Текст книги "Дьявол Фей-Линя"

Автор книги: Герберт Асбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава восьмая
ДЬЯВОЛЬСКИЕ ПРИМЕТЫ

Когда Дороти Кроуфорд ушла, мы с инспектором Конроем погрузились в молчание. История девушки глубоко поразила меня. Ее рассказ казался таким странным, таким невероятным! Мне едва верилось, что живу я в просвещенном и здравомыслящем двадцатом столетии – я словно перенесся в давно умершие, ушедшие века, когда люди боялись неизвестного и непостижимого. И все же я был убежден в правдивости рассказа Дороти Кроуфорд; думаю, в свете того, что мы увидели и узнали, любой бы ей поверил.

Голос Конроя вторгся в мои размышления.

– Все это кажется совершенно невозможным.

– Все, что мы не понимаем, – произнес я избитую фразу, – кажется нам невозможным.

– Ты говорил, что у тебя есть какая-то теория, – сказал инспектор. – Рассказ девушки ее подтверждает?

– Мне кажется, что да. Но я не знаю, следует ли мне эту теорию излагать, поскольку она целиком основана на легендах и суевериях.

– Что ж, – сказал Конрой, – суеверия и легенды во многом породили наши верования.

– Есть только одно объяснение, которое приходит мне на ум, – сказал я. – И заключается оно в том, что древняя вера в одержимость имеет под собой некие основания.

– Ты считаешь, что Дороти Кроуфорд одержима?

– Именно так. Одержима духом Сильвио!

– Да, но…

– Я знаю, что звучит это непостижимо, – прервал его я, – но в истории человечества нет верования более древнего. На всех стадиях человеческой истории мы находим веру в то, что сверхъестественные силы могут воплотиться в человеке. Об этом говорит Библия, говорит Коран, об этом говорят все наши религиозные сочинения. Эта вера оказала глубочайшее влияние на развитие религии.

– И ты думаешь, что время от времени Дороти Кроуфорд находится в полной власти духа Сильвио – духа человека, повешенного за свои преступления, этого дьяволопоклонника?

– Как иначе объяснить известные нам факты? Конечно, современная наука поднимает идею одержимости на смех, но ложность ее наука пока не доказала.

– Есть еще здравый смысл, – вставил Конрой.

– Но что такое здравый смысл? – спросил я. – Прикрытие нашего непонимания, не больше. Случается что-то, что мы не в состоянии понять. Нас учили, что произойти такое не может. И тогда мы обращаемся к здравому смыслу и говорим, что это неправда.

– С этим я согласен, – сказал Конрой. – Наука, как ты ранее заметил, никак не доказала ложность явлений, которые мы сейчас расследуем, а только утверждает, что они не могут иметь место.

– И все-таки, – сказал я, – известно, что ученые, причем даже те, что не разделяют никаких религиозных верований, все в большем количестве склоняются к вере в загробную жизнь. Некоторые передовые мыслители считают, что душа или то, что нам угодно называть душой, переживает смерть и переходит в иной мир. И если возможно существование другой плоскости бытия, понять которую человек не в силах, почему бы не предположить, что живущие после смерти обладают непостижимыми для нас способностями – и что мы иронизируем и сомневаемся просто из-за недостатка понимания?

– Да, – сказал Конрой. – Полагаю, если возможно одно, не исключено и другое.

– Древние греки и римляне, а также египтяне в эпоху расцвета их чудесной цивилизации, верили, что духи умерших могут воплотиться в живущих. Библия рассказывает нас об одержимости демонами и духами. В Евангелиях Иисус изгоняет дьяволов и наделяет этой способностью некоторых учеников; в других местах Писания также рассказывается о подобных вещах. Многие психологи верят, что вещи эти возможны даже сегодня, в суете нашего материалистического века, и что случаи настоящей одержимости встречаются почти постоянно. Римско-католическая церковь и не отказывалась от веры в одержимость. Католические священники все еще прибегают к ритуалам экзорцизма, хотя широкая публика не всегда знает об этих обрядах. Не прошло и двух лет с тех пор, как газеты писали об изгнании дьявола из тела женщины, находящейся сейчас в больнице Милуоки. Изгнанный демон назвался Вельзевулом и, предположительно, отправился в ад, где ему самое место.

– Но все это кажется таким невероятным, – сказал инспектор, – и противоречит всем нашим научным представлениям.

