Текст книги "Под удельною властью"
Автор книги: Георгий Северцев-Полилов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
XIX
Задумчиво сидел Андрей в своих покоях, когда Марина, все еще остававшаяся в мужской одежде и считавшаяся княжим отроком, вошла к князю и доложила о посольстве из Новгорода.
Князь чуть заметно улыбнулся.
– Одумались, прислали звать меня княжить над ними!
– Прикажешь звать сюда их, княже? – спросила Марина.
– Пожди! – коротко приказал князь и стал раздумывать, что ему сказать послам. «Аль зятя, может быть, просить у меня станут, чтобы его на новгородский стол поставил?» – думал он.
– Зови сюда послов!..
В княжьи покои вошли новгородцы. Тут были бояре, богатые торговые гости; духовенство отсутствовало. Низко поклонившись князю, они стали просить его послать на княжение в Новгород сына.
Андрей отлично понимал, что исполнять желание новгородцев – это значит давать им повод считать себя самостоятельными.
– Спасибо, други, за честь! Но памятно еще мне, как вы прогнали брата моего Мстислава… И с сыном вы моим поступите, наверно, так же!
– Клянемся в верности мы сыну твоему!
– Отлично клятвы все я ваши знаю… Сегодня мил один вам, а завтра день – другой…
– Послушай, княже! Поверь словам ты нашим… Мы крест святой готовы целовать!
– Коль так, – смягчаясь, заметил Андрей, – заместо сына я дам на стол вам племянника Мстислава.
– Как ты поволишь, княже! Его мы лаской встретим, и Новгород Великий ему на верность поцелует крест…
– Так помните свое вы обещанье! Коль от него отступите, пойду на вас войною…
– Верь нам, надежа-князь! Мы слова не нарушим! – ответили дружно новгородцы.
В тот же вечер, отпировав по случаю избрания нового князя, новгородцы вместе с ним вернулись домой, оставив Андрея довольного тем, что посадил в Новгороде князя «на всей своей воле». Ему было все равно, кто бы там ни княжил, лишь бы это был его ставленник, и чтобы таким образом у новгородцев вошло в обычай получать себе властелина от суздальского князя.
Не надолго пришлось успокоиться Андрею, снова заволновался Осударь Великий Новгород.
Причиною этого волнения был сам князь суздальский.
Поладил он с прежним врагом своим Ростиславом, князем киевским. Он, узнавший силу Андрея, стал угождать ему во всем, а Андрей, в угоду ему, велел новгородцам снова взять себе на княжение сына Ростислава, Святослава.
Укорили новгородцы суздальского князя:
– Мы слово держим и обещанье, на которое крест целовали, исполняем. А ты свое забыл, – внушительно произнес посадник Захарий.
Не понравилось Андрею замечание.
– Не мне тебя слушать, Захарий! Не изменил я свое слово, а такова моя княжая воля… Для вас она закон…
Затаили вольные новгородцы обиду, взяли себе изгнанного князя, но не прошло и двух лет, как снова прогнали Святослава и послали к новому киевскому князю Мстиславу Изяславичу просить у него сына на княжение.
Страшно разгневался князь суздальский, узнав о своевольном поступке новгородцев, и решительно потребовал от них, чтобы они вновь приняли изгнанного Святослава.
– Не будет вам иного князя против этого!
И послал к Новгороду свое войско.
XX
Сам князь не отправился с войском к Новгороду, а остался во Владимире. С ним осталась часть дружины и его отроки.
Марина, несколько раз за последнее время навещавшая мать в Киеве, надумала перевести ее во Владимир. Но старуха не решалась покинуть родных мест, хотя страшно тосковала о сыне.
Марина, несмотря на свою службу у князя, находила время заниматься у старого Мирона изографному искусству, в котором совершенствовалась все больше и больше. Полюбила она также игру на гуслях.
Узнав об этом, князь, утомленный дневными заботами, приказывал ей часто играть.
– Ты изрядно научился играть, Максим! – говорил он. – Звуки гусель услаждают мою душу… Спой, Максим! А я послушаю.
