Текст книги "Тропою разведчиков"

Автор книги: Георгий Северский

Соавторы: Нина Данилевская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава одиннадцатая
Моряк с Ориона

Грузовой теплоход «Орион» слегка покачивало. За кормой расстилалась зеленоватая, чуть взъерошенная белыми гребешками ширь.

Стоя на мостике, старший помощник капитана вглядывался в какую-то ему одному видную точку. В белом кипении согнанных ветром облаков он угадывал знакомые очертания горной гряды.

Вон, за тем перевалом – нет, пожалуй, немного правей, – они пробились в партизанский отряд. Пятнадцать матросов и с ними круглолицый паренек – Михаил Балашов, одессит, как лихо доложил он тогда комиссару.

Жаль, что комиссар не может увидеть его теперь, когда он стал настоящим моряком.

Старпом вынул из внутреннего кармана плаща письмо и еще раз внимательно его прочел.

«Нам очень-очень нужно повидать вас и поговорить о партизанском отряде, в котором вы воевали, товарищ Балашов. Это нужно для важного дела. Будем ждать в Ялте. Сообщите, когда зайдете в порт. Адрес дал нам бывший партизан С.Т. Рындин. Он и все мы шлем вам привет. Ваш „Орион“ мы найдем сами».

Письмо было тщательно выписано детским старательным почерком.

– Эти найдут, хоть в Антарктике спрячься! – Балашов засмеялся.

Поднимавшийся на мостик капитан с некоторым удивлением покосился на старпома:

– Радуетесь, что подходим, Михаил Григорьевич? Встречает кто-нибудь?

– Как же! – ответил Балашов. – Пятеро друзей.

– Ого! Приятная встреча!

И капитан прошел дальше.

В порту ребята сразу разглядели грузовое судно. На борту виднелась надпись: «Орион».

Теплоход уже стоял под разгрузкой. Подъемный кран, управляемый механиком, точно гигантская рука, ухватисто доставал из раскрытых трюмов бочонки и запаянные банки и переносил их на берег.

– Оливковое масло, – определил Юра. – Наверное, из Италии…

Ребята вышли на мол и направились к теплоходу. У трапа дежурил загорелый матрос.

– Что вам здесь надо, ребята? – нетерпеливо спросил он.

Женя, умильно моргая, попросил:

– Нам бы товарища Балашова, дяденька.

– Племяннички нашлись! А зачем вам старпом? Он сейчас занят. Не видите – разгрузка идет?

– У нас к нему дело, – расхрабрился Марк. – Он ждет нас.

– Ждет? – недоверчиво переспросил матрос и вдруг отскочил в сторону, пропуская седого моряка в белом кителе. – А ну, уходите отсюда, не мешайте!

Но Наташа, разглядев знаки различия на морской форме, уже шагнула к моряку:

– Товарищ капитан, разрешите пройти к старпому Балашову!

Капитан удивленно оглядел тоненькую девочку с каштановыми косичками и прямым, смелым взглядом.

– А зачем вам мой помощник?

– Мы к нему по делу, – ответил Юра. – Он дал телеграмму, чтобы встречали.

Под усами капитана мелькнула улыбка.

– А-а, пятеро друзей!.. Вахтенный, – приказал он, – вызвать старпома!

Когда капитан ушел, Женя Андрющенко смерил победоносным взглядом удивленного матроса и независимо отвернулся.

Вскоре их окликнул чей-то веселый голос:

– Ребята, вы ко мне? – Через поручни перегнулся сероглазый круглолицый моряк: – Сейчас не могу принять – занят: разгрузка идет. Ровно через два часа жду вас к себе в каюту.

Он махнул рукой и скрылся.

Ребята вернулись на набережную. Два часа казались очень долгим сроком. Медленно шли они по городскому парку. Наконец остановились возле павильона с вывеской «Мороженое», особенно соблазнительной в этот жаркий день.

Пока Наташа заказывала мороженое, Юра оглянулся. Так и есть – Женя Андрющенко успел исчезнуть. Ребята уселись за столик и только принялись за еду, как раздался громкий вопль. Все в павильоне тревожно оглянулись.

Через дорогу, размахивая газетой, мчался Женя.