– О да, невероятным, – сказал я. – И снова напомню, что все непонятное кажется нам невероятным. Если рассказать африканским дикарям, что в других частях света люди летают по воздуху, плавают в лодках под водой, а у себя дома, повернув ручку, слышат далекое пение других, что они беседуют друг с другом через моря, освещают и отапливают свои дома без всякого огня – разве это не покажется им невероятным только потому, что они не могут этого понять?

– Не стану спорить, – согласился Конрой, – однако…

– Я не убежден в существовании одержимости, – прервал я. – Собственно говоря, я закоренелый материалист и слабо верю в то, что недоступно моему опыту. Но я не буду утверждать, что одержимость невозможна. Мы никогда бы не поверили, что людей можно убить так, как это было проделано с судьей Маллинсом и государственным прокурором Стэнли, но сегодня мы знаем, что это вполне возможно.

– Знаем, к сожалению, – буркнул инспектор. – А еще я знаю, что в каждом из случаев был вынужден скрывать от репортеров правду, потому что мне никто бы не поверил.

– Об этом я и говорю. Каждый день происходят события, в которые никто не верит.

– Но демоническая одержимость! – воскликнул Конрой.

– Я всегда считал ее мифом.

– Имеется бесчисленное множество сообщений об одержимости, – сказал я, – но чаще всего они нуждаются в проверке. С другой стороны, как мы можем их проверить? Как установить, одержим ли этот мужчина или та женщина? Однако в легендах всех народов встречается немало рассказов об одержимости, то же в христианской литературе. И во всех известных мне историях субъект говорит языком злого духа и мыслит разумом этого духа. В наиболее зловещих рассказах субъект начинает напоминать прижизненный облик злого духа.

– Что мы и видели, – сказал Конрой.

– Да, именно это произошло в случае Дороти Кроуфорд. Мы сами видели, как чудовищно она изменяется, стоит лишь духу Сильвио завладеть ею.

Конрой вздрогнул, вспомнив зеленые глаза Сильвио, с ненавистью глядящие на него с лица девушки, тонкие гримасничающие губы и острые зубы существа, охваченного желанием убивать. При мысли о девушке, попавшей во власть чудовища, чья сила была неизвестна ни нам, ни любому из живущих, у меня упало сердце. Мне не хотелось представлять, что произойдет с нею, если мы с инспектором Конроем проиграем схватку с Сильвио.

Я продолжил свои объяснения.

– В некоторых местах, – сказал я, – считается, что одержимость вызывается неблагочестивым поступком, который совершил одержимый или его близкий родственник.

– Это не подходит к случаю мисс Кроуфорд, – сказал Конрой. – Насколько нам известно, она не совершала ничего неблагочестивого и не является родственницей Сильвио.

– В юридическом смысле – является, так как мать ее вышла за него замуж, – сказал я. – Но считается также, что одержимость иногда объясняется враждой со стороны демона в его былом телесном обличии. Именно это, мне кажется, и произошло в случае Дороти Кроуфорд. Сильвио ненавидел ее, поскольку она не уступала его уговорам, противилась его зловещему влиянию и не соглашалась поклониться дьяволу. Теперь он пользуется ею, чтобы проникнуть в нашу сферу бытия, и в то же время мстит ей, все больше и больше распространяя на нее свою власть.

– И мы не в силах его остановить, – с сожалением произнес Конрой.

– Думаю, с помощью гипноза нам удастся освободить ее. Когда я усыпил ее, мы сумели заставить Сильвио говорить с нами. Но, пусть мы и сможем в конце концов, пользуясь гипнозом, отвадить от нее Сильвио – это только часть нашей задачи, и притом меньшая.

– Ты хочешь сказать…

– Тем или иным способом, – сказал я, – мы с тобой должны навсегда изгнать Сильвио из нашего мира. Только так мы сможем предотвратить гибель всех тех, кого он собирается убить.

– Но как? – нетерпеливо спросил Конрой. – Черт возьми, как мы можем сражаться с невидимой тварью, которая приходит из ниоткуда?

– Его силы не безграничны. Допустив, что убийства совершает не кто иной, как Сильвио, и что именно он завладел Дороти Кроуфорд путем одержимости, нам придется также принять на веру методы, которые веками использовались для борьбы с ним и ему подобными. Древние легенды говорят: если расстроить козни духа, он потеряет силу и возвратится в ад, откуда явился.

