Текст книги "Джэксон остается в России"

Автор книги: Георгий Свиридов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Ни черта ты не понимаешь, – Иллай отодвинул тарелку. – Русский царь приказал стрелять в народ!

– В свой народ? – удивилась Рита.

– Глупости, – сказала миссис Джэксон. – Как это царь будет стрелять в своих людей?

– Вот так, очень просто. Люди пошли к нему, как мы, когда бастуем, на переговоры. А он велел солдатам стрелять.

– В безоружных? – Сид, прислушивавшийся к разговору, даже приподнялся на локтях.

– Да. В газетах так сообщают.

– Что же теперь там будет? – вздохнула мать.

Иллай немного помолчал, обдумывая в уме, говорить им или не говорить, потом понизил голос:

– У нас на заводе говорят, что в России начинается революция.

Сид с нескрываемым интересом прислушивался к разговору. Вот бы сейчас ему очутиться в снежной России. Обязательно дрался бы с царскими солдатами так, как отряды Линкольна против рабовладельцев. И, конечно, он отличился бы в боях, стал героем. Хорошо быть героем! Сид вспомнил страницы из учебника истории, портреты героев американцев. И вздохнул. Ну чего можно добиться здесь, в этом тусклом Нью-Йорке? Ни войны, ни вообще ничего интересного. Он с завистью посмотрел на старшего брата. Да, ему хорошо так рассуждать. Иллаю скоро двадцать стукнет, в армию может пойти, там только дурак не захочет стать героем. Ведь в армии это очень легко!

Что же касается Риты, то события в России не произвели на нее особого впечатления. Мало ли что может случиться в далеких странах! Если читать газеты, то в них всегда найдешь про разные страны и необычные вещи. Риту больше волновала их собственная жизнь.

– У нас теперь все работают, – сказала она. – Сид сегодня принес свой первый заработок.

Иллай недоверчиво покосился на младшего брата.

– Что ж он принес? Синяк под глазом?

– И семьдесят центов наличными! – Рита показала на конверт, который лежал на тумбочке матери.

У Сида гулко стучало сердце. Наконец-то он стал равноправным членом семьи! Теперь никто не посмеет упрекать его, что он даром ест хлеб. Мысли были светлые и радостные. Жизнь сразу стала солнечной. И как бывает в таком возрасте, фантазия взяла верх над юношеским рассудком и на волнах гордости и радости устремилась вперед, понесла в будущее, которое рисовалось сказочно богатым и красивым.

– Покажи, что у тебя с глазом, – Иллай наклонился к Сиду.

– Пустяки.

– Все большие неприятности начинаются с пустяков.

Иллай осмотрел синяк, ощупал его, сменил свинцовую примочку.

– Болит?

– Ну чего ты ко мне пристал? «Болит, болит», – Сид скривил губы, передразнивая брата. – Через два дня заживет. Первый раз, что ли? Отстань, я спать хочу.

И повернувшись на бок, накрылся с головой. Иллай ничего не ответил. Он отошел от Сида, взял стакан и стал поливать цветы. Он всегда, перед тем как лечь спать, поливал их. Сид, чуть приподняв одеяло, наблюдал за братом. Лицо Иллая стало грустным и задумчивым. О чем он думает? Конечно же, о своих цветах. Сид не раз слышал о том, как Иллай просил мать купить новые горшки для кактуса и лимона. Им тесно, они выросли – и если не пересадить их, то скоро завянут! Мать в каждую получку обещала выполнить эту просьбу, но скудный бюджет семьи не позволял такую роскошь. Сиду стало жаль старшего брата. Ну что плохого в том, что он любит цветы? Конечно, этим делом следует заниматься девчонкам. Сид посмотрел на сестру. Нет, Рита не любит возиться с цветами. У нее в голове не розы, а женихи. И Сид решил обязательно купить для Иллая цветочные горшки.

– Мама, сколько лет Сиду?

– Четырнадцатый, а что?

– Пора за ум браться, – Иллай говорил неторопливо, как бы взвешивая слова. – Хватит глупостями заниматься. Они к хорошему не приведут.

– И я так думаю.

