Текст книги "На развалинах третьего рейха, или маятник войны"

Автор книги: Георгий Литвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

Война – не простой пожар. Силой можно погасить только большой огонь. А многочисленные маленькие очаги можно понемногу размыть только с помощью терпения, мудрости. Но мудрости не хватило никому. Холодная война набирала обороты…

На вопрос: «Что страшнее: война или политика?» – У. Черчилль ответил: «Политика, потому что на войне убивают только один раз».

Устрашение противника путем уничтожения большого количества мирных жителей и поныне считается одним из самых действенных средств достижения политических целей. Достаточно вспомнить события только последних лет: массовое уничтожение населения Ирака, Югославии, других «горячих точек» планеты…

Внук Дуайта Эйзенхауэра Дэвид многие годы спустя написал о своем деде, его роли во Второй мировой войне. По его мнению, Эйзенхауэр недооценивал решающего влияния на его мышление событий на Восточном фронте. Это упущение, подчеркивал он, является ключевым, ибо недооценивать взаимозависимость Восточного и Западного фронтов – значит упустить из виду тот факт, что без надвигающегося русского фронта какая-либо высадка союзников в Европе была бы невозможна, как, впрочем, и то, что без обязательств советского сотрудничества в форме крупного наступления на Восточном фронте высадка союзников в Северо-Западной Франции не могла быть предпринята в то время, когда это произошло.

История второго фронта имеет свою предысторию, уходящую корнями в предвоенные годы.

Спустя полвека после начала величайшей трагедии в истории человечества многое видится как цепь роковых ошибок, нелепых случайностей, заблуждений государственных деятелей, имевших тягчайшие последствия для судеб миллионов людей. Человеческий разум не может примириться с тем, что войну не удалось предотвратить, хотя это было возможно. Значит, не удастся предотвратить и следующую? Значит, всегда найдется кто-то, кто, воспользовавшись противоречием интересов государств, рискнет силой склонить нужную чашу весов истории?

Одним из политиков, сыгравших далеко не последнюю роль при определении сроков открытия второго фронта, был Уинстон Черчилль, не новичок в политике, относящийся, по выражению В. И. Ленина, «к величайшим ненавистникам» Советского государства…

Ненависть никогда не была хорошим советчиком. А величайшая ненависть тем более. Ненависть ищет любое средство, любых союзников, чтобы уничтожить раздражающее обстоятельство. И никогда ее целью не бывает мир. Ненависть бывает терпеливой, она способна годами выращивать нечто ей, как она считает, полезное. И очень часто – на свою беду. Фашизм казался достаточно мощным средством уничтожения коммунизма. Да он и становился таковым. Едва; ли фашизм мог выйти на уровень государственной политики, не говоря уже о выдвижении претензий на мировое господство, если бы на то не существовали благоприятные специфические условия, созданные авторами острого противоборства двух систем.

Ради исторической справедливости следует сказать и о просчетах советской внешней политики в предвоенные годы, обусловленной также идеологическими стереотипами. Экспорт революции не был только чисто теоретическим построением. Сам Ленин впоследствии, поняв, что революционные ситуации созревают в разных странах по мере создания определенных противоречий, отмежевался от мировой революции, рассматривая это как непозволительное вмешательство в чужие внутренние дела, и обосновал идею мирного сосуществования в качестве важной составной части своего исторического замысла построения социализма в одной стране. Но Лев Троцкий в журнале «Под знаменем марксизма» № 11 за 1922 год писал: «Советское государство есть живое отрицание старого мира, его общественного порядка, его личных отношений, его воззрений и верований». Многие из старых большевиков искренне верили в борьбу до полной победы коммунизма. Но «старый мир» – это не только «акулы империализма», но и конкретные простые люди, которые, желая освобождения от эксплуатации, любую цену платить за это были не готовы и от «воззрений и верований» избавиться не очень-то и спешили. И надо заметить, делали правильно. Но все-таки коммунизм был мощным фактором, влияющим на настроения населения Англии, Франции и других стран Европы.

К концу 30-х годов казалось, что расчеты оказались правильными и Гитлер готов искоренить коммунизм, как обещал.

