Текст книги "Тропою разведчиков"

Автор книги: Георгий Северский

Соавторы: Нина Данилевская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Он смотрел, как гаснет костер. Пламя улеглось. Вверх унеслись последние искры от затаптываемых головешек. Командир группы еще раз взглянул на часы.

– Направляющие, вперед! Начинаем спуск! – скомандовал он.

Внезапно кто-то крикнул:

– Смотрите, огонь! Там, на севере!

– Это на Орлином Залете, – сказал Рублевский, вглядываясь в красноватую точку далекого костра.

Костер в горах всегда настораживает партизан. Все смотрели на маленький далекий огонек. Кому понадобился костер? Партизаны там быть не могут. Гитлеровцы? Что они могут делать ночью на Орлином Залете? Что они готовят? Во всяком случае, следует торопиться. И командир приказал ускорить спуск.

Через несколько минут Рублевского догнал связной из группы прикрытия, еще остававшейся на вершине горы.

– Товарищ командир, костер морзит.

– Как – морзит? – не понял командир.

– Сигналит морзянкой. Гаснет, вспыхивает, гаснет, вспыхивает.

Рублевский повернул обратно. Действительно, в мерцании костра была какая-то закономерность, какой-то своеобразный ритм.

– Морзянка, товарищ командир, – сказал один из партизан, служивший когда-то на флоте.

– Ты в этом уверен?

– Совершенно уверен, товарищ командир! – твердо ответил партизан.

Командир послал связного приостановить спуск.

– Вот, смотрите! Опять начал передавать текст. Читаю. Точка, тире, тире тире точка, точка точка… Вни-ма-ние…

Рублевский напряженно размышлял. Кто посылает эти таинственные сигналы? Кому они предназначены? Какое принимать решение?

А с вершины Орлиного Залета, преодолевая расстояние и тьму ночи, вновь и вновь шли вспышки сигналов: «Внимание! Внимание!»

Партизан вынул из кармана электрический фонарь.

– Прикажете отвечать, товарищ командир?

– Подождем, – сказал Рублевский. – Это может быть провокацией.

…Шли минуты, казавшиеся Весловскому бесконечными.

Но вот вдали начала вспыхивать и гаснуть в ответ светлая точка, и тогда Анатолий сел и заплакал. Он даже не знал, что плачет.

Потом он встал. Несмотря на страшную усталость, он мог снова бежать.

^{– Смотрите, огонь! Там, на севере!}

– Весловский добежал? – взволнованно спросил Юра, когда Петр Сергеевич умолк.

– Добежал. Спустя сутки мы доставили раненых на катера и потом вернулись в отряд. Сто человеческих жизней было спасено.

Глава восьмая
Поиски начались

На другой день путешественники снова углубились в лес. Теперь дорога шла уже не на подъем, а вниз – к подножию горы Басман.

Величаво тянулись ввысь огромные деревья – иные в несколько обхватов толщиной. Сквозь густую листву букового леса пробивались дрожащие солнечные блики. Стояла нерушимая тишина.

– Можно подумать – тут нет никого живого! – прошептала Наташа. – Даже птиц не слышно.

– Смотри! – Юра схватил девочку за руку.

В просвете между деревьями мелькнул силуэт оленя. Наташа чуть не закричала от восторга. Стройное животное, выбежав на лужайку, закинуло отягощенную рогами красивую голову и чутко прислушивалось.

Достаточно было легкого хруста ветки, задетой кем-то из ребят, чтобы олень испуганно прянул в сторону и стрелой умчался в лес.

– Досадно! – заметил Марк. – К ним ближе не подойдешь. Уж очень пугливы.

– А хочешь – я подползу? – предложил Женя. – От меня не убежит.

– Ты уже подползал к сосне, – усмехнулся Юра.

Женя вспыхнул, но ничего не сказал.

Время, как и накануне, летело незаметно. Ребята пополняли свои коллекции травами, камешками, шишками. Лакомились сочными ягодами ежевики.

В лесу их ожидала еще одна интересная встреча. Было совсем тихо вокруг, и вдруг неподалеку в кустах послышалось грозное рявканье. Наташа вздрогнула.

Женя тревожно взглянул на командора:

– Медведь, что ли?

Петр Сергеевич улыбнулся.

– Медведей здесь нет, ребята! Это козел-косуля выражает негодование, что по заповедным тропам бродят люди.

