Текст книги "Тихий друг"
Автор книги: Герард Реве
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– Посмотрим, посмотрим, – прошептал он.
Он был уже на площадке второго этажа и остановился перед дверью в кабинет Магды. На долю секунды он задумался, постучать или нет. Но муж с женой не должны ведь стучать перед тем, как войти в комнату? Домохозяйкин решительно открыл дверь. Света, падающего из коридора, было достаточно, чтобы тут же увидеть, что эта комната пуста. Оставалась спальня.
Домохозяйкин закрыл дверь кабинета, зачем-то пошаркал ногами и открыл дверь спальни.
Магда сидела на своей половине кровати – у них было уродливое, но удобное брачное ложе, составленное из двух односпальных кроватей – и читала книгу при свете бра.
– Ну что, детка, – бодро приветствовала она, отложив книгу, – ты сегодня рано. Интересный был вечер?
– Да нет, мне не очень понравилось, – отвечал Домохозяйкин, закрывая дверь и присаживаясь у ее ног.
В душе у него было пусто, он чувствовал себя одиноко, но не должен был этого показывать и старался болтать, как ни в чем не бывало.
– Что читаешь? – спросил он с поддельным интересом.
Он глаз не мог оторвать от зеленого халата, который Магда, чтобы согреться, надела поверх пижамы и который ему почему-то совершенно не нравился.
– Почти закончила, – проигнорировала Магда прямой вопрос. – Очень захватывающе. Правда, отличная книга.
– Как называется? – спросил Домохозяйкин. – «Игра с огнем»?
Он знал, что ступил на скользкую дорожку и не стоит затевать тут киношные диалоги: он был неглуп, но смекалка, ирония и блестящая импровизация – это не его конек.
– Да, это детектив, – призналась Магда, – «Игра с огнем» – такой тоже есть? Хорошее название.
– Нет, я так, наугад, – отвечал Домохозяйкин, презрительно усмехнувшись, а потом опять уставился на зеленый халат или кофту, которая Магде была совершенно не к лицу.
Но сейчас все вокруг казалось уродливым, бессмысленным и грязным. «Глиняные слова», подумал он, сам не понимая, к чему это. Все пошло не так, все… Разве нельзя начать заново? Выйти из спальни, спуститься по лестнице, пройти обратно к машине, а потом вернуться наверх с другим планом? С каким?
Из-под опущенных век он рассматривал лицо Магды. «Вообще-то, надо ее придушить, – вдруг подумал он. – Ну, образно говоря, конечно», – осадил он себя. Но ведь Магда всегда, на любой вопрос то ли поправляя, то ли делая замечание отвечала уклончиво.
– Книга называется A Kiss Before Dying, – сообщила Магда.
Она знала английский лучше, чем Домохозяйкин, и произношение у нее было лучше, но слишком уж правильное.
«Знаешь, что? – сказал Домохозяйкин воображаемому собеседнику. – Ничего у нее с тем мальчиком не было. Она с ним не спала. А вот Kiss Before Dying никому не помешает», – завершил он внутренний диалог, с дрожью разглядывая собственные ладони.
– Так тебе не понравилась лекция? – продолжала Магда бессмысленный разговор.
– Основной докладчик не смог приехать, – сообщил Домохозяйкин. – А в остальном, ну… Все было так себе.
– Там были ясновидящие? – допытывалась Магда. Как мог человек, считающий, что он все знает лучше всех, интересоваться ясновидящими?
– Был там один, который выдавал себя за ясновидящего – ничего особенного, – осторожно ответил Домохозяйкин. – Только время потерял.
– Заранее никогда не знаешь, – защищала его Магда. – Приготовить тебе чего-нибудь? Хочешь есть? Я могу быстренько что-нибудь сварганить.
Она с готовностью выпрямилась, чтобы встать. «Слово за слово», – подумал Домохозяйкин. – Нет, я лучше баиньки, если ты не возражаешь, – ответил он. – Дверь с черного входа закрыта? Я не посмотрел.
Магда уверила его, что дверь закрыта.