И Марина, перебирая струны, приятным голосом напевала древний «сказ».
Князь внимательно слушал «сказ» и, замечая, что отрок утомился, ласково отпускал его.
Как-то раз, направляясь в изографную избу, где она по-прежнему жила, молодую девушку кто-то окликнул:
– Постой, добрый молодец! Куда спешишь? Дай с тобой повидаться!
Голос показался Марине знаком, она остановилась. К ней подошел старик нищий, которого она встретила, когда в первый раз ехала в село Боголюбово.
– Вот видишь, паренек, где встретиться привелось! Сказывал, что у Владычицы свидимся!
– А, это ты, дедушка! – обрадовалась Марина. – А уж я не чаял тебя и в живых встретить!
– Господь привел! – сказал старик и, пристально глядя на Марину, продолжал: – Судьбы Господни неисповедимы. Ты вот на меня смотришь и думаешь: какой он оедный, несчастный… А я на тебя смотрю и тоже думаю, 'то ты не то, что есть на самом деле…
Марина вздрогнула.
– Не бойся меня, паренек! Не по огласку тебе я это сказываю… Только, ох, жилося тебе до сих пор счастливо, привольно, а ныне много слез придется тебе пролить, много горя изведать.
– Ну, а после? – с любопытством спросила девушка.
– Бог милостив… Все тучки пройдут, опять солнышко засияет, да еще ярче, чем прежде… А пока прощай, милый! – И, наклонившись к Марине, он тихо прошептал: – Князю своему прикажи беречься!.. Не ровен час…
Девушка испуганно посмотрела на нищего.
– Напугал ты меня, дедушка! Как хочешь, а пойдем месте к князю!
Нищий колебался.
– Что ж? Пожалуй, я не прочь.
Приближенному отроку был всегда разрешен доступ к князю.
Несмотря на позднее время, их сейчас же допустили в княжеские покои. Максим вошел в опочивальню князя, а нищий дожидался в сенях.
– Вернулся, Максим? – ласково спросил князь. – Какая нужда до меня у тебя приключилась?
– Чудной старик нищий со мною повстречался, – смущенно проговорил Максим. – Послушай его, княже! Он вещее прорицает.
– Впусти его! Послушаю, что скажет!..
Старый нищий вошел. Пристально посмотрел на него князь. Ему показалось знакомым лицо старика. «Где и когда я видел эти черты, эти глаза?» – мелькнуло в голове князя.
– Что скажешь, друг? – обратился он к нищему.
Потупя взор, еле слышно последний начал говорить:
– В далеких степях половецких, у славного князя Аэпы, была красавица дочь. Полюбился ей статный русский князь Юрий, по прозванию Долгорукий. Соединил Господь их браком. Среди детей, рожденных от этого союза, был один, высоко отмеченный судьбою. Все было дано ему: мужество, сила и храбрость, ум острый властителя-мужа. В кровавых боях прошло его детство, но средние годы протекали спокойно, враги трепетали пред ним. Благочестием полон, воздвиг он множество храмов, но тяжкие дни испытаний в грядущем ему уготовила старость. Не должен вверяться он близким своим – иначе погибнет!..
Нищий замолк, молчал и князь. Он протянул старику кису с деньгами, но тот отрицательно покачал головой.
– Не надо мне, раздай убогим! А я – я буду молить Творца, да сохранит Он тебя невредимым! – проговорил старик и, поклонившись князю, вышел.
– Оставь меня одного! – прошептал Максиму расстроенный князь.
XXI
Марина рассказала о встрече со стариком нищим Мирону.