– Какой козел? – Вася Кузьмин подошел ближе к Запольскому.

– Тсс! Сейчас мы, может быть, увидим косуль, которых он оберегает.

И впрямь, за поворотом дороги притихшие путешественники увидели небольшое грациозное животное на точеных ножках. Косуля на мгновение замерла, всматриваясь в ребят красивыми темными глазами. Затем топнула ножкой и стрелой умчалась. В густой зелени мелькнула ее «салфетка» – светлое пятно меха около короткого хвоста.

Женя разочарованно вздохнул:

– Почему все они так быстро убегают?

– Вам еще повезло, – сказал Петр Сергеевич. – Двух лесных жителей повидали! Впрочем, олени и косули хоть и пугливы, но любопытны и легко приручаются. Особенно малыши. У меня самого на лесном кордоне был маленький косуленок; я звал его Рыжиком. Смешной, ласковый… Однако прибавьте ходу, друзья. Время не ждет.

Чем дальше в лес продвигались путешественники, тем плотнее отгораживали их горы от окружающего мира. С севера возвышалась гора Черная, западнее – Большая и Малая Чучель, с востока выход прикрывал хребет Конек и грозный массив Чатыр-Дага.

Длинный летний день подходил к концу.

– Скоро мы будем у цели, – предупредил Петр Сергеевич, – осталось с полкилометра.

Юра и Наташа переглянулись: «Скоро будем у цели, значит…»

– Женька! – тихо позвал Юра. – Держись с киркой возле нас. А ты, Митяй, смотри внимательно по сторонам. У тебя глаз лесной, зоркий. Может, заметишь какую надпись на камне, изогнутое дерево или еще что. Сейчас же тогда скажи.

– Не прозевай, Митяй, золотко! – беспокоилась Наташа. – Ведь должен же был Шитов оставить какие-нибудь приметы, когда зарыл сумку комиссара!

Митя только покосился на Наташу и ничего не ответил, он считал ниже своего достоинства разговаривать с девчонками.

– Вот за этим холмиком, возле лесной сторожки, был последний бой Василия Ивановича Кременецкого с гитлеровцами. А немного дальше партизаны похоронили его, – сказал Запольский. – Сейчас мы выйдем на Поляну Комиссара… Тише! Вот и она…

Ребята остановились и обнажили головы. Перед ними, окруженный высокими соснами, виднелся небольшой холмик с простым надгробием и короткой надписью:

«Здесь лежит комиссар Василий Кременецкий».

– На линейку! – тихо сказал Юра.

Ребята и без команды уже построились в ряд. Юные лица были серьезны и задумчивы.

Тишина царила вокруг. Лишь какая-то синегрудая птичка, задорно вертя хвостиком, свиристела свою незатейливую песенку.

Запольский подал знак идти дальше.

– Давайте наберем лесных цветов и положим их комиссару… Можно, Петр Сергеевич? – спросила, волнуясь, Наташа.

Ребята начали собирать ромашки, колокольчики, фиалки.

Потом спустились ниже, на лужайку, где решено было устроить привал. Мальчики расчищали место для ночлега, носили хворост. Вася Кузьмин, назначенный поваром, мыл ведра и тарелки.

Когда все было подготовлено, Женя поднялся, подмигнув Мите. За ними не спеша пошел Юра, к нему присоединились Марк и Наташа.

– Далеко собрались? – окликнул друзей Толей Немчинский.

– За хворостом, с вашего разрешения! – отрапортовал Женя.

– А кирку зачем тащите?

Ребята, ничего не ответив, прошли мимо.

– Ох, и вредный этот Толей! – негодовал Женя Андрющенко. – Далась ему эта кирка!

– Не зря она его интересует… – задумчиво протянул Юра. – Я вообще заметил, что Толей…

Но он не успел закончить фразу. Женя схватил его за руку:

– Ой, гляди! Дерево какое корявое. Ветка – будто рука опущена и в землю указывает. Может, там и зарыта сумка?

Митя, подойдя ближе, внимательно осмотрел скрюченную ветку.

– Это сделал ветер. Человеку так ни за что не суметь, – сказал он убежденно.

– Давайте лучше разделимся на две партии и пойдем навстречу друг другу вокруг поляны, – предложил Юра. – Осмотрим всё в радиусе пятнадцати – двадцати метров. Согласны?