Все происходило совсем иначе, чем Домохозяйкин себе представлял. «Это я что-то скрываю, а не она подумал он. Внезапная он понял, что так и есть, и» то вызвало в нем странную злость.
Нет, Магда вовсе не против того, чтобы он лег спать. А он не возражает, если она дочитает книгу, осталось всего несколько страниц? Да, конечно, ради бога.
Домохозяйкин разделся и улегся на своей поло вине. Он лег на спину и уставился в потолок. Так он никогда не засыпал и мог еще подумать. В комнате раздавался только тихий шорох – это Магда переворачивала страницы.
Домохозяйкин не заснул, но задремал: мысли и образы стали сливаться с окружающей реальностью.
Что же с ним произошло? И вообще: разве именно с ним что-то произошло? Самое интересное, что Домохозяйкин уже и думать забыл о возможной связи между предсказанием в конференц-зале и тем, что потом разыгралось у него на глазах и у него дома. Единственное, о чем он думал – вернее, о ком, – так это о молодом человеке, который бесшумно вошел в дом, а потом так же осторожно его покинул. Но ведь мальчик ушел, а не спрятался где-нибудь в шкафу или под кроватью, ну нет же: он ведь ушел, правда?..
Домохозяйкин пытался мыслить логично и, как говорится, расставить все по своим местам, но из-за усталости это ему не очень-то удавалось. Наряду с противоречивыми мыслями в голове появлялись непрошеные образы и голоса.
– Я больше ничего не могу сделать, – сказал возникший ниоткуда человек в белом халате.
– Любопытство ко всему странному – это порок, – уверил его голос другого, невидимого собеседника.
Домохозяйкина продолжал мучить вопрос: неужели мальчик ушел навсегда? Но все очень просто: он, то есть мальчик, или вернется, или не вернется. Но что более вероятно? Домохозяйкин решил, что это зависит от того, что произошло, пока мальчик был здесь.
Домохозяйкин ясно представил себе мальчика: его легкую, решительную походку; худое, но мускулистое тело; приятное, спокойное юношеское лицо, загадочно молодое; гладкие, светлые, блестящие волосы… Интересно, он с Магдой, ну… переспал-чтобы уж выразить это по-простому – или нет? Дыхание Домохозяйкина участилось. А разве есть варианты?.. Когда женщина приглашает к себе такого мальчика с такой внешностью, и впускает его в дом тайком, то между ними происходит только одно, одно только?.. То есть: обнять его, стиснуть в объятьях – молча, потому что такую страсть словами не выразить; отвести его к любовному ложу и… раздеть его?.. «Нет, женщины не раздевают мужчин», – подумал Домохозяйкин. Или раздевают? Нет: он все сделал сам. «Он не торопится, – подумал Домохозяйкин, тяжело дыша, – она отдается ему, притягивает его к себе, и он… раз за разом…» Тут охваченный восторгом Домохозяйкин вдруг озаботился тем, где лежит одежда мальчика. Он бросил все на пол?
– Я все сверну и сложу аккуратно, – прошептал он, и член его, уже налившийся силой, встал во всей красе.
Что происходит? Разве такое бывает? Чтобы мужчина желал, возбуждался, хотел?.. Чтобы хотел увидеть, как другой мужчина…
Домохозяйкин услышал, как Магда выпрямилась и что-то положила на столик возле кровати.
Это, должно быть, та захватывающая книга, которую она дочитала. Потом стало тихо, но свет Магда не выключала. Домохозяйкин, застыв, ждал. Он почему-то почувствовал напряжение, почти страх. Он ведь ничего не натворил? Может быть, пробил час признаний, и Магда покается в том, что давно любит другого и выбирает душой и телом быть всегда с ним? «Боже, – подумал Домохозяйкин, – только бы она ничего не говорила. Не хочу». В нем вдруг поднялось совсем другое, чуждое ему чувство – скука и злость превратились в ненависть, и эта ненависть была не к себе. Или, может быть, это была ненависть к своей судьбе: к пустоте собственного существования, наполняемой другими – всегда другими. Сам он не жил: его жизнь проходила мимо. И все-таки Домохозяйкин был не из тех, что сваливают вину на других. «Надо что-то делать, да, надо», – сказал он сам себе так решительно, что сам испугался.
