Текст книги "Тихий Холм. Постскриптум"
Автор книги: Георгий Старков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Глава 22
А утро стало снежным.
Шерил почувствовала это до того, как открыла глаза – по удивительно чистому, с привкусом льдинок воздуху, который сменил удушающие пальцы ночи. Свежесть касалась щёк, шеи, рук – именно свежесть, а не мороз, от которого пробирает озноб. Она открыла слипшиеся веки, готовая к чуду. И не разочаровалась: за ночь мир преобразился, надев самое прекрасное из одеяний.
За окном шёл снег.
Шерил поначалу даже перестала дышать, зачарованная великолепным зрелищем. Тонкие, чуть различимые облака загораживали небо, сбрасывая на город бесчисленные комочки зимы. Ветра не было, он достаточно разбушевался за долгую ночь и теперь притих, предоставив снежинкам право кружиться в самостоятельном танце. Вот одна из них мягко опустилась на стекло окна и тут же растаяла, не оставив после себя ничего – даже каплю воды. Но её судьба не смутила тысячу её сородичей.
Шерил поднялась с кровати, не обращая внимания на хрустнувшие суставы. Всё её существо тянулось наружу, где нет хмурого ската крыши, отгораживающего её от тёплого снега. Словно во сне, она прошествовала через дом (всего лишь обычный пустой дом, и никаких ужасов, мерещившихся прошлой ночью) и распахнула дверь, впуская зиму.
Дымка лежала на дворе, обесцвечивая предметы, примешивая к ним свой белесый цвет. Казалось бы, странное сочетание – туман и снег, но удивительным образом они нисколько не мешали друг другу, а наоборот, взаимодополнялись, подчёркивая окружающую гармонию. Зелень травы, овеянная наступающей желтизной, покорно прильнула к земле, но даже она, казалось, радовалась неожиданному приходу зимы.
Шерил подняла ладони, подставив их под снежинки. В момент их прикосновения с кожей она ощущала приятную щекочущую прохладу. Снежинки таяли, и прохлада сменялась теплотой. Хотя снег шёл не первый час, под ногами не было дорожки из белого слоя. Снег не был обычным снегом.
Шерил вышла из приютившего её двора, открыв скрипучую калитку. Улица светилась изнутри матовым сиянием – ряды заброшенных домов в этом свете не казались безжизненными и устрашающими. Снег преображал всё, внося в серый мир частичку волшебного, доброго, неподвластного тёмным чарам. На губах Шерил появилась слабая улыбка. Она пошла по тесному проулку между домами в туман, который не скрывал опасности, а просто делал мир светлее.
Сделав несколько шагов, она увидела, как на асфальте под ногами появилось что-то ещё. Чья-то неуверенная рука расчертила мелом большую розовую стрелку, указывающую вперёд. Кто-то призывал Шерил продолжать путь, и она ни на мгновение не засомневалась в том, что этот «кто-то» ей не опасен. Тот, кто наслал на Тихий Холм этот тёплый снегопад, не мог таить зло. Просто не мог. Шерил пошла дальше, покорившись воле рисунка на асфальте.
Через квартал появились скрюченные фонарные столбы, обступающие дорогу. Улица стала шире, а дома – наряднее. Какой-то из многочисленных внутренних голосов заикнулся о телефоне, который наверняка есть в этих домах, но Шерил не замедлила шаги. Она попала под волшебство этого варианта родного города, который манил её вперёд, давая крылья какой-то безумной, но чистой надежды.
На пересечении двух улиц она увидела признак, что она всё ещё на верном пути… ещё одна стрелка, на этот раз сделанная голубым мелком. Стрелка была чуть меньше, чем первая, зато рука, выводившая её на асфальте, стала куда увереннее. По-прежнему вперёд, вдоль берега озера.
По этой части города Шерил уже имела удовольствие прогуливаться пешком. По Натан-авеню пролегал её путь от мотеля до госпиталя… но, ей-богу, как будто это было в другой жизни. Места те же самые, обветшавшие ещё больше, но ощущения от повторной прогулки не шли ни в какое сравнение с первым визитом. Что Шерил запомнилось с того раза – страх, неуверенность, чувство, что за ней кто-то неотрывно следит из глубин тумана… Ещё она подумала: солнца в этом городе никогда не будет. Никогда. Теперь она не была в этом уверена. Туман и угнетающие виды остались, но неуверенность сменила радость – беспричинная, детская, в чём-то шаловливая. Шерил знала, что этим утром туман не имеет глаз, которые взирали бы на её спину с ненавистью.