– И как прикажешь это сделать? – спросил Конрой. – Мы его не видим, не знаем, на что он способен и как это делает. Как можем мы ему помешать?

– Мы что-нибудь придумаем, – сказал я. – Должны быть способы. Вероятно, благодаря гипнозу я рано или поздно получу такую власть над подсознанием Дороти Кроуфорд, что его станет возможно изгнать, но это отнимет слишком много времени.

– Да, – согласился Конрой. – Изгнать его необходимо как можно скорее.

– Совершенно верно, – сказал я. – В давние времена, как и ныне, священники освобождали одержимого злым духом, изгоняя духа. Известны случаи, когда одержимому удавалось освободиться благодаря неслыханному акту благочестия, совершенному им или его близким родственником. В других случаях к одержимому дьяволом приводили человека, одержимого добрым духом, и в сражении духов добрый всегда одерживал победу. Возможно, нам и не понадобится прибегать к экзорцизму. У меня есть план, Томми, но мне пока не хотелось бы его раскрывать. Средство отчаянное, но если оно останется последней нашей надеждой, придется попробовать.

Глава девятая
ДОМ В ГРАМЕРСИ-ПАРКЕ

Следующий вечер мы с инспектором Конроем провели в читальном зале Публичной библиотеки. Мы погружались в забытую мудрость древних, лихорадочно изыскивая способ борьбы с жутким чудовищем, которое так внезапно восстало из могильной тьмы и едва не свело нас с ума своими необъяснимыми загадками. Мы просматривали том за томом, и из писаний давно умерших и исчезнувших народов узнали, что во всех цивилизациях известны были мертвые, возвращавшиеся с того света, чтобы творить свои ужасные дела. Неисчислимы были и методы борьбы с ними, но ни один не подходил к занимавшему нас случаю, и мы почерпнули мало полезного из книг.

Уже после одиннадцати мы вышли из библиотеки и сели в автомобиль инспектора – пользуясь своей должностью в полицейском департаменте, он поставил машину с той стороны здания, что выходила на Пятую авеню. Мы отправились ко мне. В доме у меня дежурил детектив, которому было поручено немедленно оповестить нас, если позвонит Дороти Кроуфорд; другой детектив, получивший такие же инструкции, дежурил в кабинете Конроя в департаменте полиции. До сих пор ни они, ни люди, наблюдавшие за домом девушки, с нами не связывались.

Конрой быстро повел автомобиль по Пятой авеню. На Двадцатой улице он повернул на восток и доехал до угла Грамерси-Парка, остановив машину за полквартала до моего дома. Было без четверти двенадцать; вероятно, нам следовало бы поспешить, чтобы узнать у детектива, не получал ли он каких-либо известий за то время, что мы провели в пути. Но вместо этого мы сидели в автомобиле и праздно болтали. Старомодные дома, окружавшие парк, призрачно мерцали в сумрачном свете, лунные лучи играли в свои шаловливые игры с тенями деревьев и угасали в виноградных лозах и ветвях плюща, обвивавших боковые стены и фасады домов.

Мы просидели в машине не больше пяти минут, когда у меня появилось необъяснимое чувство беспокойства; я был практически уверен, что все идет не так и что где-то рядом вот-вот произойдет нечто страшное. Я словно ощущал, не слыша, чей-то зов. Я бросил взгляд на Конроя. Было понятно, что он испытывает то же странное чувство. Инспектор оглядывался вокруг, пристально всматривался в темноту парка и затем беспокойно переводил глаза на фасады старинных зданий. Но ничего необычного, как видно, он не заметил.

– Что происходит? – спросил я.

– Не знаю, – ответил он, – но мне кажется, будто что-то здесь не так.

– У меня такое же чувство! – сказал я. – Что-то… нечто…

– Зловещее! – договорил он за меня.

– Да. Злое и гнетущее. Я чувствую, что должно случиться нечто ужасное.

– Ну что ж, – сказал Конрой, – я ничего не слышал, и не заметил никаких… Господи, Джерри! Смотри!

Он выскочил из автомобиля, махнув рукой в направлении парка.

Там мы увидели женщину. Она появилась неожиданно, со стороны Четвертой авеню. Женщина бежала, заливаясь слезами; я слышал ее всхлипывания. Шляпки на ней не было, ветер раздувал полы ее расстегнутого пальто, пока она мчалась, роняя слезы, вдоль парковой ограды. Когда она поравнялась с фонарем, мы смогли разглядеть ее лицо.

