Текст книги "Камень Сокрушающий (СИ)"

Автор книги: Георгий Михаилович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Камень Сокрушающий

Глава Первая – Незнакомец

С раннего утра старине Сиду не было покоя. Портовый город Хоринис, что некогда располагался на южных склонах одноименного острова, в тот день жужжал и колотился как растревоженный пчелиный улей: рыбаки и портовые грузчики без устали сновали по набережной, дородные ополченцы бойко собирали мзду, попрошайки клянчили ялмужку, а с неопрятных, поеденных дождем и солью прилавков рядился разнецкий товар, одинаковой, впрочем, негодности. Торговцы бранились, солнце пекло, счёт шел все больше на медь и железо вместо золота. И, скажу я вам, посреди этой бурной городской кипучести Сиду, прозванному «трактирщиком», надобно было хоть как-то да выживать.

Хотелось бы рассказать вам о нашем заезжем «трактирщике» побольше, но, впрочем, ни словом более, чем следует. Сид (по-батюшке Сиддред, но кто это помнил?) появился на Хоринисе недавно, прибыв чуть более года назад. В ту пору новоприбывший Сид мог похвастаться свежим, даже несколько франтовитым, по-Миртанийскому ухоженным и приглаженным видом. Одет он был, впрочем, не как магнат – то бишь без кружев, бантов, и шелковых рюшей, но расшитый серебряной нитью дублет, аккуратные замшевые штаны (с выдающимся по-залихватски гульфиком), и темно-синий, завязанный на макушке шаперон – все это свидетельствовало о скромном достатке. Пахло от Сида Варантийским благовонием, а на поясе у него красовался короткий кинжал – работы не слишком уж ценной, но тем не менее редкостной, Нордмарской, с гербовою печаткой на ручке. Герб-же, как о том тотчас зашептали городские сплетники, являлся фамильным знаком Сильденских Сидов – рода весьма старого и знатного, пусть и измельчавшего со времен первых завоеваний Робара Святого – почившего батюшки нашего нынешнего короля. При себе Сид держал нескольких слуг (не перенесших, к сожалению, Хоринисского климата и скончавшихся на шестой месяц после прибытия) и рассчитывался он не легковесным железом и медяками, а строго чеканным королевским золотом, коего (как нам тогда казалось) у Сида должен был быть бездонный кошель.

Но золото без умножения, как известно, имеет свойство течь и утекать. А умножать золото в ту пору было непросто. Иные нынче и не вспомнят лихолетья тех времен, бо волею Богов оно более не чувствуется среди наших земель, по крайней мере с той болезненной тяжестью как прежде. Но об этом потом. К оглушительной горести Сида, аккурат чрез три месяца после его прибытия на остров, лопнула и развалилась некогда могущественная гильдия купцов – гильдия Араксос. События, приведшие к столь масштабному крушению некогда могущественной общины мне доподлинно не известны, но говорят, что корнем беды послужил магнат с острова Архолос, некий злочинный лихварь по имени Волкер, казненный годами ранее за учиненную им на Архолосе смуту, от которой гильдия купцов премного пострадала. Впрочем, наша повесть не об этом.

Хоринис, будучи городом портовым, своим благосостоянием обязан был купцам Араксоса. Широкие портовые пошлины изымаемые бурмистром из купцов, были, можно сказать, хребтом и хлебом всего Хоринисского благолепия. Лопнула гильдия, усохли пошлины, так наш город и захирел. Правда, тут надо отдать должное старине Сиду: вовремя опомнившись и мигом забыв про купецкий барыш, он мигом продал покои в Верхнем Квартале, и, на разницу, приобрел по тогдашним временам весьма прибыльное заведеньице: таверну «Мертвая Гарпия», что располагалась в самом сердце острова, на узкой равнине посреди четырех дорог. С тех-то пор Сида и прозвали «трактирщиком», хотя в подлинном смысле слова трактиром ему поуправлять так и не довелось. Буквально через полгода, на многотерпящий остров наш лавиною сошла новая напасть: рухнул волшебный Барьер над Долиной рудников, пробудились драконы, изо тьмы восстали полчища орков, с материка грянули полки королевских рыцарей-паладинов, а бывшие каторжане, выплодившися из проклятой Долины словно саранча, хлынули на хлебные пажити землевладельца Онара и там плотно обосновались. Эти события, разворачивающиеся со скоростью звонкой оплеухи, полностью сковали и отравили жизнь нашего некогда беспечного острова.