Начались тщательные поиски. Но нигде не нашлось ни зарубок, ни надписей, ничего-ничего! Все же там, где ребята встречали не совсем обычной формы дерево или нагромождение камней, они начинали копать. Незаметно пролетели два часа. Пот градом лил с заговорщиков.

– Пошли! – сказал, наконец, Юра. – Толку не будет, а на привале Петр Сергеевич нас хватится. Я ему сказал, что гулять мы будем недолго.

– Как же так? – горячился Женя. – Неужели коробку с документами запрятали без всяких примет? Или, может, гитлеровцы, прочесывая лес, нашли ее? Тогда зря стараемся.

Юра вдруг ударил себя по лбу:

– Эх мы, растяпы! Ну конечно же, не мог Шитов оставить ясных примет. Он опасался, что гитлеровцы найдут сумку!

– Значит, невозможно найти? Значит, напрасно ищем? – твердил Женя.

– Почему – напрасно? – буркнул Митя. – Ты думал: копнешь – и вот она, сумка?

Ребята растерянно переглядывались.

– Приметы, конечно, есть, – неуверенно произнесла Наташа. – Только мы их не знаем…

– Об этом и речь, – мрачно согласился с девочкой Марк.

Молча направились ребята к костру. Юра незаметно отделился от товарищей. Снова обошел он всю поляну, вглядываясь в окружающее. Потом, задумавшись, присел на большой, согретый солнцем камень…

Когда пятеро заговорщиков спустились к месту ночлега, их встретил Вася Кузьмин.

– Где вы все пропадали? Мы уже пообедали. Петр Сергеевич отдыхать лег. А Юра куда девался? – В голосе Васи были любопытство и плохо скрываемая досада.

К его удивлению, все молчали, а Женя, как всегда, отшутился:

– Много будешь знать – скоро состаришься! Корми лучше своими фрикадельками.

Так ничего и не добился разобиженный Вася. Наполнив котелки ребят похлебкой, он отошел к недалеко протекавшему ручью и принялся кидать камешки в воду. За этим занятием и застал Васю Толей.

– Что, отшили тебя дружки закадычные? Не больно ты, видать, им нужен.

– Отвяжись! – рассердился Вася. – Что тебе надо?

Однако Толей не собирался уходить. Присев возле Васи, он покусывал хворостинку, искоса наблюдая за приятелем.

– А знаешь, почему они тебя в свою компанию не пускают? – вдруг спросил Толей, – они что-то скрывают от нас. У меня, брат, глаз наметанный. Не обманешь – шалишь!

– Почему ты так думаешь?

Толей таинственно шепнул:

– Кирку заметил?.. Зачем Женьке тяжесть такая? А он ее всю дорогу тащит – не расстается.

– Ну?

– А ты не нукай! Подумай лучше – зачем им кирка?.. – Толей придвинулся ближе к товарищу: – Они ею землю копали, вот что! Сам видел, лопни мои глаза!.. – Он помолчал, наслаждаясь изумлением Васи Кузьмина. – Когда они на поляну пошли, я за ними увязался. Гляжу: то в одном месте копнут, то в другом. И всё что-то доказывают друг другу, что-то ищут… Все вместе, и Марк с ними был, и Митька, и Наташка.

– Что же они ищут?

Глаза Толея заблестели и забегали.

– Спрашиваешь! Клад, конечно! Мало ли что тут, в горах, может быть попрятано. Я от людей слышал: в годы войны некоторые оружие зарывали, а то – ценные вещи.

– Оружие Наташа искать не будет, – усомнился Вася.

– Лопух ты, право! Говорю, они клад ищут. Узнали что-то и хотят, чтобы только им одним досталось…

– А ты что предлагаешь?

– Что на них смотреть и в дураках оставаться! Проследим, как тогда с пещерой. И будем действовать.

– Нехорошо как-то за товарищами шпионить, – нерешительно возразил Вася.

– Вот те на! Это же не шпионство, а разведка. Да и какие они нам товарищи, если всё скрывают!

Последний довод, видимо, убедил Васю Кузьмина.

Юра подошел к костру, когда он уже догорал, и незаметно сел поодаль.

– Лет полтораста назад, – донесся до него голос Запольского, – места эти были совсем дикими и непроходимыми. Кругом, на многие километры, тишина, безлюдье. Только филин хохочет или сова гукает по ночам. Даже охотники боялись заходить в этакую глушь.

Ребята невольно оглянулись. Густой лес обступал лужайку. Безмолвный и таинственный под темным южным небом, он будто прислушивался к тому, что рассказывал о нем человек у костра.

