Текст книги "Джэксон остается в России"

Автор книги: Георгий Свиридов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

1

Сидней Джэксон окунулся в работу. Ее было много, и день был уплотнен до предела. Утром Джэксон преподавал в школе английский язык (как он ни отговаривался, ссылаясь на отсутствие университетского образования, его никто не захотел и слушать), днем проводил занятия по физической культуре в школе красных командиров, а вечером шел на спортивную площадку. Там его ждали энтузиасты бокса. Их было много. Едва в горкоме комсомола появилось объявление, как к Сиднею Джэксону со всех концов города потянулись молодежь, комсомольцы.

До позднего вечера на спортивной площадке царило оживление. Крепкие парни-комсомольцы, молодые рабочие заводов и фабрик, приходили на тренировочные занятия. Они с удовольствием выполняли указания Сиднея Джэксона, настойчиво проделывали различные упражнения, овладевали сложным искусством боксерского боя. Разбившись на пары, они отрабатывали отдельные удары и комбинации, изучали способы защиты. Потом по очереди надевали перчатки и выходили на самодельный ринг.

Джэксон радовался каждому успеху своих учеников. Ему было не легко, приходилось быть сразу и тренером, и спарринг-партнером, и судьей, и секундантом. Однако никакие трудности не могли затмить радости от того, что он видел, что сам создавал. Появился новый спорт, спорт подлинно свободный, где судьба победителя и чемпиона всегда будет решаться в честном поединке.

Домой он возвращался поздно, уставший и счастливый. При свете керосиновой лампы готовился к занятиям и составлял план тренировок.

Завидев свет в комнате Джэксона, Юлдаш-бобо направлялся к Сиднею и, прижав руку к сердцу, настойчиво приглашал:

– Углум, сынок, надо покушать. Плов давно ждет вас.

Юлдаш-бобо исполнял роль хозяйки. Сидней и Айгюль отдавали ему деньги. Юлдаш-бобо умел вкусно готовить. Джэксон отрывался от работы и тепло улыбался старому узбеку:

– Рахмат, спасибо. Айгюль уже пришла?

Когда Айгюль бывала дома, Юлдаш-бобо утвердительно кивал и прятал улыбку в седых усах:

– Она давно ждет вас.

Но такие вечера бывали редко. Чаще Юлдаш-бобо вздыхал и говорил:

– Нет, сынок. Айгюль днем была. Покушала вчерашний лагман и опять убежала. Когда она придет, не знаю. Идемте, а то плов остынет.

И они садились друг против друга на ковре, двое мужчин, таких разных по возрасту и воспитанию, таких непохожих и далеких. Они ели плов и думали об Айгюль. Где она сейчас? Что делает? Юлдаш-бобо, горестно потирая руками белую бороду, жаловался Джэксону:

– Боюсь я за нее, ой боюсь… В старом городе много плохих людей живет. Советская власть пощадила их. Но они не пощадят Айгюль. Зачем она туда ходит?

Джэксон знал, зачем Айгюль так часто ходит в отдаленные закоулки старого города. Приближался день открытия спартакиады, и Айгюль старалась выполнить свое обещание, которое она дала: «В колонне спортсменов будет шагать команда узбечек». В составе легкоатлетов уже насчитывалось около двадцати девушек узбечек. Но этого ей было недостаточно. Айгюль была страстным агитатором. В самых глухих кварталах Ташкента она организовывала одно женское собрание за другим, устраивала костры, на которых с проклятьями сжигали паранджу, мобилизовывала женщин узбечек на борьбу за свою свободу, равноправие, призывала их к свету и новой жизни. Деятельность Айгюль и других активисток была не по душе закоснелым приверженцам шариата. Мулла Эргаш-бай встретился с Юлдаш-бобо в чайхане и долго наставлял старого мусульманина, чтобы он взял в руки свою непокорную внучку.

– Если сам не можешь, да простит нас аллах за такие слова, то выдай ее замуж. Хороший муж, что лихой джигит, он н степного дикого скакуна делает покорным конем.

После встречи с муллой Юлдаш-бобо несколько раз пытался повлиять на внучку, но Айгюль и слушать его не хотела.

– Эргаш-бай беспокоится о своем доходе, а не о мусульманах. Они понимают, что, если все станут грамотными и культурными, никто его не будет слушать и мечеть опустеет. А за меня не беспокойся. – Айгюль нежно обнимала дедушку. – Советская власть во много раз сильнее, чем Эргаш-бай и все его прислужники, потому что она за народ. Ведь так и отец говорил. Правда? Так чего же мне бояться?

Что мог ей ответить старик? Юлдаш-бобо терялся и только повторял одно:

– Будь осторожнее, Айгюль. Будь осторожнее.

