Текст книги "Под удельною властью"
Автор книги: Георгий Северцев-Полилов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
XXXI
Плен брата тревожил Марину не менее исчезновения матери. Возвращение Фоки во Владимир чрезвычайно обрадовало ее, она была готова броситься ему на шею, но ложный стыд по-прежнему удержал.
В отсутствие брата она очень подружилась с Василько, не подозревавшим, что в лице княжего отрока он говорит с названой сестрой.
– Эх, брат Максим, жаль, что Фока в полону! Отпросились бы мы с ним у князя да и отправились в Киев матушку отыскивать.
– Взяли бы меня с собой в товарищи?
– Почто не взять, втроем-то поваднее!
Разговор происходил в изографной избе.
– Да и я с вами не прочь! – вмешался в разговор старый Мирон. – Сказывали, что Глеб Юрьевич киевские храмы поправлять зачал: я бы ему по изографному делу пригодился…
Скоро вернулся из плена и Фока.
Дружинники стали просить старика Михно, чтобы он попросил князя разрешить им отлучиться в Киев.
С такой же просьбой обратились к князю и Мирон с Мариной.
– Вас-то я, пожалуй, отпущу, – ответил князь, – а дружинников нельзя: больно мало у меня дружины осталось.
– Да не с кем сейчас и воевать, княже! – заметил Михно.
– Кто его знает: пораскинуть умом-разумом, может быть, и найдется! – загадочно отвечал Андрей.
Василько с Фокой приуныли, не имея возможности отправиться в Киев, они передали приметы Елены старому изографу и Максиму и просили поискать в близлежащих женских монастырях.
Стояло жаркое лето, когда изограф и княжий отрок выехали из Владимира.
Оба они ехали верхами, на луке седла Мирона висела большая торба с различными принадлежностями изографного искусства. Его молодой спутник вез с собою угольники и кисти. Выехав из города, они отправились по знакомой им обоим дороге в Киев.
Мирон, по своему обыкновению, распевал на пути духовные канты. Марина молчала; мысли ее были далеко, возле горячо любимой матери, отыскать которую она решила во что бы то ни стало. Путники отъехали довольно далеко от города, когда солнце стало садиться.
Крестьяне, не тревожимые этот год междоусобицами, засеяли поля: по обеим сторонам дороги колосилась золотистая рожь.
– Где ж, дедушка, заночуем? – спросил Максим.
– Где Бог приведет, Максимушка! Тебе лучше знать: не впервые этой дорогой едешь!..
Совсем уже стемнело, когда путники добрались до небольшого выселка, лежавшего на берегу речки. Марине почему-то вспомнилась ее первая встреча со стариком нищим, это было как раз то место, где она его встретила. Какое-то предчувствие говорило ей, что она его опять увидит. И оно не обмануло девушку. Ведя коней к речке на водопой, она заметила согбенную фигуру и невольно вздрогнула.
– Здравствуй, желанная! – ласково проговорил старик нищий.
Марина изумленно на него взглянула.
– Дивишься словам моим? – усмехнулся нищий. – Знаю я, милая, знаю еще больше, знаю, зачем в Киев-град пробираешься! Попомни, как я тебе сказал: «Живы оба!» Так и теперь будет тебе скоро радость великая, с родимой повстречаешься… Опосля другому чуду дивиться будешь!
Изумленная Марина хотела расспросить его, но встревоженные кони вдруг стали рваться из ее рук, и в это время нищий исчез.
Вернувшись в избу, Марина нашла Мирона, ожидавшего ее ужинать.
– Долгонько ты, Максимушка, коней-то поил! Темно таково стало, – обратился к ней старый изограф. – Поужинаем да и спать. Чуть свет в путь тронемся.
После ужина молодая девушка, находившаяся все еще под обаянием таинственных слов чудного старика, рассказала Мирону о своей встрече. Крепко задумался старый…
– Не простой это человек, Максимушка! Перст Божий виден на нем… Вещие слова прорицает!..
