Текст книги "Конец операции «Остайнзатц»"

Автор книги: Георгий Савин

Соавторы: Геннадий Меркурьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Все в порядке, но, когда он предложил мне шагать к немцам, честно говоря, сильно сдрейфил!

– Да и мне это сначала не очень-то понравилось, а потом уже пришла мысль, что этот ход был самым безопасным. Ну, отходим в лес, а там в лагерь. Подробности разговора расскажешь по пути.

Разведчики отползли в лес и двинулись в обратный путь к своему временному лагерю. Выслушав доклад Пролыгина, Киселев еще раз тщательно взвесил все «за» и «против», решив, что следующую встречу с Жимерским он проведет сам. Естественно, что в район 256-го километрового столба разведчики прибудут заранее. Там же, на болотце, есть небольшой островок, где можно провести встречу. Проход к островку через болото разведчики уже отыскали. Немцы туда не сунутся, а если и полезут, что мало вероятно, то единственную тропку нетрудно будет перекрыть огнем.

ШТАБ ГИММЛЕРА ТОРОПИТ ХАЙЛЕРА

Когда над Минском опустился вечер и небо от серых туч словно прогнулось до самой земли, группен-фюрер Хайлер вызвал в свою резиденцию Эрлингера. Уже по тому, что группенфюрер принял его в кабинете, а не в салоне, Эрлингер понял, что разговор будет не из приятных. И действительно, Хайлер был явно не в духе и потребовал объяснения, почему провалилась операция в Песках, где партизаны уничтожили не только отряд полицаев и захватили списки подготовленных к отправке в рейх жителей, но и почти в упор расстреляли два отделения эсэсовцев, которые, по замыслу горе-руководителя, – и здесь Хайлер уставился на Эрлингера – должны были ударить в спину партизанам.

– Действительно, замысел был не совсем удачный, – как ни в чем не бывало произнес Эрлингер.

– Не совсем удачный, – взорвался Хайлер, – скажите лучше – идиотский замысел, штандартенфюрер! За такие операции лишают званий!

– Я с вами целиком согласен, группенфюрер!

Такая покладистость озадачила Хайлера. Он полагал, что Эрлингер будет защищать виновника провала операции, а им, по данным, полученным Хайлером, был ставленник Эрлингера Херсман, и тем самым Хайлер получит в свои руки лишний козырь против штандартенфюрера в той сложной иерархической игре, которую вели разные чины военной, гражданской и другой оккупационной администрации в Минске. Но это была задача нелегкая. В отличие от многих эсэсовских офицеров, Эрлингер обладал большой эрудицией, хорошо знал сильные и слабые стороны той идеологии, которой служил, и умело этим пользовался.

– Если согласны, то немедленно подготовьте– рапорт. Пусть Берлин решает, что будет делать этот бездарный офицер: поедет на фронт или будет снижен в звании здесь. Этот Херсман думает, что его заслуги в Остланде дают ему теперь возможность проваливать работу в Белоруссии.

– Простите, группенфюрер, но Херсман здесь ни при чем.

– Как ни при чем? Ведь вы же его оставили в Лиде?

– Да, оставил, и он выполнил все, что требовалось. А к операции в Песках он не имел никакого отношения и даже не знал о подготовке к ней. Всю операцию от начала до конца проводил унтерштурмфю-рер Фрайвальд. Все приказы по радио отдавались им; об этом имеются записи в книгах радиограмм. Все письменные приказы и распоряжения также подписаны им.

– По докладу, который был мне сделан, я решил, что руководителем операции был старший начальник в Лиде, то есть Херсман. Но раз вы утверждаете, что это не так, я прикажу найти виновного и строго наказать, – пошел на попятную Хайлер.

– Если вы так желаете. Хотя мне это было бы сделать проще: я уже провел предварительное расследование, – Эрлингер глубоко уселся в кресло и стал размышлять над тем, какую выгоду он может извлечь для себя из провала операции в Песках, которую осуществлял Фрайвальд.

