сходило в окружении

любви печальной и простой…

Неоновое отражение

дрожит на мокрой мостовой…

Но в час,

когда асфальтовые отмели

освобождает городской потоп —

как холодно

неоновый поток

переливается

над призрачными окнами!

И кажется —

как будто тайну отняли.

Как будто отобрали, отыскали

одну из тайн, одну из малых капель,

в душе светящихся,

как в утреннем лесу,

где хрупкий блеск

и влажное мерцанье,

и тишина.

И в ней, ранимой, ранней,

едва удерживает ветка навесу

росинки чистую слезу.

1964 г.

* * *

Утро, в раме брезжащее, раннее,

северным узором сведено.

Теплое твое дыхание

растворяет мерзлое окно.

На зальделом мутноватом краешке

проступает робкая вода,

и в округлом, тающем экранчике

проплывает снежная звезда.

Загадай,

пока она, роняемая

неподвижным небом января

и его молчаньем охраняемая,

падает, кристаллами горя, —

светлую загадку зимней комнаты,

где легко кружится голова,

и еще не сказаны, но копятся

снеговые, чистые слова.

1964 г.

МИЛОМУ МОЕМУ ДОРОГОМУ СВЕТИКУ, ВИДНОМУ ДИРИЖЕРУ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Чьи-то музыки напрасно бесятся,

завлекая, грохоча, маня.

Ты моя единственная песенка,

вечная мелодия моя.

Мое счастье от одной тебя зависимо,

потому прошу от всей души:

будь всегда пиано-пианиссимо,

ну а форте-фуриозо приглуши!

И еще одна мольба – не выдуманная,

выстраданная вполне:

свои песни посторонним индивидуумам

ты не пой, красавица, при мне.

Пусть тебе не будет это странно:

дело в том, что яростно любя,

даже к магазинчику «Светлана» —

и к тому ревную я тебя…

Я от пения – надежно застрахованный.

До чего обидно, черт возьми!

Я вложил бы Моцарта с Бетховеном

в самое простое до-ре-ми.

Но хочу, чтоб ты, родная, знала:

я намерен творчески расти,

робость одолею я к финалу

жизненного своего пути.

Вот когда начнут смыкаться глазоньки

у могилы зябкой на краю,

я тебе чего-нибудь из классики

твоего любимого спою!

31 декабря 1964 г.

ВОЗВРАЩЕНИЕ С ЮГА

У нас осенние ветра

гремят мощней органного хорала —

ты

за горами

и за Гаграми

на жаркой гальке загорала.

У нас на лицах

бледность плавает,

в квартиры прячемся мы

день-деньской,

а ты приехала

мулаткою,

и в тыщу раз черней

гогеновской.

Мы порошками дышим мятными

и слабым запахом лекарства,

а ты пронзаешь ароматами

хмельного,

южного лукавства.

Смугла, легка,

ты смотришь иначе,

ты черноморским ветром

вымыта,

ты чайка с юга,

ты чаиночка

в стакане

северного климата!

1966 г.

* * *

Дорогая Светлана Ивановна!

Вы сегодня такая красивая,

как повторно рожденная заново,

как украденная грузинами!

Я от дикого приступа ревности

буду пить все подряд.

Пусть ученые еще с древности

«Вредно пить» – говорят,

я открытие сделал железное

будут медики поражены:

для здоровья мужа самое полезное —

выпить за здоровье жены!

26 августа 1967 г.

* * *

…Массовые пожары торфяников Подмосковья привели к появлению смога в небе Москвы.

Из газет

Со мной творятся странные дела:

который день мне все тревожней снится

кромешная чернеющая мгла

над нашею прославленной столицей.

Я вижу: в чреве высохших болот,

в торфяниках, мохнатых и дремучих,

рождается и пущен в оборот

мильярд частиц, горячих и летучих.