– А хищных зверей тут не водится? – спросила Наташа.

– Нет, девочка. В заповеднике живут мирные обитатели: олени, косули, муфлоны, сибирские козероги… Здесь – царство зеленого друга и непуганых птиц. Для того и создан заповедник, чтобы ученые изучали в нем природу в естественных условиях.

– А сколько в заповеднике оленей, Петр Сергеевич? – опять поинтересовалась Наташа.

– Около двух с половиной тысяч, и косуль почти столько же.

– Да кто же их считал? Разве это возможно? – Женя подтолкнул внимательно слушавшего Митю.

Но Запольский сказал, что такой подсчет вполне возможен. Оленей считают во время рева (брачного периода), когда они дерутся с соперниками, или зимой «по белой тропе», замечая следы на снегу.

– Каждый наблюдатель, – добавил Петр Сергеевич, – хорошо знает животных на своем участке. Я ведь и сам долго работал лесным наблюдателем.

– А что вы тогда делали? – В глазах таежника Мити светилось любопытство.

– Ухаживал за животными, описывал встречи с ними, отмечал в дневниках, когда начинает таять снег, когда распускаются листья, когда птицы улетают на зиму. Ведь птиц у нас тоже великое множество. И черные грифы, и орлы разных пород, и соколы, и сычи. А певчих птиц сколько! С самой ранней весны до первых холодов поют птицы. Да вот послушайте!

Ребята притихли. Издалека до них доносилось монотонное «сплю-сплю, сплю-сплю».

– Птица сплюшка, – засмеялся Запольский. – Она всю ночь будет вас убаюкивать до рассвета. А в самом деле, не пора ли на боковую, ребята?

Юра смотрел безразличным взглядом на остывающие угли, на товарищей, которые, весело перекликаясь, устраивались на ночлег. «Неужели поиски бесполезны, – думал он. – Неужели нам не удастся найти…»

Вдруг чья-то рука тихонько тронула его за плечо. Оглянулся – Наташа.

– Не огорчайся, Юрча! – расслышал он шепот. – Мы найдем. Обязательно найдем! А что трудно – это даже интересней.

– Не придумаю, как и искать дальше, – сознался Юра. – Ведь Шитова нет в живых. Адреса Балашова, слышавшего последние слова ординарца, мы не знаем…

– Ну и что? Узнаем этот адрес! Вот повидаем в совхозе Рындина, у него и спросим насчет Балашова. Все будет хорошо, увидишь.

Юра благодарно сжал руку девочки.

Через несколько дней неподалеку от ворот школы, пыхтя и фыркая, остановился грузовик. Стоявшие на дороге ребята сразу узнали «свою» машину. Шофер пошел за водой – долить в радиатор.

Вперед храбро выступила Наташа:

– Вы в совхоз едете? Скажите, вернулся из Москвы Рындин?

Шофер кивнул.

– Подвезите туда! Нас пятеро, – попросила девочка.

– Хорошо, что не двадцать! – засмеялся водитель. – Что с вами делать? Лезьте наверх!

Друзья не заставили себя просить. Машина тронулась.

Если бы кто-нибудь из пятерых оглянулся, то мог бы заметить две ребячьих головы, то и дело приподнимавшихся из-за соседнего забора. Как только грузовик скрылся, на дорогу вышли Толей и Вася.

– В совхоз поехали. Слышал? – недоумевал Вася Кузьмин. – Чего им там понадобилось?

Толей прищурился:

– Уж, конечно, не зря туда покатили. Будь уверен. – И вдруг толкнул приятеля локтем: – Постой, постой! Кажется, я догадываюсь…

Приехав в совхоз, ребята расспросили, где живет бригадир, и зашагали по указанной им тропе. Рабочий день окончился. Бригадир, наверное, уже дома, но как начать разговор? Друзья чувствовали себя не совсем ловко.

– Еще неизвестно, тот ли это Рындин. Прежде чем его расспрашивать, надо узнать, – выразил сомнение Марк. – Если же…

– А я что говорю! – живо обернулся к нему Женя. – Наташа уверяет – тот самый, так ведь она нашего Семена Трифоновича в глаза не видела. А мы-то его знаем. Разве такие герои бывают! Я однажды слыхал… помнишь, когда мы участок пололи… на него звеньевая ка-ак напустилась. Вовсю ругалась! А Семен Трифонович оробел: провинился, говорит, виноват. Звеньевой испугался. Подумаешь!