Беды эти, разумеется, сказались и на Сидовых доходах. Приносившая поначалу стабильный барыш таверна из-за нехватки посетителя стала буквально тонуть в долгах. В итоге, по истечении довольно краткого времени, старина Сид был вынужден таверну заложить. Таким образом, некогда любимое всем Хоринисом заведение оказалось в кармане у наисквернейшего из всех скверных скаредов Хориниса – у стяжателя и лихваря Гамзы, некогда торговца с Южных Островов. Получив от Гамзы ссудою лишь одну восьмую от цены, и передав заведение целиком под его, Гамзы, полную управу, старина Сид окончательно сбился с ног в поисках заработка.

Думаю, многие из вас уже решили, что Сид наверняка происходил из тех кисельных Миртанских аристократов, что лишившись дармовщины тотчас впадали в уныние, а затем и в сопливое ничтожество, побираясь пьяными по помойкам и грязным портовым кабакам. Нет, заверю я вас, Сид был не таков. Доподлинно известно, что к хандлажу купецкому Сид примкнул после прибытия на Хоринис, а чем он промышлял до этого… впрочем, всему свое время. Да и внешность у Сида была, прямо скажем, не кисельной: длинноносый и скуластый с едва-заметным шрамом на левой щеке, Сид больше походил на Варантийского искателя приключений нежели на бледного, изнеженного вельможу. Роста он был высокого, сложения костлявого и долговязого, ходить имел привычку широко и сутуля при этом плечи – словно телом памятая некий длинный переход с ношей на плечах. Манеры у Сида были простые, почти солдатские, и меж тем не грубые вовсе, а наоборот по-отечески обычливые и добрые, каковые иной раз можно наблюдать у отставных армейских полковников и монастырских проповедцев. Что-же до торгового ремесла, то не смотря на попытки, в торговле Сид не смыслил и бельмеса (по крайней мере такая молва ходила среди Хоринисских жох-купцов) и вечно на ней прогорал.

Теперь, вернемся-же в настоящее. К середине дня старина Сид успел основательно засалить свой единственный приличный кафтан и, вдогонку, прохудить последнюю пару башмаков. Но изо всей этой суетной беготни да мытарств ничего путного, увы, не выходило. Хоринис на заработок был пуст, а видимая кипучесть оказалась, на поверку, лишь бойким переливанием из пустого в порожнее. Город словно бился в нервном ожидании новых небеспеченств. Множились скверные слухи. Как Сиду поведал трактирщик Кардиф из портового квартала, сказывалось что королевство за морем пало под натиском орков: сломив гарнизоны Фаринга, полчища орковьев продрались к рубежам самой столицы и, осадив её со всех сторон окромя морскрй, отрезали короля Робара Второго от армий Кап-Дуна и лагеря паладинов в Реддоке. – «Столичному гарнизону и месяца не протянуть» – шипели иные, – «ну а со столицею и королем хана всему человеческому! Грядет время орков, грядет время зверя». Злословил и городской «прорицатель» Абуджин – известный прохвостень и плут с торговой площади, днесь возвещавший о конце времен и страшных карах господних.

Солнце почти стояло в зените, давила духота и тяжесть. Распаренный от беготни Сид окончательно пригорюнился и, чертыхнувшись в усы, присел отдохнуть на стоящую в тени Восточных Ворот скамью. – Вот тебе и клюква, – бормотал он под нос, – Только обувку обшаркал, безо всякого смыслу. Злых слухов разве что цельной короб собрал, свинье их под хвост, чтоб их леший подрал!

Делать в городе было решительно нечего. Оттоль, отдохнув с четвертинку часа да поплевав-покряхтев с недовольства, старина Сид поднялся и, минуя Восточные Ворота, пешим ходом двинулся к «Мертвой Гарпии». Тракт до таверны нынче пустовал и был, в целом, безопасен – сказывался недавний марш рыцарей-паладинов к Миненталю и вылазка городской стражи смертельно огорчившая дорожных бандитов. По обочинам тракта зеленели кусты, зрела и наливалась соком дикая голубика, опушки звенели разлихою птичьею песней и всплесками крыльев.