А когда Айгюль не бывала дома, Юлдаш-бобо изливал свои опасения перед Джэксоном. Сидней внимательно слушал старого узбека, сочувствовал и старался успокоить его, хотя сам в душе тоже тревожился за Айгюль.

2

Приближался день открытия спартакиады. Город принимал праздничный вид. Со всех концов республики и из частей Красной Армии в Ташкент прибывали делегации спортсменов.

По городу разъезжали два автомобиля, украшенные плакатами и лозунгами. В них сидели музыканты и агитаторы. На базарных площадях музыканты играли. Гремели бубны, звонко пели флейты, гулко гремел карнай. Вокруг автомашины вырастала толпа. Как только смолкала музыка, агитаторы приглашали горожан принять участие в празднике спорта, посмотреть состязания по бегу, гимнастике, плаванию, скачкам и национальной борьбе кураш.

Айгюль целыми сутками не показывалась дома. Она успевала бывать всюду: на митингах женщин и на тренировках, участвовать в заседании горкома комсомола и спортивного комитета, разъезжать на агитмашине и вечером вести занятия по физкультуре с девушками узбечками.

Джэксон тоже был очень занят все эти дни. С Айгюль они виделись только мельком и успевали сказать друг другу всего лишь несколько ласковых слов.

Сиднея включили в состав главной судейской коллегии спартакиады. Нужно было комплектовать судейские бригады по видам спорта. А это было не таким простым делом. Оказалось, что все хотели быть только участниками. Те комсомольские вожаки, которые все же соглашались быть судьями, имели весьма смутное представление об обязанностях спортивного судьи, слабо разбирались в правилах состязаний. Приходилось их обучать на ходу. Времени не хватало. Если бы в сутках было не двадцать четыре, а сорок восемь часов, то и их оказалось бы Сиднею недостаточно. Спать приходилось урывками, есть – на ходу.

3

Едва заканчивались уроки в школе, Сидней спешил на спортивную площадку. Здесь его уже ждали. Шли последние приготовления к открытию спартакиады. Спортсмены готовились к торжественному параду. Джэксона сразу окружали боксеры.

– Товарищ Джэксон, посмотрите, какой мы ринг сделали!

Рокотов разворачивал самодельный переносной ринг. К четырем метровым палкам он прикрепил бинты. Боксеры встали по углам и натянули их. Ринг получился приличный. Его можно было нести в колонне и на ходу демонстрировать выступление боксеров.

– Молодцы! – похвалил Сидней. – Как настоящий.

– Это мы с Умаровым сделали, – сказал польщенный Рокотов.

– Значит, вам и выступать на нем. Верно, друзья?

Выступать во время парада хотели многие. Поэтому решили выходить на ринг по очереди.

– Только возле трибуны на ринг выйдем мы, – настоял Рокотов.

– Хорошо, – согласился Сидней. – А где Умаров?

– Он еще не приходил – сказал кто-то.

– Тоже сказал! Он был здесь. Сидней Львович, я сам его видел. – Хлебченко отошел от подвесного мешка и вытер пот со лба. – Иван, куда делся Умаров?

Рокотов пожал плечами.

– Не знаю.

– Опять что-нибудь придумал. – Хлебченко снова направился к мешку. – Он сейчас вернется!..

Но Умаров так и не появился до конца тренировочного занятия.

К боксерам подошел тренер легкоатлетов Михаил Евдокимович. Он был высок, жилист и, казалось, никогда не снимал больших роговых очков. Он отвел Джэксона в сторону.

– Вы, Сидней Львович, не знаете, где Айгюль? Она вам ничего не говорила?

– Нет. А что?

– Она что-то задерживается. Прошло уже больше трех часов, а ее все нет…

Джэксон сразу насторожился.

– А куда она пошла? Вы знаете?

– В старый город. – Михаил Евдокимович рассказал, что утром прибежал младший брат Дильбар и сообщил: Дильбар заперли! Скоро приедет жених. Она больше не будет ходить без паранджи! Айгюль сразу же и отправилась туда.

– Одна? – Сидней недоуменно посмотрел на Михаила Евдокимовича. – Зачем вы ее одну отпустили?

– Айгюль настояла. Одна, говорит, я на женскую половину зайти смогу.

Джэксон задумался. Нехорошие предчувствия охватили его. Но он отогнал дурные мысли. Ведь до сих пор все обходилось благополучно! Не первый же раз она в старом городе. И вслух сказал:

– Надо послать туда кого-нибудь. Сейчас же!

– Я уже послал. Умарова.

– Хорошо.

Михаил Евдокимович ушел. Джэксон вернулся к своим боксерам. Но мысли его были там, с Айгюль. Только бы не приключилась беда!

