Текст книги "Под удельною властью"
Автор книги: Георгий Северцев-Полилов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Г. Т. Северцев-Полилов
Под удельною властью
I
Южная Русь отдыхала от княжеских междоусобиц…
После многочисленных битв, удач и неудач князю суздальскому, Юрию Владимировичу, удалось сесть на киевский престол и сделаться великим князем.
Враги его временно оставили в покое Киев. Великий князь мог спокойно посадить в Вышгород, где некогда сидел сам, своего любимого сына и соратника Андрея.
Тысяча сто пятьдесят пятый год начался спокойно.
Младшие князья, сыновья Юрия, были посажены им в Ростове и Суздале. Северная и Южная Русь находились под властью близких по родству между собою князей, влияние которых продолжало усиливаться.
Юрий вздохнул спокойно: надежды его осуществились, разбитые враги не скоро еще могли оправиться от нанесенного им поражения.
Далеко не так спокоен был Андрей в селе Вышгороде, отстоявшем в одиннадцати верстах от стольного города. С юных лет закаленный в боях, храбрый князь тосковал в своем вынужденном покое.
Угрюмо сидел он в опочивальне, мысли его были далеко отсюда.
Поодаль от князя, на лавке, покрытой красным сукном, сидел любимый его мечник и ближний советник, Михно. Только с ним делился Андрей своими планами и намерениями, только к его голосу прислушивался иногда.
– Заперли сокола в клетку, связали ему крылья! – угрюмо проговорил Андрей.
– Великий князь, твой родитель намерен, как слышно, передать тебе киевское княжение, когда Всевышний, призовет его к себе, – сказал мечник.
Андрей недовольно пожал плечами.
– Что мне в Киеве?! Всю жизнь придется выдерживать борьбу с Мстиславичами, Ольговичами… Да, пожалуй, и венгры постараются помочь им.
– Прав ты, княже! – эхом отозвался Михно. – Не скоро упорядишь этот край…
– А половцы?! – продолжал развивать свою мысль князь. – Любому из наших недругов помощь окажут. Плати им только…
– Что говорить!.. Народ продажный… Сегодня с тобой, а завтра против тебя… Было бы что взять… Им все равно, от кого ни получить…
– Вот ты сам видишь, каково заводить здесь порядки… Всегда держи себя начеку…
На лице сурового дружинника появилась легкая усмешка.
– Смекаю я, княже, что ты не прочь отсюда выбраться! Чернигов воевать, что ль, хочешь аль на Галич метишь?
Задумчиво взглянул на верного слугу Андрей.
– Сейчас не назову тебе, куда идти мне хочется… Сперва сам обсужу, а там и с тобой перекинусь мыслями…
– Что ж?! Твоя княжая воля… Куда идти поволишь, туда и пойдем, – недовольно пробурчал Михно, раздосадованный недоверием своего властелина.
Чуткое ухо Андрея уловило недовольство в голосе своего верного дружинника.
– Поздно, ночь на дворе… – продолжал Михно. – Спокойной ночи, господине!
– Пожди! – коротко заметил Андрей. Поднявшийся было мечник снова опустился на лавку.
– Сколько у нас дружины?
Михно стал пересчитывать по пальцам.
– До трех сотен немного недостанет…
– Поди, чай, обленились бездельем?..
– С женами сидят по домовушам… Аль красных девок у киевлян воруют…
– А коль нужда в них случайно приключится?..
– Забавы все свои сейчас же побросают… Аль дружину ты свою не знаешь, княже?
– Понаблюди, Михно! Кажись, скоро понадобятся мне они…
– В любое время, княже! Повели ударить лишь в било… Вмиг соберутся все на княжий двор в доспехах бранных.
– А кони? – нетерпеливо спросил Андрей.
– Стреноженны в лугах пасутся… За ними не станет дело.
– Зажги щепец!
Дружинник бросился исполнять приказание. Опочивальня осветилась слабым светом тонкой липовой лучины. Запахло легким дымком.
– Идти, что ль, спать? – спросил мечник.
– Теперь иди! – решительно проговорил князь. – на молитву встану. Акафист Пречистой Владычице прочту… Она укажет путь мне… Об утре свидимся!..