– Сумасшедший! – Наташа еле удержала тарелочку с мороженым, которую чуть не смахнул взволнованный мальчик. – Что с тобой случилось?

– Вот что я нашел – глядите! Я хотел узнать, кто победил в последнем матче – «Динамо» или «Спартак». Они вничью сыграли. А вот что рядом напечатано… – Женя торжествующе тыкал пальцем в развернутый лист газеты.

– И что же? – недоумевал Юра. – Почему надо орать на всю набережную?

– Да ты прочти, прочти! – не унимался Женя.

В небольшой корреспонденции из Казахстана сообщалось о лучших бригадах, работавших на уборке урожая. Среди отличившихся комбайнеров упоминался В. Веретенкин.

– Так ведь это же наш Вася, партизан! – Горячий румянец горел на щеках Жени. – Помните, Семен Трифонович нам говорил, что Вася теперь живет в Казахстане, что он комбайнер!

Мороженое было забыто. Ребята выхватывали друг у друга газету.

– Давайте напишем Васе, что мы ищем сумку комиссара! – предложила Наташа. – Ведь теперь мы знаем его адрес…

– Идея! – загорелся Женя. – Вася поможет – я уверен! Мальчишки всегда всё знают.

– Какой же он мальчишка! – засмеялся Юра. – Через столько-то лет… – И, став серьезным, добавил: – А предложение хорошее. Не будем откладывать. Давайте сейчас и напишем, благо время есть.

Тут же за столиком ребята принялись сочинять письмо. Марк вырвал из записной книжки листок и, вооружившись авторучкой, стал писать.

Когда письмо было готово, все под ним подписались и побежали сдавать на почту. Отправив письмо, Юра взглянул на часы и ахнул: до срока, назначенного Балашовым, осталось три минуты. Крича и толкаясь, ребята бегом кинулись в порт. Стремглав взлетели они по трапу (вахтенный с изумлением посторонился) и чуть не сбили с ног вышедшего навстречу Балашова.

Сконфуженный Юра, задыхаясь, остановился.

– Явились по вашему приказанию, – доложил он заранее приготовленной фразой.

– Вижу! – хохотал Балашов, растопырив руки, чтобы удержать Женю и Митю, которые в азарте налетели на него. – Ну, будем знакомы! Пошли в каюту, ребята!

В каюте над койкой тянулись полки с книгами. Книги были крепко принайтовлены на случай качки специальными зажимами, вроде тех, какие бывают на иллюминаторах. Марк сразу разглядел, что больше всего тут было книг о путешествиях и трудов по навигации. На небольшом письменном столе друзья увидели фотографию в рамке.

– Смотрите, ребята, Петр Сергеевич! – крикнул Юра.

Действительно, на фотографии вместе с моряками был снят худощавый серьезный парень в полушубке и ушанке. Он выглядел гораздо моложе Запольского, но сходство было несомненным.

– А меня не узнаете? – спросил Балашов. – Впрочем, в убеленном сединами старце, конечно, ничего не осталось от прежнего красавца юноши?

– Нет, осталось! – засмеялась Наташа. – Я вас сразу узнала. Третий справа мальчик – это вы!

– Мальчик? Да мне тогда кончался второй десяток!

– А это что? – вдруг, воскликнула Наташа, увидев открытый альбом.

На страницах его были наклеены красочные этикетки от спичечных коробок. Каких только картинок тут не было – морские пейзажи, горы, девушки под зонтиками, индейцы в вигвамах…

– Не узнали? Спички! Да, да, те самые спички, которыми вы пользуетесь каждый день.

– Таких красивых картинок мы еще не видели, честное пионерское! – От восхищения Женя Андрющенко даже языком прищелкнул. – Где вы их достали, Михаил Григорьевич?

– А я, ребята, почти всегда в плавании, вот и собираю спичечные коробки разных стран и народов. И давненько собираю.

– Вы – коллекционер? – почтительно спросил Марк.

– По-ученому собирателей спичечных этикеток зовут филоменистами.

– О филателистах, собирателях почтовых марок, я слышал. А все-таки почему спичечные коробки? Вы их за красоту полюбили?