4

А беда приключилась. Айгюль попала в западню. Вместе с ней попал и Умаров. Расспросив братишку Дильбар, он отправился в старый город вслед за Айгюль. Чем дальше от центра, тем улицы уже, движение тише. Высокие глиняные заборы – дувалы – закрывают внутреннюю жизнь каждого дворика. Дома стоят без окон, словно повернулись к улице спиною. Окна и двери где-то там, во дворе. Тихие глухие переулки. Лабиринт глинобитных стен. То там, то здесь возвышаются стройные минареты и высокие купола мечетей. Они покрыты разноцветной керамикой и изразцами, отливающими на солнце глубокой-глубокой синевой.

Каждая стена, каждый камень говорят о древности, напоминают о прошедших веках.

Умаров любил бродить по дальним закоулкам старого города. Идешь и не знаешь, куда выйдешь. Магистральные улочки утопали в пыли. Тротуаров не было, и арба-кеши, сидевшие верхом на лошадях, запряженных в арбы, громко кричали: «Пошт! Пошт!» Прохожие жались к стенкам, пропуская транспорт.

Сегодня тишина переулков не радовала Умарова. Она скорее настораживала. Вдруг он услышал гортанный крик муллы. До вечерней молитвы было еще далеко. Умаров прислушался. Мулла проклинал неверных жен, нарушивших шариат и открывших свои лица. Он призывал правоверных покарать их, и в первую очередь эту бесстыдницу, дочь сатаны и красных богоотступников, ту самую, которая устроила костер и публично сожгла паранджу…

Слова муллы были тяжелы, как камни. Там Айгюль… Умаров побежал. Она в опасности!

Переулок был кривым и узким, как ферганский нож. Добежав до конца, Умаров очутился на небольшой площадке возле старой мечети.

Айгюль стояла к нему спиной. На нее, изрыгая ругательства, надвигалась тесная толпа взбешенных бородачей. У многих в руках были посохи дервишей – бродячих монахов. Умаров увидел, как задние нагибались и торопливо шарили вдоль дувалов, собирали камни. Он бросился в толпу.

– Тохта! Остановитесь!.. Что вы делаете?.. Тохта! Остановитесь!..

Несколько дервишей с перекошенными от гнева лицами поспешно вскинули свои посохи, длинные, как копья. Тускло сверкнули острые железные наконечники.

– Коч ит боласы! Прочь, сын собаки!..

5

Тренировка подходила к концу. Айгюль все не появлялась. Джэксон не находил себе места. Вдруг у входа на спортплощадку появилась Дильбар. Она была одна. Ее окружили девушки и парни. Дильбар была встревожена и счастлива.

– Я убежала! Меня ночью отвезли к дяде и там заперли в сарай. А я убежала! Они хотели, чтобы я «не позорила семью», чтобы не участвовала в спартакиаде…

Джэксон протолкался к Дильбар.

– Где Айгюль? Почему ты одна?

– Айгюль? – Дильбар удивленно вскинула брови. – Не знаю. Я ничего не знаю… Я не видела Айгюль…

– Она же пошла к тебе!

По лицу Дильбар пробежала тень.

– Ко мне? Зачем ко мне? Туда ходить не надо… Ой!.. Там злые дервиши…

Все молча смотрели на Джэксона. Он стиснул зубы. Дорога каждая минута. Скорей!

– Я боюсь туда ходить! – Дильбар замахала руками. – Я боюсь!

У здания горкома партии они встретили Куприянова. Узнав, в чем дело, комсомольский вожак взял машину.

– Садитесь! И я с вами!

Старый форд, грохоча и изрыгая клубы дыма, помчался по улицам к старому городу. Дильбар сидела рядом с шофером и показывала дорогу. Еще издали они увидели толпу. Среди пестрых узбекских халатов выделялись защитные гимнастерки красноармейцев и синие – милиционеров. Джэксон наклонился к шоферу:

– Скорей! Пожалуйста, скорей!

Форд остановился перед мечетью. Выпрыгнув из машины, Джэксон устремился в гущу толпы:

– Айгюль! Где ты, Айгюль?

На Джэксона никто не обращал внимания.

– Айгюль! Айгюль!

Группа красноармейцев с винтовками наперевес охраняла небольшую кучку бородачей. Они опасливо косились на разгневанную толпу и только жались друг к другу. Другая группа красноармейцев оттесняла людей.

– Товарищи, успокойтесь! Самосуда чинить нельзя! Их будут судить! По всей строгости народного суда! Граждане, успокойтесь!

Джэксон увидел Куприянова, разговаривающего с командиром. Он протиснулся к ним.

