Текст книги "Современный кенийский детектив"

Автор книги: Георгий Анджапаридзе

Соавторы: Фрэнк Саизи,Хилари Нгвено,Дэвид Дучи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

2

Есть ли при мне оружие?

Я кивнул.

Он спросил, какое именно.

Я ответил.

Фон Шелленберг сказал, что никогда не видел пистолета этой марки. Пришлось пояснить, что сделан он в Испании и имеет калибр 7,63. Фон Шелленберг потребовал дополнительных сведений – о дальнобойности и тому подобном, – и я, как мог, удовлетворил его любопытство.

Он пососал кончик сигары, потом спросил, приходилось ли мне когда-нибудь стрелять в живого человека.

Хорош вопросик! Он же знает, с чего я живу. Ручное огнестрельное оружие изготавливается главным образом для стрельбы по людям. Конечно, из него можно прибить и паршивую собаку, но я еще не встречал чудаков, которые носят пистолет из страха перед злющей соседской псиной.

Стрелял ли я когда-нибудь в живого человека?

Серые глаза фон Шелленберга впились в меня, словно он что-то прикидывал в уме. Вместо ответа я только кивнул. Такая уж у меня работа, частенько приходится кивать. Подобная сдержанность внушает клиентам безграничное доверие. Частный детектив умрет голодной смертью, если не научится внушать безграничное доверие…

Фон Шелленберг тоже кивнул и погрузился в раздумья. Я без труда мог догадаться, о чем он думает.

Готов ли я убить по его приказу?

Пусть поломает голову, я не стану ему подсказывать. Спешить некуда…

Был жаркий июньский день. Послеполуденное солнце походило на огромный золотой шар, плавающий в лазурном небе. На другом берегу реки высился поросший травой холм. По нему к Национальному музею взбиралась вереница микроавтобусов "фольксваген". Истомленные жарой туристы нехотя разбились на две группы. Одна потащилась к главному входу, другая вслед за усталым гидом направилась в террариум. Легкий ветерок играл на бронзовых от загара лицах, ерошил волосы, уносился вниз по холму, через реку Найроби, к зеленой ухоженной лужайке отеля "Бульвар", где в тени соломенного навеса беседовали двое мужчин.

Одним из них был фон Шелленберг, другим – я.

Фон Шелленбергу было пятьдесят – он сам об этом как-то обмолвился, – крепко сбит, обветренное лицо с квадратным подбородком, широкие плечи, могучие, загрубелые руки каменотеса или шахтера. Насмотрелся я на такие руки и знаю: тяжкий труд их хозяину знаком не понаслышке. Пусть и разодет в пух и прах, и держится надменно, все равно видно, что он не тот, за кого себя выдает.

Проговорили мы с ним почти два часа – так, словесное фехтование с соблюдением всех приличествующих случаю правил. Фон Шелленберг в основном задавал вопросы, а я на них более чем туманно отвечал. Еще чего, никогда не позволяю клиентам учинять мне допрос! Однако результативность в обмен на деньги и безоговорочную веру в мою методу гарантирую.

В какой-то момент фон Шелленберг вдруг наклонился вперед и, уставясь на меня поверх пивных кружек на низком столике, спросил насчет оружия.

В ответ я осведомился, кто ему угрожает. Он протер линзы очков в массивной оправе, засунул платок в карман серого костюма и сказал негромко, но твердо:

– Мне вообще-то никто не угрожает, просто при моем состоянии следует быть осмотрительным.

Что ж, осмотрительность для богатого человека вещь естественная. Однако если он в самом деле прилетел в Найроби лишь вчера, то не чересчур ли торопится проявлять эту свою осмотрительность?

– Кто вам меня рекомендовал? – поинтересовался я.

– Я нашел вас в телефонном справочнике.

Я пожал плечами. Нам, профессионалам, всегда лестно, когда клиент, оставшись тобой доволен, рекламирует тебя своим знакомым. Если же тебя отыскивают в затрепанной телефонной книге, где твое имя стоит в одном ряду с ненавистными конкурентами, жалкими любителями и шарлатанами, гордиться тут решительно нечем.