Вот в чём дело. Шерил даже остановилась, чтобы как следует разжевать мысль. В Тихом Холме сегодня не было злости. Он принял её с радостью, как долгожданную гостью. И свободно впустил в свои владения.
Но… почему?
Ответ был там, далеко в молочной завесе, и Шерил твёрдо вознамерилась до него дойти. Очередная стрелка на асфальте лишь подкрепила его уверенность. Рядом со стрелкой художник дорисовал четырехконечную звезду. Снежинки внутри рисунков не таяли; упав, они оставались лежать, как есть. Внутри звезды уже вырос миниатюрный сугроб. Шерил улыбнулась и наступила на белоснежный холм, слушая мягкое похрустывание снега.
С тех пор, как она вошла в город, снег стал гуще; порой Шерил казалось, что она идёт, прорываясь сквозь артобстрел из крохотных бомбочек, взрывающихся зарядом прохлады. Она прошла мимо парка Розовой Воды, врата которого были закрыты на замок, миновала пересечение с Кэрролл-стрит (только закрой глаза, и увидишь за туманом озорное перемигивание огней «Небесной ночи»), потом была череда рекламных щитов с плакатами, давно потерявшими актуальность, и ничто не вселило в неё беспокойство. Она одна в городе, всего тут. Ничего необычного. Ничего страшного. Всё так, как она хотела… даже лучше. В своих потаённых снах Шерил не видела этот волшебный снег.
Очередная стрелка сопровождалась корявым рисунком голубой кометы с длинным хвостом. Всё вперёд и вперёд. Шерил поняла, куда её ведёт невидимый указчик, и в голове ожил ещё один давно мёртвый голос:
Отправляйся на северо-запад по Натан-авеню… Достаточно далеко, но, думаю, немного ближе, нежели до неба. И фальшивая улыбка.
Шерил замедлила шаги. В последний раз захлестнул острый приступ желания уйти, повернуться назад и шагать туда, где начинается лес, и в этот миг тёплый снегопад внезапно стал жестоким, хлестнув её по лицу острыми краями снежинок. Шерил замерла посреди дороги на полушаге, качнулась назад… потом всё-таки упрямо пошла вперёд, в сторону, указуемую стрелкой. Это был её выбор – она с горьким чувством утери почувствовала, что больше ничего не изменить. Ей придётся пройти эту дорогу до конца. Жребий брошен… Шерил возвращалась к туда, где два года назад закончилось всё.
Глава 23
Внешне церковь ничем не изменилась. В увядшем городе она одна сохраняла былой лоск. Золочёный крест на куполе сиял начищенным блеском – он слепил глаза, несмотря на пасмурную погоду. Впрочем, на правом перекрестье острый взгляд мог различить нечто, повисшее у самого края – то ли моток верёвки, то ли хвост воздушного змея.
Шерил осторожно встала на первую ступеньку лестницы, ведущей наверх, к большим двустворчатым дверям. Она проходила через эту дверь лишь раз, и то в обратном направлении, когда возвращалась в парк к раненому Дугласу. Всё кончено, тогда думала она, но время показало, что она ошибалась.
Перед тем, как открыть дверь, Шерил на секунду зажмурилась, увидев под веками картину прошлых дней – женщину с длинными волосами цвета меди, которая молилась у алтаря, высокую разноцветную мозаику и картины маслом, висящие на стенах. Но более всего ей запомнился оранжевый свет хрустальных люстр. Cейчас она толкнёт дверь, и время пойдёт вспять, вернув всё на прежние места – Клаудия у алтаря, и картины, и чёрный орган, примостившийся слева. А сама она вновь превратится в девушку в грязной изорванной одежде, которая прерывисто дышит, наставляя пистолет на ненавистную жрицу.
Она открыла дверь. Белый свет улицы проник внутрь, открывая взору просторную залу. Мозаика на стене напротив заискрилась, наполнилась жизнью в этом свете, но она, пожалуй, была единственной, кто ещё мог радоваться гостье. Шерил растерянно обвела взглядом пыльные ряды кресел, потемневшие углы и голые стены. Хрустальные люстры давно сняли, как и религиозные картины. Пыль лежала на полу толстым слоем; часть её поднялась на воздух от дуновения ветра, защекотав ноздри.