Если ему чего-то для этого не хватает, пусть берет… Так мюнхенский сговор руководителей западных держав с Гитлером открыл дорогу Второй мировой войне. В международных отношениях возобладала самоубийственная логика «каждый за себя», облегчающая агрессорам «выбор целей». Не сумев убедить потенциальных союзников в необходимости союза, Сталин 23 августа заключил договор о ненападении с гитлеровской Германией, потом – с Японией. Разгром Германией Франции, покорение почти всей Западной Европы, блокада Великобритании, готовность Японии к новому прыжку на Дальнем Востоке заставили западных политиков задуматься. Без установления союзнических отношений с СССР существование их государств ставилось под угрозу. Началась мучительная «переоценка ценностей».

Теперь стояла задача – втянуть в войну СССР.

Гитлер 22 июня 1941 года решил ее, наконец-то оправдав надежды Черчилля и других руководителей западных держав. «Этот шаг Германии почти напоминает дар провидения», – сказал военный министр США Г. Стимсон. Заявив о поддержке Советского Союза в войне с гитлеровской Германией, в Лондоне и Вашингтоне заняли выжидательную позицию, хотя положение СССР было исключительно тяжелым, если не сказать катастрофическим. Лучше всех то, о чем думали западные политики, выразил в своем знаменитом высказывании Гарри Трумэн. Его высказывание уже выше приводилось. На практике помощь была ограничена обещанием заключения ряда экономических соглашений, распространением в США в ноябре 1941 года закона о ленд-лизе на Советский Союз и весьма скромными на первых порах поставками военного снаряжения…

Выше уже говорилось, что германский фашизм ради уничтожения «коммунистической заразы» в Европе разрабатывал страшное оружие, основанное на расщеплении атомного ядра. К чему могли бы привести последствия его применения на Европейском континенте, показал несчастный взрыв реактора в Чернобыле. В США между тем тоже активно велись работы над созданием ядерного оружия. Тем самым вопрос о сроках открытия второго фронта и приближении окончания войны имел и особое общечеловеческое значение в связи с потенциальной угрозой атомных бомбардировок. А их планировал не только Гитлер. Вот свидетельство обозревателя газеты «Вашингтон пост» Уолтера Пинкуса, опубликованное в номере за 21 июля 1985 года: «В 1944 году Соединенные Штаты первоначально планировали сбросить атомные бомбы одновременно на Германию и Японию». При этом журналист ссылается на мнение руководителей Манхэттенского проекта по разработке атомной бомбы и на ранее не опубликованные документы. Согласно этой информации, Европа на заключительном этапе Второй мировой войны находилась на волосок от атомной бомбардировки.

«Подбор первоначальных целей в рамках Манхэттенского проекта был осуществлен в 1944 году, – пишет У. Пинкус, – когда война против нацистской Германии все еще продолжалась. Поэтому… применение атомного оружия… предполагало различную тактику». В документе 1944 года доктор Уильям Пенни английский ученый, прикомандированный в то время к Манхэттенскому проекту, писал, что в отношении Германии и Японии надлежало предусмотреть различную высоту для взрыва ядерной бомбы, которая именовалась «штуковиной», так как (далее «Вашингтон пост» цитирует У. Пенни) «существует значительное различие в отношении последствий взрывов для германских и японских городов». В этой же статье У. Пинкус сообщает: «Как признал отставной бригадный генерал Пол Тиббетс, командир подразделения бомбардировщиков Б-29 и пилот самолета «Энола Гей», с которого была сброшена первая атомная бомба на Хиросиму, в Адриатическом море был выбран остров, призванный служить базой для американских самолетов-атомоносцев на европейском театре военных действий. Тиббетс заявил в интервью, что ему было приказано подготовиться (далее газета цитирует слова генерала) «для нанесения бомбовых ударов… одновременно в Европе и Японии. Однако к весне 1945 года, за несколько месяцев до того, как первая (атомная. – Авт.) бомба была готова, поражение нацистской Германии стало свершившимся фактом, поэтому планы были ограничены Японией».

Значит, ожидание атомной бомбы – еще одна причина затяжки с открытием второго фронта? Может быть, «европейской Хиросимой» должен был стать Дрезден, все же разрушенный позднее почти до основания «всего-навсего» обычными бомбами, за неимением атомной?