Сид чуть не подпрыгнул на постели. Бокс, выходит, – глупости?! У него сперло дыхание. Он готов был заплакать от обиды. Завидно ему, Иллаю, вот что! И от этой зависти он испортит Сиду будущее. Конечно. Когда ему, Иллаю, было четырнадцать, он даже цента не принес домой.

– Я завтра переговорю на заводе с мастером, и с понедельника пусть готовится на работу.

– А как же школа? – спросила Рита.

– Школа, к сожалению, кормить не будет. Я ее не кончил, и ты не кончила, и многие так… А вот если он с такого возраста начнет приучаться к мастерству, то к двадцати годам может стать квалифицированным рабочим.

Юный боксер не выдержал:

– Тебе завидно, что я заработал деньги, вот ты и злишься!

– Я думаю о твоем будущем, – обернулся к нему Иллай.

– Ты лучше думай о себе!

– Сид! – У миссис Джэксон сдвинулись брови. – Надо уважать старших.

– На завод я все равно не пойду!

– Кем же ты будешь? Бродягой?

– Боксером.

– А если тебя искалечат?

– Не искалечат! Против каждого удара есть защита.

– Ты еще глупый.

– Что хотите делайте, а на завод я не пойду! Не пойду, и все. – Сид отвернулся к стене и, глотая слезы, упрямо твердил: – Не пойду!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Трудно спорить с братом, которого считаешь почти равным по правам и признаешь только его преимущество в возрасте. На каких-то шесть лет старше! А тоже, лезет с советами, поучает и наставляет. Как будто он один больше всех знает и понимает в жизни. А Сид и слушать его не будет! Ведь перед ним открываются такие необыкновенные возможности. Подумать только: сын трубопроводчика станет чемпионом! Иллаю просто завидно!

В том, что Иллаю завидно, Сид не сомневался. Иначе почему он затеял эту войну против него? Да еще мать начал восстанавливать против Сида. Разве это по-честному? Сид видел по ее глазам, что она не против того, чтобы он пробивался в чемпионы. Так нет же, Иллай постарался переманить ее на свою сторону. Обрадовался, что зарабатывает пока больше всех других в семье, вот и командует. Думает заставить его сменить боксерские перчатки на грязные рукавицы трубопроводчика! Не выйдет! Напрасные старания!

И чем больше Сидней думал, тем сильнее убеждался в своей правоте.

Напрасно Иллай старался внушить свои суровые доводы восторженному Сиду. Трезвый расчет и логическая убежденность не могли остудить горячую романтичность юного боксера, познавшего первые успехи. Напрасно Иллай призывал брата одуматься и послушать старших. Сколько таких, как он, живет в каждом штате от берегов Атлантики до Тихого океана? Тысячи, десятки тысяч. А в чемпионы выбиваются единицы. Да и то на вершине славы и почета держатся недолго. Даже в лучшем случае не более семи-восьми, в крайнем случае, десяти лет. А дальше что? Что делать чемпиону, скажем, после тридцати лет, когда он сойдет с ринга? Как жить, когда в руках есть только боксерские перчатки, которые уже не приносят заработка?

Сид упрямо твердил свое:

– Буду боксером!

– А потом?

– Когда сойду, на завод пойду, к тебе.

– Поздно будет.

– Ты сам говорил, что учиться никогда не поздно.

Однажды после крупного разговора с братом Сид направился в спортивный клуб, надеясь посоветоваться с тренером. Максуэлл всегда относился к нему доброжелательно и, конечно, поможет найти правильное решение.

В Ридженклабе Сидней, к радости своей, встретил Максуэлла и мистера Тэди. «Это настоящая удача! – подумал юный боксер, пожимая им руки. – Сама судьба идет мне навстречу!»

