Текст книги "Гриф"

Автор книги: Георгий Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

– Они будут рядом с вами, командир. Группа прикрытия. Ну, на всякий случай.

– Время?

– Время «X», командир.

И точно, со стороны окружной к месту, назначенному для «стрелки», двигался кортеж из пяти «тойот». Красиво, как в фильме "Мертвый сезон", "по протоколу" – развернувшись на дороге и перекрыв подъезд со стороны окружной, машины остановились. Какое-то время пассажиры «тойот» через темные стекла изучали обстановку.

– Ишь, суки, – проговорил Сергей Пушкин. – Сколько уж времени, как Лужков распорядился, чтоб с темными стеклами не ездили. А им все похрену. Нет на них управы.

– Кто сказал, что на них управы нет? – ухмыльнулся Князь. – А мы?

– Это конечно, – согласился Сергей.

Из первой «тойоты» вышел, аккуратно подобрав длинное кашемировое пальто, сам Тофик Бакинский, некоронованный король азербайджанской организованной преступной группировки, лишь недавно уступивший веяниям времени и пошедший на контакт с московскими ворами-законниками.

Все равно первым в Москве ему не дадут стать. А в контакте с бригадами Грифа надежнее. И сброс денег в банки спокойнее, сбросил наличку в Москве, получил на Кипре. И без хлопот. И силы у Тофика прибавится, если он будет дружить с Грифом.

Вдали, в глубине лесопарка, закуковала кукушка.

"Ку-ку", – сообщила она и тут же замолкла. Словно отвлекло ее что-то. Или забыла, что хотела сказать.

"Дурацкая у русских примета: сколько кукушка прокукует – столько лет тебе жить, – подумал Тофик. – Глупость. Один Аллах ведает, сколько мужчине положено жить на этом свете. А если ты настоящий мужчина, то сам хозяин положения".

Со стороны Троице-Лыково показался кортеж машин.

В первой, – черной «Волге» с милицейской мигалкой, ехал Корень.

Ему по «пейджеру» пришел приказ – место, время, объект. И указание: «Разберись».

Он попробовал связаться с Грифом. Секретарша ответила:

– Профессор Моров на Старой площади. Просил его по пейджеру и мобильному не искать. Не хочет, чтобы его отвлекали во время переговоров с каким-то важным государственным чиновником.

Корень скрипнул зубами: видимо, действительно очень занят. И наверняка речь идет о больших «бабках». Что ж, есть приказ «Разобраться». С кем известно. На пейджере высветилось имя давно конкурирующего с его бригадой авторитета-азера, специалиста по банкам, обменным пунктам и совместным с иностранцами предприятиям. Если этот сучий выкормыш в чем перед Грифом виноват – накажем. Людей хватит – 15 человек только бойцов, пять водителей, да и сам стреляет без промаха.

– Здесь притормози, – сказал Корень водителю. И бросил небрежно в рацию: – Вышли все, кенты, да аккуратненько, стволы с предохранителей в «тачках» снимите, выходя в пальтуганах не запутайтесь и смотрите, яйца сами себе не отстрелите.

Сошлись в центре.

Первыми вышли от Тофика Бакинского – импульсивный Казбек, от бригады Корня – Костян Фиксатый.

– Что фуфло гнать, какая стрелка, – заблажил Костян. – Все путем, вы чё, не врубились? Задание было – взять бабки и сдать в банк, мы так и сделали.

– Слушай, что ты кричишь как баба, мы тоже так сделали, мы тоже все деньги сдали в банк, как нам сказали. Мы свое слово держим.

– А, знаю я вас, чернозадых, вам доверять нельзя, обманете.

– Ты мой зад видел, слушай? 3ачем так говоришь. Мы свое сделали.

– И мы свое сделали. А теперь нам говорят – идти на стрелку с вами, что вы, значит, бабки не сдали. Сейчас поищем в ваших тачках. Если найдем, вам конец, ты понял, вам крышка, вы все трупы, понял.

Корень тихо свистнул, и «шестерка» Костян сразу сник, попятился, смешался с бригадой. Корень вышел вперед.

Тофик Бакинский принял правила игры и вызов. Тоже вышел вперед, раскуривая душистую тонкую черную сигару, сверкая брильянтами на перстне и щеря рот, полный золотых зубов.