Между тем, ничего он не делал, а просто лежал, уставившись в потолок. Может, Магда подумает, что он спит? Почему она не выключает свет? «Я найду его, – подумал Домохозяйкин. – Мне не нужна помощь. Я найду его. Сам. Это смело, – решил он, но следующей мыслью было: – и что тогда?» Это, конечно, вопрос, на который сейчас невозможно ответить. Как поведет себя мальчик, – мысленно Домохозяйкин называл его все время мальчиком, а не молодым человеком, – встретившись с мужем? Может, он испугается и станет, например, умолять Домохозяйкина никому ничего не говорить, особенно родителям, и клясться, что «никогда больше такого не произойдет, нет, правда, никогда в жизни, поверьте, я обещаю»?..
– Трус, – прошептал Домохозяйкин, не зная, к кому это относится.
Ему вдруг привиделась следующая картина трагической, но и душевной встречи с молодым человеком, разбивающим брачные узы: лицом, значит, к лицу, и конфронтация эта должна произойти на опустевшем вокзале, как в фильме, который видел Домохозяйкин. Этот образ возбуждал его, и он, не переходя к решительным действиям, потрогал себя между ног. «Трус? – задумался он опять, – Нет, он не труслив», – размышлял он дальше, обхватывая наливающийся кровью член. Потому что все могло быть и так, что мальчик не испугается. Домохозяйкин вновь тяжело задышал, видя перед собой в пустом станционном зале смелого мальчика с наглым лицом. И вот он открывает ненасытные алые губы и произносит с легким деревенским выговором:
– Чего тебе вообще надо? Я сделаю с твоей женой, что захочу. И с тобой тоже.
– Да!.. – задыхаясь прошептал Домохозяйкин. – Говори еще… Не уходи… не уходи… произнеси это еще раз… я…
Он услышал, как Магда села в кровати, но свет так и не выключила. Из-под полуопущенных век он смотрел, как она снимает уродливый зеленый халат. На ней была еще длинная рубашка, а под нею, знал Домохозяйкин, короткие летние штанишки.
– Детка, иди ко мне, – вдруг услышал он.
VIII
После любовных утех каждый лег на свою половину кровати, и Магда, прошептав «спокойной ночи», вскоре задремала, а потом и крепко заснула. Домохозяйкину не повезло. Он лежал без сна, пялясь в окружавшее его ничто.
Половой акт вышел необычайно буйным и страстным, что Магду удивило, но совсем не испугало. Трудно было назвать ее чувственной женщиной, но физическая любовь ей нравилась. И она все еще любила Домохозяйкина: просто так, безоговорочно, как могут любить, наверное, только женщины. И о сексе она особо не задумывалась, хотя и нельзя сказать, что недооценивала этот вопрос. Говорят, женщины могут преданно любить мужчину, несмотря на то, что его тело становится все более чужим. Но с Магдой все было не так. Она принимала мужа таким, какой есть. Он казался ей хорошо сложенным мужчиной с приятной внешностью. Он был в меру обаятелен, и ее это устраивало. Потому что вокруг столько донельзя очаровательных мужчин, у которых это зачастую доходит до вульгарности. Нет, в Домохозяйкине не было ничего вульгарного, это уж точно. Магда ценила его мечтательный, даже меланхоличный взгляд на мир. В отличие от большинства мужчин, он не вел себя эгоистично; напротив, был заботлив и скромен в собственных запросах. Нет, Магда знала, что все могло быть гораздо хуже. Конечно, школьницы сходят с ума от каждого молодого, совершенного, атлетически сложенного и страстного киношного героя, но в кого он превращается, сойдя с экрана? Подруга, которая в этом немного разбирается, как-то рассказала Магде, что многие из этих господ в реальности – поклонники противоестественной любви (если по-простому – пидоры, или как пишут в научных сочинениях – урнинги), которые делают это с другими мужчинами, будто так и надо. Вот ее Домохозяйкин – его имя, Артур, казалось ей красивым, но слишком официальным – в фильмах не снимался, так что тут все в порядке.