– Товарищ командир! Что случилось? Где Айгюль? Где Айгюль? Она должна быть здесь! Где Айгюль?..

Куприянов опустил голову. Командир пристально посмотрел в глаза Джэксона.

– Мы их обоих отправили в лазарет. Может быть, еще спасут…

6

Всю ночь Сидней не отходил от дверей больницы. Юлдаш-бобо, согнувшись, сидел на ступеньках крыльца и беззвучно рыдал.

К рассвету скончался Умаров. Врачи оказались бессильны. Он потерял слишком много крови.

Джэксон больше не мог ждать. Он ворвался в кабинет заведующего и молча, почти угрожающе уставился на него.

– Успокойтесь, – мягко сказал врач. – Девушку мы спасем. Спасем! Даю вам слово.

Джэксона усадили в вестибюле. Но сидеть спокойно он не мог. Мимо него сновали медсестры, врачи, сиделки, и всякий раз Сидней вскакивал и просительно заглядывал в глаза:

– Скажите, как там? Как Айгюль?

Утром в больницу приехал Куприянов. Он разыскивал Сиднея.

– Товарищ Джэксон! Я приехал за вами. Меня послал Мукимов. Вас ждут.

Сидней безразлично смотрел на Куприянова. Он ничего не слышал. Его мысли были там, за стеклянной дверью, где люди в белых халатах старались спасти жизнь Айгюль.

– Товарищ Джэксон! Вас ждут! Вы меня понимаете? – Куприянов положил руку на плечо боксера. – Идемте. Машина у ворот.

7

Купрршнов привез Джэксона в Ташкентский городской Совет. Сидней думал, что его будут расспрашивать о спартакиаде. Но он ошибся. Его принял не Мукимов, а сам председатель Совета депутатов товарищ Ходжаев.

В просторном, светлом кабинете находилось несколько человек. Едва Джэксон переступил порог, один из присутствующих направился к Сиднею.

– Смею надеяться, вы и есть мистер Сидней Луи Джэксон? – спросил он по-английски.

Сидней молча посмотрел на него. Элегантный черный костюм, накрахмаленная рубашка, безупречно завязанный галстук, лакированные туфли. Полное, гладко выбритое лицо с лисьей улыбкой. Что ему нужно?

– Да, Сидней Луи Джэксон – это я.

– Очень рад, дорогой соотечественник! Меня зовут Рэнд Ховарт. Годы ваших мучений окончились! Правительство самой могучей страны мира – Соединенных Штатов Америки – берет вас под свое покровительство. Родина не забывает о своих сыновьях, где бы они ни находились! По поручению военного атташе американского посольства, разрешите вручить вам эту ценную бумагу. В ней заключено ваше будущее!

В кабинете стало тихо. Присутствующие не сводили глаз с Джэксона. Сидней взял лощеную бумагу с гербом Соединенных Штатов. Несколько секунд рассматривал ее. Поздно! Слишком поздно. Было время, когда он ждал такой бумаги, как чуда, как спасения. А теперь… Джэксон дважды прочел документ. Потом сказал:

– Здесь ошибка.

– Ошибка?!

– Да, мистер Ховарт. – Джэксон повторил по-русски. – Здесь ошибка. Я не военнопленный.

Ховарт вынул сигару изо рта и с удивлением посмотрел на Сиднея.

– А как же вы очутились в Азии?

– Посольству это хорошо известно. В 1914 году оно всячески старалось отделаться от меня и не оказало никакой помощи, не помогло мне, чемпиону Соединенных Штатов, вернуться на родину.

– Но, как вы видите, оно не забыло о вас! Вам предоставляется бесплатный проезд в Соединенные Штаты, вас восстанавливают в правах гражданства. Быть гражданином США – большая честь!

Воцарилась минута молчания.

– А быть гражданином Советской России – еще большая честь! Это великая честь! – сказал, наконец, Джэксон. Он говорил неторопливо, даже несколько торжественно. – Еще в 1917 году я отдал свой американский паспорт и в составе Интернациональной роты Первого революционного полка боролся с белогвардейцами, басмачами и иностранными интервентами, в том числе и с американскими, которые хотели задушить русскую революцию. Но революция жива! Она строит подлинно народное, подлинно свободное государство. И я четыре года завоевывал право быть гражданином этого государства.

– О! Ваш ответ, мистер Джэксон…

– Не мистер, а гражданин, – поправил его Сидней.

– Простите, гражданин Джэксон, ваш ответ можно принять как отказ от американского подданства?

– От американского подданства я отказался еще в октябре 1917 года.

– Это ваш окончательный ответ?

– Да.

И, повернувшись, неторопливым, уверенным шагом Джэксон вышел из кабинета.