– Э… Молодежь… Горячие… Им бы поспорить, поругаться, даже подраться – милое дело. Солидные мужчины зря голос не повышают, а? Верно я говорю? Зачем горячиться, раз нам приказали на «стрелку» выйти, значит, есть предмет спора. А? Я правильно говорю, уважаемый?

Корень криво ухмыльнулся. Он и сам не понимал, чего ради их бригады свели здесь, на окраине Москвы. Он уже год работал параллельно с бригадами Тофика, и все путем. Никаких противоречий. Одни бригады делали одно дело, другие – другое. А все вместе – общее.

Он привычно, как в детстве, когда не знал, что сказать, и надо было снять напряжение, сплюнул сквозь зубы.

Но не в сторону противника, чтоб он на свой счет обиду не принял.

Так просто сплюнул.

А Тофик уже обиделся. Глаза кровью налились. Но молчал Тофик, выжидал. Он и сам еще не понял, – странная «стрелка» выходила. Кто-то свел их тут, а не сказал – по какому поводу.

Они работали на один «общак». И противоречий за год не возникало.

– Говоришь ты правильно. Только мне не нравится, что говоришь ты это зло. И то, что твои кенты стволы в карманах пальтуганов сжимают, мне не нравится.

– А твои не сжимают?

– Мои к обороне на всякий случай приготовились. А твои к нападению. Вот это мне и не нравится.

– Слушай, ты глупость сказал. Сам посуди. Раз «стрелка» за городом, все может быть.

Со стороны чувствовалось, что «стрелка» достигла нужного накала. Сейчас либо начнется стрельба с обеих сторон, либо кенты договорятся, что стрелять не из-за чего. Второе – скорее. У двух бригад и действительно не было предмета для спора.

Тут и бросил десантные дротики Юра Котов, спрятавшийся на время «стрелки» за толстым стволом могучего дуба на опушке лесопарка. Расстояние было для него штатное. Одного не учел – когда бросал, невольно оперся о ствол, спиной, чтоб руки свободно работали. Ствол шелохнулся, снег с него опал – красиво, как снег с кроны дерева падает. А Князь заметил. Осудил. Слава Богу, никто в бригадах Тофика и Корня на это не обратил внимания. Как и на то, что дротики вошли в горло Казбеку и Исмаилу сбоку, со стороны леса, а не под кадык, как было бы, если бы бросали со стороны бригады Корня.

Два кавказца из бригады Тофика упали как подкошенные.

Тут же в бригаде Тофика Бакинского произошла небольшая рокировка, вперед из расступившейся и казавшейся аморфной группы выступили двое Ибрагим и Гусейн, и дали по три короткие очереди из «Узи», сразу положив группу Корня на снег. Кого – навсегда, а кого просто заставив укрыться.

Пока потери были поровну.

Тофик и Корень успели, лежа на снегу, дать команды группам поддержки. И с двух сторон – со стороны улицы Одинцовской и со стороны Окружной дороги к месту «стрелки» рванули еще по две машины.

Неуправляемый бой не входил в планы Князя. И он дал команду Коле Мишину:

– Давай, сынок.

Две идущие первыми машины, словно натолкнувшись на невидимую преграду, на мгновение словно затормозили и вдруг взмыли вверх метров на пять и мгновенно развалились в воздухе. Сила взрыва была огромной. Фрагменты тел братанов, спешивших на помощь кентам, искать было бессмысленно.

Следовавшие за ними вплотную машины влетели в шатер взрыва и загорелись.

Когда дым рассеялся и на дорогу перестали падать искореженные части машин, стало видно, что со стороны Окружной и со стороны Троице-Лыково к стрелке движутся еще по две машины.

– Похоже, обе группировки чуяли неладное и оставили в засаде большие силы, – проговорил Сергей.

– Толик, Толик, ты готов? – спросил Князь, кивнув в ответ на замечание Сергея. – Знаешь, сержант, что ни делается, все к лучшему. Не надо будет искать их по всей Москве.

– Ты ведь, командир, не ставил перед нами стратегическую задачу. Только тактическую: ликвидировать две группировки противника. Ну, ликвидируем, а что дальше?

– А дальше – другие. Я собрал вас на полгода, так?