– Почему? Началось это просто. Зайдешь в какой-нибудь порт, закурить нужно, вот и покупаешь коробочку. А потом привлекли меня этикетки на коробках – разнообразные, красочные. Стал собирать этикетки – русские и зарубежные. Заинтересовала меня их история. А история спичек прелюбопытная.

– История? А мне, по правде сказать, казалось, что спички всегда были. – Юра был смущен.

– Да нет, не всегда. – Балашов оживился. – Первые спички появились не так уж давно, в 1816 году, в Париже, а в России – в год смерти Пушкина, в 1837 году. Продавали их поштучно или десятками. И без коробок. Коробок тогда не было.

– А картинки, наверное, появились еще позднее?

– Конечно. Зато теперь этикетки рисуют художники. Видите, какие чудесные краски на индийских и китайских пейзажах?

– А это что? – воскликнул Марк. – Море и горы. Как похоже на крымский берег.

– Это итальянский приморский город Сорренто. А вот наши советские этикетки.

Ребята увидели на картинках летящие самолеты.

– Смотрите, поход ледокола «Красин», перелет Москва – Северный полюс – Америка, этикетки времен Великой Отечественной войны. А это совсем недавние – 800 лет существования Москвы, фестивальные…

Ребята с увлечением рассматривали картинки. Вдруг Женя вскрикнул:

– Ой! Это же Том Сойер и Гек Финн! Смотрите, Гек перекинул через плечо дохлую кошку!

– Узнали своих любимцев? Правда, они здесь как живые? На этой этикетке в связи с юбилеем писателя Марка Твена американцы изобразили памятник Тому Сойеру и Гекльберри Финну.

– Как – памятник? – воскликнула Наташа. – Их же не было!

– Не было? – Балашов хитро прищурился. – А как же вы их узнали?

– Ну, кто не читал книгу о Томе Сойере! – ответил Марк.

– Вот именно. Ребята всего мира читали эту книгу и знают ее героев. Памятник им поставлен в городке Ганнибале на реке Миссисипи, где автор приключений Тома и Гека провел свое детство. Там, на Кардиффском холме, стоят отчаянно смелые мальчишки в рваных штанах. Они готовятся к очередному похождению.

– А вы их видели?

– Нет. А вот другие памятники литературным героям случалось видеть.

Балашов показал ребятам коробку, на которой была изображена бронзовая девушка с рыбьим хвостом. Сидела она на скале и смотрела в голубую даль моря.

– Русалочка Андерсена! – захлопала в ладоши Наташа.

– Видишь, как легко ты ее узнала. Сидит эта русалочка в Копенгагенском порту, где мне довелось не раз бывать.

– А еще кому из литературных героев поставлены памятники?

– В Мадриде есть памятник Дон Кихоту и Санчо Пансо. В Италии, в селении Коллоди, – деревянному мальчику Пиноккио. У нас он известен как Буратино по книге Алексея Толстого «Золотой ключик». Читали, конечно?

– Сколько вы знаете, сколько повидали! – с восхищением проговорила Наташа.

Женя вдруг предложил Балашову:

– Давайте меняться, Михаил Григорьевич! У меня знаете сколько марок собрано! Со всех писем сдираю. Даю три марки за любую вашу коробочку. Идет?

Командор возмущенно посмотрел на приятеля.

Балашов, откинув голову, громко захохотал.

– Нет, брат, не идет! Ведь неизвестно, какие марки ты с писем сдираешь. Зачем же кота в мешке покупать? Ну-ну, шучу! – дернул он за вихор огорченного Женю. – Так и быть, возьмите каждый на память по коробочке. А сейчас я еще кое-чем вас обрадую. Подождите!

Балашов вышел из каюты, и ребята сразу накинулись на Женю.

– Попрошайка ты! – кипятился Митя.

– Как тебе не стыдно! – поддержала его Наташа.

Марк укоризненно качал головой, а Юра демонстративно отвернулся.

Женя опустил голову. Губы его дрогнули. Наташе вдруг стало его жаль.

– Ладно, не огорчайся, – шепнула она. – Михаил Григорьевич ведь понял, что ты не жадный – просто интересуешься. А я тебе и свою коробочку отдам.

Скрипнула дверь – вошел Балашов.