В их первой встрече не было ничего романтичного: они познакомились не на групповом отдыхе где-нибудь в горах, а «просто», у друзей, причем Артур показался скромным, даже неуклюжим, что Магде, скорее, понравилось. Да, он был скромен, и это ему шло, но Магде и в голову не пришло бы назвать его простофилей. О безумной любви с первого взгляда не было и речи, но они довольно быстро перешли к доверительным и непринужденным отношениям. Магда где-то потом прочитала, что бывают отношения, которые развиваются без сучка и задоринки и без драматических кризисов, что совсем неплохо, и про себя она была с этим полностью согласна.
Из-за некоторых обстоятельств пожениться сразу они не могли: Магда жила с тяжело больной, несколько лет назад овдовевшей матерью, и тесная жилплощадь не располагала к созданию новой семьи. Домохозяйкин к тому времени уже несколько лет работал учителем и экономии ради снимал дом на пару с чуть более юным товарищем, который Магде почему-то совершенно не нравился. (Она уже забыла, как его звали и чем он занимался – кажется, был «проектировщиком» или что-то в этом роде.)
Вот так все и началось, с оглядкой и по-бюргерски: отношения между двумя работающими людьми, которым приходилось сильно экономить. Кроме ухода за больной матерью, Магда выполняла тогда примерно такую же работу, правда, не на дому: она занималась редактированием и документацией, за что по стандартам того времени платили неплохо. Разумеется, обоим удалось скопить немножко денег. А Домохозяйкин считал заботу о матери – несмотря на то, что это мешало женитьбе – добродетелью: женщина без чувства долга – это чудовище.
Поженились они, стало быть, не сразу, но мещанские взгляды не препятствовали интимным отношениям. Счастье их было скромным, без экстаза или исступления, но Магду это устраивало. От больной матери после смерти осталось небольшое наследство, не капитал, конечно, но хватило, чтобы внести первый взнос и купить дом в рассрочку. Родное гнездо казалось Магде слишком маленьким и мрачным. Ей хотелось пространства, настоящего пространства, вот почему она настояла на покупке нового дома. Домохозяйкин смог тогда отказаться от своего этажа в съемном жилье. А ведь именно там они с Магдой любили друг друга, конечно, при условии, что «проектировщика» или как его там, не было. «Я сыта этим по горло», – говорила временами Магда, имея в виду и родительский дом, и съемный угол Домохозяйкина. Она считала, что если Домохозяйкину дать волю, он до первого пришествия проживет в какой-нибудь конуре.
Домохозяйкин подумал, что все в их жизни было подчинено правилам и усреднено, все было бесцветным, но, может быть, в этом виновен он сам.
Но у всего должна быть солидная основа. Магда считала, что жизнь удалась – хотя вряд ли она сказала бы об этом такими пошлыми словами. Порой – даже будучи очень приземленной женщиной, Магда умела посмотреть на вещи с чужой колокольни – ей казалось, что Домохозяйкин ожидал большего и что у него были несбывшееся мечты. И что в прошлом у него был какой-то горький опыт, которым он не хотел делиться, а мудрая Магда не задавала лишних вопросов. Его мать умерла до их встречи. Были еще отец с братом, но Домохозяйкин терпеть их не мог и не общался с ними, что было дело нехитрым, так как жили они в другом городе.
Магда спала сном праведницы, а Домохозяйкин глаз не мог сомкнуть. Сколь велика была ее вера в жизнь, настолько же Домохозяйкина мучили сомнения. Казалось, все пошатнулось, он потерял уверенность в себе: кто он такой, что он такое, где он совершил ошибку, по глупости или по упущению, и что еще может дать ему жизнь или забрать у него? Близится беда?.. Да, он предчувствовал беду, но откуда?