– Точно. Те, кто работал, взяли полгода, отпуска за свой счет. Другим проще. Думаешь, за полгода справимся? Одна группа спецназа?

– Кто сказал, что одна?

– Понял. Ну, что ж. Коли Отечество в опасности, не впервой. Что там Толик? Не пора жахнуть прямой наводкой?

– "Град" будет чересчур для окраины Москвы. Полегче что-нибудь у тебя есть?

– Обижаешь, командир. Легкая зенитная установка есть. Нам с ребятами ее за ворота выкатить – пара минут, перевод системы на прямую наводку минута, и – огонь к чертовой матери. Адрес верный, цель определена правильно. Если на этих тачках кончается их запал, то садимся в «вертушку» и – в Тушино. Зенитку в "трейлер", – его Ваня Волгин отведет на авторынок по Одинцовской и припаркует до других времен.

– А я?

– А ты «вертушку» поведешь. У меня плечо побаливает.

– С той поры?

– Да, пуля тогда прошла навылет, но задела какой-то нерв. Вот мышцу и тянет время от времени.

– Что помогает?

– Массаж мне на «Истре» Алеша делает классно. Андрей Константиныч сустав вправляет, контузию плеча лечит. Ты хоть раз лечился на нашей спецназовской базе на Истре? Нет? Напрасно. Две недели, и боец снова как огурец. Что там Толик медлит?

Толя сидел в закрепленной на вершине могучей ели «люльке». С ели были отлично видны обе дороги, ведущие к месту стрелки.

По ним мчались машины, виртуозно обходя места взрывов. Из них велся пока неприцельный огонь, но вскоре пули стали все точнее ложиться возле машин Тофика Бакинского и «Корня».

Случайная смерть «Корня» не входила в планы Князя.

– Давай, Толик, не тяни резину, – сказал он то ли в оставшуюся на связи рацию, то ли самому себе.

Толик из гранатомета подбил машину, шедшую со стороны Окружной. Словно натолкнувшись на непреодолимую преграду, машина резко затормозила. Ее тяжелый зад, с набитым оружием и боеприпасами багажником, задрался вверх. Машина перевернулась и вспыхнула так, словно ее предварительно обильно полили бензином. А через мгновение она разорвалась на мелкие куски.

– Да, криминалистам тут работы столько, что не позавидуешь, пробормотал Толя Грановский и, повернувшись в другую сторону и почти не прицеливаясь, как говорят, навскидку, всадил гранату в другую машину.

– Ну что ж, кончать надо с группой Тофика. Мне Корень живым нужен, сказал Князь.

– Какие проблемы, командир. Сделаем, – отозвался Сережа Пушкин.

– Отсюда до машины Тофика метров 200. Достанешь из "АГРАН" а?

– "Агран" бьет на двести. Достану, командир. 120 выстрелов в минуту голову не успеют поднять.

– Сам я эти автоматы в бою не пробовал. Как, надежны? Говорят, иногда в самый нужный момент могут заесть. Поэтому спецназ НАТО их и снял с вооружения. И что интересно: вчера, скажем, сняли, а на завтра в спецгруппах силовых ведомств и у криминалов они появились… Если они хорошие, зачем сняли? А если плохие, зачем мы подобрали?

– Нет, командир, оружие хорошее. Мне нравится. Может, у кого и заедает, у меня – нет. А плохому танцору яйца всегда мешают: танцевать надо умело. Сейчас я их сниму одной очередью. Они хорошо легли, в суматохе боя не секут еще, откуда огонь идет.

Сергей дал сперва короткую, а затем длинную очередь.

– Пахана тоже мочить? Или?

– Или. В последнюю очередь. Поглядим, может, что интересное скажет.

Тем временем Тофик, рискуя стать по меньшей мере инвалидом, поднял руку с развевающимся в ней белоснежным платком.

– Вот пижон. И платок у него белоснежный. Чистюля хренов.

– Не любишь его, командир? – спросил его Серега.

– А за что мне его любить… Я и ментов не всех люблю. Хотя есть у меня среди них друзья. Но вот расстрелять в спину троих мальчишек-милиционеров – этого я не понимаю. А главное – без надобности. И стволов у Толика своих навалом, и не мешали менты брать ювелирный. Если уж намылился взять «Топаз», мог бы заранее кинуть ментам из ВОХРа по стольнику баксов, они бы и не рыпались во время ограбления.