Кульминацией англо-американских воздушных бомбардировок Германии стала так называемая «большая неделя», приуроченная ко дню рождения Джорджа Вашингтона 22 февраля 1945 года. Вот как описывает ее американский историк: «Истребители и бомбардировщики 8-й воздушной армии США две ночи подряд наносили удары по Берлину, которые объективные наблюдатели сравнивали с «концом света». Две тысячи бомбардировщиков уничтожили большинство наземных объектов и вызвали хаос среди беженцев…» Далее, согласно сценарию «большой недели», последовали сокрушительные удары по Эссену и Дортмунду, и, наконец, налет на Дрезден в ночь с 13 на 14 февраля. «Официально, – заметил Давид Эйзенхауэр, – Дрезден был избран как центр производства вооружений и транспортный узел, связывающий военные заводы в Вене, Праге, Брно и Пельзе со складами и зонами связи за германскими линиями (обороны. – Авт.) по Одеру – Нейссе… Налет имел целью деморализацию немцев путем демонстрации того, что они могли ожидать в ближайшие недели, если не капитулируют, а также, возможно, должен был произвести впечатление на русских, которым предстояло занять город и стать первыми свидетелями результатов бомбардировок с далеко расположенных баз по избранным живым целям».

В период войны гитлеровская Германия пыталась нащупать почву для сговора с западными державами. Все ее усилия завязать какие-либо контакты с советской стороной, как это имело место в 1943 году в Стокгольме, а также зондаж в Москве японцев относительно посредничества в деле прекращения войны между Германией и Советским Союзом были решительно отвергнуты советскими представителями, а США и Англия информированы об этом.

Совершенно иначе отнеслись к такого рода проискам западные державы. Правящие круги США и Англии не отвергали полностью возможности достижения сепаратного мира с Германией. Переговоры между представителями западных держав и гитлеровской Германии являлись не единичными «эпизодами», как их пытаются представить США и Англия, а выражением вполне определенного курса, обусловленного тем, что они были не прочь заключить в то время за спиной Советского Союза сепаратный мир с Германией. При этом тенденции к такой сделке усиливались на последнем этапе войны по мере роста авторитета и военной мощи СССР.

Особенно активно выступали за переговоры с гитлеровской Германией и сепаратный мир с ней англичане и лично У. Черчилль. В США были влиятельные круги, стоявшие на таких же позициях. Цель, которую они преследовали, была одна – спасти германский милитаризм от полного разгрома, чтобы в зависимости от обстановки снова использовать его в той или иной форме против Советского Союза.

Министр иностранных дел Риббентроп поддерживал контакты с представителями западных держав главным образом через официальные представительства германского МИД в Португалии, Испании, Ватикане, Швейцарии, Швеции, Турции и других странах, где держал для этого особенно доверенных людей.

Практически на всем протяжении войны германская разведка поддерживала связь с американскими и английскими спецслужбами, которая была налажена еще с довоенного времени. К примеру, руководитель армейской разведки – абвера адмирал Канарис имел свою систему связей с представителями западных держав. Но особую активность развил один из наиболее приближенных к Гиммлеру главарей СС В. Шеленберг – руководитель разведки СД. Что касается лично Гитлера, то, являясь сторонником сплочения всех «европейских сил» для борьбы с Советским Союзом, он также проявлял склонность к примирению с западными державами, как говорится – ворон ворону глаз не выклюет. Он до конца своих дней «цеплялся за надежду установить военное содружество между немцами и англосаксами против Советов», надеясь найти общий язык прежде всего с Англией. На это же Гитлера все больше толкали Муссолини и Антонеску. Эти «деятели» носились то с бредовыми предложения о заключении сепаратного мира с СССР для укрепления своих позиций и достижения лучшей сделки с западными державами, то выступали за переговоры о мире с западными державами. Вторая идея постепенно брала верх по мере понимания того, что советская сторона никогда не пойдет на сепаратный мир.

Гитлер основные надежды возлагал на автоматический раскол антигитлеровской коалиции, считая, что этому надо всячески содействовать. Притом чем сложнее и безнадежнее становилось положение Германии, тем упорнее Гитлер цеплялся за мысль о неизбежности усиления трений пежду союзниками. Он был убежден, что западные державы и СССР не смогут до конца совместно вести войну, так как их цели различны, как различны их идеологии. Надо признать, что подобные надежды Гитлера имели определенные основания. Чем ближе было окончание войны, тем чаще раздавались во влиятельных кругах США и Англии голоса, что Германия уже достаточно ослаблена, чтобы стать послушной воле западных держав, и потому следовало бы заключить с ней сепаратный мир. Трумэн полагал, что немцам нужно было сразу после поражения под Сталинградом или, в крайнем случае, после высадки англо-американских войск в Северной Франции капитулировать перед западными державами. А Черчилль уже в 1949 году, когда еще только «остывали» жерла орудий, прямо признал, что «требование безоговорочной капитуляции не соответствовало его убеждениям».