Михно низко поклонился князю и вышел из горницы.
Князь Андрей плотно притворил дверь, зажег от щепца тоненькую восковую свечу, потушил лучину и опустился перед аналоем на колени.
Молился он жарко, прерывая молитву земными поклонами, глубокими вздохами. Светлый месяц выкатился н небо большим шаром, заглянул в узкое слюдяное окно опочивальни, когда князь, окончив чтение акафиста, поту шил свечу и пошел на отдых.
II
Мечник был холост.
Выйдя от князя, он направился в сборную избу, где жил вместе с другими холостыми дружинниками.
Они сидели за ужином и при входе Михно поднялись с мест. В нем они чтили княжего любимца и считали за старшего.
Недовольство на князя исчезло у мечника.
– Набивайте плотнее брюхо! – шутливо обратился он к сидящим. – Не ровен час, как бы в поход не уйти…
Дружинники переглянулись.
– Во всяко время готовы сложить за князя головы! – бойко ответил один из них.
– А, это ты, Фока! Молод еще, а рвешься в битву.
– Кровь говорит… У нас в Царьграде каждый мальчишка на брань идти готов…
– Забыл я, брат, что ты из Царьграда.
– Царьградским был мой отец… Я здесь родился, на Руси… Я русский, – возразил Фока, красивый молодой дружинник с черными вьющимися волосами.
– Пусть будет так, тем лучше! – проговорил мечник и сел ужинать.
– Нацедите-ка мне, молодцы, кубок браги! – продолжал он. – Михалка, ты, поторапливайся!
Рослый дружинник, с небольшой русой бородой, зачерпнул ковшом из чана браги и подал старшему.
– Во здравие князя и ваше, друга! – громко проговорил последний и осушил чару до дна.
– И впрямь мы заутра в поход идем? – спросил Василько, небольшого роста, кряжистый парень.
Михно спохватился, что сказал лишнее.
– Я пошутил… К чему нам мыслить о походе? Аль в Вышгороде плохо живется?.. Всего вдоволь…
– Тоскливо без дела ратного, – заметил Фока. – Не землю ж нам пахать!
– Мы пахари, да только мечом… – отозвался угрюмый Глеб, поседевший в боях.
Долго еще говорили и рассуждали между собой дружинники, не переставая наполнять кубки холодным пенником и брагой.
Лучину не засветили: запрет от князя был, чтобы хмелевые люди ненароком не сожгли сборной избы.
После короткой молитвы дружинники полегли по лавкам, на полатях, кой-кто из них выбрался наружу.
Теплая майская ночь позволяла спать на земле.
Василько с Фокой лежали рядом под развесистой яблоней. Они подостлали под себя конские потники, прикрылись азямами, но сон бежал от глаз.
Молодые люди охотно пошли бы в село, но, помня строгий наказ князя не покидать на ночь сборной, боялись ослушаться.
– Ты, Фока, помнишь своего отца? – спросил Василько.
– Немного помню… Его убили, как мне шла лишь пятая весна. Рослый такой, весь почерневший от солнца был он… Воякой славным звали.
– Слыхал я, что половцы до сих пор трясутся, услыхав его имя… А мать твоя?
– Здесь, в Киеве, живет с сестрою-девушкой… Прядут и ткут, известно бабье дело… Урвусь когда, родную и сестру увижу, обниму, да и сюда, к нам, в Вышгород, обратно.
– Счастливец, Фока! А я вот сирота, родителей своих не помню. Поднял меня на поле битвы старшой наш мечник, – печально проговорил Василько.
– По облику как будто ты не здешний… Волосами светел, глаза, как небо, голубые да и телом бел… Коль хочешь, пойдем о завтра день к моим в Киев… Отпросимся у нашего старшого… Мать навестим. Авось вспомянешь и ты свою родную!
– Что ж, пойдем, братан! Я материнской ласки не помню, хоть на тебя я полюбуюсь, как мать свою ты будешь обнимать…
– Да и сестру… Аль про нее забыл? – прошептал черныш.
Тяжело вздохнул Васильке
– Счастливец ты, братан! – грустно проговорил он. – А я без роду без племени и здесь и там чужой – всем я чужой.
Молодые люди замолчали.