– Может, сэкономить хотел?

– Три стольника? Он же долларовый миллионер, как и все бригадиры в Москве. Что ему три стольника? Нет, он убить хотел.

– Не любишь его, значит, – повторил Сергей.

– Не люблю, – кивнул Князь. – Я жену свою люблю – за красоту, товарищей боевых, вас всех, чертяк, люблю – за верность и храбрость. Бывает, и не очень хороших людей люблю, которых и вовсе любить не за что. Вот Корень, например, мне чем-то нравится – куражливый, шальной, иногда немного истеричный, как все авторитеты из блатных. Но есть у него свой кодекс чести, который он не перешагнет. А сегодня в бандитском мире много отморозков, Серега. У них ничего святого за душой, ни кодекса, ни чести. Лишь бы крови поболее, да даже и крови не надо. Просто чужая жизнь для них – копейка.

– А сколько стоит жизнь Тофика Бакинского?

Князь помолчал…

– Знаю, если бы мы тут на бабки играли, можно было бы хорошо его жизнь продать. И Гриф бы заплатил… И люди «Корня» его бы выкупили, чтобы самим казнить. А уж сам Тофик отдал бы пару лимонов баксов, лишь бы уйти сегодня живым отсюда. И поклялся бы, что завтра его в России не будет, и бабки привезли бы сегодня к вечеру, и не фальшивые, которые он сбрасывает время от времени в свои обменные пункты – классные подделки, ни разу не попал даже под подозрение… Но… Не в деньгах счастье, Серега, точнее – не только в них.

– Последние секунды догуливает Тофик? – спросил Серега.

– Последние. Но поглядим, может, захочет поторговаться? Он ведь считает, что эту засаду ему устроили люди Корня.

– А почему взорвались машины самого Корня?

– А этого Тофик еще не понял. Он сейчас мозгами шевелит. От того, как быстро он догадается, что тут произошло, его жизнь зависит.

– Прекратить стрельбу, – крикнул Корень.

Это он для понту. Вокруг, истекая кровью, умирали его подельники, его сокамерники, его соратники, пехотинцы его бригады. Они так и не поняли перед смертью, что произошло. И сейчас с болью и удивлением смотрели на оставшегося в живых пахана, «руководившего» боем.

Тофик был легко ранен в плечо и, зажимая рану рукой, морщился от боли. Но на черном кашемировом пальто кровь не видна.

– Туфтует, – усмехнулся Князь, наблюдая, как Тофик поднимается с залитого кровью его товарищей снега.

– Почему ты так думаешь? – спросил Серега.

– А ты глянь, – сказал Князь, протянув ему бинокль.

В бинокль было хорошо видно, что Тофик вовсе не зажимает рану в плече, а держит под пальто у левого плеча в правой руке «беретту».

– "Беретта", – кивнул Князь.

– Как узнал? Ствол же не виден.

– А рукоятка мелькнула.

Встал и Корень, еще раз оглядев поле битвы и убедившись, что, кроме Тофика, в живых никого не осталось.

– Не стрелять! – тем не менее еще раз грозно крикнул он.

Чтобы убедить противника, что у него нет оружия, Корень поднял руки вверх.

– Тоже туфтует, – удовлетворенно констатировал Князь и вновь протянул Сереге бинокль. – Посмотри.

– Точно. У него РГ-42 в кулаке зажата. Вот гусь хитрый. Кто из них нам нужен, командир?

– Корень. У него на Грифа есть выходы.

– Тогда надо вырубать Тофика, – рассудил Сергей.

– Юра, ты далеко? – спросил в рацию Князь.

– На связи, командир, – откликнулся Юра Котов.

– Боюсь, тот, что руку с золотым перстнем над головой держит, нам больше в игре не понадобится.

– Мне отдаешь?

– Да.

– Жалеешь перстень, а то бы отдал Толику Грановскому?

– Нет, просто он уже слишком близко к объекту подошел. Поспеши, а то он может шкурку объекту попортить.

Глазом полет спецназовских дротиков увидеть невозможно.