Помолившись перед иконой, старик крепко заснул, а девушка все еще сидела, раздумывая о словах старого нищего.
XXXII
Князь Андрей был прав: хотя воевать ни с кем не предвиделось, но в верной дружине появилась надобность. Недолго торжествовали новгородцы свою победу; весь удел Новгородский еще до осады Новгорода был разорен суздальскими войсками. Крестьяне разбежались, села и деревни опустели, некому было возделывать землю.
Наступил голод.
Новгороду неоткуда было получать хлеба, и волей-неволей новгородцам пришлось обратиться за ним в Суздальскую область.
– Поволишь отпустить новгородцам хлеба? – спросили князя Андрея его крестьяне.
Князь не велел давать хлеба.
Заволновался Новгород… Не раз собиралось вече, но ничего не могли придумать.
– Ишь, оно дело-то какое выходит, – говорил Лука, – умирать без хлеба приходится…
– Кажись, все у нас в Новгороде имеется!
– Всего-то много, а хлеба нет…
– Эх, у мира животы и тонки, да долги…
– Сами виноваты! Не нужно было с князем суздальским в ссору идти!
– Князь и посадник у нас умные, выручат! – успокаивал Лука.
– Чего тут, дядя, выручать, коли жрать нечего!
– Одно слово, идти прямо к суздальскому князю и просить по чести!
Разговаривавшие обратились к посаднику Якуну.
– Не даст он, други, хлеба нам, пока сидит в Новгороде нелюбый ему князь! – ответил последний.
– Не погибать же Новгороду из-за князя! Коль не мог нам помочь, пусть подобру от нас уходит… Пойдемте просить в Суздаль, пусть дадут нам князя, который им люб!
Роман Мстиславич поневоле должен был оставить Новгород. Тем временем отец его Мстислав скончался, и он поехал в Василев на его стол. Новгородцы сейчас же послали послов в Суздаль просить нового князя. Андрей знал великую нужду Новгорода в хлебе и, как опытный политик, не сразу согласился.
– Как давать-то вам князя! – насмешливо проговорил Андрей. – Опять не люб вам станет, опять прогоните!
Сознавая свою вину, новгородцы молчали.
– Теперь ведь голод заставил вас прийти ко мне, а чуть животы набьете, опять кричать станете: «Умрем за святую Софию!»
Тяжело было слушать новгородцам насмешливые слова князя. Это хорошо понимал и сам Андрей.
– Аль дать уж вам? – вдруг смилостивился он. – Только, чур, не ссорьтесь с ним! Пошлю вам Рюрика Ростиславича, чай, знаете, поди?
Потупились новгородские послы, не люб был им предлагаемый князь: он был в числе князей, нападавших на Новгород. Кроме того, они отлично знали мстительный характер Ростиславичей и боялись.
Другого исхода не было, пришлось согласиться.
– Голод не тетка! – насмешливо проговорил Харлампий Краюга, когда вернувшееся посольство объявило на вече о выборе нового князя.
– Подкормимся – так и переменим! – сказал кто-то из новгородцев.
Ту же надежду питали и все новгородцы. По-прежнему собирались они тайно, судили и рядили о поступках своего князя и ждали только случая, чтобы сменить его.
Старик Акинфий не раз говорил на вече:
– Какого же еще вам князя нужно? Сами своей волей правите, князь из нее не выходит, а вы все недовольны!
– Эх, дедушка! Не привык Осударь Великий Новгород в путах ходить!
– Не по душе нам князь: строптив больно! – добавил Лука.
– Жгуча крапива родится, да во щах уварится! – сказал старый гость.
Понял и Рюрик, что не усидеть ему на новгородском столе, и когда брат его Роман, после смерти Глеба Юрьевича, был поставлен Андреем киевским князем, он перебрался к нему на юг.
– Вот толковал, дядя, о крапиве-то! – шутил Краю-га. – Она и сама по себе и вымерзла…
Снова задумались новгородцы и обратились к Андрею за новым князем. Андрей не стал долго томить их и посадил на новгородский стол сына своего, Юрия.