Неспешным да размеренным шагом старина Сид добрался до таверны немногим за полдень. Знаменитая таверна посреди четырех дорог в это время пустовала, хотя годами ранее никто и представить не мог чтобы в «Мертвую Гарпию» не захаживал полдничать люд. А ведь хаживали крестьяне с окрестных пашен за пивом и похлебкой, хаживали странствующие коробейники вином подкрепится и хлебом голод утолить, хаживали паломники – люди святые путь до Монастыря держащие, хаживали вольные охотники со шкурами в торбах – словом, от посетителя к полднику не было вовсе и отбоя. Нынче-же.. йех!

Поглядев на порядком обветшавшую вывеску, старина Сид цокнул языком и было переступил порог, как вдруг аккурат рядом с ним рухнуло, будто бездыханное, чье-то тулово. Тулово принадлежало молодому незнакомцу. Отойдя от оторопи, старина Сид приподнял незнакомца и, облокотив его о стену, тотчас зарядил ему пару звонких, по-хозяйски отрезвляющих пощечин. Судя по красновато-сиреневому колеру незнакомской физии, он очевидно не расставался с бутылкой всю ночь и, что в равной степени являлось очевидным, справил себе богатый празднеством и возлиянием полдник. Легонько встряхнув незнакомца за плечи, Сид задал первый вопрос:

– Откуда ты такой тут взялся, сударь?

Глава Вторая – Гости Таверны

– Дядька, а дядька, – незнакомец прошелестел немыми от хмеля губами, – Сообрази-ка мне стаканчик винца, да так чтобы с верхом, а я… а я тебе песенку спою!

С этими словами он громко икнул и, закатив глаза, вновь впал в мертвецкое беспамятство. На этот раз старина Сид пощечин выдавать не стал а, оставив незнакомца подле стены, сам поднялся на ноги и внимательно его осмотрел. Перед ним был совсем молодой человек, лет до двадцати, безбородый, с впалым будто от долгого голода животом и худощавым, скуластым лицом. Платьем молодой незнакомец тоже не отличался: ношенная суконная куртка, стоптанные сапоги солдатского пошива и матерчатый матросский кушачок – все это «убранство» красноречиво говорило о нужде. Единственное что, пожалуй, незнакомца и выделяло была валяющаяся подле него широкополая синяя шляпа, с франтовскою лентой, шелковой тесьмой, и весьма потрепанным перышком какой-то экзотической южной птицы.

Поглядев на молодого кутилу и осуждающе поцокав языком, старина Сид было пошел за водой, но тут в залу таверны ввалился, по-утиному раскачиваясь и кряхтя, Сидов душеправитель Гамза. Гамза, как уже было замечено, промышлял лихварским делом и, заполучив в свои загребущие лапы Сидову тратторию, в ней-же и поселился. Тучный, отдышливый, и оттого крайне малоподвижный, Гамза свил себе гнездышко на первом этаже, в обширных комнатах подле кладовки. Там, посреди шкапов и полок с расписками да купчими, лихварь ощущал себя благопокойно и по-домашнему вальяжно. Заслышав-же шум в по обыкновению тихий час, Гамза суетливо выкатился из своих комнат и, вздыхая всею необъятной утробой, проследовал в залу.

– Гамза! – окликнул его Сид, – Сделай милость, подай-ка сюдова водицы кувшин, а то гляди – молодой человек погибает.

– А… Этот? – засопел успокоившись лихварь и, пренебрегая Сидовой просьбой, приковылял к буфету и опустился в стоящее подле кресло.

– Нешто этот пёсьи сын еще жив? Телепень кабацкий, бахвал, брынчало, и балагур – харр-тьфу! Леший притащил его в мою корчму, на Белиаровом копыте занесло, как есть.

– Нечистым может быть и занесло, – рассудил Сид строго, – Но и нечистым будет его так бросать. Допомоги хотя бы до лавки дотащить бедолагу, а то негоже ему так, на сырых досках пропадать – еще спину застудит аль простудой прошибет.