Две молнии скользнули из леса в сторону идущего к Корню Тофика Бакинского и попали в цель. Тофик взмахнул рукой и упал, не дойдя до противника метров десять. Не сразу поняв, в чем дело, Корень встал как вкопанный, пытаясь сообразить, что за подлянку придумал хитрый азер.

Картинку срисовал он за мгновение до смерти. Это его и спасло. Поняв, что будет через пару секунд, он рухнул на снег, прикрывшись телами «валета» и «шестерки» из своей бригады, предусмотрительно упавшими без признаков жизни в кювет возле его ног несколько минут назад.

– Молодец, – усмехнулся Князь. – Мы дали ему шанс, и он им грамотно воспользовался.

– Делов то, – буркнул Серега.

– Да ты что, сынок? Это большое дело – грамотно упасть. Вовремя и в нужном месте. Это, считай, половина успеха.

– А вторая половина?

– Вторая половина – вовремя встать.

– И в другом месте? – хохотнул Серга. – А что ты думаешь? Ты погляди, погляди, что он делает. Ползет по кювету в сторону. Понял кент, что место плохое. Простреливаемое. И ползет.

– Ты вот что, постреляй у него над головой из «Калашникова». А я пока спущусь вниз, – сказал Князь и объявил по рации: – Внимание, группа! Прекратить стрельбу по объекту! Прикрытие! Ваня Волгин, снимай свой трайлер, перекрой дорогу гаишной рогаткой со стороны Окружной. Случайным зевакам тут делать нечего. Понял меня?

– Понял, командир.

– Выдвигайся из леса и перекрывай дорогу к нам. После чего заберешь пушкинскую зенитку и, как договорились, встанешь "на прикол" на автостоянке у авторынка на Одинцовской.

– Я поехал, командир.

– Юра Котов, ты все сделал правильно, молодец. Сейчас перекроешь гаишной заглушкой дорогу со стороны Одинцовской. Вначале, конечно, дашь Волгину проехать. И уходи с ним. Я с вами свяжусь позднее.

– Понял, командир. Есть уйти с Волгиным.

– Мишин и Грановский уходят на своих машинах по окружной.

– Ясно, командир.

– Со мной остаются Игорь Вольнов и Серега Пушкин: мы уходим на Сережиной «вертушке» на Тушино.

– Ясно, командир.

– Вопросы есть?

– Так операция еще ж не закончена, командир. Может, подстраховать? спросил Юра Котов.

– Обижаешь, лейтенант. Я бы и сам справился, но как раз для страховки оставляю двоих. Выше крыши хватит, я полагаю. Всем спасибо. Все свободны. Встреча в ресторане Домжура завтра в 19.00. Приходить по одному.

Князь спустился с чердака хозяйственной постройки и направился к «Корню». Тем временем Сергей Пушкин и Игорь Вольнов короткими очередями не давали Корню поднять от земли голову.

Наконец, Князь подошел к лежавшему на снегу «Корню» и сказал:

– Долг платежом красен.

– Ты? – буквально выдохнул Корень.

– Я.

– Ты давно здесь?

– Только что подгреб.

– А что-то я не слышал звука приближающейся машины. И не видел, – в голосе «Корня» угадывалось недоверие.

– Я на «вертушке» сел. На территорию соседней дачи, тут когда-то то ли Микоян отдыхал, то ли Фурцева. Строго было. А потом дачей владели разные люди. Сейчас владеет человек, мне многим обязанный. Вот я и прилетел: тебе ведь нужна была помощь?

Корень встал, долго и нарочито аккуратно отряхивал грязный снег с пальто.

– Да чистый, чистый! – нервно прикрикнул Князь.

Он знал, что когда человек так долго занят каким-то совершенно не важным в экстремальной ситуации делом, он что-то в этот момент обдумывает, готовится нанести удар, внезапно напасть. Во всяком случае на войне – так.

Корень незаметно выдернул из-под полы тонкий стилет и, сделав бросок, нанес удар им Князю в область паха.

Тот в этот момент отпрянул назад, ровно на то расстояние, которое отделяло его ногу от конца стилета. Корень так и застыл в броске.

– Надо же, чуть не попал, – спокойно сказал Князь.

Отбросив нож, Корень едва уловимым движением вытащил из-под полы «беретту».

– Ты с ними? – яростно крикнул он.

– С кем? С азерами? С черными? Окстись.