– На этот раз даю вам сына в князи, не забижайте его!
Этот выбор князя пришелся по душе новгородцам.
XXXIII
Вместе с молодым князем перебрались в Новгород Фока и Василько. Отправляя сына на княжение, Андрей обратился с наказом к сопровождавшим его дружинникам:
– Служите сыну моему, как и мне! Не давайте его в обиду новгородцам! А коли что – ко мне вы шлите весть: я с Новгородом справиться сумею!
На этот раз Новгород принял своего нового князя «с ласкою великою». Еще далеко за городом били челом ему посадник Якун, бояре и именитые граждане.
Старик Акинфий был очень обрадован возвращением Фоки.
– Привел Господь нам с тобой опять свидеться! – радостно приветствовал он дружинника. – То-то внучка обрадуется тебя увидеть! Ты у нас и живи.
– Аль опять меня в боковушку засадить хочешь?
– Теперь ты с князем сюда приехал, а не на разор… Гостем нашим будешь!
Фока скоро прибежал в дом Акинфия: его неудержимо тянуло повидаться с Евфимией, которая своею ласкою так скрасила его плен. Как маков цвет зарделась девушка, увидя нежданного гостя. Она с волнением смотрела на него.
– Неужто и впрямь это ты, парень? – удивленно-радостно воскликнула наконец девушка. – Вот не чаяла тебя видеть!..
– Беседуйте, милые, промеж себя! – ласково улыбаясь, сказал старик.
Он давно заметил сближение молодых людей и радовался этому.
«Хорошая была бы парочка, если б поженить их!» – думалось Акинфию. В возвращении Фоки он видел указание свыше.
Василько тоже понравилась эта девушка, он сейчас же сказал товарищу:
– Вот для тебя и невеста!
В эту минуту далекий образ Марины предстал перед его глазами.
«Где-то она теперь? – тоскливо подумал он. – Неужели мы для того встретились, чтобы никогда больше не увидеться?»
Оба названые брата сделались частыми гостями в доме Акинфия. Поселиться у последнего Фоке не пришлось. Дружинники помещались на княжем дворе, и князь, несмотря на просьбы Фоки, не разрешил ему жить в другом месте.
Василько особенно полюбился работник Кузьма. Кряжистый молодой дружинник давно искал себе достойного противника, последнего он нашел в Кузьме. Частенько они боролись на просторном дворе дома, причем победа была на стороне то одного, то другого. Не всегда удавалось громадному новгородцу уложить кряжистого суздальца. При виде их борьбы загорались старческие глаза Акинфия. Вспоминал он в эту минуту, как в былое время плавал на ладьях далеко по Ильменю, с ливонцами меткой стрелой переведывался, охраняя свои товары, как разил мечом врагов Осударя Великого Новгорода… все вспоминал в это время старый гость новгородский.
– Эх, – говорил он борцам, – был и у меня сынок, да сразила его стрела вражеская! Умерла с тоски и жена его, оставив малютку Евфимию на мое попечение… Недолго мне и самому жить осталось! – вздыхал старик. – На кого тогда моя сиротка останется? Нашелся бы при жизни моей добрый молодец, друг ей по сердцу, – выдал бы я внучку за него… Тогда бы мне и умереть было легко!..
Внимательно слушал Василько слова старика и как-то раз, сидя с ним вдвоем, решился ему сказать:
– А что, дедушка Акинфий, какую думу про моего товарища Фоку ты держишь?
– Неча сказать… и лицом, и разумом вышел… Смирен больно… Да ты с чего меня пытать-то вздумал? – усмехнувшись, спросил он Василько.
Тот замялся.
– Товар, дедушка, у тебя водится, так я купца тебе нашел!
Старик пытливо взглянул на собеседника.
– Ишь ты, парень, какой разговор завел… Такое дело круг пальца не обведешь… Подумать нужно!..
