Текст книги "На развалинах третьего рейха, или маятник войны"
Автор книги: Георгий Литвин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)
Глава 8
Так называемая хрущевская «оттепель». Начало развала СССР
В ночь на 2 марта 1953 года в иудейский праздник Пурим, Иосифа Виссарионовича Сталина умертвили, вплоть до утра 6 марта обманывая партию и народы «внезапной и тяжелой его болезнью». Уже 5 марта врач, анатомировавший тело Сталина Русаков был уничтожен. А 1 мая 1953 года на трибуне мавзолея Ленина-Сталина Берия сказал Молотову: «Я убрал его. Я вас всех спас» (Т. Виттлин. «Лаврентий Павлович Берия» Лондон, 1973, на английском и русском языках).
«Западные политики 40-х годов осознали, что тост, провозглашенный Сталиным в 1945 году за «великий русский народ», его аппеляции в 1941 году к русским историческим подвигам, Гимн СССР 1944 года, возвеличивающий «Великую Русь», и наконец, развернутая Сталиным с 40-х годов кампания по пропаганде русской истории, науки и культуры могут означать негласный, но тотальный отказ от подлинного ленинизма-большевизма, реанимацию великороссийской державной концепции…
Эта стратегия сделает сталинское государство еще более жизнеспособным, его влияние – глобальным, что чревато многими опасностями для Запада» (Внутренная жизнь Советского Союза», Гарвард, 1953 г., № И).
Согласно исследованиям американского политолога Б. Херша, ЦРУ в 1949–1951 годах разработало «варианты» убийства Сталина: первый предусматривал устранение Сталина его же «соратниками»…
Тем временем, в советской печати с января 1953 года усилилась кампания против тайных и явных врагов народа, угроза ареста нависла почти над всеми членами тогдашнего Политбюро. Открытый процесс над «бериевцами» мог стать реальностью, чего их хозяева не могли допустить, ибо такой процесс стал бы разоблачением-приговором стратегии космополитов в отношении не только СССР, но русской нации и славянства в целом! (Алексей Чичкин, публицист. «Народная защита», 1994, № 1).
Немецкий советолог Ф. Боркенау утверждал, что арест личных врачей Сталина означает заговор против него его соратников – они хотят приставить к нему своих врачей, чтобы решить его судьбу… Примечательно, что именно 1 марта 1953 года начала вещание на СССР принадлежащая ЦРУ радиостанция «Свобода». Она-то и сообщила в тот же день о кончине Сталина. И в след за ней эту новость торжественно объявили «Голос Америки», «Голос Израиля», «Би-Би-Си» (Т. Мирзоян, «Земщина», 1992 г., № 72).
После смерти Сталина продолжал действовать президиум ЦК партии в составе 10 человек (Маленков, Берия, Хрущев, Булганин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Микоян, Сабуров, Первухин). Было решено избрать Хрущева первым секретарем ЦК, Маленкова – утвердить председателем Совета Министров, Берия остался членом президиума ЦК и стал министром внутренних дел.
Берия стал энергично сколачивать новую «коалицию» против Маленкова. Маленков опирался на партийный аппарат и на армию. Опорой Берия был аппарат МВД, его мощный репрессивный механизм. Министр госбезопасности С. Д. Игнатьев насчитывал около одиннадцати миллионов осведомитилей!
Маленков пришел в аппарат ЦК в 1934 году. Рекомендовал его Каганович, у которого он работал в Московском комитете партии. Став заведующим отделом руководящих кадров, он скоро завоевал доверие Сталина. В 1938 году Маленкову поручили выступить с докладом на пленуме ЦК, в 1941 – на XVIII Всесоюзной партконференции. С 1948 года Маленков практически руководил секретариатом ЦК, а в 1952-м году на XIX съезде партии делал по поручению Сталина доклад от имени ЦК. В 1941 году Маленков вошел в состав Политбюро в качестве кандидата, в 1946 году стал его членом. Сталин верил в личную преданность Маленкова, а тот давал понять ему, что, становясь над партией, репрессивные органы могут представлять опасность и для самого Сталина. Первым заметным делом Маленкова было устранение Ежова. Сталину был нужен баланс трех сил: парток'ратии, репрессивных органов и технократии. Так Маленкову была уготована роль второго человека в партии и государстве.