Группенфюрер прервал его размышления:

– Послушай, Эрих, – вкрадчивым голосом начал он, – с этим расстройством из-за гибели наших солдат я совсем забыл, для чего я просил тебя зайти ко мне. Адъютант рейхсфюрера прислал мне напоминание о нашем общем с тобой деле. Вот, прочти, пожалуйста, и давай вместе подумаем над ответом. – Он протянул Эрлингеру лист плотной бумаги со штампом штаба Гиммлера в левом верхнем углу:

Рейхсфюрер СС

Личный штаб № 67/44

Ставка фюрера

10.5.44

Секретный документ

государственной важности

Государственному секретарю и вице-шефу военной администрации «Ост» доктору Хайлеру

Минск

Группенфюрер!

Рейхсфюрер СС поручил мне сегодня написать Вам и передать его желание, чтобы Вы, действуя совместно со штандартенфюрером СС Эрлингером, ускорили проведение акции «Остайнзатц».

Прошу Вас сообщить мне для информации рейхсфюрера СС все сведения, относящиеся к проведению акции в жизнь.

Хайль Гитлер!

– Что ж, у нас есть что ответить рейхсфюреру! – Эрлингер положил письмо на стол перед Хайлером. – Вот мой рапорт о проделанной работе, вот рапорт Бенк-мана на эту же тему и вот, наконец, доклад уполномоченного гестапо на участке Гродно – Мосты – Лида гауптштурмфюрера Шульца в районе, где планируется проведение акции. Крючок партизанам нами заброшен, будем ждать, когда они клюнут.

– И все же нам не следует торопиться, Эрих, – Хайлер вышел из-за стола и сел в кресло напротив. – Мне на днях звонил имперский комиссар Остланда группенфюрер Лозе. Он хотел бы, чтобы в этом поезде оказались и литовцы, которые иногда следуют через Гродно или Лиду в Минск или в другие города Белоруссии.

– Не слишком ли многого хотят от нас, Франц, – Эрлингер решил позволить себе эту фамильярность с Хайлером в качестве пробного шара. – Не проще ли нам согнать белорусов и литовцев в пару вагонов и самим взорвать их на одном из участков?

– Это будет грубая работа. А ведь, возможно, к нам в это время подъедет комиссия из представителей других стран, которой и будет предложено зафиксировать зверство большевиков. Поэтому взорвать поезд или пустить его под откос должны партизаны. С учетом нашего плана мы бросим сразу же в этот район ударное соединение СС и накроем партизанский отряд в районе крушения эшелона с мирным населением. Надеюсь, ты уже сделал все, чтобы информация о графике движения военных поездов на этом участке дошла до партизан?

– Да, скоро им станет известно это расписание, но меня беспокоит комиссия из иностранных граждан, если она прибудет. Вы уверены, что она даст нужное заключение?

– А почему бы нет? Вспомним, как в сорок третьем комиссия из четырех голландских евреев под эгидой Красного Креста приезжала в Освенцим. Им там показали вполне приличных евреев, которым были выданы не только рубашки и костюмы, но и столовые приборы. Ведь они же написали заключение о том, что евреи содержатся в концлагере в нормальных для мест заключения условиях.

– Да, но ведь потом их все же пришлось прикончить в Биркенау?

– Ну и что из этого? Мир поверил официальному сообщению, что члены комиссии, четыре человека, «по несчастью, стали жертвами автомобильной катастрофы». Если мне не изменяет память, так было сказано в официальном сообщении?

Дезинформация была любимым методом работы нацистов, и они преподносили ее населению буквально лошадиными дозами.

– Да, что-то в этом роде! Так нам еще придется потом возиться и с этой комиссией?

– Точно не могу сказать, но на всякий случай следует продумать вариант.

– Хорошо! Я поручу это дело Херсману.

– Спасибо, Эрих! А теперь я просмотрю ваши доклады и подготовлю ответ рейхсфюреру. Хайль Гитлер! – Хайлер встал и прошел к креслу за большой полированный стол.

– Хайль! – Эрлингер, довольный итогом разговора, вышел из кабинета.

Прочитав все три документа, оставленные штандартенфюрером, Хайлер не стал составлять на основе их свой доклад. Он вложил все три доклада в одну папку и собственноручно написал на машинке следующее письмо в Берлин:

Строго секретно!