Максуэлл не раз вспоминал впоследствии, что, приди Джэксон часом раньше, все в его жизни могло быть по-другому. Старый и опытный профессиональный боксер, загубивший свою молодость и жизнь в квадратной клетке ринга, ни за что не пожелал бы своему лучшему ученику повторить его ошибки, бросаться с закрытыми глазами в то болото, из которого он, Максуэлл, все еще никак не может выкарабкаться. Липкая и цепкая грязь денежных отношений засасывала его все дальше и глубже, заставляя выполнять то, против чего на протяжении многих лет безуспешно боролась его совесть. Да, все могло бы быть по-другому…

Мистер Тэди был восхищен победой Джэксона. И это восхищение имело реалистическую основу. Антрепренер отлично разбирался в боксе и боксерах. Бурный финиш Джэксона в третьем раунде говорил опытному дельцу о многом. Он верил, что технику и тактику можно отшлифовать до совершенства в ходе тренировок и боев, но смелость и воля к победе – врожденные качества. Их на тренировочных занятиях не воспитаешь. Эти качества даются человеку с молоком матери, и их можно только усилить и довести до совершенства. Мистер Тэди смотрел на юного Джэксона, как агроном-селекционер смотрит на крупное зерно, найденное среди тысяч обыкновенных зерен пшеницы, а видит в нем бескрайние поля будущих небывалых урожаев.

– Так, значит, настаивают, чтобы пошел на завод?

– Да, – Сидней, затаив дыхание, ждал ответа. Что скажут эти два человека, открывшие перед ним дверь в сверкающую жизнь спортивных знаменитостей?

– А ты, крошка, как сам думаешь? – Мистер Тэди испытующе смотрел на Сида.

Джэксон покраснел, словно его уличили в чем-то нехорошем, и опустил голову:

– Хочу быть боксером.

– Вот настоящий ответ! – Мистер Тэди дружески хлопнул Сида по плечу. – Молодчина! Ты посмотри на него, Мики! А? Настоящий мужчина! А как он работал на ринге! Прелесть! Так неужели будущую гордость Америки мы дадим в обиду? Конечно же нет! Верно, Мики?

Что мог сказать Максуэлл? Кто его знает, может, судьба Джэксона будет иной, и счастье улыбнется ему.

– Знаешь, малыш, я пришел в Ридженклаб специально за тем, чтобы увидеть тебя.

– Меня? – Сид от удивления заморгал Глазами.

– И знаешь зачем? Не догадываешься?

Джэксон отрицательно закачал головой.

– Я пришел, чтобы обрадовать тебя. С сегодняшнего дня повышается твой гонорар. Теперь за каждую победу будешь получать, – мистер Тэди сделал паузу, посмотрел на Максуэлла, потом снова на Сида, – будешь получать по три доллара. Да, три доллара за победу. А за поражение только один.

У Джэксона все засверкало перед глазами. Три доллара! Он с недоверием покосился на мистера Тэди. Может быть, он пошутил? Но нет, тот совершенно серьезен. Три доллара! И у Максуэлла ни тени улыбки, он серьезен и озабочен. Три доллара! Ну, держись, Иллай! Когда брат узнает об этом, он лопнет от зависти. Шутка ли, за один бой – три доллара!

Мистер Тэди ласково потрепал Джэксона по шевелюре:

– Надеюсь, ты знаком с действиями арифметики и понимаешь, что три доллара в три раза больше, чем один. Ясно, чем пахнет? То-то!

На прощание мистер Тэди сказал, чтобы химический завод он навсегда выкинул из головы. Сид не знал, как благодарить таких замечательных, отзывчивых и добрых людей, как мистер Тэди и Максуэлл. Он никогда их не забудет. Он всю жизнь будет обязан им.

2

Иллай так и не смог переубедить брата. И чем больше Иллай настаивал на своем, тем упрямее становился Сид. Возникшая между ними холодность грозила вырасти в полную отчужденность.

Чуткое сердце матери подсказывало миссис Джэксон, что так долго продолжаться не может. Она старалась примирить их, принимая сторону старшего и доказывая его правоту туго скрученным полотенцем. Однако выбить «глупости» из головы упрямого Сида и ей не удалось. Чуть ли не ежедневно возникали горячие, резкие споры. После каждой стычки Сид все больше и больше уходил в себя. Он стал замкнутым и неразговорчивым, избегал встреч с братом. Сид готов был переломать и вышвырнуть из комнаты все цветы, которыми так дорожил брат. Разве это мужское дело заниматься фикусами и кактусами?

Конечно, матери нравится Иллай. Не курит, не пьет, как другие его сверстники, все деньги до последнего цента отдает ей. Ну что из того, что он стал квалифицированным трубопроводчиком? Трубопроводчик – и все. И так до самой смерти. Обидно!