Берия освободил врачей и прекратил это дело. Затем он послал своих эмиссаров в Грузию, чтобы закрыть и опасное для него «мингрельское дело». Дело это было подготовлено до смерти Сталина тогдашним министром госбезопасности Игнатьевым, который был очень близок к Маленкову. Расправившись с неугодными ему грузинскими руководителями, Берия укрепил свой тыл. Затем он добился снятия Игнатьева с поста секретаря ЦК.
Маленков взял на себя руководство секретриатом ЦК и как Председатель Совета Министров взял под контроль и МВД, то есть ведомство Берия. Маленков решил упредить Берия, согласовав свои действия с маршалом Жуковым. На 26 июня Маленков назначил заседание Совета Министров. Перед самым заседанием он пригласил к себе Хрущева и Булганина, где заявил им о заговоре Берия и что ему известно об их поддержке Берия. Спасти свои жизни они смогут только при условии, что примут участие в разгроме заговора. Булганин должен был на собственной машине доставить в Кремль группу офицеров, подобранную Жуковым. Они согласились.
На заседании Маленков предложил арестовать Берия за государственную измену. Его поддержали Первухин и Сабуров. Молотов, Ворошилов, Каганович были против. Воздержались Хрущев, Булганин и Микоян. В этот момент в зал заседания зашел Г. К. Жуков с офицерами и дальше пошло так, как уже неоднократно описано.
Маршал Жуков предложил Маленкову арестовать и тех, кто был в сговоре с Берия, но Маленков не согласился, надеясь сделать их союзниками в предстоящей внутрипартийной борьбе за власть в Кремле. Это предложение, отвергнутое Маленковым дорого обошлось Жукову. Маршал обрел себе врага в лице Никиты Хрущева.
Итак, 26 июня 1953 года был арестован Берия, который после суда, 23 декабря 1953 года был расстрелян. Так закончилась карьера этого политика. А внутрипартийная борьба среди партбоссов продолжалась. Шла она на фоне острой внешнеполитической схватки ведущих держав мира, бывших союзников в антигитлеровской борьбе со странами социалистического блока.
Тут уместно, видимо, прояснить причины возникновения «холодной войны». Это было не одно лишь военное противостояние, но и наметившаяся генеральная линия на национальную консолидацию в России, восстановленной в своих почти прежних границах. Сионисты и космополиты выступали скрыто и открыто против державной политики Кремля, возрождения русского национального самосознания Они всячески чернили прошлое нашего народа, его вклад в мировую культуру, в науку. Сначала им был дан решительный отпор, как у нас в стране, так и в странах народной демократии. Но после смерти Сталина вся эта свода снова воспряла духом.
Закулиса решила, что пробным камнем станет Германия. Берия хотел ликвидировать ГДР за экономическую помощь в сумме 10 миллиардов американских долларов. Вот что об этом пишет Павел Судоплатов в своей книге «Разведка и Кремль»:
«Сталин в 1951 году предложил идею создания единой Германии с учетом интересов Советского Союза и эта проблема обсуждалась в правительственных кругах. Бывший министр МГБ Игнатьев еще до смерти Сталина утвердил специальный зондажный вопросник наших спецслужб за рубежом по этой проблеме… Перед самым Первомаем 1953 года Берия поручил мне подготовить секретные разведывательные мероприятия для зондирования возможности воссоединения Германии. Он сказал мне, что нейтральная объединенная Германия с коалиционным правительством укрепит наше положение в мире».