Такие настроения правящих кругов Запада не были секретом для Гитлера и его клики, ибо германской разведке удалось овладеть шифром разведслужбы США и немцы были в курсе переписки А. Даллеса по различным вопросам, в том числе и о будущем мире, который несли Европе воины нашей армии. Даллес был чрезвычайно враждебно настроен против нашей страны и позиции своей, между прочим, ни от кого не скрывал. На основании и другой информации немцы делали выводы, что между союзниками имеются значительные противоречия и что правящие круги западных держав, опасаясь «русской угрозы», готовы пойти на сепаратный мир с Германией. Предпринятое немцами 17 декабря 1944 года наступление в Арденнах преследовало цели: рассечь и ослабить англо-американские армии, оказать давление на западные державы и заставить их пойти на сепаратные переговоры.

Представители германского МИД вели переговоры в Стокгольме с представителями США и Англии через шведских посредников. Тоже делалось в Берне и Мадриде. Но особенно бурную деятельность развил Гиммлер. При содействии своего ближайшего окружения, в частности доктора Керстена и В. Шеленберга, он пытался убедить западные державы в необходимости «объединения сил в борьбе против большевизма». С этой целью в октябре 1944 года В. Шеленберг по указанию Гиммлера пытался установить связь с Черчиллем через Валленберга. Гиммлер решил также использовать международные еврейские организации, чтобы побудить Запад к переговорам с ним, обещав прекратить уничтожение евреев. Это в какой-то степени ему удалось.

В конце 1944 года Рузвельт направил в Швейцарию «в качестве своего личного представителя» главу квакеров Р. Мэкклина, включившегося в переговоры между СС и организацией американских евреев. 5 ноября 1944 года Р. Мэкклин встретился в Цюрихе с уполномоченным Гиммлера. Наконец, Гиммлер сам включился в налаживание контактов с представителями и доверенными лицами западных держав. Под Веной он встретился с президентом Швейцарии Ж. М. Муси, а затем с членом Международного еврейского конгресса Мазуром. 19 февраля и 2 апреля 1945 года состоялись встречи Гиммлера с племянником шведского короля, вице-президентом шведского Красного Креста графом Бернадоттом, на которого, учитывая его хорошие связи с влиятельными английскими кругами, он возлагал большие надежды.

В феврале 1945 года с помощью итальянского промышленника барона Парилли между начальником личного штаба Гиммлера, главным уполномоченным СС при командующем группой армий «Центр» Кессельринге обергруппенфюрером К. Вольфом и А. Даллесом был установлен тесный контакт, который положил «начало одной из самых крупных дипломатических диверсий, грозивших нарушить единство антигитлеровской коалиции накануне победы». А. Даллес и английский фельдмаршал Г. Александер положительно относились к предложениям К. Вольфа относительно сепаратной капитуляции.

8 марта 1945 года А. Даллес принял К. Вольфа в Цюрихе. 19 марта представители англо-американского командования генерал-майор Лемнитцер (США) и генерал Т. Айри (Великобритания), прибывшие из штаб-квартиры Г. Александера в Аскону, обсуждали с К. Вольфом фактически уже технические вопросы капитуляции.

Западные державы надеялись ввести Советское правительство в заблуждение, пытаясь представить дело так, будто бы они лишь ведут зондаж о том, как же смотрят на свою судьбу Гитлер и его ближайшее окружение. На деле же они вели настоящие переговоры и фактически установили перемирие в Италии. Однако всем этим замыслам западных держав и гитлеровской клики не суждено было сбыться. В конце марта 1945 года Советское правительство решительно потребовало от союзников прекращения всяких сепаратных переговоров с представителями гитлеровской Германии, в результате чего переговоры с К. Вольфом были прерваны, а 9 апреля 1945 года англо-американские войска возобновили наступление.

20 апреля 1945 года, когда шли бои в Берлине, Геббельс в выступлении по радио настойчиво предлагает западным державам объединиться для совместной борьбы с коммунизмом.

Во время последней встречи с Бернадоттом в ночь с 23 на 24 апреля 1945 года в шведском консульстве в Любеке Гиммлер вновь говорил о стремлении капитулировать только на Западном фронте и объединиться с западными державами против СССР.