– Томми! – воскликнул я. – Это Дороти Кроуфорд!

Инспектор Конрой мгновенно бросился вдогонку за девушкой.

– За мной, Джерри! – крикнул он.

На бегу Конрой свистнул в полицейский свисток. Издалека, с Третьей авеню, донесся ответный свисток, затем стук дубинки о мостовую и тяжелый топот бегущего к нам полицейского.

Мы подбежали прямо к старому особняку на противоположной стороне парка. Дороти Кроуфорд опередила нас. Мы слышали, как она стучала в дверь и требовала, чтобы ее впустили.

– Чей это дом, Джерри? – задыхаясь от бега, спросил Конрой. – Случайно не знаешь?

– Да, конечно, – ответил я. – Здесь живет старик Дигер. Джером Дигер, собиратель предметов искусства.

Мы слышали, что в доме кто-то спускается по лестнице, шаркая ногами по ступеням, и приближается к двери. Мы подбежали к девушке.

Конрой схватил ее за руку.

– Мисс Кроуфорд! – вскричал он. – Что случилось? Что вы делаете здесь?

Девушка обернулась к нам, и мы снова увидели отвратительные черты Сильвио: заостренные уши, жестокий рот и острые зубы, выбивавшие дробь и жаждавшие крови. Однако глаза ее оставались прежними, и я понял, что чудовище, которое преследовало ее и использовало несчастную в своих нечестивых целях, еще не полностью завладело ею.

Она задрожала и вцепилась в руку инспектора Конроя.

– Скорее! – закричала она. – Мы должны попасть в дом!

– Но в чем дело? – воскликнул инспектор. – Что случилось?

– Они его убивают! – крикнула девушка. – Мы должны попасть в этот дом!

Шаркающие шаги зазвучали громче, и кто-то внутри дома стал возиться с дверным замком.

– О Боже! – вдруг закричала Дороти Кроуфорд. – Смотрите!

Она указала вверх. Свет в окне второго этажа погас – но не исчез внезапно, как бывает, когда поворачивают выключатель, а угас постепенно, словно огонь, задыхающийся от недостатка кислорода. Не успела пасть темнота, как из окна вырвался изжелта-зеленый световой луч, усыпанный грязноватыми пятнами. С оконной рамы свесилась, глядя на нас злобными глазами, в которых блестели и переливались багровые искры, голова чудовищного черного козла, окруженная желтоватым сиянием.

Но мгновение спустя видение исчезло, и мы услышали где-то в темноте тихое шипение, подобное тому, какое издает змея, готовясь ужалить.

Дороти Кроуфорд застонала и без сил опустилась на крыльцо у наших ног. Инспектор Конрой вскрикнул и принялся нетерпеливо барабанить в дверь. Мы снова услышали, как кто-то возится с запорами и открывает засов, и в это мгновение из комнаты наверху донесся ужасающий крик. Резкий и неописуемо пронзительный вопль длился лишь секунду и перешел в жуткие захлебывающиеся вздохи. Мне доводилось слышать, как такие звуки издавал умиравший в страшных муках солдат, у которого была отстрелена челюсть.

Последовал еще один звук – точно что-то прошло по комнате, тяжело ступая.

И – тишина.

Наконец дверь отворилась, и перед нами предстал испуганный дворецкий.

– Вам сюда нельзя! – воскликнул он. – Убирайтесь!

– Мы из полиции, – объяснил Конрой. – Что произошло?

– Не знаю, – отвечал дрожащий слуга. – Что-то ужасное! Мистер Дигер…

– Где мистер Дигер? – спросил Конрой.

– Наверху, на втором этаже. Должно быть, с ним случилось ужасное несчастье!

Конрой оттолкнул дворецкого в сторону и бросился вверх по лестнице. Я склонился над Дороти Кроуфорд. Пока я ее осматривал, к дому подбежал полицейский, тот самый, что свистел нам в ответ и стучал дубинкой, призывая подмогу. Он узнал меня, так как раньше не раз видел в обществе инспектора Конроя.

– Патрульный Джонсон, доктор, – представился он. – В чем дело?

– Мы не знаем, – сказал я. – Помогите внести девушку в дом. Инспектор Конрой наверху.

Мы подняли Дороти Кроуфорд на руки и внесли ее в холл, где дворецкий успел зажечь свет. Девушку мы разместили на кушетке. Она была без сознания, но я видел, что непосредственная опасность ей не угрожает. Решив, что ее можно оставить без присмотра, я последовал за патрульным Джонсоном на второй этаж.