В этом мероприятии определенную роль должны были играть агенты МГБ польский князь Януш Радзивилл и немецкая актриса Ольга Чехова. Для этого в Германию была отправлена наша известная разведчица 3. И. Воскресенская (Рыбкина), но арест Л. П. Берия помешал провести эту предательскую, по отношению нашей Родины, акцию.
Я вспоминаю свою встречу с Ольгой Чеховой (Книппер). На автостраде КПП Мариенборн шла обычная работа: контролеры проверяли документы, а таможенники – грузы. В комнату, где я работал, вошла красивая женщина средних лет и по-русски обратилась ко мне:
– Здравствуйте, товарищ старший лейтенант (хотя я был лейтенантом, но у немцев это принято – при какой-либо просьбе повышать звание). Я хотела бы вас попросить оказать содействие труппе моего театра. Я Ольга Чехова. Надеюсь, что эта фамилия известна каждому русскому.
– Да фрау, фамилия Чехов каждому у нас в Союзе хорошо известна, но что передо мной известная немецкая актриса Ольга Чехова – это сюрприз. Рад с вами познакомиться, прошу садиться, какие у вас проблемы?..
Она мне рассказала, что ее труппа на двух автофургонах с декорациями и в малолитражном автобусе едет из Западной Германии в Берлин, но в моторе одного из грузовиков случилась какая-то неисправность, а они хотели бы приехать в Берлин все вместе. Я доложил о ее просьбе начальнику КПП.
Капитан Сидоров пришел в мою комнату, познакомился с Чеховой и пообещал помощь, заявив, что «не каждый день через наш КПП проезжают такие известные личности».
Дело в том, что мы вместе с ним ранее смотрели кинофильмы с участием этой актрисы, которая напоминала в чем-то нашу знаменитую кинозвезду Любовь Орлову.
Он вышел распорядиться, а когда через некоторое время возвратился обратно, то предложил пройти в его кабинет. Там мы продолжили беседу, а так как время было традиционного у немцев «кофе-тринкен» (кофепития), то кофе, чай и бутерброды оказались кстати. Беседа шла по-русски и я удивлялся, что немка не забыла наш язык и без акцента правильно говорила.
Она на это нам ответила: – Хотя я немка, но родилась в России, училась в лучших школах и русский мне такой же родной, как и немецкий. Затем она рассказывала о жизни в России до революции, о своей тете народной артистке Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой, об Антоне Павловиче Чехове, о том, что она была уже после войны в Москве и т. д. и т. п. Но о своей жизни в гитлеровской Германии не говорила ни слова, а мы, естественно, старались об этом не спрашивать.
Машина была исправлена и ее труппа уехала в Берлин. Через несколько лет, когда я довольно близко сошелся с полковником народной армии ГДР фон Витцлебеном (о его судьбе я уже выше рассказывал), он поведал мне, что встречал Ольгу Чехову в Москве сразу же после войны.
Работая над книгами об обороне и освобождении Крыма (1941–1944 гг.), я старался, кроме подлинных архивных немецких документов, читать книги немецких авторов об этой эпопее. В моих руках оказалась книга Альфреда Фрауенфельда, бывшего начальника военной администрации в период оккупации Крыма. В своей книге он уделяет Ольге Чеховой целую главу. Оказывается, автор до прихода к власти Гитлера был близко знаком с актрисой Ольгой Чеховой. Затем, при Гитлере он стал гауляйтером нацистской партии в Вене, а после возглавил отдел культуры и искусства нацистской партии. Естественно, в эти годы он встречался с учеными, артистами, художниками, и в том числе и с Ольгой Чеховой. Он доказывает, что в ее книгах «Я не скрываю ничего» и «Мои часы идут иначе» она безбожно врет. Ольга Книппер (1897–1980) родилась в Петербурге в семье министра. Она общалась с детьми царя, видела одиозного Распутина. Затем училась у Станиславского, вышла замуж за знаменитого тогда артиста Михаила Чехова, племянника Антона Павловича. В 1920 году уехала в Германию, где началась ее блистательная артистическая карьера. Она играла в 221 фильме. После войны пыталась создать свой театр, основала известную косметическую фабрику. Полковник фон Витцлебен рассказывал мне, что он в мае 1945 года встретил Ольгу Чехову в спецлагере НКВД. Он там оказался раньше, так как сдался в плен добровольно под Кенигсбергом со своими подчиненными и его немедленно переправили в Москву как родственника фельдмаршала. В том лагере Ольга Чехова была несколько дней, а затем исчезла из поля его зрения. В немецкой газете я читал, что ее в Москву перевозили на военном самолете и что она проживала там на конспиративной квартире три месяца. Когда она жила в послевоенной Германии, то одна штутгартская газета поместила фотомонтаж, где она на одном из снимков была с орденом Ленина. В действительности ее тетя Ольга Книппер-Чехова к 75-летию была награждена Орденом Ленина.