Зернистый свет делал вещи зыбкими. Шерил отчаянно ждала, когда всё начнёт меняться, оживляя её воспоминания. Но нет – церковь оставалась такой же покинутой и затхлой, как была. Кресла были всего лишь креслами, вырубленными из крашеного дерева, мозаика – слепленным из осколков стекла узором. Вера ушла из этих мест навсегда вместе с умерщвлённым Богом и хранившими её людьми. Шерил вдруг захотелось расплакаться, хотя её цель изначально была именно такой – узреть это собственными глазами. Да, она была права… ей тут больше делать нечего, она лишняя в этом усыхающем интерьере. События той ночи погибли без права возврата. Под крышкой гроба не похороненный заживо, а настоящий труп, который со временем разложится, потом и вовсе превратится в пыль.
Несправедливо.
Эта мысль пришла в голову первой. Шерил поняла, что так оно и есть. Да, чёрт возьми, как это несправедливо – понять, что ты одна, для кого ещё имеет значение, что происходило под покровами этих стен; то, в чём немыслимым клубком сплелись ненависть, страх, ужас, любовь, месть. Она два года изо всех сил жаждала это забыть. Рано или поздно ей это удастся – тогда всё кончится на самом деле…
Шерил повернулась, стоя на месте. Кто бы ни вёл его сюда, своей цели он добился – она была в смятении, беспокойстве и неясном желании что-то сделать как можно быстрее. Знать бы ещё, что…
Она вышла обратно на крыльцо и подняла лицо навстречу падающим с неба снежинкам, ощущая их прохладу. Штиль сменился лёгкими дуновениями ветра, и снег падал плавными кругами, подобно вихрю.
Куда теперь? Она огляделась в надежде увидеть ещё какие-то стрелки, но ничего не нашла. Путь кончился… она свободна?
Шерил не поверила, более того – не хотела верить такому исходу. Пусть она приехала город с целью убедиться в напрасности своих страхов… но тогда она ничего не знала. Не знала об этом неслышимом снегопаде, о разноцветных стрелках, нанесённых чьими-то неумелыми руками. Она хотела видеть того, который был в пустом городе вместе с ней, скрыто следил за ней с того самого мига, когда она пересекла границу, обозначенную щитом у дороги. Она хотела спросить у него, что делать. Но пелена снега оставалась плотной, не желающей размыкать белые уста.
Шерил сошла вниз, на площадку перед церковью. Стрелка, указывающая вперёд, теперь показывала назад, к дверям, из которых она только что вышла. Она своё отслужила.
Медленно, медленно Шерил пошла вперёд – туда, где громоздились металлические коробки гаражей и складов. Она не хотела идти назад по пройдённой дороге. Пусть так, чем возвращаться…
И была за это вознаграждена.
Не доходя до первого гаража несколько сотен футов, она заметила ещё один начертанный на асфальте рисунок. Голубой и розовый мелки смешались, выводя простенькие неровные квадраты с вписанными в них числами. Они лентой тянулись по улице, отсчитывая «классы», знакомые всем малышам – с первого по десятый.
Шерил остановилась. Сердце снова забилось быстрее. Кто бы это ни рисовал, это был знак для неё. Или, может, приглашение?.. Приглашение ещё раз вернуться в детство и забыть о проблемах, которые за последние дни давят плечи непосильным грузом?
Почему бы не попробовать?..
Она встала у кромки первого квадрата, согнув в колене левую ногу. Посмотрела на корявую единицу и сделала прыжок, глубоко вдохнув. Боялась, что пересечёт одну из меловых линий, и за это её «оставят» на второй год, но этого не случилось – она легко и без особых усилий приземлилась ровнехонько в центре розового квадрата.
– Раз, – выдохнула она, и изо рта вырвался клубок пара, тут же рассеявшийся в воздухе. Шерил вдруг осознала, что это первое слово, произнесённое ею за это снежное утро.
– Два, – на этот раз прыжок был увереннее, и двойка исчезла под подошвой сапожка. На губах заиграла озорная улыбка.
– Три!
– Четыре!
– Пять! – ликующий крик, словно за ней наблюдает толпа восхищённых зрителей. Зрителей не было, но какая разница?.. Давно это было – когда Хизер сама чертила такие классики на площадке их дома и усердно «проходила» все классы. Первая половина, до пятёрки – пустяки… но дальше уже начинает сказываться усталость, и нога сама собой «уплывает» в сторонку.