Временами возникала жалость к брату, к его несчастной судьбе. Нет, Сид вырвется из этого заколдованного круга, из этого грязного района, где каждый камень противно пахнет. Сид возненавидел химический завод, который, как чудовище, но не в сказке, а наяву, затягивает молодых людей, держит их в своем вонючем нутре и выплевывает уже никуда не годными стариками или трупами. Неужели Иллай этого не видит и не понимает? Он упрямо твердит о каком-то едином коллективе, о рабочей солидарности, классовой борьбе. При чем здесь коллектив, когда каждый рабочий трудится только для того, чтобы заработать на жизнь? И о какой солидарности можно вести речь, если каждый стремится заработать больше другого? Ведь и там, как на ринге, – кто победил, кто сделал больше другого, тот и получает больше.

Но Иллай был не один. Все словно сговорились, и каждый на свой лад повторял то, что говорил Иллай. Даже отец Жака, Морис Рэнди, к огорчению Сида, принял сторону Иллая. Так казалось Джэксону. Иначе почему он запретил Жаку тренироваться и устроил его учеником на проклятый химический завод? Друзьям пришлось расстаться. Правда, не насовсем, но они теперь встречались лишь по воскресеньям. А воскресенье так коротко, что человеку, прокоптевшему шесть дней среди вони химического завода, не хватает времени даже для того, чтобы хоть немного проветрить свои легкие. У Жака появились новые интересы, новые знакомые. Он с нескрываемой гордостью рассказывал о них другу. Сид слушал его рассеянно – опять про завод!

Три доллара, которые время от времени он приносил домой, не выручали. Его не попрекали, но молчаливые взгляды были красноречивее слов. Ложка с супом не лезла в рот, хлеб, заработанный Иллаем, застревал в горле. Но он не желает сдаваться! Он не хочет! И этот хлеб, и этот суп, и эти штаны, которые куплены на деньги Иллая, все, все он, Сид, берет только взаймы. Не иначе. Только взаймы! Он отдаст, возместит все расходы, рассчитается до последнего цента. Ну как они этого не понимают?!

Шли месяцы, а заветная мечта была все так же далека и недосягаема. Правда, спортивное мастерство значительно выросло, техника стала совершеннее, Сид научился бить коротко и без замаха, бить в четверть силы и наносить удар, в который вкладывал всю свою мощь и вес всего тела. Ноги приобрели упругую легкость, а тело – выносливость. Он умел расслабляться и мгновенно напрягаться, научился отдыхать в короткие паузы между атаками и умел видеть, да, видеть начало удара противника. Сидней рос спортсменом, и Максуэлл с радостью отмечал, что в свои пятнадцать лет он против Джэксона ничего не стоил.

Выручила Рита. Она как-то вечером подсела к Сиду, который только что вернулся с тренировки.

– Братишка, а ты пошел бы к нам работать?

Сид хмыкнул.

– В мастерскую, за швейную машинку?

Но Рита пропустила мимо ушей насмешливый тон.

– За швейными машинами все места заняты. Я о другом. Олт-Гайтман ищет парня для разноски выполненных заказов.

Сид насторожился. Кажется, это то, что ему надо. Ни за станком, ни за швейной машиной торчать весь день он не хочет. Быть разносчиком не так уж плохо: во-первых, целый день на улице, дышишь свежим воздухом, во-вторых, на ногах – неплохой дополнительный тренаж.

На следующее утро Джэксон почтительно стоял перед толстым седым хозяином небольшого ателье «Олт-Гайтман и K°». У старика были проницательные глаза и розовые гладкие щеки. Серая клетчатая жилетка стягивала его живот, на котором поблескивала массивная золотая цепочка. В правой руке он держал ножницы и сантиметр, а левой поправлял очки, которые криво сидели на мясистом крупном носу.

– Так-так, молодой джентльмен, вы мне вполне подходите. Работа у нас хотя и не сложная, но достаточно важная.

Он говорил долго и нудно, рассказывая о порядках в мастерской, о том, что разносчик является лицом ателье, его представителем и посредником между ним, Олт-Гайтманом, и заказчиками, что с клиентами всегда следует быть выдержанным, вежливым и приветливым. Никогда не вступать с ними в пререкания, не дай бог! Потеря хотя бы одного заказчика является убытком и т. д. и т. п.