– Ну-ка, угощу я вас итальянскими дарами. Они нравятся всем ребятам. Прошу!

Старпом поставил на столик тарелку с золотистыми мессинскими апельсинами. Ребята сначала отнекивались, а потом с аппетитом принялись уничтожать их. Очищая апельсин, Женя о чем-то горячо шептал на ухо Юре.

– Самое время, – расслышал Балашов. – Ведь Рындин еще когда соберется…

– Вы что шепчетесь, заговорщики? – Балашов подмигнул. – Рындина поминаете? Слух-то у меня морской…

Юра, покраснев, поспешил разъяснить:

– Вы ведь с Рындиным в разведку ходили, Михаил Григорьевич. Он нам про артиста цирка рассказывал, а что было с вами в Севастополе и после, когда вы вернулись, не успел рассказать. Обещал и не успел. А нам интересно! Может, вы…

– Вот вы чего хотите, – усмехнулся Балашов. – Мы и вправду тогда на интересном задании с Семеном Трифоновичем побывали. Возглавлял нашу маленькую группу замечательный разведчик Кожухарь. Пожалуй, если бы не Кожухарь, «Шварцхорст» не замолчала бы еще долго…

– Какой «Шварцхорст»? Что за странное название? Расскажите, Михаил Григорьевич!

– «Шварцхорст» как раз связан с тем особым заданием, которое довелось выполнять мне с Рындиным. А странное название что значит?.. Смотрите!

Балашов достал с полки книгу и развернул ее. На титульном листе стояло:

ИТОГИ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.

Сборник статей. Перевод с немецкого.

– Гитлеровский генерал Эрих Шнейдер в своей статье здесь пишет, что под Севастополь была доставлена сверхмощная артиллерийская установка. С громадного расстояния она стреляла по осажденному городу снарядами весом в пять тонн. Рассказав об этом, Шнейдер, однако, признает, что, несмотря на громадные затраты, орудие оказалось малоэффективным. А почему так случилось, кто был повинен в «малоэффективности» гигантской пушки, названной немцами «Шварцхорст», знают пока немногие.

Глава двенадцатая
Особое задание

Фронтовой вездеход, в котором Балашова везли в штаб обороны Севастополя, подпрыгивал по неровной дороге. Молодой партизан смотрел на разрушенный город, и сердце его сжималось острой болью. Повсюду были обгоревшие развалины. Мостовые усеяны битым кирпичом, щебнем, осколками стекла. Путь то и дело преграждают огромные воронки, следы вражеских бомб.

Вездеход дрогнул и остановился. Перед ним зияла яма – след попадания чудовищного по размерам снаряда. Она как бы пополам делила улицу. Впрочем, улицы здесь не было. Среди груд камней возвышались только ворота. На них уцелела эмалевая дощечка с надписью «Улица Нагорная, № 3». Сколько же мог весить причинивший такие разрушения снаряд?

– Пять тонн смерти, – будто отвечая мыслям Балашова, сказал его спутник, молодой лейтенант. – Это «Шварцхорст»!

Балашов не понял, о чем говорит лейтенант, но спрашивать не стал.

Он закрыл глаза. Сказывалось утомление после невероятно тяжелого трехдневного перехода. Вражеские заставы они с Рублевским миновали благополучно, но уже на самых подступах к городу попали на заминированное поле… Балашов зябко повел плечами, вспомнив трагическую гибель Рублевского. Сам он уцелел только чудом и глубокой ночью, почти падая от усталости, добрался до переднего края наших войск.

Лейтенант тронул своего спутника за руку:

– Приехали. Вот КП.

Глубокая штольня, высеченная в массиве скалы, была разбита на отсеки. Здесь расположился командный пункт штаба обороны Севастополя.

В кабинете горело электричество. У адмирала слезились под очками усталые глаза. Совещание с начальником разведки близилось к концу, когда вошел Балашов.

Увидев партизана, адмирал поднялся и шагнул ему навстречу.

– Молодец! – сказал адмирал. – Ценнейшие сведения принес. Мне уже доложили. Рассказывай теперь, как вам все удалось.