Гамза лишь только хмыкнул и сморщился в жёлчном презрении, так что волочить незнакомца Сиду пришлось одному. Уложив молодого на лавку и подложив ему под голову собственную-же мятую шляпу, старина Сид воротился к буфету и, выудив из-под прилавка бутылку монастырского вина, со смаком промочил глотку четвертиночкой штофа.

– Чьих-же все-таки будет этот молодец? – утерев усы спросил Сид, – Бо, не видывал я таковых ни на фермах Акила, ни на Бенгаровых пастбищах, да и в городе тоже не встречал. Нешто от Онаровых наемников занесло?

– Вовсе нет, – ответил Гамза, искоса поглядывая на Сида, – Незнакомая дрань, прощелыга залётный. Вчера-с изволил пожаловать, к вечерне, покамест вы, батенька, в городе промышляли. Да и не один привалился, а в компании с Варантийскими псами! Заявили они с порога что-де «путники мы из Варанта», прибыли на частной посудине торгового промысла ради. Могли, конечно, и не представляться вовсе – уж я то их, шакалов пятнистых, безо всякого представления опознать могу. Варант – чернокнижники, колдуны, торгашня, скот Белиаров! Сколько крови они нам и житья, Южанам остронным, отравили – харр-тьфу!

– Торговцы с Варанта? – изумился Сид.

– Угу, – проворчал Гамза, – Торговцы, да. Небось рабов наловить приехали – знают бесы что Хоринис наш в беде, так и пожаловали на трапезу постервятничать. Но с деньгой, между прочим, у них все чинно да ладно, – заметил Гамза немного переменившись, – наперед уплатили за самые дорогие покои, пятьдесят полновесных королевских гульденов – наперед! Ну а потом принялись за кутёж:вино, мёд, и вишню лакали, кутили вольно почти до рассвета, и этот вот молодой балда вместе с ними. На лютне брынчал, песни мычал, юродствовал и шутовал по-разному – ни совести, ни чести. Наплел этим пустынным шелудивцам баек с три короба про Хоринис, словно он тут живал, к добрым людям хаживал, и через это чуть-ли не со всем Хоринисом на короткой ноге. Лодыри и лжецы, Белиар им в кости – харр-тьфу!

– Что принесли-то с собою, торговцы эти, чем хандельствовать собрались? – спросил Сид, задумчиво почесывая подбородок.

– А кто их, свиней собачьих, знает? – насупился Гамза, – Мне они ничего не казали, да и поклажи при них не было вовсе. Нелепо, конечно, да мне-то какое дело? Знай платят за жрачку и кров, а дела их – свинье под хвост, баш на баш. Молодой, потом, что-то говорил да сочинял…

Гамза зевнул, разговор начинал ему надоедать.

– Что сочинял? – переспросил Сид.

– Да околесию разную, с пьяных губ да ослам в уши. Врал, что в реках нашего острова водится ценная красная рыба, и что на севере лежат огромные медоварни, где цедят золотой эль, ну и так далее, кундель брехливый... И что с этого добра будет им, торгашам, толстый барыш если дадут ему пятерку-другую гульденов наперед, ну а он-де добро для них добудет и мигом состряпает.

– Интересные, однако, в нашей корчме дела творятся – сказал Сид. – Хандели с востока, на посудине приплыли, портмистру пошлину внесли, через город прошли, да и сюда привалились, в нашу таверну запущенную, без единого тюка или короба, и не ранее чем вчерашнего полудня. Так или не так?

Гамза лишь только вздохнул и, лениво отмахнувшись от Сида, поплыл обратно к своим комнатам.

– Дивно, – подумал Сид, – А ведь я за весь вчерашний день, от рассвета до полуночи, вокруг гавани сто кругов сделал, всю обувку стоптал – ну, почти как сегодня, и вместе с тем никаких торговцев с Варанта не видывал, с посудиною или без. Да видать не только я, а вообще никто не видывал и не слыхал, ибо и за сегодняшний день в городе о гостях – ни слова. Что-то тут явно не так, – нахмурился Сид, – Надо-бы этого молодого как следует поспрошать.