– Так ведь Варвара Артемовна сама сказала: партизанил, разведчиком был, – не очень уверенно заметил командор.

– Мало что женщины наболтают! – вдруг вмешался Митя. – Может, и партизанил. Только, конечно, он не тот, про кого Запольский рассказывал.

– Юрча, на спор! – разгорячился Женя. – На твой ножик, ладно?

Юра кивнул:

– А ты чем отвечаешь?

– Если проиграю, что хочешь бери! – расщедрился Женя. – Мне ничего не жалко.

Дверь в чисто побеленный, увитый вьющимися розами домик бригадира была открыта. На крылечке стоял могучего телосложения человек в белом фартуке и мыл посуду. Тщательно ополаскивая в тазике тарелки, он ставил их сохнуть на солнце. «Добродушный великан», – вспомнила Наташа Юрино определение.

Женя толкнул Юру локтем.

– Герой! Посуду моет! – шепнул он.

Увидев ребят, великан смущенно заулыбался:

– Ко мне, что ли? Заходите!

Ребята гуськом, стараясь не смотреть на влажные тарелки, прошли в дом.

– Я сейчас, – крикнул вслед Рындин, – кончу хозяйничать! Жинка на два дня к сестре уехала…

– «Жинка»! – Женя скорчил гримасу и подмигнул Юре. – Увидишь, ножик мой будет.

– Посмотрим! – Юра перевел взгляд в угол комнаты, где на коврике были аккуратно сложены гантели, гири и небольшая штанга. – А это что? Физкультурой он, что ли, занимается?

– Такую-то и я подниму! – Женя кинулся к штанге.

Вошедший в комнату Рындин, чуть улыбаясь, смотрел, как мальчик взялся за штангу и с побагровевшим лицом выпустил ее, даже не стронув с места.

– Что же ты? – поддразнил Марк. – Выжимай, не бойся!

Сконфуженный Женя схватил гирю. Ему удалось немного ее приподнять, но тут гиря вырвалась из рук и с грохотом покатилась под стол. Женя, потеряв равновесие, споткнулся о штангу, схватился за прислоненный к стене рулон бумаги и вместе с ним растянулся на полу.

Ребята и бригадир бросились наводить порядок. Женя, растерявшись, сидел на полу, не сводя глаз с Рындина. Тот положил на место гирю, легко поднял штангу и перенес ее в другой угол.

– Вот это да! – выдохнул Женя. Бригадир обвел ребят смеющимся взглядом:

– Ну, какое же у вас ко мне дело?

– Ой, что это? – вдруг вскрикнула Наташа, глядя на развернувшийся рулон.

Это была цирковая афиша. На ней крупными буквами было напечатано:

С РАЗРЕШЕНИЯ ГОСПОДИНА КОМЕНДАНТА

СИЛОВОЙ АТТРАКЦИОН.

ВЫСТУПЛЕНИЕ АРТИСТА ЦИРКА

ИВАНА КОЛЕСОВА.

ПЛАТА ПО ЖЕЛАНИЮ

Мальчики, тесно сбившись, рассматривали афишу.

– Семен Трифонович, кто такой Колесов? – спросил Юра.

– Весь мой «уголок воспоминаний» вы разорили, – смеялся подошедший к ребятам Рындин. – Кто Колесов? Колесов – это я. Ну, говорите: зачем ко мне пожаловали?

Но ребятам было не до деловых разговоров, они окружили Рындина, не сводя с него восхищенных глаз.

– Вы Колесов? Разве вы в цирке работали? – Наташа, забывшись, держала бригадира за рукав.

– В разведке в годы войны бывал, а в разведке и не то случается, – серьезно ответил Рындин. – Циркачом я был не один, а с хлопчиком вроде вас. Его звали Васей.

Все хорошо помнили Васю по рассказам Запольского.

Ведь он был проводником, когда партизанский отряд шел на Абдугу. Теперь у ребят не осталось сомнений – перед ними стоял тот самый Рындин. И все, что с ним происходило в отряде, было, наверное, так интересно, что все забыли о цели прихода, а спорщики даже забыли о ноже.

– Семен Трифонович, расскажите! – Наташа привстала от волнения на цыпочки. – Расскажите о цирке!

– Что с вами делать? Придется! – засмеялся бригадир.