– Ишь звезды-то… Тухнуть собралися… Их месяц-батюшко сияньем потушил… – мечтательно промолвил Василько.
В Вышгороде послышалось пение петухов.
– Запели петлы… Спать пора… С рассветом подыматься надо. Ночь ныне коротка… – сказал Фока. – Прощай!
– Прощай, братан! – ответил Василько.
И оба юноши, плотно завернувшись в азямы, заснули.
III
Росистое утро рано всполошило спавших на дворе дружинников.
Ветром доносило из далекого Киева звуки била из Десятинной церкви.
– Что ж, братан, не раздумал идти? – спросил Фока своего товарища.
– Э, не!..
– Так я пойду в избу, поспрошаю… Коль проснулся старшой, так и тебя отпрошу.
– Ступай!..
Михно не стал задерживать товарищей, и они тотчас отправились в Киев.
Солнце только что взошло… На дороге было непыльно, жары еще не чувствовалось. Весело разговаривая, путники подошли к палисадам стольного города, прошли мимо ходившего на вышке сторожевого дружинника, зорко посматривавшего на степную дорогу, и вошли в самый город.
Киев только что проснулся. Скрипели журавли над колодцами, подымаемые и опускаемые заботливыми хозяйками. Кое-где из труб струился легкий дымок, на площадях раскидывался торг, суетились вороватые ясины, пронырливые жиды, пробовали мечи варяги, перекликались на своем гортанном языке кочевники-половцы. От свежевыпеченного горячего хлеба, расставленного на лотках, валил пар, тянули жалобную песнь слепцы.
Торг оживлялся.
Молодые дружинники подошли к домику, где жили мать и сестра Фоки.
– Може, еще с торга не вернулись?! – заметил Василько, когда товарищ его несколько раз нетерпеливо постучал кольцом калитки. – Пождем!
– Заспались долго! – сказал Фока и ударил рукояткою меча о дубовую доску калитки.
На этот раз стук был услышан. Кто-то порывисто подбежал к калитке и широко распахнул ее перед дожидавшими.
– Матушка! – радостно воскликнул Фока и горячо обнял еще нестарую видную женщину, стоявшую в проеме. – С товарищем пришел тебя навестить!
– Будьте гостями дорогими, входите в горницу! Марина вам сейчас квасу холодного принесет. Поди, за дорогу истомились?
Дружинники вошли в избу.
Молодая девушка, очень похожая на брата, приветствовала Фоку и пытливо взглянула на незнакомого юношу, пришедшего с ним. Скоро застенчивость ее исчезла. Молодость общительна, и девушка весело повела разговор с обоими.
– Сказываешь ты, молодец, что нет у тебя ни роду ни племени. Будь ты мне братцем родимым, так же как и Фока! – приветливо сказала Марина Василько.
– Ой ли, сестрица названая! Обрадовала ты меня, сироту! – весело воскликнул дружинник. – Коли ты меня братом назвала, так пусть и матушка меня сыном своим считает!
Согласилась на это и Елена, мать Фоки. Весело провели полдня молодые люди, рассказывая новости киевские и вышгородские.
– У нашего князя веселье на дворе каждый день, – говорила Марина. – Бояре да дружинники пируют, мед да брагу ковшами пьют.
– А у нас не то совсем, сестра! – ответил Фока. – Князь Андрей хмурым ходит. Забился в домовину ужом и сидит там.
– Скучает по вольной волюшке, по бранному полю. Не с кем силою переведаться, не о ком меч остер притупить, – заметил Василько.
– Довольно, кажись, не мало повоевал, пусть вздохнет! – отозвалась Марина.
– Ой, засиделись мы, Фока. Нам в сборную избу пора! Как бы старшой не осерчал?! – сказал Василько. – Простите пока, матушка и сестрица названые!
– Скорей опять к нам жалуйте! – с поклоном проводили за ворота гостей обе женщины.
Когда дружинники отправились домой в Вышгород, Киев еще больше оживился.
По улицам и закоулкам его сновал народ.
На большом княжем дворе толкались дружинники. Од ни из них пробовали силу, боролись, били через положенное на землю кольцо тяжелую свайку, гигант-варяг выправлял на толстом буйволовом ремне обоюдоострый нож, слышался смех, громкий разговор. У тына стояло несколько дружинников, они поздоровались с вышгородскими товарищами слегка презрительным тоном.