Минск

16.5.44

Государственный секретарь и

вице-шеф администрации «Ост»

№ 268/44

Рейхсфюреру СС и шефу германской полиции

Берлин. Принц Альбрехтштрассе, 8

Рейхсфюрер!

Сегодня я докладываю Вам о положении с акцией «Остайн-затц» в настоящий момент и о мерах, принятых мной для выполнения Вашего приказа. Чюбы дать наглядную картину хода операции, я позволю себе переслать Вам, рейхсфюрер, прилагаемые рапорты штандартенфюрера Эрлингера и гауптштурмфюрера Бенк-мана, а также отчет гауптштурмфюрера Шульца относительно района, где планируется проведение акции.

Рейхсфюрер! Я прошу просмотреть эту папку с указанными документами. Я позволю себе напомнить Вам, рейхсфюрер, о той части нашего разговора, где Вы упоминали о возможности присылки в район проведения акции специальной комиссии, которая могла бы засвидетельствовать перед мировой прессой те результаты, достичь которых мы намереваемся.

Я был бы весьма признателен Вам, рейхсфюрер, за положительное решение в этом направлении и за отдачу соответствующего приказа VI управлению РСХА.

Хайль Гитлер!

Группенфюрер СС и государственный секретарь Хайлер.

В этот же вечер штандартенфюрер Эрих Эрлингер записал в своей коленкоровой тетради: «16.5.44. Налет партизан на Пески, в чем виновен только начальник гестапо города Лиды Фрайвальд, не может задержать подготовку акции «Остайнзатц». Рейхсфюрер торопит, и я приложу все силы к тому, чтобы выполнить эту задачу.

Очень жаль, что отчетность по этой акции приходится передавать доктору Хайлеру, а не направлять прямо в адрес рейхсфюрера».

ВСТРЕЧА С ЖИМЕРСКИМ

Через три дня, в воскресенье, Жимерскнй держал речь перед рабочими, которых полицаи согнали к станционному зданию в Скрибовцах:

– Медленные темпы работы по укреплению пути вызывают недовольство германского командования. Всем нам придется работать и сегодня, в воскресенье, так как весна и вода значительно ослабили грунт, путь во многих местах нуждается в срочном ремонте. Грузитесь на платформу и дрезину побригадно. Я буду указывать каждой бригаде участок.

К Жимерскому подошел шарфюрер Габриш, наблюдавший за всей сценой со стороны.

– Слушай, Густав, сегодня с тобой поедут эти подонки, – он указал на полицаев, – солдат мало, они устали, и им надо дать отдохнуть хотя бы в воскресенье.

– А мне, Алоиз? – прервал его Жимерский. – Или ты думаешь, что в моем сухом теле уже не нервы, а проволока?

– Поэтому и ты не задерживайся там, Густав. Разведи -их по участкам и возвращайся на дрезине на станцию. Пусть бригадиры следят за работой, а результат можно проверить и завтра.

– А если ночью под откос полетит поезд с военным грузом? Отвечать ведь ты заставишь меня? Не так ли?

– Ну, ну, не будь таким, Густав! Отвечать за все будут эти вот сволочи, – показал он на полицейских, которые кучкой стояли в стороне и наблюдали за погрузкой платформы. – Им надо отвечать за все, даже за то, что мы с тобой, два немца, торчим здесь, в опасных лесах и болотах, вместо того чтобы наслаждаться природой фатерланда!

Один из полицаев подошел к Габришу и Жимерскому и, поднеся руку к козырьку фуражки, доложил:

– Господин инженер! Погрузка закончена, можно отправляться!

– Хорошо, грузите охрану. Итак, Алоиз, до встречи вечером. Я все же должен проверить участок после окончания работ. А вечером жду тебя у себя – тут мне опять принесли бутыль самогона.

– И если ты не разопьешь ее со мной, я обвиню тебя в том, что ты берешь взятки у своих рабочих, Густав! – захохотал Габриш.