Нужно было сразу, вернувшись домой, спросить Магду о том, что произошло у него на глазах. Но он этого не сделал. Почему? Он уже знал ответ? А потом, так и не решившись заговорить с ней об этом – из трусости, по неловкости или почему там еще, – он лег с нею в постель и воспользовался ее телом, которое только что ему изменило и принадлежало теперь кому-то другому… Другому… Домохозяйкин вздохнул вдруг так глубоко, что испугался разбудить Магду. Он подумал о «другом» и вдруг опять увидел его: как тот шел по улице, а потом обнаженным – как Домохозяйкин представлял его себе, когда тушил свою страсть в теле Магды, где любовный сок мальчика смешивался с его соком…
– Ты вернешься, – прошептал Домохозяйкин. – я знаю.
А если мальчик и вернется, то когда?.. Но откуда Домохозяйкину знать, как он мог знать об этом? О Господи…
Домохозяйкин попытался выбросить из головы колдовские образы и подумать о чем-нибудь другом. Ему это удалось, но тут же появились воспоминания о том случае на пляже несколько лет назад…
Он все еще лежал без сна, голова была ясная, и чем дальше, тем четче проступали воспоминания, но спокойней от этого не становилось.
В его жизни разыгралась настоящая драма, то, что можно назвать подлинной трагедией, но все происходило в скверных декорациях, по плохому сценарию, где героям доставались роли, которые им откровенно не по плечу. Или зря он умничает, и виной всему просто его неудовлетворенность жизнью? Нет, он, к счастью, не был интеллектуалом, но кем он в таком случае был? Вся его жизнь казалась мелочной, так сказать, приземленной, если это слово здесь подходит. «Мещанской, как сказали бы некоторые», – подумал Домохозяйкин: как раз таких «некоторых» он не любил, ведь все мы волей-неволей мещане, не так ли? У Домохозяйкина были свои взгляды на человека и окружающий мир, но он считал, что пользы от этого мало. Так о чем он думал? Ах, да, якобы столь жалкое мещанство. «Нет в нем никакой угрозы „безраздельной свободе“ или „индивидуальности“, – думал Домохозяйкин, – а вот скука… да, скука есть».
Домохозяйкин терпеть не мог некоторые мещанские обычаи, например, собираться компанией или «веселиться вместе» с коллегами. Работать, а потом с теми же людьми отдыхать и оттягиваться, хотя ничего общего нет, кроме, собственно, места работы. Домохозяйкину такой отдых был совсем не по душе.
Так в школе, где он работал, организовывались родительские собрания, в которых Домохозяйкин не видел ни малейшего смысла, и каждое из которых было очередным испытанием. Но, подумал он сейчас, довольно многое на этом свете представлялось ему «испытанием». Однако ему не казалось, что он завышает планку. Главное, чтобы его «не трогали». А что это значит? Ну, вот хотя бы: если подумать, сколько имен нужно запомнить и соотнести с нужным человеком. Разве это так сложно? Да, Домохозяйкину это всегда было трудно.
В школе обычно давали план класса с пустыми квадратиками вместо парт, где можно было записать имена учеников. Но – слышал Домохозяйкин – учитель, полностью посвятивший себя делу, спустя некоторое время знал каждого ученика по имени без шпаргалки. У Домохозяйкина так не получалось. Без такого заполненного плана на столе он был как без рук. Конечно, имена некоторых учеников он помнил. И, кстати, это скорее были мальчики, а не девочки, бог его знает почему.
Но он ведь начал с родительских собраний? Точно, но зачем? Ах, да: вдруг перед ним, например, оказывается чей-то отец, – порой и вправду отец мальчика, которого он помнит по имени. Но разве это может быть его отец: старый, опустившийся пролаза с хриплым, невнятным голосом и головой, вернее, башкой, даже отдаленно не напоминающей сына? Кто бы подумал, что человек так быстро превращается в урода.
Домохозяйкин устал, но его мысли и воспоминания были до боли отчетливы, и он все лежал и размышлял.