– Да что тут думать, дедушка! Сам, поди, видишь! – и Василько указал на оживленно беседующих молодых людей.
Старик ничего не ответил. Истово перекрестившись на образ Спаса, он подошел к внучке.
– Люб тебе Фока аль нет? – обратился Акинфий к ней.
И, взглянув на залившееся ярким румянцем лицо девушки, благословил обоих.
XXXIV
Свадьба была назначена после Петровок. Молодой князь обещал сам благословить любимого дружинника.
Новгородцы косились на пришлого к ним молодого человека, берущего в городе одну из самых богатых и красивых невест. Открыто выражать свое неудовольствие новгородская молодежь не решалась, но парни, сходясь вместе, обиженно говорили:
– Залетела ворона в широкие хоромы! Пусти только суздальца к столу, он весь дом отберет! – сказал Аким, тоже богатый торговый гость, не раз сватавшийся к Евфимии и получавший отказ.
– Много их понаехало сюда с молодым князем…
– Вчерашнего дня ищут, а он ушел…
– Тоже богачи! У каждого, поди, именье: «Не почто гонца, где рукой подать до конца!» – шутил Харлампий Краюга, нигде не упускавший случая посмеяться над чужими.
Но все пересуды и насмешки не привели ни к чему. Миновал пост, день свадьбы был назначен. Фока вспомнил о матери и невольно прослезился, думая, что ее уже нет в живых.
– Порадовалась бы родная! Да и сестренка тоже…
– Не помню я своей родимой! – сказала Евфимия. – За родную почитать бы стала твою матушку…
– Жаль, что князь Андрей не отпустил меня с изографом и Максимом в Киев! – проговорил Василько. – Уж сыскал бы я твою сестру, Фока!
В доме старого гостя шли приготовления к свадьбе. Девушки, собираясь по вечерам, пели подблюдные песни, водили хороводы, славили жениха и невесту. Старый дом ожил. В нем не смолкали молодые голоса, звучал веселый смех. Акинфий точно помолодел. Радостно было на душе старика: его внучка нашла свое счастье. Дед вытащил из подземной кладовушки ларцы и сундучки. С давних пор хранил в них старый и камни самоцветные, и зерно бурмицкое. Все это дарил он своей любимой внучке.
– А свадьбу отпируем, как никому еще у нас не доводилось. Пусть помнят старого Акинфия!..
Наконец наступил день свадьбы.
Еще рано утром сошлись поезжане в дом старого торгового гостя. Свадебный поезд отправился в церковь Спаса к обедне, после окончания которой состоялось венчание. На нем присутствовал молодой князь, бояре и дружинники. Свадебный пир продолжался целый день.
Когда молодые сидели за столом, в горнице вдруг появился неожиданный гость.
– А, Михей, добро пожаловать! – приветливо встретил Акинфий старого нищего.
– Это добрый признак! – заговорили между собою новгородцы, – что старый Михей пришел на свадьбу! Не к каждому он придет…
– Садись, Михей, против молодых! – усаживал Акинфий на почетное место странного гостя.
Михей поместился на лавке против молодых.
– Ишь, точно два голубя сидят! – указал он на молодых. – Долгое и крепкое счастье у них будет! – уверенно продолжал он.
Присутствующие внимательно прислушивались к его словам.
На столе, по древнему обычаю, было наставлено много питий и яств.
– А ну-ка, угости, молодушка! – обратился к молодой нищий.
Евфимия налила чару меду и, обойдя вокруг стола, с поклоном подала Михею.
– Пей, Михеюшка! – проговорила она. Старик медленно осушил кубок.
– Будьте здравы, ты, Фока, и ты, Евфимия, на долгие годы. Радости-то, радости-то сколько я у вас вижу… Жену себе нашел, скоро и мать найдешь, с сестрой свидишься!
Печально посмотрел на говорившего Фока.
– Дай-то Бог! – грустно проговорил он. – А только не доведется мне увидеть родную!