Старый изограф, тяжело вздохнув, промолвил:
– Ой, не говори, паренек! И впрямь собираются грозные тучи над матушкой-Русью… Много годов живу я на белом свете, и все нет мира между князьями нашими… Знаешь, паренек, «сказ» про веник. Может, слыхивал? А коль не слыхал, так я тебе расскажу! Было у стар-человека много сынов. Задумал он умирать, позвал детей своих к себе и показывает им веник: «А ну-ка, сынки милые, попробуйте-ка сломать его!» Пытались сыновья – не могли. Развязал старик веник: «А теперь попробуйте!» – сказал он им, подавая по прутику… Стали сынки ломать – все прутья переломали. «Вот видите! – сказал отец. – Коли вместе, дружно жить будете, никакая вас сила не осилит, а если вразброд пойдете да друг на друга восстанете, враги вас легко порознь одолеют, и пропадете вы, как эти прутики!» Так и наши князья, – закончил Мирон, – коли жили бы в миру, силу бы хранили, а то теперь совсем пропадают!.. Слушай, молодец! – промолвил старик. – Придет время, когда тебя и меня не станет: сольется вся Русь под единою властною рукою, сильна, могуча сделается она, и никакой враг ее тогда не одолеет!
С изумлением слушала Марина пророческие речи старого изографа; такою искренностью дышали они в устах этого простого старика.
Мирон, кряхтя, улегся на покой, девушка вышла из избы и, пораженная чудной красотою ночи, долго сидела на завалинке, мечтами переносясь к далекой от нее матери и обоим братьям, родному и названому. Она невольно тосковала по ним, сердце болело от неизвестности.
«Господи, помоги мне все так устроить, чтобы я могла перевезти сюда свою матушку и смело открыться братьям!»
Теплая летняя ночь охватила ее.
Она сознавала, что какое-то странное чувство, кроме родственного, к Василько проникло в ее сердце. Ей нравился этот простодушный дружинник, благодаря ей успевший свидеться с умирающим отцом. О, как отрадно было бы Марине открыться в эту минуту Василько! Но она этого не сделала: ее удержал ложный стыд. Но теперь, когда он и Фока так далеко от нее, когда стрела лукавых новгородцев каждую минуту могла сразить их обоих, девушка считала себя виноватой в том, что она раньше им не открылась.
«Даже сам князь не знает моего обмана! А это великий грех перед Богом и перед ним! Притворяться я больше не могу! Я должна завтра же открыться князю!»
И, успокоенная своим решением, Марина вернулась в избу, усердно помолилась и заснула.
«Утро вечера мудренее», – говорит пословица…
Чуть свет на княжий двор прискакал усталый гонец. Полусонный страж с изумлением посмотрел на него.
– С вестями к князю! – прохрипел посланный торопливо, сваливаясь с лошади.
– Постой, брат! Нужно разбудить княжего отрока! – и страж рукоятью бердыша постучал в дверь, за которой спала Марина.
Девушка испуганно вскочила.
– Гонец до князя! – крикнул из-за двери ей стражник.
– Пусть пождет!..
Накинув на себя кафтан, Марина побежала к князю
Он уже проснулся и стоял на молитве. Тревожно сдвинулись брови князя.
– Позови сюда гонца!
Тот не замедлил явиться.
– Откуда?..
– Из твоей рати, княже! – и, не дожидаясь дальнейших расспросов, продолжал: – Князь Роман прошел в Новгород другим путем… Ему в подмогу идет дружина и; Киева. Боярин Семен Кучкович и мечник твой Михно послали тебя спросить, что делать?..
На минуту Андрей задумался. Он пристально посмотрел на гонца и степенно промолвил:
– Пусть отступят!.. После я дам приказание…
Гонец тотчас же умчался обратно, а князь велел некоторым из своих отроков, в том числе и Марине, готовиться к отъезду.
– Ступай, Игорь, в Рязань! А ты, Савелий, в Муромград!.. Проси князей от имени моего идти со мною на Мстислава! Ты, Олекса, скачи к половцам…
И князь разослал своих отроков к союзным князьям, прося их соединиться с ним, чтобы идти на общего врага. Любимый княжий отрок Максим был послан в Переяславль к брату Андрея Глебу. С новгород-северскими князьями Андрей уже давно вел переговоры об этом. Они были готовы прийти к нему на помощь.