Особенно не понравилось Сиду наставление Олт-Гайтмана о чаевых. Оказывается, их следует полностью приносить и отдавать хозяину ателье, ибо эти деньги даются не за доставку заказа, а мастерам-портным за добросовестную работу.

Сид почтительно слушал и в знак согласия кивал головой. Что же, если так надо, он будет вежливым и почтительным, будет возвращать чаевые, будет достойным представителем ателье «Олт-Гайтман и К0».

Узнав, что в свободное время по вечерам Сидней занимается боксом, Олт-Гайтман, к удивлению Джэксона, протянул левую руку и одобрительно похлопал его по плечу.

– Спорт! Э! Это культура! Крепкие кулаки и сильные ноги. Бросать не надо.

Юный боксер был польщен. Он с благодарностью посмотрел на старика. Портной, а понимает толк в спорте! Еще минуту назад Сид с тревогой думал о том, как сообщить Олт-Гайтману, что вечерами он не сможет разносить заказы, ибо должен посещать тренировки. Олт-Гайтман в увлечении Сида видел другое. Он надеялся, что, увлекаясь спортом, разносчик не будет пьяницей. Олт-Гайтман вздохнул, вспомнив долговязого парня, которого недавно выгнал. Тот пропивал почти все чаевые. Олт-Гайтман критически осмотрел довольно потрепанный костюм Джэксона.

– Вид далеко не представительный. Да-да. Так не пойдет.

С Джэксона сняли мерку, и через несколько дней он был облачен в новенький черный костюм, сшитый по последней моде. Олт-Гайтман держал высоко марку своего ателье.

В борьбе с конкурентами значительную роль играли и такие «мелочи», как платье разносчика.

3

Около трех лет провел Сидней Джэксон в ателье «Олт-Гайтман и К0», разнося клиентам выполненные заказы. Хозяин был доволен им (такой исполнительный и честный!) и часто ставил его в пример другим. Несколько раз он приглашал Джэксона к себе домой, угощал кофе, который сам варил, и предлагал перейти работать учеником к лучшему портному.

– Я тебе, как сыну, желаю добра и хочу мастером сделать.

Сид благодарил и, улыбаясь, отказывался. Ему и так не плохо. А что касается будущего, то о нем он сам позаботится.

– Дай бог! Дай бог! – удивлялся хозяин.

Иллай занял выжидательную позицию. Он старался соблюдать нейтралитет, и, казалось, махнул рукой на судьбу младшего брата. На самом деле он пристально следил за его жизнью и тревожился не меньше матери. Иллай тяжело переживал разрыв, но не знал, как сгладить острые углы, чтобы восстановить прежнюю дружбу.

Шли годы, а Сид упрямо держался за капризы детства. Не слишком ли далеко зашли их разногласия? А тут еще история с молодым негром…

Все началось с того, что в один из субботних вечеров Сид пришел необычайно возбужденный.

– Ма, сегодня весь приз стал моим, – он положил на стол перед матерью конверт с деньгами. – Десять долларов!

– Постой, братишка, – Иллай, как всегда, не разделял его восторга и не радовался успехам на ринге. – Постой, братишка. Почему сегодня весь приз оказался твоим? Разве раньше ты получал только часть?

– Конечно!

И Сид, возбужденный победой, захлебываясь, рассказал о сегодняшнем успехе. Это был необычный поединок! Перед боем так и объявили: победитель получит десять долларов. И, конечно же, Сид постарался победить. Кто был противником? Негр. Отчаянный и верткий. Настоящий лев! Все три раунда атаковал. Да, Сиду пришлось повозиться. Он даже подумал, что проиграет бой. Вы бы посмотрели, как негр бросался вперед! Видимо, ему тоже нужны были доллары. А как публика ревела, когда в конце третьего раунда Сид поймал негра на встречный удар и бросил его на помост! В задних рядах даже скамейки не выдержали и с шумом треснули. Хохоту сколько было!

Потом уже в раздевалке Сидней снова видел своего противника. Тот сидел на полу и беззвучно плакал. По коричневому, как шоколад, лицу текли крупные слезы. Негр вытирал их кулаком, размазывая по щеке, и не стеснялся своих слез. Конечно, негр плакал от злости! Ведь он почти выиграл бой.