Глава девятая
Артист цирка

Зима на Абдуге установилась прочно. Глухо и протяжно стонали под напором ледяного ветра деревья.

Ночью шел снег. Хмурый рассвет застал продрогших партизан у костров.

На СП тоже горел костер. Секретная поляна, сокращенно СП, – так прозвали партизаны поляну возле лагеря, где проводились совещания командиров.

На поляне у костра сидели командир, комиссар и начальник разведки.

Еще более суровый, чем обычно, Панин в который уже раз вчитывался в текст полученной ночью срочной шифровки из Севастополя:

«..Установлено, что к нам заброшен вражеский агент. По его целеуказаниям с аэродрома в квадрате 18–34 карта Л-115 авиация бомбит жизненно важные объекты города. Меры, предпринимаемые контрразведкой, пока результатов не дают. Организуйте наблюдение за аэродромом, пошлите в помощь подпольщикам своего человека. Пытайтесь перехватить каналы связи агента».

Покосившись на Виноградова, командир хмуро спросил:

– Ну, какое будем принимать решение, товарищ начальник разведки?

– Будем, очевидно, выполнять задание командования, – неторопливо ответил Виноградов.

Панин привстал. Ему явно хотелось сказать что-то злое, язвительное. Но, посмотрев на невозмутимого разведчика и спокойно наблюдавшего за ними обоими комиссара, усмехнулся и сел.

– Что ж, решение правильное… – иронически протянул он. – Но, может, у вас есть и более конкретные предложения – как именно выполнить это задание?

Виноградов медленно прочищал засорившуюся трубку.

– Да, Юрий Владимирович, есть, – спокойно сказал он. – Сейчас я вам и Василию Ивановичу доложу свой план…

…Неузнаваемо изменился облик оккупированного города. Печатая шаг, по улицам проходили немецкие патрули. Встречные отводили глаза и торопились пройти мимо знакомых зданий, в которых разместились учреждения с такими чуждыми наименованиями; «Городская управа», «Биржа труда», «Полиция».

Повсюду расклеены приказы на русском и немецком языках. Приказами оккупанты пытались управлять всей жизнью горожан. Большинство начиналось со слова: «Запрещается».

Запрещалось выходить из дома позже восьми часов, запрещалось зажигать свет и топить печи в квартирах позже десяти. Запрещалось уходить из города без специальных пропусков. Многое, раньше совсем обыденное, запрещалось. Казалось, эти серые листки скоро запретят жить, дышать воздухом…

Солнце сегодня брало верх над январским морозом. Журчала капель, тонкий, подернувший лужи лед ломался и хрустел под ногами. Идти было скользко.

Мальчик, помогавший огромному мужчине в овчинном полушубке катить тяжело нагруженную тачку, споткнулся и чуть не упал.

Торговка семечками, взглянув на эту пару, равнодушно сказала соседке:

– Актеры опять идут. Глянь! Как потеплее – и они здесь.

Базар в оккупированном городе – самое оживленное место. Здесь не только происходит купля-продажа разного скарба и продовольствия. Это, пожалуй, единственное место, где можно встретить знакомых, перекинуться новостями, даже узнать правду о фронтовых делах.

Бродят по базару немецкие и румынские солдаты, щелкают семечки, меняют хлеб и консервы на ценные вещи. Люди с истомленными голодом лицами отдают все когда-то нажитое добро за муку, за кусок съестного.

Бывают на базаре и «культурные развлечения»: то зальется гармонь, сопровождая незатейливую песенку, то фокусник потянет из рукава мальчишки платок, и какое-то подобие улыбки появится на лицах зрителей. Вознаграждают «артистов» кто чем может.

Мужчина и мальчик поставили тачку возле рундуков, перед которыми была большая площадка. Мальчик достал ярко размалеванную афишу и приколотил ее к стойкам. На афише значилось:

С РАЗРЕШЕНИЯ ГОСПОДИНА КОМЕНДАНТА

СИЛОВОЙ АТТРАКЦИОН.

ВЫСТУПЛЕНИЕ АРТИСТА ЦИРКА

ИВАНА КОЛЕСОВА.

ПЛАТА ПО ЖЕЛАНИЮ

Затем мальчик ловкими движениями расстелил коврик, поставил на рундук коробку с надписью «Касса». Пока мужчина выгружал из тачки гири и большую штангу, мальчик, скинув пальтишко, легко прошелся колесом и, кланяясь, раскинул руки, подражая заправскому циркачу. Толпа вокруг тачки росла. Подходили падкие до зрелищ немецкие и румынские солдаты, собирались местные жители…

Гул восхищения пронесся среди зрителей, когда, сбросив полушубок, ленивой походкой на ковер вышел Иван Колесов.