– По правде говоря, фон Шелленберг, – мстительно заявил я, – когда мне передали от вас записку, я собирался в отпуск. Вы, очевидно, обратили внимание, в городе таких фирм, как моя, раз-два и обчелся. Что, если я не приму ваше предложение?

Фон Шелленберг несколько секунд пялил на меня глаза. Когда же заговорил, в голосе его звучала насмешка.

– В отпуск, говорите?

Я утвердительно кивнул.

– Ах, бросьте, мистер Канджа, – он покачал головой, – вы же бизнесмен и профессионал. Потому-то я вас и нанимаю. Эта работа лучше любого отпуска, причем все расходы – за мой счет. А в конце дела вас ожидает щедрое вознаграждение.

Сплюнув на траву кусочки табачного листа, он раскурил сигару и откинулся на спинку плетеного кресла, щурясь от дыма.

– Кроме того, – продолжал он, не сводя с меня глаз, – вы мне нужны… ну, что ли, для страховки. Поверьте, если бы я знал наверняка, что моя жизнь в опасности, не сидел бы я с вами на этой лужайке.

Это он мне уже говорил: будь угроза реальной, он бы заперся в своем замке в Баварии за дверьми из шестидюймовой стали под охраной вооруженных часовых и свирепых овчарок.

Я не смог сдержать улыбки. Немец элегантно вытер губы бумажной салфеткой. В его движениях была горделивая неторопливость, и из-за нее, помимо прочего, наша беседа так затянулась.

– Итак, мы подошли к вопросу о вашем гонораре. – Фон Шелленберг выудил из кармана пухлый бумажник, отсчитал три тысячи западногерманских марок и пододвинул ко мне – я успел предупредить его, что не беру чеков у новых клиентов, – хрустящие новенькие купюры, каждая достоинством в сто марок. – Две тысячи – в качестве аванса, – пояснил он. – Тысяча – на накладные расходы. Остальное по прибытии в Момбасу.

В его устах Момбаса звучала как волшебное заклинание – он был уверен, что там его ждут чудеса, этот портовый город представлялся ему райским садом, населенным легкодоступными красотками.

Надежно спрятав марки, я достал записную книжку-календарь, в которой делаю разные заметки.

– Мне необходимо выяснить кое-какие подробности.

Фон Шелленберг выпустил табачный дым и в ожидании вопросов откинулся в кресле. А вопросов у меня было предостаточно, но я не мог задать их все и сосредоточился на самом неотложном.

На лужайке и в саду не было ни души, если не считать официанта, стоявшего от нас на почтительном расстоянии. С западной стороны отеля доносились крики и плеск купающихся в бассейне постояльцев.

Через полчаса я уже испещрил несколько страниц. Когда мы поднялись, официант подал счет за пиво и сандвичи. Фон Шелленберг подписал его и отослал официанта.

– Я остановился в люксе номер пять, – сообщил он по пути к подъезду. – Пожалуй, надо соснуть с дороги. Полет был долгим.

Не прибавив ни слова, он пошел за ключом к конторке портье, а я заковылял к своему видавшему виды "датсуну", оставленному в дальнем углу парковой площадки: всегда прячу эту развалину от клиентов при первом знакомстве.

Заведя машину, я в течение нескольких секунд слушал, как хрипит и чихает дряхлый двигатель: "датсун" пробежал свыше двухсот тысяч километров и нуждался в капитальном ремонте. Потом, выключив двигатель, перечел только что заполненные странички в записной книжке, закурил и пошел назад ко входу в отель.

Конторка туристического агентства "Кросс-Кения" находилась в дальнем конце вестибюля, между газетным киоском и сувенирной лавкой. Два молоденьких клерка расточали улыбки толстому плешивому американцу в мятом летнем костюме и двум француженкам – по всей видимости, матери и дочери. Встав вслед за ними, я принялся ждать своей очереди.

Ждать пришлось долго: плешивый янки пространно разглагольствовал о дюжине вещей одновременно, громко смеялся собственным плоским остротам, пытаясь и нас заразить своей жизнерадостностью. Я же был слишком озабочен, чтобы позволить втянуть себя в праздный разговор. Француженкам стоило немалых усилий втолковать улыбчивому служащему, что им требуется.