Услышав о телохранителе майора Фурста, адмирал расхохотался:

– Охранял, значит? Передай вашему силачу от меня особую благодарность. Сегодня утром мы уже задержали этого «фотографа», специалиста по связи с аэродромом… Продолжайте! – Приказ адмирала был теперь обращен к начальнику разведки.

– Авиация не смогла установить координаты орудия. Расстояние даже для звукометристов слишком велико, товарищ адмирал. Дешифровка их данных дает лишь приблизительный район. Это где-то возле Бахчисарая.

– Значит, близко к району вашего отряда, – повернулся адмирал к Балашову. – Речь идет об уникальной артиллерийской установке, которую гитлеровцы называют «Шварцхорст».

Балашов припомнил гигантскую яму на дороге, слова лейтенанта…

А адмирал продолжал:

– Необходимо обнаружить это орудие. Мне пришла в голову новая мысль. Ваш отряд поможет нам. Мы пошлем к вам опытного разведчика Кожухаря. Знаете такого?

Балашов кивнул.

– Он должен будет найти место, где установлено орудие. Дайте ему в помощь двух разведчиков отряда, хорошо знающих район. Товарищ начальник разведки!

– Слушаю.

– Когда партизан Балашов отдохнет, свяжите его с Кожухарем. Переброску обоих в отряд осуществите морским вариантом. Придайте рацию, иначе сведения будут залеживаться по ту сторону фронта. Выполняйте!

Адмирал пожал Балашову руку и, усталым жестом сняв очки, потер воспаленные глаза. Адмирал недосыпал уже много месяцев – с начала войны.

«Морской охотник» удачно избежал встречи с вражескими судами, блокировавшими Севастополь, и затерялся в открытом море.

К берегу подходили в полной тишине. Нигде ни огонька. Попрятались звезды. На месте, где полагалось быть луне, тускло просвечивало белесое пятно. За бортом катера глухо плескалась черная вода.

План был таков: примерно в полумиле от берега Кожухарь и Балашов на небольшой шлюпке покидают катер. Добравшись до берега, они топят шлюпку и уходят. «Охотник» ждет двадцать минут. Если высадка прошла удачно, Кожухарь не дает никаких сигналов.

Ветер был прижимной, и шлюпка, проваливаясь между волн, быстро приближалась к берегу. Греб Балашов, Кожухарь сидел на носовой банке, настороженно вглядываясь вперед. Стал слышен шум прибоя. Вдруг справа вверху что-то ослепительно вспыхнуло. Через мгновение луч прожектора с горы Кошка осветил кромку берега.

Балашов перестал грести, и сейчас же удар волны чуть не перевернул шлюпку.

– Греби! Что же ты! – рванулся к нему Кожухарь.

Балашов уже опомнился от неожиданности и налег на весла.

Луч прожектора, описывая дугу, подбирался к шлюпке. Еще секунда, и он ее накроет. В это время с катера ударили по прожектору из пулемета длинной очередью трассирующих. Луч рывком перебросился к катеру.

Взревев моторами, «охотник» заметался, отвлекая прожектористов от шлюпки.

Разведчики не заметили, как очутились в полосе прибоя. Подхваченная накатом волны, шлюпка рванулась вперед и с треском вклинилась между камнями. Удар был настолько силен, что Кожухаря и Балашова выбросило в ледяную воду.

– Спасай рацию! – крикнул Кожухарь.

Но было уже поздно. Драгоценный груз исчез в воде. Волны яростно били обломки лодки о прибрежные камни.

По камням, по обледенелому плитняку с трудом карабкались двое разведчиков. Скользко! Окровавленные пальцы срываются с острых камней. Автоматы цепляются за выступы скал и колючий кустарник. Но разведчики упрямо ползут вперед и вперед к лагерю на Абдуге.

К полудню они выбрались на высокогорное плато. Там их подстерегал ветер, стремительный и морозный.

Обойдя глубокую расселину, они внезапно бросились в снег – прямо на них шли трое людей. Крутила поземка, очертания фигур были смутны, и это не позволяло разглядеть их одежду. Кожухарь сорвал с плеча автомат и в ту же секунду услышал:

– Бросай оружие! Живо!

Он обернулся. В трех шагах стоял высокий человек в кожанке с изготовленным к стрельбе автоматом.

– Бросай оружие, тебе говорят!