– Маловерный, вижу, ты парень! Ты верь! По вере твоей и будет тебе от Господа!
– Прощайте, други! – вдруг проговорил нищий, обращаясь к присутствующим, и быстро вышел из горницы.
Появлению его на свадьбе все были рады, словам его верили и предсказывали молодым долгую и счастливую жизнь.
XXXV
Недолго пришлось Василько остаться в Новгороде. Через день после свадьбы Фоки из Владимира прискакал от князя Андрея гонец с приказанием Юрию отпустить часть дружины во Владимир. Князь суздальский надумал идти походом на юг.
После смерти брата его Глеба киевляне призвали княжить к себе дядю Андрея, Владимира Мстиславича. Не по нраву пришелся суздальскому князю этот выбор.
– Не место тебе, дядя, сидеть на киевском столе: не по воле ты моей его занял!
Андрей соображал, что давно добивавшийся киевского княжения Владимир не будет послушным исполнителем его воли. Суздальский князь искал властелина для Киева более мягкого и уступчивого. Выбор его пал на Романа Ростиславича, князя кроткого и покорного нравом.
– Вы назвали меня своим отцом! – послал Андрей сказать Ростиславичам. – Хочу вам добра и даю Роману, брату вашему, Киев…
Обрадовались Ростиславичи такой чести. Роман тотчас же отправился к месту княжения.
Туда же вызвал он из Новгорода своего брата, Рюрика.
Киев в это время начал понемногу восстанавливаться и оправляться от погрома.
К малодеятельному Роману присоединился его брат, Мстислав. Зная, как плохо укреплен Киев, из своих прежних набегов на него, он посоветовал брату заняться его укреплением. Сами киевляне хотели восстановить свое прежнее могущество и охотно помогали князьям. Высокий тын кругом города был снова восстановлен, перед ним сделали еще крепкий палисад. Таким образом, взять Киев на щит не было уже так легко, как это было раньше.
Слухи об укреплении Киева достигли Владимира.
– Неладное что-то Ростиславичи затевают! – заметил Андрей своякам.
Усмехнулся Семен:
– Ты один, княже, только этого не знал. Давно они против тебя совет держат!
Нахмурился князь:
– Ой, не ведал я этого… А кто ж у них советники? Может, слыхал, Семен?
– Как не знать! Знаю… Боярин Григорий Хотович, Степанец и Олекса Святославич…
– Неблагодарные холопы! – воскликнул Андрей. – Ведь брат мой, покойный Глеб, их к себе приблизил…
Усмехнулись оба Кучковичи.
– Слух идет, что и к смерти князя Глеба они причастны.
Андрей все больше и больше приходил в ярость.
– Чего же вы молчали об этом?
– Не смели тебя тревожить…
– Оно доподлинно, слух есть, да, может, все неправда! – отклонился от прямого ответа Иван.
– Нет, чую я, что правда это! Послать разведать надо в Киев… Аль нет… Пошлю я прямо гонца к Ростиславичам, пусть уходят из Киева! Не место там им… Послать ко мне дьяка! Пиши! – коротко приказал он ему. – Чтоб выдали мне Ростиславичи Григория Хотовича, Степанца и Олексу… Они-де уморили брата моего Глеба и враги всем нам…
С этим княжим посланием должен был ехать один из дружинников, по выбору самого князя. Выбор пал на Василько…
– Ты грамоту им передашь и тотчас же с ответом мчись обратно!
Обрадованный доверием князя Василько в тот же день отправился в путь и, не жалея коня, скоро прибыл в Киев.
Надменно принял его Роман и отказал наотрез выдать своих бояр, на которых был сделан донос.
Василько вернулся во Владимир ни с чем.
Разгневался князь Андрей еще больше.