В конечном итоге провалились все попытки гитлеровской клики расколоть антигитлеровскую коалицию вопреки всем проискам врагов Советского Союза, благодаря нашей тогдашней «легендарной и непобедимой» Красной Армии.

Проводя переговоры с союзниками в Тегеране и Ялте, Сталин не только обладал преимуществами, которые делали победу русского оружия несомненной, но и преимуществами эффективной работы советской разведки, сумевшей получить секретную информацию из высших эшелонов власти США и Великобритании и знавшей, о чем союзники пытаются договориться за спиной СССР и как плетутся паутины закулисной дипломатии Запада.

На Тегеранской конференции, проходившей с 28 ноября по 1 декабря 1943 года, советская делегация во главе со Сталиным столкнулась с антисоветским замыслом Запада: во-первых, как можно дольше оттянуть открытие второго фронта и, во-вторых, начать свое наступление не на востоке, а на юге. Позиция Черчилля в этом вопросе заключалась в том, что противнику якобы можно нанести поражение серией военных операций с южного направления – в северной части Италии, на Балканах, в Румынии. На конференции Сталин потребовал от Черчилля назвать точную дату открытия второго фронта. Не получив вразумительного ответа, он поднялся с кресла и сказал Ворошилову и Молотову: «У нас слишком много дел дома, чтобы здесь тратить время. Ничего путного, как я вижу, не получается…» Черчилль вынужден был назвать дату май 1944 года.

У союзников не было никаких сомнений в ближайшей победе над Германией. В связи с этим обсуждалась ее судьба после войны. Англо-американская сторона выступала за расчленение Германии на несколько государств – Пруссию, Баварию, Саксонию и др.

Однако Сталин не согласился с этим. «По-моему, – сказал он, – решение германской проблемы надо искать не на путях уничтожения Германского государства, ибо невозможно уничтожить Германию, как невозможно уничтожить Россию, а на путях ее демилитаризации и демократизации, с непременной ликвидацией нацизма, вермахта и передачи преступных руководителей третьего рейха под суд народов».

На Ялтинской конференции вырабатывается порядок оккупации Германии. Она была разбита на четыре зоны. Наша зона вместе с частью Берлина была по территории самой большой.

Вот как на самом деле выглядел административно-территориальный состав зон оккупации Германии по данным предварительной переписи в ноябре 1945 года, не считая Берлина.

Советская зона.

Площадь ее равнялась 107 500 кв. км. Население составляло 18 559 000 человек. В состав зоны входили: Саксония, Тюрингия, Ангальт, Мекленбург, Бранденбург, Прусская Саксония, часть Западной Померании, Берлин.

Американская зона.

Площадь ее равнялась ИЗ 164 кв. км. Население составляло 15 722 000 человек. В состав зоны входили: Бавария (без района Линдау), северная часть Бадена с городом Карлсруе, северная часть Вюртемберга, Гессен, Гессен-Нассау (за исключением четырех западных районов).

Британская зона.

Площадь ее равнялась 98 826 кв. км. Население составляло 22 023 904 человека. В состав зоны входили: Ольденбург, Брауншвейг, Липпе, Шаумбург-Липпе, Шлезвиг-Гольштейн, Ганновер, Вестфалия, северная часть Рейнской провинции и города Гамбург и Бремен.

Французская зона.

Площадь ее равнялась 39 152 кв. км. Население составляло 5 959 818 человек. В состав зоны входили: Южная часть Рейнской провинции, Саарская область, западная часть земли Гессен, четыре западных района провинции Гессен-Нассау, южная часть земли Баден, южная часть земли Вюртемберг, Гогенцоллерновские земли и Баварский Пфальц.

Административное деление Берлина выглядело следующим образом.

Советский сектор.

Площадь – 40 281 кв. км. Население – 1 174 000 человек. В сектор входили районы: Центр, Пренцлауерберг, Фридрихсхайн, Трептов, Панков, Вейсензее, Лихтенберг, Копеник.

Американский сектор.

Площадь – 21 083 кв. км. Население – 980 000 человек. В сектор входили: Крайцберг, Нейкельн, Темпельгоф, Штеглиц, Шенеберг, Целендорф.

Британский сектор.

Площадь – 16 564 кв. км. Население – 606 000 человек. В сектор входили: Тиргартен, Вильмерсдорф, Шарлоттенбург, Шпандау.

Французский сектор.