Мать не говорила по-английски, а клерк не знал ни словечка по-французски. Вопросы и ответы переводила дочь, говорившая по-английски с безупречным произношением. Я бы дал ей лет двадцать. На ней было платье цвета морской волны. Овальное лицо свидетельствовало о решительности и высокомерии; густые черные брови, длинные накрашенные ресницы. Темные волосы зачесаны назад в искусном беспорядке, что придавало особое очарование ее чертам. Она напоминала едва распустившийся бутон.

Верно говорят, красота, как и желание, не признает расовых предрассудков!

Она подняла голову, и наши взгляды на какой-то миг встретились, потом она отвернулась. Мать и дочь были, что называется, одно лицо, только с разницей в тридцать лет. Выслушав перевод очередной фразы, мать вновь напустилась на клерка, бронирующего туристические маршруты.

Шумный американец тем временем исчерпал запас анекдотов. Решив все вопросы, он многословно поблагодарил клерка, дал ему щедрые чаевые и ушел. Клерк спрятал улыбку и повернулся ко мне, не стараясь уже казаться дружелюбным.

– Что вам угодно?

Я предложил ему сигарету. Он угостился и, выслушав мою просьбу, лениво смерил меня взглядом с головы до пят. Служащие туристических фирм мгновенно скучнеют, когда приходится иметь дело не с богатыми белыми клиентами.

– Вы гид? – спросил он меня.

– Вроде того.

– Из какого агентства?

– "Всякая всячина".

Клерк покачал головой.

– Никогда про такое не слышал. Давно оно открылось?

– Мы не занимаемся туристическими маршрутами, – ответил я.

Он вскинул на меня глаза.

– Тогда зачем вам эта информация?

– Как явствует из самого названия нашей фирмы, – терпеливо растолковывал я, – мы беремся за разные дела. В данный момент один из наших клиентов записался на маршрут номер четыре по заповеднику Цаво.

Клерк замотал головой:

– Нам запрещено разглашать подобные сведения.

Я знал, что это неправда, и все же протянул ему бумажку в двадцать шиллингов.

– Этого должно хватить на изготовление ксерокопии. – Я вручил ему еще десятку. – Остальное вам за труды.

Он посмотрел на деньги, потом на лежащую перед ним папку, перевел взгляд на француженок, затем снова уставился на меня и решительно воскликнул:

– Нет!

Он старался вернуть мне деньги, но я отбивался что было сил.

– Подумайте хорошенько, – предложил я, отступая к газетному киоску.

Потолкавшись немного у сувенирной лавки, я вернулся в туристическое бюро. Француженки ушли, и теперь оба клерка были сама любезность. Один из них вручил мне два машинописных листка.

– Вы очень услужливы, – похвалил я его.

– Не всегда, – признался клерк.

Я поехал в отделение банка "Барклайз" на Вабера-стрит и поменял часть полученных от фон Шелленберга марок на шиллинги, а потом отправился на торговую улицу Биашара, где приобрел все необходимое снаряжение для предстоящего сафари[9]9
  Охотничья экспедиция, чаще в Восточной Африке. – Здесь и далее прим. перев.


[Закрыть]. Старый индиец, хозяин лавки, для начала заломил немыслимую цену, но в конце концов дал тридцатипроцентную скидку, поскольку я оказался оптовым покупателем. Для Шелленберга я выбрал несколько походных костюмов и три пары ботинок из выворотной кожи. Себе же присмотрел две куртки – темно-синюю и светло-коричневую, – шляпу от солнца и брезентовый рюкзак.

Потом поехал в свою контору на Монровия-стрит, всего в двух кварталах от Биашары. В доме был допотопный лифт, он трогался в путь не сразу и всю дорогу кряхтел, как недужный старец. Наконец он доплелся до четвертого этажа и, издав протяжный зевок, выпустил меня на лестничную площадку.