Инспектор Конрой пытался открыть дверь цельного дуба, ведущую в библиотеку Дигера.

– Заперто изнутри! – крикнул он.

Инспектор наклонился и приложил ухо к замочной скважине, внимательно прислушиваясь.

– Слышишь что-нибудь? – спросил я.

– Ничего, – ответил он. – Тихо, как в могиле. Придется сломать дверь.

Он отошел в сторону, и я рассказал ему о состоянии Дороти Кроуфорд. Тем временем патрульный Джонсон, могучего телосложения полицейский, обладавший силой быка, ударил плечом в дверь. Дерево затрещало, когда дверь соскочила с петель; после двух или трех ударов Джонсона замок сломался и дверь упала. Конрой ворвался в комнату.

– Зажгите свет! – закричал он.

Я ощупал руками стену и нашел у двери электрический выключатель. Мгновение спустя канделябры разлили по комнате яркий свет.

Комната была большой, примерно тридцать на сорок футов; она занимала, по-видимому, весь второй этаж, за исключением холла и лестницы. Все три окна выходили на улицу; два окна были скрыты портьерами.

Стены украшал почти сплошной ковер из ножей, кинжалов и мечей всевозможных размеров и форм, а тут и там в комнате стояли языческие идолы; их было больше двадцати. То были скульптуры, составлявшие знаменитую коллекцию Дигера – вероятно, самое крупное собрание такого рода в Соединенных Штатах. Они были выполнены из бронзы и дерева, камня и латуни, изваяны и вытесаны искусными руками. Могло показаться, что они были расставлены в комнате по размеру, но на самом деле, видимо, порядок диктовался их важностью, так как все они будто поклонялись большой бронзовой статуе, помещенной на пьедестале в дальнем конце комнаты, в углу у одного из окон.

Но не там, а у стола мы обнаружили то, что страшились найти.

Джером Дигер сидел, точнее, полулежал за столом: его туловище и голова покоились на столе, руки были протянуты вперед. Когда произошло нападение, он что-то писал или собрался писать; перед ним на столе лежали листы бумаги, рядом – ручка.

Я поспешил к старику и, подойдя поближе, увидел, что голова Дигера лежит в луже крови, которая расширялась с каждой пульсацией его сердца. Не теряя времени, я велел патрульному Джонсону поскорее принести из автомобиля Конроя мой медицинский саквояж. Затем я пощупал пульс старика, проверяя, жив ли он.

– Он мертв? – спросил Конрой.

– Нет, – ответил я. – Пульс едва прощупывается, но… Господи Боже, Томми! Только погляди!

Я поднял руки Дигера.

Ни на одной из рук не было пальцев!

– Пальцы отрезаны! – ахнул инспектор.

Я наклонился и быстро осмотрел руки жертвы.

– Не отрезаны, Томми, – сказал я. – Думаю, их размозжили каким-то тяжелым предметом!

Я приподнял голову старика, и то, что я увидел, на мгновение лишило меня профессиональной невозмутимости.

– В чем дело? – воскликнул Конрой.

– У него вырезан язык! – вскричал я. – Вырезан ножом!

– Он сможет говорить?

– Сумеет, я полагаю, издавать звуки, – ответил я, – но о членораздельной речи можно забыть навсегда!

Тем временем полицейский вернулся с моим саквояжем; я достал инструменты и занялся ранами жертвы.

– Что мне делать с девушкой, инспектор? – спросил полицейский. – Она все еще внизу, в холле.

– Чем она занята? – в свою очередь спросил я.

– Когда я вернулся, – сказал полицейский, – она пыталась выбраться на улицу, но я запер дверь. Ее что-то связывает с этим делом?

– Мы точно не знаем, – ответил я. – Может, ничего, а может, все.

– Дикая она какая-то, – сказал патрульный Джонсон. – Когда я ее остановил, она начала меня душить, а после заплакала и упала на пол.

– Где дворецкий? – спросил Конрой. – Что с ним?

– Я велел ему подняться сюда, – ответил патрульный. – Он пытался скрыться вместе с девушкой. Они оба, похоже, чего-то страшно боятся.

– Она что-нибудь говорила?

– Бормотала что-то похожее на «Он здесь! Он здесь!»

– И где теперь дворецкий? – спросил инспектор.