Площадь – 11 078 кв. км. Население – 426 000 человек. В сектор входили: Веддинг, Райникендорф.

Источник: БСЭ, т. 5, с. 26.

Советская делегация представила тогда в Ялте и свой план по германским репарациям. Согласно ему, на немцев накладывалось обязательство выплатить 20 миллиардов долларов, из которых половину должна была получить Россия. Советская делегации при этом подчеркнула, что упомянутая сумма не в коей мере не покрывает размеров причиненного нашей стране ущерба. Репарации должны были выплачиваться не деньгами, а в натуральной форме – и путем вывоза целых промышленных предприятий, и путем ежегодных поставок промышленной продукции.

Советская делегация настаивала на предоставлении американских долгосрочных кредитов, которые, безусловно, были бы справедливой формой компенсации за тяготы войны, вынесенные Россией из-за задержки открытия второго фронта.

На Ялтинской конференции СССР принял на себя официальное обязательство начать военные действия против Японии не позже чем через три месяца после окончания войны в Европе. За это наша страна получила право восстановить права на все территории, которыми она обладала на Дальнем Востоке до навязанного ей в 1905 году договора с Японией.

Однако сразу же после смерти Ф. Рузвельта в апреле 1945 года новый президент США Трумэн отказывается от взвешенной и разумной внешней политики, предлагавшей учет новых реалий, рожденных победой над фашистской Германией, и переходит к политике грубого и наглого диктата в отношении нашей страны. Такую же позицию стал занимать и Черчилль.

День великой победы над Германией стал днем начала тайной, а затем и открытой холодной войны Запада против СССР.

9 мая 1945 года, когда миллионы москвичей ликовали по поводу победы, американский журналист Р. Паркер, прорвавшийся сквозь толпы москвичей в посольство США, внезапно столкнулся с главным советником посольства масоном Д. Кеннаном. «Он, – пишет Р. Паркер, – стоял у закрытого окна так, чтобы его не было видно, чуть отодвинув длинную портьеру. Он молча наблюдал за толпой ликующих людей, по праву гордившихся своей страной, армией и их вождем Сталиным. Я заметил на лице Кеннана странно-раздраженное выражение. Бросив последний взгляд на людей, он, отойдя от окна, злобно сказал: «Ликуют. Они думают, что война кончилась. А она еще только начинается!»

По плану «Барбаросса» война должна была закончиться до наступления зимы 1941/42 года… И вот теперь, в 1945 году, мы в Германии, чтобы никогда на этой земле не зародилась новая война. Что касается западных союзников по антигитлеровской коалиции, то они, еще до знаменитой речи Черчилля в Фултоне, а тем более после нее, вразрез с достигнутыми в Тегеране, Ялте и Потсдаме договоренностями, вели дело к восстановлению в своих зонах оккупации сил, вскормивших в свое время нацистов. Ускорению этого процесса во многом содействовало провозглашение «доктрины Трумэна» и «плана Маршалла».

Еще 16 апреля 1945 года, в последние дни войны, ряд американских газет опубликовали полученное из конфиденциальных источников сообщение, что днем раньше «группа членов американского правительства приняла решение после войны превратить Германию в оплот против России». Одним из руководителей этой группы был банкир Дж. Ф. Даллес, который позже проводил этот курс, занимая пост государственного секретаря в правительства США.

В то время как Советский Союз был занят реализацией четырехсторонних решений, западные державы все более открыто становились на путь их саботажа и даже прямого срыва. Уже в конце сентября – начале октября 1945 года главе американской делегации на первой сессии Совета министров иностранных дел четырех держав в Лондоне было дано указание не искать достижения договоренностей с Советским Союзом, а в январе 1946 года президент США Г. Трумэн, чья подпись стоит под принятыми на Потсдамской конференции документами, писал своему государственному секретарю, что «русским нужно показывать железный кулак и говорить сильным языком». И далее: «Мы не должны идти теперь ни на какие компромиссы». Позже выяснилось, что уже в то время в американских правящих кругах вынашивались планы войны с СССР с использованием атомного оружия и что планы эти все более связывались с возрождением германского империализма. Бывший заместитель госсекретаря США С. Уэллес откровенно писал летом 1945 года о желании влиятельных кругов Англии «усилить ныне разгромленную Германию в качестве будущего буфера против слишком могущественного Советского Союза». «Германия с ее возможностями, – говорил Дж. Ф. Даллес в 1946 году, – представляет, наряду с атомной бомбой, огромную силу, и ее ни в коем случае нельзя выпускать из своих рук».