– Ты ведь знаешь, что я не принимаю крепких напитков, возраст не тот, а мне хочется дожить до победы. А насчет взятки, так это, пожалуй, верно – самогон мне принес рабочий, документы которого ты вчера подписал. Эти кретины не понимают, что мы нуждаемся в рабочей силе, особенно сейчас, когда возрастает объем перевозок, и думают, что я делаю им милость, когда беру на работу. Итак, до вечера, Алоиз!

– До вечера, Густав!

…Расставив бригады по участкам, дав им задание и оставив при каждой бригаде по два полицая, Жимерский приказал водителю дрезины возвращаться на станцию. Однако, когда дрезина прошла километровый столб 256, Жимерский попросил водителя остановиться, сошел с дрезины и махнул рукой, чтобы водитель продолжал путь без него.

– Господин инженер, а вы?

– Я вернусь на участок, пройду немного пешком: уверен, что эти бездельники бросили работу сразу же, как только я уехал.

– Что вы, господин инженер, ведь там бригадиры да и полиция.

– А, все они одним миром мазаны. Пойду посмотрю, как они там работают без меня!

Дрезина ушла в сторону станции, а Жимерский медленно пошел по полотну на восток. Как только затих шум дрезины, Жимерский свернул с полотна влево, к лесу и не успел пройти между пнями и ста метров, как перед ним вырос Миша:

– Привет, папаша!

– А, сынок! Привет, привет! Что ж, не уехал на Западную Украину?

– Да вот беда, документов нет, да и разрешение не успел выхлопотать.

– Документы вот, – Жимерский протянул Мише сверточек, – да ведь фото-то не твое, так для тебя, видно, еще надо будет сделать?

– Да нет, не надо. Я здесь задержусь. Да и вас надо тут кое с кем познакомить.

– Что ж, знакомь, но только мне к шести надо быть на станции.

– В таком случае времени хватит, да и недалеко тут.

– Ну что ж, пошли, – без колебаний сказал Жимерский.

Ориентируясь по одному ему видимым предметам, Миша быстро подвел спутника к болоту и предупредил:

– Дальше идите нога в ногу, осторожно.

– Да я и сам вижу, что к болоту пришли.

– Болото еще не все. Оступитесь, и на мину напороться можно.

– Крепко закопались, не подступишься.

– Береженого бог бережет, папаша.

– Что верно, то верно!

Неожиданно среди деревьев показался шалаш. Миша подвел к нему Жимерского и откинул полу плащ-палатки:

– Милости прошу!

Киселев ожидал Жимерского, сидя в шалаше на обрезке бревна. Второй такой же стул стоял у противоположной стенки. На него и указал Киселев вошедшему. Тот сел, долго всматривался в Киселева и наконец произнес:

– Документов, полагаю, у вас нет, и спрашивать их бесполезно. Хотя, если не ошибаюсь, нам приходилось с вами встречаться?

– Не ошибаетесь, Густав Генрихович.

– Вот только как вас звать теперь?

– Николай Андреевич, как и прежде.

– Рад вновь возобновить старое знакомство.

– И я рад тоже, Густав Генрихович, хотя, сказать, по-честному, оно прервалось не по нашей вине. Ведь мы вас ждали в Гродно.

Жимерский тяжело вздохнул и начал свой рассказ, который продолжался более часа.

…Жимерский прибыл в Гродно, как ему было указано. Но на явке никого не было, да и самого дома, где была дана явка, тоже не было – снесло бомбой или снарядом. Как только была объявлена регистрация всего населения, Жимерский явился в комиссариат, где и зарегистрировался как фольксдойч, да и к тому же инженер. Получил назначение на работу в депо. Но не успел приступить к работе, как был вызван в гестапо. Беседу с ним вел лично шеф, штурмбанфюрер СС Вальдемар Краузе. При этом присутствовал еще один офицер в форме капитана вермахта, который имени своего не называл, хотя потом Жимерский с ним встречался несколько раз. Гестаповец вспомнил старую деятельность Жимерского, провал группы «Блохи», интересовался, как оказался он на свободе. Вот тут-то Жимерскому и пригодилась справочка, что он выпущен из тюрьмы во время ее эвакуации.