Так и вышло. Уже на шестом квадрате Шерил едва не коснулась краем носка голубой линии. Будь рядом строгая судия-подружка, она бы немедленно вернула её к началу. Но судии не было. Грех этим не воспользоваться.
– Шесть, – она вспотела, несмотря на прохладу, но уже не могла остановиться. Время отдыха придёт там, после десятого квадрата, самого кривого, самого узкого. А пока…
– Семь.
– Восемь, – Шерил едва не засмеялась, когда с размаху опустилась на середину линии, нарушая все мыслимые правила. Всё-таки есть в одиночестве свои прелести.
Последние два прыжка она хотела сделать по правилам, без мухлежа. Всего два квадрата, и она на десятке. Шерил закусила губу, прицеливаясь на середину девятки – туда, где петля сходилась с хвостиком.
– Девять!
Получилось. На этот раз – получилось. Шерил мысленно поздравила себя, но тут же вспомнила о последней вехе, быть может, самой важной, но уж то, что самой трудной – это было видно невооружённым глазом. Даже при самом точном прыжке нога вряд ли уместится в этой узкой области, ограниченной розовым мелком. Вобрав в грудь воздуха, Шерил оттолкнулась от асфальта и вознеслась вверх.
– Десять!
Прыжок вышел неуклюжим; стопа пустила заряд боли, когда она приземлилась. Шерил всё ещё смотрела перед собой, и глаза запорашивал снег, который стал ещё гуще и облегал её белыми хлопьями. Снежинки перестали таять. Она не знала, к добру это или к худу. Впрочем, сейчас был важнее результат последнего прыжка. Смогла она пройти все классы, или она будет отброшена к самому началу? Нужно было всего лишь посмотреть вниз.
Но не успела Шерил этого сделать, как кто-то сзади мрачно констатировал:
– Ты оступилась.
Глава 24
Не веря глазам, она взглянула на розовый квадрат под подошвой. Линия проходила как раз под ногой, рассечённая надвое носком сапожка. Проигрыш на последней стадии, самый обидный из всех возможных вариантов. Иначе и не могло быть…
Шерил оглянулась на знакомый, давно забытый голос.
Девушка стояла под армией снега, игриво улыбаясь, и наблюдала за ней, за растерянным выражением её лица. Чёрные локоны были аккуратно уложены, и синяя школьная форма сидела как влитая. Шерил автоматически отметила, что она ей очень идёт. Больше никакие мысли не приходили.
– Привет, – сказала Алесса, не дождавшись приветствия.
– Привет, – отстранённо отозвалась Шерил. Поняв, что она до сих пор стоит с поднятой ногой, опустила её на асфальт и уже почувствовала себя не такой потерянной.
Алесса кивнула на классики:
– Можешь попробовать ещё раз. Уверена, у тебя на этот раз всё выйдет как надо.
– Думаю, не стоит.
Они молчали ещё несколько минут, жадно изучая друг друга, потом Алесса сделала шаг к ней, несмело и осторожно:
– Я знала, что ты придёшь.
– Откуда? – удивилась Шерил.
Она лишь молча улыбнулась. Теперь, когда Алесса стояла близко, Шерил возвышалась на дней почти на четверть фута. Приходилось наклонять голову, чтобы видеть её лицо. На щеке Алессы уютно осели несколько снежинок.
Как-то неправильно это, подумала Шерил. Старшая она, а не я.
– Ну и… – Алесса пожала плечами. – Как жизнь? Там, за городом?
– Нормально, – сказала Шерил, но тут же спохватилась: какое «нормально»? Единственный дорогой ему человек под землёй, где рядом лежат тысячи тысяч подобных ему, а тот, кто мог отдать ей любовь, на поверку оказался безумцем. Нормально, да.
– Кажется, я соврала, – хмуро добавила она. – Жизнь как-то не очень.
Алесса снова кивнула:
– Я понимаю.
Ты хотела сказать «я знаю». Шерил с любопытством взглянула в чёрные глаза, кажущиеся бездонными. Кому, как не тебе, знать, что единожды разделённые половинки будут тянуться друг к другу, невзирая ни на что. И у обеих жизнь обречена быть «как-то не очень».