Американская газета «Дейли ньюс» уже в 1955 году писала: «Для нас стало ясно уже через несколько месяцев войны, что лучшей ставкой Запада против угрозы некоммунистической Европе со стороны Советской России является всемерное поощрение вооружения Западной Германии… Немцы прорвались к воротам Москвы и, наверное, уничтожили бы коммунизм в его родной почве, если бы Адольф Гитлер не был бы таким идиотом…» Американская реакция, как видно, явно сожалела о крахе гитлеровцев и не отказалась от мысли вновь толкнуть немцев против СССР. Большую роль при этом должна была сыграть «охота на ведьм» – преследование прокоммунистически настроенной части населения, как это приказал сделать еще кайзер Вильгельм II перед началом Первой мировой войны. Он говорил: «Сперва перестрелять социалистов, обезглавить и сделать их неопасными, если нужно, то путем кровавой бойни, и после этого – внешняя война. Но не ранее…»

Возрождался культ армии и вообще грубой силы как лучшего средства решения стоящих перед Германией проблем. Прусский милитаризм, идеология которого стала основой и в новой пропагандистской капании, отличался особой реакционностью, агрессивностью, обусловленной историческими условиями его возникновения и развития, в первую очередь легкими победами прусских войск в 1864 году над Данией, в 1866 году над Австрией, в 1871 году – над Францией. Центральное место в этой идеологии занимала теория, согласно которой немцы являлись «высшей расой», призванной в силу своего превосходства господствовать над другими народами. Эта теория не однажды помогла сконцентрировать потенциал нации на одной идее, добиться больших успехов в беспощадной борьбе с ближними и дальними соседями по Земле, но каждый раз оказывалось, что эта расовая теория и есть тот самый «колосс на глиняных ногах».

И вот – новая попытка… Западногерманские политические деятели довольно рано встали на путь милитаризации страны, но делали это сперва скрытно. В первое время руководители западных держав не могли просто отвергнуть потсдамские соглашения. Ряд положений этих решений под давлением мирового общественного мнения стал выполняться. Было объявлено об аресте некоторых военных преступников. На отдельных предприятиях начался демонтаж оборудования и отправка части его, в соответствии с соглашениями, в распоряжение Советского Союза. Начиналось взимание репараций в пользу СССР и других заинтересованных государств. Было распущено большое количество соединений, частей, штабов и учреждений вермахта.

Но делалось все это нашими союзниками чрезвычайно медленно, с явной надеждой на поворот событий совсем в другое направление…

Из речи У. Черчилля 23 ноября 1954 года на предвыборном митинге в Вудфорде мы узнали, что еще в конце войны он приказал командующему британскими войсками в Европе собирать и складировать немецкое оружие. Фельдмаршал Монтгомери на следующий день публично подтвердил факт получения им перед окончанием войны телеграммы, упомянутой Черчиллем. «Это действительно правда, – заявил он. – Я получил эту телеграмму от Черчилля. Я подчинился приказу. Как солдат, я всегда подчиняюсь приказу». Вскоре он вторично подтвердил, что получил от Черчилля телеграмму, «призывающую быть готовым к совместным действиям с побежденными немецкими войсками в случае дальнейшего продвижения русских». Но эта телеграмма – тоже не экспромт Черчилля, а часть определенной политики. Уже в 1942–1943 годах в американских и английских лагерях для немецких военнопленных проводилась интенсивная работа по отбору и подготовке лиц, на которых американское правительство намеревалось опираться при реализации своих планов. Представитель военного министерства США полковник Винлокк заявил 27 июля 1943 года на совещании американских комендантов лагерей для немецких военнопленных: «На нас возложена задача подготовить из немцев кадры, которые могли бы быть использованы для укрепления престижа Америки и проведения политики в самой Германии после оккупации ее союзниками. Мы должны отбирать такие кадры из числа немцев, невзирая на то, фашисты они или не фашисты… Вообще надо изжить из нашего лексикона термины «фашист», «наци». Помните, что для нас, для будущей Европы, непопулярные до сих пор национал-социалисты могут быть и будут полезней и удобней разных антифашистов и демократов… В Германии и Европе мы, американцы, будем устанавливать порядок, а для этого нам нужны многочисленные и близкие нам по духу военные кадры».