Гестаповец попросил все изложить письменно. А после того как Жимерский все написал, Краузе потребовал дать подписку о согласии работать для гестапо. Не хотел Густав Генрихович давать такую подписку, но, подумав, согласился. Установив такие отношения с гестапо, он надеялся на то, что к нему меньше будут присматриваться новые власти и ему будет проще работать с чекистами, когда от них прибудет наконец связник. А то, что такой человек обязательно придет, Жимерский не сомневался нисколько.

Через несколько дней после беседы в гродненском гестапо Жимерский получил назначение на работу на железнодорожный узел Гродно, в службу пути. Там ему выдали соответствующие документы и познакомили с прямым начальником – майором-немцем из запасников, который не столько интересовался делами по службе, сколько стремился нахватать побольше антикварных вещей. Он даже не брезговал изъятием из частных квартир ковров и гобеленов, которые отправлял своей семье в Германию вместе с продуктовыми посылками.

В депо станции Гродно Жимерский случайно встретил бывшего техника Филипчука, с которым был знаком еще до войны. Сейчас Филипчук работал слесарем. Жимерский обратил внимание, что Филипчука не обрадовала встреча с ним: еще бы, ведь сотрудники управления дороги знали, что Жимерский был арестован органами НКВД как вражеский агент. Густав Генрихович не стал навязываться Филипчуку в знакомые, тем более что их довоенное знакомство было недолгим. Однако месяца через два Филипчук сам подошел к Жимерскому, поздоровался с ним и попросил помочь ему устроить на работу двух человек, которые якобы не захотели эвакуироваться и остались сейчас без документов и работы. А ведь жить как-то надо!

Жимерский помог Филипчуку. Но не сам, а дал указание своему подчиненному, который их и оформил. Через некоторое время случилась диверсия на поворотном кругу. И ни подчиненного Жимерского, ни тех двух человек на станции никто больше не видел. Они скрылись, а Филипчук остался. Когда шум после диверсии утих, Филипчук зашел как-то к Жимерскому и поинтересовался: не знает ли он принципиальную схему системы водоснабжения станции. Кальки с этой схемой валялись прямо в кабинете шефа Жимерского – майора, который все собирался ликвидировать «узкие места» водоснабжения.

Жимерский взял эти кальки, познакомил с ними Филипчука в своем кабинете вечером, а потом положил их опять к шефу.

И вот на станции снова ЧП – на четыре дня узел остался без воды. Филипчук скрылся. Майора начальство отправило на фронт грехи кровью смывать, а Жимерского через некоторое время в Скрибовцы отправили, где он и работает сейчас.

– Густав Генрихович, – спросил его Киселев, внимательно выслушав рассказ, – как же так случилось, что, несмотря на все эти диверсии, гестапо никого не арестовало и вас не побеспокоило?

– Как не арестовало? Арестовало. Им же надо было перед начальством отчитаться. Арестовывали первых попавшихся на глаза. А что касается меня, то и меня беспокоили, как не беспокоить? Штурмбанфюрер Краузе все время требовал от меня разузнать имена саботажников.

– А вы что ж?

– А что я? Я ему говорил, что со мной никто не хочет из местных разговаривать, считают предателем, немецким слугой, ведь многие знали меня по работе в годы Советской власти в Гродно. Видимо, поэтому меня и перевели на участок Мосты – Лида, здесь никто не знает моего прошлого.

– А на этой работе гестапо оставило вас в покое? – Ну что вы! Сразу же со мной связался Алоиз

Габриш, местный фюрер. Не столько умный, сколько напористый человек. Уж больно ему хочется снова войти в элиту. Раньше служил в «СС-Ляйбштандарт Адольф Гитлер», а теперь в заштатном городке в Белоруссии. Но тут со мной стал встречаться какой-то приезжий чин, назвался тоже инженером, господином Эттингером. Я ему написал докладную на Бережного, того и взяли.

– Какого Бережного?

– А, была у нас здесь такая сволочь! Из окружен-цев или просто перебежал к немцам, уж и не знаю. Все к рабочим придирался, что-то вынюхивал, а сам работал бригадиром. Так вот, когда на его участке произошло крушение поезда и он попытался обвинить ремонтников, я доложил Эттингеру, что Бережной пытается свалить на неграмотных рабочих все то, в чем сам виноват. Ремонт на этом участке проводил он сам, путь оказался перекошенным по его вине, значит, он главный саботажник и есть. Взяли его, и больше он здесь не показывался.