Наверное, два года или даже год назад эта мысль вызвала бы в нём неприязнь к этой девушке. Или даже ненависть. Но не сейчас.
– А у тебя? – неожиданно спросила она. Гряда снежинок на секунду всколыхнулась, словно под напором урагана. Алесса сжала губы:
– Всё хорошо. Бога больше нет, культ ушёл, люди тоже уехали… я одна. Как всегда и хотела.
Едва умолкнув, она поспешно добавила:
– Но всё-таки я ждала тебя.
Я тоже, чуть не вырвалось у Шерил. Ждала все два года, или даже больше – все девятнадцать лет, что она провела под солнцем. Два года назад они могли бы точно так же встретиться, поговорить… но тогда в её сердце кипела жажда мести, справленная ненавистью, и эта гремучая смесь глушила все чувства.
Но Алесса тогда тоже вела себя не лучшим образом. В стремлении избавиться от боли, которую принесёт с собой рождение Бога, она почти обезумела. И, едва завидевшись, обе вцепились друг в друга, как спущенные с цепей собаки, закружившись в бешеном танце. Они упустили из виду самое главное… … что они сёстры. Что каждая из них не обойдётся без другой.
Теперь это казалось насколько ясным, что прошлые стычки выглядели почти смешными. На губах Алессы была то появляющаяся, то исчезающая улыбка.
А помнишь, как мы…
Помнишь, как я тебя… на карусели…
Да, бывало…
Шерил рассмеялась. Мгновением позже к ней присоединилась Алесса. Их смех сделал это снежное утро ещё чище и свежее, убрал последние преграды, неосознанное неудобство, делающее разговор неуклюжим. Обе почувствовали, как спустя долгие годы они снова стали вместе.
– Так это ты рисовала? – спросила Шерил, когда смех умолк. Алесса посмотрела на намалёванные на асфальте классики с гордостью и некоторой застенчивостью:
– Да, я. Хотела, чтобы ты немного прогулялась, развеялась… забыла прошлые обиды. Вообще-то, рисовать я умею только немыслимые каракули, так что вот…
– Ничего страшного, – заверила Шерил. – Я тоже недалеко от тебя ушла.
Она вспомнила незабвенную «Галерею художественная искусства» с её ужасными полотнищами и мысленно усмехнулась. Наверняка нашлись бы люди, которые дали за наивные картины Алессы целое состояние. У неё всегда был вкус в рисунках, пусть и специфический.
– Ты изменилась, – тихо сказала Алесса после паузы. Говорила совершенно искренне, глядя на Шерил снизу вверх с обожанием и любовью. Снежинки почти полностью облепили её волосы, и Шерил поняла, что сейчас сама она такая же снежно-седая.
Говорить правду было легко:
– Ты тоже изменилась.
– Чему уж тут меняться, – она посмотрела по сторонам. – Тут всё, как прежде. Изменилось очень мало… Думаю, ты знаешь, почему Тихий Холм не любит перемены.
Да?.. А где тогда темнота, день и ночь висящая здесь? Где монстры? Где кровавые решетки и распятые тела? Ладно тебе, Алесса. Признай, что ты тоже не та, что прежде.
– Но всё-таки ты изменилась, – упрямо повторила Шерил. Алесса покорно опустила взгляд:
– Может быть.
Вспомнив про темноту, Шерил невольно подумала о Колине, о криках, когда его заживо пожирала тварь из дождя. Да уж, перемены переменами, а кое-что всё-таки осталось по-старому…
Наверное, Алесса увидела изменение выражения её лица… или просто прочитала мысли? Во всяком случае, истолковала она всё совершенно правильно, и тут же насупилась:
– Это была крайняя мера. Я просто не могла иначе… Он бы тебя убил.
– Понимаю, – кивнула Шерил. Хотела сменить тему, но Алесса невозмутимо продолжала:
– Я оставила его во тьме, там. Немного поработала над его обликом… Хочешь, покажу?
– Нет-нет, – содрогнулась Шерил.
Но теперь, раз уж речь зашла о тьме, ей хотелось задать один вопрос. Всего один вопрос…
– А сколько их там… во тьме?
– Один, – сказала Алесса. – Он один.
– А остальные? – Шерил думала об окровавленной медсестре, приколотой под лестницей госпиталя.
– Остальных нет, – сказала Алесса. – Их я простила. Может, ты тоже когда-нибудь захочешь простить его. В-общем, это как-то уже твоё дело.