– Стоит у лестницы, – сказал полисмен. – Я велел ему оставаться там и ждать, пока его не позовут – и объяснил, что его ждет, если он не подчинится.

– Приведите его в комнату, – распорядился Конрой. – Приведем и девушку, Джерри? – спросил он. – С ней все хорошо?

– Она в полном порядке, – сказал я. – Допросим ее позднее. Но не позволяйте ей покидать дом.

– Ключи у меня в кармане, – сказал полицейский.

– Прекрасно, – сказал инспектор. – А теперь, Джонсон, вызовите карету скорой помощи и свяжитесь с участком на 22-й улице, пусть пришлют сюда детективов. Затем вместе с дворецким обыщите весь дом, от пола до потолка.

Он повернулся к слуге, который успел войти в комнату и стоял у двери с выражением ужаса на лице.

– Ваше имя? – спросил инспектор.

– Хендрикс, сэр.

– Вы в доме один?

– Да, сэр. Здесь никого нет, кроме меня и мистера Дигера.

– У мистера Дигера есть семья?

– Не думаю, сэр.

– Вы знакомы с молодой женщиной? Той, что пришла с нами?

– Кажется, я ее видел раньше, сэр.

– Известно ли вам, зачем она пришла сюда?

– Нет, сэр.

– Где вы ее видели?

– Если не ошибаюсь, здесь, в доме, сэр… Я не уверен.

– Она – родственница мистера Дигера?

– Может быть, сэр. Я не знаю.

Инспектор Конрой с любопытством поглядел на него.

– Ну хорошо, – сказал он. – Ступайте и покажите полицейскому дом. После мне нужно будет поговорить с вами.

Патрульный Джонсон и дворецкий ушли. Я занялся более тщательным осмотром раненого. Обрубки пальцев имели весьма странный вид; внимательней осмотрев их, я громко вскрикнул от ужаса. Инспектор Конрой тотчас оказался рядом.

– Его пальцы были отгрызены, Томми! – воскликнул я.

– Смотри!

– Отгрызены!

– Да! – крикнул я. – Смотри! Видны следы зубов!

– Кто способен отгрызть у жертвы пальцы?

– Сомневаюсь, что это мог сделать человек, – сказал я, – однако животное…

– Животное! – вскричал Конрой. – Козел, которого мы видели!

Мы замолчали, отгоняя жуткие образы, встававшие в сознании.

– Как могло животное… это животное… проникнуть сюда? – спросил инспектор. – И куда оно исчезло?

Но вопрос его, как и многие другие вопросы, которые мы задавали себе на протяжении минувших дней, остался без ответа. Я отвернулся и вновь занялся раненым. Конрой стал осматривать комнату, так как, поглощенный страшными событиями, еще не успел это сделать. Все три окна, как он обнаружил, были закрыты и заперты изнутри на засовы. Через них никто не смог бы проникнуть в комнату; мало того, убийца не мог бежать через окно.

– Ничего не понимаю, – признался Конрой. – У нас имеется комната с четырьмя выходами, то есть дверью и тремя окнами, и все они заперты изнутри. В комнате находится тяжело раненый человек, причем раны могли быть нанесены животным. Никто не мог попасть в комнату или выйти из нее.

– Но язык старика вырезало ножом вовсе не животное, – напомнил я ему.

Конрой лишь безнадежно пожал плечами и принялся бесцельно расхаживать по комнате. Он рассматривал ножи и кинжалы на стенах, словно надеялся найти в них разгадку тайны. Больше я ничем не мог помочь Дигеру. Старик по-прежнему был без сознания; я перенес его на диван и оставил там. Затем я направился было вниз, чтобы осмотреть Дороти Кроуфорд, но в эту минуту в комнату вошли дворецкий и патрульный Джонсон, и я решил узнать результаты их поисков.

– Мы ничего не нашли, – сказал полисмен. – Все двери и окна наверху и внизу закрыты и заперты. В доме безопасно, как в крепости.

– Эта комната также могла показаться непроницаемой, – заметил Конрой. – И все же кто-то напал на Дигера и сумел скрыться, прежде чем мы подоспели.

– Может быть, дело в ключе? – предположил Джонсон. – Его ведь могли повернуть снаружи с помощью щипцов, какими пользуются грабители?

Конрой поднял ключ.