В конторе пахло окурками и пылью. Я открыл окно и уселся за ореховый письменный стол, приобретенный по случаю на распродаже. Помещение было тесным, и потому обстановку его дополняли лишь столик для секретарши, которой я пока еще не обзавелся, и массивный сейф, где хранились особо важные бумаги. Стены, выкрашенные в казенный серый цвет, были не первой свежести, но поскольку я задолжал домовладельцу арендную плату за несколько месяцев, то не осмеливался и заикаться о ремонте. Оба окна конторы выходили на зловонный проулок позади столичного муниципалитета, но на уровне четвертого этажа воздух был чище, чем внизу.

С педантичностью робота я занес в свой гроссбух полученные от фон Шелленберга суммы и произведенные мной расходы. Потом достал из ящика стола чистый лист бумаги и начертал печатными буквами объявление о том, что моя контора временно закрывается, за всеми справками обращаться в посредническую фирму "Сити Пропертиз", дравшую с меня семь шкур за подобные услуги. Я пришпилил записку кнопкой к входной двери. Когда-нибудь я все-таки найму секретаршу, пусть хотя бы вытирает пыль в мое отсутствие. Чем еще ее занять, я пока не придумал. Переписки у меня немного, я сам управляюсь с ней, стуча двумя пальцами на старинном "Ремингтоне", также добытом на распродаже. Его место – на секретарском столике, вместе с пустыми корытцами для входящих и исходящих бумаг и отключенным телефоном.

Я просмотрел письма, извлеченные мной из ящичка на главном почтамте, куда заезжал по дороге к фон Шелленбергу. В конвертах оказались квитанции, счета, предупреждение от электрической компании, что будет отключен свет, если я в недельный срок не расплачусь с ними за последние три месяца.

Прихватив счета, я вышел в коридор, заперев дверь на множество английских замков, которые пришлось врезать, после того как кто-то совершил взлом и унес подержанный арифмометр, доставшийся мне в наследство от предыдущего арендатора.

Я распахнул соседнюю дверь. На этот раз – в кои-то веки! – Асия не томилась от безделья, ее пальцы сновали по клавишам электрической машинки. Она была дородной, высокой, с мягкими чертами лица и густой копной волос, которые с первого взгляда можно было принять за парик. Большие карие глаза светились умом и проницательностью. Красивые губы слегка подведены помадой, крепкие белые зубы – хоть на рекламу стоматологической клиники! Увидев меня, Асия приветливо улыбнулась: лишь одному мне разрешалось входить сюда без стука.

– Тебе звонил полицейский, – сообщила она.

Беда, подумал я.

– Полицейский, говоришь?

– Его фамилия Омари.

Меньше всего мне бы хотелось видеть его теперь.

– Если снова позвонит, скажи, что я уехал в отпуск.

– Он разыскивает тебя по очень срочному делу.

Час от часу не легче! Комиссар Омари обычно звонит с единственной целью – чтобы отравить мне существование.

– Я в отпуске. Ну а как твои дела?

Пожав плечами, она улыбнулась одними лишь уголками губ, отчего я всякий раз начинаю испытывать томление. Ей двадцать два года, не замужем, помешана на кино, музыке, плавании и танцах. Снимает отдельную квартирку на Лоуэр Хилл-роуд, но с нашим братом строга, презирает мужчин, ищущих легких побед. Все это удалось выяснить за чашкой кофе, когда она только поступила на службу в фирму "Сити Пропертиз". Я ни разу еще не назначал ей свидания, но знал, что не получу отказа. Вот только никак не удавалось выкроить время.

– Можешь сделать доброе дело? – спросил я, усаживаясь на краешек ее стола.

– Сначала скажи, что от меня требуется. – Она дружески улыбнулась.

Я вручил ей счета, пришедшие по почте.

– Уплати, пожалуйста, по ним.

Она замотала головой.

– Откуда мне взять столько денег!

Я раскрыл бумажник и отсчитал нужную сумму.

– Обещаю: как только вернусь, идем в ресторан!

– Третий раз уже обещаешь. Куда отправляешься теперь?

– В сафари: мой клиент боится путешествовать в одиночку. Сколько с меня за аренду помещения?

– Со счета уж сбились. – Она потянулась за папкой. – Решено тебя выселить, как только отыщется порядочный человек на твое место. Беда в том, что в городе не осталось честных людей. Адвокаты из десятого номера сбежали во вторник, не уплатив ни пенса.