От духоты нещадной обомлев,

поникнув безнадежно, некрасиво,

стоит Москва. Она стоит во мгле,

как Уэллсом предреченная Россия.

Гостям приезжим не узнать лица:

знакомый облик незнакомо страшен.

Ни зелени Бульварного кольца,

ни знаменитых белым камнем башен

не разглядеть… А как была мила!

И в этот миг перо остановилось,

и понял я, откуда эта мгла

в мое воображение явилась.

Где жир трещит, от жара обнаглев,

где гонит газ свои свои огни косые,

стоит жена. Она стоит во мгле,

как Уэллсом предреченная Россия.

Нам дата именинная нужна,

чтоб разглядеть с надеждой и тревогой,

что может быть красивою жена,

веселою, счастливою и строгой.

Спасибо дням рожденья! Раз в году

я при гостях, в нарядном помещеньи,

к ногам твоим смиренно припаду

с невнятными словами о прощеньи.

Я говорю: «Прости. Благодарю.

Благодарю воистину покорно.» —

и строчки эти скромные дарю,

как веточки любви, ожившие повторно.

26 августа 1972 г.

КОГДА Б Я ХОЛОСТЫМ ОСТАЛСЯ…
Романс

Моему дорогому любимому Светику в день нашей серебряной свадьбы!

Когда б я холостым остался,

что было бы теперь со мной,

кто знает, где бы я скитался,

имел бы где-то дом родной?

За этот дом, за стены эти,

теплей которых в мире нет,

благодарю тебя, мой Светик,

благодарю тебя, мой свет!

Когда б я холостым остался —

имея крепкий аппетит,

кто знает, как бы я питался?

Ведь нынче страшен общепит.

За то, что я не на диете,

за ужин, завтрак и обед

благодарю тебя, мой Светик,

благодарю тебя, мой свет!

Когда б я холостым остался,

когда б остался холостым,

кто знает, с кем бы я спивался,

быть может, с Лялиным самим?

За то, что не упал в кювете

и явных переломов нет,

благодарю тебя, мой Светик,

благодарю тебя, мой свет!

Когда 6 я холостым остался,

была б иной судьба твоя,

тебе бы лучший муж достался,

а так тебе достался я.

За то, что жизнь в таком дуэте

достойно терпишь столько лет,

благодарю тебя, мой Светик,

благодарю тебя, мой свет!

Счастливый вытянул билетик

считаю я – на много лет.

Люблю тебя, как прежде, Светик!

Не гасни никогда, мой свет!

3 февраля 1990 г.

ПРАВДИВАЯ ПОЭМА О КРАСАВИЦЕ СВЕТЛАНЕ

Есть домик знаменитый на Ленина-Московской,

он и сейчас стоит там, где много лет стоял,

его воспел когда-то чудило Маяковский,

он в этом доме в ванне литейщика купал.

Вот в этом самом доме, где в самом деле ванны

отроду не бывало, жила одна семья,

в семье той вырастала красавица Светлана,

я вам о ней всю правду поведаю, друзья.

Начнем, что ейный папа был верным коммунистом,

и мама тем же членством всю жизнь была горда.

Но странно, что при этом трудились бескорыстно —

такие коммунисты случались в те года.

При ихнем положеньи могли бы жить иначе.

Упущено такое… Берет, ну, просто, злость:

ни денег, ни машины, ни персональной дачи…

И это ихней дочке, увы, передалось.

А дочка вырастала со слухом и талантом

и в школу десьтилетку отправлена была,

и там ее взрастили отменным музыкантом,

в консерве довершила она свои дела.

Там красного диплома добилася Светлана,

могла остаться дома – ее не удержать,

романтики отведать умчалась к океану,

а может, и к японцам решила убежать.

Но во Владивостоке, о том сказать пора бы,

романтика приелась, хоть славно шли дела:

икра осточертела и надоели крабы,

уральская картошка обратно позвала.