– А как звали негритянского парня? – спросил Иллай.

Сидней поднял глаза на брата и, встретив его спокойный требовательный взгляд, виновато улыбнулся.

– Не знаю… Не то Риверс Грибстон, не то Грибе Риверстон. На ринге мы объяснялись знаками, то есть с помощью вот этого… – Он выразительно сжал кулак.

– Дрался, и даже не знаешь с кем?

– Иллай, ну что ты к нему привязался? – вмешалась Рита. – Не лучше ли поздравить братишку.

– А с чем его поздравлять? Уж не с тем ли, что твой братишка ограбил своего партнера?

Нет, Сид подобного оскорбления не мог вынести. Выходит, он «ограбил своего противника»? Только послушайте, что Иллай мелет. И это называется старший брат!

– Тише, дети! – миссис Джэксон повелительно стукнула ладонью по столу. – Что вы сцепились, как петухи!

Братья стояли друг против друга. У Сида от волнения подрагивала верхняя губа. Он тяжело дышал, и казалось, еще один толчок – бросится с кулаками на старшего или расплачется…

– Я честно выиграл бой! Понимаешь: че-с-т-но!

– А этот негритянский парень дрался не честно?

– Ничего ты не понимаешь в боксе. Вот!

– Ты все-таки скажи, негр дрался честно?

– Еще бы! Если бы он работал не честно, его бы сразу дисквалифицировали, сняли с ринга. Понятно?

– Понятно? – Рита с удовольствием повторила этот вопрос вслед за Сидом и состроила Иллаю рожки. Она хотела прекратить разгоревшуюся ссору шуткой.

– Рита, отстань, – Иллай снова уставился на Сида. – Значит, ты признаешь, что негр дрался честно?

– Я же тебе объяснил. Да, негр бился честно. Мы оба бились честно. По правилам. Вот! – Сид говорил медленно и зло. – А победил я! Судьи мне присудили победу. Значит, я и выиграл приз. Теперь ясно?

– Ясно, что судьи поступили несправедливо.

– Несправедливо?!

Рита подбежала и встала между братьями.

– Иллай, да как ты смеешь? Ты же не был там!

– Ма, за что он меня оскорбляет? Неужели я не честно выиграл бой?

Иллай оставался невозмутимым.

– Сид, успокойся. Я тебе верю. Тебе честно присудили победу. Ты ее вполне заслужил. Но я говорю о другом, не о боксе.

– О чем же?

– Ты добился победы. А благодаря чему ты добился?

– Благодаря чему? – Сид самодовольно усмехнулся. – В третьем раунде мы оба зверски устали. Преимущество по очкам было на его стороне. Я видел, что только один удар, удар точный и сильный, может принести мне победу. И стал ждать удобного момента. А негр работал на полную катушку. Я позволил ему загнать меня в угол. И когда он бросился в последнюю атаку, чтобы добить меня, я провел встречный удар правой. Негр упал. Нокаут! Вот и все. Хочешь, я покажу тебе этот встречный удар?

– Нет, не надо! – Иллай отрицательно замотал головой.

– А ты попробуй хоть один раз. – Рита с трудом сдерживала улыбку. – Ну что тебе стоит?

Иллай пропустил мимо ушей ее шутку. Он был по-прежнему серьезен. Старательно подбирая слова, он продолжал:

– По твоему рассказу, Сид, можно понять, что в конце боя вы оба «зверски устали». Так?

Сид кивнул головой.

– Верно. От пота даже глаза щипало. Вот как устали!

– А как всем нам известно, человек устает потому, что затратил на какие-то действия свою физическую силу, свою энергию. Попросту говоря, человек устает тогда, когда он поработает. Верно, мама?

– Верно, сынок, верно, – отозвалась миссис Джэксон, радуясь, что спор между братьями приобрел мирный характер. – Так устаешь, что спину разогнуть трудно. Все болит.

– Теперь, Сид, ты ответь. Что же такое бокс: игра или работа?

– Конечно работа.

– Значит, ты не выиграл бой, а заработал победу?

– Да, заработал вот этими кулаками.