Балашов поднялся, отряхивая снег:

– Здор ово, Полтора-Ивана! Веди к командиру.

– По всем данным, орудие установлено где-то под Бахчисараем, – говорил Кожухарь, щурясь от дыма в жарко натопленной землянке. – Мне надо двух толковых парней. Впрочем, один есть. – Он указал на Балашова. – Другого подберите, чтобы хорошо знал район и город.

Виноградов с сомнением покачал головой:

– Есть такой человек, но вряд ли вам удастся проникнуть в Бахчисарай. Там штабы и вторые эшелоны противника.

– На месте будет видно, – сказал Кожухарь.

Командир отряда секунду подумал и произнес:

– Пойдете с Рындиным. Он знает все ходы и выходы.

– Тот самый Рындин? Артист цирка? – Кожухарь довольно усмехнулся.

– Тот самый. Он коммунист, крымский житель, знает хорошо район. У Рындина есть связи и в Бахчисарае.

Кожухарь удовлетворенно кивнул.

– Когда думаете выходить? – спросил начальник разведки.

– Как только будут готовы люди, – ответил Кожухарь.

Идут разведчики, и за ними по глубокому снегу тянется цепочка следов.

Искрится снег, слепя глаза. На свирепом ветру немеют лица, не хватает дыхания. Дважды пришлось переходить незамерзшие горные речки. Через первую удалось перекинуть небольшую сосенку. Следующую переходили вброд – под руками ничего не оказалось.

После переправы одежда затвердела и резала тело.

Чтобы не замерзнуть, бежали по глубокому снегу. А впереди – нетронутая целина. От теплой задымленной землянки до Бахчисарая тридцать с лишним километров – это если считать напрямик, а по занесенным снегом горам – все семьдесят.

К окрестностям Бахчисарая разведчики подходили поздней ночью.

В трех километрах от Бахчисарая, на вершине изрытой скалы, спит древняя цитадель крымских ханов – Чуфут-Кале. Скалы вокруг опоясаны ярусами доисторических пещер. От развалин древней крепости, от улиц, высеченных в камне, веет старинными преданиями.

Из-за туч показалась луна, когда разведчики подошли к Чуфут-Кале.

– Где-то здесь древнее кладбище Иосафат, – предупредил Рындин.

– Вот оно, ч-черт! – выругался Балашов, натыкаясь на какой-то памятник.

– Прекратите разговоры! – скомандовал Кожухарь.

Разведчики начали подниматься вверх.

Тусклый свет луны освещал улицы пещерного города. Нагруженные хворостом, собранным по дороге, разведчики бродили по лабиринту пещер до тех пор, пока Кожухарь не остановился.

– Вот подходящее место. Просторно и чисто.

– Каюта экстра-люкс! – засмеялся Балашов, погладив шероховатую стену пещеры.

Через несколько минут в пещере затрещал огонь. Разведчики расположились у костра. Скоро от мокрой одежды повалил пар.

– А здесь кое-кто побывал до нас… – задумчиво сказал Балашов.

– Давно? – спросил Рындин, подозрительно оглядывая углы пещеры.

– Думаю, этак лет триста – четыреста назад. А может, и тысячу.

– А-а, – протянул Рындин. – История!..

Кожухарь посмотрел на часы:

– Скоро рассвет. Немедленно спать. Я дежурю первым.

Светало.

«Только бы не было тумана», – подумал Кожухарь, расталкивая спящих партизан.

Балашов, вскочив, смущенно хмыкнул – Кожухарь всю ночь дежурил один.

– Замерзли? – спросил Кожухарь спутников. – Ничего, сейчас согреемся. Через час мы должны быть на той вершине. – Он показал на большую скалу, поднимавшуюся над пещерным городом.

Прошел час, и разведчики, согревшись от быстрой ходьбы, поднялись на вершину горы Курушлю.

Обзор отсюда оказался великолепным. Внизу громоздились скалы. Сотнями веков ветер – самый древний скульптор – выдувал песчинку за песчинкой, пока скалы не приняли образы фантастических замков и великанов. Прямо перед разведчиками разворачивалась долина Качи. Вдали темнели домики Сюрени. По узеньким тропинкам медленно двигались казавшиеся отсюда игрушечными грузовики, чуть быстрее пошевеливались похожие на жуков лимузины. Шли войска.