– Теперь уж я вполне уверен, что сгубили брата Глеба эти бояре. Скачи опять, Василько, в Киев и передай князю Роману мой приказ: «Не ходишь ты и братья твои по моей воле, так ступай же ты из Киева, Давид из Вышгорода, а Рюрик из Белгорода! У вас есть Смоленск, им и делитесь!» А по дороге ты заедешь к брату моему, Михайлу, и грамоту ему отдашь! В ней сказ, чтоб шел он) княжить в Киев!..
Роман, испуганный резким посланием Андрея, сейчас; же покинул город, назначенный же суздальским князем Михаил не пошел туда, а послал Всеволода. Пять недель сидел только последний на киевском столе. Снова начались междоусобицы.
XXXVI
Старый изограф и Марина прибыли в Киев в неудачное время. Вызывавший Мирона князь Глеб неожиданно скончался. Занявшему временно киевский стол дяде покойного, Владимиру Мстиславичу, было не до украшения храмов.
Киев волновался: жители не знали, будет ли утвержден Владимир на столе киевском старшим в роде, князем суздальским.
Изографу поневоле приходилось оставаться без дела. Свободное время позволяло ему помочь Марине в ее поисках.
Занявший место Владимира Роман был занят укреплением города, воинственные братья его ревностно помогали ему. Возобновление храмов было временно оставлено.
– А что, дедушка Мирон, поищем родную по монастырям! – обратилась к своему спутнику Марина.
Все окрестные монастыри посетили они в поисках Елены.
Ее нигде не было. Марина заметно приуныла.
– Да что я хотел тебя спросить, Максимушка! Фока-то тебе родней какой приходится?.. Знавал ли ты Елену сам-то?
– Еще бы нет! – усмехнулась Марина. – Хорошо знал…
– Да, може, она в полон попала аль убита в те поры, как Киев брали?!
Но в душу Марины вселилось убеждение, что мать ее жива, и она с новым рвением принялась за поиски.
– Ой, уморился я, паренек, с тобою все рыскать! – обращаясь к своему спутнику, проговорил Мирон. – Иди один ноне!
Отсутствие старика принесло счастье девушке. В одном из небольших монастырей она неожиданно встретила мать. Пораженные встречей, они кинулись в объятия друг друга.
– Наконец-то я тебя отыскала, родная! – воскликнула Марина.
Елена от волнения не могла говорить, она плакала счастливыми слезами. Когда первое волнение, вызванное встречей, прошло, девушка рассказала про свое житье во Владимире. В свою очередь Елена передала ей, что с ней случилось после того, как они расстались.
– Тебя связали и посадили в избу, а меня вытолкали! Тщетно я старалась снова увидеть тебя, но меня не допускали. А потом, во время приступа, чтобы скрыться от жестокостей врага, мне пришлось спрятаться в пещере. Там я и пробыла несколько дней до тех пор, пока не удалось пробраться в этот монастырь, где я и живу, исполняя разные работы.
– Ну, уж теперь, матушка, мы больше не расстанемся! Ты поедешь со мной во Владимир и увидишь Фоку!
Елена давно уже стремилась к свиданию с сыном, но боялась совершить такой длинный путь.
Изумился старый Мирон, когда увидел с возвратившеюся Мариной женщину.
– Так это Фоки-то мать? – спросил он девушку.
– И моя также.
– Да нешто ты его брат? – еще больше удивился старик.
Потупив глаза, Марина еле слышно ответила:
– Сестра!..
Пораженный неожиданным открытием, старый изограф не находил слов.
– Вот оно что!.. Да как же это? – путался он. – Так ты, стало, не Максим?!
– Марина, дедушка!..
– Ой, шустра же ты, девонька! Подумать только, сколь долго работали вместе, а мне и в голову не приходило! Так вот почему ты старалась матушку Фоки отыскать!..
Девушка молчала.
– А знаешь ты, девонька, кой грех ты совершила? Святые иконы писала, а обман свой не выдала!
– Простит Господь Милосердный! – уверенно проговорила Марина.
Старик немного еще поворчал, затем успокоился и стал расспрашивать Елену.
Они решили вернуться во Владимир.