Глава Третья – Подозрительная Находка

Вечерело. Солнце клонилось к закату, со стороны Рудниковой Долины подул холодный, жёсткий ветер и, зашелестев по чащобам да завыв оврагами, погнал тяжелые, мокрые тучи. Старина Сид, подперев входную дверь таверны засовом, с ковшиком в руках направился к растянувшемуся на лавке молодому незнакомцу. Незнакомец лежал тихо посапывая, а над ним грозовою тучей висел хмельной дух перегара.

Как диктует обычай трактирных управителей, мертвецки-пьяных клиентов неблагородного толка безо всяких церемоний будят и, надавав по шеям, выталкивают за порог. Ежели обстоятельство требует клиента разбудить (чаще всего – для взыскания оплаты за пропитое) то согласно той-же управительской традиции, его, клиента: полощут в помоях, хлещут кухонным ершом по щекам, валяют в саже, или-же (но только в наиболее благородных тратториях) подкладывают ему под хмельной нос нестиранные исподние портовых прелестниц. К счастью для дремлющего на лавке незнакомца, ничего из вышеперечисленно старина Сид с ним вытворять не стал. Промочив в ковшике льняную салфетку, Сид аккуратно отер лицо незнакомца и, легонько отжав материю, соорудил из салфетки холодный компресс. Следом из кармана была выужена табакерка, в которой, на всякий неотложный случай, старина Сид держал чайную ложку нюхательной соли. Аккуратно поднеся табакерку к носу незнакомца, Сид обождал сокровенного вдоха и, отпрянув, мигом получил результат: незнакомец приоткрыл рот, громко чихнул, а затем в смятении отпер глаза.

– Честен-ли дух ночных возлияний? – усмехнулся Сид, глядя на отходящего от хмельного ступора незнакомца, – Истина, как говорят мудрецы, в вине и в нем-же наша вина!

– Ох, отче, – простонал незнакомец, – Ты бы… ты-бы вместо мудрости попить чего соорудил, да покрепче!

С ухмылкой на губах старина Сид протянул незнакомцу полчарки душистого вина. Незнакомец, словно губка, мигом впитал жидкость и, утерев губы, облегченно вздохнул.

– Отче, отче, – пробормотал он малость зарумянившись, – Сам небось не знаешь какую службу мне сослужил!

– Отчего не знаю, когда очень даже знаю, – ответил Сид, – Служба простая, ровно на три медяка. Но твоему-то сударь лицевому счёту три медяка – небольшая нагрузка.

– Моему счету? – переспросил незнакомец, от изумления так и привскочив на лавке, – Это как?

– А так, – лукаво молвил Сид, – А так что у нас тут не городская богадельня, напитков бесплатно не разливаем. А ведь мне о твоих, сударь, ночных подвигах, трактирщик доложил с самой что ни на есть безукоризненной деталью.

– О подвигах? Доложил? Но как-же… – засуетился незнакомец, но Сид его перебил.

– А вот так, сударь мой: пропитого и проеденного за один только вечор – на пять полновесных гульденов, семнадцать серебряников, и три медяка. С друзьями-купцами кутить изволили, что тоже известно, а тем часом друзей твоих я тут не сыскал. Есть только ты, значит тебе счет и закрывать.

Разумеется, старина Сид откровенно лукавил, ибо со слов Гамзы было известно, что за все ночные предприятия торговцами было сполна уплачено. Лукавил-же Сид не от корысти, а наоборот – желая незнакомца разговорить и, сначала смутив страхом долга и сразу ему этот «долг» простив, заставить его выложить всю правду о загадочных спутниках.

– Кстати звать-то тебя как, должничок? – добавил Сид, хитро прищурившись.

– Звать меня Курц, Кристоф-Панкрациус Курц из… – тут незнакомец поперхнулся.

– Впрочем, неважно откуда. Но как-же так, эти мои… мои, кхе, спутники, при мне-же вчера погасили текущий счет целиком. Трактирщик! Трактирщик может – вернее должен подтвердить.

– Трактирщик, – тихо сказал Сид, – клятвенно подтвердил обратное. Возможно, твои спутники и правда что-то оплатили, а – что более вероятно, тихонечко слиняли поутру и оставили тебя висеть.