Разослав гонцов во все стороны, князь стал готовиться к походу.
XXII
Главною заботою Андрея было вернуть свою дружину и, пользуясь отсутствием киевской рати, неожиданно надвинуться на Киев.
Вернувшиеся из-под Новгорода Михно и Кучковичи рассказали, что они сожгли селение Новый Торг и опустошили новгородские села.
– Хотя и удалось нам, – продолжал Михно, – пути с Киевом перерезать, а все ж князь Роман другой дорогою прошел туда!..
– А в Новгороде что творится? – спросил князь.
– Обозлены на тебя, княже! – ответил Семен. – Толкуют, что права от них ты хочешь отнять. Свободе, мол, новгородской пришел конец…
– Языка добыть нам удалось… Так сказывал нам… Посадник де Захария убит новгородцами… Другого выбрали, Якуном звать, – заметил Иван.
– Побито сторонников твоих немало! – сказал Михно.
Задумался Андрей.
– Эх! У новгородцев по старой памяти, что по грамоте! Попомню им… От памяти моей уж им икнется… Что ж, вели звать народ! – обратился князь к Михно. – Бей в било! Пусть знают, за правое, мол, дело мы идем!
Собрались владимирцы на площадь. Рослый бирюч зычным голосом начал:
– Люди владимирские! Обижен наш князь Андрей Мстиславом киевским. Обижен кровно… Обида та произошла от новгородцев… Сказывали они, что от прародителей, князей наших, свободу имут… Когда бы так было, то разве прежние князья велели им преступать крестное целование и ругаться над внуками и правнуками их?..
Долго выкликал бирюч, перечитывая обиды новгородцев и польстившегося на их обещания киевского князя.
На другой день бирюч перебрался в Суздаль, а затем в Ростов. В этих городах, по приказу князя, был тоже созван народ и сделаны воззвания. Одиннадцать князей изъявили свое согласие идти с дружинами и ратями против Киева вместе с Андреем.
Только один брат Андрея, Михаил, княживший в Торжке, да Святослав Черниговский не присоединились к рати. Михаил вместе с присланными из Киева берендеями и черными клобуками пошел на помощь к Новгороду, но один из союзных князей перерезал ему путь и взял в плен.
Суздальская рать под предводительством сына Андрея, Мстислава, и боярина Жидиславича двинулась к югу на соединение с другими.
Зима приходила к концу. Чем дальше к югу подвигались суздальцы, тем сильнее чувствовалось приближение весны. Март вступал в свои права.
– Ишь, травка уж показалась! – восхищались дружинники. – Коней подкормить можно, а то заморились больно…
Ехавшие рядом Фока и Василько с тревогой думали о матери.
– Уж и не знаю, жива ли старуха? – говорил Фока. – Да и о сестре давно ни слуху ни духу…
– Эх, как бы их вызволить из Киева! Как бы обиды им там не было! – воскликнул Васильке
– Я тоже об этом думаю, – отозвался Фока.
Порывавшаяся открыться князю Марина должна была отказаться от своего намерения: она шла вместе с переяславскою дружиною на соединение с главными силами.
Дружина быстро двигалась вперед, скоро Андрей соединился со своими подручниками в Вышгороде, своем бывшем уделе. Общий стан был заложен под Киевом, близ Кирилловского монастыря, и, раздвигаясь, железным кольцом окружил город.
– Эх, как бы нам пробраться в город да вызволить матушку! – снова высказался Фока.
– Что ж? Попытаем счастья, пройдем как-нибудь! – отозвался Василько.
То же самое намерение имела и Марина.
– Позволь, княже! Я разведаю, где легче нашей рати; прорваться в Киев!
– Да ты ведь, Максим, здешний, тебе лучше это знать! Ступай! – согласился князь.
Девушка сейчас же отправилась. Она знала хорошо! расположение городского тына и сумела незамеченной пробраться в город. Добраться до материнского дома для нее; не составляло никакого труда. Появление дочери сильно обрадовало вдову.