Помимо периодических родительских собраний было кое-что похуже: так называемые – «классные дни». Это была традиция, от которой все получали сплошное удовольствие: Домохозяйкин никогда не слышал, чтобы были недовольные. Что же в них плохого? Вышеупомянутая традиция подразумевала, что класс под руководством какого-нибудь учителя выезжал на однодневную экскурсию, на поезде или на арендованном автобусе, если цель путешествия находилась далеко от вокзала. Класс выбирал любимого преподавателя, который обычно соглашался – отказы были редки. Были и такие учителя, которых никогда не выбирали, потому что все их ненавидели. Домохозяйкин не знал, принимали ли они это близко к сердцу: ему казалось, что у некоторых учителей сердец не было вообще, но он не слишком-то углублялся в чужие души. Самого Домохозяйкина, к его искреннему изумлению, выбирали каждый год, порой в таких классах, где у него с детьми были, казалось, натянутые отношения. Значило ли это, что он был популярен? Он старался научить молодежь хоть чему-то и уделял внимание отстающим ученикам, которые были вовсе не глупы – причина была, скорее, в «проблемах дома», как это теперь называлось. Но выкладывался ли он полностью? Как все добродетельные люди, Домохозяйкин сомневался, делает ли он действительно все возможное. Он был заботлив и всегда переживал за учеников. Никогда не забывал про ничтожность и бренность усилий, и это мучило его: если молодые люди не умирали молодыми, то старели именно с этим багажом знаний. «Ты учишь их умирать», – думал он иногда, но этой мыслью ни с кем не делился. Только вот экскурсии добавляли меланхолии, и он их тяжело переносил. Почему?
Он вспомнил одну поездку несколько лет назад. Они отправились не на арендованном автобусе, а на обычном поезде. Целью стал курортный городок на море: от вокзала до пляжа было полчаса пешком. В тот день была очень хорошая погода, припомнил Домохозяйкин: тепло, солнечно и почти безветренно. Они расположились у дюны. Домохозяйкин выбрал место чуть в отдалении от остальных. Он не загорал и не плавал, даже не надел плавки, а остался в шортах, прятался от солнца и читал книгу – какую именно, сейчас уже не вспомнить. Нет, вспомнил: это была только что вышедшая книга по греческой истории, написанная так себе, но там попадались интересные пассажи о некоторых нравах – ну да, «нравах», – которые, по словам автора, в Древней Греции никого не удивляли, но, по мнению Домохозяйкина, заслуживали всеобщего порицания. Какое отношение это имело к экскурсии? Никакого, конечно, никакого.
Домохозяйкин хотел бы любить море и убеждал сам себя, что наслаждается пребыванием у воды и на пляже, но на самом деле он этого терпеть не мог. Страх – да, море внушало ему страх, а полюбить его не удавалось. Он умел плавать, хотя научился с большим трудом. Боялся воды и, может быть, вообще – необъятного. Обычно он заходил с любителями поплавать в море по щиколотку, а потом возвращался к склону дюны, напомнив им, чтобы не заплывали далеко и держались подальше от базальтовых валов. Оставшееся время он лежал на одном месте и ждал часа отъезда.
Прилив и отлив. Большинство даже не знает, отчего они возникают. Все зависит от перемещений Луны и притяжения – так написано в школьных учебниках, и так Домохозяйкин объяснял это ученикам, однако сам считал, что ничего общего с притяжением это не имеет, просто совпадение. Эту мысль он тоже мудро держал при себе. Но почему ему вспомнилась именно эта поездка, не более унылая, чем все остальные? Да, точно: вдруг он понял, почему. Как это часто с ним случалось, в воспоминании была некая угроза, потому что такого с ним никогда не происходило, и он до сих пор не знал, что об этом думать. Дело было в том мальчике, который уже давно не учился у Домохозяйкина и которого он больше никогда не видел. Мальчика звали… да, вот опять забыл, ничего, скоро вспомнится. «Это нехороший знак, что я все время забываю имена», – отчего-то подумал Домохозяйкин.