– Наймите меня выколачивать арендную плату, – шутливо предложил я.

– А кто будет выколачивать из тебя, когда ты сбежишь?

– Бухгалтер из соседней конторы.

– Я бы ему даже счета за воду не доверила.

Она полистала бумаги.

– Июнь, июль, август. Три тысячи шиллингов плюс телефон, марки и перепечатка корреспонденции. Всего три тысячи шестьсот шиллингов.

Снова достав бумажник, я опустил хрустящие купюры ей на колени. Асия изумленно смотрела на ворох денег.

– Господи, ты ограбил банк!

Я ухмыльнулся:

– Не такой уж я пропащий ублюдок, как кое-кто думает.

– Теперь-то и я это вижу.

Асия печатала мне расписку, когда зазвонил телефон. Она сняла трубку и деловым тоном сказала:

– Фирма "Сити Пропертиз".

Выслушав говорившего, она осведомилась, кто звонит. Потом, прикрыв рукой трубку, заговорщицки шепнула:

– Это тебя.

– Кто?

– Вроде тот самый полицейский.

– Меня нет.

– Но ты же здесь.

– Уже ушел! – Я направился к двери.

Асия передернула плечами и снова заговорила в трубку, не переставая кивать мне.

Уже взявшись за дверную ручку, я остановился и напоследок ей улыбнулся.

– Ответь ему, пожалуйста, – взмолилась наконец Асия. – Он грозится засадить меня за решетку.

– Он со всеми девушками так заигрывает, – попытался отшутиться я. – Скажи ему, как я велел: меня нет!

– Я не понимаю ни слова! – сказала она с отчаянием.

– Значит, он перешел на арабский. Так всегда бывает, когда он злится. Терпение, это сейчас пройдет. Повтори, что я уехал, и вешай трубку.

Но коварная Асия заявила Омари, что я только что вошел, и протянула мне трубку.

– Сам с ним говори!

Я растерялся. Если комиссар Омари ругается по-арабски, значит, я действительно до зарезу ему нужен. Может, уж лучше ответить? Узнаю, что стряслось, а потом как-нибудь вывернусь. Я подошел к столу.

– Да?

– Это ты, Окей?

Омари был моим инструктором в специальном полицейском колледже, до того как его повысили по службе. Тогда мы с ним ладили, недаром до сих пор он помнит мое прозвище. И все-таки закадычными друзьями мы не стали.

– До тебя невозможно дозвониться! – Его голос был жестким, бесцветным.

– Вам что-то нужно от меня? – спросил я с такой же ледяной интонацией.

Я мог позволить себе подобную вольность: прежде чем стать частным детективом, пришлось дать подписку о сотрудничестве с Особым отделом, однако я уже не его подчиненный и не обязан ему поддакивать. Последние две недели он добивался моего согласия на участие в операции, которая меня не слишком-то привлекала.

– Нам необходимо поговорить, – заявил Омари.

– Слушаю вас.

– Это не телефонный разговор. Загляни ко мне на пару минут.

– Если это насчет того, чтобы нянчиться с делегатами сессии ЮНКТАД[10]10
  Конференция ООН по торговле и развитию.


[Закрыть], то я по-прежнему не согласен.

– Прошу тебя заехать ко мне, – невозмутимо повторил Омари. – Это не займет много времени.

– Пока вы в таком настроении, лучше вам на глаза не попадаться! – сказал я и тут же понял, что допустил ошибку.

– Окей, ты же меня знаешь. Со мной можно иметь дело.

Однако я так не считал.

– Если вам не перечить, – уточнил я.

– Я велю, чтобы тебя привели силой, – не меняя тона, пригрозил он.

Что верно, то верно. Стоит ему моргнуть, и его люди доставят меня к нему хоть с того света. Глава ведомства национальной безопасности – фигура могущественная. Омари не церемонится с теми, кто становится у него на пути. Я не вправе рисковать собой и тремя тысячами марок, полученными от фон Шелленберга.

– Нельзя ли встретиться на нейтральной территории? – спросил я запальчиво. – Мало ли подходящих мест в городе!

– Где?

– Скажем, в отеле "Нью-Стенли".

– Идет!

– Часов в пять?