– Эй вы, вышгородцы, скажите своим, чтоб наших баб не забижали! – крикнул им вслед кто-то из киевлян.
Идти обратно было нелегко, солнце пекло, на степной дороге было пыльно и душно. Молодые люди почти у самого Вышгорода присели отдохнуть на траву.
– Коли мать и сестра твои, Фока, меня за родного признали, так давай мы с тобой побратаемся! – горячо сказал Василько.
– Согласен, братец названый! – отозвался черныш.
И они, обменявшись тельниками, крепко обняли друг друга.
В эту минуту со стороны Вышгорода долетел до них звон била.
– Никак, дружину князь сзывает! – воскликнул Фока. – Бежим скорей, побратим!
И оба дружинника побежали к княжему двору…
IV
Сюда бежали уже все вышгородцы: звук била в неурочный час заставил всех бросить занятия и поспешить на призыв.
– Зачем созывает нас князь?.. Что случилось?.. Аль беда какая?.. Аль поход объявить нам хочет? Может, Ольговичи снова всколыхнулись?.. Аль половчанин поганый грозить вздумал? – раздавались тревожные голоса.
Собравшись перед княжеским крыльцом, толпа с нетерпением ждала выхода князя, надеясь услышать от него ответ.
Степенно вышел Андрей к народу, поклонился в пояс на три стороны и ровным голосом начал говорить:
– Народ православный, великое чудо случилось у нас!..
– Какое? Сказывай какое? Не томи, родимый! – заволновалась толпа.
– Сегодня поутру пришла ко мне игуменья монастыря девичьего и мне о чуде славном том все рассказала…
Дружинники и народ пытливо прислушивались к словам князя.
– «Господине наш, не малые я годы проживаю здесь, в обители… Поверить мне ты должен, княже. Из давних пор в обитель нашу как некую великую святыню, из дальнего Царьграда привезли лик Богоматери Пречистой. Предание гласит, что писана икона та святым евангелистом Лукою». – «Я знаю образ сей, честная мать. Не раз я припадал пред ним в молитве жаркой!» – я инокине отвечал. Тогда она, в смущении и трепетом объята, приблизилась ко мне и тихо мне открыла тайну. «У солеи направо стоит икона Пречистой… Железными связями к стене она укреплена… Вот третью ночь, когда приходим мы во храм, чтоб править утреннюю службу, икону ту находим среди церкви… Пречистая незримо оставляет место у стены и на средину храма переходит». Объятый ужасом, ее я слушал, не проронив ни слова. «И кажется нам, инокиням смиренным, что Пречистая покинуть наш храм желает, чтобы избрать себе другое место». Тут старица замолкла. Молчал и я… Столь дивное видение мне сердце взволновало. Не знал я, что и думать о чуде сем, и ужасался!
Князь умолк.
Пораженная его рассказом, толпа хранила молчание. Все дивились чуду и не могли его понять.
– Спросите сами старицу Евпраксию, она вам подтвердит все сказанное мною! – промолвил Андрей после некоторого молчания.
Толпа стала медленно расходиться. Все рассуждали о только что слышанном и не знали, чему приписать подобное чудо.
– Владычица в обители у нас уж много лет! – заметил торговый гость Якун, старик с большой седою бородой. – Покойный родитель мне сказывал о том, как принесли Ее святую икону из Царьграда к нам в Вышгород.
– Подумать надо только, ведь сам евангелист Лука писал на доске из кипариса… – проговорил богатый рыбак Варфоломей.
– Куда ее нам отпустить? В какое место? Не в Киев ли? У них своих святынь довольно! – сказал кто-то из народа.
– Коль матушка Владычица изволит, киоту мы для Ней средь церкви учиним…
– Пускай попы молебны чаще служат…
– Ох, не к добру! – шамкала старуха. – То знаменье с небес, Господь шлет за грехи нам кару.
– Ну, полно, старая! Господня милость к нам, – уверенно сказал Якун. – Возвысить Он наш Вышгород изволит.