– Ты со мной? – спросил Корень, направив пистолет в грудь Князю.

– Я сам по себе. Я один, но гордый. И со стволом перед мордой говорить не люблю.

– А придется, – пригрозил Корень, снимая предохранитель и чуть поднимая ствол – на уровень переносицы.

– Контрольный выстрел отменяется, – усмехнулся Князь.

В этот момент Игорь Вольнов, – примерно одного роста с Корнем, но значительно мощнее его – зашел сзади и взял бригадира "на прием". Он легко вывернул его правую руку с пистолетом и чуть надавил на кисть. Корень разжал пальцы, и пистолет упал на снег.

Левой рукой Игорь зажал шею бригадира так, что шансов вырваться у того не было никаких.

– Ну, что, старина, передумал стрелять в старого товарища? Так и не понял, что это я со своими парнями спас тебя, – сказал Князь.

– Всех моих перебил, – с ненавистью проговорил Корень.

– Но и вы потрудились. От бригады Тофика Бакинского не осталось ничего.

– Что же мне делать? И, если ты не с ним, как ты здесь оказался?

– Ты как "Джонсон и Джонсон" – два вопроса в одном флаконе. Давай по частям разбираться: ты получил приказ прибыть на стрелку с Тофиком?

– Да.

– От кого?

– Думал, от самого Грифа.

– Чушь. Вы оба на него работаете: если бы кто-то из вас его не устраивал, он бы приказал мне с этим неудачником разобраться. Ты же знаешь – я с бабками не работаю, мое дело – разведка, контрразведка, охрана. Я – чистильщик. Я бы с предателем, крысятником, и разобрался бы, ты понял?..

– Но кто тебе сказал, что здесь стрелка?

– Я по своим каналам узнал. Потом связался с Грифом… Он приказал подстраховать вашу стрелку.

– Так не он назначал стрелку?

– Не он.

– А кто же? Неужели Тофик решил со мной посчитаться?

– Что, давний спор? – холодно спросил Князь.

– А в Москве у всех бригадиров есть счет друг к другу.

– Понятно. Нет, и Тофика подставили.

– Кто, менты?

– Если бы менты, мы с тобой сейчас были бы в другом месте и в кислом соусе.

– Кто?

– Буду разбираться. Это уже мое дело. А тебя я выручил, согласись.

– Дa… Возможно. Так что мы квиты?

– Слава Богу, сообразил.

– И что мне теперь делать без бригады? Новую набирать?? На это время нужно. Да и таких верных уже не найти. Я с ними со всеми срока тянул на зоне. Я на зоне авторитетом был. И они все при мне – «валетами». А теперь…

– Не скули, Корень. Пока послужи в моей бригаде. Я знаю – вор в законе не может перейти из бригадира в рядовые пехотинцы. Это ему западло. Ведь из «шестерок» он уже никогда не выберется. Это только разжалованный офицер может снова, при благоприятных обстоятельствах, дослужиться до звезд. Поэтому тебе, Корень, я предлагаю создать новую бригаду. Сам будешь набирать людей. Но, чтобы азеры тебе не мстили за разборку, уйдешь пока в подполье. Втихую соберешь людей. Если хочешь, вытащим нужного тебе человека из зоны. Помнишь, как мы с Бичом впервые к тебе пришли, – когда нам было хреново, ты нам помог. Теперь моя очередь. Собирай людей. Но служить будешь не в силовой бригаде. Я договорюсь с Грифом. Банки дело рискованное, а бабки всe в «Структуре» все равно поровну делятся. Ну, почти что поровну. С учетом, конечно, личного вклада…

– Что ты сказал?

– В смысле?

– В какой структуре?

– А в той, в которую твоя бригада входила, и новая бригада войдет. «Структура», брат, это сила. Это не только бойцы и бригадиры, катран, общак и сходняк. Это банки. Не те, что мы грабим, а те, в которых награбленные нами бабки хранятся, и тут, и за бугром. Это склады армейского оружия, военная техника, связи в правительстве.

– Зачем я тебе нужен? – прямо спросил Корень.

– Нужен ты мне, братан, потому, что в армейской среде у меня хорошие контакты, а вот в криминальной – не очень. Все больше козлы попадаются вроде этого, – Князь пренебрежительно кивнул в сторону Тофика Бакинского.