– В половине шестого! – В трубке раздались короткие гудки.

Он и впрямь в скверном расположении духа. Интересно, что его гложет?

Асия сгорала от любопытства.

– Этакий истукан, – вздохнул я. – Он действительно может упрятать кого хочешь по закону о превентивном заключении.

Когда я еще работал под его началом, мы иногда неделями допрашивали какого-нибудь беднягу, а на официальные запросы давали стандартный ответ: "Ведется расследование, задержанный своими показаниями оказывает помощь полиции". И точка! Ни имени, ни прочих подробностей. При желании можно любого упечь на долгие годы. Пока не выложит все, что было и чего не было…

3

Уже без четверти пять я был у входа в «Нью-Стенли». Народу на террасе и в кафе хоть отбавляй: орды журналистов, делегаты конференции ЮНКТАД, которая открывалась в Найроби через пару дней, молодые бездельники, что обычно торчат здесь. С трудом отыскав два свободных места за угловым столиком, я подозвал официанта и заказал пива.

Комиссар прибыл, когда я приканчивал вторую бутылку. Я сразу определил по его виду и походке, что жизнь и работа ему осточертели. Омари был пяти футов шести дюймов роста, с широченными плечами и весьма внушительным видом – с таким не поспоришь. Лицо имел круглое, чисто выбритое, с упрямыми карими глазами и неожиданно мягкими очертаниями губ.

Он сел напротив, заказал черный кофе и посмотрел на меня ничего не выражающим, действующим на нервы взглядом.

– Как дела, Окей?

– О'кей, – кивнул я и изобразил на лице нечто неопределенное, не зная наверняка, какой именно смысл вложил он в свой вопрос.

На нем был один из его излюбленных темно-синих костюмов, широкий галстук с изображением кенийского герба и темно-серая фетровая шляпа, которой он прикрывал изрядных размеров плешь на макушке.

Я достал сигареты и протянул ему. Он скосил глаза на пачку, потом снова уставился на меня, поигрывая желваками. Правоверный мусульманин, он не курил и не пил. Я помнил об этом, однако предложил сигарету, чтобы выяснить, в каком он настроении. Если он добродушно чертыхнется по-арабски, значит, все в порядке. Но сейчас он промолчал, продолжая буравить меня взглядом.

Официант принес ему кофе. Омари добавил ложечку сахара и принялся помешивать в чашке.

– Мы действительно нуждаемся в твоей помощи, – сказал он.

– Я пытался объяснить по телефону… – начал я, но он меня перебил:

– Знаю. – Омари поднял ладонь, сдерживая нетерпение. – У тебя уже есть работа.

Отхлебнув кофе, неестественно спокойным голосом и тщательно подбирая слова, он напомнил мне, что, будучи отставным агентом уголовного розыска, дававшим в свое время присягу, я обязан ставить государственные интересы выше личных. Я это и раньше, конечно, слышал, но лишь в его устах подобные аргументы производили на меня должное впечатление.

– Шеф, – заговорил я почтительно, – несколько месяцев у меня не было ни одного приличного клиента. Я задолжал за квартиру, за аренду конторы, у меня отключили телефон, а в банке грозятся закрыть счет. Вы не можете требовать, чтобы я отказался от прибыльного дела ради служения отечеству! То, что вы предлагаете, продлится недели две?

– Три, – последовал ответ.

Того, что заплатит мне правительство за трехнедельную работу, не хватит и на месячную арендную плату. Я так ему и сказал.

– Придется распрощаться с частной практикой. Неужели я вам так необходим?

– Иначе я бы не сидел сейчас здесь, – резонно ответил Омари. – Впервые Организация Объединенных Наций проводит в Африке столь ответственную встречу. Мы ожидаем три тысячи делегатов и по меньшей мере трех глав правительств. Сам понимаешь, каких усилий потребует от нас обеспечение их безопасности. Наверху волнуются, как бы чего не стряслось. Мы мобилизовали все полицейские службы, призвали на помощь резервистов.