– Но отче! – возроптал незнакомец, переходя на высокопарный, придворный слог, – Я право, я не разумею какой на такую страшную конфузию делать ответ. Прошу прощения за эту, так сказать, неприятную для нас обоих констернацию, но ничем помочь не могу. Засим, извольте милостиво вызвать трактирщика дабы он при мне объяснился и, глядя мне в лицо объявил, что дескать, не видывал он никаких денег. Право, я бы очень желал с этой персоной немедля побеседовать! – горячо вскрикнув, незнакомец сорвался на фальцет и, сконфузившись, тотчас умолк.

– Но-но, Курц, не кипятитесь, – успокоил незнакомца Сид, – меня, кстати, Сиддред зовут, Сиддред из Сильдена, можешь звать просто Сид. А то это твое «отче» – уж больно оно меня старит, да и звучит как-то высокопарно, по-монастырски. Так вот, братец Курц, будь покоен. Сердцем верю я твоей правде. Трактирмейстер Гамза – подлая курица, очевидно решил меня провести и, как это у ихней породы принято, надурить мою голову на круглый барыш. Вот как воротится он с рынка – я ему башку-то куриную и отверчу!

Незнакомец видимым образом расслабился и подобрел. Старина Сид, меж тем, пригласил его к столу и, поставив чарку подле бутылки, испросил о желании чего-либо откушать.

– Да мне-бы, спадар Сид, откушать не помешало, хотя-бы и простой пищи. Я к банкетам не очень чтобы и привычливый, – сорвалось у незнакомца с языка, от чего он опять сконфузился и быстро добавил, – от нынешних, разумеется, худых да военных времен. Кому нынче до пиров-то? А то ведь раньше…

– Раньше было раньше, – сказал Сид, – А нонче – уж как получится. Кашей угостишься? С бараниной. Ну и винца, знамо, по чарочке раздавим.

Незнакомец охотно кивнул и, без лишних слов, стал подкрепляться. Наблюдая за тем, с какой охотой молодой человек угощался, за бледными его губами, и за нескрываемым его удовольствием от, казалось бы, простой, мужицкой еды, старина Сид в уме составил что молодой очевидно натерпелся голода и, скорее всего, на вчерашнем бурном банкете его особо не кормили а больше опаивали.

– Ты угощайся, – сказал Сид, – а меж тем и думку думай: этот ведь курица, трактирщик наш, он ведь шельма склизкая – лисий потрох. Как я его к стенке припру – начнет вилять и увиливать и, если не прижать как следует, то и от нашего с тобой опроса уйдет. Будет клясться, божиться, и на тебя лживым перстом указывать – мол де, вот он должник, с него старинушка Сид голову и сворачивай. Засим, чтобы эту тать на чистую воду вывести, сочини-ка в уме да поведай от сердца – как оно было все вчера: с кем пришел, куда путь держал, и кто, суть, твои спутники?

Вопрос этот застал незнакомца настолько врасплох, что тот подавился куском баранины и, судорожно хватая воздух, мигом бросился к чарке с вином. Размашисто отпив и зримо успокоившись, незнакомец начал свой рассказ, то и дело скатываясь в натуженную помпезность.

– Коль скоро вы, Сид, столь благородно отведши от моей чести всяческие подозрения, изволите слушать – то с моей стороны будет справедливым, и даже я бы сказал праведным, потешить ваше любопытство. Зовут меня, как уже заметил, Кристоф-Панкрациус Курц, ну а по роду деятельности, по учёности и по (не сочтите за нескромность) божественному призванию да провидению я – Бард. Благосклонной волею Богов довелось мне посещать священные залы Венгардской Коллегии и, чрез ученые посещения эти, всецело овладел я благородным Бардовическим искусством.

– Так значит ты бард-лицензиат? – изумленно молвил Сид.

– Да, почти, – уклончиво ответил Курц, не роняя, впрочем, достоинства. – Судьба распорядилась таким образом что последние курсы лицензии мне досидеть не довелось. Но это не важно, тем более что лицензия в искусстве не главное, а даже, как то мыслится мне, наоборот – мелкая и докучливая формальность, претящая цветению и царствованию творческого духа. Так вот, духовного роста ради и дабы поймать-таки наконец строптивую музу за змейчатый локон, я пустился в перегринацию по землям близким и дальним...