Заметив, что Корень задержал взгляд на роскошном перстне Тофика, он небрежно спросил:

– Хочешь трофей взять? Ты ведь победил.

– С мертвого врага? – искренне удивился Корень. – Это мне западло.

– Вот тебе и второй ответ на твой вопрос. Я мог бы выбрать и других авторитетных воров. Но ты из всех – самый гонористый.

– Это хорошо? – удивился Корень.

– Это хорошо, потому что ты чтишь воровской кодекс. И что тебе западло, то тебе западло. И баста. Но это и плохо, потому что, когда работаешь с бойцом плечо к плечу, надо быть уверенным, что он из-за гонора не откажется выполнить приказ, от которого зависит успех операции.

– Я понял тебя, Князь. Не простой ты, ох, не простой. Я подумаю.

– А что, подумай, возможность теперь у тебя такая есть, – ответил Князь, окидывая взглядом побоище и как бы давая понять, что возможность такую «Корню» предоставил именно он, Князь.

– Советоваться ни с кем не буду.

– Это тоже правильно. Советы других далеко не всегда ведут к истине. Так говорил Заратустра.

ГРИФ. ОПЕРАЦИЯ "СЛУЧАЙНЫЙ ВЫСТРЕЛ"

– Так говорил Заратустра…

Профессор Моров отхлебнул из стакана глоток старого шотландского виски.

Заратустра… Кажется, впервые он услышал это имя из уст литературного героя – Остапа Бендера… В детстве, когда читал роман Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев". Или "Золотой теленок"? Сейчас и не вспомнить. Оба романа были в одном томе. Память у Морова всегда была отличная, содержание прочитанных книг он запоминал легко и впоследствии никогда прочитанное не перечитывал. А вот мелочи забывал. В каком романе? Да какая, в сущности, разница.

Имя ему понравилось. А потом он читал Зигмунда Фрейда, Шопенгауэра и, наконец, Фридриха Ницше "Так говорил Заратустра".

Ему понравилось.

Вообще, немцы и евреи, если уж занимаются чистой философией, излагают очень складно.

Он протянул руку к книжной полке слева от рабочего кресла, взял, не глядя, томик Фрейда "Психология бессознательного", наугад, как он часто делал, раскрыл страницу, прочитал загаданный абзац:

"Вера в вещие сны насчитывает много приверженцев, ибо в ее пользу говорит то обстоятельство, что многое действительно происходит впоследствии так, как его предварительно конструировало во сне желание".

Он закрыл веки, задумался. Из полудремы его вывел какой-то резкий звук на улице, за стенами института, – что-то вроде пожарной или милицейской сирены.

Он вздрогнул, открыл глаза.

О чем он думал минувшей ночью? Какой увиденный во сне эпизод сейчас пытался восстановить в памяти?

Он снова закрыл глаза. И увидел…

Вот он лежит на крыше (или на чердаке) высокого здания. Напротив обычный жилой дом. Один подъезд с улицы, через который входят и выходят жильцы (другие подъезды для жильцов – со двора). А две трети первого этажа занимает шикарный, эксклюзивный, как сейчас говорят, ювелирный магазин "Ля Рошель". Типичная туфта, не имеющая никакого отношения ни к известному порту, ни к Франции вообще. Изделия здесь продаются действительно изысканные, поистине уникальные, но чисто русские. Не жаны и пьеры, а иваны да мойши сделали эти роскошные кулоны с изумрудами, эти дивные перстни с бриллиантами, эти изысканные подвески с хризалитами, да и сам магазин принадлежит господину по фамилии Магазинер.

Рафаил Магазинер трезво рассудил, что в "Ля Рошель" народ будет ходить чаще, чем в лавку "У Розочки".

Розочкой звали жену Рафаила. Он ее обожал.

А доктор Моров ненавидел доктора Минеева Ростислава Яновича.

Такой вот расклад. Как говорят в России, без бутылки не разобраться.

В реальной жизни Аркадий Борисович Моров отхлебнул из стакана большой глоток виски.

Во сне и в полудреме он явственно видел витрину "Ля Рошель", людей, входящих и выходящих из двух дверей магазина и из одного подъезда для жильцов.