Фрауенфельд в своей книге утверждает, что работники культуры в основном приветствовали приход Гитлера к власти, ибо он установил жесткий порядок в стране. Некоторые из них эмигрировали, тем самым доказывая свое несогласие с политикой нацизма, а остальные начали приспосабливаться и восхвалять «новый порядок» Исключением из этого правила не была и Ольга Чехова, которую он хорошо знал. Ври – да знай меру!
Ольга Чехова пишет, что она имела свое мнение, вела себя независимо в кругу высших партийных функционеров нацистской партии. Он же утверждает, что работники культуры и искусства раболепствовали перед всесильными вождями нацистской Германии. Думаю, что Фрауенфельд прав, ибо резкое изменение курса присуще не только немцам. Стоит посмотреть на нынешних наших «перестройщиков» – разницы почти никакой. Уместно заметить, что еще великий Гете показал в своем «Фаусте», что сделка с дьяволом никогда не проходит даром. И к тому же никогда не окупается.
Вспоминается в связи с этим судьба известного немецкого писателя Ганса Фаллада, который до прихода Гитлера к власти писал новеллы о жизни и борьбе рабочего класса и особенно молодежи в Веймарской республике. Его печатали в изданиях коммунистической партии Германии. У него была большая семья (десять детей), эмигрировать он не мог. После прихода к власти нацистов печатать его книги перестали. Учитывая его тяжелое материальное положение, министерство пропаганды, возглавляемое опытным пропагандистом Геббельсом, решило его использовать в своих целях. Нацисты привлекли его к написанию сценариев для кинофильмов. Конечно, ничего выдающегося он написать в то время не мог, но запятнал свое имя сделкой с дьяволом. Когда же его после победы привлекли к работе в газете «Теглихе руншау», издававшейся на немецком языке, то его недоброжелатели начали печатать статьи в западногерманских газетах о его тесных связях с нацистами и приписывать ему то, что он не делал. Нужно отдать должное, что сотрудники этой газеты не поверили клевете и документально опровергли обвинения. Когда был создан «Культурбунд», то в «Теглихе руншау» было помещено интервью с Фалладой, где он поддержал идею создания этой организации и там были такие слова: «Прежде всего нужно спасать молодежь. Ей нужно дать правильную ориентировку. Она должна извлечь уроки из нашего печального опыта, учиться на наших трагических ошибках. Пусть нам, старикам, предъявят счет. Мы за все расплатимся, если можно искупим свою вину». Это, на мой взгляд, были верные слова и для нас они актуальны сегодня.