И здесь судьба свершилась: в училище Чайковском

нашла свое призванье с тех лет и до сих пор.

В масштабе всероссийском, не только что свердловском,

красавица Светлана – первейший дирижер.

Да, педагог на диво: строга, но справедлива,

Светлану уважает весь здешний коллектив.

Блистают ученицы и здесь и за границей,

и знает их столица и даже Тель-Авив.

Но тут припомнить надо еще одно деянье:

вокальный, эпохальный, прославленный квартет.

В Москве блеснули рьяно, и все долуханяны

примчались пошептаться, и только тет-а-тет!

Увы, но в личной жизни красавица Светлана

была не так удачна – попала в переплет

преследовал годами и заманил обманно

ее один очкастый бездельник-рифмоплет.

С утра торчит он дома и труд его неведом,

а вечером поднялся – и ходу за порог.

При этом любит кушать – корми ею обедом,

лепи ему пельмени, пеки ему пирог.

Одна отрада – дочка: мила и деликатна,

в отличье от папаши не выпьет ни за что.

Рисует себе, чертит, и что еще приятно:

мамулю обшивает в костюмы и пальто.

Еще одна проблема: земеля Ельцин Боря.

Он ей когда-то клялся и даже руку жал.

Поверила наивно. Но вскоре, ей на горе,

став президентом, Боря той клятвы не сдержал.

Да, нынешнее время нас балует негусто,

и платят сущий мизер. А впрочем, что с того?

Ведь музыка не смолкла, с тобой твое искусство,

и никуда не делись талант и мастерство.

А потому поднимем бокалы и стаканы

и все, под звон хрустальный, или под стук стекла,

мы скажем дружным хором: «Красавица Светлана!

Будь счастлива, Светлана! Да будет жизнь светла!»

22 августа 1997 г.

Эдику ДРОБИЦКОМУ
Чей длинный образ годы не сотрут

Посвящается исторической встрече Э. Дробицкого с А. Лялиным

1

К дружбе хочется пробиться…

Ты задумайся, прикинь:

Дробиз я, а ты Дробицкий,

ты длинней меня на «кий».

Эту разницу приемлю:

что ж, длиннее так длинней.

Все уйдем в сырую землю

и сравняемся мы в ней.

Но покуда жив, покуда

есть работа до утра,

жизнь – игра, влеченье, чудо,

редкой прелести игра!

Чтоб противник охал, ухал

и дышал через плечо —

от борта дублетом в угол,

или как-нибудь еще!

Ах, не спутать, где какие:

чужаки и свояки…

Дело делается кием.

Эдик, береги свой кий!

В жизни надо верить свято

этой истине простой:

берегите кий, ребята,

как советовал Толстой.

2

Редко вижу я рассветы,

чаще вижу я закаты,

но встречались мне поэты,

попадались мне плакаты.

Будешь ты герой бьеналле:

первый приз, почетный вымпел,

и за это я бы налил,

и за это я бы выпил.

От Урала до Арбата —

рельсы, воздух и вода,

пусть Земля слегка горбата,

путь к друзьям – прямой всегда.

В тесной комнате арбатской,

через год, когда-нибудь,

этот круг припомни братский

и сестринский – не забудь.

И скажи: «Есть где-то Лялин,

у него душа поэта.

И за это я бы налил,

я и выпил бы за это».

Апрель 1972 г.

Николаю ЗАСЫПКИНУ
Творцу живописных чудес

* * *

Не спи, не спи, художник…

Б. Пастернак

Цветами ты засыпан,

поздравлен и объят,

не спи, не спи, Засыпкин,

художники не спят.

Художнику бессонно

живется до тех пор,

пока глядит на солнце —

не отводя, в упор.

Художники не дремлют,

покуда есть холсты,

покуда видят земли

нездешней красоты.

Художник вечно длится,

и и день, и час,

покуда видит лица,

укрытые от нас.

27 апреля 1981 г.