– А не может быть так, что вы, Густав Генрихович, выдали гестапо, в общем-то, невинного человека?

– Как это невинного? Да он все время шпионил за рабочими, да и мне пытался передавать сначала доносы на рабочих, которые, по его мнению, были неблагонадежны, то есть высказывали недовольство оккупантами. Ведь он меня-то считал за истинного немца, представителя оккупационных властей! Да вы у кого угодно из рабочих на станции спросите, кто такой был Бережной. Они вам скажут.

– Ну хорошо, оставим эту тему. А для чего же с вами связался этот инженер Эттингер?

– Ну, это птица серьезная! Да и не инженер, а эсэсовец – штандартенфюрер. Так его при мне называли солдаты из охраны его квартиры в Лиде, куда я к нему несколько раз приезжал на встречи. А через меня он, как мне кажется, переправляет свою агентуру к партизанам.

– Как это вы пришли к такому выводу?

– А вот послушайте и решите сами.

И Жимерский рассказал Киселеву, как на одной из встреч Эттингер предупредил его, что через два или три дня в Скрибовцы прибудут два человека. Он назвал их беженцами с Украины. Эттингер предложил Жимерскому помочь им устроиться работать на железную дорогу. Габриша он якобы просить не хотел, тем более что тот все равно должен устраивать рабочих к Жимерскому, который и сам может взять их на работу, да и документы оформить.

Жимерский возразил Эттингеру, что документы оформляет, в конце концов, не он, а Габриш. На это Эттингер ответил, что Габришу уже даны указания подписывать те документы, которые Жимерский будет представлять на поступающих на работу. И действительно, Габриш после этой беседы с Эттингером всегда сразу оформлял пропуска, которые Жимерский ему представлял лично.

– Так, но почему же вы решили, что гестапо через вас засылает агентуру в партизанские отряды? – не удержался от вопроса Киселев.

– А вот послушайте, что было дальше с этой первой парой. Кстати, – здесь Жимерский полез в карман, вытащил истрепанную записную книжку, полистал ее, – вот, фамилии их тогда были Никитенко и Стешин, а теперь, может, и другие. Вот, значит, поработали эти Никитенко и Стешин с неделю, а может, и две, как появляется здесь инженер Эттингер и спрашивает у меня, как они-де работают. Ну, я ему честно сказал, что работают они плохо, все больше с рабочими другими болтают, а когда я подхожу, то делают вид, что стараются.

– Это так было в действительности?

– Совершенно так. Ну, Эттингер ничего мне на это не сказал, но приказал вызвать их ко мне. А когда они пришли, он услал меня по какому-то делу. Да я и так понял, что мне надо уйти. А когда пришел, рабочих в кабинете уже не было.

– И больше вы их не видели?

– Нет, почему же! Эттингер мне сказал, чтобы я дня через два, когда рабочие будут возвращаться с линии, нашел бы предлог, чтобы оставить этих двух на полотне, с тем чтобы они вернулись позже.

– Ну и вы их оставили?

– Конечно. Вся бригада возвращалась на дрезине, когда я увидел осыпь на насыпи около 251-го километрового столба, остановил дрезину и приказал им, как самым большим бездельникам, остаться и подбить насыпь. Они остались, хотя и поворчали. Солдат я не оставлял, так как недалеко мост и путь контролируется патрулями. А обратно они должны были вернуться пешком. Пропуска у них были.

– И они не вернулись?

– Не вернулись. Мало того, ночью гестапо подняло всех рабочих в бараке и меня тоже. Спрашивали, кто остался на полотне. Я назвал их. Поиски были безрезультатны. Переводчик гестапо объявил рабочим, что Никитенко и Стешин саботажники и партизаны, разобрали путь и скрылись в лесу. Только патруль солдат увидел развинченный рельс и предотвратил крушение поезда. Гестапо забрало двух рабочих, что спали на нарах в бараке рядом с удравшими, но через два дня выпустило их, изрядно наломав бока. Рабочие говорят, что у них спрашивали, кто такие были Никитенко и Стешин и кто их соучастники.