А вот что делалось в Германии в это время предоставим слово нашему разведчику в «Организации Гелена» Хейнцу Фельфе: «В 1953 году произошли события еще сильнее высветившие националистический и воинствующий антикоммунистический характер «Организации Гелена». О резкой активизации подрывной работы против ГДР мы получили полное представление под Новый год. Гелен прислал нам поздравление к которому приложил письмо, где выражал уверенность в успешном решении в наступающем году «проблемы иного рода в рамках наших задач по германскому вопросу». Речь шла ни больше ни меньше как о контрреволюционном путче в ГДР, подготовка к которому шла в это время на всех парах и который был затем спровоцирован 17 июня 1953 года. Доказательством этого служит документ, датированный 29 июля 1952 года, так называемый «Протокол 6600», известный также под кодовым названием «Юнона? Он был целиком сориентирован на послевоенные внешнеполитические и военные планы Вашингтона и полностью опровергает распространявшуюся Геленым легенду о том, будто его организация не принимала участия в подготовке вооруженной агрессии в 1953 году. Напротив, этот военный документ был составлен руководством «ОГ» по договоренности с Бонном, и после его утверждения организация Гелена, тесно взаимодействуя с ЦРУ, проявила наибольшую активность. Для иллюстрации напомню, что в канун 17 июня 1953 года в Западном Берлине находились в высшей степени интересные персоны: Аллен Даллес, шеф ЦРУ; Элеонор Л. Даллес, специальный советник госсекретаря США по вопросам Берлина, генерал Мэтью Б. Риджуэй, командующий 8-й американской армией во время агрессии против Кореи и позорно прославившийся варварскими методами ведения войны (позднее он стал верховным главнокомандующим вооруженными силами НАТО в Европе), Отто Ленц, статс-секретарь ведомства Федерального канцлера. А 17 июня туда дополнительно прибыли Якоб Кайзер, министр по общегерманским вопросам, Генрих фон Брентано, тогдашний председатель фракции ХДС-ХСС в бундестаге, а также председатель СДПГ Эрих Олленхауэр. Почему они там собрались, нет нужды объяснять. «Протокол 6600» предусматривал непосредственное участие «ОГ» в подготовке ко «дню ИКС» и особенно подчеркивал ее значение «на той стадии будущей войны», когда «стабилизируются фронты.
С принятием программы «Юнона» все силы организации были направлены на подготовку будущих провокаций. Особенное внимание уделялось ориентации всех агентов, от курьеров до резидента, на выполнение «специфических задач». Предусматривались дополнительные меры для обеспечения операции «Юнона». Полученный нами «Протокол 2440», в частности, указывал на необходимость достать военное обмундирование и воинские знаки различия находившихся в ГДР военнослужащих Советской Армии, а также личные документы, печати и бланки органов госбезопасности ГДР. С помощью этих средств должны были быть обмундированы и оснащены специальные группы и части, которые провели бы операции, сходные с действиями диверсионной дивизии «Бранденбург», действовавшей на территории СССР в годы Великой Отечественной войны.
Эксперты «ОГ» по ведению психологической войны подготовили специальные циркуляры о тесном сотрудничестве с работниками радиостанций «РИАС», «Голос Америки», «Свободная Европа» и «Свобода», непосредственно отвечающими за шпионаж и подрывную работу. Относительно радиостанции «Свобода» указывалось, что она должна начать свои передачи весной 1953 года.
То, что своевременно стало известно о программе «Юнона», позволило разоблачить политику правительств ФРГ и США и сорвать провокацию в июне 1953 года. Так был поставлен крест на планах развязывания войны. Исход попытки этого контрреволюционного путча известен. Для его главных инициаторов ЦРУ и «ОГ», это было не только сокрушительным поражением, которое им было нанесено за несколько часов, но и потерей агентурой сети по ту сторону Эльбы. Но несмотря на это, в Пуллахе продолжали разрабатывать операции а-ля «Юнона». После июньских событий в «Организации Гелена» усилилась борьба между «умеренными» и «воинствующими», в которой победили, конечно, последние. Я воспользовался этой обстановкой, чтобы форсировать свой перевод в «Центр». И наконец, он состоялся»…
Тогда главкомом Группы советских оккупационных войск и председатель Советской контрольной комиссии в Германи был В. И. Чуйков, а его заместителем А. А. Гречко. Политическим советником – В. С. Семенов. Наши сотрудники к концу 1952 – началу 1953 года в многочисленных беседах с немцами стали наталкиваться на сведения о том, что в ГДР что-то не так, что в среде рабочего класса кем-то умело направляемое растет недовольство политическим курсом Вальтера Ульбрихта и правительства Отто Гротеволя, а поскольку курс этот есть продолжение политики СССР в отношении ГДР, то и политическим курсом Советского Союза в германском вопросе.