– Во что пустился? – переспросил Сид.

– В перегринацию, сиречь – путешествия.

– Да уж, – подумал Сид, – в разгар войны с орками – только перегринациями баловаться, – но вслух ничего не сказал.

– Ну и, будучи в Варанте, – меж тем продолжил Бард, – в одном неприметном, но по-восточному прекрасном местечке, название которого я боюсь, что запамятовал, довелось мне войти в благородное общество тамошних купцов. С этими-же радушными и рачительными людьми я поплыл на Хоринис, к брегам дальним, манящим, и загадочным. Тут, право, столько вдохновения, на острове этом!

– Но ведь ты тутова и прежде бывавший, – заметил Сид с мягкой каверзой, – по крайней мере так доложил мне трактирщик, что ты про медоварни наши знаменитые рассказывал, про рыбу красную, и тому подобное.

Бард было замялся, но пошевелив губами и жадно отпив из чарки, продолжил свой рассказ.

– Ведь да, то правда – знавал я и прежде Хориниса гостеприимного бреги, правда через чур уж мимолетно. За долготою лет многое из головы выветрилось, так что рассказы мои о Хоринисе могут пестрить неточностями.

– За долготою лет? – молвил Сид, с некоторым ехидством поглядывая на Барда, которому, скорее всего, и восемнадцати еще не исполнилось. – Да, за долготою лет такое бывает, старость – не радость. Но некоторые вещи, я уверен, ты бы не упустил: проходя через город тотчас указал-бы спутникам на музыкальный фонтан – то ведь первая жемчужина и украшение Хоринисских верфей. Да и плохая примета – пройти через Хоринис а фонтана не повидать, водицы из него не отпить. И кстати, пока суть да дело, терзает меня еще вон какой вопрос: от чего-же твои купцы в городе не остановились? Таверна-то моя от города вроде и не далеко лежит, но после дальнего морского перехода мало кому в охотку по трактам шляться, вот и останавливаются гости морские в городских тратториях. А вы с корабля – прямо сюда, удивительно выходит!

Бард задумчиво почесал темя и, будто бы стараясь выиграть время для поиска подходящих слов, опять припал к чарке. Глаза его, меж тем, застелило слезой от смятения, или – как вывел про себя старина Сид, от внутреннего страха.

– Разумеется, фонтан, – ответил Бард, опустошив содержимое чарки, – Фонтан певучий, первым делом к нему и рванули. Достопочтимый Барадар даже изволил в фонтане серебряную монету утопить, сообразно… сообразно удаче и традиции в дань, да и расхожий городской манер чтобы уважить, а то ведь если не уважишь – злые языки вмиг затрещат о «грубости и невежестве иноземцев», в век от их молвы не отмоешься.

– Барадар? – переспросил Сид.

– Мастер купец, по чьей милости и в… в чьем честном кумпанстве я на Хоринис и прибыл. Господин аль Барадар из Баккареша, мастер торговых дел, личность весьма уважаемая и состоятельная, – выпалил Бард скороговоркой, словно кто-то его специально обучил. – По его-же прямому наказу мы в городе не остановились а, испросивши направления в порту, отправились прямиком в вашу гостеприимную тратторию, дабы…

– А товар? – спросил Сид, перебивая заученную речь Барда.

– Товар? – переспросил Бард, хлопая глазами.

– Ну товар, – сказал Сид с наигранной наивностью, – Купцы-же небось, да и этот твой мастер Борода или как там его, с товаром приплыли через море-то, за тридевять земель. Да и какой ханделяж может быть без товара. Вот я про него и спрашиваю – про товар, потому что может быть и безделицу-другую выцепил бы себе из ваших восточных диковинок, а то ведь так мое дело крайнее. Почем знать – может нынче купцы и правда без товара плавают, мне-ль кого судить?