– Но, может быть, эти двое действительно хотели организовать крушение?

– И для этого Эттингер устраивал их на работу? Ясно, что все это делалось для того, чтобы партизаны поверили тем, кто к ним пришел. Уж больно много шуму устроило вокруг этого факта гестапо. А дело-то, я имею в виду крушение, заранее было обречено на провал. Солдаты патруля должны были найти и нашли развинченный стык. Но я-то знал больше, хотя, к сожалению, сказать об этом не мог никому. Вам говорю первому.

– А еще такие случаи были?

– Да, Эттингер еще присылал ко мне людей на путевые работы. Некоторые работают и сейчас, а человек девять уже исчезли при разных обстоятельствах. Да вот вам список всех этих людей, – Жймерский вырвал три листка из своего затрепанного блокнота и протянул Киселеву. – Здесь указано время поступления на работу и день, когда человек исчез. Те, кто еще работает, имеют против фамилии только одну дату – поступления на работу.

– А вы думаете, что все это агенты Эттингера, заброшенные к партизанам?

– Я почти уверен в этом.

– Скажите, Густав Генрихович, а не интересовался Эттингер этими людьми или вообще теми людьми, которых вы принимаете на работу?

– Нет, не интересовался. Во всяком случае, не интересовался у меня. Я ведь вам говорил, что пробовал таким же путем оформлять через гестапо и других приходивших ко мне рабочих. Габриш проводил их через свою канцелярию так же быстро и без лишних вопросов. А если оформление шло через моего помощника, то дела залеживались в гестапо по неделе и больше, случалось, что желавших поступить на работу и самих вызывали на допрос в гестапо.

– А тех, кого оформляли вы?

– Ни разу. Поэтому я и позволил себе смелость передать вашему товарищу при встрече со мной, что я могу быть полезным в устройстве на работу ваших людей.

– Это очень важно, Густав Генрихович, и я, вероятно, воспользуюсь этим в ближайшее же время.

– Пожалуй, сделать это, если надо, следует именно в ближайшее время.

– Почему же?

– Да что-то в последнее время к нам зачастили высокие гости из Гродно и даже из Минска. Гестаповцы что-то затевают на нашем участке.

– Это ваши предположения?

– Нет, это их слова. Вот, послушайте. Недавно Габриш принимал своего друга из Гродно – Шульца, гауптштурмфюрера СС, с которым раньше вместе служил в охране Гитлера. Так как я друг Габриша и «чистокровный ариец», то на попойку пригласили и меня, тем более что я главный поставщик самогона для Алоиза. Шульц отнесся ко мне снисходительно, но потом, когда я упомянул о своих добрых отношениях с инженером Эттингером, стал заискивать передо мной. А когда он напился вместе с Габришем, то стал стучать кулаком но столу и кричать, что они еще скажут свое слово.

Эта встреча особо заинтересовала Киселева, и Жимерский подробно проинформировал капитана, о чем болтали два дружка из личной охраны фюрера.

– Но что они задумали, я сказать не могу, – закончил свой рассказ Густав Жимерский.

«ГЛЯЙВИЦ! ЗНАЧИТ, ДЕЛО СЕРЬЕЗНОЕ!»

Капитан, дежурный по управлению, уже второй час монотонно отвечал на все звонки, что генерал занят. Тем, кто приходил в приемную, рекомендовал позвонить через час. За то время, как к генералу в кабинет зашел подполковник Тулин, дежурному пришлось приглашать к начальнику управления еще нескольких работников, которые, получив от генерала задание, быстро уходили.

«Кто это задал генералу такую работу? – рассуждал капитан про себя. – Вероятно, Киселев! Еще несколько дней назад все только и думали о том, почему от Киселева нет никаких сообщений. Да и первое сообщение не обрадовало – половина группы погибла. А что же сейчас? Или он в очень тяжелом положении, или, наоборот, вышел на такой след, что задал работу всему управлению». И хотя Киселев был его личным другом, с которым они делили горький хлеб отступления в 1941 году и последние патроны в немецком тылу на Украине в сорок третьем, капитан не мог ничего спросить у генерала. Оставалось ждать момента, пока генерал сам передаст ему какие-либо документы, касающиеся действий группы Киселева, на исполнение.