В связи со смертью Сталина была некоторая растерянность среди работников Советской Контрольной Комиссии, среди работников военных комендатур. В последовавших переменах здесь главную роль играл Берия.
Немецкие рабочие возмущались постепенной отменой транспортных льгот, на которых неизменно настаивал Ульбрихт и повышением цен на мармелад. Мармелад тогда составлял основную часть завтрака рабочего. 17 июня 1953 года почти во всех крупных городах ГДР была объявлена всеобщая забастовка. Естественно она тщательно готовилась, но в основном носила мирный характер. На митингах и манифестациях бастующие требовали от президента ГДР Вильгельма Пика сместить Ульбрихта и Гротеволя, назначить новое правительство, которое бы лучше, заботилось о людях. Раздавались призывы не провоцировать оккупационную армию, не допустить вмешательство ее в конфликт между рабочими и правительством.
Особенно бурные события развернулись в Берлине, ибо там действовали провокаторы из Западного Берлина. В Дрездене, Горлице, Магдебурге имели место вооруженные стычки с народной полицией, а затем и с нашей армией. В Дрездене были выпущены из тюрьмы отбывавшие наказание уголовники, многие из которых присоединились к наиболее агрессивной части манифестантов. Рано утром 18 июня в Берлин и другие города вошли наши войска и расположились во всех стратегических пунктах. В Берлине было объявлено осадное положение. Тогда же объявили и комендантский час. Вечером наступила тишина. Через несколько дней все успокоилось. Правительство ГДР пошло на уступки рабочим. Наши войска были возвращены в казармы. Комендантский час был отменен, а в Москве был арестован Берия. Очередная атака Закулисы была отбита.
Первым министром госбезопасности ГДР был тогда Вильгельм Цайссер, он же явился и их создателем. Это был очень подготовленный руководитель, прошедший большую школу разведки. Вот вехи его жизни. Родился в 1893 году в Ротхаузене под Эссеном, закончил народную школу и учительскую семинарию. Участник первой мировой войны, лейтенант. После войны вступил в «Союз Спартака», затем в КПГ. Работал редактором коммунистических газет и в профсоюзах. В 1922 году был делегатом профсоюза горняков на II конгрессе Профинтерна в Москве. В 1924 году окончил специальные военные курсы в Москве. Позднее он руководил подрывной работой среди оккупационных войск в Рурской области. Затем работал по линии советской военной разведки, был преподавателем в Международной Ленинской школе в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада. С 1936 года под псевдонимом генерал Гомес находился в Испании. Был организатором и командиром 13-й Интербригады. В годы второй мировой войны находился в СССР, работая в издательстве литературы на иностранных языках, был редактором радиовещания на Германию, работал преподавателем антифашистских курсов для военнопленных. Это была яркая личность. С ним мне приходилось неоднократно встречаться в Германии. Его супруга в то время, когда я учился на курсах военных переводчиков в Москве, преподавала у нас немецкий язык.
В 1954 году «…за антипартийную и фракционную деятельность, угрожавшую единству и чистоте рядов партии» он был исключен из членов партии. Усердствовали в этом грязном деле партбюрократы под руководством бездушного Вальтера Ульбрихта. Его выступления перед населением ГДР, кстати говоря, вызывали всяческие насмешки и особенно за то, что и к концу своей жизни он говорил с характерным саксонским выговором. В. Ульбрихт, напоминал во многом нашего «незабвенного кукурузника» Никиту Хрущева. Умер Цайссер в 1958 году.