Но тем не менее беспокойство все возрастало. Каждый объяснял чудо по-своему. Не знали, что делать, что думать. Шумное село притихло… Какой-то страх заставил смолкнуть все веселье. Все чего-то ждали, к чему-то готовились.
V
В хоромах князя находился он сам вместе с Михно и двумя боярами, Кучковичами, свояками ему по жене.
Минувшею ночью Андрей окончательно решил покинуть Вышгород и Южную Русь, чтобы перебраться в Ростово-Суздальскую землю.
– Ты верно задумал, брат! – сказал один из Кучковичей, Иван. – Тебя там любят, там будешь княжить ты, как истый князь.
Андрей задумался.
– Но ты, свояк, ведь знаешь… чтоб князем быть, не-. обходимо быть избранным народом или принять родительское благословенье на удел.
Семен Кучкович махнул рукой.
– Так прежде было, теперь не то… Правда за сильным.
– Дружина верная тебя не выдаст, княже! – отозвался Михно.
– Ан нет, все не то, – с досадой проговорил Андрей. – Непрочен будет княжий стол, коль сяду на него, как вы мне говорите…
– Так как же иначе?
– Подумать, обсудить… Тогда за дело браться…
– Когда бы владыко сам меня на стол благословил, – задумчиво сказал князь, – так раздобыть его мне было бы нетрудно.
– А братья меньшие? – спросил Иван.
– Другой удел отвел бы им…
– А про отца, князя Юрия, забыл? – пугливо заметил Семен.
– Как забыл?! Все помню… Его благословения не дождешься…
Все снова замолчали.
– Есть у меня один исход, – снова сказал Андрей. – Владычица сама меня на стол благословит и путь к нему укажет.
Советники с изумлением глядели на говорившего.
– Вы слышали о чуде, что третью ночь в храме происходит, что Приснодева покинуть Вышгород сама желает?
– Как не слыхать – слыхали…
– Так вот, коли икону эту удастся мне с собою взять в поход, уверен я, поможет мне Она в моем исканье, и с той поры над Суздалем благословенье Божие почиет…
– Но вышгородцы столь чтимую икону не отпустят!
Усмешка пробежала по губам князя.
– Я это знаю и нашел исход.
Глаза присутствующих уставились на Андрея.
– Какой исход?
– Сейчас вам поясню!..
С этими словами князь подошел к потайной двери, ведущей в боковушу, и отворил ее.
Оттуда вышли в горницу священник женской обители отец Николай и дьякон Нестор.
Князь с остальными подошел под благословение иерея.
– Благослови, святой отец!
Священник истово помолился на иконы, благословил присутствующих и, по приглашению князя, сел с ним на лавку.
– Святой отец! Владычица указывает явно свое нежелание остаться в Вышгороде. Возьмите вместе с Нестором честную вы Ее икону и перенесите в Суздаль. Там новый чудный храм воздвигну я Пречистой. Согласны ль вы?..
– На то Господня воля… Мы верим, что Владычица сама того желает! – воскликнули священник и дьякон.
– Что ж дале медлить, мы выступаем завтра в ночь! – властно проговорил Андрей, и глаза его блеснули. – Готовь, Михно, дружину! Потайно только, чтоб никто не ведал причины нашего похода…
– Княгиню, сестру возьмешь с собою? – спросил Иван.
– А как же! Она с детьми пойдет со мною… Вы оба тоже…
– Исполнено по слову твоему все будет, господине!
– Вы, свояки, – обратился Андрей к Кучковичам, – казну княжую берегите и с отроками вместе отправляйтесь… Пусть и княгиня с детьми сопровождает вас… Надежными защитниками, братья, вы ей будьте! А мы с тобой, Михно, кольцом железным поезд окружим.
Михно и Кучковичи тоже поклонились своему господину.
– А завтра целый день не подайте виду, что замысел храним мы тайком покинуть Вышгород и двинуться на Суздаль!..
– Родителю не дашь ты разве знать? – нерешительно произнес Семен.
– Но неразумен же, свояк, ты в самом деле. Коль я скажу ему, то он меня не пустит!..
– Доподлинно, что так. Князя Юрия я знаю! – подтвердил мечник.
– А чтобы вы все тайну сохранили, целуйте крест! Священник взял с аналоя крест и прочитал молитву. Затем все стали подходить и целовать крест.