Он вспомнил, как вяло тянулся этот день на пляже. В сущности, весь день прошел в ожидании его конца. Шум моря, крики чаек, едва уловимый шепот ветерка и доносящиеся издалека тупые удары по мячу, которым, прогоняя скуку, развлекались взрослые: все это, как всегда, привело его к размышлениям о смысле жизни.
Вот тут и произошло нечто необычное. Мальчик, чьего имени он так и не мог пока вспомнить, вначале устроился далеко от него, но постепенно, поплавав или просто пройдясь, пересаживался все ближе к Домохозяйкину. Еще Домохозяйкин заметил, что тот подолгу на него смотрит. Всякий раз, поднимая глаза от книги, Домохозяйкин сталкивался взглядом с мальчиком. Домохозяйкин замечал такое и раньше, в классе, но приписывал это близорукости, хотя других признаков, что у мальчика что-то с глазами, не было. А в тот день на пляже в его взгляде читалась некая угроза или вопрос, и Домохозяйкину становилось не по себе. Он мог просто спросить «в чем дело?» или сказать с иронией: «Я случайно надел твою майку?». Но на это Домохозяйкин не решался, потому что никогда без надобности не подтрунивал над учениками и не высмеивал их прилюдно: по доброте душевной он сострадал всему живому на земле.
Между тем, мальчик-то точно ничью майку по случайности не надевал: на нем ничего не было, кроме черных плавок, выцветших от частой носки и стирки и довольно старомодных. Ну да, каждый смотрит, куда хочет, и Домохозяйкин просто продолжал читать дальше.
Но это не все. День подходил к концу, после полудня было спокойно, но к вечеру на море появился туман, небо заволокло, воздух стал горячим и густым.
Вдоль дюн, на одинаковом расстоянии друг от друга, были расположены бесплатные душевые, вода в которых текла по наземному трубопроводу и слегка нагревалась. Когда подошло время отъезда, Домохозяйкин одним из первых отправился освежиться. Он перебросил шорты через стенку душевой и включил воду, чтобы смыть пот и песок. Домохозяйкин был довольно стыдлив и радовался, что здесь он один. Как выяснилось, ненадолго: вдруг перед ним оказался мальчик, стянул с себя плавки, равнодушно швырнул их на пол, подошел к Домохозяйкину с торчащим, как копье, мальчишеским членом, прижал этот член к его животу с силой которой Домохозяйкин в нем не подозревал, и обнял его, сжал и, так сказать, наскакивая на него, стал тереться удом о живот, уткнувшись мокрой головой Домохозяйкину в шею. Хриплым голосом, вибрацию которого Домохозяйкин чувствовал аж где-то в горле он повторял два слова-Домохозяйкин долго не мог их разобрать. Это была даже не речь, а сдавленный крик: он кричал шепотом, если такое вообще возможно… И потом, потом… Домохозяйкин почувствовал как что-то стекает по его телу, не вода, а горячая медленная влага… И те слова, которые мальчик повторял, Домохозяйкин понял лишь гораздо позже, когда парень так же внезапно исчез из душевой, прихватив с собой плавки. То, что Домохозяйкин после этого сделал, он сам себе не мог объяснить: он не смыл, а машинально растер по телу ту необычную, медленную влагу, текущую по животу и ногам – непонятно зачем… При этом он вслух повторял услышанные слова, шепча, как и мальчик, словно мольбу или первые строчки забытой молитвы: «Крутой чувак… крутой чувак…»
«Ну и причем здесь вот это воспоминание об экскурсии с классом на море», – думал Домохозяйкин, все еще лежа без сна и пялясь в темноту. Разве он виноват, что мальчик повел себя так странно, как сумасшедший, да, так неприлично и непристойно? Как он вообще посмел вести себя так с человеком, не давшим ему ни малейшего повода?
«Утро вечера мудренее», – подумал он: это, конечно, затасканная фраза, но очень уж хотелось спать. Завтра будет новый день. Правду нужно искать днем, а не ночью. Вот этим он и займется. Что он там собрался искать? Что он знал? Номер того красного автомобиля. Он ведь его записал? А если знаешь номер, то можно найти владельца, не так ли?