– Предположим, не только кулаками, но и головой. Ты затратил свою энергию, добросовестно поработал. Скажи нам, а твой противник, негритянский парень, он тоже затратил свою энергию, свою силу? Ты признаешь, что он тоже потрудился, честно поработал?

– Я уже говорил тебе об этом пять минут назад. Мы бились по-честному, по правилам.

– Ну что ты, Иллай, прилип к нему? Затвердил одно и то же: работа, работа, работа, – миссис Джэксон уже начал надоедать этот спор. – Разве драку… Разве бокс можно назвать работой?

– Думаю, мама, что можно. А вот как Сид считает?

Сид сразу не ответил. Он задумался. От Иллая можно ожидать всего. Хитрый!

– Да, мы оба здорово поработали, – Сид тяжело вздохнул.

Сделав это признание, он насторожился. Сердце подсказывало ему, что он попал в какую-то западню. Сейчас должно что-то случиться.

– Мама, Сид признал, что они оба здорово поработали.

– Ну и что же? – Миссис Джэксон посмотрела на Иллая, не понимая, куда он клонит.

– Теперь последний вопрос. Ответьте, мама, Рита и ты, Сидней. Вы согласны с тем, что за труд человека, за его работу надо платить?

– Даром даже ослы не трудятся – их надо кормить, – Рита, довольная своим ответом, улыбнулась. – А среди людей дураков нет!

– А ты, мама, как считаешь?

– Что говорить! За каждый труд сам бог велел давать вознаграждение.

– А ты, Сид?

Вот где была западня! И как он раньше не догадался.

– Сид, что же ты молчишь? – спросила Рнта.

Сид метнул на нее недовольный взгляд.

– Да, труд надо оплачивать. Но это не имеет никакого отношения к боксу! У нас была договоренность, что победитель получит весь приз.

– Ты лично договаривался с этим негритянским парнем?

– Нет. Я с ним не договаривался. Так объявили судьи.

– А кто договаривался?

Сид не знал, что ответить.

– Молчишь? – Иллай сделал паузу. – Ты все понимаешь. Ты должен вернуть половину денег.

– А если бы я проиграл? Думаешь, он дал бы мне часть денег?

– Ты должен вернуть половицу.

– Вот что он дал бы мне! – Сид нервным движением сложил фигу и сунул ее Иллаю.

– Не спорь, мой мальчик, – в голосе миссис Джэксон материнская ласка и требовательность. – Не спорь. Ты ведь честный и справедливый. Правда? Ты всегда был честным и справедливым.

Опять все против него! Ну что он плохого сделал? Что?

Сид плохо спал ночь. Еще с вечера, чтобы не слышать назидательный голос Иллая, он накрылся одеялом с головой. В конце концов, они оставили его в покое. Помогло одеяло. Но разве можно отмолчаться, укрыться от того, что ворвалось в душу?.. Все давно спят, а в ушах Сида все еще звучит голос Иллая. От его слов не отмахнешься. Нет! Так договорились предприниматели, которые устраивают состязания. Они знают, что ваша работа, проделанный вами труд стоит, предположим, десять долларов. Но платить за работу по-честному, справедливо они не захотели… Это им не выгодно. Не выгодно? Почему? Кто же станет ходить на состязания, зная, что каждый дерущийся получит ровно столько, сколько его противник! Конечно, любители рыцарских поединков, ценители боксерского искусства ходить будут. Но от такой публики можно ждать только одних аплодисментов. Они достойно вознаграждают лучшего.

А дельцам от спорта нужны доллары. Много долларов. Значительно больше, чем они заплатили боксерам. Вот они и придумали этот трюк, возбудили нездоровый интерес к поединку, создали ажиотаж. Шутка ли – победитель получит все! И тут Иллай, кажется, прав, хотя и ни разу не был на состязаниях. Не был? Сомнительно. Откуда тогда он мог все узнать? В его словах горькая правда. Да. А ловко он подглядел, как предприниматели заставляют простачков открывать свои кошельки! Простачки покупают билеты, вносят деньги в тотализатор… Теперь, кажется, ясно, почему победителю платят все десять долларов.

А что касается нас, то дельцам совершенно безразлично, кому отдать деньги. Мы оба честно трудились, добросовестно колотили друг друга на глазах у толпы, а они на нашей работе зарабатывали, или, вернее, наживались… Все так просто и грубо. Мы бьемся, а они, вроде мистера Тэди, считают доллары… Ловко!