– Зер гут! Колоссаль! – воскликнул рыжий ефрейтор, стоявший в первом ряду, глядя на мускулистый торс, крепкие ноги, крупную голову циркового артиста.

Колесов поднял тяжелые гири и начал ими жонглировать. Потом силач взял штангу. Он поднимал ее стоя и лежа, крутил на шее. В заключение, под гром аплодисментов, посадил на штангу мальчика и без толчка, плавным жимом, поднял его высоко над головой.

Представление кончилось. К кассе потянулись руки зрителей. Бросали рубли, оккупационные марки, клали ломти хлеба…

Колесов считал выручку. Бородатый крестьянин с мешком за плечами бережно положил в кассу несколько картофелин. Артист услышал быстрый шепот:

– От начала улицы – третий дом справа. Завтра…

Хлопьями повалил мокрый снег. Базар пустел.

^{– Ти есть феномен. Зер гут! – восторженно сказал рыжий ефрейтор.}

В поселке Сосновка безлюдно и тихо. Местных, коренных жителей здесь почти не осталось. Они выселены, а их дома заняли летчики, офицеры и солдаты БАО – батальона аэродромного обслуживании. Немногие оставшиеся крестьяне вместе с военнопленными числились в рабочей команде аэродрома. Под присмотром гитлеровцев они расчищали дороги и площадки, рыли капониры.

Аэродром строго охранялся специальными эсэсовскими частями. Недавно сюда был переброшен авиационный полк тяжелых бомбардировщиков «Голубые кресты». Полк этот считался одним из лучших в составе восьмого воздушного корпуса фон Рихтгофена. «Крестоносцами» были только летчики-асы. Вместе с полком прибыл и новый начальник БАО майор Фурст.

Отто Фурст сразу заскучал в этой дыре. По вечерам офицеры коротали время за бутылкой вина, солдаты посещали пивную, открытую на окраине. И все же мертвящая скука одолевала всех.

С тем большим любопытством разглядывали солдаты мужчину и мальчика, толкавшего нагруженную тачку к площадке у пивной. А когда мальчик повесил на стену яркую афишу и артисты начали готовиться к представлению, солдаты окружили их тесной толпой, радостно гогоча и отпуская шуточки. В числе зрителей был плотный рыжий ефрейтор, восхищавшийся силой Колесова еще на городском базаре.

Когда упражнения со штангой кончились, солдаты заспорили. В споре принимал участие и рыжий ефрейтор. Рослый солдат показывал ефрейтору на штангу, крутил головой и что-то настойчиво повторял.

– Не верят они нам, – шепнул мальчик циркачу. – Сомневаются, что тяжести настоящие.

– Ну и черт с ними! – равнодушно ответил Колесов.

Гитлеровец, распаленный спором, подошел к Колесову. Показывая на штангу и на себя, он быстро что-то заговорил.

Поняв его жесты, артист кивнул:

– Битте!

Солдат примерился, ухватил штангу и, напрягшись, приподнял ее немного от земли, но сейчас же бросил. Лицо его стало багровым. Зрители дружно загоготали.

Рослый солдат сердито посмотрел на них выпученными глазами и снова попытался поднять штангу, но так же неудачно. Хохот усилился. Посыпались острые шутки. Особенно изощрялся рыжий ефрейтор.

Мальчик с опаской покосился на гитлеровцев: вдруг разгневаются? Но ефрейтор добродушно улыбнулся и одобрительно похлопал Колесова по плечу.

– Ти есть феномен. Зер гут! – восторженно сказал он. По его знаку солдаты положили в «кассу» две буханки хлеба.

Зимний день короток. Было уже темно, когда Колесов и его помощник постучались в двери небольшого бревенчатого домика, третьего от начала единственной улицы поселка.

Дверь открыла худощавая женщина. Она, должно быть, стирала. В полуоткрытые двери вырвались клубы пара.

– Хозяина нет, – покачала головой женщина. – Он в команде работает на аэродроме. Снег чистит. Да вы заходите, господа артисты, – пригласила она, вглядевшись в крупную фигуру Колесова. – Вон какой снег пошел. Вернется муж – договоритесь с ним. Заночуете. А тачку под навес можно поставить.