– Ах, ты, моя ясочка! – говорила она, обнимая девушку. – Как ты сюда могла добраться?.. Ведь суздальцы кругом стоят, никого не пускают!
– Да, удалось, маменька! – весело рассмеялась Марина. – Приведет Бог и выбраться с тобою вместе.
Елена испуганно взглянула на нее.
– Куда, милая?..
– Здесь тебе оставаться, матушка, не следует!.. Суздальцы город возьмут, сожгут и разграбят… Сейчас же и отправимся!
– Как, доченька? Ночью?..
– А днем и не проберешься: увидят…
После долгого раздумья вдова наконец решилась. Обе женщины собрались и тихонько вышли из дому. Марина пошла обратно той же дорогою, но близ тына они были схвачены ночным дозором.
XXIII
– Какие люди? Куда идете? – грубо спросил их стражник.
– Здешние, киевские! – отозвалась Елена.
– Ой, так ли? Пойдем в избу, огонь я вздую да посмотрю на вас!
Волей-неволей Елена с дочерью вошли в избу.
Марина могла убежать, но не хотела оставить мать.
При свете лучины суровый страж пытливо взглянул на Елену и, очевидно, признал в ней киевлянку. Костюм Марины выдал в ней чужого.
– Ты можешь идти! – обратился он ко вдове. – А тебя, молодец, здесь попридержим до света!
Елена, в свою очередь, решила не покидать дочь и осталась с ней. Тревожно ожидали они рассвета. Марина сознавала, что дружинники сейчас же признают в ней суздальца.
В голове зародился план побега. Начало светать. В суздальском стане, за стенами города, запели трубы. Тыновая стража сменялась.
Пользуясь этим, Марина вместе с матерью выбрались из избы и быстро направились к той лазейке, через которую и пробралась вечером девушка. Побег их был замечен стражей, беглянок вернули и, как подозрительных людей, отправили на княжий двор.
Здесь была собрана часть дружины, присутствовали и ближайшие советники князя.
– Баба-то здешняя, а парень-то, кажись, суздальский! – заметил боярин Бориславич, обращаясь к князю.
– Ну, так отпусти старуху! – проговорил князь. – А парня попридержи.
Елена пыталась дело разъяснить, что пойманный с нею – не парень, а девушка, но ее не слушали и вытолкали с княжего двора. Марина была связана и посажена в пустую избу.
Исчезновение любимого отрока опечалило князя Андрея. Он несколько раз осведомлялся о нем, но никто не знал, куда тот девался.
Осада Киева началась.
Каждый раз, когда Киев был осаждаем врагами, он больше дня не выдерживал осады и обыкновенно сдавался, но на этот раз Мстислав, сознавая, что, сдав город, он навсегда потеряет свой стол, долго выдерживал осаду и бился со врагами.
– Не легко брать город-то! – заметил Андрею двоюродный брат его, Владимир Андреевич. – Много наших полегло…
– О сей день возьмем! – отозвался Олег Святославич.
– А почему ты так думаешь? – спросил Андрей, пытливо глядя на него.
– Извет был, что берендеи и торки не хотят более стоять за Мстислава!
Задумался суздальский князь.
– Коли так, – промолвил он, – обойдем город с тылу! Ты, Жидиславич, иди с той стороны, а мы отсюда с сыном ударим!
Разговор происходил на рассвете двенадцатого марта, на второй неделе поста.
Снова запела труба, созывая полки, и соединенная рать с первыми солнечными лучами двинулась со всех сторон на Киев.
Олег сказал правду: торки и берендеи не стали защищать город и перешли на сторону врагов.
Суздальцы, обойдя с тылу, ворвались в город, сбили тыновую стражу и ударили на киевскую дружину. Несмотря на упорное сопротивление, суздальцы двигались все дальше и дальше.
Боярин Бориславич тихо сказал Мстиславу:
– Что стоишь, княже? Беги из города! Нам их не превозмочь!
Встревоженный Мстислав засуетился:
– Куда ж бежать мне?..