По каким-то незаметным, одному ему известным приметам Кожухарь распознавал спрятавшиеся зенитки, находил замаскированные укрепления.

Пушка молчала.

– Хорошо, что она не стреляет, – сказал Балашов, – но сейчас я бы предпочел, чтобы она выстрелила.

– Может, она не здесь? – усомнился  Рындин.

Кожухарь пожал плечами:

– Куда ей деваться? Такому орудию железная дорога нужна. Прокладывали специальную ветку.

Шло время. Было очень холодно, но костер разводить не решились. Вскрыли банку консервов. Вдруг земля дрогнула от далекого удара.

– Она! – крикнул Балашов.

Кожухарь засек время. Следующий выстрел последовал ровно через десять минут. Но разведчики не могли определить откуда. Прошло еще десять минут. Кожухарь, не отрываясь от секундной стрелки, поднял руку:

– Огонь!

В ответ загремело. Гитлеровцы были пунктуальны.

И разведчики опять ничего не увидели.

– Дьяволы! Они хорошо закамуфлировали орудие! – вскричал Балашов.

– Ничего, – пообещал Кожухарь, – стемнеет, и мы засечем по вспышке. А пока что намечайте ориентиры, которые будут видны в темноте.

– Вон то дерево, – показал Рындин. – Оно на фоне неба.

– И та скала.

Кожухарь кивнул.

Теперь разведчики с нетерпением ожидали ночи. Наконец короткие крымские сумерки заволокли разбросанные домики Сюрени, и сразу началась ночь.

Разведчики напряженно всматривались в темноту. Пушка молчала. Восемь часов. Тишина. Девять, десять…

Время близилось к одиннадцати.

Выстрел раздался неожиданно, вспышки заметить не удалось.

– Досадно! – Кожухарь взглянул на часы. – Ровно одиннадцать.

Прошло десять минут. Воздух стал на мгновение тугим. Протяжно загрохотало эхо.

– Кто видел вспышку? – спросил Рындин. – Я не видел.

– Никто не видел. Вспышки не было, – ответил Кожухарь.

Не было вспышки и при третьем выстреле.

– Так, – спокойно проговорил Кожухарь. – Все понятно.

Он задумался. Было ясно, что вспышку гасила какая-то сложная система. Оставалось одно: проникнуть в Бахчисарай. Но план этот был трудно выполним. Гитлеровцы по виду сразу распознали бы в них партизан. Кожухарь надеялся на темноту. Больше надеяться было не на что.

Рындин вел разведчиков через горы, нависшие над самым городом. Узенькие, кривые переулочки упирались в скалы. Заставы в таких местах не выставлялись. Эту часть города немцы считали неприступной.

– Хорошо, что ночь, – невесело пошутил Балашов. – Хоть не видно, куда ставишь ногу. Днем бы я ни за что не спустился.

– В следующий раз возьмем парашюты, – скупо усмехнулся Кожухарь.

Наконец разведчики перевели дух. Им не верилось, что спуск закончился и они остались целы. Они быстро двинулись вниз по крутому, извилистому переулку.

Рындин свернул вправо. Улицы не освещались, хотя где-то неподалеку стучал движок. Внезапно Рындин остановился. Они прислушались. Из темноты нарастал шум мерных тяжелых шагов.

– Патруль! – шепнул Кожухарь.

Спрятаться было негде – ни ворот, ни калитки. А грохот сапог раздавался все ближе. По знаку Кожухаря, они перелезли через каменный забор. Патруль прошел. Путь был свободен.

Дом, куда привел разведчиков Рындин, стоял на отлете, в маленьком глухом переулке. Партизан здесь принимали не впервые. Хозяйка, немолодая женщина с землистым лицом, поставила на стол холодную картошку и стала тонкими ломтями резать хлеб, с опаской посматривая на оружие разведчиков. Партизаны никогда еще не приходили так открыто.

При свете мерцавшей коптилки Кожухарь огляделся. Жили здесь бедно. Голые стены, посередине комнаты стол, возле него две табуретки. Да еще у окна в большом глиняном горшке цвела чахлая герань, которую с неожиданной нежностью потрогал своими большими руками Рындин. В углу тускло поблескивали образа.