Он умолк, устало откинувшись на спинку стула. Чтобы нарушить томительное молчание, я снова отправил официанта за пивом. Комиссар же согласился выпить еще чашечку кофе. Его настроение внушало беспокойство. При обычных обстоятельствах не стал бы он лезть из кожи вон, чтобы заполучить меня для охраны заморских гостей. Я смутно помнил, что в полицейском уставе есть статья, освобождающая от призыва из запаса во всех случаях, кроме национальной катастрофы. Но комиссар Омари умеет обходить столь пустячные помехи.

Что-то он скрывает, чего-то не договаривает. Я так ему и заявил.

– Да, есть еще кое-что, – признался он. – Мы получили чрезвычайно тревожный телекс из штаб-квартиры "Интерпола" в Париже.

Омари терпеть не мог раскрывать мотивы своих поступков. Но за годы нашей совместной работы, до того, как я подал в отставку, у нас выработалась некая взаимная терпимость, основанная на уважении друг к другу. Вследствие этого я мог учинить ему допрос, а также позволить в его адрес некоторые колкости.

– Что в этом телексе говорится?

Омари полез в карман и вытащил ворох бумаг. Порывшись в них, он разочарованно прищелкнул языком и сказал:

– Я думал, он у меня с собой. – Потом снова засунул бумаги в карман. – Тогда бы ты своими глазами убедился. Такое сообщение, что у нас все запрыгали – от министра внутренних дел до начальников департаментов.

Ах, плут, подумал я.

– Должно быть, что-то особенное? – предположил я.

– Особенное? – Омари скривился. – Чересчур мягко сказано! Ты не поверишь своим глазам. Приходи завтра утром ко мне на службу – почитаешь.

Он поднялся уходить, как раз когда подоспел официант с заказом.

– А что, если я завтра не смогу?

Комиссар подождал, пока официант поставит перед ним кофе и отойдет.

– Ну, – пожал он плечами, – не сможешь – тебе же хуже.

Его лицо снова помрачнело. Я взял себя в руки.

– Знаешь, ты верно сказал. – Омари засунул свои ручищи в карманы, перегнулся ко мне через столик и продолжил едва слышно: – Я не хочу, чтобы ты лишился выгодного дельца! Но мне было бы столь же неприятно узнать, что ты лишился патента.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.

– Твое разрешение заниматься частной практикой истекает через месяц – я специально проверил, прежде чем ехать сюда.

Я опешил: неужто он способен из-за такой ерунды нанести мне смертельный удар?

– Конечно, нет, – сказал Омари, – хотя для меня ооновская конференция совсем не ерунда. Но что я скажу, когда мне принесут твое заявление на подпись? Как я отвечу на вопрос о твоей готовности сотрудничать с властями по вопросам национальной безопасности? Поставь себя на мое место.

Он снова откинулся на стуле, и в глазах его появился блеск, не предвещавший ничего доброго.

– Слушай же, упрямец, – зашипел он. – Тебя следовало утопить, когда ты впервые сказал мне "нет". Думаешь, почему я тратил время на личную встречу? Потому что все еще считаю тебя порядочным и разумным человеком и хочу, чтобы мы работали вместе. Не забывай, если бы не я, ты бы по сей день гонялся за карманниками и другой мелюзгой на Ривер-роуд.

Что правда, то правда. Он отнесся с пониманием к моему стремлению заняться частной практикой, ускорил мою отставку, искренне пожелал удачи. А ведь квалифицированных кадров в полиции не хватало и правительство неохотно расставалось с обученными агентами, которым взбрело в голову стать частными детективами.

– Что за работа тебе подвернулась? – неожиданно спросил он. – Снова супружеская неверность?

Я замотал головой.

– Мой клиент нуждается в телохранителе.

– Кто он?

– Иностранец.

– Бизнесмен?

– Турист, западногерманский промышленник.

Омари отпил кофе, не сводя с меня глаз.

– Западногерманский промышленник специально приезжает в Кению, чтобы нанять тебя. – Омари явно потешался, хотя лицо его было по-прежнему сурово, как гранит. – Кого он боится, карманников?

Я молча снес обиду. Омари хочет вывести меня из равновесия. Он же прекрасно знает, чего я стою в профессиональном отношении. И не за горами тот день, когда в полиции горько пожалеют, что я от них ушел.