В свое время мне довелось тесно общаться со слушателем курсов фон Витцлебеном. Он рассказывал мне о своей учебе в Военной академии немецкого генерального штаба, о службе в вермахте, а затем об участии в заговоре 20 июля 1944 года против Гитлера. Его дядю фельдмаршала повесили и он тоже был приговорен к смерти, но так как непосредственного участия в исполнении теракта не принимал, о чем твердил на допросах фельдмаршал, да и он сам, ибо был на фронте. Ему повезло, после приговора его спас Гудериан, который за него ходатайствовал. Его направили служить в Кенингсберг. Задачей его было: передовой форт не сдавать и в крайнем случае взорвать форт вместе с гарнизоном. Для этой цели к Витцлебену был приставлен офицер СС. В результате долгих разговоров эсэсовцу тоже не очень-то захотелось добровольно умирать за Фатерланд Гитлера. В итоге он доверительно сказал Витцлебену:
– Война проиграна. Через несколько дней русские возьмут штурмом Кенигсберг. Зачем мам всем погибать? Германия должна жить мирной жизнью. Как спасти наших людей от неминуемой гибели?
И Вицлебен ему ответил, ибо уже хорошо знал настроение этого офицера СС:
– Спастись можно только одним способом: сдаться в плен к русским! Вами получен приказ: меня расстрелять, если я предприму меры для сдачи в плен. Так что решайте этот вопрос сами. Я только точно знаю, что в таком случае русские нас оставят в живых и вас в том числе. Они, наверняка знают, что этим фортом командую я, их отношение будет соответствующее.
У меня есть два человека. Я пошлю их в разведку, они перейдут линию фронта. Оба говорят хорошо по-русски и передадут наш разговор русскому командованию. Сегодня ночью они уйдут.
– Согласен. Нам ничего другого не остается, а умирать еще рано. Мы еще сможем пригодиться новой Германии.
Через день разведчики вернулись и передали, что русские приняли наши условия.
– Форт нами был сдан без боя. При этом не было потерь с обоих сторон. К пленным отнеслись, как добровольно сдавшимся, а меня и офицера СС направили в Москву.
Затем он рассказывал об известной немецкой киноактрисе Ольге Чеховой, с которой был хорошо знаком. И что он знал известного немецкого врача главного хирурга вермахта доктора Зауэрбаха, который жил и учился в России.
Удивительно, как мир тесен. В газете «Правда» от 3 ноября 1993 года была напечатана статья Валентины Проскуриной «Служили два товарища». В ней речь шла о том, что главным хирургом Советской Армии в годы войны был Н. Бурденко, а главным хирургом гитлеровской армии был доктор Зауэрбрух. Мало кто знал, что в довоенные годы это были хорошие добрые друзья.
Рассказ в ней ведется от имени академика В. В. Кованова. Вот ее фрагменты.
«Николая Бурденко и доктора Зауэрбруха связывала многолетняя дружба. В молодости они вместе учились и проходили стажировку в ведущих клиниках Европы. Примерно одинакового возраста, прошли одну и ту же хирургическую школу. Но, при специализации пути их разошлись. Николай 'Бурденко стал первопроходцем в диагностике и лечении черепно-мозговых травм и опухолей мозга в нашей стране. Доктор Зауэрбрух разрабатывал методику хирургических операций органов дыхания. О них говорили в довоенное время: у нас в Европе два столпа, два выдающихся хирурга – Бурденко и Зауэрбрух. Оба они были одержимы хирургией…
Бурденко частенько подсмеивался над изобретательской страстью Зауэрбруха. Тот не обижался, знал, что от острого язычка знаменитого хирурга пострадали многие коллеги. Одна шутка особенно осталась в памяти. Однажды Бурденко нагрянул в институт ночью. С ходу ворвавшись в свой кабинет, он оторопел: на его белоснежном диване, не раздеваясь, спал ординатор из Оренбургской области, пожилой сельский врач, а на столе, под лампой, прямо на диссертации его ученика Соломона Фрейберга «О гемофилии», были разложены для просушки его портянки. Узнав, что ординатору негде жить, он на другой день в Моссовете добыл для него временное жилье.