– Нет, – сказал он. – Видите, кончик такой короткий, что почти не выдается за зубцы. Такой не ухватишь щипцами или пассатижами. Да и времени было мало. Работа сама по себе несложная, но тонкая и требует осторожности, иначе ключ выпадет из замка.

Конрой и полисмен продолжали рассматривать ключ, тогда как дворецкий – движимый, надо полагать, профессиональной любовью к порядку – направился к столу. Он стал перекладывать книги и вдруг издал громкий крик. Мы обернулись и увидели, как он, с искаженным от ужаса лицом, судорожно раскрывая и закрывая рот и сжав себе горло обеими руками, резко отшатнулся от стола.

Слуга повернулся, собираясь бежать, и рухнул на пол.

– О Боже! – вскричал Конрой. – Что там еще?

Я поспешил к дворецкому; Конрой подбежал к столу и окинул его взглядом в поисках того, что так испугало слугу.

– Он в обмороке, – сказал я. – Ничего серьезного. Через несколько минут придет в себя. Он…

Я поднял голову.

Инспектор Конрой и Джонсон стояли у стола, и глаза их от потрясения и ужаса буквально вылезали из орбит.

– В чем дело? – воскликнул я.

– Только посмотри, Джерри, – хрипло проговорил Конрой. – Господи Боже! Взгляни!

Неудивительно, что дворецкий упал в обморок.

В середине стола под грудой книг, скрывавших до времени страшные трофеи, лежали десять оторванных пальцев Дигера и язык, вырезанный у него изо рта!

С минуту мы простояли молча. После я наклонился и начал собирать пальцы.

– Не делай этого, Джерри! – сказал Конрой. – Погоди! Взгляни, как они расположены!

И действительно, кровавая добыча образовывала грубое подобие геометрической фигуры.

– Оставим их пока на месте, – сказал Конрой. – Вполне очевидно, что пальцы и язык поместили здесь с определенной целью, хотя одному Богу известно, с какой.

– Зарисуй их расположение, – предложил я. – Если что-то сдвинут с места, у тебя всегда останется рисунок.

– Хорошая мысль, – сказал Конрой и достал записную книжку.

Общими усилиями мы скопировали жуткую фигуру.

– Похоже на китайский иероглиф, – сказал Конрой.

– Да, – сказал я. – Иного толкования и быть не может.

– Но почему? – воскликнул Конрой. – Зачем? Зачем китайцу, если только на старика Дигера и в самом деле напал китаец, оставлять нам такие улики?

– Не знаю, – сказал я. – Однако же они перед нами.

– И если это был китаец, – продолжал Конрой, – то как он умудрился проникнуть в комнату и исчезнуть из нее, оставив все двери и окна закрытыми?

– На этот вопрос нам придется найти ответ, – сказал я.

Инспектор Конрой утвердительно буркнул и склонился над столом, отчаянно и напрасно пытаясь уловить смысл в расположении пальцев и языка. На время мы забыли о девушке, запертой внизу, в холле, забыли о том, что она была ключом ко многим поразительным загадкам. Даже дворецкий, лежавший в обмороке у наших ног, был забыт. Мы забыли и о патрульном Джонсоне, который тем временем принялся методично, один за другим, осматривать висевшие на стенах ножи и кинжалы, надеясь найти тот, что использовал нападавший. Все мы понимали, что преступление, по крайней мере частично, было совершено с помощью ножа.

Мы с инспектором сидели у стола. До нас смутно доносились шаги патрульного Джонсона где-то за спиной; но мы были погружены в свои размышления – старались осмыслить случившееся и выстроить события в некую цепочку, которая позволила бы нам двигаться дальше.

Внезапно мы услышали чей-то зов, исполненный смертельного ужаса.

– Дороти Кроуфорд! – вскричал Конрой.

Мы выбежали на лестницу и посмотрели вниз. Там, в холле, девушка вскочила на ноги – и со страшными криками бросилась к нам по ступеням.

– Доктор! Инспектор! Берегитесь! Он вернулся! Он…

Из комнаты донесся жуткий вопль, крик агонии и страха, который тут же перешел в захлебывающиеся вздохи.

Мы поспешили в комнату и увидели у стола распростертое тело патрульного Джонсона.

Положение тела и неестественно вывернутые конечности не оставляли сомнений: полицейский был мертв!

Мы в ужасе застыли у двери, и тогда в комнату вбежала Дороти Кроуфорд.

– Я вижу его! – закричала она. – Он здесь! О Боже!