– Моё? – голос дрогнул. Она растерянно оглянулась, выискивая в этом туманном мире подтверждение того, что она тоже стала его частью.
– Твоё, – подтвердила Алесса. – Ты ведь вернулась сюда надолго… или я ошибаюсь?
Шерил взглянула в чёрные умоляющие глаза и поняла: да, надолго. Может, даже навсегда. Она поняла это в момент затмения, когда мир прекратил вращаться вокруг оси и настала тишина, оставившая её одну с собой. Да только не желала в этом себе признаться… Даже сейчас какая-то часть разума воспротивилась простому выводу, зашлась криком, забарабанила по черепу изнутри. Ты не посмеешь, слышишь – ты не посмеешь!
Я посмею, сказала Шерил самой себе. Я посмею, потому что выбора у меня нет. Там, за пределами города, не было ничего, что её удерживало бы в большом мире. Только кучка знакомых, и ещё счёт на сорок пять тысяч долларов в калифорнийском банке. Родной город мог дать ей гораздо больше.
Например, черноволосую сестру, которая терпеливо ждала её ответа, ничем не выказывая рвущее её на клочки волнение.
– Да, – ответила Шерил, нарушив это затянувшееся молчание, подводя черту под всем, что было в прошлой жизни. – Надолго.
И, словно город облегчённо выдохнул в едином порыве, всё вокруг пришло в движение: туман, клубящийся в прозрачном воздухе, снег, за время её раздумий повисший между небом и землёй, даже дома, в которых никто не жил. Всё ожило, потянулось к ней в безмолвной благодарности, признало в ней свою хозяйку. Тихий Холм после стольких бесцельных лет снова стал её городом.
Алесса улыбнулась удивительной, лучистой улыбкой, которая, Шерил была убеждена, никогда раньше не появлялась на её лице. Но она должна была спросить, и она спросила:
– Ты уверена? Если тебе так будет лучше, то уходи. Я хочу, чтобы ты была счастлива…
Шерил знала, о чём Алесса хотела её предупредить – Тихий Холм, в сущности, должен был стать для них обеих не чем иным, как темницей, пределы которых они не имели права покинуть. Впрочем, она ещё могла тешить себя иллюзией того, что может уйти из города при первом же желании… в отличие от Алессы, чьё пребывание в этом тихом, слишком тихом обиталище духов длилось не первый десяток лет.
Но я всё равно с детства жила в ограждении от всего мира, подумала она. И сейчас живу так же, потому что иначе уже не могу. А здесь… здесь я хотя бы смогу быть счастлива.
Она слишком долго была несчастлива, чтобы оттолкнуть это просто так.
Ты уверена?
– Да, – вслух сказала Шерил. Опустив глаза, увидела, что правый сапожок касается розовой линии десятого квадрата.
Все «классы» позади… я закончила этот путь.
– Я рада, – сказала Алесса, подходя к ней вплотную и протягивая руку. Шерил долю секунды видела через худую ладонь девушки розовую линию на асфальте, но когда кисть коснулась её руки, она уже была тёплой и осязаемой. Настоящей.
Неужели я тоже такая? Отголосок страха растворился в молочном тумане, как дым. Пусть, пусть она уже такая… главное, что нет больше преград, и они вместе. Шерил бережно сжала руку Алессы. Они пошли вдоль пустой улицы вперёд, туда, где высился маяк на озере и начинался Старый Тихий Холм с заснеженными улицами.
– Ознакомишь меня с городом? – спросила Шерил. – Признаться, я до сих пор не имею ни малейшего понятия, что здесь где.
– Конечно, – Алесса кивнула, стряхивая снежинки с воротника. – Думаю, лучше начать с моего… с нашего дома. Ты не была там?
– Не была, – призналась Шерил.
– Детская комната хорошо сохранилась, я постаралась… Да и вообще весь дом крепко стоит. Я обычно провожу время там, у себя. Знаешь, несмотря на всё прошлое, мне там как-то уютно. Осмотришься – может, тоже решишь обосноваться там…
– Да, – сказала Шерил, – думаю, это будет неплохое начало.
Они пошли дальше, не отпуская ладоней друг друга, не оглядываясь назад. Снег уже валил во всю мощь, и вскоре рисунки на асфальте исчезли под белой шалью, бесшумно покрывающей Тихий Холм.