Худой старик – наверное, отец хозяйки – неопределенно кивнул в сторону:

– Ну, как там?

– Ничего, дед.

– Да-а… А я вот тоже двух Георгиев имею… Еще за прошлую германскую, – сказал старик. Он сказал это без хвастовства, просто желая стать чем-нибудь ближе людям оттуда.

Хозяева слышали про орудие, которое разыскивали партизаны, но где оно установлено – не знали. Выяснилось, что местным жителям вообще ничего не известно. Всюду запретные зоны, из города никого не выпускают.

Кожухарь напряженно думал. Вдруг он оживился:

– Будем брать языка!

– Ну что ж! Этого добра здесь хватает, – сказал Рындин, вставая из-за стола и дожевывая картошку.

Разведчики шли пустынными ночными улицами, подстерегали за углами, караулили на перекрестках. Все было напрасно. Кроме парных патрулей, на улицах никого не было. А время шло. Скоро рассвет.

Где-то опять послышался мерный стук движка, и разведчики повернули в ту сторону.

В конце переулка, во дворе, отгороженном невысоким забором, раскачивалась подвешенная на шесте электрическая лампочка. При ее свете разведчики увидели несколько мотоциклов и фургон-прицеп, в котором работал движок. В стороне стоял автомобиль с кузовом-вагончиком. От прицепа к автомобилю шел толстый кабель.

– Радиостанция, – шепнул Кожухарь.

Разведчики притаились около забора. Щелкнула дверь вагончика, мелькнула полоска света. Донесся обрывок немецкой речи. Дверь захлопнулась. Грузный немец не спеша уходил в глубь двора. Вдруг он повернул и быстро зашагал к забору, за которым, согнувшись, притаились разведчики. Балашов схватился за нож. Кожухарь вцепился в его руку. Рындин рывком выпрямился и ударил немца по голове. Тот молча повалился грудью на забор.

Через четверть часа разведчики были в маленьком домике.

«Языка» примостили на табуретке и привели в чувство. У пленного громко и часто стучали зубы. Ему дали воды. Кожухарь посмотрел в солдатскую книжку пленного и начал допрос.

– Капрал Франц Гассель?

– Да.

– Воинская часть?

– Пятидесятая пехотная дивизия, рота связи.

– Ваша профессия?

Пленный оживился.

– О-о, я рабочий. Бавария, завод. Понимаете? Гроссмайстер пива. Я делал экстрапиво!..

Кожухарь оборвал его:

– Ваша военная специальность?

Пленный снова залязгал зубами:

– Мотоциклист, связной.

Кожухарь достал карту:

– Покажите зенитные батареи.

Капрал провел языком по пересохшим губам и огляделся. Возле печки сидел старик и с нескрываемым любопытством смотрел на пленного. Рядом стояли Балашов и великан Рындин. Пленный судорожно икнул.

– Ну, я жду! – повелительно проговорил Кожухарь.

Капрал наклонил голову, избегая взгляда Кожухаря, и хрипло сказал:

– Не могу.

– Можешь! – резко бросил Кожухарь.

Пленный вздрогнул, втянул голову в плечи и поспешно согласился:

– Да-да! Могу, битте!

Дрожащими руками он взял карандаш.

Наблюдения с вершины Курушлю пригодились. Показания капрала совпадали с данными разведчиков. Немец их не обманывал.

– Гут, – поощрительно сказал Кожухарь. – А теперь покажи, где новая железнодорожная ветка?

Довольный тем, что угодил, капрал с готовностью уставился на карту.

– Вот! – Он начал вести линию от основной магистрали и сейчас же положил карандаш. – Ее уже нет, разобрали… – растерянно проговорил он.

Кожухарь утвердительно кивнул головой:

– Правильно. – И, глядя на капрала в упор, вдруг спросил: – Где гросс-пушка?

Глаза пленного забегали. Он растерянно переспросил:

– Гросс-пушка?.. «Шварцхорст»?..

– Ну! – торопил Кожухарь.

Капрал покорно вздохнул.

– Здесь, – сказал он, ставя на карте крест.