Он видел, как из подъезда вышел ненавистный ему доктор Ростислав Янович Минеев, а из подъезда магазина – несколько новых русских – дам и господ – в длинных шубах нараспашку.

Сквозь отличный цейсовский оптический прицел прекрасно были видны и изумрудные колье на дамах, и бриллиантовые перстни на руках господ.

Он нехотя перевел ствол винтовки вправо, с грустью расставшись с холодным, но изумительно красивым женским лицом, и в прорезь прицела попала яйцеобразная голова доктора Минеева.

Его лысоватая, похожая на слегка облупившееся яйцо голова никогда не нравилась Морову.

А с тех пор, как соглядатаи и стукачи, которые были внедрены им во все структуры института, несколько раз донесли до него слова Минеева, исследовавшего поведение мышей под воздействием неких кадрированных видеосюжетов, антипатия к доктору превратилась у Морова в ненависть.

– В курилке он пошутил, что, похоже, "наш академик совсем рехнулся и метит в президенты, иначе к чему эти эксперименты на студентах в кинозале…".

– Еще он говорил (страшно повторить), что, "возможно, в институте происходят "странные вещи" и что у него есть подозрения, что некоторые больные просто пропадают, – их не переводят в другие клинки, не выписывают в связи с излечением или окончанием курса, – они умирают и тела их где-то сжигают".

Похоже, доктор Минеев не был злобным, жадным, завистливым, его не волновало, что зарплата сотрудников института зависит от коэффициента благонадежности, толерантности и лояльности к директору. От этого коэффициента зависело в институте все – зарплата и премия, субсидирование лаборатории, публикации, защиты кандидатских и докторских. Доктор Минеев полагал, должно быть, что он будет высказывать публично свои инсинуации и ему это будет сходить с рук.

– Он говорит, что в нашем институте проводятся эксперименты над психикой людей, без их согласия!

Доктора Минеева лишили премии, прогрессивки и матпомощи.

– Он говорит, что мы тут занимаемся "черт знает чем, похоже, учимся управлять эмоциями людей"!

Доктору Минееву отложили на неопределенный срок защиту кандидатской диссертации.

– Он говорит, что "наш академик готовит черную лошадку к президентским выборам, – это ведь готовая программа управления электоратом".

Доктору Минееву вынесли первое порицание: поставили на вид.

– Он говорит, что в институте стали появляться какие-то криминальные элементы.

Доктору Минееву объявили первый выговор.

– Он говорит…

Профессору Морову это надоело.

"Какого черта? Кто владеет институтом, он или я? Почему я должен терпеть это талантливое ничтожество? Только потому, что он неплохо соображает? Да я таких дюжину найду. И неужели я должен объявить ему три выговора, чтобы уволить? Уволить? Зачем уволить? После всего того, что доктор Минеев наговорил, его мало уволить. Его просто надо убить".

Огромным усилием воли профессор Моров удержал себя от того, чтобы не совершить убийство самому.

Ненужный риск. Совершенно ненужный и неоправданный. У него десяток высокопрофессиональных киллеров. Вот хотя бы взять его командира спецотряда, бывшего спецназовца Юрия Князева. На первый взгляд, вполне интеллигентный человек. А может такое! И кажется, ему можно доверять.

Люди Морова проверили Князева многократно.

И все равно он не поручит ему убийство Минеева. Почему? Потому что это было бы слишком просто. А у Морова была склонность к садизму – изысканному, интеллектуальному.

И не поручит он Князеву это задание еще и потому, что есть у него такое чувство, – именно это задание будет ему неприятно.

Дело в том, что при всей своей жестокости и деспотизме он научился беречь и ценить дорогой человеческий материал.

Князев был материалом со знаком «экстра».

Совсем ни к чему заставлять его убивать детей, старушек или интеллектуалов, что причинит ему наверняка эмоциональную травму.

Пусть убивает бандитов! Он же не урка. Он из законопослушных офицеров. И не надо ломать менталитет офицеров, когда они вынуждены приходить на службу к олигархам: пусть видят перед собой привычного врага.

Привычным врагом для офицера-спецназовца Юрия Князева были враги его Родины. С определенным допуском – уголовники, новый криминалитет, отмороженные из банд беспредельщиков.

Вот пусть их и убивает. От них и защищает. Каждый человеческий материал надо использовать с учетом его специфики.