– Милсдарь владыка Барадар, – простонал Бард утирая со лба холодный пот, – Не велел… по причине свойственного ему скудословия… не имел возможность посвятить меня во все детали дел. Отче, пойми-же, я вовсе не желаю от тебя что-то утаивать или скрывать, я бы вовсе и не стал объясняться будь на то моя воля. Я-бы, я-бы… – губы Барда мертвецки побледнели и он, словно зашедшись от внезапно приступа лихорадки, стал терять сознание.

Увидевши это, старина Сид тотчас подхватил Барда под локоть и, приподняв его с со стула, стал медленно увлекать в сторону покоев.

– Ну-ну, угодно-ли, братец Бард, так душу себе бередить? Полно, полно. Да и мы во всем разобрались, никаких вопросов нет. Трактирщик этот собачий Гамза за поклеп в твой адрес у меня еще попляшет под хворостиной, уж я-то его ребрышки мигом угощу! А ты, братец, лучше полежи и выспись на хорошем ложе. А то негоже тебе – Барду из Коллегии, на лавках аки подлецу хуторскому валяться. Пошли, милок, пошли.

Бард учтиво кивал головой и с немалым трудом перебирал ватными ногами. Таким образом доплелись они до второго этажа таверны. Второй этаж был целиком спальным и делился на десять номеров, разнящихся по внутреннему убранству и комфорту. В просторных почивальнях (для посетителей с толстою мошной) стелились богатые ковры, располагались просторные ложа с балдахинами, столики из резного дерева, фарфоровые умывальники, зеркала, и прочая атрибуция роскоши. Комнаты-же для постояльцев поскромнее лежали в самом конце коридора и обставлялись закономерно простым фурнитуром. Но, кроме всего прочего, из этих экономских комнат было решительно невозможно по темному слинять. Дверь предусматривалась только одна прямо в коридор, выйти из которого можно было только на первый этаж, аккурат в «радушные» объятия управляющего. Желающих-же не уплатив за побудку утечь через окно ждала неприятность: узкие окна номера, больше напоминающие бойницы, были заборонены добротной железной решеткой. Поговаривали, что прежний владелец таверны (вроде как звали его Орлан и был он тоже, вроде, из южан) использовал данные комнаты то-ли как схрон для оружия, то-ли укрывал в них слётников какого-то тайного общества, в котором и сам состоял. Как-бы то ни было, именно в одну из подобных комнат с «секретом» Сид и спровадил нашего Барда.

– Отдохни тут покамест, и пусть вид этой комнаты тебя не смутит – чай не в остроге. Они мне такими достались, комнаты эти, а на перелицовку денег нема. Но ты отдыхай, а я тебе через четвертину часа чего-нибудь попотчевать принесу – баранины там, ну и винишка крючок, как же без этого. Так что не волнуйся, никто тебя тут не обидит.

– Благодарю, – сказал Бард слабым голосом и рухнул на кушетку. – Испрошу лишь только об одном одолжении, любезный хозяин: где-то там внизу, в питейной зале, пропадает моя лютня… Доставь её сюда, Бога ради, а то кроме этой лютни у меня ничего нет.

Старина Сид ничего не сказал, лишь только раскланялся учтиво и, шаркнув каблуком, затворил за собою дверь. – Какой ладный молодой человек, – задумался Сид шагая вдоль коридора, – но очевидно связался с неладной компанией. А как врал-то, как словесничал витиевато! Врал, и сам своего вранья боялся – явно кто-то заставил. Знать бы, что это за душегубы такие эти его «купцы», которые за торговым промыслом без товара плавают и на Хоринис мимо гавани попадают.

На ум старине Сиду пришла плутовская мысль: осмотреть комнаты дорогих постояльцев и, пользуясь их отсутствием, как следует в вещичках пошуровать. – Не совсем благородно выходит, – подумал Сид, отпирая замок постояльских комнат, – Но иногда и от самой малой кривды может выйти пребольшая правда.

К Сидовой досаде, осмотр комнат ровным счетом ничего не дал: постояльцы в кроватях не спали, полок и шкапов не трогали, скарб дорожный не раскладывали, да и в целом, очевидно, покоями не вовсе пользовались. Лишь только на этажерке подле тахты лежала пара пыльных замшевых перчаток а рядом с ними – перламутровый веер с рукоятью в форме змеи.