– Он сказал тебе, кто ему угрожает? – спросил Омари.

– Какая разница, пусть хоть "красные бригады"! – в сердцах выпалил я. – Работа есть работа.

– Лучше сразу верни задаток, – посоветовал комиссар. – Если он боится "красных бригад", ты ничем не сможешь ему помочь. Направь его ко мне. Ему следовало прежде всего обратиться к нам.

– Разве вам мало хлопот с ооновскими шишками? – неосторожно съязвил я, и Омари снова завел старую песню про то, что государственные проблемы важнее личных делишек.

– Ты мне нужен, – изрек он не терпящим возражений тоном. – Я поставлю тебя во главе специального отряда. Завтра в управлении обговорим все в деталях.

Он помолчал и добавил:

– Не сомневаюсь, что ты придешь.

В ответ я посмотрел на него с самым непроницаемым видом, на какой был способен. Мне не нравится, когда мною командуют, и в любое другое время я бы так прямо ему и сказал, но теперь слишком многое поставлено на карту.

– Итак, – Омари поднялся, – ровно в восемь утра в моем кабинете!

Я смотрел ему вслед, как он нес свое огромное тело к кромке тротуара, этакий столп государства, воплощение несгибаемого долга и ответственности. Его ждал служебный "мерседес". Он сел на заднее сиденье и захлопнул дверцу.

Официант принес еще пива. Я стоял перед выбором. На одной чаше весов – патент на занятия частной практикой и разрешение на огнестрельное оружие, не говоря уже о мелких услугах, которые время от времени оказывали мне по старой дружбе сотрудники полицейского управления. На другой – больше четырех тысяч немецких марок, часть которых я уже потратил на погашение долгов. В обоих случаях я что-то теряю, чем-то жертвую.

Словом, чертовски сложная ситуация! Я выдул четыре бутылки ледяного пива, прежде чем принял решение. Подозвав официанта, я расплатился за себя и за комиссара Омари. Осуществление моего плана требовало стремительных действий и чрезвычайной осторожности. Сев в машину, оставленную на гостиничной стоянке, я не спеша покатил по Муинди Мбингу-стрит, свернул влево, на Стандарт-стрит, сделал еще один левый поворот, на Кимати-стрит, и вновь оказался около отеля "Нью-Стенли". Светло-серый "ниссан" явно висел у меня на хвосте. Я слишком долго работал с Омари и отлично знал, что он никогда не полагается на авось. Конечно, он принял меры на мой счет, и следить за мной будут вплоть до того момента, как я предстану перед ним завтра.

Оставив "датсун" на прежнем месте, я вернулся в кафе, сел за тот же столик и снова заказал пиво. Итак, новая задачка, над которой придется поломать голову. Мое единственное преимущество, хотя в этих обстоятельствах и ничтожное, заключалось в том, что комиссар пока что ровным счетом ничего не знал о фон Шелленберге.

Прежде всего надо избавиться от шпиков. Им, вероятно, приказано хватать меня, как только они почувствуют, что я намереваюсь улизнуть. На обдумывание этой задачи ушло десять минут. Я вернулся к "датсуну" и поехал домой. Серый "ниссан" неотступно следовал за мной.

Я жил один в квартире на втором этаже, в тупичке, отходящем от Риверсайд-драйв. Тесное, убогое жилье – строили его, думая о прибыли, а не об удобствах будущих постояльцев. Гостиная, спальня, ванная и крошечная кухня казались частями головоломки, главные детали которой безвозвратно утеряны. Не было никакой возможности поддерживать в ней порядок. В платяном шкафу недоставало полки для обуви, так что пришлось свалить все башмаки кучей в углу спальни. Книжные полки были такие нелепые, что изрядная часть моей библиотеки валялась на полу и диванных подушках; сами же подушки были разложены в "художественном" беспорядке, поскольку иначе вид их приводил в уныние. Узенький балкон годился лишь на то, чтобы с него мог свалиться захмелевший приятель. Впрочем, я почти не бывал в гостиной, так что в особом комфорте не нуждался.

Сквозь широкое окно я видел живую изгородь, за которой прятался "ниссан" с преследователями. Они всю ночь будут дежурить у моих дверей.