В кабинете начальника управления речь действительно шла о группе Киселева. Проверка данных о «железнодорожнике», изложенных в донесении Киселева о встрече с ним, дала положительные результаты. Белорусский штаб партизанского движения сообщил, что в октябре – декабре 1941 года, в период, когда немецкое командование гнало через Гродно в сторону Москвы воинские эшелоны, подпольщики, действовавшие на железнодорожном узле, провели три крупные диверсии. Они были осуществлены при содействии Густава Жимерского; провалов среди подпольщиков не было. Кроме того, проверка по партизанским отрядам бригады имени Ленина и бригады «Победа» показала, что лица, названные Жимерским как немецкие агенты, действительно появились в отрядах в указанное им время. После обычной проверки и карантина некоторые из них участвовали в боевых операциях. Особых заслуг не имеют. Один из них, Стешин, будучи в составе группы– из пяти человек на боевом задании, от группы отстал, но через двое суток прибыл сам в расположение отряда. Свое отсутствие объяснил тем, что заблудился з лесу поздно вечером, а потом прятался от полицаев. Наблюдение за ним не дало пока никаких результатов.

– Я думаю, товарищ генерал, Жимерский прав, считая, что это люди Эттингера.

– Не Эттингера, а штандартенфюрера Эрлингера. Вот, прочтите, – генерал протянул Тулину документ. – Только что получил из Белорусского штаба партизанского движения. Минские подпольщики сообщали, что, по их данным, явочная квартира на Замковой в Лиде принадлежит штандартенфюреру Эриху Эрлингеру, командующему охранной полицией и службой безопасности СД в Минске, который работает вместе с группенфюрером СС, доктором Францем Хайлером, вице-шефом военной администрации «Ост» в Минске. Подпольщики сообщали также, что в последнее время Эрлингер и Хайлер готовят проведение где-то в районе Лиды особой операции, переписку по которой со штабом Гиммлера ведет лично Хайлер.

– Как вы видите, сообщение Жимерского о подготовке какой-то операции перекрывается информацией из Минска, – сказал генерал, когда Тулин ознакомился с донесением. – Учитывая, что Гляйвиц стал для эсэсовцев эталоном проведения крупных провокаций, – продолжал начальник управления, – можно с уверенностью сказать, что немцы в этом районе задумали акцию провокационного характера. Это подтверждается тем, что операцию готовит служба безопасности СД. Данные о ней из Минска исключают, таким образом, предположение о том, что гестапо выдумало эту операцию в качестве наживки, чтобы подсунуть нам перевербованного инженера.

– Значит, – сказал Тулин, – вопрос о честности Жимерского в отношениях с нами можно считать решенным положительно?

– Да, конечно. Сообщите Киселеву, что мы согласны с его предложением использовать возможности начальника службы пути для устройства на работу членов группы. Одновременно ориентируйте его, что он имеет дело с Эрлингером. Пусть нацелит Жимерского и бросит все свои силы на то, чтобы решить загадку с операцией, которую готовит противник на линии Лида – Мосты.

– Киселев сообщил, что Жимерский посещал квартиру «инженера Эттингера» в Лиде. Не следует ли нам дать ему явку в Лиде и связать через него две группы – Киселева и ту, что в Лиде, – воедино?

– Я думаю, что этого пока делать не следует. Инженер пожилой человек, он не имеет опыта настоящей работы, он может проглядеть «хвост» за собой и привести его к нашим товарищам в Лиде. Передайте Киселеву, что в силу новых обстоятельств он может воспользоваться явкой в Лиде только тогда, когда этого потребует обстановка для выполнения задания по расшифровке вражеской операции. А товарищам в Лиде через Белорусский штаб партизанского движения посоветуйте изучить квартиру на Замковой на предмет налета на нее. Но только изучить, а не совершать налет! Подчеркните это!