– А завтра в ночь, когда вторые петлы возгласят и Вышгород, объятый сном, замолкнет, отправимся мы в путь! Святой отец, вы с Нестором в обители храм отомкнете, святыню благоговейно вынесете из него… Перед дружиной пусть она предходит!
Оба духовные низко поклонились князю.
Горница князя опустела.
Он долго молился перед иконами, истово клал земные поклоны, а потом отправился в опочивальню княгини и детей и тихо их благословил.
VI
Молодые дружинники, Фока и Василько, до позднего вечера не знали о назначенном походе. Когда же Михно велел им готовиться к нему, то Фока попросил позволения проститься с матерью и сестрой.
– И думать не моги! – сурово ответил мечник. – Да и времени осталось мало, со вторыми петлами мы выступаем.
Закручинился молодой дружинник, его грусть передалась и Василько.
– Придется ли вновь увидеться с родимой? – печально прошептал черныш.
– А мне Господь вчера дал радость найти семью, а ныне снова я сиротой остался! – проговорил Василько.
– Ты про меня забыл, что ли, брат названый?..
– О, нет! Никто тебя из сердца мне не вырвет! Юноши ободрились, в душе их произошел какой-то переворот, они готовы были идти с дружиной за своим князем.
По-прежнему прошел день в Вышгороде.
Соучастники хранили данную клятву и не проронили ни слова.
Толки о чуде в монастыре не прекращались. О нем говорили на торгу, на улицах, в домах. Большинство вышгородцев ждало от Творца за грехи неведомой кары. В обители беспрерывно служились молебны перед иконой Пречистой. Многие плакали.
Лишь только спустились вечерние сумерки и южная ночь окутала все село, как в сборной избе начались бесшумно приготовления к отъезду. Никто из дружинников, исключая Михно, не знал, куда они едут. Строились всевозможные предположения, большинство из дружинников были рады походу.
– Надоело сидеть нам, как бабам, за печью… Развернуться в поле ратном давно пора.
Около полуночи, когда в обители инокини крепко спали, священник с дьяконом тихо отомкнули тяжелые засовы дубовых дверей обительского храма, благоговейно вынесли икону Владычицы, поставили на особые носилки и понесли на княжий двор.
Все спало кругом, никто из сельчан и не думал, что в эту минуту лишаются своей святыни, равно как и князя.
В дорожных доспехах вышел Андрей на крыльцо и сел на коня.
Возок княгинин к крыльцу не подавали, он стоял давно готовым у околицы.
Вслед за князем вышла княгиня, еще молодая, видная женщина. Она вела за руку двух княжичей, ее провожали оба брата Кучковичи и две преданные мамы.
Дружина выбралась за околицу, возок с женщинами, детьми и княжею казною шел вслед за иконою, которую везли на конях впереди всего отряда в особой повозке.
Стараясь не бряцать оружием, двигались всадники по росистой степи. Тишина стояла вокруг торжественная, месяц ярким сиянием освещал поезд, так таинственно покидавший село.
В невысокой траве кричали кулички, между отъезжающими не слышно было громких разговоров, все молчали.
В оставшемся позади Вышгороде запели петухи.
Впереди тянулась бесконечная степь.
– Что это за икону везут в возке? – спросил Василько старого Глеба.
Насупился старик и недовольно ответил:
– Много знать захотел, парень! Молод еще…
Но этот ответ не удовлетворил любопытного парня. Он подъехал к своему названому брату Фоке и повторил вопрос.
– Слыхал я сейчас, как говорил наш старшой с князем! – ответил черныш. – Из вышгородской обители святыню с собой взяли.
– Поход, значит, трудный и опасный будет, коли Пречистую с собою везут…
Дружинники замолчали.
Подковы коней, ступавших по мягкой траве, чуть слышно отзывались глухим эхом, и только скрип повозок резко нарушал тишину. Близилось утро: месяц гаснул, потухли яркие звезды, темный небосклон засинел.
Притомившиеся кони недовольно фыркали, но приказание остановиться не давалось, и поезд продолжал двигаться вперед. Только когда солнце было уже высоко и перешли вброд какую-то реку, князь решил остановиться на отдых.