Сид перевернулся на другой бок, вздохнул. Круг замкнулся. Неужели нет выхода из этого чертова круга? Неужели так всю жизнь?

В комнате темно и пахнет стираным бельем. Одни работают, а другие наживаются. Всегда было так. Везде так. Конечно везде! У Иллая самого не так, что ли? Целые дни он и другие гнут спину на заводе, а зарабатывает кто? Хозяин. Ясно, как дважды два. А если завод не дает прибыли, его закрывают. Вон сколько безработных ходит!

Сид вспомнил, как однажды проходил мимо биржи труда. Сколько там народу сидит в ожидании! Не то что позови, только помани пальцем, сразу десятками кинутся… Как такое назвать? Борьба за жизнь? Борьба… В жизни, как и на ринге, побеждает не самый сильный, а самый умный. Так говорит Максуэлл. А мистер Тэди говорит по-другому. «Побеждает тот, кто меньше стесняется». Оба говорят об одном и том же и по-разному. Неужели жизнь такая сложная и запутанная штука, что все взрослые так и не могут в ней разобраться?

А насчет профсоюзов Иллай неправ. Нет. Ну какие могут быть профсоюзы у боксеров? Смешно! Вы только послушайте, как их назвал Иллай: «Профессиональный союз боксеров». Чтобы эта организация ведала заключением контрактов с антрепренерами, устанавливала размеры оплаты труда, вела учет прибылям и расходам…

На заводе это, может, просто – создать профсоюзы. А в спорте попробуй объедини боксеров! Кто пойдет? Когда каждый сам за себя, каждый норовит добиться победы, стать чемпионом. Чемпионом! Одно звание чего стоит! Чемпион города, чемпион штата, чемпион Америки и, словно царский трон, золотой титул чемпиона мира. Хорошо быть чемпионом! Деньги, слава, почет… Он видел чемпиона Америки. Как тот был одет! А машина! Собственная. Сид будет иметь такую. Обязательно! И дом, как у чемпиона мира. В иллюстрированном журнале помещена фотография: чемпион в семейном кругу. Какая красивая девушка рядом! Глаза большие, волосы золотистые… Ради такой стоит драться и победить. Победить?

А если я проиграю? Вопрос встал так неожиданно и прямо, что у Сида похолодели руки. Как это – проиграю? Не может быть. Что за глупости! Но кто-то настойчиво голосом Иллая твердил: «А если?..» Ведь и чемпионы не всю жизнь побеждают. Когда-то приходит конец… И тогда твой противник получит весь приз. Не десять долларов, как сейчас, а много, очень много…

У Сида на лбу выступила испарина. Что же делать? Вот так сразу – весь приз? И – ни цента мне? Сид представил себя на месте побежденного. Перед его глазами встал образ плачущего негритянского парня. И ему до слез стало жаль его. Ведь это несправедливо! Черт возьми, все мы люди, зачем же обижать друг друга?

Рассвет наступал медленно, серо; в комнате полумрак, мокрые простыни, развешанные на веревках, кажутся боевыми знаменами могучих войск. И Сид, засыпая, чувствует себя солдатом этой большой и непобедимой армии.

4

Утром, после завтрака, Сидней предложил сестре:

– Рита, поедешь со мной?

– Далеко?

– В Гарлем. К негру.

– С удовольствием!

– У Сида доброе сердце, – обрадовалась мать.

Рита и Сидней возвратились не скоро. Они пришли, когда наступили вечерние сумерки. Оба были подавлены. Сид молча выпил чашку бульона, долго жевал корку хлеба.

– Мамочка, какой там ужас! – делилась впечатлениями Рита. – Грязь, нищета, больные… И это чуть ли не в самом центре Нью-Йорка!

Рита рассказывала, как они блуждали по Гарлему, этому негритянскому заповеднику, как они нашли лачугу, в которой обитает побежденный Сиднеем боксер. Дома его не оказалось. Их встретила его мать, седая негритянка. Она вышла на порог, и следом за ней выбежали трое ребятишек. Худые, голые, одни глаза. Семья живет на то, что зарабатывает сын. Отца у них нет давно, третий год.