К вечеру поднялась метель. Холодный, порывистый ветер бил в окна с такой силой, что дрожали рамы. Майор Отто Фурст взглянул на часы. Еще нет девяти, а в этой берлоге полная тьма и безлюдье. И тишина – даже собака не тявкнет.

Майор нервно зевнул. Чем заняться в этот вечер? Пойти перекинуться в карты? Распить бутылку вина?

Он вспомнил, что отпустил своего денщика Ганса на солдатскую вечеринку.

«Скажу часовому, пусть проводит», – решил Фурст и стал одеваться.

Майор толкнул дверь и спустился с крыльца. Ветер и сухой, колючий снег ударили ему в лицо. Подняв воротник, он осмотрелся. Укрываясь от ветра, за углом дома жался часовой.

– Ком хир! – позвал его майор и вскрикнул, увидев перед собой незнакомое усатое лицо. Удар прикладом сбил майора с ног.

Через секунду, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, Отто Фурст лежал на снегу.

«Партизаны!» – обожгла страшная догадка.

Двое – один в полушубке, другой в шинели с убитого часового – наклонились над майором. Фурст застонал, и в ту же минуту чья-то огромная тень перемахнула через забор. Послышались ругательства. Мелькнул в воздухе выбитый из рук партизана автомат. В руках другого блеснул нож. Мгновение – и страшный удар отбросил человека с ножом далеко в сторону. Схватив лежавший на снегу немецкий автомат, незнакомец неловко дергал затвор, пытаясь открыть стрельбу. Но партизаны уже успели исчезнуть.

Незнакомец легко поднял майора, внес его в дом, освободил от пут. Когда в комнату, привлеченные шумом схватки, вбежали перепуганные солдаты караула и поднятые по тревоге офицеры, Отто Фурст уже обрел дар речи.

Слушая рассказ офицера, гитлеровцы то приходили в негодование от дерзости партизан, то с изумлением смотрели на уже знакомую им фигуру артиста цирка, выручившего майора. Рыжий ефрейтор, улыбаясь до ушей, поздравлял своего «старого приятеля».

А силач спокойно стоял в стороне, щурясь от яркого света, и равнодушно поглядывал на суетившихся гитлеровцев.

– Ти есть храбрец, есть кароши германски патриот. Как тебя зовут? – спросил майор.

От похвалы легкая тень улыбки скользнула по неподвижному лицу артиста.

– Фамилия моя Колесов, зовут Иван Григорьевич, – растягивая слова, ответил он.

Майор приказал денщику щедро накормить артиста и оставить переночевать в кухне.

Утром майор, отоспавшийся и отдохнувший после вчерашнего приключения, позвал Колесова к себе.

– О, мой брави храбрец! – ласково приветствовал он силача. – Я имею разговор… Садись, Иван!

Колесов опустился на низенькое кресло, затрещавшее под его могучей фигурой.

– Я есть немецкий офицер, – начал майор Фурст, попыхивая сигаретой. – Ти есть российский… как это сказать… житель. Да, житель! Немцы хотят дружба русски Иван. Ферштейн? – Майор протянул Колесову сигареты. – Кури, битте! Ти есть спасатель немецки офицер. Будешь его хранить. Поступаешь служба – хранить майор Фурст. Согласен?

Лицо Колесова ничего не выражало. Понял ли этот русский, какая честь ожидает его?

– Ти поняль? – уже с оттенком нетерпения спросил Отто Фурст. – Поступаешь служба сюда. – Он ткнул себя в грудь пальцем. – Деньги, много деньги, хлеб, сало!

Равнодушное лицо силача слегка оживилось. Он кивнул.

– О, карош! Я зналь. Иди город, запирай квартира, бери вещи сюда.

Майор поднялся. Встал и Колесов.

– Севастополь скоро капут! Война – нет, – важно добавил майор. – Будешь варьете, цирк! Ферштейн? Будешь знаменити артист.

И, похлопав Колесова по груди, он расстался с ним.

Уже почти две недели работал Колесов у майора Фурста. Работа была нетрудной – всюду следовать за хозяином. Напуганный покушением, командир БАО даже на аэродром не ездил без своего телохранителя. Колесов, одетый в немецкую форму, не привлекал ничьего внимания. Дожидаясь майора, он дремал, сидя на солнце, или покуривал сигарету, ничуть не интересуясь окружающим.