Здесь его охватили сомнения. Ну, узнает он, кто это, и что дальше? Может, ничего и не было, то есть ничего неприличного или интимного? Такое ведь может быть? Или он сам себе морочит голову? Нет, вполне возможно, что все произошедшее здесь вечером имело исключительно целомудренный характер и ни о каком грехе речи не было…
Домохозяйкин ужасно хотел спать, но тут опять, против его воли и задаром, возник перед ним образ мальчика на пляже. Да, неприятное событие, но, Боже мой, какое отношение оно имеет к случившемуся или, вернее, тому, что могло случиться сегодняшним вечером? Домохозяйкин уже не думал о возможной связи, так как память унесла его к продолжению тех неприятных событий на пляже. Потому что в поезде мальчик сидел недалеко, то есть не рядом с Домохозяйкиным, но через проход и лицом к нему. И мальчик не сводил с него глаз. Сколько бы Домохозяйкин ни отворачивался, каждый раз, поднимая взгляд, он сталкивался с темными, будто погруженными в транс глазами мальчика, неподвижное, да, окаменевшее лицо которого не выдавало никаких чувств. Со стороны можно было сказать, что он смотрел в никуда, но Домохозяйкин считал, что это не так. Может, мальчик чуть, как говорится, «того»? Кто его знает, конечно, но всю дорогу в поезде Домохозяйкина преследовал его взгляд. Боже, Боже, что за день! И почему? За что? Воспоминание не отпускало его, и он опять думал то же, что и тогда, хотя и раньше пытался выбросить эту мысль из головы: что это он, он виноват… Но чем? Мальчик был даже не из класса Домохозяйкина! Как так получилось?
Что за бредовая мысль? Да, ну вот какая есть. Домохозяйкин задумался, сможет ли он когда-нибудь об этом горе забыть. «Горе луковое», подумалось ем.
И будто этого было мало, подумалось ему еще кое-что, сущая ерунда: он с болезненной четкостью вспомнил, во что мальчик был одет. Это был бедный мальчик, и он носил черный, наверняка с чужого плеча, рабочий комбинезон – может быть, из тех, в которых ходили худенькие морские кочегары. Комбинезон был неприталенный и немодный, но мальчику удивительно шел. Одежда была не сильно изношенная, но явно часто стиранная, так что черный блеск потускнел и посерел. И хотя комбинезон не был в обтяжку, Домохозяйкин ясно видел под ним мальчишеское тело, будто его затянули в блестящий прозрачный металл. Видеть сквозь ткань? Домохозяйкину показалось, что он сходит с ума. И на что там смотреть, под одеждой-то…
Тут он вдруг как-то мысленно споткнулся. «Со мной все в порядке, – уговаривал он себя. – Я такой же, как все. Выбросить это из головы. Это ерунда. Через пару дней все станет на свои места».
пер. С. Захаровой
«Митин Журнал» представляет книги Герарда Реве
Меланхолия
В сборник вошли произведения Герарда Реве, написанные на английском языке. Повесть «Меланхолия» вызвала недовольство министерства культуры Нидерландов. Чиновники сочли непристойной одну из сцен и отказали Реве в стипендии для заграничной поездки. В знак протеста писатель объявил о своем решении эмигрировать в Англию. Несколько лет он провел в Лондоне, работал в больнице, читал Библию и писал пьесы. В 1956 году вышла его первая английская книга – сборник рассказов «Акробат». Вскоре Реве вернулся в Амстердам. Эротический рассказ «Тюремная песнь в прозе» (1968), завершающий сборник, – последний текст, написанный Герардом Реве по-английски.
По дороге к концу
Романы в письмах Герарда Реве стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд. На «Ослином процессе» Реве защищался сам, произнес блестящую речь, и все обвинения с него были сняты. Две книги, впервые публикующиеся в русском переводе, сыграли и жизни Герарда Реве решающую роль и стали подлинным событием литературы XX столетия.