– Скачи в Васильев немедленно! Мы пока задержим врагов, а потом поскачем вслед за тобою!
Князь бежал, не успев захватить с собой жену и сына. Киев достался суздальцам и был взят ими «на щит».
XXIV
Первою заботою Фоки и Василько, когда они во главе передовой дружины ворвались в город, было отыскать Елену. Но в суматохе им это удалось не скоро.
Заняв княжий двор, дружинники посбивали тяжелые засовы хором, вошли они и в избу, где находилась связанная Марина.
– Э, да это, никак, наш княжий отрок! – воскликнули они и кинулись освобождать ее от веревок.
Марина бросилась также на поиски матери, но найти ее среди бежавшей толпы киевлян не удалось. Во время поисков она снова наткнулась на Фоку и Василько.
– Кого ищете, друга? – спросила она дружинников.
– Мать!.. – с отчаянием в голосе воскликнул Фока. – Здесь она проживала.
Марина чуть не выдала себя.
– Давайте я вам помогу! – порывисто проговорила она.
– Спасибо скажем! – в голос отвечали названые братья.
Василько поймал пробегавшего мимо коня, Марина вскочила на него, и все трое отправились на поиски. Долго искали они вдову, но поиски не увенчались успехом.
– Не видать нам, должно быть, больше родимой матушки! – грустно промолвил Фока. – Пропала, и с сестрой вместе…
Печально опустив голову, ехала с ними Марина, ей тоже казалось, что матери нет больше в живых, что она убита в суматохе битвы.
Когда после взятия Киева князья сошлись в княжеских хоромах, Андрей недовольно проговорил:
– Почто такая сеча? К чему погибло так много православных?
Закручинились и остальные князья. Полуразрушенный город являлся для них живым укором.
– Кого ж назначишь ты здесь князем? – спросил Давид Ростиславович, надеявшийся, что выбор Андрея падет на него.
Андрей, не желая выдавать князьям своих планов, уклончиво ответил:
– Кого Бог соизволит!
Он понимал, что древний Киев потерял свое вековое старейшинство. Он мог посадить на киевский стол какого-нибудь незначительного князя, послушного его воле. Потерявший свое значение от междоусобиц русских князей город не был страшен теперь Андрею. Но все-таки выбор пал на брата Глеба.
Выбор не был особенно приятен другим князьям, надеявшимся получить киевский стол. Андрею нужно было вознаградить их.
– Князья! – обратился он к своим союзникам. – Я приглашаю вас идти вместе со мною на Новгород!..
Князья, обрадованные этим предложением, охотно согласились.
– Да, уж пора проучить новгородцев: зазнались они! – сказал Олег.
Он думал, что, захватив Новгород, Андрей посадит на новгородский стол его брата, Игоря. Ту же надежду питали и другие союзные князья, владевшие малыми уделами.
– Как поступить, други, с княгиней, женой Мстислава? – спросил снова Андрей.
– Негоже будет изобидеть ее! – отозвался Владимир Андреевич. – Отошлем ее вместе с сыном к мужу! Мы с бабами не воюем…
– Сынишку-то попридержать бы надо: пусть заложником будет! – заметил Рюрик Ростиславич.
– Бог с ним, – благодушно решил Андрей, – отпустим его! Мстиславу теперь уж не подняться!
И семья бывшего киевского князя была отпущена.
Мечты Андрея сбылись. Юг был обессилен, разбит и посрамлен. Ничто не мешало северным городам усиливать свое могущество, расти и богатеть.
Андрей хорошо понимал, что он теперь самый сильный и влиятельный из князей и ему должны подчиняться остальные.
Оставаться дольше в Южной Руси ему было незачем, он торопился двинуться к Новгороду, чтобы скорее покончить с ним. Посадив Глеба на киевский стол, предоставив ему возобновлять полуразрушенный город, суздальский князь вместе с союзными ратями двинулся на север.
Андрею необходимо было зайти к себе во Владимир, чтобы пополнить свою рать, часть которой полегла под стенами Киева.