А вот над Фрейбергом не упустил случая пошутить, зная, что от диссертации на эту тему толку мало, гемофилия – болезнь неизлечимая. На общем факультетском собрании, рассказав об этом случае, Бурденко как бы мимоходом заметил: «Не знаю, какова будет отдача от диссертации Фрейберга, но что портянки на ней можно сушить – уже доказано». Все смеялись, диссертант же громче всех.
На этом же диване частенько ночевал и немец Зауэрбрух. Они оба с Бурденко словно предчувствовали, что придется заниматься военно-полевой хирургией. Оба начала пристально изучать труды великого Пирогова, оба затем успешно применили основные принципы организации военно-полевой хирургии… Но в то время они еще не знали, что их навсегда разлучит война, поставив по разные стороны фронта. Однако в конце тридцатых годов между ними уже пробежала волна холода.
Вскоре каждый из них получил свое назначение: Бурденко стал главным хирургом Красной Армии, Зауэрбрух – гитлеровской. Дружбе двух выдающихся хирургов пришел конец. Но я даже и предположить не мог, что когда-нибудь эта история получит свое продолжение. Но чего не бывает в жизни, а в годы войны – особенно. Бурденко никогда больше не суждено было встретить своего бывшего друга, а мне – пришлось. Берлин, май 1945-го. Повержен рейхстаг. Мы с группой медиков ждем, когда из подвалов выведут гитлеровскую медицинскую службу. И вот тогда я увидел Зауэрбруха. Он обреченно шел в толпе, вдруг поднял голову, обвел всех мутным взглядом, мы встретились глазами, но в них не промелькнуло никакой искры – он меня не узнал. Вернувшись в Москву, я рассказал Николаю Ниловичу об этой встрече. Он долго молчал, потом вымолвил: – Какой талантище пропал. Мог бы служить всему человечеству, а служил Гитлеру. Вскоре мне предстояла поездка в Берлин. Бурденко попросил меня зайти к нему. С некоторым смущением он протянул сверток.
– Найди Зауэрбруха. Он, наверное, голодает. Передай ему. Тут ветчина, консервы из моего пайка. Я обещал выполнить его просьбу. Так судьба еще раз свела меня с Зауэрбрухом. Он не был замешан в преступных опытах гитлеровских эскулапов, к ответственности его не привлекали. В послевоенном разрушенном Берлине была острая нужда в медиках, и ему доверили руководить хирургической больницей. Зауэрбрух и в такой обстановке проявил свои организаторские способности. Сейчас много говорят о методе Святослава Федорова, а ведь именно Зауэрбрух успешно применил такой метод еще в те времена. Больных в его клинике оперировала бригада врачей – каждый выполнял свою часть. Так еще никто в мире не оперировал.
Мы встретились, Я напомнил ему о нашем знакомстве, о Москве, о Бурденко. Взгляд его оживился:
– Неужели он вспомнил о нашей дружбе?..
Я молча передал Зауэрбруху сверток. Он отвернулся и… заплакал. Потом дрожащими руками достал из шкафа шприц и прямо через брюки ввел себе морфий. Мне нечего было сказать. Мы попрощались. И больше никогда я его не видел. О последнем эпизоде я ничего не сказал Николаю Ниловичу. Язык не повернулся…
На этом Владимир Васильевич Кованов закончил свой рассказ. А мне подумалось: кто же нанизывает цепочку нашей судьбы? Бог? Время? Или мы сами? Где та грань, за которой мы не властны распорядиться своей жизнью, и плывем туда, куда несет нас бурный поток событий? И не свернуть, не выплыть на спасительный берег, как бы ты ни барахтался, ни рвался среди жестоких и холодных волн судьбы.
Мог ли Зауэрбрух изменить обстоятельства? Наверное, да. Этот умный и проницательный человек должен был видеть, в какую пропасть ведет Гитлер немецкий народ. На худой конец он мог бы эмигрировать и свой блестящий талант отдать развитию мировой медицины. Не сделал этого.